Ведьма и ее волк

Пролог

Со мной оставили только старую няньку, которая сутки напролет изводила меня молитвами.

Что-то вроде «прости, господь, рабу грешную, прими в свои теплые объятия». Темнила нянька, щадила мою слабую психику, потому что объятия меня ждали самые что ни на есть горячие.

Я слушала ее причитания, глядя в окно и зевала. Тоска моя утихла, боль притупилась. После суда и двухлетнего заключения мне не хотелось ни есть, ни пить, ни надевать красивые платья. Даже чтение больше не доставляло мне радости. Наверное, потому что мне приносили сплошь трактаты о невинно замученной святой Айзе или о ведьмах-клятвопреступницах. Или потому что красивые платья у меня давно отобрали.

Платьев было жаль. Слаб человек.

Под окнами послышались крики и стук копыт.

— Князь женится, — орала внизу толпа. — Святая Королева поедет к венцу в золоченой карете, в лавандовом венке, раскидывая…

Тут версии разнились. Одни утверждали, что Королева будет раскидывать хлеб, другие, что золотые монеты, третьи — наиболее адекватные — склонялись к лепесткам роз. Ну и правильно, нечего казну разбазаривать.

Я пересела к окну поближе, хоть взгляну напоследок на Князя, в проклятые синие глаза, заодно и сестрице пошлю заковыристое посмертное проклятие. Совмещу приятное с очень приятным. Я знала, что Князь женится на Королеве ради своей страны, захваченной обезумевшими люци, и прощала его. Любовь ещё горела в моей груди, как ведьминские костры на площади.

Меня посадили в башню, что окнами выходила на площадь, где совершалась казнь моих так называемых сообщников. Сидела я высоко, видела далеко. Вместо обещанного свадебного кортежа, везли моего конюшего Селвига, который с трудом угадывался в изуродованном пытками подростке.

— Сколько этим тварям надо крови, чтобы они угомонились? — искренне удивилась я. —

Захлебнуться же скоро.

Толпа ярилась и текла вдоль телеги, исходя криками. Ведьминский подмастерье! На плаху, на плаху! Пытать огнём на Божий суд!

В окно прилетел увесистый булыжник, но рассыпался о магическую решетку. Я послала воздушный поцелуй меткому верзиле, засветившему в окно, и тот застыл, выпучив глаза. Когда полыхнуло костром, я даже не прослезилась.

Кончились у меня слезы.

Толпа вместо казни жадно пялилась в мое окно в надежде, что я начну от горя лезть на стены. Я демонстративно позировала перед под любопытными взглядами. То плечико заголю, то тряхну распущенными волосами. То упрусь руками в подоконник, выгнувшись до ломоты в спине. Спустя пару минут гимнастики, жены начали растаскивать заинтересованных супругов по домам.

— Все равно сдохнешь, ведьма, — заорала какая-то невоздержанная миссис.

В ответ я соблазнительно улыбнулась ее супругу, и поманила пальцем. Тот даже дернулся ко мне, как привороженный. Вот что делает с людьми слава ведьмы-оморочницы.

Няня взяла меня за руки и заставила сесть рядом, обняла за голову, словно мне снова было десять, и я подралась со своим единственным другом Эйкеном. Теперь мой находчивый друг Эйкен вырос и стал пастором Льоро, который скоро подпишет мне приговор.

— Отвернись, голуба моя, закрой глаза, я буду петь тебе и ты не услышишь криков.

— Ведьма! Ведьма! Ведьма! — скандировала толпа.

Камни с глухим стуком рассыпались о защитную магию, но вот от криков защититься было нечем. Ведьма — это я. Чудище, пожелавшее свергнуть с трона милосердную Королеву, свою единственную сестру.

Виски заломило от воплей и усталости. Сил притворяться бездушной тварью не осталось.

— Подай мне отвару, в горле пересохло.

Воды нам сегодня не принесли, а пить хотелось неимоверно. Хорошо, что эта незнакомая мне Бетти принесла хоть отвар. Дала бы ей дукат, да у меня нету.

— Пей, голуба. Потише, потише, горячий ещё.

Нянюшка помогла мне приподняться и поднесла к губам чашу. Я жадно сделала несколько глотков и застыла от шока, ощутив горький и прохладный вкус фиалок — яд, созданный моей собственной магией. В глазах потемнело.

Задыхаясь схватилась за старый оловянный крест, когда-то подаренный мне Князем, и вдруг все поняла. Это он прислал мне яду, он женится на моей сестре и наденет корону, а я — просто потерявшая ценность пешка, проложившая ему дорогу к трону.

Мир померк.

Дорогие читатели, буду признательна за ваши звездочки и комментарии! Вам недолго, а мне приятно :)

1.1 Возвращение

— Миледи! Очнитесь, миледи! — настойчивый голос бил в больную голову, как стрела, раз за разом попадающая в мишень. — Да торопись же, остолоп, не видишь, миледи худо!

С трудом разлепив глаза я привстала, поддерживаемая пажом. Рука все ещё стискивала ворот платья и брошь больно впивалась в ладонь. Тошнота подкатывала к горлу, перед глазами стояла пелена, сквозь которую пробивались образы и голоса. Старая лепнина на потолках, сальные свечи, прожилки магического теонита в стенах…

Наконец, я сообразила оглядеться.

Гулкий, забитый раздражёнными лордами зал, потертые кресла, стол, идущий геометрической прямой от двери к двери, удушье от адской смеси ароматов: духов, вин, масла, притираний и еды. Я с недоумением взирала на праздную толпу, опустошающую тарелки, опрокидывающую в рот кубки. От звяканья приборов и гогота закладывало уши. Юнец через три персоны от меня вгрызался в сочную баранью лопатку и масло текло у него по рукаву, а две леди рядом пытались обняться с бокалами в руках. Вино, ясное дело, при этом лилось на скатерть.

Где я? Умерла?

Нахлынуло воспоминание об удушающей сладости яда. Минуту назад я билась в предсмертной агонии, а теперь сижу в центре сборища, пожирающего барашка. Как это возможно?

— Ах, леди Бэкфорд, как мы испугались за вас, — жужжал над ухом голос. — Раз и упали, как подкошенная.

Я медленно повернулась к заговорившей со мной леди, и с удивлением опознала в ней леди Бэколл. Мы виделись всего один раз, на зимнем балу, но… Это же было три года назад! Нахмурилась, оглядывая зал с новым вниманием.

Бал на мое двадцатидвухлетие я помнила прекрасно, поскольку это был мой последний бал. Обычно меня сажали во второй зале, помня о моем высоком происхождении, но в день моего совершеннолетия Изабель переклинило. Посадила меня к гувернанткам и впавшим в немилость дворянам.

К последним относилась и бедная жабообразная леди Бэколл. Ее супруг навернулся с лошади в прошлом году, и все состояние вместе с титулом отошло его двоюродному брату. Несчастная леди на пару с хорошенькой дочкой лебезили перед Королевой в надежде на приличную партию для последней.

Мне… приснился сон. Просто дурной сон.

— Паж, — вышла из-за стола, оперевшись на руку пажа — Желаю выйти в сад.

Надо проветрить дурную голову. Впрочем, я оглядела милую дочку леди Беколл, почему бы не сделать доброе дело? Сон или нет, а моя доброта мне ничего не стоит.

— Вы в прошлом году надели платье одного цвета с Ее Величеством, так что не рассчитывайте на хорошую партию, — высокомерно обронила я. — Виконт Маскот пьет, как проклятый, а барон Делави на днях прикончил третью жену.

Дочка сделала ротик буквой «о», а леди Бэколл поджала губки, с которых рвалось непечатное в мой адрес.

— Миледи Бэкфорд, как вы можете… можете… Это очень гадко.

— Гадко, — лениво заметила я, — оставить вас без содержания, — и из чистой жалости добавила: — Скоро здесь будут волки, так что не жеманьтесь и выберите себе достойного джентельмена.

— Да какие из волков джентельмены, — возмутилась леди по левую сторону от меня. — Грубые, неотесанные, дикие, едят, наверное, руками…

— Лапами. А ночами на луну воют. Им не дано оценить красу кварцитовых холмов, — я усмехнулась и прошла мимо вдоль отсыревшего коридора к саду, манящему успокаивающим ароматом лаванды.

За спиной грянул хохот, гости взялись обсуждать волков, но я уже не слушала. Опираясь на руку пажа из душной залы я прошла темными пустыми коридорами в лавандовый сад.

Дворцовый фонтан мягко играл струями. Хотелось по-крестьянски умыться и протереть лицо подолом, чтобы протрезветь от страшного сна. Моя сестра меня любит, Князя я никогда не видела, мой друг Эйкен не предавал меня. Но как я себя не убеждала, от моей наивной и детской любви ничего не осталось. Я чувствовала себя старухой, выжженной дотла.

Неужели бывают такие страшные сны?

— Как думаешь, паж, можно увидеть долгой-долгий сон за минуту?

— Мой дед сказывал, что однажды его ранили под Нортой и он прожил целую жизнь во сне, а очнулся под той же Нортой со стрелой, застрявшей в латах. По словам соратников он только на миг прикрыл глаза.

— Это был хороший сон?

— Он встретил во сне любимую, женился, завёл детей, управлял имением, пожалованным за военные заслуги. Он потом искал свою жену здесь, в реальности, да только не нашёл.

— Вот как…

Я была третьей и последней дочерью короля. На год мне подарили розовый берег моря и золотой мяч, на два — помолвку с королевичем из весёлой Орты, где не бывает снегов, на третий на меня снизошла Божья милость и осенила даром. Дар — храни бог сообразительных магов — скрыли. Меня уверяли, что дар, данный в раннем детстве, редок и предрекает сложную, но счастливую судьбу. Наврали.

На мой девятый день рождения отец выпил отравленного вина, а старших сестёр заперли в монастыре. Одна из сестёр, вроде бы, повесилась, а вторая утопилась. Меня заперли в детском западном дворце с нянькой и растили, как сорную траву, пока во дворце шла невидимая бойня за власть.

1.2 Возвращение

А в одиннадцать я узнала, что у меня все это время была четвёртая сестра. Мы познакомились в ночь восстания люци, когда дворец пылал огнём, а нянька пыталась запихнуть меня в кованный сундук с магической вентиляцией. Изабель — тогда ещё неописуемой красоты незнакомка с жестко скрученной косой, одетая в гвардейский камзол, — ворвалась в мою комнату с толпой Алых капюшонов и Лазуритов. Я и из сундука вылезти не успела, как она упала передо мной на колени и горячо зашептала:

— Как же я волновалась, Ненси. Но не бойся, люци отступили, никто тебя не тронет!

Ах, какие далекие, почти счастливые дни я вспомнила… Я бы с радостью их обменяла на попытку забыть сегодняшний сон. Мне жить теперь с ним. Искать подвох в глазах сестры, сравнивать Князя из сна с тем Князем, что приедет в Сантарию, вскакивать от каждого шороха, бояться теней.

— Нужно вернуться, миледи. Становится холодно.

Я кивнула и с трудом, но все-таки разжала стиснутую руку. В груди оборвалось. Вместо броши на ладони лежал покорёженный оловянный крест.

Несколько секунд я потрясённо смотрела, пытаясь осознать.

Но… это же невозможно! Нельзя взять вещь из сна! Не говоря уже о том, что этот крест мне подарил Князь, а мы с ним ещё не встретились.

Повертев крестик, я бережно убрала его в лиф. Так, значит, это был не сон… Это мое будущее. Или…

Или я просто-напросто вернулась в прошлое. Ровно на три года назад.

Я села прямо в лавандовое цветочное облако и расхохоталась.

Паж тут же бухнулся около меня на колени, и я, наконец, увидела миловидное лицо Бретта Ардани. Его казнь была третьей по счету и самой страшной из двенадцати. Его, правда не жгли, а четвертовали, но я в свое время примеривала его казнь на себя и решила, что лучше бы все-таки жгли.

— Сколько тебе лет, паж? — голос у меня невольно дрогнул.

— Скоро шестнадцать, миледи, — Бретт трогательно покраснел. Его взгляд лучился детской радостью. — К концу года я стану рыцарем.

И этого доверчивого ребёнка сочли моим сообщником! Не то, чтобы я винила в этом своих недалёких сограждан… Люди, измученные войной с люци, потерявшие дом и близких, могли поверить буквально во что угодно.

По официальному релизу я вступила в сговор с люци, провела их тайными тропами во дворец и приказала убить сестру. Взамен я хотела титул Святой и корону. Унылая версия моего бунта нарушалась тем незначительным фактом, что я сидела в казематах задолго до нападения люци и никого никуда не вела. Разве что себя, да и то плохо. Из меня выкачали столько крови и магии, что я сутками с соломы не вставала. Однажды Эйкен даже доблестно кормил меня с ложечки в страхе, что я помру раньше, чем меня разберут на волокна.

Помнится меня навестила старая графиня Ар-Севех, в попытке разъяснить мне основы политической логистики, но я была тогда доверчивая. Изабель уверяла, что тюрьма защищает меня от народного гнева, и как только война закончится, мы славно с ней заживем во дворце, как прежде. А что солома и решетки — так это для отвода глаз. И допросы — для отвода глаз. И скудная еда — не скудная, а диетическая… Конечно, я поверила сестре, а не графине, которую видела от силы два с половиной раза.

Графиня справедливо назвала меня дурой и ушла. Через неделю ее сожгли заживо на центральной площади, как мою пособницу. Зато я ее долго помнила. У меня было два года пыток впереди, и графинюшку я поминала до самой последней.

Впрочем, не стоит тратить время на воспоминания.

Подписаться на автора: https://litnet.com/ru/belova-ekaterina-u8284480

1.3 Возвращение

Я задумчиво осмотрела коридор и мокрый сад, идущий лавандовыми всполохами цветов. Да, верно, я хорошо помню этот бал, у Бэкфордов долгая память. В тот вечер Изабель подослала ко мне графа Мертона с целью не то обесчестить, не то напугать.

Желания повторять тот вечер у меня не было, но я обязана проверить, насколько могу изменить будущее, зная прошлое.

Я встала с удовольствием потянулась, разминая мышцы. Наслаждаясь здоровым сильным телом без единого изъяна. Насколько я помню, мы с графом встретились именно здесь, когда я возвращалась из сада, вот только в прошлый раз со мной не было пажа.
— Бретт, — я оценивающе смерила пажа взглядом. — Сегодня день моего совершеннолетия, я хочу встретиться с сестрой. Пригласи ее, я буду ждать.

Если Бретт и подумал, что я свихнулась, то благородно промолчал, только коротко поклонился и ушел в темноту коридоров. Изабель придет, она слишком любопытна, чтобы проигнорировать мою наглость. Так что я с комфортом устроилась у окна, посвятив всю себя наслаждению лунной ночью. Тихо поскрипывали дворцовые часы. От холода у меня быстро заледенели пальцы и разболелась голова.

Когда в коридоре послышались шаги, в груди у меня все же неприятно потяжелело. Я встала с худосочной софы, ожидая, когда граф подойдет ближе, чтобы, как и три года назад, взять мою руку для поцелуя. Хотя я бы предпочла получить камзол. Уж больно зябко в этой ночью в саду.

— Леди Бекфорд, а я как раз вас искал.

