Ведьма и компания. Брачный сезон

История первая. Змей Болотный

"Ведьма и компания. Брачный сезон"

Аннотация:

Эй, оглянись! Дракон идет по твоей улице!

Жила-была ведьма: с друзьями-оборотнями, с ведьмовской родней, с папой… с-с-собакой страшной, крылатой. Парень к ней залетает из другого мира – дракон он. А его сестрица-змеица встречается с богатырем. Как сложатся отношения в такой непростой компании? Что случится, когда вовкулака встретит человеческую девушку с верным огнестрелом, и причем здесь хоккей? Куда затащит бесчувственное тело звездная река и получится ли дракона… съесть? Что хуже: когда на городских улицах резвятся гости из Другого Мира… или гости из Японии? И главное – чем продолжится история любви ведьмы-хозяйки и Великого Дракона?

Пара слов для новых друзей. Если вы только открыли для себя мир Ирки Хортицы, ее семьи, друзей и врагов, не переживайте. Книга хоть и входит в цикл "Ирка Хортица - суперведьма", но ее можно читать отдельно, повести связаны героями, а не сюжетом. Если вы захотите узнать какие тайны, приключения и отношения скрываются в прошлом героев, приглашаем в основной цикл, а предысторию Иркиного мира вы найдете в первой части дилогии "Ведьма и компания"

Для обложки использован фан-арт к циклу "Ирка Хортица" худ. Graymus

История первая. Змей Болотный

Сейчас

- Мы справимся! Мы уже почти справились, папой клянусь!

Двое драконов сидели на скалах, и свесив длинные чешуйчатые шеи, наблюдали за долиной внизу. Долина горела: столбы чадного дыма поднимались там, где еще недавно красовались веселые деревеньки в окружении роскошных плодовых садов. Теперь вместо них зияли черные проплешины. Над долиной парили драконы – алые, багровые, оранжевые – они закладывали виражи, ныряя к земле, и поливали черные проплешины огнем снова и снова, прожаривая уже саму землю. Бредущие прочь люди – закопченные и оборванные – останавливались, провожая бесчинствующих драконов скорбными взглядами. Какой-то мужик яростно потрясал кулаками, посылая в небо бессильные проклятья. Выла оборванная простоволосая баба, все норовя кинуться обратно, на пепелище, а плачущие дочери цеплялись за нее, удерживая.

- Видите? – глядя на это душераздирающее зрелище, радостно возвестила громадная, белая с красным драконица. – Я же говорила, что все получится! – драконица уставилась на сплавленную огнем долину чуть ли не восторженно.

- Что по карантинным лагерям? – отрывисто бросил второй дракон, казавшийся вылитым из серебра и стали. Рядом с ним даже бело-красная его соседка казалась некрупной.

Жуткий, во всю пасть оскал бело-красной словно потух – она перестала улыбаться.

- Старики и малышня еще в зоне риска. Слабенькие они… – отрывисто бросила она. – Но мы выделили антитела… это современное человеческое оборудование – просто чудо что такое! – от полноты чувств она хлопнула крыльями – пламя, тлеющее среди деревьев на горных склонах, взвилось буйным пожаром, и яростно гудя, принялось пожирать лес. – Я очень надеюсь, что больше не потеряем ни одного человека! – и со вздохом, вновь подстегнувшим пожар, добавила. – И так уже потеряли достаточно. Но главное, мы уничтожили очаг, теперь эпидемия не сможет распространятся – новых заболевших нет со вчерашнего дня! – она подарила влюбленный взгляд вспыхивающим, как разноцветные летающие зажигалки, драконам. – Говорю же: мы их спасли!

- А что они сами говорят? – серебристо-стальной проводил взглядом печально тянущуюся прочь вереницу людей, выглядящих какими угодно, но только не спасенными.

- Ну что вы хотите, Великий Водный Айтварас Жалтис… Люди. – драконица выразительно пожала плечами – сложенные крылья поднялись чуть не до половины шеи и опустились, гоня воздушную волну – и снова раздувая пламя.

Морда серебристо-стального непередаваемо скривилась – чешуйчатая морда оказалась неожиданно выразительной.

- Где же ваше знаменитое – «человечки»? – насмешливо поинтересовалась драконица.

- Согласитесь, кирия Криза, в моем положении это было бы… несколько смешно. И очень, очень опрометчиво. – хмыкнул Великий Водный Дракон. – Придется мне, видно, стать защитником этих… млекопитающих. – и мощным взмахом крыльев он поднял себя в воздух. Расхохотавшаяся драконица взвилась следом, и оба они, равномерно работая крыльями, полетели на закат.

Под драконьими крыльями простиралась равнина, покрытая зеленью по-весеннему свежей и яркой. Сквозь буйство трав кое-где пробивались молоденькие деревца, едва-едва возвышающиеся над самой травой. Тем страшнее и безобразнее выглядели черные проплешины с курящимся над ними дымком. Иногда в них просматривались четкие квадраты, там, где некогда стояли человечьи хаты. От самих хат не осталось ничего, кроме кучек спекшейся золы. Но драконы продолжали лететь неторопливо, не отрывая внимательных глаз от земли.

- Там, Великий! – вдруг вскричала Криза, взмахом крыла указывая на пятно, вроде бы точно такое же, как и другие черные проплешины. Даже поменьше…

И на глазах оно уменьшилось еще. Точно поджалось. Дружно хлопнули громадные крылья, и драконы рванули туда со скоростью, невероятной для таких громадин. Точно два стремительных росчерка прорезали небо.

Глава 2

Год назад

Темнота отступала медленно. Нехотя. Отползала, шипя, как набежавшая на берег волна. Ненавижу волны. Ненавижу воду. Он согнулся пополам, задыхаясь от боли в груди и забился в кашле, выплескивая из легких воду с мерцающими в ней искрами. Чьи-то грубые, беспардонные руки тут же схватили его – он попытался ударить, но только бессмысленно взмахнул крыльями… нет, руками. Его попыток даже не заметили: перевернули, хлопнули по спине, острая, как шило, коленка надавила на живот, и он опять зашелся приступом кашля, извергая воду, кажется, разом с легкими. А потом тьма снова накрыла его с головой, и он рухнул в черную воронку, погружаясь все глубже и глубже.

Когда очнулся снова, то ощутил мягкое покачивание, как в лодке. Лежал, чувствуя себя под черным куполом неба мухой, которую накрыли чашкой. Разозлился, попытался поднять голову. Серебристо-фиолетовый свет луны заливал высокую фигуру на черном фоне небес – будто силуэт, прорезанный в черной ткани. Фигура орудовала шестом – приподнять, оттолкнуться, снова приподнять… Покачивание, плеск… Он хотел окликнуть гребца, но из пересохшего горла вырвался только невнятный хрип, усилие оказалось непомерным – боль вспыхнула сразу в шее, в спине, в груди и он уронил голову, гулко стукнувшись затылком. Вокруг клубился туман – сквозь белую пелену то и дело сверкали цветные искры. Казалось, туман клубился и у него в голове, погружая в тошнотворное забытье. Когда он очнулся в третий раз, вокруг царила тьма.

