Ведьма против пламени

Глава 1. Дракон на крыше

Лето плавит асфальт, превращая город в гигантскую конфорку. Воздух густой и липкий, как перегретая карамель. Он забивается в лёгкие с каждым вздохом, оседая там апатией и пылью. Для Сары это лето — персональный ад. Оно распяло её на перепутье между фальшиво-оптимистичным последним звонком и зияющей, как открытая рана, неизвестностью.

Все уже определились. Разбежались, как тараканы, подавать документы в свои щели-университеты. «Перспективные» экономические. «Творческие» дизайнерские. «Надёжные» юридические. Лента её соцсетей пестрит фотографиями скринов с сайтов вузов: «Ваши документы приняты». Они празднуют этот крошечный, ничего не значащий шаг, будто уже сдали первую сессию. Каждый пост — это фонтан оптимизма и планов на будущее. Обсуждения общежитий, будущих одногруппников, грандиозных студенческих вечеринок. А Сара смотрит на это с плохо скрываемым омерзением. Она — единственный человек на перроне, который не только опоздал на все поезда, но даже не знает, на какой вокзал ему нужно.

А её старшая сестра Диана, разумеется, в курсе, как ей жить.

— Сарочка, ну что ты киснешь? — ворковала она этим утром, порхая по квартире в облаке духов. Её новый «тот самый», кажется, любит что-то приторно-цветочное. — Ты же умная девочка, подала бы уже документы. Хоть в педагогический. У тебя так хорошо с детьми получается.

Сара мысленно усмехается. Ага. Её «хорошо» — это способность заставить пятилетку замолчать на полуслове одним только взглядом. Полная тишина, широко раскрытые глаза, и никаких истерик. Мамочки на детских площадках смотрят на неё с благоговением. Жаль, они не знают, как это работает. Иначе бы её ждал не педагогический, а запертая палата с мягкими стенами.

— Я подумаю, — бросила она тогда сестре. Эта мысль, бесформенная и бесполезная, как медуза, выброшенная на берег, теперь преследует её весь день.

И вот она стоит перед городской доской объявлений. Памятник несбывшимся надеждам и потерявшимся кошкам, насквозь пропитанный запахом дешёвого клея. Грузоперевозки. Репетитор по математике. «Сниму порчу, верну мужа». Стандартный набор городского отчаяния. Но среди этого бумажного мусора цепляется взгляд. Аккуратный, почти аристократичный листок кремового цвета. Не кричащий, не зазывающий. Он просто есть.

Строгий, выверенный шрифт. Изящная виньетка — дерево, чьи корни и ветви переплетаются, образуя бесконечный узел.

«Чувствуешь зов природы? Разговариваешь с ветром или понимаешь язык дождя?

Может быть, ты умеешь успокоить человека одним лишь взглядом или зажечь в его сердце огонь только словом?

Если твоя душа тянется к сокрытому, если ты чувствуешь больше, чем видишь… тебе к нам.

Академия «Веритас»
Обучение бесплатное. Приём по результатам собеседования».

Сара фыркает. Пафос зашкаливает. Похоже на завуалированный набор в секту для впечатлительных деток, начитавшихся сказок. Но строчка… «Успокоить человека одним лишь взглядом». О да. Она это умеет. А ещё заставить его почувствовать себя неловко. Или внезапно ощутить симпатию. Или отдать ей последнюю жвачку. Это её маленькая, грязная сила. Её секрет, который делает этот серый мир чуточку более управляемым.

Щелчок камеры телефона. Фотография сохраняется в галерее. Контраст между этим элегантным листком и пёстрым хаосом вокруг кажется ей забавным.

Во рту пересыхает. Кофе. Мысль приходит сама собой, чёткая и настойчивая. Густой, горьковатый аромат капучино, высокая шапка молочной пены, чуть присыпанная корицей. Ближайшая кофейня, манящая спасительной прохладой кондиционера, всего в паре шагов. Она ныряет внутрь.

Полумрак, тихий лаунж, запах зёрен и ванили. Идеальное убежище. Её взгляд скользит по залу и натыкается на фигуру у стойки. Парень. Высокий барный стул, прямая, напряжённая спина, словно внутри него туго натянут стальной трос. Он одет в синюю майку и тёмные джинсы. Абсолютно не примечателен. Но именно эта продуманная серость, это желание слиться с тенью и выдают его. Он прячется. И наблюдает за другими. За этим миром. За тем, на что сам никогда не решится.

Искра азарта пронзает апатию. Почему бы и нет?

Сара скользит к стойке, её движения плавные, почти парящие. Она взбирается на соседний стул. Тишина между ними становится плотной, ощутимой. Она чувствует, как он напрягается, не поворачивая головы. Заметил. Но старается не подавать вида, лениво пролистывая что-то в телефоне. Бариста ставит перед ним бумажный стаканчик. Парень кивает ему, блокирует телефон и кладёт его на стойку рядом с увесистой связкой ключей. Идеально.