Да, я вас тоже. Особенно ваш камзол. Я поёжилась, интенсивно намекая на мужское благородство, но увы, граф упорно меня не понимал. Крапчатые глазки все время соскальзывали с лица собеседника в поисках более интересных мест. Вот и сейчас его взгляд упирался в кружевной бант на моей груди. Я с гордостью распрямилась, демонстрируя франкскую подделку. Пусть смотрит, мне не жалко.

— И зачем же вы меня искали?

Я уставилась графу в лоб, как арбалетный прицел, стараясь ментально протолкнуть одну простую мысль. Предложи. Мне. Камзол.

— Я слышал нехороши ваши дела, леди Аннабель, очень нехороши…

— Так уж и нехороши?

Граф наблюдал за мной исподлобья, похожий на молодого некрасивого хищника, что пробует силу на слабом. Набирает опыт.

И чего я так боялась? Мертон слишком молод для опытных провокаций, слишком недавно стал графом и ещё не вписался в общество. Слишком уязвим. Сестра приблизила его совсем недавно.

— Вы ведь из баронского рода? — уточнила я. — Никак вспомню ваше детское имя в родовых книгах.

Мертон, как раз вещавший о преимуществах любви в природной среде, споткнулся на полуслове. Даже побледнел. Вопрос происхождения стоял остро во все времена, и я наступила на самое хрупкое место в его репутации. Дай баронету хоть семь графских титулов, как его звали за глаза прихвостнем, так и будут.

— Ее милостивое Высочество даровало мне графский титул, леди Анабель, — прошипел по-змеиному. И так же пластично сместился ко мне, оперся ладонью на стену рядом с моим плечом. — И вас она мне тоже даровала. Захочу и в ногах у меня ползать будешь, дочь королевская…

Граф оказался так близко, что меня все же немного замутило. Есть вещи, которые даже смерть изменить не в силах. Например, отвращение.

— Ползают аспиды, — я прикрыла глаза. Хоть несколько секунд передохнуть от этой рожи. — А я ногами хожу.

План уже сложился в моей голове. Если сумею вывернуть ситуацию в свою пользу, то останусь во дворце, а заодно и Мертона уберу. В прошлый раз от посягательств новоявленного графа меня невольно спас виконт Десмонд, постигающий красоты лавандового сада с невестой. Нас он не заметил, но графа спугнул. В этот раз мне придётся сделать так, чтобы виконт не прошёл мимо.

Я бросила короткий взгляд на часы, выясняя сколько ещё мне терпеть близость графа.

Осталось совсем немного. Буквально минута.

Тонкий слух, натренированный годами пыток, уже уловил шаги в коридоре за поворотом, и я решила простимулировать графа на более активные действия.

— Хотите скажу вам секрет, — подбодрила я графа улыбкой, а когда тот доверчиво наклонился, прошептала: — Убейте своего парфюмера, от вас воняет.

От Мертона плеснуло чистой злобой, так что когда он впечатал меня в стену, я взвыла вполне натурально. Левая рука онемела от боли.

— Ах ты… — маленькие глазки налились кровью.

— Не трогайте меня! — завопила я погромче.

Шаги ускорились, и вскоре из полумрака коридора выскочил взъерошенный виконт Десмонд под руку с невестой. Похоже, услышав мои крики, они так ускорились, что невеста виконта потеряла сумочку и шляпку.

— Что здесь происходит?

Наверное, выглядела я плохо, потому что невеста приготовилась падать в обморок, а виконт побледнел.

— Сейчас же отпустите, леди Бекфорд!

Граф сдавил мне плечи со всей дури и зло зашипел:

— Шел бы ты отсюда, виконтик, покуда цел.

Зря он это. Десмонд, четвертый сын низвергнутого графа, ещё не позабыл, что такое честь, а сообразительная невеста, поводив умными глазками, приняла правильное решение и заверещала. Да так, что через минуту в коридоре начала сбегаться вся третья зала.

Первой отозвалась знакомая мне леди Бэколл.

— Да что же тут случилось?

— Воды, прошу вас, — мгновенно отреагировала невеста.

В коридоре начали собираться празднующие, и кто-то, наконец, передал воды. Кажется, позвали и лекаря.

— Незачем поднимать шум, — раздраженно отозвался граф. — Пьяна ваша леди, не позорьте ее имя и убирайтесь. Мы разберёмся и без ваших услуг.

До этого момента граф чувствовал себя достаточно уверенно, но теперь начал беспокоиться. Одно дело, пощупать в коридоре бесправную девицу, стоящую в очереди на плаху, а другое дело попасться на этом.

А после толпа вдруг отхлынула от дверей, словно разноцветное море, поделённое магом на две половины, и в коридор выплыла Изабель в сопровождении приближенных и моего пажа.

— Это ложь, — сказал мой паж, виконт Ардани. — Миледи пила за столом только родниковую воду.

2.1 Сестра

Сестра медленно вошла, высоко подняв голову. Венец на голове горел синим, придавая ей неземное очарование. Спустись королева фей в земной мир, то проиграла бы Изабель в грации. Золотые кудри, забранные в римский узел, сверкающие голубые глаза, ресницы, тёмные, как крылья ночницы. Легкий гибкий стан, скользящий шаг, жесты, полные достоинства. Она была старше меня на восемь лет, но будучи сильной магиней, выглядела, как юная девочка, едва перешагнувшая порог взросления. Прелесть юности, божественная красота и венец на голове туманили мозг. Мужчины в присутствии моей сестры каменели, и даже самые близкие из них, успевшие притерпеться, соображали с трудом.

В полном молчании Изабель подошла ко мне и под всеобщее аханье опустилась около меня на колени. Служанки было запричитали, но та отмахнулась, как от мух.

— Что произошло, Нэнси? Ох… Кровь! Ты поранилась? Где лекарь? Почему не позвали лекаря?

— Все хорошо, сестра, — шепнула я, глядя на нее во все глаза.

Это она меня пытала, жгла руки, брала кровь, вырезала лоскуты кожи, чтобы творить магию из королевской плоти. А Князь настолько потерял голову от вчерашней плясуньи, что прислал яду ставшей ненужной любовнице.

Я ведь… смогу это пережить?

— Что произошло, виконт Ардани, разве я не просила вас сопровождать мою сестру? — судя по холодному тону, Изабель настроилась на амплуа любимой сестры.

Несколько леди из ее окружения помогли ей подняться, а после взялись за меня, охая и пытаясь укрыть платком раненную руку.

— Миледи, сказала, что ей дурно и отослала меня за лекарем.

— Но… Она поранила руку?

— Нет, когда я уходил миледи была в порядке. Ей просто нездоровилось из-за духоты.

Изабель беспомощно оглянулась. Она была хороша в битве с люци, но придворные битвы были ей незнакомы. Мне тоже. Но этим промышляла вся моя родословная, а значит и я смогу.

— Граф? — сестра требовательно взглянула на графа, но чем ей мог помочь вчерашний баронет?

— Не хочу порочить имя леди, — беспомощно отозвался граф Мертон. Лоб его блестел от испарины, хотя в коридоре гулял ночной сквозняк. — Но вы и сами видите, в каком она состоянии.

— Я и в самом деле просила графа приглядеть за моей сестрой, — засмеялась сестра. — Давай забудем этот глупый инцидент, Нэнси, и пойдем остановим кровь.

Моя предыдущая версия с радостью ухватилась бы за это предложение, но я нынешняя была твёрдо настроена на скандал. Если я останусь во дворце, граф будет бродить за мной тенью и рано или поздно подкараулит в темной нише. Я не могу работать в такой обстановке. У меня всего три месяца до ареста.

— Не забуду! — заявила я раздраженно. — Я вторая принцесса Сантарии, а граф в моем лице порочит всю династию. Я же не девка на сеновале.

Сестра с неверием взглянула на меня. У неё было такое странное лицо, как если бы с ней заговорил табурет. Она растила меня с двенадцати лет и знала, как облупленную, а тут на тебе. Я бы посмеялась, но в груди было гулко и пусто, как в доме из которого разъехались хозяева и вынесли все вещи. Любовь к сестре прошла.

Оказывается, смерть — незаменимая штука.

Мысленно я оглядела кучку зевак, собирая в шахматную доску. Этому трюку научила меня мать. Стража у двери, толпа вдоль стен, граф и виконт друг против друга, в центре я с Изабель. Сестра думает, что это битва авторитетов, я знаю, что нет. Дворянская логика следует списку из тысячи правил, которых граф нарушил не меньше сотни.

— Граф Мертон перешел все границы, — вдруг твёрдо заявил виконт Десмонд, и бросил на меня короткий говорящий взгляд.

Старая знать. А старая знать ещё помнит настоящую наследницу трона.

2.2 Сестра

Сестра растерялась. За восемь лет славы она притерпелась ко всеобщему почитанию, и к прямому столкновению была не готова. Я почти видела, как бешено крутятся шестеренки в ее красивой голове, пытаясь выбраться из ловушки. Увы. Выход из неё был только один.

— Как вы посмели, — этот взгляд, этот голос — истинное актерское дарование. Охотно верю, что на актерских подмостках она блистала. — Как вы посмели, граф, воспользоваться моим доверием? Сестра самое дорогое, что у меня осталось!

У графа от ужаса разъехались ноги, и он совершенно бесстыдно упал перед Изабель на колени. От альфа-самца, зажавшего меня в сыром углу, остались только объемы.

Слабак, одно слово.

— Прошу, ваша светлость, миледи Бэкфорд неверно поняла меня! Я бы никогда, я не посмел бы…

— Я доверилась вам, а вы подвели меня. Стража!

Сестра резко взмахнула рукой и к графу послушной рысцой кинулись четверо молодцов из Алых капюшонов, схватили его за руки и потянули к выходу из коридора. Он не сопротивлялся и все ещё бормотал оправдания, но голос сестры был громче:

— Надеюсь на хлебе и воде он станет набожнее и перестанет лгать перед лицом Господа.

В кратком переводе это означало, что после пыток ему позволят рассказать свою версию событий ещё раз. И если она совпадёт с версией моей сестры, то его, может, и отпустят восвояси.

Я с трудом подавила желание помахать на прощание нейтрализованному графу.

— Мне нужно передохнуть, — я перехватила управление на себя, пока меня не запихали в карету, и не отправили обратно в Исту. Придворные, расшумевшиеся, как малышня в песочнице, стихли. — Изабель, мне нужны личные покои и рыцарь для охраны. Мне хочется остаться во дворце, этой зимой я так одинока.

Звучало так, словно прошлой зимой я была не одинока. Или была одинока, но только зимой, а оставшиеся три сезона шаталась со свитой из двенадцати фрейлин.

Изабель положила подрагивающую от ярости руку мне на плечо и попыталась его погладить.

— Может, и карету тебе дать? — тихо прошипела она, и я обрадованно, а главное, громко заявила, что обязательно дать.

Ну а что? Я любимая сестра Королевы, а любовь стоит дорого.

Уж я-то знаю.

***

Из всех опочивален, мне выбрали ту, в которой не топили камин. А также не мыли окна и не вычищали шторы. От радости я расчихалась, из раны снова пошла кровь.

А когда зажгли несколько дрейфующих магический огней, стало заметно кружево пыли, пустое нутро камина, снятые ковры. На кровати не было ни балдахина, ни подушек.

— Как в легенде по одноглазую Нанси, — я восторженно прижала руки к груди.

— Про одноглазую кого?

— Нанси. Неужели не слышала?

Я лукаво улыбнулась, глядя на Изабель. Теперь, когда я убедилась в своем возврате в прошлое, мне нужно было собрать немного информации. Как говорила нянька, не знаешь, где ошибка, проверь ход решения с самого начала.

Именно это я и собиралась сделать.

— Нет. Посмотри ее руку, Мэдхен, — сестра запорхала возле чайного столика, стойко игнорируя действительность, в которой были пыль и холод. — Так что там с Нанси?

Сестра разогнала всех фрейлин, и мы остались только втроём. Мэдхен всегда была рядом, как тень или расписная сумка на поясе. Сколько я помню Изабеллу, она и шагу без Мэдхен не ступила, а та платила ей совершенно звериной преданностью. Собаки так не служат, как Мэдхен. Я ее побаивалась.

В прошедшем времени.

— Любовница Гарга Лошадиная голова… ты знаешь про Гарга? — активно развивала я успех в нужную сторону.

— Нет, — лицо Изабель потемнело от гнева.

— Гарг был братом моей прапрапрабабушки. Или даже прапрапрапрабабушки, отсчитай назад четыре века, Бель. Нанси была дочерью горничной и счетовода, но такой талантливой, что четвертая принцесса, плюнув на генетику, взяла ее фрейлиной. Она сутками вышивала в персиковом саду. Как она вышивала, Бель… Бог ткал ее рукой. Помнишь гобелен с соловьями в четвертой обеденной зале? Это ее гобелен.

Я слабо пошевелила пальцами раненой руки. Хватка у Мэдхен была медвежья. Как бы она мне руку не оторвала.

— Не дергайтесь, миледи, сказывайте дальше, а я ручку посмотрю, — старая сука вывернула ладонь под немыслимым углом.

Боль я скорее увидела, чем почувствовала. Но нервные рецепторы у меня давно притупились, так что я просто закрыла глаза и продолжила:

— Гарг заприметил ее в любимой беседке и взялся сутками гулять вдоль цветочных грядок, а той хоть бы что.

Нанси была юной, красивой и смелой.

2.3 Сестра

Нанси весело дразнила королевскую злую кровь, в желании довести Гарга до венца, а в результате довела его до смерти. Своей, конечно. Венценосные особы не умирают из-за таких пустяков. Когда Гаргу исполнилось двадцать, он решил, что спрашивать мнения вчерашней прислуги ему не обязательно и умыкнул ее на одном из чаепитий. С пропажей смирились быстро, мало ли во дворце развлечений кроме тщеславной дочки счетовода?

Нанси нашли только после смерти ее любовника, когда она обезножила и почти ослепла от шитья. Когда угасла ее красота, Гарг пользовал ее, как белошвейку. Под покровительством четвертой принцессы она прожила еще полгода и тихо угасла в персиковом саду. В день, когда сделала последний стежок на соловьином полотне. Вышитом вслепую. Представляешь, силу ее духа, Бель?

Я смотрела на Изабель во все глаза. В прошлой жизни мне казалось очевидным, что сестра использовала гобелен, потому что если нет… Как она вообще стала Королевой?

Даже при поддержке Эпарха и Князя нельзя обойти кровное право!

— Ты не знала про гобелен? — осторожно спросила я, и Изабель встрепенулась.

Бросила на меня колкий взгляд и растянула губы в улыбке.

— Все-таки я помню эту историю, отец рассказывал, — Изабель лгала. И по-прежнему считала меня дурой, поэтому даже придумывать ничего не стала, просто переключилась на другую тему: — Оставим эту глупую сказку, Ну что там с рукой, Мэдхен?

Монументальная Мэдхен тут же сжала мне руку пожестче.

— Крови немеряно натекло, миледи, платье жалко. Вы ж ей совсем новехонькое подарили.

Премилая привычка сестры разговаривать в моем присутствии обо мне, словно я глухая или ненадолго отлучилась. Как о вещи. Щебечут вдвоем на заботливом языке, словно одна из них не выкручивают мне руку, а вторая не крадет информацию, вынимая ее буквально из моего рта.