Пахло прогорклым жиром, затхлой водой и… немытым телом. Немытым телом – сильнее всего. Он брезгливо сморщился – вонючие человечки! – и попытался пошевелиться: сейчас встанет и выкинет вонючку вон. Убьет уже потом, на свежем воздухе – хуже самих человечков пахнут только их трупы. Пошевелиться получилось, встать – нет. Запах почему-то только усилился. С трудом он сумел повернуть голову: под его взглядом недавно еще густая тьма словно протаивала, сменяясь прозрачным серым сумраком, и он увидел… А что, собственно, он увидел? Он полежал, хлопая глазами. Рядом – протяни руку и коснешься, если бы он только мог протянуть руку – была… стена? Он засомневался: стена – это камень, украшающие ее самоцветы, на худой конец – дерево или глина, как в убогих человечьих поселениях… Эта стенка казалась плетеной, как туесок.

Он бы еще долго лежал, медленно моргая и также медленно ворочая в голове тяжелые, как камни, и тягучие, как патока, мысли, но на переплетённой лозе замерцали оранжевые пятна, раздался шорох – так шуршит чешуя. Но склонившееся над ним лицо было человечьим. Женским. Белая-белая кожа, будто обладательница ее никогда не была под солнцем. Такие же белые волосы – мокрые, он чувствовал капли, падающие со свисающих ему на грудь тонких, похожих на веревочки, косиц. Со смутным разочарованием понял, что женщина немолода: рука, поставившая рядом с ним плошку с плавающим в жиру фитильком, была морщинистой, с крупными, вздувшимися венами. Женщина завозилась – он почувствовал бережные, аккуратные прикосновения. Кажется, что-то сняли с его груди – он ощутил холодок, и к резкому запаху немытого тела добавился еще и запах крови. Женщина одобрительно прицокнула языком, и исчезла – мимо заструился толстый чешуйчатый змеиный хвост. Стало светлее, потом светлое пятно заслонил человечий силуэт и негромкий старческий голос позвал:

- Митрошка! Иди сюда, пострел!

Змеиный хвост извернулся, и женщина снова оказалась рядом.

«Никса». – понял он, морщась от отвращения – никс он не выносил: ни змеи, ни человеки. Особенно сильно не выносил после того, как эта наглая человечка, Криза, осмелилась сказать, что никсы мало чем отличаются от драконов, только у тех змейский и человечий облик проявляются по очереди, а у никс – одновременно.

Криза! Он вдруг вспомнил все и сразу: рассветное небо и мощные челюсти, смыкающиеся у него на гребне. И боль, беспомощность, еще более страшную от того, что ничего подобного он не ожидал! Он судорожно дернулся.

- Тихо-тихо… - зашелестел негромкий голос. – Потерпи чуток! Митрошка, ну, где ты там!

В ногах снова возникло светлое пятно – на сей раз он сумел понять, что от входа откинули плетеную из травы занавеску, впуская тусклый дневной свет. Внутрь на четвереньках заполз тощий человечий мальчишка:

- Здесь я, чего орешь, старая? Если до сих пор не сдох, значит, и сейчас не сдохнет!

- Поговори у меня! Помоги перевернуть.

Его ухватили еще одни руки, на сей раз совсем неласковые, послышалось короткое хеканье… и точно мешок, перекатили на бок, так что он с размаху ткнулся носом в плетеную стенку. Маленькие, но крепкие ладошки уперлись в плечи, а смутно знакомая острая коленка – под поясницу и… он взвыл от боли, когда на спине вдруг что-то рванули, отдирая с хрустом – ему показалось, что клок его собственной шкуры!

- Тихо-тихо… - снова забормотала никса. – Воды чистой мало, повязку не размочишь, так отдирать пришлось… Сейчас перевяжу, промою, будешь ты у нас молодцом… - позади захлюпало, а потом по спине прошлось мокрое, холодное… Больно! Невольный стон вырвался из груди и снова женщина ласково зашелестела. – Еще чуть-чуть…

Да какие тихо, какие чуть-чуть! Он ведь помнил! Как гонял эту недодраконицу Кризу по всему небу… Пока эта тварь, не владеющая огнем, ни даже водой или воздухом, каким-то невероятным способом сумела его… нет, не победить, разве можно назвать подлость победой? Переиграть! Как она там орала – «я лекарь!» И полосовала когтями его крылья. Да как она посмела… она лечить должна, а не использовать свои знания вот так… гнусно… Ну, ничего! Он жив и… он ее золой пустит! Вот сейчас перекинется… он снова взвыл – еще одну повязку отлепили от ноги, сквозь звон в ушах тихим рокотом долетали успокаивающее бормотание никсы и короткие злые реплики мальчишки.

Глава 3

Год назад

Ползти на четвереньках было унизительно, не ползти – невозможно. Об этом он мечтал с того момента как в первый раз пришел в себя. Если бы он мог дышать огнем, то давно бы уже спалил плетеный потолок, а так оставалось лишь глядеть в него с ненавистью и пытаться «разбудить в себе дракона». Получалось, только как человеки говорят – «в переносном смысле». От бурлящей в душе ярости иногда становилось трудно дышать. В нормальном же, драконьем смысле – чтоб крылья-гребень-хвост – не выходило. Отметины клыков на затылке, позвоночнике и груди не заживали. Не болели, не кровоточили… и не закрывались. Остальные раны затягивались потихоньку, оставляя по себе кривые длинные рубцы. Ашша говорила, что рубцы как раз почти незаметные, а скоро станут и вовсе не видны, но что б она понимала, змея недоделанная!

- Вылезай уже… Лизун! – глядя на него как всегда мрачно, буркнул Митроха. – Осточешуело из-за тебя на палубе спать! Только под крышу сунешься, так Ашша шипит: «Там болящшшший…»

И тогда Татльзвум пополз наружу быстро-быстро: надо было торопиться, пока поганый человечек не сообразил, что сейчас его будут бить! И за Лизуна, и за… он всерьез думает, что Тат позволит человечку спать рядом с собой?

Он ринулся вперед, запутался в занавеске, его дважды хлопнуло по голове, осыпав мелкой травяной пылью и какими-то жучками и… вывалился на… на… Он даже забыл о твердом решении покарать хихикающего Митроху, так его поразило то, что он увидел! Он и впрямь был на… на палубе? Иначе как назвать сплетенную из лозы площадку странной формы лодки – плоской, с невысокими округлыми бортами, словно обрубленной кормой и лишь едва заметно выступающим вперед носом. Лодка покачивалась на подернутой зелено-коричневой ряской черной жиже – жижа вздыхала, похлюпывала, пускала пузыри и время от времени тянула клейкие щупальца, будто пытаясь взобраться на борт. Не вставая с четверенек, он аккуратно глянул через низкий борт. На него уставились глаза: десятки маленьких, кровожадных глазок – их обладателей не было видно сквозь густую болотную жижу, зато понятно, что за мысли бегают там, в головах: вот только наклонись, вот только приблизься… уж мы-то тебя не упустим! Татльзвум злобно уставился в ответ: сейчас он дохнет огнем и… надо узнать, каковы эти глазастые на вкус?

Глаза дружно моргнули… и исчезли прежде, чем он вспомнил, что дохнуть огнем не сможет.