Она делает нарочито неловкое движение, якобы поправляя ремешок сумочки. Локоть едва касается его ключей, и они с музыкальным звоном летят на кафельный пол. Классика.

— Ой, простите! Какая я неловкая! — её голос — бархатный, обволакивающий, запрограммированный на то, чтобы вызывать симпатию.

Она спрыгивает со стула одновременно с ним. Их пальцы сталкиваются над холодной сталью ключей. Доля секунды. Короткий, как разряд статического электричества, контакт кожи. Есть. Теперь их связывает нечто, чем можно легко управлять.

Он поднимает голову, и на мгновение она видит его глаза. В них плещется раздражение. Она на миг теряется. Обычно её трюк смазывает любые острые углы. Но затем его зрачки чуть расширяются, резкость сменяется замешательством, а холод — тёплым, любопытным недоумением. Словно компьютерная программа, зависнув на секунду, перезагрузилась с новыми параметрами. Сработало. Просто с небольшой задержкой.

— Ничего, — бормочет он, возвращаясь на стул, но теперь его движения уже не такие чёткие.

Сара улыбается. Своей лучшей улыбкой, отточенной перед зеркалом. Она обещает всё и не даёт ничего.

— Раз уж судьба свела нас таким неуклюжим образом, может, угостите пострадавшую сторону капучино? Ужасно хочу пить.

Он смотрит на неё, заворожённый. Губы чуть приоткрыты, во взгляде — смесь удивления и зарождающегося восхищения. Он медленно кивает. Раз, потом ещё раз, утверждаясь в этом внезапном решении.

Глава 2. Холодный приём

Их обычное место — старая деревянная скамья у озера, затерянная в самой дальней части парка. Здесь воздух густой и влажный, пахнет тиной и безвременьем. Это их маленький, никому не нужный анклав, укрытый от мира плакучими ивами, чьи гибкие ветви, словно зеленые волосы русалки, касаются тёмной воды. Сара приходит сюда, когда шум в её голове грозит перерасти в ураган. Сегодняшний день — именно такой.

Лил уже здесь. Она сидит, поджав под себя ноги, и её взгляд прикован к прозрачному стаканчику с водой. Она смотрит на него с таким напряжённым благоговением, будто это философский камень. Рядом с ней, на траве, раскрыт её верный скетчбук, его страницы испещрены вихрями волн, причудливыми рыбами с человеческими глазами и эскизами морских чудовищ.

Из стаканчика, игнорируя притяжение земли, медленно поднимается одна-единственная капля. Она растёт, набухает, превращаясь в идеальную, упругую сферу размером с крупную вишню. Пульсирующая, живая, она парит над ладонью Лил, и солнечные лучи, проходя сквозь неё, рассыпаются на мириады крошечных, танцующих волн.

— Привет, — бросает Сара, её ботинки глухо стучат по утоптанной земле. Она с шумом опускается на скамью.

— Привет, — отзывается Лил, её голос тих, как шелест камыша. — Смотри, сегодня она почти не дрожит. Я научилась её успокаивать. Она слушается.

Роберт материализуется через минуту, словно вырастает из-под корней старого дуба. В его русых волосах запутался маленький кленовый листок, а от потрёпанных джинсов пахнет лесом, смолой и упрямством. Он ставит на скамью три запотевшие бутылки лимонада и устремляет на Сару тот самый взгляд, от которого у неё начинается ментальная крапивница — смесь щенячьего обожания и робкой надежды.

— Привет, Сар, — его голос всегда на полтона теплее, когда он обращается к ней. — Я тут билеты на концерт достал… «Последние тени». Помнишь, ты говорила, что их вокал не совсем ужасен? Может, сходим в субботу?

Сара делает ленивый глоток лимонада, который он ей вручает. Ледяной, с агрессивной кислинкой — как раз то, что нужно.

— Оу, в субботу? — тянет она, изображая трагическое сожаление. — Никак не могу. Записалась на курсы по вышиванию гладью. Хочу создать гобелен с изображением страдающего средневековья.

Лицо Роберта вытягивается. Он знает, что она издевается, но молчит, стоически принимая удар. Он верит, что если подставит достаточно щёк, то однажды она оценит его стойкость. Наивный мальчик. Капля воды над ладонью Лил лопается от её сдавленного смешка. Микроскопический дождь оседает на её джинсах, оставляя тёмные пятна.

— Ой.

— Так вот, — Сара перехватывает инициативу. Она достает телефон, увеличивая фотографию вчерашнего объявления. Экран светится в тени ив, как магический портал. — Академия «Веритас». Что думаете?

Лил наклоняется, её влажные пальцы оставляют разводы на экране.

— Ого. Она ещё существует. Помнишь, Роб, мы о ней говорили классе в десятом? Когда только-только начали понимать, что мы… немного бракованные.

