Не знаю, что подумали бы местные, появись я посреди этой деревни погожим летним днем, когда даже самые страшные кошмары кажутся не более чем байкой. Но я объявилась весной, когда снег только-только сошел с мерзлой земли, и дороги развезло до состояния полной каши. Впрочем, той ночью они замерзли. Я вошла в деревню со стороны тракта, где меня высадил один из дальнобойщиков, ехавший в нужную сторону. Остановилась на обочине, вдыхая запахи свежей земли и хвойного леса. На самом деле он был смешанный, однако хвоя от внезапной оттепели, а затем еще более внезапных заморозков перебивала все другие запахи.
Дорога сходила с трассы и терялась в лесной тени. Я вздохнула и потащила за собой огромный чемодан, с облегчением углубляясь в темноту. Лес безопасен. Даже ночью. Люди гораздо хуже.
Так я и появилась на окраине деревни: тощая длинноногая, словно только народившийся олененок, девица с перекинутой через плечо русой косой, угрюмая и замерзшая. В темноте светилось лишь несколько окон, да и те вдалеке. Здесь, на самом краю, света нигде не было – все дома стояли темными саркофагами. Темными, но не бесшумными. Собаки, почуяв меня, зашлись визгливым лаем, перебудив и другую живность – я только досадливо скривилась, подходя к темным покосившимся воротам крайнего на единственной улице дома. Сразу за ним дорога окончательно терялась в темноте, хотя и здесь не было ни одного фонаря, но близость жилья делала самую темную ночь светлее. Я бросила чемодан на дороге и отправилась вдоль забора в поисках калитки. Она нашлась метров через десять, совершенно заржавевшие петли визгливо заскрипели. Видно, их давно никто не использовал. Однако под моим напором они сдались. Я втащила чемодан во двор и огляделась. Темные постройки вдоль дорожки к дому ни о чем не говорили, будка для собаки пустовала. Я осторожно ступила на крыльцо с покосившимися перилами и провела рукой по обшарпанной двери – на пол посыпались кусочки краски, обнажая старое дерево.
- Кто умудрился так испортить тебя? – прошептала тихо и достала из рюкзака ключ от огромного амбарного замка. Проще его расплавить, чем взломать. Ключ повернулся с трудом, а из дома пахнуло затхлым и сырым. Я сморщилась и вытащила из чехла фонарь, представляя, как сейчас все окрестные жители расплющили носы об окна.
Дом оказался на удивление небольшим – всего две комнаты: сени, кухня, в которую вела входная дверь, с печью у левой стены, примыкавшей к другой комнате – видимо, спальне. Она была намного меньше – туда поместилась лишь кровать. Я огляделась, кинула чемодан на кровать и вернулась на кухню. Рядом с печью в деревянном ящике еще сохранились дрова – немного отсыревшие, но все же годные для растопки. Я открыла заслонку, закашлявшись от угольной пыли, выгребла оттуда остатки угля и сунула туда дрова в неверном свете фонарика. В доме было холодно – лучше сейчас протопить, чем потом остаток ночи мерзнуть. К тому же – кто знает, что могло облюбовать давно нежилой дом? Тепло выгонит его наружу.
Дрова разгорелись, хотя тяга была плохая – дым уходил медленно, часть его расползлась по дому. Я подошла к окну, открыла ссохшуюся раму – стекло задребезжало. Холодный ночной воздух ворвался в дом, заодно выметая запах затхлости.
Я уселась на стул возле окна, выключила фонарь и в первый раз за долгое время расслабленно вздохнула. Было холодно, я была голодна и устала, но вокруг не было никого, и это было так чудесно, что блаженная улыбка расползлась по моим губам.
Спустя час дрова прогорели, и я, тщательно затушив тлеющие угли, сгребла ворох тряпок с печи и закинула туда свою зимнюю куртку из чемодана, на которую с кряхтением забралась и закрыла глаза. Наконец-то.
Утром я проснулась от холода и писка. Открыла глаза и увидела на своей груди дохлую мышь. Судя по ее виду, ее разве что не отрыгнули. Брезгливо скинув почившую на пол, я села, свесив ноги с печки. Серое пасмурное утро уже вступило в свои права, высветлив тени в углах и открыв висевшую клочьями паутину, слой пыли на всех поверхностях и черного кота, игравшего с еще одной мышью на полу. Вероятно, серую ждала судьба своей товарки, однако я позволила себе высказаться:
- Надеешься на поощрение? Не дождешься.
