Вечный город Волков

Пролог

Волчица — символ Вечного города.

Легенда гласит: на берегах Тибра жило племя латинов. И правил им мудрый царь Нумитор. Но власть, как всегда, притягивает тьму. Его брат, завистливый и жестокий Амулий, захватил трон, убил царя и его сына, а дочь, Рею Сильвию, обрек на безбрачие, сделав жрицей богини Весты.

Спустя год Рея Сильвия родила двух мальчиков-близнецов. Она утверждала, что их отец сам бог войны – Марс.

Амулий очень боялся, что потомки Нумитора свергнут его, и приказал бросить близнецов в бурный Тибр. Но в те дни река вышла из берегов. Рабам не удалось добраться до глубокого русла — и они оставили корзину на мелководье.

Когда разлив спал, корзина оказалась на сухом месте. Младенцы выпали из корзины и начали плакать.

Их плач услышала волчица, спустившаяся к реке, чтобы напиться. Она вместо воды нашла детей. Она спасла и выкормила брошенных на произвол судьбы близнецов – потомков Марса, пока на них не наткнулся пастух, который воспитал их и дал имена - Ромул и Рем. Волчица со своим молоком и кровью передала детям ген волка и свою силу.

С годами братья узнали свою историю. Они отомстили Амулию, восстановив справедливость, и решили основать город.

Ромул предложил начать строить на Палантинском холме, где их нашла волчица, а Рем на холме Авентин. Они долго спорили, как будет называться их город и кто там будет править. Стали они ждать знака от богов. Рем первым увидел счастливое предзнаменование – шесть парящих орлов.

Ромул увидел предзнаменование позже, зато это были двенадцать орлов. Каждый из братьев был уверен, что боги выбрали именно его, и ещё больше рассорились. Тогда Ромул выкопал ров, который должен быть окружить будущую стену города. Рем же в насмешку перескочил через ров.

Ромул разгневался и убил брата со словами: "Такова будет участь всякого, кто переступит стены моего города без разрешения!"

Так родился Рим. Рома.
Это случилось в 753 году до нашей эры.

Ромул стал первым царём Рима. Он сделал своим символом орла. С тех пор его сопровождали 12 воинов приверженцев - ликторов, стражей его власти.

Но на холме Авентин остались потомки Рема, которые возненавидели Ромула и его приверженцев и поклялись отомстить.

Прошли века. Империи поднимались и рушились, но Вечный город — стоял. И стоял не просто так.

Две линии крови — Ромула и Рема — не исчезли.
Их потомки унаследовали волчью силу.
Она передавалась по крови — от матери к дочери, от отца к сыну. Сквозь поколения. Сквозь смерть. Они хранили ген, делающий их особенными. Они были хищниками-волками, для которых их стая и территория главный смысл жизни.

Они были не просто людьми.
Полулюди. Полуволки. Полубоги.

Для них стая — закон. Территория — святыня.
Их вечное противостояние — битва за город, за право на истоки, за первородство.

Они давно забыли, что когда-то были братьями. Потомки Ромула и Рема взаимно ненавидели и враждовали между собой на протяжении веков, отстаивая право на свою территорию. Кровная связь между ними была утрачена навсегда.

Единственное, что их объединяет и по сей день — волчица.
Она — не просто символ.
Она — их начало, их суть, их сила.

Почти три тысячи лет прошло, но с тех пор ничего не изменилось. Сила волка передается по крови из поколения в поколение и по сей день. Большинство людей и не догадывается, что потомки основателей до сих пор правят этим Вечным городом.

Глава 1

Николетта Белуччи

La famiglia (семья) и la casa (дом) — всегда были самыми главными словами в ее жизни. Для таких, как она, иначе и быть не может.
Когда ты часть стаи, у тебя нет выбора. Когда ты часть стаи, тебе ничего другого не остаётся, как послушно следовать приказам вожака. Ты подчиняешься альфе.

Одинокий волк обречён. Одинокий волк зачастую пропадает, в то же время, как стая дает тебе чувство безопасности и в какой-то степени определенности. В стае каждый знает свою роль, вожак всегда один и твой долг подчиниться ему.

Вожаком является самый сильный самец в стае, все остальные самцы безоговорочно подчиняются ему, а он считает своим долгом постоянно напоминать своим "вассалам" о собственном превосходстве.

Ее семья — одна из древнейших в Риме. Они относятся к элите этого города. Они — патриции. Ее предок был одним из двенадцати ликторов самого Ромула основателя. С тех пор ее семья верно служит потомкам вожака. За это им дарованы богатство и привилегии, о которых обычные смертные могут только мечтать.

Они — люди с волчьим геном, унаследованным от волчицы, вскормившей Ромула и Рема на реке Тибр. Ген им даёт силу, скорость, отличное зрение, слух и обоняние. Они дерзкие, сильные и очень умные хищники. Люди на подсознательном уровне всегда испытывали двойственное чувство к волкам, с одной стороны - страх и ненависть, с другой - уважение и восхищение.

Они очень верные и семейные существа. Они — существа стаи. Семья и территория это альфа и омега их существования.

Ген активируется в определенном возрасте: у парней в восемнадцать, а у девушек в двадцать. До тех пор они обыкновенные люди, с такими же проблемами, мечтами и желаниями, своими тайнами и разбитыми сердцами, как и у всех.

Николетта любила свою семью, но еще больше она любила свой город. Этот Вечный город — живое существо. Архитектура, история, люди — всё в Риме наполнено дыханием веков.
Здесь живут открытые, веселые, страстные люди, с которыми легко найти общий язык. Они все любят вкусную еду, крепкое вино, музыку и танцы до утра.

Жизнь кипит в этом городе круглосуточно, день и ночь. Он — совершенен.

Всё в нем прекрасно. Всё, кроме потомков Рема, которые поклялись отомстить Ромуле и его приверженцам почти три тысячи лет назад. С тех пор они не упускают ни малейшей возможности навредить ее стае.

Между их кланами идет война. Непрерывная, безжалостная. Война за территорию. Круглосуточно ведется бой, потомки Рема хотят занять все семь холмов, на которых стоит Вечный город.

Город разделён на две части, границы четко обозначены — запахом стаи. Это значит, что никто другой с геном волка чужой стаи не сможет остаться незамеченным. Его инстинкты тут же сдают его.

С детства Николетта знала, что есть места, куда ходить категорически запрещено. С детства ей внушали, что если попадешь в лапы негодяев из клана Рема, то живым или не покалеченным не вернёшься.

Пол года назад ее брату-близнецу Николасу исполнилось восемнадцать и он стал другим. Он пробудился.
Николас стал одним из самых быстрых, сильных, опасных молодых самцов. В первую же неделю ему удалось отличиться и стать частью элитной группы, которая отвечала за охрану территории принадлежащей клану Ромула.

А она осталась обычной студенткой колледжа. Одна из многих, никому неинтересная, серая, незаметная.

По крайней мере Николетта так думала, пока к ним не пожаловал сам Альфа — Гай Ромула.

Это был самый обычный вечер. Дом был, как всегда, наполнен благовониями, тихими шагами слуг и запахом полированной древесины. Вечерние тени легли на стены, когда в гостиную вошёл Альфа.

Он двигался неспешно, но каждый шаг будто звучал в груди. Его сопровождали двое ликторов — как всегда, молчаливые, как статуи, с орлиными взглядами. В его глазах не было возраста — только сила, неоспоримая, как горы.

— Белуччи, — сказал он, подходя к отцу, — ты вырастил достойного сына. Николас — волк, каким должен быть юный патриций. Сильный, быстрый, преданный.

Николетта наблюдала за ним с интересом, не часто встретишь самого Альфу. Она думала, что будет, что рассказать Изабелле.

Отец сдержанно склонил голову.

— Благодарю, мой Альфа. Он служит с честью.

Ромул перевёл взгляд на девушку. Я смутилась и опустила голову. В его взгляде было что-то необычное. Время как-будто замерло.

— А это твоя дочь? — спросил он, и голос его стал чуть мягче. Почти задумчивым.

Николетта подняла взгляд и встретилась с его глазами. Глубокими, как Тибр в разлив. В них не было ни капли человеческого тепла — только волк, оценивающий добычу или союз.

— Она вылитая мать, — сказал Ромул, обходя ее медленно. — Красивая. Породистая. В ней течет старая кровь, истинная. Умная, судя по глазам. С таким взглядом не рождаются случайно.

Он обернулся к отцу:

— Когда она пробудится?

— Через полтора года, мой Альфа, - ответил отец.

Ромул кивнул, будто подтверждая некую внутреннюю мысль.

— Значит, пора готовить ее к браку.

Николетта почувствовала, как воздух в комнате стал плотнее, тяжелее. Слова прозвучали просто — почти буднично. Но от них кровь в жилах стыла.

— Мой сын Маркус будет будущим Альфой, — продолжил Ромул. — Он уже метит территорию. Ему нужна достойная пара. И мне нужна волчица рядом с ним, способная не только родить сильное потомство, но и держать стаю под контролем, когда придёт время.

Он посмотрел прямо на девушку. В этот момент она почувствовала, что не стоит перед мужчиной. Перед ней стояла сама История. Тысячи лет волчьего закона. Тысячи лет приказов, которым никто не смел сказать "нет".

— Николетта будет его, — произнес Ромул. — Когда пробудится.

Отец не ответил. Он знал — это не просьба. Это воля Альфы. И отказа быть не могло.

В ее ушах зашумела кровь.

Николетту только что выдали замуж. Без ее согласия. За волка, которого она даже не знала. За сына того, кто держит в когтях весь Рим.

Глава 2

Она была у себя в комнате. Ночная тишина раздражала ее, мысли не давали покоя. В дверь постучали. Дважды — коротко и привычно. Николетта знала, кто это был.

— Входи, — сказала она, не поднимаясь с постели.

Николас зашёл, прикрыв за собой дверь. Он был в чёрной футболке, волосы все еще пахли ветром и деревом — он недавно вернулся с обхода границы.

— Я слышал, — произнес он тихо.

Сестра ничего не ответила. Лишь посмотрела в окно. С улицы доносились отдаленные звуки мотоциклов и разговоров. Рим не спал, но она чувствовала себя так, будто оказалась в стеклянной клетке.

— Это честь, Николетта, — наконец проговорил он, подходя ближе. — Альфа выбрал тебя. Он мог бы выбрать любую. Но выбрал тебя.

— Я — не вещь, Нико. Не приз, — раздраженно ответила она.

— Летта, — начал он, но Николетта не дала ему продолжить.

— Ты не слышал, как он говорил обо мне! "Породистая. Будущая мать сильного потомства." Как будто я не человек. Как будто я... племенная кобыла.

Он вздохнул. Не раздраженно, но терпеливо. Почти по-братски.

— Мы — не люди. Не совсем. И ты это знаешь. Мы — стая. Мы живём по другим законам. Ты — дочь патриция. Ты носишь фамилию Белуччи. У тебя есть долг перед кровью и перед городом. И ты не имеешь права стыдиться того, кем ты рождена.

— Но разве я не имею права выбирать? — возмутилась девушка.

Николас опустился рядом. Его голос стал ниже.

— Нет, Николетта. У нас нет выбора. Только путь. Или ты принимаешь его — и становишься волчицей. Или борешься... и рискуешь потерять всё.

Она сжала губы.

— Потерять? Что ты имеешь в виду? — спросила Летта, а в сердце родилась надежда, что все-таки у нее есть выбор.

Николас посмотрел ей прямо в глаза. Не как брат. Как страж.

— Если ты пойдешь против стаи... против Альфы…
Если внутри тебя начнёт жить бунт, а не покорность... ген может не пробудиться. И тогда ты не будешь ни волчицей, ни человеком. Ты станешь никем.

Я с трудом сглотнула.

— Это сказки. Нас пугают этим с детства, - ответила я.

— Нет. Я видел это. Девушек, у которых ген не проснулся. Они остаются навсегда… неполными. Обычными. Они не чувствуют запах границ. Не слышат голос стаи. Их тело отвергает силу. Поверь, ты не хочешь быть одной из них, — закончил свою мысль он.

— А если хочу? — спросила она, почти шёпотом.

Он резко поднялся.

— Тогда ты мне не сестра, — резко ответил Николас.

На миг в его глазах промелькнуло что-то первобытное, дикое, волчье.

Он направился к двери, но остановился.

— Подумай. Успокойся. Утро вечера мудренее. Потом — ты либо одна из нас… либо чужая.

И он ушёл.

В комнате осталась тишина. Только гул в ушах — и бешеное биение сердца.

"Одна из нас... или чужая."

"А если я вообще не хочу быть одной из них?"

Николетта задумалась. Ведь это мог быть выход из сложившейся безвыходной ситуации.

Ген Волка у девушек активируется в двадцать лет, если до этого момента соблюдены все условия крови, долга и чистоты. Один из главных табу — девственность до Пробуждения.

Если девушка теряет девственность до двадцати — ген не пробудится.
Считается, что через интимную близость с мужчиной (особенно если он не из стаи) она теряет волчью природу — как бы «растворяет» силу, еще не вставшую на ноги.
Это считается величайшим позором для рода.

Такую девушку называют "спящей" — волчица, у которой ген так и не проснулся. Она остаётся человеком, физически слабее, и больше не имеет права называться частью стаи.
Иногда таких девушек высылают из клана. Иногда используют в политических браках или скрывают от общества как «провал рода».

Если она потеряет Волчий ген, если волчица в ней не пробудится, то она и даром не нужна буду Альфе. Она не сможет дать ему желаемое потомство и он будет вынужден отказаться от нее. Только в таком случае наверняка от нее откажется и вся ее семья. Цена свободы, будет слишком велика. Николетта пока не была уверена, готова ли заплатить такую цену.

Ночь выдалась тяжёлой. Ее мучали сомнения пропитанные кошмарами.

Утром Николетта была уверена, что замужество с Маркусом — это клетка. Она однозначно не хотела становиться частью иерархии, не хотела быть "самкой для выведения потомства".

Единственный способ сохранить себя — утратить ген, стать обычной. Да, слабой. Да, изгоем. Но свободной.

И тогда появилось решение — отдаться кому-то специально, чтобы сорвать Пробуждение...

Тем же вечером она решила поделиться своим решением с Изабеллой, лучшей подругой. Девушки сидели на балконе. Был поздний вечер. На фоне был шум Вечного города, который она так любила.

— Ты… что сказала? — Белла выронила щетку для волос.

— Я всё продумала, — спокойно, почти ледяным голосом проговорила Николетта, вставая и подходя к окну, — Завтра я иду в клуб. На нейтральной территории. Где нет запаха ни Ромула, ни Рема. Где мы — просто люди. Я найду кого-нибудь… и всё.

— Ты… хочешь… специально? — голос Беллы дрожал. — Ты хочешь потерять ген?

Она кивнула в знак согласия.

— Да. Я хочу стать никем. Свободной. Я лучше буду изгоем, чем вещью в золотой клетке. Я не собираюсь быть волчицей, выведенной для спаривания. Не для него. Не для их клана. Не для этой лживой иерархии.

— Но, Луччи… — прошептала подруга, только она называла меня так, — Это навсегда.

— Я знаю, — ответила Николетта.

Она развернулась. В ее взгляде была решимость, упрямая, почти пугающая.

— Ты понимаешь, что ты больше не будешь чувствовать границы? Что ты больше никогда не сможешь войти в дом своего отца? Что твой брат возненавидит тебя?

— Он уже меня не понимает. Для него стая — всё. А для меня…, — она запнулась, — Я больше не хочу жить чужим выбором. Это моё тело. Моя жизнь. Я хочу сама решать, что с ними делать.

Белла села, прикрывая рот рукой.

— А если он… будет грубым? Или ты потом пожалеешь?

Глава 3

На следующий день Николетта сказала дома, что останется ночевать у Беллы. Они часто оставались друг у друга, после того, как умерла ее мама, поэтому ни у кого не возникло никаких подозрений.

Был поздний вечер. Николетта поправляла короткое соблазнительное платье, которое купила специально для сегодняшнего вечера. Белла уложила ей волосы крупными волнами и накрасила, чтобы она выглядела старше своего возраста.

— Луччи… — Белла замялась, а потом достала с полки маленький пакетик. — Я долго думала… и, может, ты решишь, что я сошла с ума, но… я хочу, чтобы ты взяла это.