Роберт кивает, его взгляд становится серьезным. Он вспоминает тот период их жизни: его внезапная способность заставить увядший цветок в горшке расцвести, страх Лил перед любым краном, из которого вода могла вырваться по её воле, и её, Сары, первые, грубые эксперименты с внушением.

— Помню, — говорит он. — Мы тогда перерыли весь интернет. Нашли какой-то старый форум. Там писали, что туда не попасть с улицы. Нужно не только иметь дар, но и рекомендацию от другого мага. Поручительство. Как будто в закрытый клуб вступаешь. У нас такого «билета» нет, вот мы и забили.

Воспоминание вспыхивает в голове Сары, тусклое, как старая лампочка. Да, был какой-то разговор. Кажется, на перемене по химии. Её тогда отвлёк очередной идиот, пытавшийся подкатить, и она пропустила суть. Неважно.

— Рекомендация? — она хмыкает. — Звучит как анахронизм. Я считаю, что сила — сама себе лучшая рекомендация. А бумажки для слабаков, — она обводит их взглядом. — Так что, хотите попробовать?

Они почти одновременно качают головами. Эта синхронность, этот молчаливый сговор — выбрать обычную жизнь — колет её острой иглой одиночества.

— Я в художку, — тихо говорит Лил. Её пальцы машинально поглаживают обложку скетчбука. — Я хочу рисовать море, а не приказывать ему. Так… спокойнее.

— А я на веб-дизайн, — подхватывает Роберт, пытаясь говорить бодро. — Буду создавать виртуальные миры. Безопасно. Управляемо.

Сара тяжело вздыхает. Вот она, развилка. Их уютные, асфальтированные дорожки расходятся с её тропой, которая, похоже, ведёт прямиком в пасть дракону. Она чувствует себя предательницей, бросающей отряд, но оставаться — значит предать себя.

— Что ж. Удачи вам, творцы прекрасного, — говорит она, поднимаясь. Её голос намеренно лёгкий, почти безразличный. — А я, пожалуй, прогуляюсь. Узнаю, что за истину они там проповедуют.

Она уходит, не оборачиваясь, но спиной чувствует их взгляды. Один, Лил — беспокойный и грустный. Другой, Роберта — полный тоски.

Здание Академии «Веритас» — это архитектурный диссонанс. Оно стоит, зажатое между безликой стеклянной коробкой бизнес-центра и обшарпанной многоэтажкой, как готический собор, заброшенный во времени. Тёмно-красный кирпич, почти чёрный от вековой копоти, узкие стрельчатые окна, похожие на бойницы, и массивная дубовая дверь, окованная узорами из позеленевшего железа. Крошечная латунная табличка с выгравированным названием — единственное, что связывает его с этим веком. Оно здесь, но его будто не существует.

Внутри — прохлада, гулкая тишина и запах. Сложный букет из полироли, старой бумаги, воска и чего-то ещё, электрического, как воздух перед грозой. Огромный холл. Мраморный пол истёрт поколениями ног. С высокого потолка свисает люстра из чернёного металла, больше похожая на орудие пыток. За массивной стойкой, которая могла бы служить баррикадой, сидит мужчина с лицом, уставшим от всего на свете.

— Добрый день, — начинает Сара своим лучшим, самым обаятельным голосом. — Я по поводу поступления.

Глава 3. Поздравляем, вы — проблема куратора

Квартира встречает Сару запахом чужих духов и приглушённым смехом. Пахнет приторно-цветочно, удушающе, как облако лака для волос в дешёвой парикмахерской, а смех принадлежит очередному «тому самому». Диана снова не одна. Впрочем, когда она бывает одна? Её одиночество длится ровно столько, сколько нужно, чтобы зарядить телефон и ответить на следующее сообщение.

Это их временное гнездо. Просторная трёхкомнатная квартира с потолками, под которыми можно было бы запускать воздушного змея. Родители должны приехать в конце августа, и этот обратный отсчёт, как тиканье бомбы, незримо висит в воздухе. Квартира — это поле битвы двух стихий, двух миров. Комната Сары — это её личная, тщательно выстроенная крепость из контролируемого хаоса. Стопки книг на полу, рассортированные по авторам, а не по размеру; стены, завешанные постерами малоизвестных групп, чьи названия звучат как заклинания; одежда, аккуратно развешенная, но исключительно в серо-чёрно-бордовой гамме. Это её убежище, её пещера, где она может дышать.

Комната Дианы — полная противоположность. Ванильный рай, вылизанный до стерильности, как страница из каталога IKEA. Кремовая мебель, гора плюшевых подушек, гирлянды с тёплым светом и целая стена пустых фоторамок, ждущих своего часа, чтобы запечатлеть «идеальный момент» с очередным «идеальным парнем». Кухня же — это ничейная земля, линия фронта, где их миры сталкиваются. На винтажном диване, обитом выцветшим бархатом, может лежать как том по истории оккультизма, так и последний выпуск «Vogue». На журнальном столике хрупкая фарфоровая чашка может соседствовать с грубой керамической кружкой Сары, на которой красуется надпись: «Я не спорю, я просто объясняю, почему я права».

