Ведьмам здесь не место

Пролог

- Господи, как же я это ненавижу!

Девица лет двадцати поежилась, застегнула кофту под горло. Натянула на голову капюшон. Выругалась, пнула бетонный парапет набережной. Потом присела перед ним на корточки, набрала в грудь воздуха, будто собиралась нырнуть.

В ее руках оказалась колода карт – обычных, в общем-то, карт, которые продаются в каждом магазинчике. Гладкие рубашки замелькали в ее руке быстро-быстро, как живые. Казалось, они переползают с одного пальца на другой.

Девушка тасовала колоду карт и – странное дело – вокруг нее словно бы вымерз воздух. Отойдешь от странной девицы на пару метров, и вот тебе июньская теплая ночь, воздух градусов в двадцать. Подойдешь ближе и подумаешь, что нырнул в март или зашел в гигантский холодильник.

Девушка быстро-быстро перебирала ловкими пальцами колоду, и вокруг нее становилось все холоднее и холоднее. На черном капюшоне выступила изморозь, ресницы покрылись инеем. На парапете намерзла наледь.

Девушка закончила тасовать колоду. На обледеневший парапет скользнули три карты. Король черви. Пиковая дама. Шестерка треф.

- Дерьмо! – выругалась странная девица. Из ее рта вырвалось облачко пара. Она встала, подхватила карты с парапета и швырнула их в реку. Остальная колода последовала за картами вслед.

- Э! Слышь! Ты че тут мусоришь?

Не сильно трезвый мужик стоял в дверях кабака через дорогу. Глаза, налитые спиртным, враждебно смотрели на девчонку. Мужик был явно в остром желании хоть до кого-то докопаться.

- Вернись назад! – крикнула девчонка, махнула мужику рукой, перелезла через ограждение и вдруг сама прыгнула вслед за разлетающимися над рекой картами.

- Э! Куда!

Мужик, мгновенно протрезвев, кинулся через дорогу.

Конечно, лучше бы ему послушать странную девицу, но люди толком слушать не умеют. Они понимают раза с десятого, и то не всегда. Иначе не было в народе поговорки про одни и те же грабли, на которые наступают два раза.

Черная блестящая машина скользила по дороге бесшумно. И почти невидимо. Ни включенных фар, ни стопов. Только красный огонек тлеющей сигареты внутри салона.

Мужик из кабака едва успел оглянуться назад и дернуться в сторону, и этого не хватило. Его зацепило за бок, закрутило и опустило на асфальт. Послышался хруст ломаемой кости.

Машина не притормозила. Она потекла дальше, сверкнув на прощание размазанным огоньком сигареты.

Утром сотрудники ДПС просматривали камеры видеонаблюдения и чесали затылки, сдвигая форменные фуражки набок, ведь было от чего голове зачесаться. Вот девица кидает какие-то бумажки в реку, вот в следующую секунду перемахивает через ограждение и ныряет прямо в воду. И мужик, который бежит к ней, а потом уже не бежит. И ведь никакой машины не было. Ничего не было. Человек просто отлетел в сторону, отброшенный чем-то или кем-то со страшной силой. Повезло, что выжил.

Ну да мало ли в этом происшествий, которые логикой объяснить нельзя? Ох как немало! Странностей хоть отбавляй.

Капитан Копейников, молодой еще мужик лет до сорока, крепко задумался. Лезть во всю эту чертовщину еще совсем не хотелось, а если не лезть, то что вообще писать в документах? Про Девида Копперфильда или про Бабу-Ягу? Тяжело вздохнув, капитан Копейников изъял видеозаписи, кстати, довольно хренового качества. И решил начать с девицы-прыгунка. Там хоть никакими странностями не пахло. Мало ли в этом городе самоубийц?

Ох, немало.

Капитан Копейников не знал, что девица, в общем-то, никакая не самоубийца.

Сразу после нырка в водичку она ловко выплыла на поверхность и поплыла по течению грязной реки.

- Хоть тут погреюсь, - пробормотала она, и из ее рта вырвалось облачко пара.

Спустя несколько минут девица выберется на пристань, выльет воду из чавкающих кроссовок, выжмет напитавшуюся влагой толстовку.

- Жить можно, - скажет она, стуча зубами, и явно знакомыми ей переулками отправится в ничем не примечательный двор-колодец. Нырнет в один из подъездов, поднимется на три пролета, толкнет дверь, обшитую поцарапанным дерматином. Дверь, как обычно, не запертую.

В темноте коммунального коридора пройдет в глубь квартиры, немного повозится с замком и зайдет в комнату. Там, не зажигая света, разденется и рухнет в кровать, даже не приняв душ.

После такого использования дара сил у девушки обычно ни на что оставалось. Это чудо, что она смогла добраться до этого места. И еще большее чудо, что она до сих пор жива. Ведь такие, как она, обычно долго не жили. А если и жили, то в глухих чащобах, куда простым людям ходу не было.

Такие, как она, несчастны, их век – одиночество, а девушке-то даже еще и двадцати нет. Хочется пожить нормально, приключений там, путешествий, в веселых компаниях потусоваться, мужа завести, ребенка родить или двух. А не жить в такой глуши, где волки гадить боятся.

Только вариантов, кажется, нету. И во всем виновата собственная глупость. Можно было бы и грубее сказать, но себя жалко.

А началось все вот с чего…

Глава 1

Я смотрела телепередачу «Экстрасенс» и никогда ее не пропускала. Раззявив рот, я с замиранием сердца наблюдала, как молодой паренек с пирсингом во всех местах закатывал подкрашенные карандашиком глазки и предсказывал будущее. Или как тетка, обвешенная шкурками сусликов, стучала в бубен (к сожалению, не ведущему) и разговаривала с духом давно умершего предка.

Я смотрела, как ловко они разгадывают тайны и загадки, общаются с полтергейстами, видят на три метра под землей. Смотрела и рвалась туда, к ним.

Почему? Да потому что я такая же. Могущественная. Экстрасенс, как мне тогда казалось. Мне не хотелось славы или денег. Я была слишком застенчивой, чтобы желать прославится на всю страну. Мне хотелось просто поговорить с кем-то, кто меня понимает, кто видит мир так же, как я. Мне это было очень нужно.

Поговорила, ага. Да так, что до сих пор от последствий отмахаться не могу.

