Ведьма-Хранительница для Железного инквизитора

Глава 1

Я страшно опаздываю.

Солнце уже касается верхушек дубов, окрашивая лес в медные и золотые тона, а мне ещё добрую милю до монастыря. Мать Теодора будет недовольна — вечерняя служба начинается ровно на закате, и послушницы не имеют права опаздывать. Даже те, кто провёл полдня в лесу, собирая полынь для аптекаря.

Корзина оттягивает руку. Я перехватываю её поудобнее и ускоряю шаг, перепрыгивая через корни. Листья шуршат под ногами — сухие, ломкие, с пряным запахом осени. Месяц яблок вступил в свои права, и лес готовится ко сну.

Но мне не хочется спешить.

Я замедляюсь, несмотря на здравый смысл. Ещё минута. Всего одна. Никто не узнает.

Останавливаюсь на небольшой поляне, где между стволами пробивается последний луч солнца. Воздух здесь густой, тяжёлый, пропитанный запахом влажной земли и прелой листвы. Я закрываю глаза и вдыхаю. Лес живёт своей жизнью — в шелесте веток, в далёком карканье ворон, в тихом поскрипывании древесины. Он дышит. Он помнит.

Я люблю эти моменты. Боюсь признаться в этом даже себе, но люблю. В монастыре я всегда среди людей — в трапезной, в молельне, в лазарете, где помогаю отцу Бенедикту. Там я правильная, послушная Вета, которая знает своё место. А здесь, среди деревьев, я просто… Могу наконец почувствовать, кто я есть.

Ветер поднимается, разгоняя листья у моих ног. Шуршание превращается в шёпот. Я открываю глаза, напрягаюсь. Нет, показалось. Просто ветер.

Но шёпот не стихает. Он усиливается, словно множество голосов заговорили разом — тихо, настойчиво, почти нежно.

Вета.

Я замираю. Сердце колотится о рёбра.

Вета, дочь леса.

Это невозможно. Ветер не может звать по имени. Деревья не говорят. Я слишком много времени провела на солнце, вот и всё.

Хватаю корзину и бросаюсь бежать. Ноги путаются в подоле платья, ветки хлещут по лицу, но я не останавливаюсь. Прочь отсюда. Прочь от этого шёпота, от этого леса, который, кажется, хочет меня удержать.

И тут я слышу плач.

Детский. Жалобный. Совсем рядом.

Я останавливаюсь так резко, что корзина вылетает из рук, рассыпая травы по земле. Плач доносится слева, со стороны старого обрыва. Что ребёнок делает здесь, в лесу, на закате?

— Эй! — кричу я, сворачивая с тропы. — Где ты?

Плач усиливается. Я продираюсь через кусты, царапая руки о ежевичные ветки, и выбегаю на край обрыва.

Внизу, метрах в трёх, на уступе лежит девочка. Лет пять, не больше. Светлые волосы растрепались, платьице порвано. Она смотрит на меня огромными глазами, полными слёз и боли.

— Помогите, — хнычет она. — Больно.

Левая нога под неестественным углом. Я различаю белый проблеск кости сквозь разорванную ткань. Кровь. Много крови, она просачивается сквозь платье, капает на камни.

Святые…

— Держись! — Голос срывается на крик. — Я сейчас!

Спускаюсь по склону, цепляясь за корни и камни. Осыпается земля, пальцы скользят, но я не могу остановиться. Девочка всхлипывает всё тише. Она вот-вот впадёт в забытье.

Наконец я рядом. Падаю на колени, хватаю её за плечи.

— Смотри на меня! Не закрывай глаза!

Но она уже не смотрит. Веки подрагивают, дыхание прерывистое, поверхностное. Кровь не останавливается — алая, горячая, пульсирующая в ритме слабеющего сердца.

Я рву на полосы подол своего платья, перевязываю ногу выше раны, затягиваю изо всех сил. Кровь продолжает сочиться. Снимаю платок, прижимаю к ране. Бесполезно. Ткань мгновенно пропитывается, становится тяжёлой и липкой.

— Нет, нет, нет... — Я не узнаю собственный голос. — Держись, пожалуйста, держись!

Девочка совсем бледная. Губы синеют.

Она умирает. Здесь, в моих руках, она умирает, и я ничего не могу сделать. Монастырь слишком далеко, не успею донести. Помощи не дождаться. Я совсем одна.

— Пожалуйста, — шепчу я, сама не зная, к кому обращаюсь. К высшим силам? К лесу? К кому угодно, кто может услышать. — Не дай ей умереть. Пожалуйста.

Прижимаю ладони к ране сильнее, закрываю глаза. Если есть хоть что-то, что я могу сделать, хоть что-то...

Тепло.

Оно начинается в груди — лёгкое покалывание, словно проснулось что-то дремавшее. Растекается по рукам, стекает к кончикам пальцев. Я открываю глаза.

И вздрагиваю, не веря тому, что вижу.

Мои ладони светятся.

Зеленоватый свет, мягкий и пульсирующий, льётся из моих рук в тело девочки. Я смотрю, не в силах пошевелиться, не в силах дышать. Свет проникает под кожу, обволакивает кость, сшивает плоть. Под моими пальцами нога выпрямляется, осколки срастаются, разорванные мышцы сплетаются обратно.

Кровь перестаёт течь.

Кожа затягивается, бледно-розовая, новая.

Через несколько мгновений — вечность? секунду? — не остаётся ничего. Только тонкий белый шрам там, где была рваная рана.

Свет гаснет.

Я отдёргиваю руки, будто обожглась. Смотрю на свои ладони — обычные, испачканные землёй и кровью, но обычные. Никакого свечения. Ничего.

Сердце то замирает, то несётся вскачь.

Что это было?

Девочка вздыхает. Глубоко, ровно. Её веки подрагивают, она поворачивает голову. Спит. Просто спит, как будто ничего не произошло. Как будто она не была на волосок от смерти минуту назад.

Что же я натворила…

Меня начинает трясти. Сначала руки, потом всё тело. Я упираюсь ладонями в землю, пытаюсь отдышаться, но воздуха не хватает. В голове звенит. Что я наделала? Что за мерзость, это не может быть колдовство… Весь мир отступил назад, словно я вдруг оказалась под водой, звуки слились в ровный шум, от которого голова вот-вот лопнет.

Не мудрено, что я не услышала шагов.

— Именем Святого Пламени, — раздаётся голос за моей спиной. Холодный и ровный. Таким бы говорили мечи, будь у них языки. — Вы арестованы по подозрению в колдовстве.

***

Дорогие читатели!

Из-за того, что появилось очень много ИИ-книг, настоящим пишущим авторам стало гораздо труднее.