- Ха! Дракон – всегда дракон! – гордо вскидывая голову, тихонько хмыкнул он. От этого самого гордого вскидывания голова закружилась, и он чуть не растянулся на плетеной палубе. Услышал Митрохино хихиканье и цепляясь за бортик, начал медленно подниматься. Наконец выпрямился в полный рост, шатаясь от слабости, но любопытно вертя головой по сторонам. Насколько хватало глаз, точно такие же лодки качались на болотной воде, а по ним стояли, сидели, лежали, ходили, ползали, и даже перепархивали… существа. Татльзвум едва удержался, чтоб снова не потрясти головой. Казалось, что здесь собрались все ирийские твари! На соседней лодке зеленый ящер сэв, в одной безрукавке на чешуйчатое тело, насаживал заплатку на штаны, кажется, состоящие из одних лишь заплат. С другой стороны парочка петухоголовых и змееногих абраксасов, кажется, ссорились, гневно подкукарекивая и наскакивая друг на друга. Морской воин зитирон с фырканьем и плеском вынырнул из черной жижи, вскарабкался на борт – абраксасы немедленно прекратили ссору и принялись деловито обирать с него тех самых глазастых тварюшек, вцепившихся в непробиваемую зитиронову чешую. Обобрали и потащили куда-то, зитирон немедленно нырнул обратно. Еще дальше коненогий корнут разделывал чью-то тушку, походя накалывая отрезанные куски на собственные рога, а безголовый аримфей пускал голодные слюни из пасти на животе. Татльзвум снова едва не свалился за борт – катая одинокий глаз в треугольной глазнице, на него пялился самый настоящий зубастый сыроед! А ведь он сам, своими руками, вырезал это питающееся разумными существами мерзкое племя, когда… когда выдавал себя за своего треклятого братца Айтвараса перед его трижды треклятой ведьмой![1]

- Я им всем еще покажу… и Айтварасу, и ведьме, и Кризе, особенно Кризе! – прошептал он, стискивая кулаки.

- Это ты, что ли, Лизун? – раздавшийся за спиной ленивый голос… нет, скорее ленивый рев, заставил Татльзвума вздрогнуть и обернуться.

Перед ним, закрывая широченными плечами заходящее солнце, стоял человеко-тур: на широких человечьих плечах сидела рогатая бычья башка. Точно такой же, как тот, что уничтожил братец Айтварас перед битвой с Прикованным![2] Тату даже на миг показалось, что тот же самый, но это было невозможно… это в любом случае было невозможно!

- Вы ж все сдохли! – выпалил он, и по тому, как тур наклонил рога, а из широких ноздрей вырвались две струйки пара, понял, что пожалуй, этого не стоило говорить. – Ну, твари… создания… те, кого сделал Прикованный! Когда ведьма уничтожила Мертвый Лес…

Тур начал рыть человечьей ногой плетеную палубу, лодка качнулась и Тат смолк. Хотя что может эта тварь сделать дракону? Да он таких целыми стадами… стаями… одной левой лапой…

- А я вот – не сдох! – прогудел человеко-тур, недобро уставившись на Татльзвума маленькими, налитыми кровью глазками. – Может, потому, что живым был, не дохлым, когда меня в Мертвый Лес притащили. Тебе что-то не нравится, Лизун?

- Я не Лизун! – вскинулся Татльзвум.

- Лизун! – прогудел тур, окидывая его долгим взглядом – от впалых щек до тощих босых ног. – Вот смотрю на тебя и вижу – Лизун как есть! Эй, народ! – его густой бас прокатился над лодками, заставив суетящихся тут и там существ замереть, прислушиваясь. - Солнце садится! Тащите кто чего добыл сюда! Тут сегодня делить будем. – он хозяйским взглядом окинул лодку.

Глава 4

Сейчас

- Залезай. – скомандовал Татльзвум.

Криза остановилась, тупо глядя ему в спину. Спроси ее, сколько они шли – час, или два, или три, она бы не ответила. Идти оказалось неожиданно тяжело. Невероятно тяжело. Черная грязь липла на подошвы, ботинки быстро отяжелели, и отдирались от тропы с громким мерзким чвяканьем. Скоро она начала пошатываться, а пару раза нога сорвалась с тропы. До сих пор горло пересыхало от страха, стоило вспомнить как алые глазки живущих в болотной жиже тварей двинулись в ее сторону. Оба раза Татльзвум, не оглядываясь, будто видел спиной, выдергивал ее обратно. Но темп не сбавлял, заставляя Кризу с колотящимся от ужаса сердцем вприпрыжку бежать за ним. Выходит, потеряв драконий облик, силу и выносливость он сохранил? Она с любопытством глянула ему в затылок… и поняла, что смотрит уже в лицо – Татльзвум обернулся.

- Залезай, кому говорю! – нетерпеливо повторил он и видя, что она все также непонимающе смотрит на него, подхватил за талию. Криза коротко взвизгнула… и поставил на дно узкого легкого челнока. – Садись! – коротко скомандовал он, и Криза послушно плюхнулась на носовую скамью.

Татльзвум ступил следом – лодка даже не качнулась – пошарил у борта и выпрямился на корме уже с длинным шестом в руках. Оттолкнулся – челнок резко стронулся с места и на удивление быстро и легко заскользил по густой болотной жиже.

- А… а куда мы едем?

Залитая серебристым светом черная равнина простиралась во все стороны, насколько хватало глаз. Торчащие из жижи искореженные низкорослые деревца казались жуткими чудовищами, караулящими добычу, и Криза даже не удивилась, когда ветви ближайшего дерева судорожно дернулись… и выстрелили в ее сторону. Не удивилась, не испугалась, ничего не успела понять…

- Падай! – рявкнул Тат, и она рухнула на дно челнока.

- Банг! – шест свистнул над головой… и замер, когда похожая на щупальце гибкая ветвь обивалась вокруг.

Дерево напряглось… Татльзвум тоже напрягся… Мгновение они застыли, перетягивая шест… Рывок! Дерево дернуло к себе, потащив лодку прямо в гущу вскинувшихся ветвей. Криза пронзительно завизжала, увидев на каждой ветке яростно щелкающую зубами пасть.

- Отпускай! Отпускай! – заверещала она, но Татльзвум застыл, крепко держась за шест… оцепенел от ужаса?

На четвереньках Криза метнулась к нему: повалить, отобрать шест, спасаться…

Лодчонка с размаху врезалась в узкий древесный ствол и… в тот же миг он вспыхнул, весь охваченный огнем. Дерево заорало: страшно, пронзительно. От ввинчивающегося в уши визга вскипали мозги, а беспорядочно дергающиеся ветки-щупальца с силой оттолкнули оказавшуюся такой опасной дичь. Раскачиваясь с борта на борт, челнок стремительно понесся прочь по черной жиже. Цепляющаяся за скамью Криза только смотрела как в ночной тьме хищное дерево пылает яростным желто-алым огнем.

- Туда, где удобнее. И безопасней. – балансируя на корме с шестом в руках, сказал Татльзвум.

- Что? – Криза обернулась, нервно облизывая враз пересохшие губы.

- Ты спрашивала, куда мы едем. – напомнил он.

- Ты… ты не можешь дышать огнем! – глядя на него широко распахнутыми от изумления глазами, выпалила она. – Ты не должен!

- Ну если не должен… то и не дышу. – в его словах прозвучала едкая горечь. – Но зато могу пользоваться вот этим! – и он бросил ей прямо в ладони что-то небольшое, коричневое, пахнущее прелью.

Криза невольно поймала это самое нечто связанными руками, и вскарабкавшись обратно на скамью, принялась рассматривать.

- Это гнилушка. – разочарованно протянула она.