Сара проходит на кухню. Диана сидит на диване, изящно закинув босые ноги на колени какому-то блондину с настолько идеальной внешностью, что он кажется сгенерированным нейросетью. Он смотрит на неё с таким благоговением, будто она читает ему священные тексты, а не пересказывает очередную сплетню. Диана — это квинтэссенция конвенциональной красоты. Длинные, как шёлк, светлые волосы, правильные черты лица, сияющая улыбка и фигура, выточенная в спортзале и отполированная йога-ретритами. Она — идеальная дочь, идеальная студентка, идеальная девушка. Сара рядом с ней всегда чувствует себя ядовитым плющом, случайно проросшим посреди клумбы с безупречными садовыми розами.

— О, Сарочка, привет! — Диана замечает её. Её голос звенит, как колокольчик. — А это Керк. Керк, это моя младшая сестра, Сара.

Керк одаривает её улыбкой на миллион долларов. Сара отвечает ему ленивым кивком и проходит мимо, чтобы достать из холодильника бутылку ледяной воды. Она чувствует на своей спине его оценивающий, скользящий взгляд. Ещё один экспонат для коллекции Дианы. Надолго ли на этот раз?

— Родители звонили, — кричит ей вслед сестра. — Спрашивали, как у нас дела, передавали привет. Сказали, вернутся в последних числах августа. Просили напомнить, чтобы ты уже определилась с вузом, а то все сроки пройдут.

«Спасибо за напоминание о тикающей бомбе», — мысленно язвит Сара, залпом выпивая почти половину бутылки. Вода ледяная, обжигает горло. Она возвращается и с вызовом плюхается в старое кресло напротив них, демонстративно нарушая их уютную пастораль.

— Так что, Ди, уже нашла ему замену на следующий месяц? — спрашивает Сара, небрежно кивая на опешившего Керка.

— Сара! — шипит Диана, её щёки заливает румянец праведного гнева.

Керк неловко кашляет, его идеальное лицо на миг теряет своё рекламное выражение.

— Да ладно, я шучу, — бросает Сара с кривой ухмылкой. Ей не смешно. Ей до тошноты скучно от этой бесконечной карусели.

В этот момент её телефон, лежащий на столике, оживает и начинает вибрировать, дребезжа по стеклянной поверхности. Незнакомый номер. Она с вызовом смотрит на сестру, перехватывает звонок и демонстративно нажимает на иконку громкой связи.

— Слушаю.

— Мисс Сара Роман? — раздаётся в трубке сухой, безэмоциональный мужской голос. Тот самый, из приёмной комиссии. — Вас беспокоят из Академии «Веритас».

Сара напрягается. Сейчас ей вежливо откажут.

— Совет рассмотрел вашу кандидатуру, — продолжает голос, — и принял положительное решение. Вы зачислены. Начало завтра.

— Зачислены? И ведь учебный год…

— Академия «Веритас» не живёт по стандартному академическому календарю, мисс Роман, — перебивает её голос. — Талант не ждёт сентября. Обучение начинается немедленно. Ваш поток стартует завтра. Организационный сбор для первокурсников в десять утра в главном лектории. Не опаздывайте. Упущение этого шанса будет расценено как отказ от зачисления.

Короткие гудки.

Сара смотрит на потухший экран телефона с выражением полного, абсолютного недоумения. Зачислили? Её? После того, как она провалилась с таким треском? Это какая-то ошибка. Или очень жестокая шутка.

— Академия «Веритас»? — удивлённо переспрашивает Диана, нарушая молчание. Её идеально выщипанные брови сходятся на переносице. — Это что ещё за шарашкина контора? Звучит как-то… подозрительно. Сарочка, ты уверена, что это не мошенники?

Керк, стремясь поддержать свою королеву, тут же поддакивает:

— Да, звучит странно. Может, стоит выбрать что-то более известное? Я мог бы помочь, у моего отца есть связи в…

Сара медленно поднимает на них взгляд. В её голубых глазах вспыхивает холодный, опасный огонь. Их скепсис, их снисходительная забота, их попытка впихнуть её жизнь в рамки своей понятной, предсказуемой реальности — всё это, как бензин, плещется на тлеющие угли её недавнего унижения.

— Не ваше дело, — отрезает она.

Каждое слово — осколок льда. Она встаёт и, не оборачиваясь, уходит в свою комнату. Хлопок двери — это точка в разговоре. Она прислоняется к ней спиной, её сердце колотится о рёбра.

Зачислили. Чёрт побери, они её зачислили. Почему? Зачем им ведьма, которая не смогла доказать свою силу даже в простейшем тесте?

