Несколько лет назад. Иствер
Снег пошел неожиданно. Казалось, еще несколько минут назад ярко светило солнце, и Берги не нужно было зажигать лампу, чтобы работать. Сквозь небольшое окно деревянного домика, стоящего посреди пробуждающегося от зимнего сна леса, пробивались лучи света, выхватывая разбросанные на столе болтики, отвертку с потертой ручкой, хлопковый фитиль и фонарь, над которым трудился изобретатель. Но раз – и небо заволокло тучами, а крупные белые хлопья, как пепел, закружились за окном, оседая на деревянное крыльцо. Работать стало совершенно невозможно.
Впрочем, он и так не смог бы продолжить. Дверь резко распахнулась, и в дом вместе с ворохом снежинок, вытирая выступившие от смеха слезы, ворвалась жена. Следом за ней, едва не сбив с ног, запрыгнул пушистый белый волк. Встряхнул шерстью, как большой пёс после купания, и продолжил ластиться к Айде, выпрашивая, чтобы с ним поиграли еще немного.
– Ну-ну, милый, хватит! – остановила она расшалившегося питомца, поймав его лобастую голову в ладони и шутливо чмокнув в нос. Волк, как обычно, отпрянул, фыркнул и выскочил за порог. Играть он любил, а вот нежности – не очень.
– Замерзла? – понимающе спросил Берги, когда Айда, сбросив намокшие рукавицы, протянула руки к маленькой печке, погреться. Она откинула капюшон и блаженно вздохнула. Черные с проседью волосы змеями заструились по плечам.
– Немного. Зато посмотри, какая красота! – Она кивнула на всё еще открытую дверь. За порогом их маленького домика, мира, где они жили вдвоем, стихия разбушевалась не на шутку. Но Айда была права – зрелище завораживало.
– Ой! На дорожку же наметет! – воскликнула Айда и торопливо бросилась к двери. Но почему-то не закрыла, замерла на пороге, вглядываясь в белую круговерть, и дрогнувшим голосом сказала: – Берги, подойди, пожалуйста.
Было что-то в ее тоне, заставившее его взять трость и подняться с места. Он подошел к дверям, с трудом переставляя ноги, обнял ее за плечи, и белая холодная ладонь опустилась на его руку.
– Они пришли.
В ее голосе не было страха, скорее, обреченность. Изобретатель вгляделся и сквозь бушующую метель увидел медленно идущие к их домику фигуры. Две, три, четыре. Даже против одного мага у них почти не было шансов. Да и чем могли противостоять им ученый, наполовину калека, и необученная ведьма?
Хотя сдаваться на милость судьбы он не собирался. Им удалось сбежать однажды, быть может, Южный (прим. автора: Южный – бог процветания, Северный – бог разрушения) и сейчас окажется на их стороне? Берги доковылял обратно к столу и занялся фонарем. Как же не вовремя он решил его подправить!
– Подожди минутку, сейчас, тут чуточку осталось. Я доделаю, и ты его зажжешь. А потом мы еще посмотрим, кто кого, – с упрямством произнес он, прилаживая фитиль на место и проверяя, достаточно ли в фонаре масла. – Айда, только ты отойди от двери, а то мало ли…
Звук выстрела растворился в метели, но изобретатель всё равно его услышал. Обернулся. Жена стояла там же, по-прежнему держась одной рукой за дверь, затем пошатнулась.
– Айда! – он бросился к ней, не обращая внимания на больную ногу, и поймал, когда она уже падала на пол. Раздробленное колено подвело, и он рухнул вместе с драгоценной ношей. Айда побледнела, а на серой шубке, купленной в прошлом году на ярмарке в городе, расплывалось красное пятно.
Маги не стали рисковать, предпочтя долгим и трудоемким заклинаниям свинцовую пулю. Ведь сегодня они пришли сражаться не со снежными тварями, а с обычными людьми.
– Прости, – выдохнула Айда из последних сил, стремясь нашарить его руку. Он бережно сжал ее пальцы и почувствовал в ответ едва ощутимое движение. Даже не пожатие, прикосновение. – Прости. Люблю тебя…
Ее губы дрогнули последний раз, пытаясь растянуться в улыбке, и женщина застыла неподвижно.
– Айда! Айда! – Он сжал ее в руках, отказываясь верить. По морщинистым щекам потекли слезы, в груди запекло, стало тяжело дышать. Надо было подняться за лекарствами, но сил не было. Да и какой смысл, если маги стояли на пороге?