- Это гнилушка-огневушка. – покачал головой Татльзвум. Бег разогнавшейся лодки начал затихать и он снова взялся за шест. – Сожми ее: чуть-чуть, аккуратно…

Криза покорно чуть шевельнула пальцами… Внутри пористой, пачкающей пальцы гнилушки затеплился крохотный огонек, а потом медленно начали распространятся волны тепла, приятно грея кончики пальцев.

- А если стиснуть посильнее, столб пламени будет… не как от дракона, конечно… но как от человечьих огнеметов.

Человечьих огнеметов Криза никогда не видела, но поторопилась разжать пальцы.

- Хищные деревья хорошо горят, особенно старые – они жиром своих жертв до кончиков веток пропитываются, вот и… - блуждающая на его губах усмешка не позволяла понять – то ли он так жутковато шутит, то ли и вправду… но Кризу передернуло.

- Сожми чуть-чуть и сунь под рубашку. – заметив эту ее дрожь, велел Татльзвум. - Скоро станет совсем холодно… - он кивнул на клочья редкого тумана, неторопливо сгущающегося над водой. Криза глядела на туман с подозрением: точно такие же клочья недавно выползали из ее спальной пещеры… а потом там оказался Татльзвум!

По ближайшему туманному облачку пробежал уже знакомый радужный отблески… облачко разрослось и от него потянуло влажной стужей. Она опасливо покосилась на гнилушку, подумала… и действительно засунула ее под подол рубахи. Потянуло мягким уютным теплом и Криза почувствовала как тяжелеют веки: не заснуть бы… А впрочем… Почему бы и нет? Пусть убивает, только не будит…

Ее бесцеремонно похлопали по макушке шестом. Криза с трудом разлепила веки.

- Не спи – замерзнешь. Насмерть. Никакая гнилушка не поможет. – отрывисто скомандовал Тат. Туман вокруг сгущался, теперь от него тянуло леденящим холодом, от которого все сильнее крутило руки и ноги.

Глава 5

Сейчас

Туман колыхался вокруг, будто стена из киселя – молочного, но с ягодами – потому что время от времени его расчерчивали яркие цветне прожилки: малиновые, оранжевые, чернично-синие… И тут же тонули в дышащей ледяным холодом непроницаемой белизне. Иппокризия обхватила себя руками за плечи, радуясь тому, что под рубашкой у нее тихонько пульсирует теплом гнилушка-огневушка.

- Зато цвет лица улучшится. – хмыкнул Татльзвум и в ответ на непонимающий взгляд Кризы очень серьезно пояснил. – Увлажняет, говорят, туман. Разлить бы по бутылкам – стоило б не меньше, чем заживляющая мазь на тертых мертволесских мухах.

- Мазью… на мухах… мертволесских… - только и могла повторить Криза. Мертволесские мухи – это болезнь, боль и смерть по всему Ирию, это… Какая еще заживляющая мазь?

- Отличная. – ответил Татльзвум – видно, последние слова она выпалила вслух. – Опухоли вытягивает. У нас тут много еще чего любопытного есть. – искушающе продолжал он. – И я даже дам тебе попробовать… если ты, конечно, сделаешь, что мне нужно.

- Я… Ты… - страдальчески пробормотала Криза и смолкла. Ну и что отвечать? Что она действительно понятия не имеет как вернуть ему драконий облик? И пусть убивает, Шешу с ним? Теперь, когда ей больше не грозила боль и издевательства, спокойно ждать смерти на рассвете не получалось: отчаянно, до слез, до крика хотелось жить! Кинуться на Татльзвума, молотить его кулаками, пинаться, орать: «Отпусти меня, слышишь, отпусти!» И он бы даже… отпустил. Если бы они сторговались. Криза ему – драконий облик, а он ей – то самое «много любопытного», которое упоминает так вскользь и небрежно, явно заставляя ее гадать: что же там еще такое? Только вот товара для этой сделки у нее нет: она разработала способ лишить дракона крылатого облика, но никогда не задумывалась как вернуть обратно. И от того пинаться и орать хотелось еще сильнее.

- Вот как… - прошелестело совсем рядом и Криза с испуганным вскриком отпрянула. Непонятно как, только что стоявший на корме Татльзвум оказался рядом – будто перенесся вместе со скользнувшей вдоль борта струйкой тумана. И теперь глядел на Кризу в упор жутко фосфоресцирующими глазами.  – Значит, и правда не знаешь.

- Ты… Ты больше не похож на своего брата Айтвараса. – вдруг словно впервые увидев его лицо, выдохнула Криза. Через щеку Татльзвума тянулась белая ниточка шрама – раньше ее не было. Еще один шрам красовался в углу глаза, и третий – на виске. – А как же заживляющая мазь на мухах?

- Ну знаешь, за пять дней – по-моему, неплохой результат! – возмутился Татльзвум, проводя кончиками пальцев по лицу.

- Пять… - непонимающе начала Криза и вдруг вскинулась. – Ты хочешь сказать, что эти шрамы ты получил пять дней назад? Пять? Врешь!

- Обвинять во лжи истинного дракона Лун, сына Матери нашей Владычицы? – прошипел Татльзвум так знакомо, что Криза вздрогнула. – Не много ли на себя берет человечка, из милости принятая в Пещерах?

И вот тут Криза поняла, что с нее довольно.

- Милоссссти? – зашипела она в ответ. - Я – принята в Пещерах из милости? Как же ты мне надоел, Татльзвум Ка Рийо, со своим безголовым высокомерием! – она вскочила, узкий челнок резко качнулся, едва не черпая бортами туман, Татльзвум зашипел, но Кризе было все равно. – Как ты мне невозможно, до тошноты, надоел за последнюю сотню лет! Да в ваших Пещерах жить нормально начали только после того, как я к вам перебралась! До этого вас или никакой Зевсовой молнией не прибьешь, или… сразу – брык! – и хвосты откидывали от любой болячки! Шешу тебя дери, я – Иппокризия, дочь Гиппократа, пра-правнучка бога врачевания Асклепия! Вот этими самыми руками я вылечила тысячи… десятки тысяч… людей… и драконов… и других существ! Я создавала больницы... в двух мирах! И основывала монастыри… и дружила с герцогами, и королями, и… да на мне даже проклятье – и то от богини! И чтоб змееныш, на котором еще скорлупа толком не потрескалась, смел меня оскорблять?!

Замерший на носу челнока Тат уставился на нее, прижимая к себе шест, точно последнее свое оружие. Некоторое время они плыли в молчании: две фигуры в лодке казались темными силуэтами на белом фоне тумана.

- Так я же сын Табити-Владычицы! – по-детски обиженно пробурчал вдруг Тат. – И не змееныш, а взрослый змей!

- Это брат твой, младший, Айтварас Жалтис – взрослый, а ты – змеенышем был, змеенышем и остался! Наглым, бесполезным, ни к чему не пригодным! Чего, ну вот чего ты добился сам – ты, черно-красный огненный Татльзвум Ка Рийо?

- Я воевал! – швыряя на дно челнока шест, заорал в ответ Тат.

- Ты предавал! Эгоистичный, самовлюбленный змеишка, ты ввязался в заговор, потому что тебя, видите ли, недостаточно ценили! Хоть бы задумался – а за что тебя ценить? Ты – никто!

- Я – дракон Лун! – озверевший Тат подскочил к Иппокризии и схватил ее за плечи.