— Что это? — спросила она.

— Клофелин. Старое средство. Легкое, растительное. Усыпляет ненадолго, без побочек. Просто — выключает. У тебя будет около двадцати минут, чтобы спокойно уйти. Он ничего не вспомнит. Ни твоё лицо, ни разговор, ни даже сам факт, ну ты понимаешь.

Николетта нахмурилась.

— Думаешь, я не справлюсь?— спросила она.

— Я думаю, ты слишком сильно хочешь всё контролировать. Ты пойдешь туда напуганной, на адреналине. Не говори, что нет. Просто подумай, что, если он решит тебя удержать? Что, если он будет не тем, кем ты его примешь? Или ты передумаешь? — Белла сжала пакетик. — Это твой план Б. Я просто хочу, чтобы у тебя был план Б.

Николетта обняла её в знак благодарности. Она беспокоилась обо ней, Николетта чувствовала, что ее судьба Белле не безразлична.

— Как использовать? — спустя мгновение спросила она.

— Разведи в бокале. Оно без вкуса и без запаха. Через десять - пятнадцать минут он отключится. Просто ляжет и уснет. Ты оденешься, выйдешь. Как будто тебя и не было.

Она молчала смотрела на пакетик, словно на оружие. А потом медленно взяла его.

— Спасибо, Белла. Это… правильно. Я не хочу, чтобы он запомнил меня. Я не хочу, чтобы я запомнила его. Он — просто дверь, через которую я уйду.

— Ты уверена? Может все таки передумаешь? Ты откроешь дверь, да, но дороги назад не будет. Эта дверь захлопнется за тобой навсегда.

Луччи опять обняла её.

— Нет, Белла, я не передумаю. Я уже не Николетта Белуччи. Не та, что была. Я — волчица, которая выбирает свою смерть, чтобы однажды снова родиться.

Белла вызвала такси и Николетта поехала в выбранный клуб.

Клуб “L’Equilibrio”. Это была нейтральная территория. Никому не принадлежащая. Обычный среднестатистический клуб, в основном для туристов, решивших вкусить ночную жизнь Рима.

Девушка была на переломе между решимостью и страхом. Атмосфера в клубе была чужая. Николетта впервые была одна, без стаи, без рамок. Она жаждала свободы, но тело придавало. Она была скована и напряжена.

Музыка рвала воздух. Свет пульсировал, как сердцебиение. Люди танцевали, смеялись, терялись в телах и ритмах. Здесь не было запахов стаи, не было следящих глаз. Только анонимность. Только ночь.

Она долго сидела одна у барной стойки. Высокий стул, полупустой бокал с ледяным коктейлем.

Николетта тихо наблюдала.

Парень в кожанке у стены был слишком самодоволен. Второй, у танцпола, слишком пьяный. Третий, рядом с диджеем, явно искал кого-то попроще.

"Не то. Всё не то."

Она нервно провела рукой по шее, поправляя волосы. Сердце билось быстрее, чем после любой тренировки.

"Что ты делаешь, Летта?" — прошептал внутренний голос.

"Ты же хочешь свободы…"

Она осмотрела толпу ещё раз, взгляд метался. Было душно, но не от жары — от давления внутри. Ни один из них не казался правильным выбором. Все были… чужими.

Она отпила из бокала, но вкус был пустым.

"Я не могу…"

В груди начало жечь тревожное сомнение.

"Что, если я ошиблась? Что, если это глупость? А если я сама потом буду презирать себя? Моя жизнь изменится навсегда. Стаю потом уже не вернуть. Семью — потеряю. Николас… отвернется. Я стану изгоем."

"Но если не сейчас — потом будет поздно. " — шептал внутренний голос.

"Альфа всё решит за меня. Маркус получит меня, как приз. Как породистую волчицу. Без шанса, без выбора."

— Ещё? — спросил бармен, оторвав ее от мыслей.

Николетта кивнула рассеянно.

Когда он отвернулся, она посмотрела в отражение бокала. Бледное лицо. Голубые глаза — тревожные и такие неуверенные.

— Ты трусиха? — прошептала она себе. — Или ты боец?

Где-то в глубине зала засмеялся высокий парень. Его лицо мелькнуло в отблесках неона — легкая небрежная улыбка, уверенная осанка. Он был не таким, как остальные.

Николетта замерла.

"Может быть … он?"

Но в следующий миг в животе закрутилась боль — не физическая, а инстинктивная. Что-то было не так. Она отвернулась.

— Я не могу, — прошептала сама себе — Чёрт… я не могу.

Николетта хотела встать и уйти. Но ноги не двигались.

Сердце билось, как барабан. Она окончательно усомнилась в своем собственном плане.

Только она собралась пойти на попятную, допить, встать и уйти, как в клубе началась драка. Где-то за спиной раздался грохот. Крики. И тут же — удар. К ее ногам приземлился, молодой человек еле дыша. Она вздрогнула, но не от страха, а от неожиданности. Парень еле дышал, моля о пощаде. Николетта высокомерно посмотрела на него, затем подняла глаза на того, кто ударил этого несчастного. Их взгляды встретились. Ее как-будто пробило электрическим разрядом. Это был он, тот кто ей сегодня нужен. Больше не было сомнений, она все решила.

Парень на полу был молодой, худощавый, в рваной рубашке. Он с трудом поднял голову, на губах была кровь, а в глазах — паника.

— П-пощади… пожалуйста… — прохрипел он, едва слышно.

Николетта замерла. В груди зажглось странное чувство. Но не страх. Не жалость. Что-то другое.

Она медленно встала, шагнула чуть в сторону, словно освобождая место для палача. Глянула сверху вниз — с тем самым выражением, которое ей всегда приказывали иметь перед чужаками: волчица, породистая, сильная, выше.

Затем подняла глаза и опять увидела его.

Он стоял в метре, как грозовая туча — высокий, напряженный, с лёгкой ухмылкой хищника. Волосы тёмные, сбившиеся от движения. В глазах огонь.

Глава 4

Лучиано Рем

Лучиано вернулся в Рим с тяжёлым грузом на плечах.

Четыре долгих года, проведенных в ссылке за границей, оставили на нем след из шрамов в сердце и чувство вины, что его не было слишком долго. Смерть матери и сестры, которую он так любил, он безоговорочно возлагал на клан Ромула. Эти воспоминания горели в его душе, превращая боль в огонь ненависти и решимости.

Ему не довелось познать мир без войны. С юных лет он учился быть сильным, холодным и безжалостным, чтобы занять место своего отца — предыдущего альфы. Теперь он молодой, но уже закалённый лидер, который не позволит старым врагам спокойно править Римом.

Лучиано смотрел на город, как на шахматную доску, где каждый холм и улица — это поле боя. Нейтральные территории — его первая цель. Он собирал вокруг себя самых верных и сильных, чтобы начать масштабное наступление, которое пошатнет власть клана Ромула.

Но он был не только лидер и воин, но и человек, чья рана делала его уязвимым, порой жестким и холодным. Его ненависть к Ромулу — это топливо для его амбиций, но в глубине души Лучиано искал не только власть, но и справедливость для погибших близких.

Сегодня он сделал первый шаг к своей цели. Нейтральные холмы с сегодняшнего дня под его контролем.

Это стоило отметить.

Дарио предложил клуб «L’Equilibrio». Они сидели за столиком в полутени, вокруг играла тяжелая музыка, люди танцевали и смеялись.
— Вот это праздник, Лучиано! Территория наша. Нейтральные холмы наконец под контролем. Никто из Ромула не осмелится даже нос сунуть.

Лучиано усмехаясь, поднял стакан с крепким виски.
— Ещё рано расслабляться, Дарио. Мы пока не чувствуем их запах, но это не значит, что они спят. Ромула не сдастся без боя.
— Ты всегда такой серьёзный. Отдыхай хоть иногда. Мы заслужили это.
— Отдых — для слабых. Пока я дышу, стая Ромула будет знать — её дни сочтены. Я не позволю им диктовать правила в нашем городе.

Дарио рассмеялся.
— Так держать! Твоя мать и сестра не зря погибли. За них мы возьмём по полной.

Лучиано сжал кулак.
— Это не просто месть. Это возврат справедливости. И я начну с этих нейтральных территорий. Сегодня они — наши, завтра будет весь Рим.

Музыка гудела, клуб наполнялся дымом и светом. Лучиано улыбался, но вдруг его взгляд напрягся — что-то изменилось в воздухе. Он ощутил запах чужого волка, едва уловимый, но очень знакомый.

Лучиано почувствовал, как в воздухе застыл этот ненавистный запах — тихий, но отчетливый след волка из клана Ромула. Его губы изогнулись в холодной улыбке.

— Ты чувствуешь? — тихо спросил он, не сводя глаз с входа.

Дарио последовал его взгляду и нахмурился. Через пару секунд в клуб вошли молодые мужчины — уверенные, спокойные, но с той самой силой, которая цепляла за горло.

Лучиано встал, глаза сверкнули.

— Значит, они все-таки пришли.

В мгновение ока вспыхнула драка. Лучиано и его люди бросились к волкам из вражеского клана, готовые отстоять свою территорию.

Клуб превратился в поле битвы — музыка и свет растворились в грохоте ударов и криках.

Лучиано был, как тигр — быстрый, сильный, безжалостный.

Один из них попытался скрыться в толпе.

— Вот он, — сказал Дарио, указывая на парня.

Без лишних слов Лучиано и его люди окружили несчастного. Избиение было быстрым и жёстким — они ясно давали понять: эта территория теперь принадлежит Рему.

Когда парень уже не мог сопротивляться, Лучиано опустился к нему и спокойно произнес:

— Запомни это хорошо. С сегодняшнего дня эти холмы — наши. Ромул пусть знает — клан Рема не отступит. Это послание для него.

Потом, не обращая внимания на стоны избитого, поднялся и сильным ударом отправил его в нокаут. Парня отбросило на несколько метров прямо к барной стойке, где была она.

Лучиано встретил взгляд красавицы, и время будто замерло. В её холодных, но глубоких глазах он увидел не просто вызов — он увидел родственную силу, ту самую, что так долго искал. Его сердце забилось быстрее, а разум затуманился.

Он не мог оторвать от неё глаз — словно магнетизм тянул его к ней, заставляя забыть обо всём вокруг. В этот момент для Лучиано перестали существовать ни враги, ни битвы — только она, неподвижная и гордая, как истинная волчица.

Любовь с первого взгляда, о которой он никогда не думал, стала необъяснимой истиной, сверкающей среди хаоса войны.

Лучиано стоял, всё ещё чувствуя жар в груди и не в силах отвести взгляд от неё. В его голове вращались мысли, неожиданные и сильные, словно грозовой шторм.

“Кто она? Какая сила скрывается за этой холодной красотой?” — думал он, изучая каждую черту её лица — острый подбородок, горделивый изгиб губ, глаза цвета моря, которые будто видели всё и ничего не боялись.

“Она не просто волчица, она — сама стая. Гордая, непокорная и сильная. Такая, как он.”

Лучиано почувствовал, что эта встреча изменит всё — его жизнь, его путь, возможно даже саму войну между кланами. Он знал: с ней рядом он не будет одинок. И, может быть, именно она — та сила, которая поможет ему добиться справедливости и возмездия.

Но пока в воздухе висела тишина между ними, Лучиано позволил себе впервые за долгое время почувствовать не только ярость, но и нежность — нежность к той, кто, возможно, станет его судьбой.

Он распознал в ней свою истинную пару, он был уверен. Но смущал его один факт. Он на ней не уловил запах волка, она была человеком, без гена.

“Она… моя.”

Эта мысль вспыхнула в сознании Лучиано, как инстинкт — древний, безошибочный. Он знал это всем своим существом. Всё в ней — её взгляд, её сила и гордость — отзывались в нем, как забытая часть его самого.

Он никогда не верил в сказки о «настоящей паре», но вот она стояла перед ним. Никто и никогда не вызывал в нём такой реакции. Его волк внутри зарычал, но не от гнева — от узнавания.

Но в ту же секунду сердце сжалось.

Глава 5

Уйдя с танцпола они отправились к барной стойке, чтобы заказать выпить. Девушка соблазнительно облизывала губы, давая понять, что хочет большего.

Он всё ещё ощущал её прикосновения на своей коже, аромат её тела пульсировал в памяти, как второе дыхание.

— Что ты пьешь? — спросил он, наклоняясь ближе, чтобы перекрыть шум.

— Всё зависит от настроения, — ответила она томным голосом, — а сейчас… хочется чего-то горячего.

Он усмехнулся, заказал два крепких. Стаканы поставили перед ними. Она взяла свой — не спеша, кончиками пальцев, прежде, чем пригубить, посмотрела ему прямо в глаза.

Это не было случайно. Это был вызов.

Лучиано сглотнул. Его волк заворчал — предвкушая. Он чувствовал, как кровь закипает, как в её каждом жесте скрыт призыв.

Она небрежно поставила стакан, провела пальцем по краю стекла, затем слегка наклонилась к нему, так, чтобы он почувствовал тепло её дыхания.

— Ты пытаешься меня соблазнить? — его голос был низким, с хрипотцой, он смотрел на неё с усмешкой, но в глазах горел настоящий огонь.

Девушка прикусила нижнюю губу и склонила голову чуть набок, не отводя взгляда:

— А у меня получается? — спросила она.

— О, да... ещё как, крошка, — его голос стал чуть тише, почти интимным, — мне не терпится тебя поцеловать… но здесь слишком много глаз.

Она улыбнулась, медленно, уверенно — это была улыбка хищницы, которая знает, что дичь уже в ловушке.

— Тогда давай уединимся, — прошептала она. — У тебя есть идеи?

— У меня квартира недалеко, — Он наклонился к ней ближе, его дыхание обожгло ее щеку. — Не бойся меня.

Она провела пальцем по его груди, будто проверяя, насколько он реален.

— Если бы я боялась, я бы уже ушла, — уверенно ответила она.

Они обменялись взглядами — острыми, искрящимися напряжением.

— Тем более, мы оба знаем, что хотим одного и того же. Так зачем тянуть?

Он наклонился ближе, на сантиметр. Его голос стал хриплым, почти звериным:

— Уверена, что справишься с тем, чего хочешь?

Она медленно кивнула. Её взгляд был без страха. Только жажда, только жгучее желание разорвать цепи — и раствориться в ночи.

И больше не было слов. Только предвкушение — острое, как клык перед укусом.

Решение было принято.

Они поднялись в квартиру Лучиано. Дверь за ними закрылась с глухим щелчком, и в ту же секунду все напряжение, накопившееся между ними, взорвалось. Он прижал её к стене в коридоре, его руки обвили её талию, губы жадно искали её. Девушка приоткрыла рот, отвечая с той же страстью — дикая, необузданная жажда, как будто они оба сто лет шли по пустыне и наконец нашли воду.

Он приподнял её за бёдра, прижимая к себе, будто боялся, что она исчезнет, что всё это лишь сон.

Но вдруг, она слегка оттолкнула его, тяжело дыша. На мгновение между ними повисла тишина.

— Эй, не спеши, — прошептала она, улыбаясь и проводя пальцами по его губам. — Мы же никуда не торопимся… верно?

Он замер, всё ещё держа её, и только сейчас уловил в ее голосе игру, кокетство. Она была не просто добычей. Она была охотницей.

— Ты не предложишь гостье выпить? — добавила она с легким прищуром, склонив голову, будто напоминая ему о приличиях, даже здесь, даже сейчас.

Лучиано усмехнулся, опуская её на пол.

— Конечно, bella lupa, — сказал он, направляясь к бару. — Только не исчезай, пока я достаю бокалы. Ты теперь — моя самая ценная гостья.

— Посмотрим, — ответила она, проходя внутрь, обводя его квартиру изучающим, но в то же время раскованным взглядом. — Удиви меня.

Он налил два бокала с глубоким, бархатным вином. Подал ей, и снова взгляды пересеклись. Там всё ещё пульсировало то напряжение, но теперь оно было утонченнее — будто пауза только усилила их жажду.

— За ночь, которую мы запомним, - произнес он.

— Или забудем, — добавила она.

Красавица коснулась бокала своими губами.

— За свободу, — шепнула она и выпила.

Девушка взяла бокал из его рук, её пальцы едва коснулись его, взгляд оставался спокойным, почти игривым. Она сделала глоток, наслаждаясь вкусом, а затем, опустив глаза, тихо сказала:

— А ты расслабься, я сама налью тебе.