Если бы вместо кастинга я пошла бы сдаваться в психиатричку, моя жизнь сейчас была бы намного проще и приятнее. Лежала бы себе под галоперидолом счастливая и бед бы не знала. Кто же знал, что шоу является гигантской кампанией по заманиванию таких наивных идиотов и идиоток, как я?

Но обо всем по порядку.

Все случилось в один отличный майский денек, когда мне едва стукнуло семнадцать. Я уехала из своей глуши в Питер на месяц, сняла хостел. Денежки кое-какие у меня были, а вот жизненного опыта фиг. В глазенках коровья наивность, в мозгах – отсутствие критического мышления. Ну чисто деревенская простушка, но это я только сейчас понимаю. А тогда я, идиотка, шла в парк, где должна была пройти первая часть кастинга на мое любимое шоу. И где я должна встретить таких же, как и я. Завести новые знакомства, может, даже с кем-то подружиться… Аж вспоминать противно, до чего я была бестолковая.

…Народу в парке было очень много. Человек двести точно. Все болтали, суетились, размахивали руками, посохами, бубнами, даже с удочкой кто-то пришел. Рыбак, наверное.

Помню, как мне было смешно смотреть на чудаков в разных нарядах. На их фоне я даже выделялась. У меня не было черных накладных ногтей, рокового взгляда или хотя бы узкого корсета, из которого выпрыгивали сиськи. Я была обычной девушкой-ромашкой с пухлыми щечками. Если бы от меня еще навозом деревенским попахивало, была бы полная картина.

- Тут кастинг, - сказала мне тетенька в очень темных солнцезащитных очках и с блокнотом. Она была одета в фирменную футболку телеканала, а из ее уха, как черный жук, торчала гарнитура.

- Здравствуйте. Я записана как раз на кастинг. На первый тур. Ну, на отборочный…

- Правда?

Тетенька-очки недоверчиво смерила меня взглядом (ну, насколько я могла догадаться об этом).

- Фамилия? Номер?

- Марина Любимцева, номер - 1676

- Ну проходи, Марина Любимцева. Во-о-он туда иди.

Рядом со съемочной группой, которая расположилась на лужайке, стоял большой летний пластиковый стол, утащенный, похоже, с веранды ближайшей кафешки.

На нем возвышался большой черный ящик. На него было направлено несколько камер, оператор с совершенно равнодушным лицом снимал тех, кто к нему подходил. Рядом были наблюдающие: штук пять женщин лет тридцати, тоже, кстати, в солнечных очках и почему-то в вязаных свитерах, из-под которых торчали фирменные футболки. Жарко же…

- Что лежит в черном ящике? – строго спрашивала одна из женщин, и человеку из очереди давалось время на ответ. Женщины слушали, что-то записывали в свои блокнотики.

Я не спешила вставать в хвост очереди. Хотела посмотреть, может, удастся с кем-нибудь разговориться. Ведь люди вокруг меня активно знакомились, общались о таких вещах, за которые в любом приличном обществе от них отсели бы в маршрутке.

- Вы из Кирова? Нет? Из Кировска? Тоже нет? Странно. Я вижу, что место вашего рождения на букву К. Караганда? – спрашивал тощего вида дядечка у пухленькой женщины в цветастом платье. Женщина таинственно улыбалась.

- Омичка я, - наконец сказала она. – Бабка моя из Киева была.

- Да, да! В вас сильна ее кровь! Вы от нее переняли свой дар? – восторженно спрашивал тощий дядечка и выдирал на кадыке волосы от радости.

«Не, он точно шарлатан», - думала я и вглядывалась в людей. Люди, как оказалось, тоже вглядывались в меня. Молодой парень подошел ко мне, встал рядом.

Нормальный вполне себе парень. Рубашка с короткими рукавами, джинсы, кеды. Черные волосы, родинка на правой щеке. Обаятельная улыбка.

- Привет, - радостно сказал он, и я улыбнулась в ответ. Ну наконец-то!

- Ты чего тут? Ждешь кого-то? Только не говори, что ты из этих, - насмешливо спросил он. И мне улыбаться немного перехотелось.

- А ты тогда чего тут делаешь? – немного обиженно спросила я.

- А я в операторской группе. «Принеси-подай», слышала про такую должность? Очень важная. У меня тут неограниченная власть.

- И какая у тебя власть?

- Скоро будут паёк раздавать, могу принести двойной бутерброд и еще банку колы сверху, - серьезно ответил он, и я рассмеялась. – Меня, кстати, Ваня зовут. Так ты чего сюда пришла? Просто поглазеть?

Я кивнула. Ну а еще что сказать?

- Ты посмотри, вынарядился. Одних перьев на три петуха хватит, - хмыкнул Ваня, показывая на ярко одетого мужчину.

- Ну, он же шаман, - сказала я.

- Да какой он шаман! Это Петька Грибов. Актер.

Петька Грибов никак не напоминал актера. Он выглядел точь-в-точь как шаман, которых порой показывают по телеку. Хмурый, острые скулы, загорелое лицо, хищные белые зубы…

- А зачем… - начала было я спрашивать, но из уголка съемочной группы кто-то закричал что-то вроде «Ванька, где тебя носит? А ну сюда, бегом!», и мой новый знакомый, улыбнувшись, махнул мне рукой.

- Я тебя найду потом, никуда не уходи. С меня двойная кола! Нет, тройная!

И он умчался.

А я опять осталась одна.

Очередь совсем скоро распалась, люди объединялись в группки или по парам. Привезли пайки, и все понеслись туда, но мне не хотелось есть. Меня манил черный ящик, возле которого почти никого не осталось, только одна из наблюдательниц сидела в кресле и, кажется, дремала.

Глава 2

Меня разбудил запах речной тины. И еще что-то шевелилось в волосах… Фу, какая гадость! В душ, в душ!

Правда, в коммуналке он был занят. Впрочем, как всегда.

Тяжело вздохнув, я прошла на крошечную кухоньку. За столом, аккуратно застеленном клетчатой клеёночкой, сидел Илька, пил чай из узбекской пиалы и закусывал сушеным урюком. Эстет.

- Выглядишь великолепно, - восторженно выдохнул Илька и тут же заржал. Сам пошутил, сам посмеялся.

- Отвали, - буркнула я, сунула голову под кран на кухне и пустила воду.

Загудели трубы. Запах тины от моих волос стал еще сильнее.

- Ты что, свою цацку на дне морском искала? Неуспешно, раз сюда притащилась среди ночи, - сказал Илька, шумно прихлебывая из чашки.