Глава 4. Пыль в глаза

Аудитория для практических занятий кардинально отличается от парадных холлов и уютных лекториев. Здесь нет и намёка на комфорт. Это стерильное, функциональное пространство, похожее на операционную или военный бункер. Высокий потолок теряется во мраке, а стены облицованы гладким, почти чёрным камнем, который, кажется, впитывает в себя любой звук, делая его глухим и плоским. По периметру расставлены безликие манекены в человеческий рост, а в воздухе висит странный, наэлектризованный запах. Это запах озона, но более резкий, с металлической ноткой перегретой проводки. Это запах сконцентрированной, сжатой в кулак воли.

Сара стоит в одной шеренге с остальными первокурсниками, чувствуя себя новобранцем в армии, о которой она ничего не знает. Перед ними расхаживает преподаватель, Магистр Корвус, — высокий, сухопарый мужчина, похожий на хищную птицу. У него острый, крючковатый нос, маленькие, цепкие глаза-бусинки и привычка постукивать по ладони длинной, тонкой указкой из чёрного дерева. Этот звук — цок-цок-цок — действует на нервы.

— Добро пожаловать на «Основы Влияния», — его голос скрипучий, как половицы в старом доме. — Дисциплина, которая отделяет настоящих магов от салонных фокусников. Здесь вы научитесь не только просить, но и получать. Не только убеждать, но и повелевать. Ваша воля — это ваш скальпель, ваш молот, ваше главное оружие. Но необработанный алмаз — всего лишь некрасивый булыжник. Сегодня мы будем учиться его гранить.

Лиор Аш, их куратор, стоит в дальнем углу аудитории, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Он — молчаливая, неодобрительная тень. Его присутствие — это постоянное, низкочастотное давление, которое заставляет спину выпрямляться, а ладони — потеть. Он не вмешивается, но Сара физически чувствует его взгляд, тяжёлый и препарирующий, как взгляд энтомолога, прикалывающего булавкой нового жука к своей коллекции. Это бесит. Это выводит из себя. Она должна показать ему. Всем им. Что она не просто «практичный вариант для выманивания скидок». Она — сила, с которой придётся считаться.

Первое задание — примитив, оскорбительный в своей простоте. «Вызовите симпатию». Нужно в парах внушить своему партнёру чувство лёгкого, безотчётного расположения. Саре в пару достаётся тот самый тихий парень в очках, который до сих пор не произнёс ни слова. Это проще, чем дышать. Она даже не напрягается. Она просто смотрит на него и представляет, как его аура, серая и зажатая, окутывается тёплым, золотистым светом. Посылает тонкий, как паутинка, импульс, обволакивая его сознание, словно мягкий кашемировый плед.

Эффект мгновенный. Парень расслабляется, его ссутуленные плечи расправляются, и он начинает бессвязно, но с восторгом бормотать что-то о своей коллекции редких мхов, глядя на неё так, словно она — богиня, сошедшая с небес. Скучно до зевоты.

Второе задание чуть интереснее. «Отвлечение внимания». Нужно незаметно забрать со стола небольшой кристалл аметиста, пока твой партнёр этого не видит. Большинство пыхтят, концентрируются, посылая грубые ментальные «тычки»: «Смотри туда!». Сара действует иначе. На этот раз её партнёрша — пухленькая рыжая девушка с веснушками. Сара не приказывает ей.

Она просто создаёт в её сознании яркий, навязчивый образ. Пушистый щенок, весело виляющий хвостом, который якобы только что пробежал за окном. Это не приказ, это подброшенная фантазия, за которую сознание девушки цепляется с радостью. Она послушно поворачивает голову, её лицо озаряет умилённая улыбка, а Сара в этот момент спокойно и лениво забирает кристалл со стола.

— Превосходная работа, мисс Роман, — скрипит Корвус, проходя мимо. В его птичьих глазах мелькает искорка одобрения. — Сила очевидна. Мощи вам не занимать.

Укол горячего, пьянящего триумфа. Она это сделала. Она бросает быстрый, вызывающий взгляд в сторону Лиора. Он всё также неподвижен. Но она уверена, что уловила в его глазах тень… нет, не уважения. Едва заметной насмешки. Будто он наблюдает, как ребёнок хвастается идеально построенным замком из песка за секунду до того, как его смоет волной.

— А теперь, — объявляет Корвус, повышая голос, — задание для тех, кто не боится испачкать руки. Для тех, кто чувствует в себе уверенность, — его указка нацеливается на одного из самых рослых и шумных сокурсников, который с первого дня строил из себя негласного лидера. — Мистер Громов. На шее у него висит амулет. Простой оберег из волчьего клыка. По слухам, это подарок его отца, и он дорог ему как память. Ваша задача — сделать так, чтобы он добровольно отдал его вам.

По аудитории пробегает нервный шепоток. Это уже не игры. Это прямое вторжение, покушение на личное.

— Кто желает продемонстрировать истинный контроль?

Сара делает шаг вперёд прежде, чем успевает отдать себе в этом отчёт. Адреналин топит кровь. Все взгляды — тридцать пар глаз — устремляются на неё. Отлично. Время для шоу.