Но меня это не сильно заботило. История с гобеленом открывала передо мной бездну возможностей. Просто бездну. Я предвкушающе улыбнулась.

— Ей бы лечь, миледи, — сказала Мэдхен, скептически разглядывая мое лицо. Она привела ложе в божеский вид, нашла подушки и одеяло, а с кресел сняла траурные чехлы.

Изабель окинула меня быстрым взглядом и без стеснения поморщилась.

— Ужасный вид. Знаешь, Нэнси, оставайся-ка и в самом деле на бал, будешь оттенять меня.

— Если она останется, нужно брать двух прислужниц, пажа и рыцаря в сопровождение, — подсчитала Мэдхен.

Изабель принялась стенать, что дорого и траты, а платья она мне прошлогодние отдаст.

Так что когда горгоны ушли, я выдохнула с облегчением.

Но едва прилегла, тут же подскочила и вернулась к двери и, чертыхаясь на паранойю, придвинула к дверям тумбу. Не дай бог, адские фурии вернуться и вывернут мне на радостях вторую руку. Ах да. Рука…

Похоже, Мэдхен вложила каплю силы в воспаление раны. Ее духовный камень — Боль, и судя по разболевшейся руке, дара она не пожалела. Ладонь распухла, онемела и походила на гигантскую клецку. Наверное, Изабель планирует отправить меня накануне бала в лечебницу, чтобы я не портила праздничную статистику.

Ну и зря. Я к утру буду, как новенькая.

Я, наконец, улеглась, укрывшись тонким пледом и уставилась в темноту. Хоть бы свечей оставили, исчадья. А заодно чернил и бумаги, они бы помогли разложить факты в голове.

Но пришлось справляться своими силами, и фактом под номером один стала мое чудесное оживление.

— Но ведь магии такой силы не существует, ибо все на земле имеет свою цену, — сообщила я в темноту. — А я денег отродясь никому в долг не давала.

Первый принцип любого магического государства — это баланс. Взаимодействие между приложенным усилием и конечным результатом. Хочешь вина — вырасти виноград, хочешь петь, как богиня — выучи ноты. А захочешь чужую жизнь…

В голове невольно звучал голос домашнего учителя. Лорд Бортон, веселый толстяк, склонный к возлияниям и творческому бардаку, но чрезвычайно одаренный в науках. Отец увольнял его трижды в неделю, а спустя несколько минут принимал на работу обратно. Сопровождалась это бутылкой розового сантарийского и парами спирта в учебных комнатах. Мама запретила его увольнять, чтобы отец не спился. Я была мелковата для многих предметов, но у меня были две старшие сестры, с которыми я таскалась из класса в класс, и фантастическая память. Понимала я не все, зато запоминала намертво.

— Чтобы объяснить природу магии достаточно представить ее в дукатах. Сколько в тебе дукатов, малышка Аннабель?

— Полно! — вопила я, а сестры хохотали, хлопая ладонями по столу, хоть это и строго-настрого запрещалось.

— Именно, — весело соглашался лорд Бартон. Круглый, как детский мяч, он скакал по всей учебной и размахивал руками. — А сколько дукатов в леди Полин?

Он подзывал несчастную баронессу, который постоянно выпадала роль учебного пособия, и показывал пальцами примерный размер ее состояния. — Вот столечко. Ее магическая ценность сравнительно невелика рядом с вашей, юная миледи, поэтому она может купить на свою магию несколько небольших услуг. Э… Милочка, напомните, каков ваш дар?

— Выставлять кавалеров на мороз, — благочестиво отвечала леди Полин.— Дважды в месяц.

Ее камень звали Дыхание, и он регулярно отодвигал от леди Полин неугодные ей персоны, предметы и даже стены.

— Кхе-кхе, — Бартон наливался бордовым и бегал по комнате вдвое быстрее. Даже я знала, что он отчаянно ухаживает за леди Полин. — Так вот, милая леди Аннабель, если бы и ваш камень звали Дыхание, вы бы выставляли кавалеров на мороз ежеминутно, поскольку объём вашей магии позволяет купить большее количество услуг. Или качество. Вы выставляли бы кавалеров вон отрядами. Вы понимаете мой пример?

Стыдно признавать, но я тогда ничего не поняла, кроме того, что Эйкена придётся выставить на мороз, и отчаянно заревела. Мне было всего пять.

Нет магии, на которую можно купить воскрешение. Потому что за жизнь нужно платить жизнью.

Тем не менее, я была жива.

3.1 День первый

Служанок мне не дали, рыцаря тоже, про завтрак и говорить нечего.

Так что утром, кое-как умывшись ледяной водой, оставленной вчера Мэдхен, и убрав волосы в косу, я взялась за ревизию жилого пространства. Залезла с головой в ларь, после в стенной шкаф, слившийся цветом со стеновыми панелями. Внутри телепалась одинокая мышь, которая обрадовалась мне, как родной. Выскочила на паркет и дала деру в аккуратно прогрызенную внизу гобелена дыру. Стены закрывали серые гобелены, демонстрирующие игру на магической лютне, танцы времён моей прабабушки и унылое чаепитие в заключении. Впрочем, когда я пригляделась, то пришла к выводу, что дамы были не в тюрьме, а просто замужем. Это объясняло бледность лица и скромный наряд.

Дальнейший осмотр комнаты ничего не дал. Она была пуста, как гробница моей тетки Анны после нашествия святой Инквизиции. Благочестивые братья вынесли все. Боль, холод, магический откат. А также четыре антикварные вазы, семь урн, изукрашенные агатом, запирающим души в царстве мертвых и золотую курильницу. Даже таблички с рунами отодрали, хотя те точно были глиняными. Я с горьким вздохом обежала комнату еще раз. Все равно пусто.

Зато в секретере обнаружились чернила и пачка очень годной писчей бумаги. Я послала мысленные лучи добра неизвестному дарителю, который принёс мне письменные принадлежности.

Закончив с письмом я выловила в коридоре одну из девочек-прислужниц и вручив письмо с одним из сохранившихся у меня колец, наказала срочно отправить его в Исту. Пять дней в Исту, пять дней обратно, и это при условии, что нянька сумеет выполнить поручение.

— С радостью, миледи, — отозвалась девочка и бросилась к лестнице, только оборки на фартуке замелькали.

В соседних со мной покоях поднялся крик и было слышно, как кому-то отвешивают пощечины. Через проход слышался отчаянный лай. Стража в полголоса и без стеснения обсуждала достоинства всех леди в северных покоях.

В тюрьме было тише. Да и достоинства там мои никто не обсуждал. Правда, потому что они к тому моменту были ликвидированы плохим питанием и нервным времяпрепровождением. Я сразу же и малодушно захотела обратно в Исту, мечтая об апельсинах, родниковой воде и утренней тишине сада. Даже оперлась рукой на стену в поисках поддержки.

И тут же застыла.

Стена была пуста. Когда я последний раз была во дворце, его стены были буквально испещрены ловушками для люци. Отец в последние годы правления помешался на безопасности и скупал артефакты для ловли духов, задумавших дурное ведьмаков и, конечно, люци. Я провела пальцами вдоль стены дальше, но на несколько метров вперед чувствовала лишь камень. Ловушки либо вынули, либо обезвредили.

Забыв про завтрак, я, как заколдованная пошла дальше, едва заметно ведя пальцем по стенам. Северные покои были пусты, восточные и южные тоже, пуст был центральный холл.

Дворец был открыт. Стоял посреди Сантарии, как кремовый торт с надписью «съешь меня». И что гораздо хуже, скажи я, что ловушек нет, мне никто не поверит. В живых из крови Бекфордов остались только мы с Изабель, а Изабель… не принесла клятву крови. После вчерашней проверки стало ясно, что она ни слова не знает про Нанси.

Проверить западную часть дворца я не успела. Около музыкальной комнаты меня поймала Мэдхен, рядом с которой изящно колыхалась виконтесса Кларк.

— Вот вы где, леди, мы вас обыскались,— коротко кивнула и сделала знак идти за ней.

Виконтесса Кларк смерила меня задумчивым взглядом и не сомневаюсь, заметила все. И старые туфли, и платье, вышедшее из моды, и бархатную куафюру, не подходящую по тону к накидке.

Я ответила ей безразличным взглядом. Забавно, но леди Кларк и в прошлой жизни осталась для меня слепым пятном. Я знала о ней ровно столько же, сколько и в день своей смерти. Впрочем, мы и виделись считанные разы. Кажется, Изабель приблизила красивую леди почти сразу после восшествия на престол, но… Я даже не представляла откуда у бесплодного виконта Кларка появилась дочь. Когда родители были живы, никакой леди Кларк при дворе не было.

— Конечно, мисс Мэдхен, — взгляд Мэдхен вцепился в мою зажившую руку.

Ее и без того каменное лицо приобрело черты профессионального диверсанта. Надо отдать ей должное, если она и удивилась моей активной регенерации, то никак этого не выдала.

В гостевых покоях Изабель пара приближенных фрейлин окатила меня насмешливыми взглядами.

— А правда ли, в Исте в эти дни зреют персики?

— Чистейшая. Их уже и собирают, — чинно ответила я, ласково игнорируя насмешки.

Ей-богу, как дети малые. Еще бы язык мне показали.

Сестре укладывали волосы. Она поймала мое отражение в зеркале и приветственно взмахнула рукой.

— Ох, Нэнси, как ты рано. Присядь рядом и расскажи, как там в Исте, сто лет не была в деревне.

Аннет Барисса и Лилия из рода Пембруков угодливо зафыркали в платочки. Леди Кларк удалось сохранить серьезное выражение лица, но она была чуть старше и опытней.

— А шёлком вы вышиваете?

Глаза у Аннет озорно блестели, и она явно получала удовольствие от маленькой травли, организованной Королевой. К нам подсаживались другие фрейлины, занятые вышиванием, и было очевидно, что скоро на меня накинется целая стая. Стая гусынь, которая усердно щиплет собственного хозяина, не думая, что однажды сама окажется на сковородке.

А правда, что вишню можно есть немытой? А много ли навоза на конюшнях и правда ли, что его используют, как удобрение? Не мешает ли мне спать грубый деревенский воздух? А какие туфли вы предпочитаете — тканевые, вышитые бисером или телячьей выделки? А какая у вас любимая модистка?

Дорогие читатели, буду рада вашим звездочкам и комментариям :) Вам недолго, а мне приятно!

3.2 День первый

Я пересчитала хихикающих девиц и опечалилась. Родителей нет в живых всего с десяток лет, а при дворе царит анархия. Юные люди перестали понимать что они говорят и кому, и как это скажется на бренности их бытия. Я с интересом перевела взгляд на сестру, превратившую меня в тряпичную куклу для игры в дворцовые перевороты. Кто-то должен остановить ее. Две трети двора — глупые щеголи и леди, мечтающие уютно устроится в жизни — даже не понимали, что происходит, а остальные, реальные политики и торгаши, качали ресурсы, прикрываясь именем сестры. Никто не хотел открыть глаза на происходящее. Изабель, выросшая в условиях упрощенной среды, разрушала страну и даже была не в силах этого осознать. Только и делала, что сияла на балах, как брошка, приколотая на грудь плебея. Рушила дело моего отца, моего деда, вложивших в Сантарию кровь, пот и магию.

Просто чудо, что люци ещё не пришли в мой вчерашний дом, настежь открытый для нападения. Как бы защищала Сантарию Святая Изабель, лишенная поддержки рода?

Но прямо сейчас я была бессильна, поэтому вполуха слушала сплетни фрейлин, а думала о своем.

Спустя полчаса игры в меня, принесли платья.

На одном оборван жемчуг, на другом кофейные разводы, и если я вытащусь в этом платье на дворцовый приём, половина знати сляжет на месяц в припадке гомерического хохота.

И ещё штук пять поношенных обновок, при взгляды на которые наворачивались слезы. За эту траурную палитру надо доплату давать.

То есть, доплату надо взять.

— К платьям нужны аксессуары… — с печалью заметила я. — Обувь. У меня нет зимней одежды, а столица всегда славилась прохладой в зимнее время.

Наверное, Изабель не ожидала от бессловесной меня такой нахрапистости. Вид у неё сделался одновременно виноватый и встревоженный. В конце концов ее слушают придворные, что они подумают о ней? Одно дело посмеиваться над нелюбимой родственницей, другое — знать, что ее оставили без средств к существованию. Взгляд у сестры заиндевел, как ланосское озеро зимой.

— Мэдхен, — холодно окликнула сестра, и Мэдхен ушла в королевский кабинет.

— Мне бы около двухсот золотых, — намекнула я потолще. — Хорошая обувь денег стоит, а мне два месяца за Исту денег не присылали.

— Дороги развезло, — мрачно оборвала меня Изабель.

Ой, кажется я испортила сестре настроение. Когда Мэдхен вернулась с бумагами и увесистым расписным кошелем, я чувствовала себя прекрасно. Во-первых я сидела, в отличие от фрейлин, которые были вынуждены встать вместе с Изабель, во-вторых мне сейчас денег дадут.

Ну слаб. Слаб человек.

— Здесь почти двести, — обронила Изабель, — На туфельки хватит. Скоро бал в честь приезда князя Райнверда, так что можешь купить себе немного женской мелочи.

Сердце невольно споткнулось.

— Да, Ваше величество.

Я поклонилась, и краем слуха поймала девичий щебет.

Говорят, князь хорош собой. Лилия, как можно, он же волк! Думаете он съест свою суженную в первую же ночь? Какой срам! Но все же говорят, он так красив, что женщины ему вслед оборачиваются…

Фрейлины сбились в разноцветную стайку и стали похожи на счастливых неиспорченных детей, у которых впереди все будущее. Глаза горят, щеки румянятся. Неужели такой была и я? Наверное, Князь видел меня такой же и посмеивался.

Сестра старалась не прислушиваться к гомону, но и ей было интересно. В прошлой жизни я узнала о свадьбе сестры с князем из тюремных сплетен. Мне новости носили прямо на допрос. Мол, не нойте, леди, мы вам аккуратно оттяпаем пальчик, а чтобы вы не сосредотачивались на этой досадной мелочи, отвлечем красивой сказкой о любви.

Кажется, на этот раз меня будет возможность увидеть любовь Князя и Изабель собственными глазами.

3.3 День первый

***

К ночи в Ледяной пустыне разгулялся ветер, шатры гнуло к земле. Крепления едва не с мясом выворачивало из каменной почвы. Старый Ульрих — он ценил его за зоркость, преданность и военную дотошность — обходил лагерь по второму кругу и хмурился.

— Негоже тут вставать, княже, гневается отец-ветер, гонит нас с места.

Райнверд устало потер переносицу. Ульрих прав, но граница уже близка, а ночевать рядом с селом не лучший способ наладить отношения с сантарийцами. Боятся они волков, сочиняют про них байки.

— В первую треть ночи дежурят Норт, Дик, Вольфган, во вторую сменяет триада Бирта, в последнюю сменяет триада Экхарта, — коротко распорядился он.

Он бы и волком перекинулся, все шкура греет, но ведь сантарийцы. Нежные, как ворсовые девы, только увидят Волков и ну визжать. Аж уши закладывает.

— Пойдём, бог, чаю напьёмся, замёрз я, как цуцик.