Мышь была тут же выпущена. Кот осуждающе уставился на меня зеленющими глазами.
- Тебя никто не заставлял ехать со мной, – фыркнула я на это, спускаясь с холодной печи и ежась от пробравшегося под кофту холода. – Ну что, с чего начнем?
Кот облизнулся.
- Тебе лишь бы пожрать, – впрочем, я и сама не прочь подкрепиться. Однако в чемодане были только вещи, даже ноутбук остался в городе. Поэтому я накинула куртку и вышла из дома. На улице уже вовсю кипела жизнь – чьи-то свиньи копались в огромной луже посреди дороги, собаки драли глотки, тощие после зимы немногочисленные куры разгребали обочины в поисках запревших зерен. Из-за соседнего штакетника на меня уставились две пары одинаковых детских глаз, разве что те, что справа, были более хитрые и глядели из-под выбившихся из хвоста светлых волос. У его сестры волосы были аккуратно заплетены в две косички.
- Привет, – чуть улыбнулась я. – Родители дома?
Родители были дома – бабища в два обхвата как раз выходила из курятника с пустым ведром в руках, мужик чуть поменьше ее выскочил на крыльцо в растянутых спортивных штанах и полосатой фуфайке.
Несмотря на явное любопытство, они отнеслись ко мне настороженно, что, учитывая мое ночное появление, было вполне понятно. Тем не менее, пяток яиц и полбулки хлеба у них нашлись, и я, довольная, скрылась в доме.
Утро выдалось на редкость замечательное – солнечное, жаркое, влажное. Щурясь от яркого света, я выползла на крыльцо с чашкой чая и бутербродом с маслом и привалилась к перилам, надеясь, что они не обвалятся.
- День добрый, хозяйка!
Кого это черт принес?
Благодушие как рукой сняло. Я недовольно подняла голову, выискивая нахала.
Им оказался незнакомый парень расхлябистого вида. По лицу читалась то ли неделя беспробудного пьянства, то ли лет двадцать умеренного, но регулярного. Белобрысые волосы торчали в разные стороны, еще больше торчали уши. Он стоял, опершись о покосившийся забор (надо бы новый поставить!), и улыбался всеми двадцатью (не больше) зубами.
- Добрый, – неохотно и настороженно согласилась я, и не думая вставать. Хотя, с другой стороны, мне с этими людьми еще жить, нужно же как-то… налаживать связи?
Связи светились щербатым лицом и явно жаждали знакомства.
- А я смотрю, уже почти месяц как живете с нами, неужели на лето остаетесь?
Надо же, и подсчитал даже.
Я неохотно встала, направляясь к парню. Кот вылез из дома, уселся на крыльце, сверля зелеными глазами наглеца.
- Там видно будет, может и на лето, – не стала я уточнять, что планирую задержаться. – А вы?..
- А я из десятого дома, – махнуло это чудо рукой в неопределенном направлении. – Мамка моя говорит, сходи глянь, может, помочь чего надо? А то совсем с Гришкой своим… - Тут парень заткнулся, видимо, родительница запретила про дружка-собутыльника упоминать. Дабы девица (незамужняя надо полагать) не выгнала поганой метлой. Ага.
- Очень приятно, а я Алиса, – форсировала я события, отчаявшись дождаться, пока он сам представится.
- Ага. А я Генка, – неизвестно чему обрадовался сосед. – Ты слышь, ты обращайся, если надо чего, помочь там чем… Соли, опять же.
Соли? Нет, спасибо.
- Обязательно, – улыбнулась я как можно искреннее. Спасибо тебе, помощничек, но я лучше как-нибудь сама. - Будьте здоровы, Гена. И маме привет.
Привет и соболезнования. Парень здоровый, как бык – плечи бы в дверь прошли и то хорошо – а ума ни на грош. Чего он здесь, на хуторе, околачивается? Ни работы, ни девок.
Видимо, выглянувшее солнце осветило дорогу к моему дому. Не успела я избавиться от Геннадия, как приковылял его близнец.