- Великое достижение! – глядя ему в лицо сузившимися от ярости глазами, выплюнула она. - Вывалится из-под хвоста не у кого-нибудь, а лично у главной драконицы! А еще? Ну хоть что-нибудь?

- Ты-ы! – встряхивая ее за плечи, провыл Татльзвум. Собранные в небрежный пучок волосы Кризы разметались по плечам. – Ты-ы-ы! – челнок под их ногами качался туда-сюда, в любое мгновение грозя вывалить обоих прямиком в туман.

Белая стена взбурлила, жадно, предвкушающе вспучилась…

Глава 6

Все еще год назад

Челнок медленно выплыл из тумана, и взрезая узким носом черную болотную жижу, заскользил мимо сбившихся в кучу широких плоских лодок. Возившиеся на лодках существа замирали, провожая челнок глазами, а потом бросали свои дела и точно зачарованные ведьмой из человечьего мира, начинали перебираться с лодки на лодку, двигаясь за челноком вслед. Когда челнок пристал к лодке знахарки Ашши, там уже собралась целая толпа.

Опасливо озирающийся астем торопливо спрыгнул с носа челнока и ввинтился в толпу. Татльзвум нагнулся и… подхватив подмышки мертвое тело Быкоголового, бросил его на палубу лодки.

- А-а-ах! – раздаваясь в стороны, в едином порыве выдохнула толпа. И не ясно, чего больше было в этом слитном вздохе. Боли? Удовлетворения? Злости? Растерянности?

Татльзвум перепрыгнул следом, встал над телом и медленно обвел взглядом толпу. В душе дрогнуло легкое чувство довольства – они отводили глаза. Не все, но… даже самые отважные старались смотреть куда-то поверх его плеча.

- Теперь здесь командую я. – прерывая воцарившееся молчание очень просто сказал Тат.

- Почему это ты? – спросил здоровяк-зитирон, расправляя покрытые чешуей брони плечи.

Татльзвум открыл мешок и выложил оттуда сверток. Развернул…

- Это то, что наменял Быкоголовый. – специально стараясь говорить тихо, чтоб остальным пришлось молчать и прислушиваться, сказал он. – На все, что вы добыли с предыдущей менки.

И положил рядом с телом. При виде скудного содержимого свертка на всех лицах отразилось разочарование – даже у престарелого шкаролупца, чья физиономия, покрытая скорлупой вместо кожи, вообще выразительностью не отличалась.

- Это то, что он от вас утаил… - рядом лег второй сверток.

- Хлеб! – пронзительно выкрикнул энатокет и его драные уши звучно хлопнули, подняв ветер.

- Мясо! – едва не взвыл зитирон, скаля клыки. Народ забурлил, загомонил, придвинулся поближе, галдя – теперь на труп Быкоголового глядели уже без всякого сочувствия.

- А это то, что сменял я! – повышая голос, провозгласил Татльзвум… и сдернул драную тряпку с кучи на носу челнока.

Кто-то захрипел. Кто-то подавился.

Розовели ощипанные тушки птичек-берныклей и краснело тугим алым срезом баранцовое мясо. Сладкие лепестки хищных цветков были свернуты в аккуратный тючок. Синели… краснели… желтели аппетитные бока плодов…

- А это то, что выменял я. – сказал Тат.

- На… на что? – прихромавший из глубины лодки человек выглядел уже неплохо – Ашша помогла. Но вот подкормить его было нечем и сейчас его шатало при каждом шаге, а устремленный на мясо взгляд был страшен.

- На мазь. – ухмыльнулся Тат. И после небольшой паузы небрежно добавил. – На один туесок.

Стоящий в толпе астем демонстративно заткнул нос и в ответ на удивленные взгляды, небрежно пояснил:

- Перенюхался за дорогу – мутит малёхо после голодухи-то!

- А кто считает, что сможет торговаться лучше меня… - Тат выразительно сбросил с плеча новенький арбалет. И погладил висящий у пояса длинный кинжал. И плевать, что получил он их вовсе не в обмен. - …пусть сюда идет – и докажет, что лучше меня дерется!

- Пойдем… как не пойти… - завороженно глядя на еду, пробормотал зитирон и вдруг заорал. - Казан тащите! Бабы, мясо режьте, строгайте… чего там… тут есть! Новый торгаш у нашей банды…

- Новый вожак у нашего племени. – спокойно поправил Тат.

- Вот уж… племя! – захохотал зитирон. – Зитироны, энатокеты, никсы, человеки, астемы, коты… разве что змеев не хватает!

- Всего вам… нам хватает. Уж ты мне поверь! – пробормотал Тат, направляясь к спальной «плетенке». – А чего не хватает – добудем! – и нырнул внутрь.

В «плетенке» было сумрачно. В свете слабого фитилька лампадки он увидел старую никсу с кружкой кипятка в руках – и по запаху понял, что она и впрямь последовала его недавним словам: пустила лечебные травы на поддержание сил. Толстый хвост никсы взметнулся, прижимая к плетеной стенке Митроху – кажется, мальчишка пытался на него кинуться.

И при виде тощих рук и впалых щек этих двоих в груди заворочалось что-то такое сильное… жгучее…

- Вы… это… - пробормотал он, дрожащими руками полез за пазуху и принялся торопливо разворачивать изъятую у Быкоголового тряпицу. Запахло остро и пряно и… Татльзвум шлепнул тонкий, как древесный лист ломтик сала на толстый ломоть серого хлеба – и протянул Ашше. – Ты… тоже бери. – кивая на тряпицу, буркнул он Митрохе. – Только… ешь не быстро. И не много сразу. Мне не жалко, просто… повредить может.

Ашша замерла. Не отрываясь, она смотрела на еду. И наконец словно слепая протянул тонкие узловатые пальцы и просто провела кончиками по салу. По хлебу.

- Настоящие. – прошептала она и из глаз ее покатились слезы. – Как давно я… как давно… уже и не помню, когда в последний раз…

- Ты… бери. Бери. – сглатывая вдруг вставший в горле ком, он сунул Ашше хлеб в руки и скомандовал Митрохе. – А ты за бульоном сбегай, там бабы варят. Скажешь, что Ашше теперь полная доля положена всегда, потому что она – наш лекарь. И тебе половинная – потому что ты у нее учишься. Скажешь, я велел.

Глава 7

Сейчас

- Вернулся! Вождь Лизун вернулся! – заорал вооруженный арбалетом охранник, отступая в сторону и улыбаясь так радостно, будто у Тата за спиной был мешок подарков.

- Лизун? – Криза приподняла брови, но Тат только раздраженно дернул плечом, бросил охраннику причальный канат, и пока тот суетился, выпрыгнул на деревянный причал.

- Пошли! – скомандовал он, выдергивая ее из лодки, и поволок по тянущимся от причала деревянным мосткам, так что ей пришлось почти бежать за ним.