Кристоф хлопнул его плечу, весело скалясь. Сходство со звериной испостасью его не красило.

В шатре их ждал горячий бульон, мясо и немного хлеба. По полоске на нос.

— Ох и хорош бульончик, прямо просится в желудок. Бог, пей вместо чая, будешь крепче спать, — Крис весело сверкнул на него желтыми глазами и двинул острым локтем здоровенного Колмана. — Ну хорош же, скажи, а?

— Пробирает, — обронил Колман.

Он безмятежно глянул на Криса, как смотрит вековой дуб на верткую лисицу, устроившуюся в его корнях. Балагур Кристоф и молчаливый великан Колман вместе смотрелись комично. В дни ссор с Ульрихом, тот подозревал, что Райнверд приблизил их, чтобы тайком ухохатываться. Мол, западные короли заводили шутов, а он завёл Колмана и Криса.

Но Колман, при внешней туповатой простоте, был проницателен и умел держать своего зверя в узде, а Крис обладал быстрым аналитическим умом.

— А Королева, говорят, ослепительна, как эти, как их… фейри. Волосы золотые, как круг пармского сыру, кожа нежная, как молочные сливки, а голос что мёд, увидишь и...

— Съешь, — вставил Колман.

Каким образом мысли Криса перескочили с бульона на Королеву, Райнверд не знал, но не беспокоился. Крис думал три мысли одновременно и думал их хорошо, незачем суетиться.

— Характерец у неё только подкачал. Такой, знаешь…

— Стальной, — хмуро подтвердил Колман. Наверное, намекал на топор, которым королевский палач вершит правосудие.

Верд поморщился. Все сказано-пересказано по тысяче раз. Союз холодной Виргии и цветущей Сантарии был нужен и ему, и Королеве. Вслух об этом не говорили, но дело к тому шло не один день. Послы не одного коня загнали, катаясь между княжеством и королевством. Виргия, в которой росли только лишайник и тут, славился мехами, шахтами, кузнями, оружием и воинами-волками, нуждалась в союзе с плодородной Сантарией, полной южной горячей крови. Сады, пашни, озера и реки, полные рыбы. Опиумы, яды, целебные настойки, красавицы, разодетые в шёлк и бархат, маги и ведьмы, бесконечно переформировывающие при дворе союзы… Сантария была опасна, но привлекательность ее ресурсов перевешивала риск.

Они были нужны друг другу, чтобы защититься от люци.

Люци — малый горный народец, селился в горах и не пускал к себе чужаков. Никто не обращал на них внимания, пока лучший друг Райнверда не превратился на его глазах в полупрозрачное существо, напоминающее человека лишь очертаниями. После десяти дней допроса, открылась тайна люци. Поганые твари были метаморфами и больше не желали ютиться на вершинах гор. Они хотели золота, богатых домов, красивых женщин и сладкого вина. И, конечно, земель, И нужно для этого всего лишь одно — уничтожить тех, кто живет на них.

Путь к мечте они решили начать с Виргии. Почему бы и нет, если уж она лежала у них на пути? Его бабка заплатила жизнью за разработку амулетов, позволяющих выявить люци.

Вот только амулеты на всех не наденешь. Люци расползлись по странам, как плесень по углам. То и дело возникали восстания, эпидемии или бунты рабочих. А когда зачинщиков ловили, самый главный из них исчезал, как фея. Люци не сложно исчезнуть. Из допроса, Райнверд знал, что те могут менять от двух до трех масок за всю жизнь. Если не хватит сил для нового перевоплощения, люци навечно застревал в своем метаморфном состоянии.

Райнверд неплохо просек их политику тихой войны, поэтому оказался не готов к открытому нападению. В прошлом году они атаковали Белую крепость, а через сезон восточный городок, имеющих связи со страной Птиц. Когда Райнверд сумел отбить город обратно, выяснилось, что местный военачальник не носил амулет, и никто даже внимания не обратил. А высшие люци и вовсе могли выдержать амулет, не перекидываясь в течении нескольких часов.

Начальство, конечно, казнили… Но теперь Райнверд забеспокоился всерьез. Ему был нужен союзник.

Союзница.

Ни Крису, ни Колману, ни самому Верду этот союз был не по душе, но свадьбы скрепляют отношения крепче, чем военная взаимопомощь.

— Молчи, — оборвал Райнверд Колмана. — Завёл свою песню.

— А лучше бы завёл жену, — упрекнул старый Ульрих. — Не пришлось бы торговать красивой рожей перед Королевой, что головы снимает чаще, чем копоть с каминов.

Райн холодно усмехнулся. Его голову не снять, и у Королевы просто нет выхода кроме как вступить с ним в союз, даже если он будет брачным.

— Тем лучше. Мне как раз нужна жена, а Королева по слухам самая красивая женщина на всех трёх континентах. Могу ли я желать большего?

— Ты можешь пожелать другого, — осторожно сказал Ульрих, — а деться будет уже некуда. Не та она баба, чтоб взять и передумать. Посол наш, Анс, про ее красоту только первые полгода сказывал, а после все больше про другое. Сантария в крови тонет, распи гражданские зреют…

Верд сначала слушал, а потом устал, улёгся прямо за землю, застеленную тонким походным одеялом. Заночевать, перекинувшись волком было бы проще, но они почти на границе, неохота портить отношения с гражданским населением. Их и так боятся.

Но они не страшные. Они просто волки, вот и все.

4.1 Карнавал

В центр Генса я отправилась через неделю в старой карете и в сопровождении всего лишь пажа. Проще было послать в ателье прислугу, но неумолимые часы терпеливо отсчитывали мое время. Я не могла ждать, я собиралась искусственно ускорить события.

В карету я садилась, как королева. В единственном платье из подаренных, делавшим меня похожей на заколдованную принцессу из старой сказки. Никогда бы не подумала, что мне пойдет черный цвет. Сестра тоже, наверное, потому и подарила.

На отрезке от двери до кареты я собрала целый букет жарких взглядов от слуг и лордов. А Бретт Ардани смотрел так, что я едва не забеспокоилась. Мальчику всего шестнадцать.

— Обопритесь, миледи, — шепнул он.

Бретт помог мне расправить подол, а после пересел на козлы к кучеру, и я выдохнула с облегчением. Добрые мужчины от года до семидесяти вызывали у меня естественные опасения.

Я с нетерпением уставилась в окно, потому что последний раз видела Генс два долгих года назад, да и то в клеточку. А в карете все-таки очень удачный обзор на столицу. Аккуратные домики из розового и красного кирпича, резные ограды, увитые поникшим от зимних холодов, но все ещё хранящего тёплый золотистый цвет плющом. Мостовую, усеянную магическими огнями. Веселых нарядных людей, перебегающих дорогу перед самым носом у карет и одиноких всадников.

Ах да… Сегодня же карнавал. Зимний бал в королевском дворце празднуется три дня, а у простого люда целую неделю длится карнавал, расходящийся от центральной площади к окраинам. Все дома на запоре, а горожане высыпали на улицу весело переговариваясь, радуясь недолгой передышке в череде вечных казней.

— Вы знаете хоть одно ателье? — выбравшись из кареты неподалеку от центральной площади, я разглядывала беснующееся в пляске человеческое море.

— Да, миледи. Есть ателье старой мисс Гронье, — дрогнувшим голосом ответил Бретт. Он немного отвернулся в сторону, словно осматривая дорогу, и я видела только алеющую щеку.

— Бегите, друг мой, здесь записаны все нужные мне мелочи, — я всунула в руки Бретта записку и подтолкнула в нужном направлении.

— Но…

— Иди, паж, я буду здесь.

Бретт сдался и ушел, все время оглядываясь, и я терпеливо махала ему вслед, усыпляя бдительность. И расслабилась только когда он растворился в наступающих сумерках.

Пора было приступать к поиску сообщника.

Улица, вымощенная светлым камнем была заставлена по обеим сторонам мелкими выносными прилавками, столиками и скамейками, где торговали всякой карнавальной мелочью, разливным вином, мёдом, настоянном на травах, лепешками и печёными яблоками. Столы ломились от обилия бус, блестящих тканей, заклинательных камней, поблёскивающих боками на вечернем солнце.

— Энтот камушек от сглаза, а энтот от от печали, а лиловенький, штоб милый смотрел на одну тебя, — скрипучим голосом повторяла старухам зажатая между прилавками бус и коврижек.

Ей было все девяносто, и она равнодушно смотрела сквозь карнавальную толпу.

— Вино, яблочное вино, отменнейшего качества! — вопил другой невидимый торговец, но в ответ ему вопил, другой срывающийся от избытка эмоций голос: — Какое такое вино! Это яблочный сок, яблочный перебродивший сок!

Юные горожанки сбившись в разноцветные стайки перелетали от прилавка к прилавку, следуя в сторону площади, откуда слышалась зажигательная музыка. Юноши вели себя более степенно, но веселые глаза выдавали и их. На улицу выбрались замученные бытом семьи и пританцовывали вместе с детьми, на ступенях святого приюта церкви нетрезвый фокусник метал горящие факелы. В любой другой день он уже был бы в очереди на плаху. Но сегодня можно.

Тощий юный поэт, взобравшись на старую пузатую бочку, декламировал стихи:

— Красива Королева, как ангелы в раю,

Я лик ее прекрасный в своих стихах пою

Но только ходят слухи, едва утихнет ночь

На трон взойдёт другая и истинная дочь!

Свернёт могильщик бизнес, зачахнет гробовщик

Для новой Королевы не будет важен лик.

Важней краса другая…

Поэт был явно беден и очень худ, но в его некрасивом, подвижном лице читалось что-то необыкновенно одухотворенное. Так вот он какой. Поэт-бунтарь Людвиг. Инквизиция искала его с утра и до вечера, но находила только листовки со скабрезными или оскорбительными стишками. Что-то вроде: похож на жаренный бекон виконт Арземанье, готов составить пару он рождественской свинье.

Поэта любили в городе, поговаривали, что не поэт он, а провидец, предугадывает каждый шаг Инквизиции. В моей прошлой жизни, он умер быстро и бесславно, отказавшись сотрудничать с Инквизицией. Пастор Льоро — мой недобрый друг — приносил мне слухи, что его целый сезон пытали в подземелье, а Королева лично спускалась к нему и врачевала раны. Но и ей он не поддался. Все тайны унёс в могилу. Остались только страшные пророчества, который сбывались и после его смерти.

Купив вина и масок я пробралась к поэту поближе.

— Возьми, добрый человек, — поддавшись моменту, я протянула ему маску. — Мне сказали, она вам к лицу.

Поэт скосил на меня насмешливый взгляд, что странно и чужеродно смотрелся на рано состарившемся измученном лице. Наклонился ко мне, опираясь на плечи поклонников:

— Юная леди, как ландыш свежа

Взгляд ее горек, как боль от ножа

С радостью дар этот скромный приму

Но честью такой я обязан кому?

— Ну… — я смиренно сложила руки на платье. — Я булочница, продаю крендельки и…

Людвиг заржал, едва не навернувшись со своей бочки, а вместе с ним захохотало ещё человек десять, с интересом меня разглядывавших. Мне тоже захотелось улыбнуться. Я даже подумала, что могла бы.

4.2 Карнавал

— Прелестной булочнице оду

Я стану петь, велите сброду

Стать в два круга, чтоб эта дева

Вошла бы нитью в ткань напева…

Людвиг взвыл от радости, нацепил клювоносую чёрную маску, и стал выглядеть ещё хуже, чем без неё. Вокруг нас начали собираться в хоровод счастливые горожане, меня схватил за руки какой-то работяга и закружил в дурацком танце. Людвиг кривлялся, выкрикивал дурацкие стишки и памфлеты весьма спорного содержания, народ выл от восторга и кружился в танце, я текла внутри музыки, меняя партнеров, время от времени прикладывалась к бутылке и разглядывая танцующих.

Той, которую я искала, среди них не было.

Я меняла улицы, круги весёлой танцующей молодежи, терпеливо отлавливая воскрешая в памяти ее лицо. Она была мне нужна, но ее нигде не было.

Привал я сделала на одной из тихих темных улиц, где едва можно было рассмотреть зажатую в руке бутылку вина. Прислонившись к забору я методично напивалась, разглядывая набирающую силу луну и просчитывая следующий ход.

Скоро прибудут волки во главе с Князем, и бал — мой лучший шанс на формирование оппозиции. А нянька…

— Мамзель, — я безразлично обернулась и обнаружила в двух шагах от нескольких мужчин, ни один из которых не походил на джентельмена. — Вы не подскажите нам приличную гостиницу?

Я оглядела четыре неясные тени и приложилась к бутылке. Ходят тут, отвлекают. Я решаю дела государственной важности!

— Я не мамзель, — раздраженно пояснила я. — Я булочница. Пеку крендельки и эти… Булки. И я потеряла своего пажа.

Лорды переглянулись и один из них — длинноволосый — шагнул ближе.

— И где же вы потеряли своего пажа, леди булочница? — его голос с легкой хрипотцой показался мне знакомым, но я столько высматривала свою будущую помощницу, что могла увидеть то, чего нет, в ком угодно.

— Господа, мы не можем оставить милую булочницу в беде и обязаны найти потерянного пажа, так что… — в знакомом мне голосе слышался смех. — Где вы говорите, карнавал?

Везде.

Единственное неосмотренное мной место лежало буквально через улицу, так что туда я и махнула рукой. Лорды на заднем плане переглянулись и слаженно двинулись вперёд с такой знакомой мне звериной грацией в сторону музыки, а длинноволосый подхватил меня под руку и потянул следом.

Плащ, к которому я прижималась, был плотный и тёплый, и от него пахло пылью, холодом и лесом, как если бы этот лорд пришёл из совершенной чужеродной Сантарии страны. Из сказки, как фейри. Я подняла голову, силясь рассмотреть его лицо, но было слишком темно. А когда мы вышли к свету, я мгновенно ослепла от многочисленных магических огней, разноцветной сетью укутавшей город, оглохла от громкой разномастной музыки. А едва глаза привыкли к свету, мой лорд снял плащ и надел его на меня, и капюшон мгновенно съехал мне на нос. Маска перекосилась, и я видела только носки собственных туфель и глянцевые сапоги лорда.

— Вы совсем замёрзли, леди булочница, — мягко сказали сапоги, завязали ворот и лишили меня последней надежды поправить маску.

— Я ничего не ви… — договорить я не смогла, меня перебили.

— Бог… — предостерегающе произнёс тот же голос, который искал моего пажа.

— Завтра, — отрезал мой лорд.

Он взял из моих рук бутылку, и мы переплетя руки в сложном движении рванули куда-то в разноцветную толпу, которую я видела, как сборище весьма посредственной обуви. Но иногда попадались вполне приличные туфельки, которые, видимо, принадлежали пропавшим булочницам, вроде меня.

— Как ваше имя, — спросил лорд.

— Нэнси, милорд, — а когда тот наклонился ближе, поскольку в этом шуме было ничего не слышно, заорала: — Нэнси!

— Ужасное имя.

Я поняла, что надо сматываться ещё на первом повороте, но никак не могла отдышаться и в конечном итоге просто отдалась легкой музыке и партнеру. В конце концов, это всего один танец. Надо просто немного потерпеть.

К тому же терпеть было необыкновенно приятно, лорд грациозно подстраивался под мои движения и хорошо чувствовал музыку.