Она провела рукой по его плечу и забрала второй бокал с вином.

— Я ведь тоже хочу угостить тебя, mio lupo. Так будет честно, не так ли?

Подойдя к бару, она развернулась спиной к нему. Он не отрывал от неё взгляда, заворожённый изгибом её спины, движением её бёдер, тем, как естественно она взяла инициативу в свои руки.

На короткое мгновение, спина прикрыла её действия — из внутреннего кармана куртки она быстро достала крошечный пакетик. Порошок почти незаметно растворился в вине. Одно движение пальцев — и всё вновь выглядело идеально.

Она вернулась, держа два бокала. Улыбнулась и протянула ему.

— Salute. За то, что ты сегодня оказался в этом клубе… в эту ночь.

Он взял бокал и чуть склонил голову:

— И за то, что судьба может быть такой красивой, когда носит твоё лицо.

Они чокнулись. Она смотрела, как он делает глоток, а внутри нее бился хищный страх, смешанный с адреналином. Это был шаг, от которого не будет возврата. Но это был её шаг. Ее выбор.

Лучиано медленно поставил пустой бокал на столик, его пальцы скользнули по стеклу, задерживаясь, словно он пытался прочувствовать каждый момент.

— Как тебя зовут? — спросил он, чуть хрипло, не сводя взгляда с её губ.

Девушка усмехнулась уголком рта, не спеша откинула светлые волосы назад.
—Близкие друзья зовут меня Луччи, — произнесла она мягко, будто шепнула.

Он замер.

На миг в его глазах промелькнула тень — тонкая, почти неуловимая, но слишком острая, чтобы быть незамеченной. Взгляд стал внимательнее, будто он вдруг увидел её по-другому.

— Луччи? — повторил он медленно, словно пробуя имя на вкус, — Меня так называла… — он оборвал себя, на мгновение потеряв уверенность.

Глава 6

В душе зазвучал тревожный голос: идти против природы — значит обречь себя на потерю того, что сделает её по-настоящему сильной.

Она отстранилась, сердце колотилось, и в глазах заиграла решимость — Николетта знала, что должна удержать себя, иначе всё изменится навсегда.

— Остановись, — твердо сказала она, — я передумала.

Её голос звучал уверенно, хотя внутри бушевала тревога. Она боролась с собой, пытаясь сохранить контроль и не поддаться волчьей природе раньше времени.

Лучиано на миг удивленно посмотрел на неё.

Он на мгновение отступил, словно пытаясь понять, что заставило ее резко остановиться. Его глаза блеснули смешанным чувством — удивлением, нежностью и легкой растерянностью.

Но затем, словно не выдержав этого напряжения, он медленно приблизился снова, его губы вновь встретились с её, более мягко и настойчиво.

Он словно говорил без слов: «Я здесь. Я не уйду. Ты нужна мне».

Николетта ощутила его тепло и силу, но в глубине души продолжала бороться — между желанием и необходимостью удержать себя.

Она отстранилась, глядя прямо в глаза Лучиано.

— Остановись, — сказала она твердо. — Я передумала. Нет, не здесь и не сейчас.

Лучиано нахмурился, словно не понимая.

— Я не понимаю… Ты хочешь этого не меньше, чем я.

— Если мы не остановимся прямо сейчас, — ответила она, — думаю, будем жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, по крайней мере я.

Он улыбнулся и прошептал.

— Я жалеть не буду, ты такая сладкая, Луччи.

Николетта с любопытством посмотрела на него.

— Зачем ты укусил меня?

Лучиано нежно поцеловал место укуса, где кожа чуть покраснела.

— Не волнуйся, следа не останется. Я укусил тебя, потому что ты моя. Так делают волки — пояснил он, - укусом признают свою волчицу. Это знак принадлежности, знак силы и доверия. Ты теперь часть меня, часть моей стаи.

Ты волк? — удивилась она.

Лучиано слегка улыбнулся в ответ.

— Да, — сказал он тихо, — я волк. И теперь ты — моя.

Он продолжил целовать её, но она опять остановила его.

— Если ты немедленно не остановишься, то я никогда не стану волчицей. Мне нет восемнадцати.

Лучиано притих, губы все еще нежно касались ее, но уже по-другому.

— Тогда я остановлюсь, — прошептал он, — потому что хочу, чтобы ты стала тем, кем должна быть… настоящей волчицей, когда придёт время.

Он приподнялся, оставив между ними лишь тонкий мостик из желаний и обещаний будущего.

— Зачем ты пришла в клуб? Зачем тогда соблазнила меня? — жадно изучал он ее, но она ничего не ответила.

Лучиано внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты так манила меня… Мне казалось, что между нами есть что-то большее. — Он сделал паузу и добавил с теплом, — И даже если ты еще не готова, я буду ждать. Потому что настоящая волчица не теряет свою силу — она просто выбирает время.

Лучиано притих, губы все еще нежно касались её, но в его взгляде появилось понимание и уважение.

— Я буду ждать столько, сколько понадобиться, я не шучу, ты моя, Луччи.

Лучиано с улыбкой и искренним теплом нежно взял её руку и провел пальцами по её коже, словно обещая защиту и терпение.

— Я не хочу отпускать тебя, ты особенная, ты моя, я уверен в этом.

Лучиано крепко сжал её руку, его глаза горели решимостью и нежностью.

— Ты особенная — это видно всем, кто хоть раз взглянул на тебя. Ты моя волчица, и я уверен в этом всем сердцем, — Он приблизился ближе, чтобы прошептать ей это на ухо.

Рем обнял её сзади, крепко, словно не желая отпускать. Его тепло и спокойствие медленно проникали внутрь Николетты, заставляя её сердце биться ровнее. Она расслабилась в его объятиях, чувствуя, как тревога уходит на второй план.

Она знала, что он скоро уснёт, а если повезет — утром вообще не вспомнит о ней. И в этом была её маленькая, хрупкая надежда — остаться свободной хотя бы до того момента, когда сама решит стать волчицей.

Он держал ее за руку рассматривая тонкие пальцы, остановившись на браслете.

— Что это за браслет? — спросил он тихо.

Николетта слегка улыбнулась и ответила:

— Я его ношу не снимая. Он принадлежал моей маме. Это семейная реликвия, символ нашей связи и силы. Для меня он — больше, чем просто украшение. Это память, он как оберег, охраняет меня от бед.

Лучиано наклонился ближе и внимательно рассмотрел браслет, где была выгравирована надпись.

— Что там написано? — спросил он, прикоснувшись пальцем к гравировке.

Николетта ответила с теплом в голосе.

— Там — слова на латыни: “Fortitudo et Fidelitas” — «Сила и Верность». Это наш девиз, то, что мы передаем из поколения в поколение.

— Сильно, — ответил он.

Лучиано посмотрел ей прямо в глаза и серьезно спросил.

— Кто ты, Луччи?

В его голосе звучала искренняя заинтересованность и желание понять ее глубже, за пределами внешней силы и красоты.

Николетта отвела взгляд, её голос стал чуть тише и загадочнее.

— Я не могу тебе сказать.

— Почему? — мягко спросил Лучиано, приближаясь еще ближе. — Что-то скрываешь?

В ее глазах мелькнула тень тайны, которая ещё больше притягивала его к ней.

— Думаю, нам лучше не знать, кто мы, — тихо произнесла Николетта, глядя на него с едва заметной улыбкой. — Воспринимай сегодняшний вечер как маленькое приключение.

Лучиано посмотрел на нее с легкой усмешкой, но в его глазах таилась не игра, а что-то куда глубже.

— Ты правда веришь, что мы сможем забыть этот вечер? — спросил он, не отпуская её взгляда. — Что я смогу отпустить тебя?

Она на секунду замерла, потом всё же кивнула.

— Иногда это единственный способ остаться свободной.

— Я не могу отпустить тебя, — прошептал он, голос стал хриплым, напряженным. — Ты моя пара… А я не просто волк, я…

Но Николетта мягко коснулась его губ пальцем, прерывая.

— Тсс… — она покачала головой, взгляд был полон противоречий. — Я не хочу знать, кто ты, Луччи. Не сейчас. Не так.

Глава 7

Николетта осторожно встала с постели, стараясь не потревожить сон Луччи. Его лицо во сне казалось почти мальчишеским — таким мирным.

Она огляделась. Платье было безнадёжно разорвано. Взгляд зацепился за тёмно-серую толстовку, небрежно перекинутую через спинку стула. Она подхватила её, приложила к лицу и вдохнула аромат. Он был насыщен запахом его кожи, теплоты и чего-то неуловимо волчьего. Ее тело откликнулось воспоминанием о его прикосновениях.

Толстовка была велика, почти до колен, но она укуталась в неё, словно в панцирь — и защиту, и утешение.

Подойдя к кровати, Николетта ещё раз посмотрела на него. В лунном свете, проникающем через полузакрытые шторы, он казался нереально красивым, почти неземным.

— Если звёзды сложатся правильно, — прошептала она, склоняясь ближе, — судьба сведет нас снова, Луччи.

Её губы коснулись его виска лёгким прощальным поцелуем.

На секунду Николетта замялась у двери. Взглянула на скомканное, изорванное платье, лежащее на полу. Оно больше не имело ни практического смысла, ни внешнего лоска. Но в нём была история. Этот вечер. Это бегство. Этот поцелуй. Это "почти".

Она подняла платье, провела пальцами по разорванному шву, как будто прощалась. Подошла к креслу у кровати и аккуратно положила его туда — рядом с ним. Пусть останется. Пусть будет ему напоминанием. Или загадкой.

Вместо себя она оставляла запах своего тела. Свой след в его постели. И разорванное платье — как немой символ сделанного выбора.

Она посмотрела на него в последний раз, затем она тихо, почти беззвучно вышла из квартиры, растворяясь в ночной тишине.

Домой Николетта шла не спеша. Ночной Рим был прекрасен — улицы чуть влажные от вечерней росы, воздух теплый, терпкий, пропитанный запахами жасмина, нагретого камня и сигаретного дыма из уличных кафе, где всё ещё кто-то смеялся.

Её ноги ступали легко, будто по воздуху. Она все еще чувствовала на себе его прикосновения, запах, голос. Всё внутри нее дрожало — от страха, от облегчения, от желания, от тайны.

Подойдя к родному кварталу, она свернула на боковую улицу и вдруг — визг тормозов. Перед ней резко остановился мотоцикл, выхлоп вырвался в воздух, и знакомый силуэт спрыгнул с сиденья.

— Николетта?! — голос прозвучал напряженно.

Она замерла. Перед ней стоял Нико — её брат-близнец. Лицо злое, глаза сверкали, кулаки сжаты.

— Где ты была? — спросил он тихо, слишком тихо.
— Я… просто гуляла, — попыталась она сохранить спокойствие, запахнув сильнее на себе толстовку.

Он оглядел её с головы до ног. Его взгляд задержался на чужой одежде. Его глаза сузились.

— Это не твоя вещь. Где твоё платье? Что ты сделала, Летта? — голос срывался на рык.

— Отстань, Нико. Я не обязана тебе ничего объяснять, — голос её был резким, но дрожал.

— Ты всё-таки это сделала… Ты правда это сделала? — он шагнул ближе. — Ты… потеряла ген?

Николетта молчала.

— Ты не понимаешь, чем это обернётся! — прошипел он. — Отец... Альфа... Маркус… Все!

— Я не вещь, Нико, — сдержанно, но уверенно сказала она. — Я не принадлежу клану по праву собственности.

Брат резко развернулся, провёл рукой по волосам, не зная, что сказать. Потом снова взглянул на неё, уже не с яростью — с болью.

— Я просто не хочу потерять тебя. Мы связаны. Ты — моя сестра. Волчица. Или должна была ею стать…

— Я все еще решаю, кто я. — Она прошла мимо него, не оглядываясь. — И это мой выбор.

Николетта остановилась. Ночной ветер тронул её волосы, запах улицы уже не чувствовался — только жар в груди.

— Так ты это сделала?.. — снова прозвучал голос Нико. Уже тише. Почти шёпотом.

Она медленно выдохнула, сжала пальцы в кулаки под рукавом чужой толстовки.

— Нет, — произнесла она тихо, но ясно. — Не до конца.

Нико резко подошёл ближе.

— Что значит «не до конца»?

— Я была на грани, — сказала она, поворачиваясь к нему. В ее глазах отражались звезды и странная, взрослая усталость. — Но я остановилась. Потому что... в какой-то момент поняла, что бегу не от замужества. А от себя.

Нико изучал её лицо, потом опустил взгляд.

— Ген ещё можно пробудить? — спросил он, почти не дыша.

— Да. Пока да.

Он кивнул, облегченно, но не с радостью — с осознанием, что всё стало куда сложнее.

— А он? — спросил он.

— Кто?

— Тот … с кем ты была. Он знает, кто ты?

Николетта отвела взгляд.

— Нет. И я не хочу, чтобы знал.

Пауза. Ветер.

— Значит… ты всё ещё можешь стать волчицей, — с глухой надеждой сказал Нико.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я всё ещё могу стать собой, — ответила она. — А не тем, кем от меня ждут быть.

— Пошли домой, пока тебя никто не увидел, — сказал Нико, оглядываясь настороженно.
Но было уже поздно.

У особняка Белуччи, прямо у парадных ворот, в тени кипарисов, стоял их отец.

Суровый, как всегда. Величественный, с каменным лицом, которое не выражало ни гнева, ни разочарования. Только бесстрашную оценку.

Николетта едва заметно сжалась. Его взгляд был холодным, пронизывающим, как у охотника, смотрящего на дичь.

— Где ты была, Николетта? — голос прозвучал негромко, но в нём чувствовалась угроза, от которой внутренности скручивало в узел.

Она выпрямилась, по-прежнему в толстой мужской толстовке, запах которой всё ещё держал её на плаву.

— Гуляла. Ночь такая красивая.

— В чужой одежде? — отцу не нужно было кричать. Он убивал тишиной.

Нико хотел что-то сказать, но отец поднял руку.

— Я разговариваю с ней. Ты — Белуччи. И ты забываешь, что кровь — долг. И что всему есть цена.

— Иногда цена слишком высока, — ответила она. — Даже для стаи.

Он приблизился на шаг, его глаза были цвета стали.

— А ты решаешь, что слишком высоко? Ты, у которой ещё не пробудился даже ген?

— Может, именно поэтому я ещё могу чувствовать, — тихо бросила она.

Глава 8

Два года спустя

Николетта Белуччи

Международный аэропорт Рим-Фьюмичи́но имени Леонардо да Винчи.

Теплый ветер приносил с собой запах морской соли и старого города. Люди спешили, обнимались, терялись в толпе. Но она стояла, как вырезанная из мрамора, — выше, тоньше, холоднее, чем прежде.
Её глаза не утратили небесной синевы, но в них теперь был лёд.

— Ты изменилась, сестрёнка, — Нико подошел, усмехаясь.

Он был выше, возмужал, на шее тату, скрытая воротом кожаной куртки.

— А ты всё такой же, — мягко улыбнулась она, и в глазах что-то дрогнуло. — Спасибо, что приехал.

Он взял ее чемодан.

— Через три дня, — сказал он, когда они вышли к парковке, — отец устроит помолвку. Всё уже решено. Маркус с отцом приедут на ужин в пятницу.

Николетта не ответила. Лишь закурила.

— Ты ведь не куришь, — удивился он.

— Начала, - резко ответила она, — Могу, хоть что-то решать сама.

— Ты всё ещё не хочешь этого? — он посмотрел на нее внимательно.

— Я никогда этого не хотела. Ни тогда, ни теперь.

— Тогда скажи отцу.

— И что? Он передумает? Ему не нужна дочь. Ему нужна чистая кровь, договор, альянс.

Они сели в машину. Нико завёл двигатель. Радио тихо шептало итальянскую балладу.

— А тот… — начал он после паузы. — Ты вспоминала о нём?

— Ты о ком?

— О том, кого ты выбрала той ночью. Кого никогда не назвала по имени.

Николетта смотрела вперёд, её губы тронула тень улыбки.

— Иногда звёзды не складываются, Нико. Иногда они просто сгорают.

Он не стал расспрашивать. Но внутри что-то кольнуло: сестра больше не была девочкой. Она стала волчицей. Только… какой ценой?