И очень хотелось возмутиться, вырваться, но… единственное, что она успевала, это крутить головой по сторонам. Из болота торчала то ли маленькая скала, то ли небольшой серый валун, а вокруг нее, куда хватало глаз, на черной жиже покачивались лодки: широкие и плоские. Между лодками были перекинуты легкие мостки, и везде сновали самые разнообразные существа: энатокеты, астемы, зитироны… Первое, что бросалось в глаза – все они были очень похоже… и одинаково странно одеты. По большей части в штаны и плотные куртки в темно-зеленых и черно-коричневых пятнах… как само болото. Да и существа тоже были… неправильными. Криза не сразу поняла, что с ними не так… но вот у встречного энатокета огромные уши, краса и гордость его соплеменников, были настолько изорваны, что походили на уродливое кружево. Зитирону явно не хватало чешуи, у астема – перебит нос…

- Наше вам с кисточкой, вождь Лизун! – поприветствовал их кот, пестрый, как связанный из остатков шерсти носок.

- Откуда они тут все? – пробормотала Криза, у которой уже в глазах рябило от разнообразия существ, суетящихся на многочисленных палубах.

Где-то жарили мясо – у Кризы желудок дернулся от пьянящего запаха. К запаху мяса добавился аромат свежеиспеченного хлеба… и все перебила вонь от варева, которое мешал в котле… настоящий сыроед! А говорили, их не осталось…

- Кто откуда. – ответил Тат. - Зитирон, который больше не может быть воином, коненог без ноги… Все, кому в собственном племени не нашлось места.

- А возглавляет это сообщество безухих энатокетов и безносых астемов змей без крылатого облика! – насмешливо хмыкнула Криза. Если все здесь такие страдальцы как Татльзвум… то вот нисколечко не жалко!

- Наш астем не совсем безносый, просто нюх нарушен. По астемовым меркам. Но нам сгодился. – неожиданно мирно сказал Татльзвум, перепрыгивая вместе с Кризой на корму первой же лодки.

Она покачнулась, чуть не стукнувшись коленом обо что-то… что-то… И замерла, в ошеломлении глядя на это самое «что-то».

- Это… мотор! – протягивая руку, ошеломленно прошептала она. – Ты… торгуешь с миром людей? – она оглянулась туда, сюда… мотор был и на лодке слева. И на лодке справа. А одинаковая одежда кажется называется… кафуляж? Или нет… о, ка-му-фляж! И уже уверенно закончила. – Ты торгуешь с миром людей! А если… хортицкая ведьм узнает?

Скандал она устроит Айтварасу Жалтису! Или самой Табити, и… будет в своем праве! Ирий отвечает за всех, неважно, изгои они или вообще… официально признаны утонувшими в Молочной!

По лицу Тата пробежала досадливая гримаса: кажется, он не ожидал, что она опознает мотор.

- Не узнает: у нас достаточно человеков, чтоб мне не приходилось встречаться с ней лично!

- Ты что… торгуешь… с ней? Вот прямо с ней, Иркой Хортицей, с которой ты… которая тебя… - Криза чуть не споткнулась на мостках на следующую лодку, и поглядела на Татльзвума с суеверным ужасом. Он ответил издевательской ухмылкой.

- Ну что ты, нет, конечно же. Не с ней… - и прежде, чем Криза успела выдохнуть, издевательски закончил. – С подружкой ее, Танькой. Да и зачем искать кого-то другого, если и эти отлично платят и не задают лишних вопросов? Полагаю, они даже и не знают, что товары болота и в Ирии – на вес золота! Но ты получишь бесплатно… если, конечно, справишься с лечением до рассвета. – закончил Татльзвум, снова подхватывая ее за талию и переставляя на следующую лодку.

И вот теперь Криза чуть не грохнулась.

- Но… - цепляясь за бортик, пролепетала она. – Я не смогу ничего сделать до рассвета! Слишком мало времени, я не сумею, это невозможно…

Проклятый Татльзвум, а она только понадеялась, что они договорятся! В конце концов, она даже попробовала бы вернуть ему драконий облик… ну, по крайней мере, пообещала бы… что угодно пообещала, лишь бы отпустил… а там, потом уже… разберемся! Но до рассвета?

- Я не смогу ничего вылечить до рассвета! – завопила она…

Но Татльзвум снова подхватил ее – и как тюк, сунул в «плетенку», заменяющую на здешних лодках каюту.

- А ты очень-очень постарайся! – вслед угрожающе процедил он и позади нее опустилась плетеная занавеска.

Криза замерла, моргая на яркий огонь электрического фонарика. В «плетенке» пахло… болезнью. Болью, жаром, кровью… гноем.

- Кого еще он притащил? – раздался плачущий мальчишеский голос, фонарик дрогнул, когда его подхватила тонкая, почти детская рука, и Криза увидела!

Старую никсу на ярком матрасе из мира людей. Никса лежала, закрыв глаза и тяжело дыша, а запрокинутое лицо ее блестело от пота. А там, где человеческие бедра переходили в толстый чешуйчатый змеиный хвост, виднелась широкая, судя по запаху, пропитанная какими-то травами, повязка.

История вторая Зимняя свадьба

- Какие же они… какие… - прошептала девушка, и не найдя должных слов, восторженно засмеялась.

Шествие пестрой рекой текло по мостовой меж берегами тротуаров.

«Кентаврогусары» - на талии одетых в гусарские мундиры и кивера усачей держался каркас «коня». От галунов и блесток на мундире слепило глаза, плюмаж на кивере был такой пышный, точно целому страусу хвост выдрали. Закрепленный у гусара на бедрах синий атласный конь тряс гривой пестрых лент, гордо задирал плюшевую башку, будто становясь на дыбы, присаживался перед хорошенькими зрительницами, словно предлагая взобраться «блестящему» гусару за спину и ускакать в неведомую даль. И тут же начинал шутовски трясти разноцветным хвостом и с ехидным ржанием мчался дальше. Физиономия волочащего на себе пеструю конструкцию «всадника» оставалась невозмутимой, будто и не он все это проделывал, а лошадка сама, сама… ай, плохая лошадка!

За кентаврогусарами скакали кентавроковбои в широкополых шляпах, отделанных низками разноцветных бус, куртках с пестрой бахромой, и с «лошадями» еще более пестрыми и наглыми. Один наяривал на банджо, остальные отплясывали что-то в стиле кантри, в такт стукаясь друг об дружку матерчатыми крупами «коней», и опять: грива-хвост-руки-ноги, отступить, потрясти и трам-тара-рам!

- Арррррр! – вышагивающий следом дракон размером с одноэтажный дом остановился, пошевелил крыльями, рывками наклонил длинную шею, распахнул зубастую пасть и… - Аррррр! – клуб вырвавшегося из его ноздрей дыма окутал выстроившихся вдоль улицы зрителей, а в пасти замельтешили алые отсветы.

- Ии-и-и! – стройная девушка в черной меховой курточке с глубоким капюшоном радостно захлопала – лицо ее светилось восторгом. – Ты видел? Дракон, настоящий дракон! – поворачиваясь к обнимающему ее за плечи парню, воскликнула она.

Дракон пыхнул дымом еще раз и покатил дальше, довольно стрекоча мотором трактора, спрятанного под метрами картона и раскрашенного брезента. Раздалось задиристое «ку-ка-ре-ку!» и над толпой вознесся сверкающий золотой фольгой петух на выкрашенных в красный, под цвет петушиных лап, ходулях. В толпе, раздавая пестрые леденцы детям, скакали здоровенные, в человеческий рост, обезьяны и мыши, тигры и ничуть не уступающие им в размерах коты. На поводках водили фигурно подстриженных и украшенных лентами собак и таких же обвешанных украшениями и даже разрисованных свинок. Мимо нарядных, как игрушки, старинных домов катил фанерный броневик с приветственно машущими «масками» революционных вождей, на открытой платформе грузовичка компания развеселых чертей и ангелов наяривала отвязной рок, а мальчишка в костюме шута гулко бил в громадный, вдвое больше него, барабан. Маршировали солдаты в самых необыкновенных мундирах – увешанных гирляндами бус и изукрашенных розетками с маленькими круглыми зеркальцами в чашечке бумажного цветка. Зеркальца, закрепленные вместо погон, сверкали под ярким зимним солнцем, разбрасывая блики на брусчатку мостовой и восторженные лица зрителей.