Где-то в лесу горестно, на одной ноте завыл волк, и этот вой подхватил многоголосный отклик его собратьев.
***
Настоящее время. Маскарт
На блошиный рынок лучше всего было приходить с самого утра. Ценный товар раскупался мгновенно – только поленись, поспи подольше в теплой постели, и конкуренты тут же подсуетятся! И пускай антикварную лавку в городе держала только ее тетка, Вильма не обольщалась. Всегда находились умельцы, готовые продать редкую вещичку из-под полы.
Сегодняшнее утро выдалось особенно морозным, да еще снега навалило столько, что с трудом удалось открыть входную дверь. Хотя, чему удивляться? Шла третья декада полузимника, последнего осеннего месяца, море со дня на день грозило затянуться первым тонким ледком, а северные ветра намели на улицах высоченные сугробы.
Укутавшись в старый, но теплый и удобный плащ, Вильма поспешила к пристани, где собирались приезжие торговцы. На рассвете пришвартовался корабль с севера, и обычно в это время пассажиры успевали сойти на берег и разбрестись по своим делам, а самые ушлые – вытащить диковинки для продажи.
Она не ошиблась – в порту было не протолкнуться. Через рыбный рынок госпожа Сенгир пронеслась, не глядя и не дыша, отметив про себя на обратном пути присмотреть парочку жирных морских окуней на ужин. Привычно увернулась от шлепнувшейся прямо под ноги туши осьминога – здесь постоянно что-то куда-то падало, и, выбравшись из царства деликатесов, оказалась в крытом павильоне, сооруженном на месте старого сарая.
От запахов рыбного рынка тонкие деревянные стены не спасали, зато людей было поменьше. По углам топились жаровни, и Вильма скинула капюшон, позволив кудряшкам рассыпаться по плечам. Прошла мимо столов с медными украшениями и драгоценной посудой, не отвлекаясь на ароматические масла и душистое мыло – а хотелось бы остановиться и присмотреть что-то для души! – и протиснулась в самый угол сарая. Первым делом она заметила потертый меховой колпак ее постоянного поставщика, господина Кловиса. Сам торговец с азартом закопался в мешок под ногами, а на прилавке у него были разложены разнообразные предметы, от часов на цепочке с полустертой надписью на крышке до обычной жестяной кружки, стоящей от силы пару медяков.
Несколько лет назад. Иствер
В ночлежке пахло помоями и гнилью, раздавался храп. В дальнем углу азартно резались в кости. Устроившись поближе к единственной печке, Улисс лежал на узкой койке, натянув лоскутное покрывало и поджав ноги, и стучал зубами от холода. Как же надоело! Он спал урывками третью ночь и питался впопыхах. Не иначе, сам Северный попутал его стащить этот дурацкий артефакт! Мог бы преспокойно получить свою долю и расслабляться в гостинице с какой-нибудь красоткой, а вместо этого приходилось бежать, путать следы и надеяться, что не найдут.
Несколько раз мелькала мысль – не вернуть ли артефакт, сыграв дурачка, но Улисс подозревал, что сначала его убьют, а потом станут разбираться. Пытаться обмануть магов – опасное дело, они такое не прощают.
Его загоняли, как дикого зверя. До города он доехал на лошади, но старушку пришлось продать. Она была приметная, в яблоко, и подельники запросто могли ее отыскать. Притвориться бродягой было безопаснее.
А этот артефакт? Он не зажигался и не проявлял никаких магических свойств! Если бы вор своими ушами не слышал, как Невис говорит о фонаре, если бы не видел, с какой опаской и почтением обходили хижину снежные волки, решил бы, что с ним сыграли дурную шутку. Но у ведьмы и изобретателя фонарь работал исправно. В отличие от него.
Ладно, доберется до континента, найдет, кому его спихнуть. У Улисса была парочка знакомых оценщиков, которые за процент от сделки могли и цену назвать, и покупателя найти, не поднимая шума. А он заляжет на дно, переждет, пока поиски не затихнут, и после осядет где-нибудь. Купит небольшой домик, а оставшиеся вырученные за артефакт деньги положит в банк под проценты. Журавля в небе он наловился, теперь бы синицу удержать.