Вечером в особняке горели все огни.

Николетта стояла у открытого окна, вглядываясь в залитый огнями вечерний Рим. Сколько времени она мечтала об этом возвращении… но всё казалось чужим, незнакомым, будто город сменил лицо.

Отец ждал ее в кабинете. Маркус — через три дня.
Она не спешила к отцу, разговор будет тяжелым, уничтожающим.

— Нико… — тихо сказала она, не оборачиваясь. — Расскажи. Что изменилось здесь? Что произошло за эти два года?

Брат, прислонившись к дверному косяку, вздохнул. Он уже ждал этого вопроса.

— Рим уже не тот, Николетта. Стаи больше не соблюдают хрупкий баланс. Наш привычный мир был разрушен, как только Рем вернулся.

Она медленно обернулась.

— Клан Рема забрал почти весь центр города. Их волки патрулируют улицы, как армия. Уверенные, решительные. И дьявольски преданные ему.

— А клан Ромула?

— Мы сражаемся. Пытаемся удержать позиции. Но даже отец не может больше отрицать — Рем слишком силён.
Между стаями — постоянные столкновения. Кровь на улицах. Поджоги, исчезновения. Всё покрыто мнимым спокойствием, но если знаешь, куда смотреть… то видишь, как рвётся старая ткань города.

— И никто не вмешивается?

— Вмешиваются. И погибают. Старейшины уже несколько раз собирались, чтобы договориться с ним. Но… — он пожал плечами. — Рем не слушает никого. Он идёт к своей цели. И никто не знает, что у него в голове.

Нико заметил, как дрогнули её пальцы на подоконнике.

— Через три дня тебя обручают с Маркусом, — напомнил он. — А до тех пор тебе лучше не появляться среди людей, это может быть опасно.

Он не договорил. Просто посмотрел на неё — ту, что когда-то ушла в ночь, чтобы избежать судьбы, вернулась — в сердце войны.

— Ты готова, Николетта?

Она прикрыла глаза.

— Нет, — прошептала. — Но мне придётся.

Николетта оторвалась от окна, повернувшись к брату с лёгкой, почти рассеянной улыбкой — той, что она часто использовала в детстве, когда хотела добиться своего.

— Нико… — начала она, мягко. — Я хочу увидеться с Беллой.

Он нахмурился.

— Сейчас? Уже поздно.

— Мы не виделись два года. И я даже не попрощалась с ней тогда. Она ведь мне как сестра. Пожалуйста, отвези меня. Всего на час. Обещаю,что не задержусь.

Нико посмотрел на сестру с подозрением. Он знал, насколько крепка была их связь с Беллой, и всё же чувствовал, что Николетта что-то недоговаривает. Может, дело было в том, как блестели ее глаза. Или в том, с каким решением она произнесла просьбу.

— Ты обещаешь, что только к ней? Без побегов, без самодеятельности? — уточнил он с нажимом.

— Клянусь, — ответила она, приложив ладонь к сердцу. — Просто увидеть её. Немного поговорить. Мне нужно хотя бы как-то почувствовать себя… дома.

Нико тяжело вздохнул и поднялся с кресла.

— Ладно. Только не заставляй меня жалеть об этом, сестрёнка. Возьму машину. Жди у ворот.

— Спасибо, Нико. — Она подошла и обняла его, неожиданно крепко. — Ты всё ещё мой лучший брат.

— Двигайся, пока не передумал, — буркнул он, стараясь скрыть легкую улыбку.

И пока он шёл за ключами, Николетта знала: эта встреча с Беллой — не просто повод. Это — первый шаг.

Когда машина мягко остановилась у старого дома Беллы, Николетта всё ещё крутила на запястье тонкий браслет. Тот самый — мамины слова на внутренней стороне уже почти стерлись, но пальцы нащупывали их по памяти, будто на ощупь искали ответы.

— Через два часа вернусь, — сказал Нико, не глядя на неё. — Не заставляй меня волноваться, Николетта.

— Не заставлю, — ответила она спокойно и открыла дверцу.

Он подождал, пока она поднимется по ступенькам, и только тогда уехал, оставив за собой лёгкий гул мотора и тень беспокойства.

Дверь распахнулась почти сразу, как только Николетта постучала. Белла, в растянутом свитере и с собранными в небрежный пучок волосами, вытаращила глаза.

— Нет. Быть не может! — выдохнула она, а потом с криком: — Луччи! — бросилась ей на шею.

— Я дома, — прошептала Николетта в объятиях подруги. — По-настоящему.

— Ты изменилась… — Белла отстранилась и внимательно посмотрела на неё. — Но в глазах — всё та же. Пройдём внутрь, ты мне всё расскажешь.

Глава 9

— Я тоже так думала, — прошептала Белла, и в её голосе смешались боль и облегчение.

Словно сквозь трещину прорвался поток давно сдерживаемых чувств. Николетта молча встала и отошла к окну, давая подруге пространство. Она не подслушивала, но чувствовала каждую эмоцию, как будто это звонили ей.

Прошло всего несколько минут, но для Беллы — целая вечность. Когда она положила трубку, руки у неё дрожали, а глаза блестели от слёз.

— Спасибо, — выдохнула она, не в силах сказать больше.

Николетта подошла ближе, обняла подругу.

— Всё хорошо. Ты сильнее, чем думаешь. Иногда достаточно просто сказать «да»... или «прощай».

Они стояли в тишине, и за окном, будто поддерживая их, мягко падал вечерний свет. Впереди было много боли, много решений, но сейчас — только два сердца, две судьбы, и момент, в котором снова дышалось полной грудью.

Белла решила встретиться с возлюбленным.

Николетта стояла в тени подъезда, наблюдая, как подруга приближается к мужчине, что ждал её у машины. Сначала все казалось мирным — тихий разговор, напряженные взгляды. Но уже через минуту Николетта почувствовала, как в воздухе повисло что-то неправильное. Жесты становились резкими, голоса — громче.

— Что ты творишь?! — выкрикнула Белла, пытаясь вырвать руку.

Он стиснул её запястье и потянул к себе, открывая дверцу машины.

— Ты поедешь со мной, слышишь?! — его голос был жестким, будто не осталось ни следа от того тепла, что звучало в трубке час назад.

— Нет! — Белла вырвалась, но он схватил её снова.

В этот момент Николетта сдвинулась с места. Медленно, но решительно, как хищница, готовая защитить стаю. Подошла вплотную. В голосе у неё звучала ледяная угроза.

— Отпусти её. Сейчас же.

Мужчина бросил на нее раздраженный взгляд.

— Это не твоё дело, малышка.

— Ошибаешься, — Николетта шагнула ближе, глаза ее сверкнули. — Она — моя подруга. А ты — последний, кто сейчас должен злить меня.

Он хмыкнул, словно не воспринял её всерьёз, но когда Николетта стиснула его руку на запястье Беллы — резко, сильно, с нечеловеческой точностью, — он невольно дернулся от боли и отступил.

— Ты сумасшедшая?! — прошипел он, потирая запястье.

— В следующий раз я не стану церемониться, — сказала Николетта, не мигая. — Исчезни. Пока я добрая.

Белла стояла, дрожа. Николетта подхватила её под руку.

— Думаешь, ты меня остановила? — усмехнулся он, резко схватил Беллу за талию и притянув к себе. — Я сказал, ты поедешь со мной!

— Отпусти! — закричала Белла, барахтаясь, но хватка была слишком крепкой.

В долю секунды Николетта рванула вперёд и, словно дикая кошка, запрыгнула на него сзади. Обвив его шею рукой и впившись в него ногами, она потянула его назад, вкладывая всю свою ярость и силу в удержание. Мужчина пошатнулся, закашлялся, пытаясь сбросить её с себя.

— Белла, беги! — крикнула Николетта сквозь стиснутые зубы. — Сейчас же!

Белла растерянно замерла, но потом, взглянув в глаза подруге, в которых плескалось отчаянное пламя, развернулась и со всех сил бросилась прочь.

— Чёртова психопатка! — выругался мужчина, извиваясь. Он ударил Николетту локтем в бок, но она не отпускала, пока не убедилась, что Белла скрылась за углом.

— Хватит! — рявкнул он и резко сбросил её с себя, так что она больно ударилась о землю.

Он ещё сделал шаг к ней, но остановился — её взгляд, полный лютой решимости и чего-то необъяснимо хищного, заморозил его на месте. Вдобавок в переулке показались люди — кто-то вышел на балкон, другие обернулись на шум.

Он сплюнул в сторону.

— Сумасшедшая стерва.

И ушёл.

Николетта осталась лежать на асфальте, тяжело дыша. Платье на плече было разорвано, локоть — сбит, но в глазах пылал огонь. Она поправила волосы, вытерла кровь.

— Никто не тронет моих. Никогда.

Николетта поднялась с холодного асфальта, сжав зубы от боли. Дышать было трудно, ребро с левой стороны пульсировало, но всё, что она чувствовала — это гнев и выброс адреналина. Она посмотрела в ту сторону, куда исчез этот ублюдок, затем — в сторону, где скрылась Белла. Убедившись, что та в безопасности, Николетта вздохнула и провела ладонью по шее, по плечу, по запястью…

Застыла.

Сердце сорвалось с ритма. Она опустила глаза на руку — тонкое запястье было пустым.

— Нет, — прошептала она, паника разлилась ледяной волной по телу.

Она обернулась, метнулась к месту, где лежала секунду назад, шаря руками по земле, заглядывая под машины, в траву у тротуара. Но браслета не было.

— Нет-нет-нет… — повторяла она, голос её дрожал.

Это был не просто браслет. Это была память. Связь. Защита. Оберег, что мама надела ей перед смертью. Он пережил всё — изгнание, разлуку, тайны, даже ту ночь два года назад… А теперь… исчез.

Она поднялась на ноги, сжав кулаки. Глаза сверкнули.
Николетта стояла на коленях у края дороги, шаря пальцами по грязной земле, подсвечивая экраном телефона трещины в асфальте и клочья увядшей травы. Машины проносились мимо, не обращая внимания. Пальцы дрожали. Сердце билось в горле.

— Ну же… пожалуйста… — шептала она, снова и снова проверяя место, где прижималась к земле в схватке с тем мерзавцем.

Каждый шорох, каждый отблеск металла казался надеждой. Но браслета нигде не было. Он исчез. Словно растворился. Или…

Звук приближающегося мотора заставил ее вздрогнуть. Фары выхватили из темноты её силуэт — припавшую к земле девушку с растрёпанными волосами. Машина затормозила у самого бордюра.

— Летта?! —это был Нико. — Что, черт возьми, случилось?

Николетта подняла голову, в глазах стояла ярость, паника и боль.

— Я потеряла его, Нико… — прошептала она, — браслет… мамин браслет… Он был здесь, он должен быть здесь…

Нико наклонился рядом, взглянул на сестру, затем — на ночную дорогу, пробегающую в темноте.

— Садись, — тихо сказал он. — Сейчас не время искать, Летта. Мы найдём его. Обещаю. Но не сегодня.

Глава 10

Лучиано Рем

Он знал её имя, или, по крайней мере, то, что она позволила ему узнать.
"Луччи", — так его называла мать. Так никто не называл его с тех пор, как её не стало. Только она — та, что исчезла, оставив аромат своей кожи на его подушке и рваное платье на стуле.

Лучиано Рэм вспоминал ту ночь снова и снова. Сначала — с яростью. Потом — с тревогой. А затем — с жгучей тоской, переходящей в одержимость.

Он перебрал все клубы на нейтральной территории. Купил записи с камер. Подкупил охрану. Он отследил даже бармена, который передал ей бокал. Все, кроме одного — имени. Настоящего.
"Луччи" была тенью. Иллюзией. Искушением, которое оставило на его плече след своего отказа, но в душе — клеймо собственной важности.

Он искал.
Каждую неделю. Каждый месяц. Год.
Он вцепился в её образ, как в последнюю надежду. Он проверял лица, мелькавшие в толпе. Слушал голоса. Улавливал запахи. Ничего.

И всё это время Рим горел. Он отвоевывал квартал за кварталом, захватывал улицы, которые когда-то принадлежали Ромулам. Он поднял свою стаю. Превратил ее в силу. Кровь лилась рекой — за честь, за территорию, за мертвых, за живых.
Но в глубине — всё это было дымовой завесой. Он стал Альфой, но каждый вечер засыпал с её образом перед глазами.
Сладкий, горячий, пахнущий ванилью и страхом, её шёпот всё ещё жил в его голове:

"Думаю, нам лучше не знать, кто мы..."

А он хотел знать. Должен был знать. Потому что всё внутри него, всё, что было волком, шептало — она моя.

Он держал её платье в ящике своего стола, как трофей, как реликвию. Инстинкт подсказывал, что она вернётся. Судьба не дает таких встреч просто так.
И когда она вернётся — он будет готов.

Был один из обычных вечеров, пахнущий порохом, грозой и сталью. Лучиано стоял на крыше старого здания в центре. Отсюда весь Рим был как на ладони — его город, его поле битвы. Его стая под контролем. Почти весь центр принадлежал ему.

Он вдыхал ночь, когда к нему подошёл Дарио — правая рука, его щит и меч.

— Альфа, — коротко кивнул он. — У нас проблема. Франческо пробрался на территорию Ромула.

Лучиано молча обернулся. Взгляд — как лезвие.

— Зачем?

— К Белле. Он... он говорит, что не мог иначе. Что тянет.

Лучиано прикрыл глаза, сердце его коротко дернулось. Он знал эту тягу.
К чертям, он жил в ней два года.

— Он нарушил прямой приказ, — тихо сказал он. — Значит, должен понести наказание.

Дарио кивнул, но не ушёл.

— Есть ещё кое-что. Его немного помяла девушка.

Лучиано напрягся.

— Белла?

— Нет ее подруга.

— Франческо пытался утащить Беллу. Она вмешалась. Он сказал, что она необыкновенно сильная и быстрая.

— Франческо, где он? — спросил он глухо.

— Поймали. Ожидает наказания.

Лучиано медленно кивнул.

— Завтра разберусь с ним. А сегодня…— но Дарио не дал ему договорить.

– Есть еще кое-что, что может показаться тебе интересным.

Альфа вопросительно изогнул бровь, а Дарио продолжил.

—Франческо нашёл браслет. Женский. Не из дешёвых. У нас с собой.

Лучиано напрягся.

— Что за браслет?

Дарио осторожно протянул браслет.

— По описанию напоминает тот, который ты ищешь уже два года.
Едва пальцы Лучиано коснулись металла — внутри него что-то щелкнуло.

Запах.

Он вдохнул глубже.
Сначала — почти неуловимый оттенок. Тёплый, пряный, родной.
Её.
Это был ее запах. Сладкий, как мёд. Яркий, как закат над Тибром.
Он знал его лучше, чем собственную кровь.

— Где он нашел это?

— Когда Франческо пытался утащить Беллу. То та ее подруга обронила, когда пыталась остановить его.

Лучиано сжал браслет в кулаке.

"Она была там."
"Она рядом."

Он резко поднял взгляд.

— Приведи его немедленно, — велел он еле сдерживая волка..

Дарио молча кивнул и исчез в темноте.
Лучиано остался на крыше, сжимая браслет так крепко, что серебро впилось в кожу.
Сердце колотилось. Волк внутри зарычал. Он не ошибся. Она здесь.

Дверь на крышу открылась с глухим скрипом. Дарио вёл Франческо — тот шел с опущенной головой, лицо было в ссадинах и синяках, губа разбита.

— Альфа… — прошептал он.

— Подними голову, — приказал Лучиано холодно.

Франческо подчинился. В его взгляде было сожаление, но не страх. Только... тоска. Та, которую Лучиано сам прятал два года.

— Ты нарушил мой приказ. Ты пересек границу. Рисковал жизнью. Почему?

— Я не мог иначе… — тихо сказал Франческо. — Я чувствовал, что она зовёт. Словно внутри всё горело. Она моя, Альфа. Моя истинная.

Лучиано стиснул челюсть.

— А потом ты решил утянуть её силой?

— Я... Я запаниковал. Она не захотела слушать. Я боялся, что больше её не увижу. Прости, Альфа. Я не хотел...

— Кто был с ней?

— Подруга. Светлые волосы. Глаза синие. И... она на меня напала. Словно зверь. Я не успел даже увернуться.

Лучиано замер.