- Ты, как всегда, делаешь правильные выводы. И в кого ты такой умный?

Илька довольно погладил себя по давно не стриженной голове.

- В дедулечку своего, конечно. Еще в Цукерберга, Маска, Альберта Эйнштейна…

- Я вчера чудом спаслась, - перебила я, заматывая голову в полотенце, – меня едва не поймали.

Илька равнодушно дернул плечом.

- Тогда ищи свой амулет быстрее. Пока контурники тебя видят, так и будут преследовать.

- Да не могу я! Эта проклятая цацка все время перемещается! Сил моих на это уже нет. Илька, я вот на таком волосочке была, понимаешь? Мне пришлось в реку скакать с парапета, чтобы спастись, и раскидывать карты. Чуть нос себе не отморозила!

- Ну вот, истерика. Здравствуйте, давно не ждали. На-ка вот, чаю попей.

Илька поднялся из-за стола, едва не задевая лампочку головой, достал заварочку, вторую пиалу, с тяжким вздохом открыл шоколадку.

- Ешь.

И я ела шоколад и плакала, и тряслась, и сморкалась в новый Илькин платок, и снова ела шоколад. Откат был привычным, но от этого не менее травматичным.

Когда чай был допит, меня, наконец, отпустило.

- Маринка, успокоилась? Время. Тебе пора уходить через… ща… через семнадцать минут. Собирайся, - спокойно сказал Илька. И я послушно пошла собираться. Хорошо хоть, что душ освободился.

..Илька провожал меня у дверей. Он всех всегда провожает. Высокий, худой, как скрепка, он висел в дверях и желал мне удачи.

- Переживи как-нибудь следующие двенадцать часов и приходи живая и здоровая, - сказал он. – Я булки с маком буду печь, постарайся на них успеть.

- Ничего не обещаю, - сказала я и махнула ему рукой. – Спасибо.

Я вышла из незапертой квартиры и грустно посмотрела на дверь. Черный, обшарпанный дермантин, провод срезанного замка, здоровенная жирная цифра 44, кривовато написанная белой краской. Дверь, за которой мне безопасно и спокойно, но я не могу проводить в этом месте больше двенадцати часов в сутки. Потому что иначе меня найдут. И Илю найдут. И других тоже, и тогда не будет больше в Питере места, где можно будет отдохнуть и набраться сил для следующих двенадцати часов. Не будет места для таких бедолаг, как я.

Я спустилась на два пролета вниз, уселась на подоконник на лестничной площадке, достала из рюкзака карты. Колоды у меня тают как снег на солнце. Две-три в день уходят, приходится коробками оптовыми заказывать. А все потому, что в последнее время те, кому я нужна, как с цепи сорвались. И времени у меня очень, очень мало.

Мне нужно найти амулет во что бы то ни стало. Иначе совсем скоро меня поймают. Поймают и убьют.

И я медленно принялась тасовать колоду. Если делать это плавно и переходить «на полное зрение», как это называют другие ведьмы, то холодно почти не будет. Это вчера вечером мне пришлось предсказывать будущее за полминуты, тогда как на обряд предсказания требуется не меньше десяти минут. Но я справилась, хоть чуть и не закоченела.

Сейчас же карты послушно скользили в моей теплой, ничуть не замерзшей руке, а я думала о том, что меня ждет. А потом я закрыла глаза, перемещаясь туда, где мир для меня всегда виден без загадок и тайн, таким, какой он есть на самом деле.

Первым на белую пластмассу подоконника выпал алый король червей. Эта карта вот уже два года всегда идет первой, потому что вот уже два года цель у меня только одна: найти свою защиту, чтобы жить как нормальный человек. Чтобы вернуться в то время, когда я еще была беспечной девчонкой с косичками, выбирающей не крепкие берцы и немаркую одежду, а босоножки и платьица.

Следующая карта – семерка бубен. Так. Так. Это уже очень хорошо. Значит, меня не преследуют и в ближайшие три часа не собираются убивать. И мне ничего не грозит. Посмотрим… Карта послушно расплылась перед моим «полным зрением», растеклась разноцветной дымкой. Дымка крутанулась в воздухе раз, другой и превратилась в миниатюру одного питерского дома. Очень хорошо знакомого мне, да и любому питерцу, дома – дома «на курьих ножках» на Новосмоленской набережной. Номер… Номер 6? 8? Все, вижу, восемь. И еще цифра 18. Номер квартиры? Так, это совсем хорошо. Так ярко я видела местоположение своего амулета только один раз. Тогда вторая карта показала мне амулет в метро, даже время и станцию показала, но последняя, пиковая карта ясненько сказала мне, что если я туда сунусь, то ничего хорошего меня ждет.

Поэтому третья карта, выложенная мной на подоконник, была решающей. Если будут пики, то надо бежать. Если трефы, то можно попытаться рискнуть, в зависимости от того, какая именно будет карта. Если после семерки, то и пытаться не стоит.

На подоконник легла семерка! Только не крести, а черви! Стопроцентный результат! Я сегодня! Наконец! Найду этот клятый амулет!

Счастье!

Я сгребла карты в кучу, радостно прогрохотала по ступенькам новыми берцами, которые пришлось надеть на смену промокшим и расклеившимся кроссовкам. Бегом, вперед! На Новосмоленскую набережную! Я не могла поверить в свою удачу, но рефлексировать некогда вообще-то.

Так что вперед! Я совсем скоро буду жить как нормальный человек! Какое же это счастье!

***

- Да, девчонка не промах. Даже жалко, что такой талант пропадет.

Глава 3

Прием был камерный, только для своих. Но народу тут было много. Съехались на белые ночи немного пошабашить. И пошабашничать. Хотя и простых людей тут тоже хватало. Ну, простых в метафизическом смысле. Наличие власти и денег делало их все же отличными от основной массы людей.

Олигархи, парочка даже из списка «Форбс». Спонсоры, инвесторы - чуть менее значимые, но тоже очень, очень богатые. Они обнимали роскошных девушек, флиртовали с «ясноглазыми» - так красиво называли контурниц - чтобы к ним подмазаться. Вербовали, покупали, договаривались об условиях и оплате с другими, ввязывали себя по уши в мир, в котором ничего не понимали. И получали желаемое от тех, кто взаимодействовал с миром иначе. Таких хватало и помимо ясноглазых.