— Тогда называйте меня Аннет, — великодушно разрешила я.

Мы сделали крутой вираж, и я с трудом удержалась на каблуках. Лорд крутанул меня снова и я буквально упала ему на грудь. Это оказалось очень приятно и надежно — падать в руки тому, кто поймает. Вдалеке взвыла скрипка, грохнули тромбоны. Танец сменился, но лорд уверенно вёл меня через толпу, но я не успевала возразить, поскольку постоянно делала очередной пируэт и падала ему в руки.

— Это ваше полное имя? — шепнул он в один из таких моментов.

— Полное — Аннабель, но это слишком длинно.

Я задыхалась от быстрого танца и от его близости, но никак не могла заставить себя разорвать руки. Мне вдруг страшно захотелось увидеть его лицо.

— Это очень длинно, — согласился лорд и очень знакомо рассмеялся. — Бель звучит короче и намного красивее.

Я споткнулась в полудвижении и замерла от шока. Только один человек на земле называл меня Бель.

Райнверд. Волк. Князь холодной Виргии. А также мужчина клявшийся мне в любви, а после с легкостью приславший яд, просто чтобы сделать приятное моей сестрице.

Тело заледенело. Я стремительно трезвела, из рук выпала бутылка и исчезла в бездне танцующих юбок. Я медленно сняла капюшон и потянулась к маске, но почти сразу опомнилась, и притиснула ее посильнее. Подняла на своего лорда глаза, и мимолётно подивилась, как могла не узнать его сразу. Конечно же это он. Райнверд. Смотрит с тревожной теплотой, словно я имею значение.

У меня все равно, что раздвоилось сознание. Часть меня холодно оценивала ситуацию, другая жадно рассматривала полузабытые черты — скулы безупречной лепки, брови, улыбку, от которой западает на щеке продольная морщинка.

Смотрела, молчала, и трезвела. Маску снимать нельзя. Ещё есть надежда, что он меня не узнает.

Я с трудом разлепила губы.

— Думаю, мой паж и сам найдёт дорогу домой, когда протрезвеет. А мне стоит откланяться.

4.3 Карнавал

Он смотрел на меня с той же ласковой мягкостью, которая когда-то полностью купила мое сердце. Расчётливая небрежность в отточенных жестах, экономные движения воина, красивое холодное лицо. Человек, закрытый на замок. И только в темных, как грозовое небо, глазах плескалась опасная и манящая темнота.

Вышел на охоту, подумала я с насмешкой. Понравилась ему булочница. Подумать только, что делают с мужчинами красивое платье и немного косметики.

— Я устала, что поделать. Мои туфельки не рассчитаны на повышенные нагрузки, — я постаралась смягчить тон, было бы подозрительно заразительно танцевать в его объятиях, а спустя минуту холодно отказывать. Ни к чему будить в звере любопытство. — Отпустите меня восвояси, милорд, здесь и без меня две сотни нуждающихся в вашей помощи.

Я небрежным жестом указала на одну из таких. Мимо нас как раз промчалась всклокоченная девица, которую булочницей можно было назвать только крепко напившись. Она аж светилась от диамантов, набитых опытной швеей на платье. Я такое видела только в детстве на матери. Вот тебе и карнавал для простолюдинов.

Вместо ответа Райнверд вдруг резко протянул руку и едва не сорвал с меня маску. А когда я чудом уклонилась, снова сменил тактику.

— Неужели ваши крендельки и дня без вас не проживут, — Райнверд вкрадчиво шагнул ближе, и его рука скользнула по плечу, снова подбираясь к маске.

Признаться, эта его черта всегда меня пугала. Его страшные волчьи умения словно жили отдельно от его обаятельной улыбки. Интересно, сколько девиц купилось на эту пугающую притягательность?

— Туфелька развязалась, — бестрепетно соврала я, наклонилась к туфельке и метнулась зайцем в разноцветье кружащихся платьев и карнавальный хохот.

Сердце стучало, как молоток по сваям, уши заложило от собственного заполошного дыхания. И мой безнадежный побег оправдывал только литр алкоголя в желудке. По моим расчетам ушла я ненамного дальше все того же темного переулка с одиноким забором во всю длину.

Я даже не сразу поняла, что уже никуда не бегу, а вишу, прижатая к памятному забору сильными руками. Райнверд не отрываясь смотрел на меня. Глаза его блестели от сладости короткой погони. Одной рукой он покрепче взял меня за пояс, а второй медленно обвёл рельеф маски, словно заучивая наизусть. После скользнул прохладными пальцами по щеке.

— Как хорошо, — выдохнул он мне в лицо, а после: — Не убегай, я не сделаю ничего против твоей воли.

Ну конечно. Я уже вишу на заборе, как сантарийский флаг, и против всякой воли. Пальцы сменили губы. Лицо горело от коротких мимолетных касаний. Тело напряглось и задрожало, как оборванная струна.

— Прекрати, — жестко сказала и дернулась, стараясь освободиться и надавить на одну из немногих волчьих слабостей — те, как собаки, очень чутко реагировали на приказной тон. К сожалению, Райнверд не попадал в статистику. Даже не поморщился. — Ты сказал, что не станешь делать ничего против моей воли.

Вместо ответа Райнверд провёл языком по горлу, словно считывая пульс, после поднял лицо, разглядывая меня. Дыхание обжигало губы.

— Я не стану целовать тебя против воли, — пообещал он и тут же поцеловал.

Вместо сопротивления, я жалко застонала, отвечая на поцелуй, прижалась всем телом от колен до груди. Только что не обвилась, как плющ вокруг беседки. Пальцы сами погрузились в атлас темных волос. Было хорошо и жарко. И нравилось до безумия.

А после все резко исчезло.

Меня отшвырнуло на землю, рядом грохнуло коротким взрывом, и уши у меня заложило. В голове звенело. Рядом покачивались магические огни, переливаясь от золотого к небесно-синему.

— Какого черта? — зло спросил Райнверд, и я его полностью понимала, потому что очень хотела спросить то же самое.

Маска обаятельного джентельмена сползла с него, как прошлогодняя шкура с чёрного тайпана, что водится на севере Сантарии. Только ледяные глаза сверкали из-под чёрных, растревоженных ветром волос. Он стоял буквально в метре от меня, но при этом не видел. Я попыталась встать, но что-то меня держало. Словно обручем сковало. Я слабо пискнула, но мне зажали рот.

— Да тише, — зашипели мне в ухо. — Видеть они нас не видят, а вот услышать запросто, или ты хочешь, чтобы они вчетвером тут тебя… Ну, ты в курсе. Вы, благородные, делаете вид, что не в курсе, а сами-то небось соображаете, что делают такие бандюки с беззащитными девицами.

Я услышала ее голос и расслабилась. Это была она, та, кого я искала на карнавале. Я перестала вырываться, ожидая, когда мой Князь уйдёт и можно будет забрать свою ведьму. О, она согласиться быть со мной, непременно.

Из проулка вышел недавний всклокоченный лорд, в котором я теперь без сомнения опознала Кристофа, правую руку Райнверда.

— Слышь, Бог, мы целый час пажей искали, измаялись все. За это время восьмерых булочниц можно отлюбить, а ты все с одной возишь…

Кристоф огляделся и заржал.

— Неужто сбежала? От тебя? Колман, а ну подь сюды, усвистала наша леди, вот тебе и изнеженная сантарийка.

— Она исчезла, — все так же зло, оглядывая проулок, сказал Райнверд. — Я ещё чувствую ее присутствие.

— Приказывай, княже, — тихо сказал он. — Найти ее?

Сердце у меня дрогнуло, глупое. Я жадно уставилась на Райнверда, но тот только раздраженно плечами пожал. Мол, к чему искать одну, если тут тысячи точно таких же. С лица сошёл гневный румянец, и то казалось нечитаемым и холодным, как зимнее озеро под коркой льда.

В груди стало холодно и скверно.

— Гостиницу я нашел, пока вы тут скакали, глупые мальчишки, — ругался один воинов, и по голосу я узнала в нем Ульриха. — Багаж уж отнёс, а вы тут, нашли себе занятие. А ведь с умом, с умом надо распорядиться недолгим временем. Королева, небось, уж завтра прознаёт о нашем прибытии, спросит, что ж мы так скромно сняли комнаты на окраине…

Голос за спиной самозабвенно крыл на истском наречии каких-то бандюков, а я молчала и улыбалась.

Я не знала ее в прошлой жизни, но помнила ее казнь. Ведьма, наделенная восхитительным даром, прятать вещи. Она была отчаянно нужна мне, и пусть совершенно случайно, но я ее заполучила.

5.1 Новые знакомства

Новоприобретенную прелесть по имени Лизбет (можно просто Лиз, миледи) я помнила по прошлой жизни, в которой бедняжке отсекли голову.

Совсем юная, угловатая и верткая, как лисица, и такая же рыжая. Острый носик усыпан веснушками, короткие медные кудри лезут в глаза, темные, как ночной пруд.

Девчонка с задатками щитовой ведьмы сидела в спальне напротив меня и была уверена, что спасла меня от аспидов в человеческом обличии.

— Эти тварюги такие, стоит только пальчик показать, отхватят по пятки, а вы ж совсем слабенькая, тощенькая… А вы…

— Ты… Владеешь изменением? — ласково окучивала я юное дарование, хотя прекрасно знала, что нет.

Юное дарование побелело от ужаса.

— Нет, миледи, что вы! Я умею прятать. Людей хорошо, но ненадолго, а предметы, особенно мелкие, могу на год запрятать, смотря какой срок наложу.

Ужас Лиз был понятен. Магией изменения владели люци. Все люци. Любой из них мог превратить вилку в ложку, а кусок глины в кубок, лохмотья в платье райской красоты, и даже собственное тело было для них лишь куском теста. Лепи из него, что захочешь. Они входили в наши города, надев чужую личину, и даже любовники не могли отличить собственную жену от люци. Только кровь не могли подделать. Конечно, этой магии и хватало ненадолго. Редкая люци могла продержать форму предмета дольше нескольких минут. А большинство и нескольких секунд.

Их страшная магия была причиной, по которой они проникали в самое сердце любой страны, и одновременно причиной их бесконечного поражения. Самообман тебя не накормит, не вложит в руки настоящий меч, не согреет холодный дом.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать, миледи, но я сильная, вы не думайте. Смотрите!

Лиз вскочила и уцепилась за кованный сундук, набитый сестрициными подарками по самую крышку. Поднять не подняла, только покраснела с натуги. Я вздохнула, но заставила себя сохранить маску любезной высокопоставленной стервозы. Пусть старается мне угодить.

Для этого я ее и беру.

Я собираюсь спасти сотни тысяч жизней, и если на алтарь цели ляжет жизнь такой девочки, как Лиз… Бретта, Селвина, даже моя собственная — это станет хорошей платой. Бэкфорды знают свой долг.

— Ты обращалась к святой Инквизиции?

Лиз побледнела. Веснушки горели мелкими пятнами на меловом лице.

— Инквизиция приходила в наш дом трижды, — тихо сказала она, уставилась на меня темными блестящими глазами. — Сначала забрала мать, потом сестру, после брата. После этого я видела их только один раз, уже на казни, в обвинениях значился отказ от сотрудничества.

Лиз вдруг вскочила, как маленькая пружинка, всплеснула руками:

— Но только это неправда! Они добровольно заявили о себе в Инквизиции, подписали бумаги, перевели должное содержание на меня и сестру… Вот так. Когда проснулся мой дар, я взяла сестру и ушла в Генс, народу тут полно, не найдут. Сдадите меня им, да?

— Нет, Лиз… Хочешь остаться со мной?

Я потрепала ее шелковистую преданно склоненную головку и задумалась. Невидимые фанаты крови Бекфордов уже проявили себя. Незаметным образом за сутки у моей двери появился молчаливый рыцарь, покои убирали две расторопные прислужницы, а комната пополнилась уютными мелочами, вроде магических светильников, цаворита для камина, белья и писчих принадлежностей.

Я это оценила.

Я собиралась это оправдать.

А Лиз выпала должность личной горничной. Я отдала ей под комнату свою гардеробную, и та под хмурым взглядом Бретта устраивала гнездо из немного численных отданных мной вещей. А что? Там уютно, два окна в сад, умывальная и личное пространство.

Спать я укладывалась ближе к утру со страшным вертепом в голове. Слишком много событий на меня одну, учитывая, что во дворце я провела всего-то два дня.

Бретт и недовольная новой Королевой знать были на моей стороне изначально, но… Но теперь на моей стороне была Лиз. Маленькая, но козырная карта.

Князь… Наша встреча выбила меня из колеи.

Добродушная улыбка, цепкий взгляд исподлобья, сильные руки, вертевшие меня, как куклу, но не причиняющие ни боли, ни вреда.

Его было опасно сбрасывать со счетов, но отсчет моего падения начался в момент нашей встречи, и… больше ни на что я не могла повлиять. Есть вещи неизменные. Князь влюбится в Королеву, и краткая симпатия на карнавале развеется, как дым над ведьминским костром. Князь — сильная карта. Туз. Вот только он будет ходить против меня.

Следовало это учесть и перестать думать о его горячих губах, о сладком шепоте, обжигающим кожу, его легком смехе, словно не Князь он, а рядовой воин, решивший расслабится на празднике.

5.2 Новые знакомства

***

— Просыпайтесь, миледи, — незнакомый юный голос, пробивался сквозь сонный морок. — Миледи, прошу, вас один лордик ищет. Сказал минута и войдёт, миледи!

Во сне я видела томные яблоневые сады Исты, облитые солнцем, как торт глазурью. Тяжелые синие сливы, гнущие ветки к земле, тонконогие вишни, прижавшие тела к окнам террасы.

— Миледи!

Я открыла глаза одновременно с этим вскриком. А когда привстала в постели, увидела Эйкена. Белокурые волосы, забраны в строгий хвост, но вьются, выбиваются из ленты, глаза, как небо в апреле, только губы крепко сжаты. Одежда на нем была светская — синий камзол и белые кюлоты, хотя всего год назад он носил серую сутану, будучи инквизитором первого ранга. Стало быть сейчас он уже третьего ранга, раз имеет право на светский наряд.

Мой лучший друг, моя детская любовь, мой предатель.

— Ана, — его взгляд прошёлся ожогом по белой сорочке, по моим обнаженным до локтя рукам. — Почему ты не вернулась в Исту?

Я мгновенно передумала смущаться и насторожилась. Такого диалога в прошлой жизни не было, потому что я и в самом деле вернулась в Исту. Но… почему его это интересует?

— Так сложились обстоятельства, Эй, — из чувства забытого приличия я накинула одеяло, но его взгляд, как намагниченный, находил обнаженную кожу — мелькнувшее в вырезе сорочки плечо, ключица, кисть руки. Но в прошлой жизни он видел меня всякой, больной, голой, окровавленной, стеснение отмерло за невостребованностью. — Но что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь понять, что ты делаешь здесь, в омуте светского греха, — почти раздраженно заметил он. — Воистину, ты губишь бога в себе, пятнаешь непорочность. Сегодня же собери вещи и вернись домой. Одолжу тебе ландо до водной переправы.