— Она. Напала?

— Да. Быстрая, как молния. Сильная. Не знаю, как она это сделала.

Дарио переглянулся с Альфой.

Лучиано выдохнул. Глубоко.

— Этот браслет… — он поднял руку с украшением. — Ты уверен, что она его уронила?

— Да. После схватки я нашёл его у себя в капюшоне. Запах был ее. Это точно.

Тишина. Глубокая, звенящая. Потом Лучиано поднялся.

— Уведите его. Не калечьте.

— А наказание? — спросил Дарио.

— Отложим. Сейчас важнее другое. — Его глаза сверкнули. — Найти её.

— Как прикажешь.

Когда они ушли, он остался один.

Ветер трепал его волосы, но он чувствовал только ее запах. Снова и снова. Его мозг вспоминал мягкость её кожи, её голос, её губы, шёпот «Если звезды сойдутся…».

Он сжал браслет.

— Я найду тебя, Луччи. Даже если для этого придётся сжечь весь Рим.

Глава 11

Николетта Белуччи

На следующее день Николетта сидела у окна, завернувшись в мягкий плед и грея руки о чашку кофе. Глаза ее блуждали по улицам Рима, как будто искали в них ответы.

Она была обеспокоена рассказами Николаса о том, что творят волки из клана Рема и что ее любимый Вечный город больше не безопасен.

Внезапно телефон завибрировал.

Неизвестный номер.

“Мы должны встретиться.”

Она нахмурилась и быстро напечатала в ответ:

“Кто это? ”

Ответ пришел почти мгновенно.

“Твоё прошлое. И твоё будущее.”

Холод пробежал по её спине. Пальцы замерли над клавиатурой. Она не могла объяснить почему, но почувствовала дрожь.

“Я не встречаюсь с анонимами. Вы ошиблись номером.”

Пауза. Потом новое сообщение.

“Я не ошибаюсь. У меня есть кое-что твоё.”

“Сомневаюсь.” - написала она.

Сердце забилось чаще. Следующее сообщение пришло со вложением.
Фотография.
На экране — её браслет. Тот самый, материнский. Тот, что она потеряла на месте драки вчера.

Она резко встала, пролив кофе на плед, и застыла, глядя в экран.

“Где вы его взяли? Кто вы?!”

Ответ был кратким.

“Встреться со мной. Сегодня. 19:00. Piazza Navona..”

Она дрожала, пытаясь понять: ловушка ли это?

“Чего вам от меня нужно?” — быстро написала Николетта, едва справляясь с дрожью в пальцах.

Ответ пришел почти сразу.

“Увидеть тебя. Убедиться, что ты настоящая. Вернуть браслет. Не бойся меня.”

Пауза. Затем новое сообщение.

“Ты не должна ничего обещать. Просто... дай мне шанс взглянуть в твои глаза.”

Николетта сжала телефон. Сердце забилось быстрее. Он не назвал своего имени. Но где-то в глубине души она уже знала, кто это.

Браслет. Его голос между строк. И это “не бойся меня”.

Николетта смотрела на экран, как будто от одного взгляда могла прочитать больше, чем написано.

Что-то в этих словах дрогнуло в груди. Такое ощущение, будто сердце узнало отправителя раньше разума.

Но вместе с теплом пришёл холод.

А если он из клана Рема?
Если это ловушка?
Если всё, что было той ночью — часть их игры? Манипуляция, чтобы добраться до неё или её семьи? Что если они знают, что послезавтра у нее помолвка с Маркусом и это саботаж?

Она по привычке покрутила браслет на запястье, которого не было. Тот самый, который вчера потеряла. Теперь он был на фотографии. У него.

Если он из клана Рема… почему не пришёл сразу? Почему пишет как призрак?

Николетта стиснула зубы.

Она снова взглянула на фотографию — её браслет, четко, безошибочно. Он действительно у него. А значит, он был рядом. Ближе, чем она думала. И, возможно, всё это время следил.

Она медленно опустила телефон. Сердце било тревогу, но в груди разгорался другой огонь — решимость.

Если это ловушка — она не станет лёгкой добычей. Если это он — то она хочет знать. Узнать точно.

Она прокрутила цепочку сообщений. Пальцы застыл на экране. А потом быстро, чётко набрала:

"Хорошо. Я приду. Но место и время выбираю я. Palazzo Venezia внутренний дворик. Сегодня. Девять вечера. Не опаздывай."

И нажала "отправить".

Ответ не заставил себя ждать.

"Буду. Один. С браслетом."

— Если это судьба, пусть она проявит себя. Если ловушка — я встречу её лицом к лицу, — прошептала она в пустоту, глядя в окно на уходящее солнце Рима.

Николетта стояла перед зеркалом, глядя на своё отражение.
Взрослая. Спокойная. Уверенная.
Хотя внутри нее бушевал ураган.

В шкафу висели платья — одно за другим. Но взгляд остановился на темно-синем, почти черном, простом и элегантном. Оно подчеркивало талию, оставляя плечи обнаженными. Никаких вырезов, никаких украшений — только чистая сила и женственность. Но перед выходом она передумала надела поверх старую бесформенную толстовку, которую она носила всегда, когда ей было одиноко и страшно. Это была его вещь, единственная, которая напоминала ей о нем.

Она собрала волосы в высокий хвост, оставив несколько прядей свободными. Лёгкий макияж — акцент на глаза. Больше ничего.
Она не идёт на свидание. Она идёт — на встречу с прошлым или с судьбой.

На запястье — только тонкий след от браслета. Того самого.
— Он принесёт его, — прошептала она. — Пусть принесёт.

Когда часы показали 20:35, она уже шла к Palazzo Venezia. Ночь была теплая, наполненная дыханием древнего Рима. В воздухе — легкий аромат жасмина, и… что-то ещё.
Что-то, от чего кожа покрывалась мурашками.

Площадь была почти пустой. Туристов не было, прохожие — редкость. Старинное здание возвышалось над ней как хранитель тайн.
Оставалось пять минут до девяти.

Николетта остановилась у колонны, прислушиваясь к себе и к ночи.
Он придёт? Он рискнет?

И если это он — то кто теперь она?

Внутренний дворик Palazzo Venezia был словно вырезан из иной эпохи — застывший во времени фрагмент древнего Рима, полный величия и мрачной тишины.

Высокие каменные арки обрамляли прямоугольное пространство, где каждый шорох казался эхом прошлого. Над головой, в чернильной темноте неба, мерцала только пара звезд, — их свет еле достигал земли, рассыпаясь в отражении старинных окон. Светильники вдоль стен излучали мягкое, золотистое сияние, подчеркивая резные детали фасадов — львиные маски, барельефы, следы ренессансной гордости.

Мраморные плиты под ногами чуть блестели от влажности — будто недавно прошёл дождь, хотя дождя не было. В центре дворика — небольшой фонтан, из которого уже давно не было ни капли воды. Но каменная чаша все еще держала форму, как стражница тишины. В воздухе стоял легкий запах мха, старого камня и лавра, проросшего где-то сбоку.

Это было место для признаний, заговоров или прощаний — и никогда не просто для встреч.

Тени колонн ложились длинными четкими линиями, скрывая фигуру, что могла наблюдать за каждым движением. Здесь каждый звук — шаг, вдох, стук сердца — звучал отчётливо, как будто сам двор вслушивался.

Глава 12

Он не назвал своего имени. Просто стоял, глядя на неё — молча, будто боялся разрушить хрупкое равновесие момента.

Николетта сжала пальцы, чтобы руки не дрожали. Тишина между ними пульсировала, как живое существо. Её чутьё вопило: это он.

Запах. Манера держаться. Способ, которым его взгляд будто прожигал кожу — и всё же был странно… родным.

— Это ты, — выдохнула она, еле слышно.

Он не ответил, только сделал шаг вперёд, аккуратно, как если бы подходил к дикому зверю — или к чуду.

— Почему ты не назвался? — спросила она, голос ее был ровным, но внутри бушевала буря.

— Потому что имя — это лишь формальность, Луччи, не находишь, — произнес он наконец, низко, спокойно. — А ты… ты была ветром. Ускользающей. Я не хотел спугнуть тебя снова.

Он протянул руку. На ладони всё так же лежал браслет. Её браслет.

— Когда я увидел его, я сразу понял, что он твой.

— Ты запомнил мой браслет?

— Я хранил память о тебе, как самое дорогое и желанное, что у меня когда-либо было.

Она не шевелилась. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Всё в ней тянулось к нему, но в то же время — пульсировала тревога. Он не сказал имени. Он не солгал, но и не открылся.

— Что, если ты из клана Рема? — спросила она наконец. — Что, если ты мой враг?

Он чуть склонил голову. В его глазах сверкнуло что-то горькое и яркое.

— А что, если я просто тот, кто искал тебя два года?

— Так ты один из них?

— А ты из клана Ромула? — неожиданно спросил он, внимательно вглядываясь в её лицо. — Хотя для меня это теперь не имеет значения.

Она замерла. В груди что-то болезненно сжалось. Ответ напрашивался сам, но был слишком сложным, чтобы сказать его вслух.

— Я хотел лишь одного, — продолжил он тихо. — Увидеть тебя. Вернуть тебе вещь, которая, как ты сказала… защищает тебя. Я помню, как ты её крутила на запястье. Помню, как смотрела на него, будто в нём заключена вся твоя храбрость.

Он шагнул ближе. Не угрожающе, наоборот, осторожно, как будто боялся, что она исчезнет.

— На внутренней стороне — гравировка. Сила и верность. Помнишь?

Она опустила взгляд. Сердце сжалось. Помнила.

— Я знаю, что ты не поверишь мне сразу. Я не прошу многого, Луччи. Только… не исчезай. Позволь просто быть рядом.

Он протянул ей браслет. Металл был тёплый — будто впитал его тепло. Тот самый. Безошибочно её. Браслет её матери.

Она взяла его. Медленно.

— Спасибо, — прошептала.

Между ними снова воцарилась тишина. Но на этот раз — не тревожная. Напряженная, но… полная возможностей.

Николетта сжимала в пальцах браслет, но взгляд не могла оторвать от него. Он стоял напротив — высокий, уверенный, слишком красивый, чтобы быть реальным. Словно ожившая тень из её прошлого, из тех ночей, что она не позволяла себе вспоминать.

В груди затрепетало. Не страх. Не тревога. Что-то другое. Глубокое, почти болезненно знакомое. Он был такой… свой. Невыносимо свой.

Его глаза — те же. Только глубже. Мрачнее. Как будто в них поселились годы ожидания и бессонные ночи. И всё равно — в них было то самое тепло, которое она однажды почувствовала под прикосновением его рук.

"Это он."

Она чувствовала каждой клеткой: её инстинкт не обманывался. Он не просто красив — он был тем самым, кого она так боялась помнить, и кого не могла забыть.

Всё внутри неё сжималось от противоречий. Она должна была бояться. Он мог быть врагом. Возможно, он и есть враг. Но тело не слушалось. Душа выла — узнавая, принимая.

Словно часть её самой, которую она когда-то потеряла, снова оказалась рядом. Так близко, что хотелось протянуть руку… и остаться там навсегда.

Он усмехнулся, чуть склонив голову набок, как волк, почуявший знакомый запах.

— Вижу, у тебя тоже осталось кое-что моё, — взгляд скользнул вниз, к его старой темной толстовке, в которой она стояла сейчас — нелепо большая, с потертыми манжетами, но на ней — почти сакральная.

Она не отвела взгляда. Поджала губы, чтобы скрыть дрожь — от волнения, от воспоминаний.

— Ты сам виноват, — тихо сказала она. — Разорвал мое платье. Эта кофта — компенсация. Она теперь моя.

Он засмеялся — негромко, искренне. Смех лёг на воздух между ними, как тёплый плед.

— Справедливо, Луччи… — он выдохнул её имя так, будто каждый день прошедших двух лет повторял его про себя. — Но она тебе идёт. Даже больше, чем мне.

Он кивнул, серьёзно, как будто понял без слов.

— Я не знал, увижу ли тебя когда-нибудь. Но теперь — всё стало на место. Ты здесь. Реальная. Смотришь на меня — и не отворачиваешься.

— Не знаю, правильно ли это, — прошептала она.

Он шагнул ближе. Осторожно, словно к хрупкой вещи, которую боялся спугнуть.

— Иногда неправильно — это единственно верное.

Он пристально посмотрел на неё, взгляд стал мягче — в нем зажглось что-то почти нежное, но сдержанное, будто внутри него боролись две стихии.

— Зачем ты ее сегодня надела? — повторил он чуть тише, с другим оттенком. — Скажи честно.

Николетта опустила глаза, кулаки в карманах толстовки сжались.

— Я… хотела быть незаметной. — Она сделала паузу, словно решаясь. — И... Это единственное, что напоминало мне ту ночь. Хотела помнить, что нельзя терять голову.

Он чуть приблизился. Теперь они стояли почти впритык, и его голос стал хриплым, бархатным.

— Значит, всё же что-то помнишь.

— Всё. — Она подняла взгляд, твердо. — Мне сегодня пришлось убежать из дома, чтобы увидеть тебя. Нико бы не позволил. Я не должна была…

— Но ты пришла, — закончил он за неё. — Как и тогда. Ты выбрала сама.

Тишина повисла между ними. Внутренний дворик утопал в тенях, где-то журчал фонтан. Отголоски старой Италии, вечной, как их молчание.

— Что ты теперь хочешь? — тихо спросила она, глядя ему в глаза. — Зачем я тебе спустя два года?

Он сделал последний шаг. Теперь дыхание обжигало её кожу.

Глава 13

Она сжала браслет в руке, взгляд её стал темным, тяжелым, с горечью.

— Меня и правда не было, — тихо сказала она. — Я вернулась только вчера.
Он нахмурился.
— Почему?

— Мой отец... — она запнулась, губы дрогнули. — Он решил, что я опозорила семью. Повела себя… недостойно. И отправил меня за границу. В закрытую школу. Наказание за… ту ночь.
Она посмотрела ему в глаза, и в них была печаль, обида, и крошечная искра вины.
—Знаешь, честно говоря, я даже жалею, что тогда остановила тебя. Потому что, если бы не остановила — сейчас была бы свободна.

Его глаза потемнели. Внутри него что-то рвануло: ярость на тех, кто посмел ее запереть, боль за каждый потерянный день, и желание снова коснуться ее — не как волк, а как человек, которого разрывает любовь.

— Не говори так, — прошептал он. — Ты поступила правильно. Тогда. Я бы не простил себе, если бы... если бы лишил тебя выбора.
Он сделал шаг ближе.
— Но теперь ты здесь. Ты вернулась. И теперь у тебя есть выбор снова.

Они молча опустились на старинную каменную скамью во внутреннем дворике Палаццо Венеция. Вечер тихо стекал по стенам, в окна пробивался теплый свет фонарей, а над головой шелестела листва апельсинового дерева. Казалось, весь Рим затаился, чтобы не мешать этим двоим.

Они говорили долго. Без имён. Без титулов. Без прошлого.
О книгах. О любимой музыке. О детских страхах. О местах, где можно спрятаться от мира. О том, как иногда хочется исчезнуть. И как важно, чтобы кто-то всё же нашёл.

Она рассказывала, как сидела в закрытой школе и каждую ночь смотрела на звезды — пытаясь представлять, где он, что делает.
Он делился, как каждое утро просыпался с мыслью: а вдруг сегодня он её найдет?

Они смеялись, когда говорили про глупые привычки.
Замолкали, когда разговор касался боли.
Иногда просто смотрели друг на друга — и этого было достаточно.

В какой-то момент он сказал:

— Никогда не думал, что можно так разговаривать с кем-то, чьего имени даже не знаешь.

Она мягко улыбнулась:

— Имя ничего не значит, если ты чувствуешь душу.

Время перестало существовать. Только они двое. Этот вечер. И город, ставший фоном для чего-то, что снова начиналось — как будто не было этих двух лет, страха, расстояния и кланов.

Она говорила тихо, почти шепотом, словно боялась спугнуть то хрупкое волшебство, что повисло между ними.

— Я люблю Рим… Не так, как туристы, которые ищут Колизей и кидают монетки в Треви. Я люблю его трещины, подземные ходы, его шрамы и запах вечерних улочек. Здесь каждый камень что-то помнит. Даже воздух… он несёт эхо голосов, давно ушедших.