Веды, шаманы, вестники, вещуны, ауспиции, геоманты, онейроманты, онейрополы… Кого только тут не было! Весь цвет города, самые сильные, смелые, ловкие, умелые. Алчные, жестокие, знающие свою цену и все равно пытающиеся продаться дороже. И все, все до единого продавались, с успехом продавались. Талантам иных всегда можно найти достойное применение.

Ну, кроме ведьм, конечно.

Ведьмы на такие сборища являлись несколько в другом состоянии. Так сказать, не физиологическом.

Они присутствовали здесь в виде периаммов – особых амулетов, украшающих многие богатые толстые шеи в этом модном лофт-пространстве на тридцать втором этаже. Сила ведьм, энергия, их контуры и их жизни – все оказывалось перенесено подчистую в периаммы из сосновой щепы.

Чем сильнее ведьма, тем круче твой периамм. Удача, деньги, женщины, положение. Любовь, смерть врагов, проклятия и привороты. Исцеление, физическая сила, здоровье. Все, что захочешь, будет заключено в периамм, только выбери ведьму посильнее и убей про помощи не самого сложного ритуала.

В прямом смысле на шеях мужчин висели не красивые осиновые амулеты, а жизни несчастных женщин, которым не посчастливилось иметь дар. Молодых женщин.

Старухи-ведьмы для периаммов не годились. Их умные, опытные души отказывались перетекать в деревянный прямоугольник с выжженными символами. Они растворялись в воздухе, не оставляя после себя ни следа. Хотя нет, неправда. Оставляли.

Чаще всего старые ведьмы оставляли обидчикам на долгую память проклятия до седьмого колена. Иногда – до двенадцатого. Поэтому с деревенскими бабками никто не связывался. Поймаешь ее, амулета толком не сделаешь, а потом и сам помрешь вскорости. Овчинка выделки не стоит.

А вот молодые… Очень трудно найти таких. Поэтому олигархат и организовывал поиски - каждый кто на что горазд. Охотников нанимают, профессионалов. Вот запустили «Экстрасенсов», уже пятый сезон идет, и с каждым новым сезоном генеральный продюсер шоу все молодеет и хорошеет. Говорят, даже не болеет, а раньше все по санаториям катался и к бабкам ходил, был бледный, злой и слабенький. А теперь прямо добрый молодец, и девицы вокруг него толпами собираются. Трутся около него постоянно, как мартовские кошки… А вот и он сам, собственной персоной.

Сидит в лаундж-зоне, пьет воду со льдом, потому что заказ еще не принесли. Верхние пуговицы на молочно-белой рубашке расстегнуты, на загорелую кожу шеи облизывается девица - модель, конечно. Вторая, очень на нее похожая статями и губами, неотрывно, зачарованно смотрит на Андрея Геннадиевича, даже не моргает. Ну оно и понятно, почему.

На загорелой, накаченной шее Андрея Геннадиевича три черных тканых шнурка, и на каждом - по маленькой такой, совсем непримечательной дощечке. Три периамма – ну ничего ж себе! И один уж точно приворотный, раз у девиц рядом с ним гон начинается.

- Андрюша, добрый вечер, - мурлыкнула Ирина Сергеевна и уселась в кресло напротив мужчины. Аллочка встала позади Ирины Сергеевны и тоже лучезарно улыбнулась. Ее многоцветные глаза с ярким ободком на радужке сверкнули в свете ламп. Девицы рядом с Андреем Геннадиевичем напряглись, одинаково поджали пухлые губки.

- Добрый вечер, Ириночка, - сказал Андрей Геннадиевич. – Девочки, оставьте нас. Идите, идите, потанцуйте.

Девочки не смели ослушаться. Они почти синхронно встали, тяжко вздохнули и недовольно покинули своего обожэ, виляя попами.

- Прости, Ириночка, сама знаешь, девочки от меня без ума.

Ириночка, как глава «ясноглазых», не позволила себе ни капельки насмешки, хотя очень хотелось. Знала она, почему «девочки от него без ума». Та ведьмочка, которая пошла на его периамм, была очень и очень сексуальна. Она обладала врожденным даром приворота. Именно таким девицам, природным интуитивным ведьмам, больше всех доставалось в средние века. И этой тоже досталось… Века сменяются веками, а люди такие же алчные, жестокие звери.

Ирина Сергеевна опустила глаза, стараясь не переходить на привычное контурное зрение. От энергий, которые испускал Андрей Геннадиевич, всегда тошнило. Сила трех периаммов от трех умерших ведьм дарила ему контур, но в пределах этого контура творилось невесть что. Но об этом потом, попозже. Если думать об этом, то тошнить начнет еще сильнее.

- Знаю, Андрюша, знаю. Смотрю, подкачался еще.

- Ирочка, и ты все хорошеешь. Каждый раз такая разная, такая удивительная…

У входа зашумело: зазвенели бокалы, раздался женский заливистый смех.

Ирина Сергеевна обернулась на шум, Андрей Геннадьевич тоже. В лаундж-зону входил молодой человек с черными, гладко зачесанными назад волосами. Он был похож на итальянского мафиози, такого себе внука Крестного отца. Красивый, загорелый, в идеально скроенном костюме.

- Это Старцев, Петька. Из нуворишей, в Питере неделю как, а уже вхож куда надо. Говорят, денег у него как у нефтяного шейха, - немного ревниво сказал Андрей Геннадьевич. На шее Старцева не было веревок, на которых бы висели периаммы, и Ирина Сергеевна посмотрела на него из изнанки, зрением контурницы. Но ничего особо интересного не нашла: обычный рассеянный контур человека, сероватый, как пепел. Значит, талантами не блещет. Так, середнячок. Хотя было что-то, что цепляло глаза, какая-то несуразица, неточность, но Андрей Геннадьевич не терпел, когда в его обществе женщина интересовалась другим мужчиной.

Глава 4

Дом дяди Коли был… М-м-м… Его не было, если уж придираться к фактам. Был подвал в одном из многочисленных дворов совсем не в центре города.

Вход в подвал был неприметным и печальным. Управляющие компании туда не совались, дворники тоже равнодушно скользили мимо выкрашенной в скучный цвет двери. Никому и в голову не приходило притащится сюда с проверкой, поискать ключи. Даже буйные подростки в поисках местечка для зависания не соблазнялись хлипким замком и проходили мимо, неосознанно ускоряя шаг.