Её ставят в центр зала, напротив Громова. Это крепкий, самоуверенный парень с бычьей шеей и маленькими, наглыми глазками. Он смотрит на неё свысока, скрестив массивные руки на груди. Во всём его виде читается: «Ну давай, попробуй, куколка».

Сара встречается с ним взглядом. Она не будет плести интриги и создавать иллюзии, а пойдёт напролом, как таран. Она собирает всю свою силу, всю свою ярость, всё унижение последних дней в один плотный, сокрушительный удар. Она не просит, не предлагает, не убеждает. Она приказывает.

Её ментальный импульс — это не шёпот, это крик, который должен звучать прямо у него в голове. «Этот амулет душит тебя. Он тебе не нужен. Это уродливая, бесполезная кость. Она несёт неудачу. Тебе станет легче, если ты избавишься от него. Отдай его мне. Отдай. Его. Мне. СЕЙЧАС».

Громов вздрагивает так, будто его ударило током. Его самоуверенная ухмылка сползает с лица, как маска. Он хмурится, его глаза на мгновение мутнеют, теряя фокус. Он смотрит на амулет на своей груди с выражением неподдельного ужаса и отвращения, словно впервые заметил на себе паразита. Его рука дёргается, он срывает грубый кожаный шнурок с шеи с такой силой, что на коже остаётся красный след. Он протягивает амулет Саре, почти швыряет его в неё.

Глава 5. Трещины в броне

Новая неделя в «Веритас» начинается с предмета, чьё название звучит для Сары как утончённое издевательство — «Психология и Контроль Эмоций». Аудитория для этих занятий — полная противоположность всему, к чему она привыкла. Здесь нет ни скрипучих парт, ни досок, исчерченных формулами. Только широкое, пустое пространство с мягким, упругим покрытием на полу. На нём ровными рядами разложены серые коврики. Сквозь высокие матовые окна льётся тусклый, рассеянный свет, а в воздухе висит густой, умиротворяющий запах сандала. Всё в этом помещении кричит о спокойствии, гармонии и поиске дзена. И от этого Саре хочется выть и крушить мебель.

Преподавательница, Магистр Аврора, — полная, добродушная женщина с мягкими, плавными движениями и голосом, который обволакивает, как тёплое молоко с мёдом. Она садится в идеальную позу лотоса перед ними, её лицо излучает вселенское умиротворение.

— Ваша сила — это прямое отражение вашего внутреннего мира, — мягко говорит она. — Хаос в мыслях порождает хаос и нестабильность в магии. Гнев, страх, зависть — всё это яды, которые отравляют ваш дар изнутри, делают его грубым, непредсказуемым и опасным, в первую очередь для вас самих. Сегодня мы не будем творить заклинания. Мы научимся слушать. Слушать тишину внутри себя, чтобы найти свой центр. Свою опору.

Сара мысленно фыркает. Тишина. В её голове этого понятия не существует. Её внутренний мир — это вечная гроза, сверкающие разряды едких мыслей, раскаты сарказма и завывания ветра сомнений.

Они рассаживаются на коврики. Задание звучит просто: закрыть глаза, сосредоточиться на дыхании и попытаться почувствовать свою сущность, свою внутреннюю энергию, как спокойное, тёплое ядро.

Сара с тяжёлым вздохом закрывает глаза. Первые несколько секунд ей даже удаётся следовать инструкциям. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Но потом её разум, как капризный ребёнок, которому наскучила игра, устраивает бунт.

В её голове, как в безумном калейдоскопе, начинают мелькать образы: презрительная ухмылка Лиора, когда он назвал её силу «практичной»; испуганный взгляд Элли в коридоре; торжествующая, ледяная мина Киры; пустые фоторамки в комнате сестры, ждущие очередного временного «счастья». Её мысли — это рой голодных, злых пчёл, которые жалят её изнутри, заставляя ёрзать на коврике. Она пытается их отогнать, но чем больше старается, тем громче они жужжат. Тишина? Какой абсурд. Она не может найти тишину даже во сне, где её поджидают смутные, тревожные образы сада с запахом лаванды, о котором она ничего не помнит.

Она с раздражением приоткрывает один глаз и осматривается. Картина удручающая. Большинство первокурсников сидят с такими же страдальческими лицами, как у неё. Кто-то ёрзает, кто-то откровенно клюёт носом. Жизнерадостная Элли, кажется, и впрямь уснула, её дыхание стало ровным и глубоким. А вот Кира… она сидит в позе лотоса, неподвижная, как готическое изваяние. Её бледное лицо абсолютно спокойно и отрешённо. От неё исходит аура ледяного, безупречного контроля.

И Лиор. Он сидит в углу вместе со всеми, выполняя задание. Его поза идеальна, как в учебнике по йоге. Спина прямая, руки спокойно лежат на коленях. Он дышит ровно, глубоко. Вокруг него воздух кажется плотнее, тише, словно он создаёт вокруг себя островок абсолютного покоя. Он не просто медитирует. Он есть сама медитация. Центр неподвижности в этом хаосе чужих неуправляемых мыслей. И Сара чувствует, как в груди закипает глухое, иррациональное раздражение. Его совершенство оскорбительно.