Он слушал, не перебивая, зачарованно глядя, как её глаза светятся, когда она говорит. Её голос — тёплый, глубокий — звучит, как молитва, обращенная к городу.

— Я часто думаю, — продолжала она, — что Рим как человек. Старый, уставший, но всё ещё красивый. Полный секретов. Иногда жестокий. Но если ты умеешь слушать… он откроется. И примет.

Она провела пальцами по своей кофте — всё ещё его — и чуть улыбнулась.

— Даже здесь я чувствую себя частью чего-то большего. Не просто девушкой, не просто волчицей или наследницей. А чем-то… настоящим.

Он не сводил с неё взгляда. Ему вдруг стало тесно в собственном теле от желания прикоснуться — не к коже, а к той части её, что принадлежала Риму, звёздам и древним тайнам.

— Может быть, — сказал он после паузы, — ты и есть сердце этого города. Его душа, которая умеет чувствовать. Которая помнит.

Она посмотрела на него и впервые за вечер не скрылась за полуулыбкой. Просто встретила взгляд — прямо, глубоко.
И в эту секунду он понял: она не просто его истинная.
Она — его вечность.

Она посмотрела ввысь — на тёмное, бархатное небо над Палаццо ди Венеция, и её голос задрожал от чувств:

— Я скучала. Каждый день. Не по людям — по звукам, по запахам. По тому, как в Риме пахнет пыль после дождя, как звучат шаги в переулках Трастевере ночью. Там, где я была, всё было… правильным. Безопасным. Но ни одно утро не пахло, как римское утро. И ни один вечер не обнимал так, как римский вечер. Только здесь я чувствую себя… собой. Целой.

Она сделала паузу, и взгляд её стал прозрачным, будто заглянула в прошлое.

— Я помню, как мне снился этот город. Как будто он звал меня.
Я открывала глаза ночью, и чувствовала, что здесь — дышит кто-то родной. Как будто Рим не отпустил меня. Как будто ждал.

Она посмотрела на него, впервые позволив чувствам выйти наружу.

— Я ждал, я скучал по тебе, Луччи, я тоже люблю этот Вечный город, но он мне казался таким пустым без тебя.

Она улыбнулась.

— И я скучала… по тебе. Хотя не знала даже, как тебя зовут. Иногда я думала, что придумала тебя. Что ты просто сон. Но запах твоей кофты... — она сжала ткань, — он не давал забыть. Он был моим якорем.

Между ними повисла тишина — не гнетущая, а полная. Наполненная смыслом, воспоминаниями, болью и надеждой.

Он тихо протянул руку, не касаясь — просто предложил.
Она вложила свою ладонь в его, и всё внутри неё затихло.

Она дома.

Он смотрел на неё с такой тоской, будто все эти два года держался только за мысль о ее взгляде. А теперь — она рядом. Тепло её кожи, дыхание — настоящее.

— Я не должен… — прошептал он, но пальцы уже легли на её щеку.
И прежде чем она успела ответить, он склонился ближе. И поцеловал. Нежно. Почти робко. Но в этом поцелуе было столько силы, столько сдержанной жажды, что её сердце дрогнуло и растаяло.
Она не отстранилась. Наоборот — потянулась к нему, словно всё это время сама жила, удерживая этот момент в груди.

Поцелуй был долгим. Не страстным — нет. Он был полным узнавания.
Как если бы души, потерявшиеся в лабиринте судеб, наконец нашли друг друга. Он был — как дыхание после долгого погружения.

Когда их губы наконец разошлись, она осталась близко, лбом прижавшись к его.

Глава 14

Лучиано медленно выдохнул, его глаза стали еще холоднее.

— Если ты не хочешь войны, тогда умри, Рем, — прорычал Николас, в его глазах горела всепоглощающая ненависть.

— Если ты хочешь войны — ты её получишь, — ответил он тихо, но угрожающе. — Но знай, Белуччи, я не из тех, кто сдается первым.

Волки вокруг мотоциклов ощутимо напряглись, готовясь к возможной схватке.

Лучиано крепко — сжал кулаки, его инстинкт альфы уже просыпался.

— Ты один, нас шестеро, — с высокомерной ухмылкой сказал Нико.

Лучиано вгляделся в него с ледяным спокойствием, словно время замедлилось. Его голос прозвучал твердо и непреклонно.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что это так просто. Сегодня ты увидишь, что значит настоящий альфа.

В ту же секунду вокруг них вспыхнул бой — рев моторов смешался с рыками волков, и улица Палаццо ди Венеция превратилась в арену, где решалась судьба двух кланов.

Лучиано стоял ровно уверенно, его глаза горели внутренним огнем, а тело напряглось, готовое к атаке. Их было шестеро — шесть воинов клана Ромула, уверенных в своей силе и численном превосходстве. Но Лучиано был один — и этого было достаточно. За ним была его bella lupa, которую он должен был защитить даже ценой собственной жизни.

Первый бросился вперёд, но получил резкий удар в шею, рухнув на каменный булыжник. Второй попытался схватить его сзади, но Лучиано ловко увернулся, нанес мощный удар локтем в ребра. Третий и четвертый напали одновременно — но волк был быстрее, он поймал одного за горло, второго — за запястье, ломая им кости на ходу.

Пятый успел лишь метнуть кинжал, но Лучиано легко смахнул оружие с руки, и кинжал застрял в стене.

Кровь стыла в жилах Николаса, наблюдающему за этим побоищем с ошеломлением. Он не успел даже двинуться, как Лучиано схватил его за горло, мертвой хваткой. Альфа выдохнул с облегчением, словно лишь слегка уставший после тренировки, но взгляд его был полон огня и непоколебимой силы.

— Ты думал, что я сдамся? — прошипел Лучиано, устало вытирая кровь с губ. — Ни в этот раз, ни когда-либо. Приготовься умереть, Белуччи.

Лучиано, дыша тяжело и напряженно, уже приготовился нанести последний удар Нико — но вдруг услышал голос Николетты.

— Не убивай его! — её слова прозвучали резко и твердо, словно обожженный огнем, — это мой брат.

Он остановился, его глаза встретились с ее, они были полными тревоги. Лучиано медленно отступил Николаса.

— Это твой брат? — спросил он, все еще напряженный, но с оттенком удивления.

Николетта кивнула, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Лучиано внимательно посмотрел на Нико, а затем на Николетту. В этом миге между ними повисло напряжение — смесь недоверия, боли и неотвратимой судьбы. Он крепко сжал кулаки, в его глазах вспыхнул огонь, когда он спросил, почти шепотом.

— Ты Белуччи?

Мир словно замер на мгновение, и что-то внутри Николетты словно оборвалось — холодная тишина пронзила сердце. Она встретила его взгляд и почувствовала, как все стены вокруг рушатся.

— Да, — прошептала она, — я Николетта Белуччи.

— Тогда судьба нас связала крепче, чем мы думали..Луччи, — сказал он, будто обращаясь не только к ней, но и к самому себе.

— А ты Лучиано Рем? — испуганно спросила она.

Лучиано посмотрел на неё глубоко, чувствуя каждое её слово, каждую дрожь в голосе.

— Да, — ответил он мягко, — я Лучиано Рем. Я тот, кто искал тебя два года и никогда не переставал верить, что ты найдёшься. Не бойся, я не причиню вреда твоему брату. Но предупреждаю — если он когда-нибудь снова поднимет руку, я не стану сдерживаться.

Он осторожно протянул руку, чтобы убрать слёзы с её щёк, и в этот момент между ними словно замерло время — два одиноких сердца, наконец, встретившихся.

Вдалеке послышался рев моторов.

— Тебе нужно немедленно уходить, — велела она, глядя в глаза Лучиано.

— Я без тебя никуда не уйду, — твердо ответил он.

— Я — Белуччи, мне здесь ничего не угрожает, в отличие от тебя. Тем более нас не должны видеть вместе, — тихо сказала она, сжимая его руку. — Ты — Рем, я — Белуччи. Если нас увидят вместе, у меня потом будут серьёзные проблемы.

Лучиано крепко обнял её, чувствуя, как каждый миг рядом с ней становится на вес золота.

— Не забудь, — прошептал он, глядя в её глаза, — что ты моя, bella lupa.

Он не хотел уходить, но знал — сейчас им нужно разойтись. Медленно отстранился и, не оборачиваясь, растворился в ночи, оставив её с теплым эхом его слов и трепетом в сердце.

Нико подошел к ней быстро и решительно, хватая за запястье, будто хотел убедиться, что она реальна и цела. Его голос был хриплым от напряжения.

— Ты с ума сошла, Летта? — почти кричал он, — Что ты здесь делала еще и с Ремом в одиночку?

— Я просто хотела забрать браслет…Я не знала кто он.

Машины приближались.

— Уходи, Летта. Сейчас же. Пока тебя никто не увидел.

— Но…

— Без "но", — отрезал брат. — Ты даже не представляешь, во что ввязалась. Если кто-нибудь узнает, что ты была здесь, рядом с ним… Это поставит под угрозу не только тебя, но и всю нашу семью.

Она смотрела на него, сжав губы, сердце ещё не отошло от всего, что произошло.

— Я просто хотела забрать браслет…

— Теперь уходи, — твердо повторил он. — Домой немедленно. И веди себя так, будто ничего не было. Как будто ты просто любишь вечерние прогулки. Поняла?

Николетта кивнула, опустив взгляд. В последний раз обернулась в темноту, туда, где растворился Лучиано, а потом, натянув капюшон, растворилась в ночи.

Домой она шла спешно, прокручивая в голове все, что произошло этим вечером.

"Что за глупые проделки судьбы? Как он может быть Ремом? Как она могла влюбиться в него. Черт." — Николетта впервые словила себя на мысли, что она влюбилась в него. Два года она пыталась забыть его. внушить себе, что это мимолетное помешательство, которое она сама себе придумала, но сегодня вечером, она полностью растворилась рядом с ним, пока не узнала, что он оказывается сам Лучиано Рем, из-за которого ее любимый город уже не тот. Он разбойник, убийца, он враг ее стаи, а значит и ее.

Глава 15

Вечер пятницы.

Дворец Белуччи сиял в мягком свете вечерних люстр, отбрасывая золотистое мерцание на мраморные колонны и полированные столы. Всё было слишком идеально — как будто это не ужин, а театральная постановка, в которой каждый знает свою роль. Только Николетта никак не могла сыграть свою.

Она стояла у зеркала, наблюдая за собственным отражением. Тонкое вечернее платье цвета вина, изящно открывающее плечи, будто подчеркивало внутренний протест. Волосы уложены идеально, макияж безупречен — кукла. Не женщина.

— Ты готова? — Нико заглянул в комнату, одетый в строгий чёрный костюм. Глаза его были серьезны, но без злобы. — Они уже приехали.

Николетта кивнула, стараясь не показать, как сильно колотится сердце.

Когда она спустилась вниз, воздух в зале будто сгустился. За длинным столом сидел он — Альфа Ромула. Импозантный, статный, с тяжелым взглядом, от которого сразу хотелось опустить глаза. Справа от него — Маркус. Его сын. Наследник. Муж, которого ей предстояло "выбрать".

— Синьорина Белуччи, — Маркус поднялся, улыбаясь. — Какая честь видеть вас. Вы стали ещё прекраснее, чем я помнил.

— Спасибо, — коротко ответила она, стараясь не смотреть на него, образ Лучиано всё ещё жил в ее памяти с ночной встречи и его: “Не забудь, что ты моя, bella lupa.”

Ужин начался с дипломатичных фраз, вежливых тостов и фальшивых улыбок. Николетта чувствовала себя пленницей в золотой клетке. Альфа внимательно на неё смотрел, словно просчитывал каждый жест.

— Мы с Маркусом уверены, что союз наших семей принесет стабильность и силу, — произнёс Альфа Ромула. — Рим нуждается в порядке. А вы, Николетта, станете достойной лунной королевой при нашем солнце.

Она подняла бокал, с трудом выдавив улыбку. Внутри же всё протестовало. Она думала не о Маркусе, не об ужине, не о семье. Она думала о тёмных глазах и голосе, который шептал: "Ты моя, bella lupa."

И в этот момент она поняла — сегодняшний ужин был не началом чего-то нового.

Это был приговор.

Маркус Ромула производил впечатление с первого взгляда — высокий, широкоплечий, с мощной фигурой, будто выточенной из камня. Каждое его движение было отточено, словно у хищника: уверенное, выверенное, опасное. Под темным, идеально сидящим костюмом угадывались сильные мышцы, как у воина, привыкшего к бою, а не к светским раутам.

Черты лица — резкие, почти скульптурные. Высокие скулы, выразительный подбородок, прямой нос. Черные волосы коротко подстрижены, а глаза — янтарные, пронизывающие, как у волка на охоте. В этих глазах таился холод и расчет, за которыми скрывалась неукротимая сила. Его взгляд мог заставить любого опустить глаза, но не Николетту.

Его голос был низким и вкрадчивым, в нём звучала власть, к которой он привык с детства. Он умел быть обаятельным — но это обаяние было, как лезвие ножа: притягательное, опасное, и непременно ранящее.

Он был наследником альфы, тем, кто должен возглавить клан Ромула. Но в каждом его жесте читалось: он не намерен быть просто формальной фигурой. Он был рожден, чтобы править. И добьется этого любой ценой.

И всё же… в нём было что-то тревожное. Что-то, что заставляло инстинкты Николетты напрягаться. Его красота — как пламя: завораживающая, но смертельно опасная, если подойти слишком близко.

После ужина под блеск бокалов и скрип стульев, Маркус предложил:
— Прогуляемся, Николетта? Немного воздуха не помешает.

Она не могла отказать — слишком много глаз, слишком много ожиданий. И всё же, как только дверь за ними закрылась и мягкий свет остался позади, напряжение между ними стало почти физически ощутимым.

Они вышли во внутренний сад. Воздух был прохладным, цветы благоухали густым вечерним ароматом. Маркус шел рядом, молча, не касаясь её, но будто окутывая своим присутствием.

— Ты выглядела потрясающе, — сказал он наконец. — Я знал, что ты прекрасна. Но сегодня ты… превзошла ожидания.

— Благодарю, — сдержанно ответила она.

Он повернулся к ней, встал ближе, чем позволял этикет:
— Ты не рада нашему союзу?

Она взглянула на него — слишком открыто, слишком дерзко.
— А ты бы обрадовался, если бы тебя выдали по приказу?

Он не смутился. Улыбка, хищная, как у волка, коснулась его губ.
— Я не мальчик, Николетта. Я понимаю, что такое власть. И союз с тобой — не жертва. Это шаг вверх. Для меня. Для тебя. Для всех нас.

Она чуть отступила.
— Я не вещь, чтобы быть шагом вверх, Маркус. И я не принадлежу тебе.

Он схватил её за руку. Не грубо — но крепко.
— Пока — нет. Но ты будешь моей. Это неизбежно. Не из-за приказа. Из-за силы. А сила всегда побеждает. Даже любовь.

Её дыхание сбилось. Она выдернула руку.
— Это не любовь. Это политика.

— В этом мире, Белуччи, это одно и то же.

Она резко развернулась, но он продолжил:
— Знаешь, кто вчера приходил на нашу территорию? Один из Рема. Говорят, был бой. Говорят, кто-то видел девушку рядом с ним.

Её кровь застыла.

— Надеюсь, это была не ты, — его голос стал ледяным. — Потому что тогда ты станешь не только моей… но и моей слабостью. А я себе слабостей не позволяю.

Николетта замерла, сердце колотилось, как барабан в тревоге. Она не знала, чего ждать от Маркуса: угрозы, давления, приказа. Но вместо этого он... рассмеялся. Громко, неожиданно, почти искренне.

— Расслабься, детка, — сказал он, присев и откинувшись на спинку кованой скамьи. — Я просто проверял тебя. Хотел увидеть, насколько ты преданная девочка.
Он взглянул на неё искоса, с ухмылкой.
— Видимо, не очень. Но знаешь что? Это даже к лучшему.

Она молчала, стиснув руки. От его слов внутри всё бурлило. Но он продолжал, совершенно спокойно.

— Мне это всё в тягость, как и тебе. Думаешь, я мечтал жениться на чужой девочке, с чужой фамилией, ради мира в этом театре теней? Нет. У меня есть своя женщина. Настоящая. Та, кто ждёт меня по ночам. И поверь, ты — не она.