А все потому, что внизу двери были сделаны маленькие надсечки. Такие незаметные царапинки, в которых мало кто смог бы опознать несколько рун. С рунами вообще мало кто работает: уж больно они энергозатратные, намного хуже, чем таро. Руна перт, обозначающая секрет, руна эйваз – защитная. И чуть ниже, если присматриваться сквозь лупу, еще одна руна, и на этот раз гаденькая, принадлежащая еще славянским черным ворожеям, которые писали свои чернобожьи руны на жертвенных лбах кровью. Именно из-за этой руны никто не задерживался рядом с подвальной дверью. Перевернутая языческая руна тревожила, вызывала безотчетный страх. Кровь приливала к голове, к ушам, бешено стучало сердце, и мысли были жуткие, темные настолько, что после них тошнило, как после мерзкого фильма ужасов.

- Ирина Сергеевна, мне позволите? – деловито спросила Аллочка, переходя на особое зрение. Достала из маленькой сумочки перочинный ножик, потянулась к рунам на двери, чтобы стереть их лезвием.

- Нет, стой! Замри!

Ирина Сергеевна видела грозные контуры рун, энергия от которых рассеивалась в паре сантиметрах от двери. Видела она и жуткий, багрово-красный контур чернобожьей перевернутой руны. За этим багровым, режущим глаза контуром она едва не упустила небольшое, едва заметное дрожание вокруг ручки двери. Оно напоминало жаркое марево, которое висит над асфальтом в знойный день.

- Да быть того не может, - выдохнула Ирина Сергеевна, присматриваясь к дверной ручке с расстояния в несколько метров. – Совсем свихнулся на старости лет. Аллочка, разворачиваемся и едем домой. Дядя Коля гостей нынче не привечает.

- Привечает, да только званых. А коли незваные придут, дак пусть и получают по заслугам, - раздался хитроватый старческий голосок.

- И вам доброй ночи, дядь Коль, - с нежной улыбкой повернулась к говорившему Ирина Сергеевна. – Неужто ваши незваные гости заслужили… вот это? Не перебор ли?

Дядя Коля меленько захихикал. Смех был такой, будто в банке загремела мелочь.

- Поделом им, - сказал он, отсмеявшись, и уселся прямо на грязную мусорную урну, которая стояла у подъезда.

Аллочка, впервые увидев легендарного дядю Колю так близко, разочарованно нахмурила лоб. И это не осталось незамеченным.

- Твоя девочка? Ты гляди, воспитывай девчонку-то, кнутком приласкай, чтоба старших научилась уважать, - назидательно сказал дядя Коля, глядя на Аллочку в упор. – Как звать-то тебя, девочка?

- Ал… Алина, - сказала она, в последний момент почувствовав, что этому жалкому мелкому старичку верхом на мусорке не стоит называть даже имени.

- И не стыдно врать старикам? Охо-хо, придется мне молодежь поучить, а то так глупой и помрет.

- Не надо ничего де…

Ирина Сергеевна не успела разрулить ситуацию. Старичок успел первым. Длинным отросшим ногтем мизинца он чертил на своей грязной маленькой ладошке знаки. Один, второй…

Аллочка рухнула на колени, раздрая чулки, царапая колени. Закашлялась, схватилась за горло. Ее лицо покрылось потом, побледнело.

Ирина Сергеевна хотела было что-то предпринять, но Аллочка успела среагировать. Перейдя на контурное зрение, она довольно быстро справилась с шоком от увиденного настоящего облика дяди Коли, быстрым движением порезала неизвестно откуда взявшимся ножичком руку и дернула за свои длинные сережки. Цепочки послушно выскользнули из раскрытого заранее замочка прямо в порезанную ладонь и окрасились кровью. Одна из цепочек упала на землю перед Аллочкой, вторую Аллочка слабеющей рукой кинула под ноги Ирины Сергеевны. И цепочки вдруг задвигалась, словно были живыми. Кашель тут же прекратился, на лицо вернулся румянец. Обереги на крови сработали как надо.

Дядя Коля снова хихикнул и перестал чертить руны на ладони. Настроение у него менялось очень быстро.

- Умная у тебя девица, как я погляжу. И себя защитила, и о тебе не забыла. Не гниль и не падаль, как все ваши. Ну ладно уж, прощаю на первый раз. Я жо не изверг какой. Пусть живет девка. А ты, Иринка, ежели хочешь, приводи ее ко мне, будет мне внучечкой. Ужо я ее поучу как следоват.

И он снова захихикал.

Ирину Сергеевну внутренне передергивало, но она все так же улыбалась и излучала дружелюбие. Аллочка же вообще была в полуобморочном состоянии.

- Так чего пожаловали? – спросил старик и поудобнее устроился на мусорке.

- Вопрос у меня про молодую ведьму. Говорят, что вы, дядь Коль, за это дело взялись…

- А-а, так ты и впрямь по делу… Ну так проходи. И ты, внучечка, тоже проходи. Сейчас, только руночку одну на смерть сниму, а то, хи-хи, у меня самого от нее защиты нету.

Он встал с мусорки, царапнул на дверной ручке полоску, и горячее марево растаяло.

- Ну, заходите, гости дорогия!

Он широко распахнул дверь в подвал и сделал приглашающий жест рукой.

Ирина Сергеевна едва не зажала рот ладонью. Аллочка, поднимаясь с колен, побледнела до белоснежной белизны, потому что тоже не успела переключиться с контурного зрения на обычное. Из подвала дяди Коли несло смертью. Багровые жирные спруты тянулись из распахнутой двери. Несколько черных контуров наслаивались один на другой, и в пределах этих контуров клубилась мертвая энергия, вызывающая тошноту и ноющую головную боль.

- Мы не смеем злоупотреблять вашим гостеприимством. Мы явились без приглашения и не хотим смущать хозяина. Давайте, может, по-простому, вон там, на лавочке? – обаятельно улыбнулась Ирина Сергеевна, беря себя в руки.

- Правда ваша, девоньки. На природя-то всяко лучше. У меня, по правде сказать, не прибрано.

Глава 5

Когда я со всех ног бежала по адресу, который показали мне карты, я не подозревала, что это последнее утро моей относительно спокойной жизни. Я тогда еще не знала, что за меня взялся самый жуткий некромант в России и самая талантливая контурница с целым отрядом своих глазастых девиц.