Я смотрела на него во все глаза. Он всегда был таким? Мальчик, в которого влюблялись целыми селениями, и который любил одного только бога. Учил ночами молитвы и жития святых, подвиги инквизиторов, сражавшихся с нечистыми ведьмами и ведьмаками.

Я попыталась нащупать в сердце остатки привязанности к нему, но ничего не почувствовала. Даже боли.

— Почему ты настаиваешь?

— Здесь не спокойно, Ана, — он наклонился комментах, и я поймала взглядом обветренную кожу его губ и точки тщательно искорененной щетины. — На подступах к Генсу одна волна восстания идёт за другой, у Инквизиции нет времени на охрану всех высокорожденных девиц.

—Люци? — я не отводила взгляд от его лица.

Взгляд у Эйкена, всегда прямой и открытый, вильнул по-заячьи в сторону.

— Возможно…

Вот значит как. Люци подобрались к городу вплотную, и Эйкен знает об этом. Знает Эпарх, знает Королева. Но знают ли об этом все остальные?

Ловить люци все равно, что ловить ветер в поле. Инквизиция и стражи работают с видимыми вещами, а не с утекающими сквозь пальцы фантазиями. Вот был мальчик, который выкрикивал оскорбительные революционные стишки, а едва его поймали, выяснилось, что он не мог ничего выкрикивать. Даже если бы захотел. Это был немой мальчик. Или одна деревня жаловалась на соседнее село, что оно заняло их луг козьим выпасом, а как стали разбираться, даже самих коз не нашли. Сельчане божились, что козы ещё в том году полегли от мальтийской лихорадки. И так от города к городу, неспешно, прибоем, одной невидимой волной за другой люци подбирались к стенам Генса.

Я-то знала. Вопрос, как много знал Эйкен.

Эйкен же, пока я раздумывала времени не терял.

— Ты, бросай своё шитьё, — Эйкен повернулся к Лиз, но смотрел почти оскорбительно вскользь. — Собирай вещи миледи, собирай подарки, к трём подъедет ландо, и я пришлю слугу, что снесет вещи вниз.

Почувствуй себя никем называется.

Где дно у моей репутации, что вчерашняя прислуга командует павшей принцессой?

Лиз — моя маленькая умница — и головы не повернула. Сомневаюсь, чтобы она вышивала, но сидела тихо, перебирая какие-то платки. Я дала возможность Эйкену оценить паузу, а после лениво усмехнулась:

— Я никуда не поеду, мастер Льоро, я останусь на зимний бал и буду танцевать до упаду. Пить вино, улыбаться молодым лордам и есть виноград.

Наконец-то мне удалось, получить реакцию. Эйкен потрясённо вздохнул и глаза сверкнули, как лёд на солнце. Он подался вперед и схватил меня за руку.

— Тобой руководит грех, бес говорит твоими устами. Только блудницы пьют вино и желают любви красивых лордов.

Ну не любви. Речь шла всего об улыбке, но у Эйкена, похоже, прекрасное воображение. Я неожиданно даже для самой себя, тоже наклонилась к нему и обхватила его лицо ладонями.

— Почему, Эйкен? — спросила я. — Помнишь, мы вместе лазали за яблоками к старой мисс Фрокан, ловили мальков на желтом болоте? Как лечили щенков, которые объелись кислого компота или как катались в повозке до окраины Сильвы, пока нас не поймали няньки? Почему ты ты хочешь, чтобы я вернулась обратно?

Я пыталась добавить в голос искренней тоски, но тот звучал как сквозняк в пустом тоннеле. Пусто и гулко. Моему сердце было не за что зацепиться и начать чувствовать.

— Там безопасно. Есть сотни способов погибнуть, и прийти на Зимний бал — самый верный. Тебя саму съедят, как виноград. Или ты хочешь повстречаться с волками? Тварями, которые крадут невест?

Так вот что его гнетет!

Я не выдержала и рассмеялась. То есть, когда меня резали наживую, ему было нормально, а как волчий — беги и прячься

— Ох, Эйкен, уходи… — я отбросила его руки и выбралась из кровати как была — в тонкой сорочке на голое тело. — Или нет. Убирайся!

Прошла невозмутимо за ширму и потребовала от Лиз черное платье. А когда поймала его особенно жгучий взгляд на себе, по-детски показала ему язык. Проклятая мышечная память.

Клянусь, от Эйкена аж полыхнуло, когда он пронесся через спальню и выскочил в коридор, драбарезнув дверью.

Никаких манер. Будь он хоть трижды инквизитором первого ранга, но сын садовника нет-нет, да проглянет в зеркале.

5.3 Новые знакомства

— А правда, что волки метят своих невест? А как они вообще находят свою суженную? — Лиз поправляла последние оборки на платье и гипнотизировала меня вопросительным взглядом.

— Если это волчий князь, то почует, — вставил Бретт.

Он повадился вставать в дверях и прислушиваться к нашим разговорам, и мы с Лиз его не прогоняли. Мозговой штурм ещё никому не повредил.

— Нет, не сможет, это магические звери и у них нет ни волчьего нюха, ни волчьего инстинкта.

Я покачала головой, в покои неожиданно просунулась встрепанная голова юной виконтессы Мьюэлл.

— Да быть того не может, — воскликнула голова. — Вы не подумайте, что я подслушивала, но быть того не может. Волки агрессивны, хитры, обаятельны и зациклены на метке территории, для них это важно. Спят в поле, обратясь зверем, ловят лисиц и зайцев, когда в военном походе заканчивается еда, вынюхивают врага по следу, видят на расстоянии в несколько сот метров и в полной темноте. Говорят, и суженных своих крадут.

— Как крадут? — ахнула Лиз, хотя должна была возмутиться вторжению головы в хозяйские покои.

Вслед за головой просочилось тощее тельце в утреннем платье и умостилось на софу.

— А так, — сказала новоявленная собеседница. — Прикусят, как зайца, и волокут в логово, а утром находят от девицы только пустую кровать, да раскиданные одеяла. Ну чисто звери. Это в архивных книгах так пишут.

— А ну как надоест девица волку? — кто-то невидимый ахнул у самой двери.

— Съест, — бескомпромиссно заявила леди Мьюэлл. — Коли девица не угодила, кстати, называйте меня Кристелла, если не брезгуете. А если угодила, то золотом осыплет, парчой одарит и вернёт в отчий дом с таким приданым, что ни один граф не побрезгует взять ее за себя.

— Волки не едят людей, леди Кристелла, — снисходительно отозвалась я. — Даже если очень голодны.

Очень активная и милая девушка. Но самое ценное в ней — это происхождение. Появление графской дочери в моих покоях положительно сказывалось на моей судьбе. Поэтому я не торопилась прерывать диалог, напротив, располагающе улыбнулась.

— Да, похоже на сказки, — нахмурился Бретт.

— Не сказки, — горячо возразили за полуприкрытой дверью. — Помните случай с леди Нелл из восточной Присты? Волк, что взял ее за себя, вернул бедняжку через год, осыпанную золотом с ног до головы, сундуки три повозки тянули. И жених ей сразу сыскался. И не последний в Присте.

В дверь бочком просочилась ещё одна пара, в которых я узнала баронессу Мерил Ламотт, корнями из Франкии и ее возлюбленного жениха лорда Невилла.

Мне не очень тратить время и объяснять, кто такие волки, но здесь была Мерил Ламотт. В той жизни ее увёл один из волков, а уж насколько добровольно, этого я не знала. Но знала, что графская семья была в отчаянии и требовала от князя вернуть дочь. Князь не приветствовал уводы среди знати, но в тот раз заупрямился. Тогда граф затребовал чудовищный выкуп за дочь и получил его, и после этого ни разу не спросил о Мерил. Никому Мерил оказалась не нужна. Ни отцу, ни матери, ни сёстрам. Ходили слухи, что ее все же вернули, но без золота и парчи, но достоверно никто этого не знал. Леди стала затворницей и была отослана роднёй в дальнее имение.

— На самом деле, волк — существо магического происхождения, — лениво объяснила я. Помогать Мерил я была не обязана, но… мне тоже когда-то никто не помог. — Это проклятие, которое разочарованная в первом князе ведьма, наложила на весь народ. Они могут обратиться волком и могут быть им в волчьей шкуре, но обращаясь в человека — они остаются просто людьми, лишь перенявшими повадки своего проклятия. Но однако не ставшие волками в человеческом образе. У них нет волчьего нюха или зрения.

— Но ведь случаи, когда волчьи генералы вели армию по следу врага, были официально задокументированы!

— Они перенимают повадки своей волчьей ипостаси, — пояснила я. — Они прекрасные следопыты, у них развита интуиция и умение просчитывать действия противника. Поэтому они ценятся, как воины. Но на самом деле они просто великолепные аналитики.

— Что же они, и любить не умеют? Вроде и не звери, а получается, что все-таки звери. Нельзя же красть девицу без согласия, — поинтересовалась одна из леди. Я подняла взгляд и с удивлением увидела, что комната пополнилась новыми лицами. — Ну, если утащат к себе, то неужели все? Так и свету больше белого ей не увидеть, и домой не воротиться?

Я только плечами пожала:

— Скорее всего с согласия, — поразмыслив, решила я. — Но насколько оно озвучено и как именно дано, уже совсем другой вопрос. Нужно быть осторожнее в своих словах с волками. Они могут неверно понять или наоборот, пользуясь вашим незнанием, заманить в ловушку.

Леди слушали меня, разинув рот, как малые дети. Я чувствовала себя воспитателей в детском саду, но это меня не задевало. Даже наоборот. После нескольких лет отупления от бесконечной боли и допросов, чувство принадлежности к дворцовой молодежи было приятным.

Тем временем в гостиной прибавилось и джентельменов и теперь они переглядывались с сомнением. В глубине душ они понимали, что не соперники волкам, и просочились за информацией. Здесь у каждого, что ни невеста, то возлюбленная. Никто не хотел терять милую.

На секунду я почувствовала нас ещё чей-то взгляд от входа в покои, но когда обернулась, увидела лишь пустой коридор.

— Вы же присоединитесь к нам на балу? — отвлекла меня бойкая леди Кристелла. — Мы планируем не вмешиваться в гадкие разговоры о войне с люци и пить восточный кофе с маслом и пряностями.

— И танцевать до упаду, — пискнула ещё одна леди.

Я сделала вид, что замялась. Была бы жива, замялась бы по-настоящему. Эти дети были так юны, ни единого человека старше двадцать пяти. А нет, двадцати семи. Графу Рени стукнуло двадцать семь, и он в прошлом году принял на себя семейные дела и воспитание двух малолетних кузенов, пережив смерть родителей, разбойное нападение и отравление ядовитой цистой. Самый юный из четырёх лордов, занимающих стратегические территориальные позиции Сантарии, и, что уж таить греха, самый красивый.

6.1 Бал

Двое суток до бала я изображала белошвейку.

Лиз пришила все пуговки, приладила молочного оттенка воротник на синее платье и съездила за туфельками из плотного шелка, совпадающими с платьем тон в тон. А мне выпало пороть волтонские резные кружева, которые я костерила на все лады. Ну не умею я шить, не умею. Из украшений, поколебавшись, я взяла жемчуг матери. Старая знать поймёт, а новоделы ещё этикет толком не выучили.

Сестра меня видеть не хотела, и я платила ей горячей взаимностью. Но дворец уже наводнили волки, так что у неё была уважительная причина Менякин видеть. Все-таки волчий Князь гораздо меня симпатичнее.

В северных покоях, как и во всем дворце царила счастливая суета с оттенком тревожности. Прислуга и полуобморочные леди кучковались на каждом углу, перемывая волкам кости. А если они укусят? Или украдут? Или, господи помилуй, и вовсе пригласят на контрданс? Не будет ли согласие на танец считаться изменой родине?

Я шла по пытающим магическим светом коридорам в сопровождении пажа и молчаливого рыцаря, и боролась с желанием объявить, что моя сестра изменяла родине два года. Возможно, она изменяет родине прямо сейчас.

У самых дверей в танцевальную залу меня перехватил граф Рени, а сопровождавший меня Бретт по-детски надулся. Пажей в первую залу не брали.

— Вы похожи на цветок, — я тихо засмеялась в ответ на комплимент, а после встретила взгляд графа и замолчала. Его взгляд намекал, что надо покраснеть и смутиться.

Даже жаль, что мне нечем его порадовать. Человек-то хороший.

— Это приятная лесть, — в напускной скромности опустила глаза, мечтая поскорее зайти в зал и больше не чувствовать себя объектом мужского интереса.

Я вернулась не для любви.

— Это не лесть, — резко сказал граф, и протянул мне руку. — Прошу, миледи.

Я мигом перестала дурачиться, взяла графа под руку и вплыла вслед за ним в зал.

Танцевальный сезон Зимнего бала традиционно открывает Королева, поэтому лорды и леди жались по укромным углам, стенам и столикам с сантарийским сладким вином. Некоторые из балконов были плотно закрыты и даже отгорожены тяжелыми занавесями из плотного шёлка. Музыка гремела, переходя от нежных горных мелодий к разбитной крестьянской польке. Резные стеклянные столики ломились от фруктов, паштетов и холодного мяса, резанного фигурными ломтями, от вина, выстроенного цветовой гаммой от белого до бордо. От цветов, словно пролитых на покатые стены благоухающим ажуром. Магические огни переливались от ярко-золотых до синих, фонящих приглушённым интимным светом.

Придворный маг, лорд Сатор, правил зал, как художник полотно весеннего пейзажа. Цветы перетекали вслед за наиболее интересными персонами в зале, белые огни пылали у них над головой, неугодные ютились в тени, лишенные света, а около них цвел луговой плющ.

На нашей паре милорд отчётливо споткнулся, но довольно быстро нашёл оригинальное решение. Огни легли полукруглом слева от графа Рени, а я осталась в мягкой полутьме, как нежелательная персона. Впрочем, пустить вокруг меня плющ он не осмелился.

Я шла, как по эшафоту, и довольно быстро вошла во вкус, собирая любопытные и тревожные взгляды.

— Подумать только, какое потрясающее бесстыдство, — якобы шептала собеседнице виконтесса Маниш. Собеседница трясла напомаженными буклями в знак согласия.

Обе гадюки были неверны моей матери. Виконтессу Маниш с загубленной репутацией убрали из фрейлин, а ее дочь сплавили замуж во Франкию, подальше от тлетворного влияния родителей.

6.2 Бал

— Не слушайте сплетников, им скучно, — шепнул граф Рени, и огни заметались вокруг него, выбирая ракурс.

Я только усмехнулась.

Невидимая тьма давно кольцом свернулась в сердце, и было легко быть весёлой и по-светски злой. Пусть смотрят, пусть ненавидят. Я вернулась именно для этого.

Нам следовало пройти два-три круга согласно этикету, так что я решила сразу перейти в атаку в целях экономии времени.

— Почему вы пригласили меня, милорд?

Граф Рени искоса взглянул на меня и усмехнулся углом губ.

— Мы даже не открыли сезон, а вы уже спросили, — засмеялся он негромко. — А сами как считаете?

О, у меня было сразу два предположения. Граф хочет совершить суицид и граф затевает переворот. Остальные я отвергала, как несущественные. Не так я хороша, чтобы рисковать головой во имя мое.

— Королева досадила вам настолько, что вы готовы в ответ досадить ей, — предположила я осторожно.