- Гриша, – утвердительно сказала я на его попытку познакомиться. – Алиса. Очень рада познакомиться.
- А ты чо, типа ведьма что ли? Прям угадала! – гыкнул тот. Надо признать, Геннадий был еще неплох. Григорий мог похвастать начинающим брюшком, лысиной и выбитыми передними зубами. И уазиком.
- Как ему права-то выдали? – ужаснулась я, рассматривая помятую машину, явно не раз и не два во что-то врезавшуюся.
- Так, а батя у него – начальничек поселковый! – удивленная моим незнанием отозвалась Машка – русоволосое создание семнадцати лет отроду. Девица красивая, разве что слишком худая, больше похожая на мальчишку. Длинная по нынешней моде юбка и короткий топ сидели на ней как на вешалке. Волосы, заплетенные в толстую косу до пояса, были того чудного цвета, какой с возрастом все больше становится рыжим. – Кто ж их у него отберет?
- Логично.
- Он сюда к дружку своему приезжает. Почитай, каждые выходные и посередь недели тоже бывает, как устроят шабаш…
Машка неожиданно вскрикнула и с ругательствами понеслась по улице. Смоляные пятки резиновых сапог засверкали на солнце. Корова, которую она вела на поле, успела воспользоваться невниманием хозяйки и влезла в соседский огород.
Я с облегчением отлепилась от забора, от которого отойти не могла вот уже второй час, и поспешно скрылась в доме. Хватит на сегодня знакомств, пожалуй. Машка была из них самой нормальной – если так можно сказать о юродивой. С виду вроде девочка симпатичная, да и разговаривает хорошо, связно, но мысли скачут как блохи по собаке. И все какие-то чудные. За полчаса общения с ней я успела узнать, что девицу привезли сюда из какой-то лечебницы, где она до этого лет пять обреталась. Родители все надеялись, что ей там ума прибавят, да только все без толку. В конце концов, сплавили к бабке в глушь – толку от лечения все равно никакого, а бабке помощница. Кроме меня, Генки и Машки (и матери с бабкой соответственно), здесь жили: трое стариков на другой окраине, шестеро старух от шестидесяти и до сотни, приезжие из Узбекистана напротив меня, да вдова с тремя детьми, которую «щедрые» родственнички выселили сюда, дабы не мешала делить остальное наследство. Вот, собственно и все. Не густо, прямо скажем. Через мост, в новой части поселка, жило еще полторы тысячи человек, но работали в основном у частников на фермах, коих было в округе множество, или в заповеднике – по вахтам.
Про заповедник я знала и без сбивчивых рассказов Машки. Не слишком удачное место для цивилизованного оборотня, но на что только не пойдешь ради желанного спокойствия?
Переодевшись в рабочую одежду, я запаслась инструментами и подошла к сараю. Зимы здесь суровые, нужно бы и утеплить как следует, только где ж я мха столько наберусь? На заднем дворе правда стоит до сих пор глина разведенная, если смешать ее с соломой… Да, может быть, что и выйдет? Еще ведь помню, из города рулонный утеплитель из фольги привозила…
Разбудил меня стук в дверь. Сонно разлепив глаза и испытывая острое чувство дежавю, я села на печке.
Вот… Вот не знаю, как назвать, чтобы цензура пропустила! Учасссссстковый…
Досточтимый Алексей Михайлович собственной персоной. Стоит в дверях, уже открытых, стучал не иначе из вредности, чтобы пробуждение было особенно приятным.
- Здравствуйте, Алиса Архиповна!
Я поморщилась, сползая с печи и зябко кутаясь со сна в халат. От его показательно-хорошего настроения мое собственное только ухудшилось. Еще больше усугубил дело тот факт, что я понятия не имела, как долго он тут и чем занимался, пока я дрыхла без задних ног. Может, уже и дом мой обшарил в поисках чего интересного?
А я тоже хороша – двери закрывать надо! Бросив взгляд в окно, я заметила клонящееся к закату солнце, наполненный тенями дом и нелюбезно спросила:
- Чего вам, участковый?
- Алиса Архиповна, - покачал он головой, улыбка с губ сошла, – я же о вас забочусь…
- В каком это смысле? – насторожилась я, плотнее запахивая халат и обыскивая взглядом комнату в поисках еды. Черт возьми, придется затопить печь.