Улисс в очередной раз покосился на мешок, убедился, что тот на месте, и прикрыл глаза. Надо было поспать. Завтра с утра он договорился с возницей, чтобы за пару медяшек подбросил на козлах в порт. А оттуда на корабль – и пусть маги попробуют его отыскать! Если, конечно, не застрянут в заснеженном городе до весны.
Удары костяшек о пол странным образом успокаивали, равно как и храп соседа. Улисс почти уснул, когда почувствовал, что запястье сдавила бечевка. Сработала нехитрая защита – кто-то трогал его вещи. Улисс прекрасно понимал, в каком месте вынужден ночевать, и привязал тонкую бечевку к горловине мешка – специально, чтобы не проснуться обворованным. Да стыдно же, чтобы его, профессионала, обокрал какой-то бродяга?!
– Эй, ты куда полез?
Он вскочил и схватил воришку за руку. От вида тощего покрытого лишаем мужика Улисса чуть не вывернуло. Воришка с трудом держался на ногах, покачиваясь от выпитого, и расфокусированным взглядом смотрел куда-то сквозь него. Судя по разбросанным по грязному полу вещам, он успел раскрыть мешок в поисках кошеля и других ценных вещичек.
– Случ-чайно, дядь, – пьяно улыбаясь, сказал воришка и нелепо взмахнул руками.
– Случайно? Да я тебя!..
Воришка качнулся вперед.
Что конкретно он сделает, Улисс сказать не успел, задохнувшись от острой боли, и с удивлением уставился на торчащий из живота нож. Воришка улыбался ему в лицо, уже совсем не пьяно, и, вытащив нож, ударил снова. А затем наградил еще одним ударом. Улисс завалился на койку, заливая ее кровью. Попробовал позвать на помощь, но на невразумительный хрип несколько человек из играющих в кости лишь ненадолго обернулись, а затем продолжили игру. Никто не дернулся ему помочь. В конце концов, из ночлежки каждый месяц трупы вытаскивали.
Последнее, что увидел Улисс – как его случайный убийца вернулся к мешку и закопался в вещах, небрежно откидывая драгоценный фонарь в сторону…
***
Настоящее время. Северное море
Вильма всегда представляла морские путешествия чем-то волнительным. За свои неполные тридцать лет она ни разу не выезжала за пределы Маскарта. Мысль, что находишься посреди моря на небольшом судне, а со всех сторон вода без конца и края, заставляла сердце восторженно петь. Ей хотелось ощутить запах соли на губах, дремать в каюте под неспешное покачивание волн и наслаждаться морскими деликатесами, особенно вкусными на свежем воздухе.
Увы, реальность оказалась куда суровее и прозаичнее. «Крачка» была двухмачтовой торговой шхуной и могла взять с собой в плавание до десяти пассажиров, разместившихся в крохотных каютах. Вильму подселили к подслеповатой, но бойкой старухе, беспрерывно ворчащей на тихоню-невестку. Госпожа Горден дымила трубкой, как печка, и вместо морской соли каюта, как и все ее обитатели, начисто пропахли табаком. Уговоры не курить на старуху не действовали. К тому же она искренне считала, что облагодетельствовала Вильму, позволив ей поселиться рядом, и не забывала напоминать об этом при каждом удобном случае.
Ее будущая невестка Агнесс, хрупкая девушка со светлыми, как солнечные лучики, волосами, только виновато разводила руками и всё больше молчала. Поговорить с Вильмой она смогла, только когда вредная соседка уснула; шепотом, чтобы не разбудить. Оказалось, что Агнесс ехала к жениху и ужасно волновалась, сможет ли прижиться на севере. Холод и вьюжные ветра ее не пугали, а вот отношения со свекровью не складывались.
Родители сговорили их несколько лет назад. Своего жениха Агнесс видела в прошлом году, и ладный северянин не оставил девичье сердце равнодушным. Да и ему невеста приглянулась, судя по тому, как томно вздохнула и очаровательно покраснела Агнесс, вспоминая их встречу. Всё бы ничего, но госпоже Горден в невестке не нравилось всё, от тоненькой фигурки до тихого голоса. И надо было так случиться, что госпожа Горден приехала в Маскарт по делам, и обратно на север они отправились вместе!
Не хотелось признавать, но в чем-то Вильма была согласна со сварливой бабкой: сейчас Агнесс больше напоминала запуганного олененка, чем будущую хранительницу домашнего очага и опору для мужа. Но раз до сих пор не разревелась, несмотря на все нападки, был немалый шанс, что в тихоне скрывается железный стержень.