- Тебе нравится? Не зря приехали? – парень наклонился к самому уху девушки, перекрикивая буханье барабана и пронзительное завывание дудок.

- Да-да-да! – прокричала она, хлопая очередной карнавальной платформе. Тракторные моторы прятались под муляжами кокетливых овечек из картона и кудлатой шерсти, а на платформе размахивали увитыми лентами топориками пастухи в кожушках и высоких шапках и звенели монистами девушки в расшитых бисером безрукавках. Перед платформой, неся на плече табличку с надписью «Село Вашкивцы, Выжницкого р-на, Черновецкой обл.» шествовала «невеста» - обряженный в фату и пышные юбки усатый парень. – А почему столько невест? – провожая глазами еще одну «невесту», на сей раз женского полу, но зато со встрепанными волосами из пакли под фатой и накладным крючковатым носом.

Парень только пожал плечами.

- Потому что Маланка – это свадьба! – пожилой… назвать его привычным «пожилой мужчина» казалось даже стыдным, так и просилось «пожилой господин», в старомодно-элегантном пальто с меховым воротником обернулся к девушке, чуть коснулся мягкой шляпы – то ли приветствовал, то ли извинялся за непрошенное вмешательство.

- Чья? – девушка запрокинула голову – господин был высок. На личике ее было написано любопытство настолько детское, что собеседник невольно расплылся в улыбке – как при взгляде на счастливого ребенка.

- Считается, что Маланки и Васыля. – сообщил он. – Переберия, она же черновицкая Маланка, исторически проходила со дня святой Меланьи на день святого Василия, а не как сейчас – ближайшие выходные к Старому Новому году. – мужчина чуть заметно поморщился. – Хотя в этот раз повезло – даты совпали, вот и стараются ребятки. - он кивнул в сторону шествия.

- Переберия? – заинтересованно переспросил парень.

- Старый Новый год? – брови девушки удивленно взлетели.

- Запасной. – очень серьезно ответил ей парень. – Для таких как мы с тобой, кто не смог Новый год вместе встретить.

Мужчина весело расхохотался.

- Что такое «переберия» все приезжие спрашивают, но чтоб спросили, что такое Старый Новый год… – он удивленно помотал головой.

- Я совсем издалека приезжая. – улыбнулась девушка. – У нас такого не бывает! – она не отрывала сияющих глаз от шествия.

- Потому что у вас не бывает зимы. – хмыкнул парень. – Замерзла? Зайдем в кафе?

- М-м, я не хочу уходить! – скорчила капризную рожицу девушка.

Глава 2

Парень досадливо поморщился – надо же, слышали, неловко вышло! – и поднял голову. Прижав поднос к груди, точно рассчитывая спрятаться за ним, у завешанной старинными фото стены застыла бледная официантка. Уйти она не могла – ее аккуратно, не прикасаясь и даже демонстративно держа руки в карманах блокировали два амбала. Просто стояли они так, что обойти их официантка никак не могла. Компания еще из трех парней столпились вокруг столика и все трое жадно глядели на девушку.

- Слышь, красавица… - оглядывая заставленный стол, наконец протянул один – высокий, худой, он походил бы на скрипача, если бы не бегающий взгляд. – Бросай ты этого козла и пошли с нами! Мы тебя хоть накормим нормально! Мя-я-сом…

Его приятели противно загоготали, только блокирующие официантку амбалы молчали, равнодушно глядя в сторону.

- Андрей… - предостерегающе сказала девушка, кладя ладонь на его руку. – Ты же понимаешь, что мы ничего не должны делать.

- Это ты не должна. – процедил парень.

- Эй, слыхали? Чего такого его девка должна была с нами сделать? – немедленно подхватил прыщавый юнец лет пятнадцати.

- Она будет громко визжать, чтоб он успел под стол спрятаться. – прогудел третий – с круглым и мягким, как старая диванная подушка, лицом.

- Оставьте молодых людей в покое! – чуть подрагивающим голосом вмешалась мамаша за соседним столиком. Ее маленькая дочь испуганно выглядывала из-за чашки с шоколадом. – Как вам не стыдно! Мы приехали любоваться вашим городом, а вы, его жители, так себя ведете!

- Век бы вас не видеть, понаехали, баблом своим тут размахиваете, типа, вы такие крутые, из промышленных городов, а мы тут никто! – вспыхнув так, что хоть прикуривай от него, проорал худой. – Проваливайте, никто не расстроится! Чемодан-вокзал… - последнее слова он заменил взмахом руки: дескать, ну и дальше валите, откуда вы там.

Подпирающие его с боков приятели поглядели на него удивленно – будто он сказал что-то не то.

- Девчонок наших по ресторанам водите, так они потом с местными парнями и гулять не хотят, нищие мы для них! – несколько невпопад подхватил прыщавый.

- Короче, восстановим справедливость! Твоя блондинка сегодня с нами гуляет! – толстый протянул руку, его пальцы зависли над ладонью девушки… и замерли, не дотянувшись пары сантиметров – ее спутник перехватил его за запястье.

- Руки убрал! – сквозь зубы процедил он.

- Сам убрал! – взвизгнул толстый. – Пока мы тебя тут не отметелили! Думаешь, тебе кто поможет? Это наш город!

- Что ж вы его позорите? – вскочила мамаша. – Все, я звоню в милицию… в полицию!

- Мама, мамочка, я боюсь! – из глаз ее дочки брызнули слезы, она судорожно вцепилась матери в руку.

- А ну-ка убирайтесь отсюда, идиоты! – отрывисто, как удар хлыста, стегнул гневный мужской голос, и троица у стола замерла, будто окаменев. Зато удерживающие официантку амбалы враз отмерли, дружно качнувшись назад… официантка рванулась, молнией проскочив между ними, с грохотом ссыпалась со ступенек, и тут же снизу зазвучал ее громкий испуганный голос и ответили другие тревожные голоса.

Буйная пятерка переглянулась… и тоже рванула к лестнице, мимо вошедшего в зал пожилого господина в мягкой шляпе и старомодно-элегантном пальто с пышным меховым воротником.

- Вали из города, слышь, ты, заезжий, и девку свою забирай! – снизу лестницы прокричал худой главарь.

- Убирайтесь, я сказал! – снова с яростью выкрикнул господин.

Внизу кто-то вскрикнул, затопотало, хлопнула дверь… и снова стихло, только растревоженным пчелиным роем гудели голоса посетителей.

- Право же, мне так неловко… так стыдно! – у господина даже нос заострился, а на скулах катались желваки. – Стыдно, что эти молодые люди – жители нашего города! Поверьте, у нас никогда… Это просто нелепая случайность! А может, они вовсе из какого-нибудь окрестного села приехали, хамы. И в такой праздник, в такой праздник! – медленно, словно сахар, растворяющийся в чае, злость уходила с его лица, сменяясь искренним огорчением. Мамаша за столиком даже покивала, каждым кивком сигнализируя: да-да, мы все понимаем, у самих есть такие проблемные молодые люди.