— Мисс Роман, — раздаётся над её ухом бархатный голос Магистра Авроры, отчего она вздрагивает. — Я чувствую бурю внутри вас. Это сильная энергия. Не боритесь с ней. Не пытайтесь её подавить. Просто наблюдайте со стороны. Как за грозой на горизонте.

Наблюдать? Да если она начнёт наблюдать за этой бурей, та снесёт и её, и эту слащавую аудиторию к чертям собачьим. Занятие заканчивается для Сары полным провалом и тупой, пульсирующей головной болью.

После пар она идёт в столовую, надеясь, что большая доза кофеина и сахара сможет хоть немного заглушить внутренний шторм. Столовая «Веритас» — это отдельный социальный микрокосм. За неделю здесь уже чётко сформировались фракции. За длинным столом в центре зала шумят Элементали — смеются, жестикулируют, между пальцами у них то и дело проскакивают искорки, а вода в стаканах идёт рябью.

У окна, в лучах солнца, расположились Оборотни — тихие, спокойные, они принесли с собой какие-то растения в горшочках и обсуждают их. А в самом тёмном, дальнем углу — столик «вампиров». За ним сидит Кира и ещё пара таких же мрачных личностей. Они не едят. Пьют тёмно-вишнёвый сок и перебрасываются редкими, тихими фразами. Их взгляды острые, оценивающие.

Сара с отвращением отворачивается. Она не сядет с ними. Ни за что. Она — не они.

Она берёт поднос с двойным эспрессо и огромным куском чизкейка и замечает его. Лиор. Сидит за отдельным столиком у окна. Один. Как и всегда. Перед ним стоит только чашка с дымящимся чёрным чаем. Никакой еды. Он просто смотрит в окно, но Сара видит, что его взгляд направлен не на двор академии, а куда-то вглубь, в самого себя. И на мгновение, всего на одно короткое, незащищённое мгновение, маска абсолютного контроля и холодного превосходства сползает с его лица. И Сара видит в его глазах такую вселенскую, такую глухую, безысходную усталость, что у неё перехватывает дыхание. Это не просто утомление. Это усталость, которая копилась годами, въелась в кости, в душу. В этот момент он не кажется ей ни надменным тираном, ни идеальным магом. Он кажется бесконечно, сокрушительно одиноким.

Мгновение проходит. Он чувствует её взгляд, и его лицо мгновенно снова становится непроницаемой ледяной маской. Сара торопливо отворачивается и уходит за самый дальний столик, чувствуя, как горит её лицо. Но этот образ — образ абсолютной, тотальной усталости — застревает в её голове, как заноза.

От скуки, а больше — от желания отвлечься от собственных мыслей, она решает немного поразвлечься. Её взгляд находит Киру. Её новоиспечённая соперница, так изящно унизившая её вчера. Что ж, посмотрим, что прячется за этой ледяной маской. Сара концентрируется, собирая тонкий, как игла, ментальный щуп. Она не атакует. Она пытается просочиться, как вор-карманник, незаметно просканировать поверхность мыслей, найти какую-нибудь смешную, постыдную слабость.

Глава 6. Старая жизнь

Город сдаётся осени без боя. Ленивая, сочная зелень лета капитулирует, вспыхивая на прощание лихорадочным, тревожным золотом и багрянцем. Воздух становится прозрачным, хрупким и холодным, он пахнет прелой листвой, сырым асфальтом и дождём, который вот-вот сорвётся с низких, свинцовых туч. Этот холод пробирается под тонкую кожу куртки, но Саре он нравится. Он отрезвляет, проясняет мысли, создавая долгожданный контраст с душной, герметичной, пропитанной чужой волей атмосферой академии.

Сегодня у неё выходной. День побега из её новой, странной реальности в старую, понятную жизнь. Она встречается с Лил в галерее современного искусства — белоснежном, стерильном пространстве, которое выглядит как лаборатория по препарированию смыслов. Это их традиционный компромисс: Лил искренне любит искусство, а Саре доставляет извращённое удовольствие ходить по гулким, пустым залам и мысленно издеваться над странными инсталляциями, придумывая им свои, циничные названия.

Лил уже ждёт её у входа. И она другая. За этот месяц что-то в ней изменилось. Исчезла та тень неуверенности, что всегда пряталась в уголках её глаз. Теперь они горят. В её движениях — новая, плавная уверенность.

Она нетерпеливо хватает Сару за руку и тащит внутрь, в зал, где выставлены лучшие студенческие работы.

— Смотри! Вот! Моя!