— Я не самоубийца, — буркнул граф. Снова взглянул, и я вдруг заметила, насколько он ещё молод. — Я последний в роду, не считая кузенов из побочной ветви, один младенец, второму семь, так что меня не тронут. Ее величество идеальна и добра, — сказал он погромче, когда мы прошли мимо особенно крупного сборища престарелых лордов. — Она ведает, кто ее истинный слуга.

История графа Рени, хоть и без подробностей, была известна при дворе каждому второму. С попустительства Королевы, половину его семью перебили люци, а вторую часть выкачали Алые капюшоны. Под предлогом взаимопомощи. Такое случалось, когда дар ведьмы был невелик, но ценен. Сама по себе такая ведьма не имела ценности, поэтому более сильный ведьмак просто забирал ее способности себе. Инквизиторы, усердно очищающие землю от ведьм, брали от них дары, как яблоки с дерева рвали. Иногда казалось, человеческая жизнь перестала иметь для них ценность.

Граф словно почувствовал мою задумчивость. Остановился и спросил, заглядывая в лицо:

— Желаете фруктов или вина?

Я не желала. Организм, привыкший к тюремному распорядку, не желал.

— Быть может, вино, — исключительно, чтобы не вызывать подозрений.

Граф усадил меня на кушетку и отошел за вином, и я сочла этот момент замечательным для припасенного фокуса. Заранее подготовленной булавкой я проколола палец и капнула на пол, шепча короткое заклинание. Огни медленно плавающие по залу, послушно поплыли ко мне, как утята к мамочке, и спустя минуту я пространство вокруг меня горело, как алтарь.

Я скучающе оперлась щекой на собственную ладонь, разглядывая оборачивающиеся потрясенные лица, многие из которых делались задумчивыми.

У моей сестрицы, при всей святости, был существенный недостаток — она недо-Бекфорд и никогда не станет Бекфордом целиком. Она просто ещё не поняла, насколько это преступление. А я, даже будучи низложенной и лишенной земель, являла собой силу знати.

Несколько секунд я заставляла огни переливаться в танце вокруг моей софы, а после усилием воли их погасила. Этого достаточно, меня услышали и поняли. Маленький сигнал для любого дворянина, что я вступила в игру за престол.

Как отреагирует сестра мне было откровенно наплевать. Нянька уже должна быть на полпути в Сантарию и очень скоро я буду неприкосновенна. А балом правит предатель Сатор, пусть с него и спрашивает, почему его огни совершают всякие глупости. А я девушка спокойная, огнями управлять не умею, а если умею, то это ещё доказать надо.

Дорогие читатели, спасибо за ваши звездочки и комментарии! Это очень приятно и очень мотивирует))

6.3 Бал

Ко мне вернулся задумчивый граф. Судя по отсутствию вина, он прекрасно понял, зачем я его отсылала.

— Идемте к четвёртому балкону, леди Кристелла заняла его ещё в начала вечера, — граф улыбнулся и подал мне руку.

У балкона подрагивал от ветра темный шёлк, а в приоткрытую дверь тёк смех и весёлый шёпот. Мне тут же налили вина и насыпали шоколада самых странных цветов и форм. Но есть я не решилась, был велик риск свалиться в середине бала с больным животом.

Вместо этого я устроилась в центре теплой компании, лениво обдумывая коварные планы и их воплощение. На этот бал у меня были серьёзные надежды. Ещё бы, весь цвет знати в одном дворце, да и как говорил весь мой опыт, крупные дела вершатся в джиге между переменой двух блюд.

— А вы гадали на святочном кольце? — вдруг спросила меня одна из юных леди.

Я очнулась от своих мыслей. Я все ещё была здесь, среди щебечущей молодежи, окутанной ароматом роз и шоколада. В темноте было не разглядеть лица собеседницы. Около нас метался одинокий магический огонёк, но его гоняли, как надоедливого светляка, предпочитая тратить свечи.

— Нет, — таинственно шепнула я, и моя собеседница заохала.

— Но почему? — тут же спросила леди Кристелла. — Вот я в прошлом году гадала в ночь на Зимний бал, все-все сбылось, до самой капельки!

— А у меня не сбылось, — честно заметила леди Мерил. — Только цветов перепортила на целую ярмарку. Лучше бы выспалась.

— И неправда! — вознегодовала Кристелла на пару с такими же восторженными леди. — А вы леди Бэкфорд, гадали на венке?

А как же. В тот год, когда познакомилась с Вердом. Плела венок до полуночи луговыми цветами, а после лила его воском и пускала в озёрную воду. Венок наобещал мне бессмертную любовь. Ну-ну.

— Нет.

Я засмеялась и за столом появился тишина. И почему все замолчали? Леди Мерил тоже не верит в гадания.

— Вы… — Кристелла беспомощно обвела взглядом присутствующих, словно в поисках поддержки. — Так редко смеётесь. Я первый раз слышу, правда-правда, леди Бэкфорд.

— Вам идёт смех, — тихо согласился граф Рени.

Он рассматривал меня, как заколдованный, но в темноте было не разобрать выражение его лица.

— А вы знаете, про пророчество? — вдруг страшным шепотом спросила Кристелла.

— Про то самое? — таким же страшным и восторженным шепотом уточнила одна из виконтесс.

Их была трое и все они, сходные, как однояйцевые близнецы, сели рядком, словно слившись в трехглавую гидру. Даже их платья, путь и разного цвета, имели один фасон.

— Леди, прошу вас, — осторожно окоротил один из джентельменов. — Такие разговоры на плаху приводят.

Я его узнала. Виконт ле Крой, родом из Франкии. Скучноватого вида франт, из тех, что следуют букве моды, но не способны уловить ее дух. Очень полезный молодой джентльмен. Я облизала его взглядом и положила в планы. Крестик резвился и одобрял.

— Что за пророчество? — спросила я без особого интереса.

Сплетня рассказывалась для меня, и не спросить было бы невежливо.

— О… Так вы не знаете! — восторженно выдохнула Кристелла.

И даже засветилась от счастья. Юные леди, оживились, сдвинулись в кружок, а джентельмены вынужденно заняли стратегические позиции. Двое по углам балкона, один — как раз ле Крой — у двери в залу, а остальные рассредоточилась по периметру, в тщетной попытке спасти своих леди от сладкой глупости.

Дорогие читатели, буду рада вашим звездочкам и комментариям :) Вам недолго, а мне приятно!

6.4 Бал

Граф Рени встал рядом со мной и его рука невольно касалась моего плеча.

— Королева или Ведьма —

Бесы выберут одну

Прачка нож заточит, Рыцарь

От любви пойдёт ко дну.

Есть ключи в руках у Куклы,

Пишет сказку Стихоплёт.

Ровно в полдень злую Ведьму

Князь своей рукой убьёт.

Графу суждено быть рядом,

Волку — верным псом служить.

Отворится гроб и Ведьма

Будет новый саван шить.

Кристелла договорила в звенящей ночной тишине. Или звенело уже у меня в голове? Чай, который я вынужденно пригубила, застрял в горле, в груди похолодело. Я боялась, что мое колотящееся сердце слышно на всю округу.

Торопливый шёпот Кристеллы, государственный запрет на эту сплетню, недомолвки, бродящие по Генсу, порождали впечатление страшной сказки. Пламя свечей металось по испуганным возбужденным лицам.

— Сказки все это, милые леди, — поколебавшись, сказал один из мужчин.

Он караулили левый угол балкона, и голос у него дрогнул.

— Отворится гроб… — с ужасом напополам с восторгом, прошептала одна из виконтесс-близняшек. — Господи, она воскреснет?

Мое мертвое сердце заколотилось, как безумное.

В моей прошлой жизни этого пророчества не было. Благодаря Эйкену я получала невообразимое количество информации со всего Генса, но ни он, ни сестра, ни многочисленная публика, бродившая под моими окнами часами, ни разу не упомянули пророчество.

Но теперь пророчество было, каждое слово про меня. Я умерла ровно в полдень, и меня убил Князь.

Мой дар был силён. Не просто силён, а крайне силён. Думаю, по силе я была равна своей сестре и Эпарху. Вот только Бель могла создать из земли и глины войско, равное по силе четверти армии Князя, а Эпарх вызвать щит периметром с половину Генса. Как ни крути, а я им не соперница со своей «тихой смертью».

— Интересно, а кто такие Кукла, Рыцарь, Граф и остальные? Я видела один из самых первых памфлетов, раскиданных на площади, все они написаны с заглавной буквы.

Леди, забыв про мужчин и осторожность, снова сгрудились за столом. На этот раз к ним придвинулись и лорды, растеряв первоначальную настороженность.

— Ну… Стихоплёт — это Людвиг, все знают его прозвище, а Князь — это Князь, он один на весь белый свет, — педантично перечислила одна из виконтесс.

— А Волк — кто-то из волков, их тут видимо-невидимо, — подхватила вторая. — О… Я хочу себе такого верного пса. Тот альбинос с прохладным взглядом, вот такого хочу.

Я даже усмехнулась в ответ на ее детскую фантазию. Собака из волка не получится, иначе бы волки стали собаками ещё несколько веков назад.

— Или Рыцаря. Рыцаря даже лучше!

— Но он же утонет от любви!

Леди расхохотались, забыв и про жутковатый стишок, и про Ведьму, и про Людвига. Начали обсуждать платья, шляпки, после цены на пшеницу, и про пророчество все позабыли.

Видимо, промокнуть холодный пот со лба хотелось только мне.

Кто такая Кукла, кто такой Рыцарь. Рыцарей при дворе полно, а Кукол ни одной. Быть может, имеется что-то личное? Быть может, прозвище? Так ведь полмира зовёт своих дочек куколками.

А Прачка? Откуда при дворе прачка?

Из зала донеслась традиционная музыка Сантарии.

— Королева! — воскликнул один из виконтов.

Судя по вспыхнувшей улыбке — безответно влюблённый в ее Светлость. Мы тут же поднялись из-за стола, позабыв разговоры, и переместились в зал. Под эту музыку обычно входила Королева и народ стелился перед ней в полупоклонах.

Мир замер. Огни, покинули зал, рванувшись навстречу моей сестре, окутанной облаком драгоценной сантарийской золотой органзы. Золотые косы, убранные вверх, оплетали корону, бальные туфельки, усыпанные сапфирами и бирюзой рассыпали снопы иск по мраморному полу. А белое платье профессионально имитировано невинность. Рядом темной розой посреди белого сада стоял мой Князь, притягивая взгляды. Грозовое небо из-под веера ресниц, стрелы бровей тянутся к виску, на запястьях кипа зачарованных браслетов, собранных из детских бусин, драгоценных пейнитов, диамантов и отлитых из красного мягкого золота монеток вперемешку с неумело выточенными деревянными рыбками и дешевым стеклом. Он рассказывал, что их плела ему нянька, заговаривая каждую фигурку. Одна фигурка — одна беда. Она отвела много бед, сколько сумела, отдала по году жизни за каждую из них.

За его спиной темной стеной стояли волки. Хоть и в человеческом обличии, но хищные усмешки, холодные глаза, агрессивная аура силы не давали им полностью мимикрировать в размякшее от мирной жизни аристократическое общество.

6.5 Бал

— Какой красивый, — тихо сказала одна из леди рядом со мной. — Если он утащит меня в свою берлогу, я не расстроюсь.

— Маменька тебя туфелькой забьет за такие слова, а твой драгоценный маркиз помолвку расторгнет, — рассмеялась Кристелла.

Она и сама постоянно смотрела на князя, лучась юной и ещё неиспорченной красотой.

— Он уже разорвал, — вяло ответила леди, но услышала ее только я. Слишком уж тихо она говорила. — Сказал, моих денег недостаточно, чтобы сватать брюкву за соловушку.

Я перевела взгляд на говорившую леди и оторопела. Клянусь, у меня сердце екнуло от счастья. На минуту и пророчество, и Князь потеряли значение.

Это же дочь графа Брижен, которую и в моей прошлой жизни с помпой оставил маркиз Фершек, ославив на всю столицу пресной и унылой барышней. Человек он был преобаятельный, картёжник, удалой наездник с ангельским голосом, да уж больно остер на язык.

— Так и сказал? — ласково ужаснулась я, уже примеривая планы на леди Брижен.

— Не мне. Пил нынче в таверне и прямо перед своими собутыльниками и разоткровенничался. У папеньки в его друзьях осведомители, завтра надо мной будет потешаться весь свет, — она остановившимся взглядом смотрела прямо перед собой.

Наверное, она была единственной женщиной в зале, которой было плевать на князя.

— Опереди его, — я оценивающе взглянула на Лауру Брижен, и та вздрогнула, словно почувствовав собственную судьбу.

Она испуганно уставилась на меня.

— Как?

— Видишь того волка? Справа от князя и на шаг позади, светловолосый в синем камзоле, да, верно смотришь. И он на тебя смотрит, не отводи взгляд. Это Андрес, глава волчьих рыцарей, на войне он всегда стоит впереди правого фланга и никогда не проигрывает.

Леди Лаура покраснела, но взгляда не отвела.

Я с одобрение наблюдала маленький, но увлекательный бой их взглядов. Так значит вот ты какая, леди Лаура Брижен? В прошлой жизни я много слышала о ее отце, но о ней не знала ничего. План, неясно сложенный у меня в голове, приобретал основу, фундамент и законченность. Мне не помешает дружеское участие в судьбе леди Лауры.

— Но вы ведь сами рассказывали, что волки в кавалеры не годятся, — сказала она едва шевеля губами. — А ну как вернёт меня через год?

Этот — не вернёт. В прошлой жизни, Андрес был настойчив в ухаживаниях за леди Лаурой, но успеха не добился. Слишком сильно по ее самолюбию ударила разорванная помолвка. Но в этот раз у неё буду я, готовая подсказать и помочь, а взамен… Взамен у меня будет весь клан рода Брижен.

— Ну и что? — ласково сказала я. — Он тебе для другого нужен. Дай согласие на танец с ним, бери сливы и персики, которые он поднесет, смейся и кокетничай, отказывай другим мужчинам, и завтра вся столица будет говорить, что ты бросила маркиза ради красавца волка, а Фершек злословит тебе в отместку.

— Я не осмелюсь, — в ужасе зашептала леди Лаура. — Не осмелюсь, какой чудовищный стыд.

— Чудовищный стыд будет завтра, — отрезала я. — У тебя всего один-единственный шанс спасти свою репутацию, и он стоит вон там.

Я перевела взгляд в сторону волков и застыла от шока. Райнверд, не отрываясь смотрел прямо на меня. Синий взгляд разил, как клинок. В груди разрослась темнота. В паре с сестрой они открывали бал, скользя по мрамору в традиционных танцевальных па, но при каждом новом повороте, Князь безошибочно находил меня взглядом. Сестра едва ли не висела на нем, цепляясь за широкие плечи, и молодой князь уверенно вёл ее по кругу залы.

Но он не мог меня узнать! Оба раза я была в маске, и он никак не мог ожидать найти меня во дворце, принимая за мисс из среднего класса. Но почему он не смотрит на сестру?

По окончании танца, Андрес прошёл сквозь пустой танцевальный зал и склонился к поклоне перед леди Лаурой. Та в полуобморочном состоянии, цепляясь за меня умоляющим взглядом, подала ему руку. Для такой тихой леди выйти первой парой после Королевы, сродни сольному выступлению на главной площади Генса. Я старательно смотрела в пол, страшась снова встретится взглядом с князем.