- По крайней мере, теперь понятно, почему его называют переберией. – пробормотал парень, явно несклонный к быстрому прощению и сочувствию.

На лице пожилого господина появилось выражение непонимания, потом он сообразил – и огорчился еще больше:

- Нет, нет, как можно! Я вам не успел рассказать, мы отвлеклись на Старый Новый год… Этот вовсе не от «перебрал», это от «убираться» - наряжаться, примерять убор. А «переберия», соответственно, переодевание, карнавал.

- Ну, практически, во всех человеческих культурах есть зимний карнавал. Даже в Бразилии. – хмыкнул парень.

- Конечно, вы правы! – с жаром воскликнул господин – глаза его мгновенно заблестели, тема была ему близка и интересна. – Но наша черновицкая Маланка – нечто совершенно особенное! Позвольте, я присяду? - не дожидаясь ответа, господин устроился за столиком напротив забившейся в уголок парочки.

Продолжая потихоньку расковыривать ложечкой пышную шапку сливок, девушка бросила на своего спутника быстрый настороженный взгляд и успела заметить появившуюся между бровями морщинку. Пожилой господин нравился ему все меньше и меньше. Сперва разговор на улице, теперь он появляется здесь – да еще так своевременно, будто по заказу. А господин тем временем продолжал с энтузиазмом рассказывать, не замечая напряженного молчания парочки:

Глава 3

Ох, нет, вот они! Вдалеке, среди толпы блеснуло золото Дининых волос. С неожиданной для пожилого человека прытью Степан Петрович тащил ее по улице. Андрей тихо ругнулся и, пушечным ядром прошибая толпу, ринулся за ними. Вдогонку ему несся иногда смех, а иногда нелестные эпитеты. Наконец прямо перед ним оказалась прямая, как у дореволюционного офицера, спина Степана Петровича, обтянутая дорогим пальто. Словно почувствовав его раздражение, Степан Петрович оглянулся, мазнул по Андрею рассеянным, слегка безумным взглядом и, требовательно бросив «– Не отставайте!», – понесся дальше, едва не переходя на бег.

Динины каблучки звонко стучали по булыжникам двухсотлетней мостовой. Вихрем они миновали пешеходную улицу, снова проскочили перекресток, свернули направо, налево, чуть не улетев под очередной переделанный под платформу грузовик, и выскочили на площадь с эстрадой и выстроившимися кольцом палатками участников.

– Уже народ собирается, скорее! – Степан Петрович ледоколом врубился в толпу. Следом за ним и Диной Андрей нырнул под расшитое бусами полотнище шатра. – Девочки, я нашел! Вот она, наша невеста! – завопил Степан Петрович, выталкивая Дину вперед.

Грустно сидящие у заваленного рулонами ткани, пучками перьев, россыпями бисера столиком средних лет женщина и молоденькая девушка вскочили, растерянно глядя то на него, то на Дину, то на Андрея – головы их поворачивались как на шарнирах.

– Что вы стоите?! Макияж! – Степан Петрович схватился за громадную коробку с косметикой, бросил, кинулся к стаканчику с расческами. – Прическа! Украшения!

– Так это... вместо Люськи? – пробормотала женщина и вдруг отмерла. – Степан Петрович, не трожьте аксессуары, мы потом не найдем ничего! И вообще, идите отсюда, у нас тут счет на минуты, а вы мешаете! Девушка, а вы сюда, ох, какие волосы, обалдеть, так, давайте по-быстрому... А вы кыш, кыш! – Она замахнулась на мужчин пучком ярких лент. Степан Петрович еще пытался что-то возражать, что-то бормотать, но его неумолимо гнали прочь. Андрей усмехнулся, глядя, как торопливо стаскивают шубку, сапожки, а заодно и свитер с невозмутимой Дины, застывшей с привычной неподвижностью постоянной клиентки портных, и вышел следом.

– Вас как зовут? – Из-за полога шатра слышался шорох тканей и неумолчное щебетание. – А вы откуда приехали? Корсет, какой корсет, ослепла, что ли: тут еще в талии на пять сантиметров убирать придется! Вы манекенщица, да? Нет? Странно, а держитесь будто привыкли... Хотя мышцы такие... спортсменка или в тренажерку ходите? Фехтование? Ого! Ручку чуть повыше, пожалуйста... А это ваш парень? Спиночку прогните чуть-чуть, прямо на вас ушьем... Классный парень, вы как с ним познакомились? – В шатре вдруг воцарилась тишина: похоже, всем был интересен ответ.

– Сперва он пытался меня убить, но потом мой брат решил отрубить мне голову, и Андрей взял меня на поруки, – прозвучал в тишине спокойный голос Дины.

Степан Петрович изумленно покосился на Андрея, за пологом тоже повисло ошеломленное молчание... которое прервал сперва один робкий смешок, потом второй... и вот уже оттуда неслось сплошное хихиканье – кажется, слегка истеричное.

– Получили мы с тобой? Называется: не лезь в чужую личную жизнь! – фыркнула женщина. – Мы вон... и так влезли, ребята наверняка хотели вместе побыть... небось в первый раз без родителей куда поехали.

– Я немножко старше, чем выгляжу, – как всегда спокойно ответила Дина.

В ответ снова хихикнули – несколько принужденно.

– Что с волосами делать? – начала девушка.

– Ничего, – бросила Дина.

– Но эту фату можно только на высокую прическу...

– Ничего не будем делать с моими волосами, – в голосе Дины звучал непререкаемый приказ.

И опять пауза... Андрей усмехнулся: бедные дамочки. Даже от него любой спор с золотоволосой царевной требовал немалых душевных сил, а уж эти с ходу проиграли.

– Конечно же ничего, такие волосы надо не прятать, а показывать! – энергично вмешалась старшая. – Но что-то все равно нужно для ансамбля: заколку со снежинкой... или цветок... Оуу! – раздался восторженный вопль. – Смотрите, вот так будет идеально!

Динин ответ, если он и был, потонул в громком, до боли в ушах, пении труб. Андрей оглянулся... за всей суетой он и не заметил, как празднество началось! На эстраде толпились официального вида человечки, объясняющие всем и каждому, как сильно повезло празднику Маланки и городу, что они, эти самые человечки, у города есть. Толпа их заверения откровенно игнорировала, пялясь исключительно на выстраивающиеся команды маланкарей.

– Я за экипажем! – Степан Петрович умчался, ловко лавируя в толпе.

Перекрывая еще пытающееся что-то говорить городское начальство, грянула музыка – такая лихая, что казалось, целый ковш радостного возбуждения опрокинули прямо в душу. Цепочка пастухов в лохматых безрукавках и высоких шапках и девушек в пестрых платках понеслась через площадь в бешеном хороводе, то и дело рассыпаясь на пары, выхватывая новых танцоров из зрителей и снова стягиваясь в пляшущую пеструю цепочку. Виляя сплетенными из лент хвостами коней, скакали ковбои и гусары, многочисленные невесты ехали на телегах, мотороллерах, ослах, их везли в строительных тачках, они швыряли в толпу букеты из лент, цветной проволоки и украшенные тесьмой и блестками веники. Толпа приветственно орала, хохотала, подпевала и притопывала.