- В том смысле, что женщин бить, а тем более резать на своем участке я не дам, – уже сухо ответил он, и я удивленно повернулась к участковому лицом. Ах, ты ж черт! Совсем про синяк на скуле забыла.
Если еще хоть раз услышите от кого-то про регенерацию оборотня, плюньте ему в лицо! Заживает как на собаке – возможно. Но не за день и не за два.
Внимательный взгляд прошелся по моему лицу, спустился на грудь, правда, не задержавшись там надолго, и остановился на замотанной уже грязным бинтом руке. А я представила себя со стороны – мокрые волосы высохли как попало, на лице и руках царапины, синяки, даже порез есть, а ноги как были в земле, так и остались.
Бомжиха да и только. Злая на саму себя (распустилась!) и на него (какого лешего принесло?!) я ощутимо скрипнула зубами.
- Вот и разбирайтесь с этими женщинами, участковый. А у меня все в порядке.
Вероятно, он ждал чего-то другого. Что я начну плакаться в жилетку или… не знаю что еще. Вместо этого я стояла перед ним, скрестив руки на груди, и не собиралась ничего говорить.
Раздраженно вздохнув, мужчина покачал головой:
- До вас, Алиса Архиповна, у нас была очень тихая деревня.
Я даже дар речи потеряла.
- До меня?! То есть я еще и виновата, что вам в любую дырку хочется нос сунуть?!
- Именно потому, что я, как вы выразились, сую нос в каждую дырку, у нас и была тишь да благодать.
Я едва не фыркнула с досады. Непробиваемый, честное слово!
- Алексей Михайлович, что вы от меня хотите? Я никого не трогаю. Ночами оргий не устраиваю...
Он кивал, но было видно, что совершенно не слушал, оглядывая дом.
- Меня интересует не это. А тот, кто вам поставил синяк. И поранил руку.
- То есть я сама? – подняла я бровь. Хватит с Гришки приключений! Участковый еще немного побуравил меня взглядом и поднял руки:
- Ладно, ладно. Если не хотите писать заявление – не надо. Просто мне казалось, вы не из тех женщин, что терпят подобное.
- А я и не терплю, - пожала я плечами, вытесняя его в сени, а затем и наружу. – Если кто-то меня обидит, я обещаю, вы узнаете об этом первым.
Когда он ушел, я, вздохнув, начала готовить. Разожгла печь и, пока дом прогревался, отправилась на проверку. Куры и телята были в полном порядке – Гришка не соврал. Долив им воды и всыпав оставшейся мешанки, я собрала яйца и вернулась в дом. Ужин вышел поистине королевский. Неплохо бы, кстати, наловить рыбы – засушить или засолить ее, и можно целую зиму есть. Размышляя таким образом, я поела и, дунув на свечу, снова легла спать. Ибо нечего режим сбивать.
Ну и проснулась уже часа в четыре. Солнце еще не взошло, но небо из чернильно-синего посерело, выцвело. На улице вовсю стрекотали кузнечики – шум стоял просто оглушительный. Лениво потянувшись, я соскочила с печи, плеснула теплой воды в тазик и вышла на улицу. С наступлением зимы придется что-то придумывать с туалетом и умыванием – не бегать же каждый раз…
Утренний туман только начал подниматься, хотя роса уже выпала и холодила босые ноги, пока я шла к колодцу. Сразу за ним еще в начале лета я устроила умывальню – дощатая будка с подвешенной кверху двадцатилитровой бутылью воды и приделанным самодельным краном. К стенке прибила пару полок и зеркало – чем не рай? Если тепло, само собой.
Прошедшие дожди наполнили емкость доверху. Я слегка открутила крышку и наконец-то помылась, чувствуя себя человеком.
Тем временем показалось солнце. Пользуясь моментом, я прошерстила огород, сорвала остатки огурцов, прорядила морковь и лук, свеклу, собрала горох и фасоль, подперла помидоры (надо бы уже снимать, а то первые же заморозки…) и хотела было добраться до капусты, но отвлек кот. Гнусаво мяукая, он подбежал ко мне, таща в зубах панамку. Я подняла голову, щурясь на палящее солнце. Время к полудню – пора и закругляться.