Вот про Алима я знала, потому что из-за этого гаденыша мне пришлось искупаться в речке и испортить свои любимые кроссовки. И еще пришлось целый год бегать от него по всему Петербургу, выучить все более-менее безопасные места, пользоваться все это время гостеприимством Ильки. И искать, бесконечно искать свой амулет, который мог бы подарить мне защиту от всего этого, спрятать меня, уравнять меня с обычными людьми.

..Про амулет мне рассказала старая ведьма, приютившая меня на пару месяцев в самом начале моих мытарств, когда я скиталась по городу как дикий зверь, боясь каждую секунду быть пойманной. Антонина Егоровна, баба Тоня – моя спасительница. Если когда-нибудь у меня будет дочь, назову ее Антониной. А мальчика – Антоном. Это прям железно. Потому что шанс выжить подарила мне именно она.

Бабе Тоне было девяносто шесть лет. И она была еще вполне ничего для такой древней бабульки. Это, конечно, потому, что она была ведьмой, такой же, как и я. Только, по ее словам, я была намного сильнее и перспективнее. Из-за этого она порой говорила про меня плохие слова и замахивалась старым ломиком, которым порой вскрывала почтовые ящики соседей. Что сказать, характерец у нее был как у ведьмы в самом плохом смысле этого слова.

Нашла она меня сама, когда я дрожала в ноябре где-то на очередном загаженном голубями чердаке. Почуяла. Она сильная ведьма была. Хотя, по ее словам, от меня на полгорода силой несло, вот она и пришла за мной. Она очень хорошо понимала, что со мной может случиться, если меня найдут другие. Пожалела, видимо.

- Ишь, залезла, дура! Вылазь давай! Со мной иди, если жить хочешь, бестолковая! - кричала она на меня, когда я от неожиданности и испуга забилась под какой-то чердачный хлам.

И я пошла. Потому что начала понемногу понимать, что в ситуации я оказалась не в самой приятной. Молодая ведьма = периамм. Рано или поздно. С бабкой-ведьмой, с такой же, как и я, шансов всяко побольше.

Баба Тоня привела меня к себе домой. Она вовсе не бедствовала, жила в большой квартире одна. Гости к ней почти не ходили, заезжала пару раз дочь на часок, да и все на этом. Поэтому у бабы Тони для меня нашелся защищенный уголок. Жаль, что ненадолго.

- Я помру скоро, - сказала она мне преспокойно, внимательно на меня мутноватыми серыми глазами, - но хоть покажу чего, поучу. Тебя же никто и не учил небось.

- Вы очень бодро выглядите, еще много лет проживете, - вежливо пыталась польстить я. Мне было жутко неловко жить у старого человека. Баба Тоня на это только хмыкнула.

- Глупая ж ты девка… Всяк ведьма свой срок знает. Дар-то надо передать, а то сила распирает, небось, помереть не даст спокойно, на том свете измучит.

Силы у бабы Тони и впрямь хватало. В изнанке вокруг нее клубилось в черном контуре светлое сияние с редкими черными точками. Правда, сама она, как я, изнанки не видела. Так, чуть-чуть совсем. Поэтому мое обучение шло не совсем по плану.

- Ишь ты, молодая дура, - прямо говорила мне баба Тоня, пытаясь объяснить мне суть карт Таро или гаданий на воске, - мне помирать через два месяца, так я и тебя переживу, бестолочь! Ты не карту смотри, а в карту. Не на воск, в унутрь воска!

Я старательно пыталась смотреть «унутрь», но получалось скверно. Карты Таро для меня были особой пыткой. Я смотрела на них и проваливалась куда-то совсем уж в дикость. Картинка в ином зрении не складывалась, а складывалась чушь несусветная. Какая-то мешанина образов, цветов, звуков. От этого болела голова и ныли зубы. С воском было то же самое. Я даже плакала пару раз от боли. С холодом тоже было странно. Температура вокруг меня скакала как безумная, от жесткого минуса до жары.

Через неделю баба Тоня плюнула (в прямом смысле слова) и сунула мне в руки обычную колоду карт.

- Вот цельные карты. Вот эти об опасности говорят. Если дама выпадет вот такая, то лукавство и ложь будет, если король червей, то любовь или желанное что, если туз пиковый, то беги без оглядки, лучше всего в воду. Вода твой дар прячет. А ну, повтори, неуч! Вот так. Скидай карту вниз, сначала желанное загадывай, потом что на пути будет, чтоб получить чего хочешь. Ну?

Раскладывать карты получилось. С ними дело быстро пошло на лад, и я научилась смотреть «унутрь». Карты были для меня простыми и понятными, и мой дар не сходил с ума. Изнанка послушно показывала мне то, что я должна была увидеть. С другой стороны, я и так многое видела без карт.

- Много будешь знать – плохо будешь спать, - сказала мне на это баба Тоня. – Дар твой сильный, посильней тебя будет, ты за ним не угонишься и помрешь, не сдюжишь. Покажешь его там, где не надо, а на него охотников полгорода. А ежели через карты дар пропускать, никто тебя не и найдет. Мало ль кто в картишки балуется? Ты поглядывать-то поглядывай в изнанку свою, только не шибко часто, а вот через картишки сколько хошь. И руками не лезь в то, что увидишь. Мала еще.

Идея с тем, чтобы смотреть в изнанку через карты, мне показалась логичной. Знать бы об этом раньше! Ведь тогда бы я сдуру не полезла бы воздействовать через изнанку на мир. И тогда я не была бы виновата в том, что сделала тогда, еще дома…

Так прошли почти два месяца. Я училась видеть сквозь карты, потихоньку отвыкала постоянно пастись в ином зрении. Училась еще видеть воск, кофейную гущу, плетение заговоренных ниток, травы тоже, с ними у меня, кстати, лучше всего шло. Учила еще всякие наговоры, наветы.

Баба Тоня лечила в основном, но насильно своих знаний мне не давала.

- Ты глупая, ты вредить будешь, не понимаешь ничего, - ворчала она, но чему-то все-таким учила. И я вникала во все, что баба Тоня считала нужным мне открыть. Если честно, я очень боялась, поэтому ходила за старушкой хвостом.

Глава 6

Правда, был тут один нюанс.

Я знала, что амулет перемещается. А это значит, что им владеет кто-то. И я изо всех сил надеялась, что это не другая молодая ведьма. Иначе тогда мне пришлось бы уехать на Алтай и коротать свои деньки в лесной избушке. Я понимала, что останусь ни с чем, потому что не смогла бы ради сохранения своей жизни пожертвовать чужой. Но если амулет носит простой человек, не зная, чем обладает… В таком случае у меня была куча способов амулетом завладеть: купить, обменять, обмануть, даже украсть. Надо только найти.