— Позвольте, миледи, — в идентичном поклоне передо мной склонился граф Рени, и я так же послушно протянула ему руку.

Не знаю, как много он слышал из нашего перешептывания с леди Лаурой, но судя по изучающему взгляду что-то слышал. Мы молча присоединились к Лауре и Андресу, и вскоре за нами потянулись новые пары.

— Я считал вас немного другим человеком.

Я благоразумно промолчала. Наверное, он считал меня жалкой копией Изабель, которая, сколько не отталкивай, приползёт обратно. Ну и правильно считал. Такой я и была.

Впервые за долгое время я подумала, что заслужила свою смерть.

7.1 Предательство

Традиционно каждый бал включал в себя так называемый белый танец, пришедший к нам из страны Птиц. Нравы у тех были вольные, и свободы женщинам давали больше, чем в Сантарии. В особенно плохие дни я жалела, что веселый и красивый принц не увёз меня в жаркую Орту невестой. Сестра взошла на трон и расторгла все договоренности в одностороннем порядке, а птичий королевич не заартачился.

И правильно сделал. Жениться на любимой дочери короля, совсем не то, что взять за себя семя свергнутой династии.

А вот за белый танец я Орте была благодарна. Последнего выжившего герцога я заприметила ещё на входе в залу и с колотящимся от нехорошего азарта сердцем шагнула в мужской круг. Я ради этого парня на бал пришла.

— Позволите, ваше сиятельство?

Герцог Сатклиф окинул меня ледяным взглядом, но не отказал. Не посмел. Леди, роившиеся вокруг его банкетки дружно ахнули, лорды впали к кратковременный ступор. Неженки.

Когда я вывела его на первый круг, на мне скрестились сотни взглядов, а магические огни взмыли ввысь, вторя танцевальным па. Меня накрыло давно забытым чувством глубокого злорадства.

— Вы самая отчаянная леди из всех, леди Бэкфорд. Пригласить хромого скучного старика на бассданс…

— Вы вовсе не старый, — кокетливо сообщила я прямо в ненавидящие маленькие глазки.

Герцог недоуменно моргнул. Ну а чего он ожидал? Что я начну блеять, как овца, или молить о какой-нибудь милости. Я два года молилась, и никто не помог. Бог меня покинул. Ну да ничего, может, демоны будут посговорчивее.

Я беспристрастно разглядывала герцога. В юности, должно быть, был хорош, как черт, а теперь обрюзг, ослаб, брыли висят чуть не до плеча. Но старинное благородство манер, смелость и меч оставались при нем, и мне это нравилось.

Говорят, он никогда не изменял жене. В результате у него всего одна дочь, да и та умирает от сенной лихорадки.

— Уж не рассчитываете ли вы подарить мне милость? — герцог взял под контроль рефлексы, не успели мы и полуоборота пройти.

— Рассчитываю, — согласилась я. И пока он не успел решить, что я мечу к нему во вторые супруги, пояснила: — У вас есть больная дочь, а у меня лекарство.

— Это обычная сенная лихорадка, — небрежно сказал герцог. — Затянулась, а, оказывается и слухи уже пошли… Но с божьей помощью все можно решить.

— Лихорадка магического происхождения, а божья помощь столько берет, что умереть выйдет дешевле. Эпарх вам не отказал, но с ответом тянет второй месяц, а знаете почему? Конечно, знаете. Святошам смерть вашей наследницы выгоднее ее спасения.

Герцог вёл меня в танце, но теперь его ненависть сделалась предметной и ощутимой. Взгляд камнем давил меня к полу.

— Благодарю за столь познавательный танец, леди Бэкфорд.

— Взаимно, милорд.

Герцог склонился к безупречном поклоне. Какими бы ни были его чувства, он взял их под контроль, и на его лице осталась только маска верноподданного Королевы.

Дорогие читатели! Большое спасибо за вашу поддержку, звезды и комментарии!

7.2 Предательство

Танец закончился, но я не сильно переживала. Предыдущий герцог, проигравшись в пух и прах, занял у святых отцов денег на три поместья. А в заклад оставил документ о передаче герцогства в так называемые божьи руки, если то останется без наследников. И вот итог. Герцогство и в самом деле вот-вот останется без наследников. Герцог Сатклиф готов на многое, чтобы спасти единственную наследницу.

Он проводил меня к ближайшей банкетке, и мы снова раскланялись.

Я сочла это хорошим знаком. Поспешное согласие мало стоит, пусть он обдумает, пусть взвесит. За своё лекарство я дорого возьму.

Я устроилась на банкетке, едва не застонав от счастья. Танцы до утра вымотали меня донельзя, хотелось побыть несколько танцев в одиночестве и покое.

Увы. Герцог мне недостойно отомстил, разместив рядом с юными девами, самопричисленными к сливкам общества. Низкоуровневый бомонд обрадовался мне, как родной, порхая поодаль и излучая незамутненную радость от встречи с жертвой.

— Пригласила герцога, как это возможно? Он же старый!

Одна из юных красавиц, наконец, сделала выпад в мою сторону. Наверное, думает, что уж ей-то в мужья попадётся молодой граф. Глупышка. Где же столько молодых графов взять.

Я равнодушно прислушивалась к их смешкам, а оглядывала волчью половину общества, рассредоточившуюся по зале, но ещё сохраняющую боевую готовность. По-другому и не сказать. Стоят полубоком, экономят движения, бросают оценивающие взгляды. Мужчины около них хмурятся, а женщины тают.

Магия тянет к себе, даже такая страшная. Поэтому так истово уничтожают ведьм. Дар-то не бесплатный, за каждую толику магии берётся вдвое из жизненных сил, крови, красоты, молодости ведьмы, а Инквизиция черпает магию, как из колодца. Не считает, сколько взяла. Ведьмы высыхают за год. А мой дар таков, что и замученная жить я буду долго.

После ареста, Эйкен много раз беседовал со мной и многое рассказал о ведьмах и Инквизиции. Он не торопился подписывать мою казнь, тянул время, и теперь мне кажется, он знал о моем даре с самого начала. Кто, как не он? Мы провели вместе все детство, повзрослели на глазах друг у друга, срослись, как два семя, брошенных в одну лунку. Я так и не узнала, какова была его цель. Умерла.

— Наслаждаешься?

Вздрогнув подняла взгляд. На меня с благонравием святого смотрел Эйкен. В одной руке бокал, в другой магический шар. На несколько секунд я застыла от шока, казалось, Эйкен вышагнул в танцевальную залу прямо из моих мыслей.

— Ем виноград и танцую с молодыми красавцами, — отчиталась я настороженно.

Эйкен был ужасно принципиальный, а я не хотела с ним ссорится. Когда подумала, что он знает о моем даре сделалось не по себе.

— Герцог Сатклиф — не молодой красавец, — с постной миной упрекнул он.

Его личный гарем с бесконечно сменяемым составом, таскавшийся за Эйкеном с того момента, как он вылез из детской коляски, угодливо захихикал. Совершенно напрасно. Эйкен не шутил. Он в принципе был лишен чувства юмора. Однако, леди слетались на него, как мушки на фонарный свет, с такой силой манила его красота и недоступность.

— Я и с графом Рени танцевала, — я и сама не знала, какой бес толкает меня под руку. — Хочешь и с тобой потанцую?

Предлагать ему танец было приятно и безопасно, за все балы он не танцевал ни разу. Но Эйкен уронил бокал в руки одной из фанаток, глаза его полыхнули, и он почти выдернул меня в круг вальсирующих пар.

Дорогие читатели, буду благодарна за ваши комментарии и звездочки! Вам недолго, а автору очень приятно))

7.3 Предательство

Мы влились в пестрый сверкающий поток, не отрывая взглядов друг от друга. Эйкен и в детстве любил побеждать в переглядки, а я не хотела проигрывать. Мы не разговаривали, мы скользили вслед за музыкой, а я не могла перестать вспоминать.

Эй, восседающий на заборе, подобно всаднику. Эй, застывший под дождем, запрокинув голову. Эй в великоватом, с чужого плеча плаще и незнакомыми взрослыми глазами. Как вышло, что мы стали врагами?

Едва стихли последние аккорды к нам подплыла одна из фрейлин Королевы. Ее быстрые чёрные глаза метались между мной и Эйкеном, словно силясь уловить затихающие после танца эмоции.

— Извольте следовать за мной, ее светлость ожидает вас в лазурной беседке, — поклон ее был откровенно неглубоким.

— Подчиняюсь, — Эйкен по-военному коротко кивнул.

На ангелоподобное лицо легла маска отрешенности. Я называла это: вошел в режим Святого.

— Ее светлость призвала нас обоих?

Я осторожно изучала узкую, бодро лавирующую среди уже изрядно набравшихся дворян, спинку фрейлины. Та обернулась на ходу и кивнула.

Лазурная беседка не была местом излюбленного отдыха сестры. Когда-то ее построил отец для моей матери, и мы собирались семьей каждое утро вторника, чтобы провести вместе короткие полчаса. Один единственный день недели, когда мы собирались вместе при любых условиях. Омлет с зеленью, маленькие круассаны, масло, ягоды и кофе. Кофе привозили из страны Птиц, у нас, не смотря на тёплый континентальный климат, оно не вызревало. Отец в шутку называл меня кофейной принцессой, а мама утверждала, что ничего подобного — я буду зефирной принцессой и самой белой девочкой в Орте. Сестры хохотали. Лазурная беседка на рассвете — самое красивое место в Генсе, самое страшное место в Генсе.

Для меня это было кладбище радости, для сестры — арена торжества.

Бог не наделили меня шестым чувством, но сейчас у меня все рецепторы встали дыбом от ужаса. Лазурная беседка прочно ассоциировалась у меня с плахой, и сестра позвала меня именно туда.

Неужели что-то узнала? Что-то поняла?

У самой входы в беседку мы остановились для поклона Королеве и ее гостям. Беседка нависала площадкой над скалой Повиновения и внизу текли послушные и глубокие воды владыки Блэка. И в рассветный час, и на закате, и на солнцепеке, его окрас оставался чёрным, как непроглядная августовская ночь. По слухам, в него шел ведьмин пепел, что оставался от инквизиторских костров.

Среди приглашённых я отметила Ульриха, который маялся в тесном бархатном камзоле, и покачивающего бокалом Криса. Второй щурился на розовое падающее солнце и посмотрел на нас вскользь и без особого интереса. У балюстрады стояла виконтесса Кларк, томная и по-кошачьи плавная, и каждым своим движением, каждым взглядом, нацеленная на несчастного Криса. Судя по тому, как напряжённо тот прилип глазами к закату, нацеленная небезуспешно.

Сопровождающие нас с Эйкеном магические огни взмыли вверх, складываясь в подобие светящегося полога, и я увидела главную пару вечера. Они сидели так близко, что ещё миллиметр и можно было бы говорить о нарушении приличий. Золотая головка Королевы клонилась к чёрному бархату камзола Верда, пока тот хищно оглядывал пространство. Метил будущую территорию. Наглый, как все волки.

— Ваше Высочество, — я присела в реверансе настолько неглубоком, насколько позволяли приличия. — Князь.

Дорогие читатели, буду благодарна за ваши комментарии и звездочки! Вам недолго, а автору очень приятно))

7.4 Предательство

— Анабель, тебе приятен бал? — сестра развернулась ко мне с искусственной улыбкой.

Князь даже не шевельнулся, только перевёл на меня потемневший задумчивый взгляд. И я вдруг поняла, что он знает. Кто я и сколько проживу.

Хоть бы не смотрел. Не сейчас. Но Верд смотрел, и сердце у меня все-таки заколотилось, как церковный колокол, кровь загрохотала в висках, но вместо омерзительной сладкой любви, меня накрыла ненависть. Однажды он передаст мне отвар, в который собственными руками нальёт яд, и в день, когда я буду кататься по полу от боли, преклонит колени перед алтарем.

Все правильно. Князь женится на прекрасной принцессе, а злая ведьма умрет.

— Очаровательный вечер, Ваше Величество, я признательна за приглашение.

— Слышала, ты сумела затащить холодного мастера Льоро на вольто, — недовольство на красивом личике сестры разгладилось, и она кокетливо посмотрела на князя, словно предлагая разделить насмешку. — Садись, садитесь оба. Герма, завари-ка свежего ежевичного чаю, Анабель его любит, — она легонько стукнула веером по стулу, обозначая мое место и весело обернулась. — Ваше преосвященство, присоединяетесь к нам.

Сердце у меня ухнуло куда-то в живот и задергалось, как проглоченная ещё живая рыбка. Эпарх, сестра, Эйкен и князь. Все мои чудовища собрались в одном месте.

— Ни к чему, милая, я уж здесь обустроился. Стар я, выползать на самый сквозняк.

Эпарх умело прикидывался беспомощным старче, но энергичный взгляд, беспокойные руки, унизанные кольцами-артефактами, два десятка рыцарей у входа в беседку не давали забыть, кто есть кто в этой беседке.

Он — акула, а я — неосторожный окунёк с раненным плавником. Просто еда.

Накатил почти инфернальный ужас, а после, как бывает только в самые страшные моменты жизни, на меня вдруг снизошёл покой. Все самое страшное уже произошло. Чем они могут меня напугать? Казнью?

Пфе.

Под огнём перекрестных взглядом я прошла к чайному столику и устроилась рядом с сестрой. Рядом скользнул Эйкен, и, получилось, что он оказался напротив сестры, а я напротив Верда. Странное чувство — смотреть в глаза смерти, которую когда-то любил.

Я безразлично улыбнулась:

— Леди Кларк, заварите мне обычный чай, в последние дни у меня началась сыпь на плодовые и цветочные добавки.

Обычный чёрный чай мне не нравился, но имел одно неоспоримое преимущество — в него невозможно незаметно добавить ни яд, ни снотворное. Хоть умру в полном сознании.

Бедная виконтесса от растерянности позабыла про Криса и завозилась в чайном углу, явно не зная, что заваривать. Эпарх перестал весело раскачиваться в кресле, а Крис с Ульрихом уставились на меня с изумлением. Я украдкой бросила взгляд на Верда и тут же отвела глаза. От его темного страшного взгляда даже мне сделалось не по себе. Наверное, не такой он и мерзавец, и ему, даже по уши влюблённому в Королеву, неловко хоронить ни в чем неповинную сиротку.

На несколько секунд настала такая тишина, что был слышен только вечерний прибой Блэка.

Сестра сначала побледнела, после покраснела, руки вцепились в веер. Уж она-то не могла не понять, отчего я отказываюсь от любимого чая. Впрочем, она быстро взяла себя в руки.

— Так… Расскажи же нам, как тебе удалось пригласить на вольто мастера Льоро? — голос у Изабель мимолётно сорвался, но она быстро взяла его под контроль. — Есть какой-то секрет?

— Очень простой, — ответила, скромно сложив на коленях руки. — Это мастер Льоро пригласил меня на вольто.

— Сын мой… — расстроенно влез Эпарх. — Твоё присутствие на светских вечерах не предполагает светских удовольствий.

Дорогие читатели, буду благодарна за ваши комментарии и звездочки! Вам недолго, а автору очень приятно))