Глава 16

Она сидела в своей комнате, прислоненная к холодному подоконнику, глядя на ночной Рим, затянутый туманом и золотыми огнями. Всё было так же — купола, мосты, вечный шепот ветра над Тибром. Только внутри неё всё было иначе.

Всё рушилось.

Не со взрывом, не с криками. А тихо. Как обвал старой стены, которую давно никто не поддерживал. Камень за камнем. Надежда за надеждой.

"Так вот он — мой выбор?" — думала она, вглядываясь в отражение в стекле. "Формальный союз с человеком, который считает меня слишком мелкой даже для презрения. Кровный мир, построенный на лжи. И я — в этом центре, не как героиня, а как жертва."

Она провела рукой по запястью, крутя браслет. Тот самый. Сила и верность.

“А где здесь моя сила? Где верность самой себе?”

Николетта закрыла глаза, пытаясь найти в себе ответ. Но всё, что она чувствовала — это тяжесть. Не страха. Не ненависти. А безысходности.

“Все уже решено. Не мной. За меня. Это — не выбор. Это приговор, оформленный в кольце, подписанный кровью кланов. Я — просто пешка, переодетая в платье цвета вина.”

Она вспомнила голос Лучиано. Его взгляд. Его руки. Тепло, которое не отпускало с той ночи. И именно поэтому она не могла быть с ним. Потому что мир, в котором она могла любить, закончился, едва начался.

Она резко поднялась с подоконника. Холод прошел по позвоночнику.

“Если судьба — это клетка, то я не птица. Я — волчица. Но даже волчицу можно приручить... если сломать ей волю.”

И всё же внутри оставался крошечный, почти незаметный голос. Едва слышный:

“Беги. Пока можешь. Пока в тебе ещё жива ты сама.”

Была ночь. Дом спал, окутанный тишиной и мягким шелестом ветра. Николетта тихо прокралась по коридору, босиком, с туфлями в руках, как в детстве, когда тайком убегала на берег Тибра. Только теперь это была не игра. Это была её единственная надежда на спасение.

Платье она сменила на джинсы и тёмную куртку. Рюкзак с документами и деньгами висел за плечами, сердце грохотало в груди. Она уже почти достигла бокового выхода.

— Куда собралась?

Голос Нико разрезал воздух, как нож.

Он стоял в дверном проеме, одетый всё ещё в костюм, но без галстука. Лицо его было напряжено, взгляд — острый, как лезвие. Он знал. Ждал.

— Уйди, Нико, — сказала она ровно. — Я не могу больше. Я не хочу этого брака. Я не хочу жить, как чужая в собственной жизни.

— А что ты хочешь? — он шагнул ближе. — Чтобы Рем появился на территории клана Ромула? Чтобы началась настоящая волчья война? Чтобы отец вычеркнул тебя из рода? Чтобы мы все за тебя погибли?

— Я не просила никого умирать за меня! — вспыхнула она. — Я просто хочу быть собой. Жить по своей воле!

— По своей воле? — голос Нико стал глухим, почти звериным. — У нас нет воли, Летта. Мы рождены в клане. Воля — это для людей. А мы — Белуччи. Мы — кость и кровь стаи.

Она почувствовала, как в горле поднимается крик. Но только стиснула зубы.

— Я не кость. И не трофей. Я не принадлежу Маркусу. И не принадлежу отцу. Я…

— Ты принадлежишь роду, — перебил он. — Как и я. Как и все. Ты — Луна. Символ. И ты выйдешь за Маркуса. Или кровь прольётся.

— А если я сбегу? — прошептала она, глядя ему в глаза.

Нико посмотрел на неё долго. Медленно. А потом холодно сказал:

— Если ты сбежишь… мы найдем тебя. И приведем обратно. Лучше умереть здесь — с достоинством, чем жить как предательница стаи.

Молчание между ними было долгим, как ночь. А потом она опустила голову, пальцы разжались, рюкзак упал на пол.

— Ты убиваешь меня, Нико.

— Я спасаю тебя, — ответил он. — По-своему.

Он взял её за руку и повёл обратно в комнату.

А она шла, как по тонкому льду. И внутри себя знала — если ещё раз попытается, то уже не остановится.

Субботнее утро наступило тревожно тихо. Рим просыпался в золотистом свете, но для Николетты всё казалось будто затянуто дымкой. В особняке Белуччи царило напряжение. Слуги сновали по коридорам, на кухне раздавались громкие голоса, привозили цветы, расставляли серебро, проверяли хрустальные бокалы. Всё сияло, всё готовилось к торжеству. К ее помолвке.

Она стояла у окна своей комнаты, глядя вниз на внутренний двор. Там разворачивалась сцена из её личного кошмара: флористы украшали арку для помолвочной церемонии. Белые розы, золото, бордовые ленты — как символ клана Ромула. Всё в лучших традициях союза: кровь и власть, сила и принадлежность.

Дверь в комнату открылась, вошла её тётя Джулия. Величественная, как всегда, сдержанная и прямая.

— Примерка платья через полчаса. Ты должна быть безупречна, Николетта. Этот день — не только твой. Он важен для нас всех.

— Конечно, — тихо ответила она, не оборачиваясь.

Когда тётя ушла, Николетта прошлась по комнате. На кровати лежало белое платье, сшитое на заказ — дорогое, тонкое, как паутина. Символ чистоты. И рабства.

Она провела пальцами по ткани и закрыла глаза.
Перед ней всплыло лицо Лучиано. Его голос. Его поцелуй. Его обещание.
"Ты моя, Белла Лупа."

Нико больше не поднимал эту тему. Он просто наблюдал. Как охранник. Или палач.
Все вокруг будто сговорились — никто не спрашивал, хочет ли она сама. Все говорили: «Надо», «Правильно», «Для клана».
А она хотела к нему. Бежать. Исчезнуть. Повернуть время вспять.

Но время неумолимо шло вперёд.

В полдень приехал Маркус. Его лимузин остановился у парадного входа. Он вышел в светлом костюме, красивый, опасный, с выражением усталого превосходства на лице. Его сопровождали два телохранителя.

— Привет, невеста, — улыбнулся он, когда ее подвели к нему. — Ты сегодня просто роскошна. Ну, по крайней мере, будешь — когда наденешь то платье.

— Доброе утро, — холодно ответила она.

— Расслабься, — прошептал он на ухо, когда поцеловал её в щёку. — Сегодня мы играем в идеальную пару. Остальное — просто спектакль.

Она хотела ударить его. Но вместо этого улыбнулась, как её учили. Вечером был ужин для членов клана, и официальная церемония.Завтра — её жизнь закончится.

Глава 17

Он вошёл в старый дом на окраине Рима, не включая света. Запах пыли, оружейного масла и сырой кожи окутал его, как щит. Только скрип половиц под тяжёлыми шагами нарушал тишину.

Куртка была разорвана, руки — в крови. Но не своей.

Лучиано бросил ключи от машины на стол, тяжело дыша. В груди все еще грохотало эхо драки. Он чувствовал, как его звериная сущность медленно отползает вглубь, уставшая, но не укрощенная.

— Где тебя носило? — раздался голос Дарио из тени. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, с сигаретой в зубах и привычной настороженной ленцой в глазах. — Мы тут чуть не подняли тревогу.

— Меня чуть не убили. Шестеро. Клан Ромула. — Лучиано сжал кулаки. — С ними был Белуччи.

— Жив?

— Был. Пока я не перешёл к нему. Но… — он замолчал. — Она остановила меня.

— Кто?

— Николетта.

Дарио выдохнул дым, повёл бровью.

— Ты был с ней?

Лучиано молча кивнул. Упал в кресло. Закрыл глаза, вспоминая ее глаза —синие, как море, испуганные, родные. Её голос. "Не убивай его. Это мой брат."

— Ты знал? — спросил он. — Что она Белуччи?

— Подозревал. Но не говорил — знал, ты не отступишь.

— Прекрасно. — Он горько усмехнулся. — Я влюбился в Беллу Лупу. А она — наследница клана, который уничтожал наш род поколениями. Она — запрет. Даже дыхание её — преступление.

— Но ты всё равно встретился с ней.

— Я не мог иначе, Дарио. Я увидел её… и всё встало на свои места. Это была она. Та самая. Не женщина — стихия. Боль. Дом.

— И что теперь?

Лучиано молчал. Тишина стала тяжелой, как цемент в лёгких.

— Я хочу забрать её. Увести. Закрыть этот грёбаный город за спиной.

— Но ты же знаешь — она не та, кого можно украсть.

— Знаю, она сама должна выбрать. А выбор у неё — как петля на шее.

Дарио затушил сигарету.

— Я лучше умру, чем снова потеряю ее, — ответил Лучиано.

Дарио посмотрел на него с печалью.

— Тогда, брат, надевай доспехи. Потому что на этот раз ставки не просто кровь. На этот раз — всё.

— Она что-то скрывает, — глухо произнес Лучиано, глядя в одну точку. — Что-то не так в её голосе было…. Я должен узнать что.

Следующий день тянулся мучительно медленно.

Он ходил по комнате, как зверь в клетке. Тень от лампы размывала его силуэт на стенах. Вены на руках вздулись, пальцы сжимались и разжимались, будто он сражался с невидимым врагом.

— Дарио. Узнай всё, что можно. Кто рядом с ней. Кому она должна подчиняться. С кем её держат на поводке. Я хочу знать каждый ее шаг.

Дарио приподнял бровь, но не стал спорить.

— И... — Лучиано остановился. — Поставь наблюдение у виллы Белуччи. Только своих лучших. Не привлекай внимания.

— Уже поздно, брат, — тихо сказал Дарио. — Я пробовал. Мы не одни, кто хочет знать, что происходит за их стенами. Последние два дня…

— Что?

— Вилла под усиленной охраной. Даже не по стандарту Белуччи. Камеры, вооружённые патрули, собаки. Люди на крышах. Они ждут чего-то. Или кого-то. Может, кого боятся.

Лучиано нахмурился.

— Такого не бывает просто так. Не у них. Если даже мы не можем подступиться…

Он осёкся. Внутри него что-то холодело.

— Они прячут её. Или охраняют. И мне даже страшнее второй вариант.

— Думаешь, альфа что-то затеял?

— Думаю, он готовится к войне. Или к свадьбе.

Он резко отвернулся от окна и ударил кулаком по стене.

— Я её не отдам. Ни за что.

В комнате стало тихо. Только тиканье старых настенных часов пробивало глухую звенящую тишину, разрывая её, как пульс в висках. Лучиано стоял у окна, глядя на мёртвый ночной Рим, освещенный редкими фонарями. Ночь была темной, как его мысли.

Николетта Белуччи - это его Луччи, его bella lupa.

Имя, которое он не мог забыть. Лицо, которое преследовало его даже с закрытыми глазами. И голос — мягкий, но с тем упрямым огнём, что горел в ней с самого начала.

Он вспомнил первую встречу. Её запах. Её взгляд — глаза, полные вызова, боли и… решимости. Не страха. Никогда не страха.

— Ты не такая, как они, — шептал он.

Он сжал кулак.

Почему судьба свела их тогда? Почему именно её он должен был встретить в ту ночь? Девушку из клана Белуччи. Девушку, чьё имя в их стае произносили с ненавистью. Их кровь была врагами, их прошлое — пропастью, через которую нельзя было перейти.

Знала ли она, кто он? Неужели тогда, в самом начале, она уже догадывалась?

Он вспомнил, как она смотрела на него. Не с влюбленностью — нет. С тоской. С жадностью. С последним шансом на что-то живое в этом мёртвом мире.

А если она пришла ко мне не за любовью?
Если она пришла, чтобы избавиться от своего гена?

Мысль ударила, как хлыст. Он слышал о таких — редких, отчаянных. Та, кто свяжется с волком из враждующего клана, рискует утратить связь с собственным. Легенда. Полуправда. Сплетня. Но...

Он закрыл глаза. Он чувствовал тогда, как что-то в ней разрывается, ломается. Она дрожала не от страха — от внутренней борьбы. Как будто сжигала что-то в себе.

"Ты была готова переступить всё, лишь бы быть свободной. Даже через меня."

И всё же… даже если она пришла к нему с целью, он всё равно любил её. Без условий. Без объяснений. Без права.

— Но я не игрушка. И не путь для побега. Если ты думала, что сможешь уйти — ты еще не знаешь меня, Белла Лупа.

Он отвернулся от окна, снова сел в кресло, сцепив пальцы.

— Ты разбудила зверя, Николетта. И теперь он ищет тебя. Ты - моя, только моя.

Дверь открылась бесшумно, как будто даже воздух в особняке Рема боялся потревожить тишину. Дарио вошёл, не глядя по сторонам — прямо к своему альфе. Лучиано не повернулся. Он продолжал сидеть у окна, плечи напряжены, пальцы сцеплены за спиной.

— Говори, — бросил он сухо.

— Сегодня в поместье Белуччи собрались все, — начал Дарио, не теряя строгости. — Вся верхушка клана. Альфа Ромула, его сын Маркус, старейшины, пресса. Охраны столько, что пробиться невозможно. Вилла под наблюдением даже с воздуха. Камеры, дроны, всё.

Глава 18

Лучиано не отреагировал сразу. Его лицо осталось непроницаемым, словно застывшая маска. Но воздух в комнате стал другим. Тяжёлым.

— С кем? — резко спросил он.

— С Маркусом Ромула, — с тяжелым сердцем ответил Дарио.

Наступила долгая пауза.

Лучиано встал подойдя к окну. Темный силуэт сливался с вечерним небом за стеклом. Его голос был низким, почти шепотом.

— Значит, вот почему ты хотела стать свободной, Луччи.

Дарио не осмелился нарушить его молчание.

Он провёл рукой по лицу — короткое, резкое движение, как будто пытался стереть воспоминания.

— Белуччи... — прошептал он. — Ты все-таки продалась или тебя продали?

Он резко обернулся к Дарио.

— Удвоить наблюдение. Мне нужно знать всё. Список гостей. Список подарков. Кто привёз, когда уехал. Кто выходил из дома. Что говорила пресса. Что говорил Маркус. Что сказал ее отец.

Дарио кивнул, но перед тем как выйти, тихо добавил.

— Ты уверен, что хочешь всё знать?

— Хуже не знать, — отрезал Лучиано. — Николетта Белуччи не просто женщина. Она — моя волчица, Дарио.

Солнце только поднялось над древними крышами Рима, окрашивая каменные стены особняка Рема тёплым золотом. Внутри, в просторной библиотеке, царила тишина — только шелест страниц под пальцами Лучиано.

Он сидел в кресле у окна, босиком, в простой темной футболке и брюках, с выражением усталого хищника. Перед ним на столебыли три газеты. Одна с заголовком: «Белуччи и Ромула: союз, который изменит Рим».

Вторая — с фото Николетты и Маркуса, улыбающихся на фоне фейерверка.

Третья — с подписью: «Красное — цвет любви: Маркус Ромула подарил невесте красный Mini Cooper S, как символ начала новой эры».

В дверях появился Дарио. Он кивнул и без лишних слов положил планшет на стол.

— Пресса захлебывается от восторга, — тихо начал он. — Все говорят о союзе двух древнейших кланов. Белуччи и Ромула. Слияние власти, влияния и крови. Никто не сомневается, что это будет шаг к окончательному контролю над столицей.

Он сделал паузу, ожидая реакции, но Рем лишь молча смотрел на страницы перед собой.

— Говорят, Маркус подарил ей машину. Новенький красный Мини Купер. Прямо накануне церемонии. Все восхищаются «романтическим жестом».

Лучиано скривил губы.

— И?

— Она села в него утром. Абсолютно одна и уехала на побережье.

— Без охраны?— спросил Лучиано.

— Да, без охраны, — подтвердил Дарио, — и судя по спутниковым данным, она остановилась в старой вилле Белуччи под Анцио. Там у них летний дом, но, как мне доложили, никто туда не ездил последние два года.

Лучиано всё ещё молчал. Только пальцы дрожали — он медленно смял газетную страницу, на которой улыбалась его Николетта в белом платье, рядом с Маркусом Ромулой, его кровным врагом.

— Думаешь, это побег? — осторожно спросил Дарио.

— Думаю, — хрипло выдохнул Рэм, — это крик о помощи.

Он встал, сжав кулаки.

— И, чёрт возьми, я его услышал.