Её работа — огромное полотно, почти полностью занимающее стену. И это — вода. Но это не безмятежный морской пейзаж. Это шторм. Дикий, яростный, застывший за мгновение до апогея. Гребень гигантской волны, готовый обрушиться и поглотить мир, написан с такой пугающей реалистичностью, что, кажется, слышишь его рёв, чувствуешь на коже холодные, солёные брызги и запах озона. Вода на картине не выглядит нарисованной. Она выглядит живой. Будто настоящая стихия, пойманная в ловушку холста, бьётся под слоем краски, силясь вырваться.

— Лил, это… — Сара замолкает, подбирая слова. — Невероятно. Это лучшая и самая страшная вода, которую я когда-либо видела.

— Правда? — Лил сияет таким неподдельным, чистым счастьем, что Саре на миг становится не по себе от контраста с её собственным внутренним миром. — Преподаватель сказал, что у меня «уникальное, почти мистическое чувство стихии». Он даже не представляет, насколько он прав. Здесь я могу это делать! Я могу выплёскивать всё это на холст, и мне за это не говорят, что я странная, а аплодируют!

Она говорит быстро, взволнованно, взахлёб, рассказывая про преподавателей, про новые техники, про то, как она часами смешивает пигменты, чтобы передать тысячу оттенков мокрого песка или глубину тёмной воды. И Сара слушает её и чувствует укол странной, горьковатой зависти. Лил нашла своё место. Свою нишу. Место, где её дар не классифицируют по идиотским «расам», не пытаются загнать в рамки контроля, а позволяют ему жить, дышать и творить.

— Я же говорил, она гений, — раздаётся за их спинами знакомый голос, заставляя Сару внутренне поморщиться.

Роберт. Он стоит, засунув руки в карманы потёртой джинсовой куртки, и отчаянно пытается изобразить на лице холодную, задумчивую отстранённость. Но у него не получается. Уголки губ всё равно нервно подрагивают, а глаза слишком пристально смотрят на Сару. Похоже, он прочёл в каком-то дурацком паблике, что девушкам нравятся загадочные молчуны, и теперь примеряет на себя этот образ. Сидит на нём, как на корове седло.

— О, и ты здесь, — лениво тянет Сара, даже не поворачиваясь к нему полностью. — Решил приобщиться к прекрасному? Похвально.

— Я решил поддержать Лил, — ровно отвечает он, подчёркнуто глядя на картину. — В отличие от некоторых, кто появляется раз в месяц.

Он явно пытается её задеть. Сара почти рада этому. Его новая маска холодности куда лучше и безопаснее для её нервов, чем его старое щенячье обожание. Это, по крайней мере, не вызывает рефлекторного желания сбежать.

Они медленно бродят по залам. Лил продолжает увлечённо рассказывать, Роберт угрюмо молчит, изображая из себя ценителя, а Сара чувствует, как между ними растёт и утолщается невидимая стеклянная стена. Они всё ещё здесь, вместе, но они уже по разные стороны. Говорят на разных языках.

Они выходят на улицу, где их тут же обдаёт холодным ветром, и ныряют в маленькую кофейню по соседству. Горячий шоколад, который заказывает Сара, кажется ей приторно-сладким и детским после крепкого, горького эспрессо в академии.

— Ну, а ты как? — спрашивает Лил, отогревая ладони о большую керамическую кружку. — Рассказывай. Твоя «Веритас» — такая же таинственная и крутая, как мы себе представляли?

— Более чем, — усмехается Сара.

Она решает опустить подробности провалов, унижений и своего персонального цербера по имени Лиор. Вместо этого она лезет в свою сумку и достаёт небольшой кристалл. Это уже не тот расколотый хрусталь. Этот ей выдал Магистр Торн взамен, с громогласным ворчанием, что «такую бешеную, нестабильную силу нужно не в камень, а в громоотвод направлять!». Это дымчатый кварц, крупнее, с чёткими гранями. Сейчас он едва заметно светится изнутри мутноватым, тревожно-фиолетовым светом. Результат многих ночей, когда она, вместо того чтобы спать, упрямо «ломала» его своей волей, пока он, наконец, не начал поддаваться.

— Вот. Познакомьтесь с артефакторикой, — она кладёт камень на деревянный стол.

Лил и Роберт с любопытством наклоняются над ним.

— Что это? Красивый, похож на кусочек грозового облака, — говорит Лил.

— Это аккумулятор, — объясняет Сара, чувствуя себя немного Прометеем, принёсшим огонь ничего не подозревающим дикарям. — Нас учат запасать в таких штуках свою энергию. Представляете, эту штуку можно месяцами заряжать, как пауэрбанк, а потом использовать, когда своя сила на исходе. Или, — она делает паузу, — высвободить всё разом. Как гранату.

Глаза Лил расширяются от восторга. Она с опаской, но непреодолимым любопытством протягивает палец и осторожно касается гладкой, холодной грани камня. В тот же миг кристалл, до этого светившийся ровным фиолетовым, на мгновение вспыхивает ярким, чистым, сапфирово-голубым светом, живо реагируя на её неосознанную водную силу.