..Дом на курьих ножках, как прозвали его в народе, был совсем рядом. Я смотрела на выпуклые серые балконы, на такое же, в тон, серое небо. А в душе у меня цвела сирень и пели ангелы. Еще чуть-чуть, еще немножко… Не выдержав, я побежала так, как давно хотела: быстро-быстро. Через четыре минуты я стояла у подъезда, переводя дыхание, еще через еще полторы минуты смотрела на черную, оббитую дорогим материалом дверь с серебристыми цифрами «18».

Сердце колотилось как безумное. Кто выйдет мне навстречу? Как мне представиться? Что говорить? А главное, как перейти к разговору об амулете? Сразу же попросить продать? Сказать, что эта вещь мне очень дорога? Ладно. Ладно.

Я вытерла вспотевшие ладошки об толстовку, потуже заплела косу, оглядела себя со всех сторон… Мда. То еще зрелище. На улице не холодно, а я в черной теплой одежде, в берцах. Волосы тиной еще попахивают, под глазами, скорее всего, жуткие мешки, и нос хлюпает после вчерашнего. Я бы такой, как я, никогда бы не открыла и еще полицию бы вызвала.

Но я буду надеяться на лучшее. И, набрав в грудь воздуха, я нажала на кнопку звонка.

Я примерно представляла себе, что говорить, если выйдет молодая девушка или мамочка в декрете. Отлично представляла, что говорить бабушкам или дедушкам. С детьми я тоже легко смогла бы договориться. Но почему-то молодого мужчину я себе совсем не представляла. А надо было бы.

Потому что на пороге квартиры стоял и удивленно смотрел на меня симпатичный всклоченный блондин в темной пижаме. Заспанный и явно недовольный.

- Девушка, вам кого? – спросил он.

- Мнедяу, - неразборчиво пробормотала я, от удивления делая шаг назад.

- Чего? – нахмурившись, переспросил парень, а я только и смогла, что мотнуть головой. Думай, думай!

- Я от Федора Егоровича Полуцкого, антиквара, - нашлась я.

- Я ничего не покупаю, до свидания, - пробурчал парень и начал закрывать дверь.

- Я ничего и не продаю. Я вам не торговка на полставки.

Возмущение в голосе было настоящим, и дверь притормозила.

- Ну, к делу. Чего хотели?

- Купить за большие деньги одну очень неважную для вас ерундовину. А на мой внешний вид внимания не обращайте, я только из экспедиции вернулась и сразу к вам, с поручением от Федора Егоровича, - важно надув щеки, сказала я, переходя на свое особое зрение. Иногда и можно позволить себе подглядеть в изнанку. Изредка.

Переплетение цветов и линий послушно повисло в пространстве, накладываясь на реальность. И в молодом человеке, который стоял передо мной, линий было много, очень много. Красные огненные, оранжевые, переливающиеся желтые, как яркий одуванчик, они вдруг оформились в яркий, похожий на пламя щит, который обтекал его тело.

Значит, парень носит защитный амулет! И я могу им завладеть, не боясь, что он без амулета помрет. Дар мальчишек для периамма не подходит, не наследуется по мужским линиям.

- Я могу зайти и изложить суть дела за закрытыми дверями? – спросила я, выныривая из мира красок и энергий. – Нужно бы и цену обсудить.

Парень внимательно посмотрел на меня, хмыкнул, но дверь приоткрыл и даже отступил на два шага.

- Марина, рада познакомиться, - сказала я и улыбнулась. Еще бы мне не улыбаться, если совсем скоро мои мучения закончатся.

- Ага, - улыбнулся он в ответ. – Говорите, Марина.

И я, не обращая внимания на то, что он слушал меня явно с насмешкой и даже не потрудился представиться в ответ, заговорила. То есть принялась вдохновенно врать.

- Вещица, которую вы постоянно носите, имеет для Федора Григорьевича особую, ностальгическую ценность.

- А не Федора Егоровича? – перебил он меня.

- А я как сказала? Так вот, этот амулет практически не имеет никакой материальной ценности, но для человека, на которого я работаю, ценность есть исключительно личная. Понимаете, его бабушка однажды была в Париже и встретила там одного почтенного француза, Жана Поля. Жан Поль был человеком весьма обеспеченным и имел огром…

- Так, стой, - перебил меня парень, - погоди с этим своим Жан Полем. Какой амулет? О чем ты вообще?

- Ну, об амулете, талисмане. Который вы постоянно носите, конечно. К сожалению, Федор Егорович не смог…

- Девушка, вы ошиблись, я не ношу и никогда не носил никаких талисманов и амулетов. Единственное, что я всегда с собой ношу, – моя банковская карта. Не ее случайно ищете?

Он потешался надо мной, а я посмотрела на него иначе, и он по-прежнему перед другим моим зрением был в огненном щите. А это могло значить только одно: он прямо сейчас в амулете и врет мне.

- Но он же прямо сейчас на вас…

Парень снова хмыкнул, на этот раз как-то даже гаденько, и расстегнул верхнюю пуговицу пижамы.

- Нету на мне ничего. Я не ношу украшений. Мне целиком раздеться или только до половины?

А я лихорадочно осматривала его шею, мочки ушей, пальцы, запястья и ничего, похожего на амулет, не находила. Но там, в другом слое реальности, парень полыхал защитной аурой, и подобной я никогда не видела. Значит, это точно оно. А он мне врет. Но где тогда этот амулет? В виде татуировки? Импланта?

- Погодите, - пробормотала я, сунула руки в рюкзак, наощупь открыла колоду и быстро раскинула ее.

Карты я тасовала так быстро, как могла. Тут же стало нестерпимо холодно. Изо рта вырвалось облачко пара.

- Девушка, шли бы вы отсюда, - сказал парень, но вдруг испуганно вздохнул, отошел на шаг назад. Неудивительно, ведь воздух вокруг меня вымерз, и это заметил бы любой, но мне было плевать. Я должна убедиться.

Глава 7

- Ну и кто это там такой плачет? Ну что ты, красавица, слезы льешь? – услышала я старческий голосок совсем рядом.

Я выглянула из кустов.