В комнате было тихо. Слишком тихо. Лишь легкий скрип дерева под пальцами Лучиано, когда он облокотился о стол, уставившись в сторону, где за окнами начинало мерцать воскресное солнце. Его взгляд был затуманенным — будто он всё ещё видел её. Улыбку на фотографии. Красивое белое платье. Красную машину. Не ту жизнь. Не с ним.

— Она правда сама уехала, — повторил он вслух, почти шепотом. — Ни охраны. Никого.

— Верно. Только — одна, — подтвердил Дарио. — Камеры видели, как она остановилась у моря, возле утесов. Сидела там почти час.

Лучиано резко повернулся.

— Удалите всё. Записи. Отслеживание. Протоколы. Никто больше не должен за ней следить. Ни ты, ни мои люди, ни, тем более, кто-то из Белуччи или Ромула.

Дарио нахмурился.

— Ты уверен?

Рем сделал шаг вперед, в его голосе не осталось ни сомнений, ни страха.

— Я хочу, чтобы ты забрал её.

— Забрал? — переспросил Дарио, уже зная ответ.

— Сегодня, когда она будет возвращаться. Сделай это чисто. Бесшумно. Без следов. Усыпите ее, если потребуется. Ее машину — спрячь. Пусть на какое-то время она исчезнет. Для всех.

Дарио молчал.

— Это похищение, босс. Если…

— Это не похищение, — перебил Рэм. — Это спасение. Она не выбирала быть пешкой в их игре. Теперь она будет в моей.

Дарио кивнул. Он видел это лицо раньше — в те моменты, когда Рем шёл на край ради тех, кого считал своими.

Он знал: приказ окончателен. А последствия — ещё впереди.

— Сделаю всё чисто. Никто ничего не узнает.

— Сделай, — прикрзал Рем.

Когда Дарио вышел, Лучиано облокотился о стену, закрыл глаза и прошептал сам себе.

— Не дам им тебя отнять, Белла Лупа. Не второй раз.

Он сидел в своём кабинете, не включая свет. Газета лежала перед ним, заголовок был жирным, хищным, будто клеймо.

"Красивая пара: Белуччи и Ромула объединяют древние крови Рима"

Он смотрел на фотографию. Она — в том самом платье, бокал в руке, улыбка на губах. Маркус рядом. Высокий, сильный. Подходит ли? Да. Слишком хорошо подходит. Как будто это всегда и было ее местом — рядом с альфой клана Ромула.

Рэм сжал газету в руке, но не разорвал.

“А если я ошибаюсь?”

Он откинулся на спинку кресла, глядя в потолок.

“Что, если это не капкан, а её выбор? Что, если она знала, кем я был, и всё равно решила выйти за него? Красивый, опасный, могущественный. С ним — безопасность. Стабильность. С ним — власть.”

Он закрыл глаза. Перед ним всплыло её лицо — в его толстовке, в ту ночь. Стальные глаза. Губы, дрожащие от желания, не от страха. Он это чувствовал.

“Но если всё это — игра? А я лишь вспышка в её прошлом?”

Он встал, прошелся по комнате. На секунду возникло желание отменить приказ. Остановить всё. Позволить ей остаться там, где, возможно, она хочет быть.

“И всё же… она тогда ничего не сказала. Ни слова о свадьбе. Ни слова о Маркусе. Смотрела так, будто тоже не может дышать рядом.”

Глава 19

Николетта Белуччи

Утро было обманчиво спокойным. Вилла просыпалась медленно: служанки шептались за закрытыми дверями, повара уже суетились на кухне, а во дворе собирались машины, чтобы развести гостей, которые остались.

Николетта стояла на балконе, укутавшись в тонкий халат, и смотрела, как легкий ветер шевелил кроны кипарисов. Вчерашний вечер был словно дурной сон: фальшивые тосты, пресса, рукопожатия, фейерверк. Роль "Лунной королевы" — тусклая маска, которую ей надели, даже не спросив.

Она глубоко вдохнула соленый римский воздух, прислушиваясь к себе. Там, внутри, всё ещё жило эхо другого голоса.
“Ты моя, Белла Лупа…”

— Ты рано, — послышался голос Нико.

Она обернулась. Брат вошёл без стука, как всегда. Был одет просто — чёрные джинсы, белая рубашка с закатанными рукавами. Его лицо было строгим, как и всегда, но взгляд усталый.

— Я поеду на море, — спокойно сказала она.

— Я поеду с тобой.

— Нет. — Она отвернулась, глядя вдаль. — Пожалуйста, Нико… Мне нужно побыть одной.

— Летта…

— Ты же не будешь спорить с будущей Лунной королевой? — в её голосе мелькнул сарказм.

Он скривился, но промолчал. Затем кивнул.

— Только скажи, куда именно. Я пошлю охрану на расстоянии.

— Не нужно. Нико, хоть раз… оставь меня в покое. Просто... просто позволь мне вспомнить, кто я.

Нико долго смотрел на неё. В его глазах была боль — и страх, и вина, и то, чего он не умел выражать словами. Но всё же он отступил.

— Вернись до заката. Сегодня вечером снова начнутся визиты. Ты должна быть дома.

Она не ответила.

Спустя полчаса она села за руль новенького красного Мини купера — подарка, который, казалось, тоже был частью чужого плана. Но дорога, её дорога, принадлежала только ей. Хоть ненадолго.

Она выехала из ворот виллы, словно вырываясь на свободу.

Море… Там, где волны не спрашивают о крови. Там, где можно хоть на миг перестать быть Белуччи.

Побережье было почти безлюдным. В этот час здесь бывали только местные — те, кто ценит тишину больше, чем суету пляжных кафе. Море раскинулось перед ней зеркальной гладью, лениво вздымая волны и разбивая их о камни, как будто и оно устало от всего.

Тёплый бриз трепал подол её белой рубашки-разлетайки, накинутой поверх черного купальника. Короткие джинсовые шорты слегка выгорели от солнца, а босые ноги оставляли едва заметные следы на тёплом песке. Волосы Николетты были распущенные, чуть влажные от утреннего душа. Они развевались за спиной, словно хотели улететь вместе с ветром.

Здесь она могла дышать.

Она подошла к самой кромке воды и опустилась на плоский камень. Под ней — нагретый солнцем гранит, перед ней — бескрайнее море, и больше ничего. Ни Рима, ни клана, ни фальшивых улыбок. Ни Маркуса. Ни "будущей Лунной королевы" клана Ромула.

Только она. Просто Николетта. Просто Луччи.

Сквозь полуприкрытые веки она смотрела на горизонт и думала, как быстро всё рушится. Казалось бы, ещё недавно она мечтала вернуться домой, а теперь ей хочется снова исчезнуть.

"Как бы он посмотрел на меня сейчас, если бы знал, где я?

Лучиано Рем — враг ее семьи. Что за шутка судьбы? Почему тогда она выбрала именно его?"

Сердце дрогнуло.

— Что ты делаешь со мной? — прошептала она в пустоту.

Ветер не ответил.

Где-то вдали чайки громко спорили между собой. Волна накатила ближе, коснулась её босых ног и отступила. Всё было живым, настоящим.

На короткий миг ей показалось, что она действительно свободна.

Но даже этот миг не был вечен.

Она прислонилась к теплому валуну и прикрыла глаза, позволяя солнцу ласково коснуться кожи. Ветра почти не было — лишь легкие потоки воздуха перебирали её волосы, укачивая в каком-то зыбком, обманчивом покое.

Вдалеке по берегу шла пара — мужчина и женщина, держась за руки. Они были простыми, неприметными: он в светлой льняной рубашке и шортах, она — в лёгком сарафане, волосы собраны в небрежный пучок. Они смеялись. Что-то говорили друг другу шёпотом, и в каждом взгляде, в каждом их шаге сквозило то, чего Николетта никогда не видела в своем окружении.

Простота. Свобода. Любовь без обязательств и политики.

"Вот, наверное, как это должно быть. Без кланов. Без ужинов при свечах, где каждый гость знает, с кем ты должна спать. Без отцов, решающих судьбу дочерей, как будто она просто имя на договоре. Без золота и власти. Только два человека. И море."

Она оторвала взгляд и уставилась на песок под ногами. Снова провела пальцем по браслету.

"Я ведь даже не знаю, как это — быть собой. Кто такая Николетта, если снять с неё фамилию, долг, происхождение? Что останется, если отрезать всё, что связывает с Белуччи?"

"Он бы понял. Лучиано… он смотрел на меня, как на человека. Не как на инструмент мира между семьями. Не как на красивую вещь, которую можно выдать замуж. А как на ту, кем я могла бы быть."

Она вздохнула.

"Но даже это — ложь. Мы по разные стороны. Он — Рем. Я — Белуччи. Нас не должно было быть. Мы — ошибка, наказание судьбы, насмешка предков."

Пара у воды остановилась. Он поцеловал её в лоб, она прижалась к нему и засмеялась. И этот звук — тихий, искренний — резанул Николетту по сердцу.

"А может… не ошибка? Может, это был единственный шанс?"

Но она знала, что этот шанс давно закрыт. Замурован в фамильных обязательствах, в страхе Нико, в ожиданиях отца, в улыбке Маркуса, которая больше напоминала предупреждение.

Выбора не было.

"И всё же…Хоть бы ещё немного… побыть здесь. В тишине. Без масок. Прежде чем всё снова станет фальшью."

Она закрыла глаза, позволив морскому ветру коснуться ресниц и кожи. Сердце трепетало — не от солнца, не от соленого воздуха. От него. От мысли о нём.

Лучиано. Луччи...

Имя звучало внутри нее, будто заклинание. Она не осмеливалась произнести его вслух — как будто любое напоминание о нем приближало гибель. И всё же он был здесь. В её голове. В её груди. В каждом вдохе.

Глава 20

Николетта медленно открыла глаза — сначала сквозь густую темноту, которая будто висела перед глазами, а потом тьма отступила, уступая место тусклому свету. Она попыталась пошевелиться, но почувствовала резкое натяжение в запястьях — руки были привязаны к спинке жесткого деревянного стула.

Темный платок на глазах не давал ей видеть, но острые звуки и запахи комнаты говорили: она не дома. Сердце бешено колотилось, в груди росла тревога, холодок страха пробежал по спине.

— Где я? — прошептала Николетта, голос звучал хрипло и непривычно тихо.

Слова казались пустыми, эхом возвращались к ней в пустом помещении.

Паника подступала к горлу: кто ее похитил? Зачем? Она сделала глубокий вдох, стараясь собрать мысли, но запутанные эмоции плели узор из страха, злости и отчаянной надежды.

— Где я? — немного громче повторила она.

Ей никто не ответил, но она чётко ощущала чье-то присутствие. Её тихо рассматривали сзади.

Николетта не стала ждать, пока кто-то объяснит ей, что происходит. Она резко подалась вперед, насколько позволяли верёвки, и сжала челюсть, голос ее звенел, как закалённый клинок.

— Вы вообще знаете, кто я такая? — произнесла она хрипло, но с отчетливой угрозой. — Меня определённо ищут. Когда моя семья узнает, что вы меня похитили, они сотрут это место с лица земли вместе со всеми вами.

Она выдохнула, чувствуя, как бешено колотится сердце, но ни на секунду не дала себе ослабеть.

— Не смейте даже тронуть меня. Одно слово — и вы все окажетесь в мешках, брошенные в Тибр. Хотите проверить?

Комната на мгновение замерла. Кто-то за её спиной тихо усмехнулся — не глумливо, скорее… с уважением.

— Развяжите меня немедленно, — приказала она, — пока я добрая, — продолжала угрожать девушка, но тревога и волнение уже подступили к горлу.

Вдруг она почувствовала легкое прикосновение сзади. Кто-то аккуратно перекинул её светлые волосы на бок.

— Не смей прикасаться ко мне, ты вообще понимаешь, кто я?

— И кто ты? — тихо, но с хрипотцой спросил Лучиано, глядя на нее исподлобья. Его голос был ровным, почти усталым, но в нем скрывался вулкан, застывший на грани извержения.

Николетта не сразу ответила.

— Я… — начала она, но голос предательски дрогнул. Она сжала кулаки. — Я дочь своего отца. Сестра Николаса Белуччи.

— Белуччи, — горько подтвердил он. — С самого начала.

— Да, — прошептала она, теперь уже твёрже. — Я Николетта Белуччи. Но это еще не всё, что я есть, Рем.
Она подняла подбородок, несмотря на то, что всё внутри дрожало.

— Ты так легко узнала меня, Белла Лупа, — сказал он спокойно, и наконец развязал ей глаза.

Он стоял в полумраке, взгляд тёмных глаз прожигал.

Она смотрела на него, на его стиснутую челюсть, сдерживаемую ярость и боль.

Лучиано шагнул ближе.

— Я бы узнала твой голос из тысячи, развяжи меня немедленно, — сказала она.
— Так ты знала, кто я? Знала с самого начала?

Она закусила губу. Молчание стало ответом для него.
Он закрыл глаза на мгновение.
— Тогда скажи честно. Это всё… было частью плана?

— Какого ещё плана? — спросила она.

— Два года назад, Луччи, зачем ты появилась в моей жизни и свела меня с ума?

— Да при чем тут вообще ты? Я просто, хотела быть девушкой, а не пешкой в клановой игре. Я хотела лишиться гена, чтобы не...

Николетта замерла. Сердце сжалось.

— Чтобы что? Зачем ты меня соблазнила тогда, почему именно я?

— Я и понятия не имела, кто ты такой. Если бы я знала, думаешь, я бы пошла с тобой?

— Зачем ты тогда это сделала? Зачем?

— Ты мне понравился тогда, ты был идеальной кандидатура для… , — она осеклась.

— Для чего, Луччи? — насмешливо спросил он.

— Развяжи меня, — попросила она.

— Я тебя не развяжу, пока не расскажешь мне все, как есть.

— Я ничего тебе больше не скажу, пока не развяжешь меня, — уверенно ответила она.

— Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы диктовать мне условия, mia lupa?

— А тебе не кажется, что ты немного перегнул палку, похитив меня. Чего тебе от меня нужно?

— Я хочу узнать правду, зачем ты ворвалась в мою жизнь, пленила мои чувства, а потом их растоптала, Белуччи.

— Ничего я не топтала, — обиженно ответила она, — хочешь верь, хочешь не верь, но наша встреча два года назад была чистой случайностью. Я понятия не имела кто ты. Да, я выбрала именно тебя тогда, но только ради одной цели, о чувствах речи не шло от слова совсем.

— Зачем тебе было лишаться гена волка с первым встречным, Белуччи?

— Я хотела быть свободной, хотела разорвать связь с кланом, хотела лишиться гена раз и навсегда, только, когда ты меня укусил, что-то внутри перещелкнуло и я поняла, что не могу.

— Зачем ты усыпила меня тогда?

— Это был план Б, на случай, если бы ты не захотел отпустить меня.

Лучиано горько улыбнулся.

— Ты права, я бы ни за что не отпустил бы тебя.

— Вот видишь, я лишь пыталась открыть дверь в новую жизнь, а ты был ключом. Ничего личного, развяжи меня, Рем.

— Ничего личного, говоришь? — переспросил Лучиано, — а как же наша встреча в Палаццо ди Венеция? Тогда тоже ничего личного? Ты пришла туда в моей кофте.

— Туда я пришла за браслетом, ничего больше.

— Не верю, Николетта.

— Что ты хочешь от меня услышать? Что я влюблена в тебя? Серьёзно? Не знаю, в курсе ли ты, но со вчерашнего вечера я — невеста Маркуса Ромула, — сказала она тихо, с тем ровным тоном, в котором пряталась буря.

Слова прозвучали, как удар. Лучиано смотрел на неё, и в глазах его гас свет. Он отступил на шаг, будто она ударила его.

— Скажи это ещё раз, — хрипло попросил он, глядя ей прямо в лицо.

— Я помолвлена с Маркусом, сыном Альфы клана Ромула. Через три месяца у нас свадьба, — повторила она, не отводя взгляда, хотя в горле стоял ком.
— Это моя судьба. Мой долг.

— Долг? — передразнил он ее с ядом в голосе. — А где была твоя честь, когда ты шептала мне, что я твой? Когда позволила мне коснуться тебя, укусить? Ты играла? Или просто решила развлечься с врагом перед тем, как стать Лунной королевой клана Ромула?