Неподалеку от моей сирени рядом с мусоркой стоял старичок и шерудил в урне палкой. Потрепанный старичок, наверное, бездомный, весь какой-то грязный, потертый. А зато душевный! Это я давно заметила, что среди нищих много добрых людей. И этот вот мимо плачущих кустов не прошел.

- Все в порядке, - сказала я и всхлипнула, понемногу успокаиваясь, - вы не волнуйтесь, все хорошо.

- Да нет, милая, совсем нехорошо, - сказал он и улыбнулся мне. И от этой улыбки мне стало даже страшнее, чем пятью минутами ранее, когда во рту красавицы росли острые зубки.

- Офигеть, - прохрипела я, посмотрела на старичка особым зрением, а потом рванулась в другую сторону, поцарапалась об ветки и побежала так быстро, как только могла. Не орала я только потому, что в груди сперло дыхание.

- Стой, красавица, - неслось мне вслед, - стой, а то помрешь еще ненароком.

Люди вокруг меня вдруг исчезли. Я была словно на съемочной площадке, с которой ушли даже статисты, а я одна осталась под недобрым взглядом главного режиссера. Я бежала, бежала вперед, стараясь оторваться от жуткого старика, и у меня бы, может быть, это получилось, но я вдруг ощутила легкий удар в спину, словно в меня что-то бросили. И правда, бросили. У моей ноги лежала чья-то кость. Очень хотелось верить, что она не была человеческой, но быстрый взгляд в изнанку мира подтвердил, что кость принадлежала именно человеку. Недавно еще умершему, потому что его оскал и лопнувшая на скуле фиолетовая кожа говорили сами за себя – там, в изнанке вместо одной кости было целое тело.

И я действительно остановилась. Ноги как-то разом онемели, приросли к земле. Это было как во сне, когда изо всех сил пытаешься убежать от маньяка, но почему-то совсем не можешь. И вот уже за спиной жуткий хохот и взмах топора…

- Ишь, молодая да резвая, не угонисся, - сказал за моей спиной, совсем уже близко, дедок. Обошел меня, посмотрел мне в лицо. А я вдруг поняла, что впереди меня действительно ждет смерть. Она наслаивалась на лицо старика и смотрела на меня из-за завесы другого слоя мира, щерила беззубый рот, растягивалась багровым и фиолетовым цветом и стягивала в себя цвета и линии вокруг. Это было так жутко, что я даже не могла перестать смотреть.

- Пойдем-ка, милая, ко мне в гости, а? Давай-ка, переставляй ножки да и иди себе. Только не убегай, а то и правда помрешь. Гляди, вишь, руна на косточке? Отойдешь чуток, и даже я тебя не спасу. Поняла, девка? Не будешь баловать?

Я нервно кивнула.

- Вот и молодец, девка. Давай-ка, пошли.

Старик отвернулся, пошаркал растоптанными кроссовками по дорожке, и я хотела было двинуться за ним, но кинула взгляд на кость рядом с моей ногой.

В изнанке мира она совсем не выглядела как кость. Вместо кости у моих ног лежал мужчина лет сорока – сорока-пяти. Его лицо перечеркивала перевернутая горящая руна, и он корчился от боли, хотя и точно был мертв. Он весь был во вспухших багрово-фиолетовых линиях, и я понимала, что стоит мне сделать что-то не так, что-то, что не понравится хозяину кости, то эти линии перекинутся на меня, и я умру. И после смерти тоже буду служить этому жуткому деду. Ну и жуть же!

Еще и руны, боже… Рунами не пользовался никто из тех, кого я знала. Пользоваться рунами для колдовства – то же самое, что пользоваться героином для творчества. Такое, мягко говоря, не поощрялось. Сами по себе руны неплохи, они просто очень энергоемкие, и чтобы ими пользоваться, нужно быть очень сильным другим. Или брать силу извне. К примеру, силу смерти, как делает вот этот страшный старик. Видимо, делает давно, на него даже смотреть стремно. И выследить он меня смог, да так, что даже карты, которые всегда меня выручали, не увидели его.

- Ну что ж ты стоишь, милая? Пойдем, дядя Коля не обидит, - обернулся ко мне старик и улыбнулся, широко растянув белый рот.

Человек-кость, корчившийся у моих ног, свернулся в позу эмбриона. Должно быть, руна доставляла ему страшные муки. Его распоротое руной лицо горело, а из закрытых глаз текли слезы. Что это вообще за силы такие, которые могут с человеком такое сотворить? Бедный, бедный…

Наитие пришло как-то внезапно. Я сделала шаг. Но не вперед, за жутким дедом, а вбок. Хрустнула под моими берцами кость, и корчащийся человек вдруг исчез. Только руна осталась гореть на асфальте, но и она скоро испарится, потому что нечем ей теперь питаться.

Как же хорошо, что я надела берцы! В мягких кроссах я бы так никогда не смогла бы, а тут – рраз – и косточка в труху.

- Гадина! Гадина! Такой артефакт испортила, - заорал вдруг старик, когда понял, что я сделала. Он, брызгая слюной, подбежал ко мне. Ноги меня еще плохо слушались, видимо, заряд в руне временно обездвиживал, и я смогла только сделать пару шагов назад, но старик вдруг больно вцепился мне в плечо, с силой разворачивая меня к себе. Начал что-то кричать мне в лицо, а я видела своим зрением, как колышется злобно раздувающие жгуты, а потом вдруг опадают, исчезают. И старик вдруг тоже отпустил меня, схватился за свою руку.

- Гадина! Обожгла дедушку! - захныкал вдруг он, а я увидела, как на его грязной ладони вспухли пятна ожогов.

Мазать ему вавку бепантеном я не собиралась, конечно, а вот свалить, пока есть силы, очень даже можно.

И я, не оборачиваясь, снова побежала, но на этот раз по направлению к метро. Туда, где люди, где их энергии перекрывают все вокруг. И откуда можно уехать к Ильке, чтобы подумать о том, что сегодня произошло.

Уже в метро, покачиваясь в вагоне, я рассматривала свое плечо особым зрением. Почему старика обожгло? Может, у меня тоже есть какой-то врожденный оберег? Но вроде ничего особенного…

Я хотела уж было переключаться обратно в реальный мир, к тому же, мне нужно было сейчас выходить: моя станция. Но взгляд зацепил вдруг крошечный огненный всполох на моей руке. Очень знакомый огненный всполох, который, истаяв, превратился в щит. Один в один как у того парня. Как его там, Максика?