Ведьмин внук

Глава 1.

Деревня Ягодная.

Я помню нашу деревню так отчётливо, словно это случилось вчера. Закат тогда был тёплый, густой, как мёд, и тихий снег, что долго цеплялся за землю, наконец растаял, открыв миру первую весеннюю зелень. Воздух пах свободной от зимы.

Детвора резвилась на улице, играя в "волка и овец".Ни предвестий беды ни воя собак-только довольное мычание скотины да смех ребят. Взрослые хлопотали, готовясь к ночи, а старики, усевшись у заборов, умилëнно следили за малышнëй, вполголоса перемывая кости нашей ведьме.

Да-да, ведьме. Какая деревня без неë? Правильно-никакая. Но наша была особенной:не бабка-знахарка, что травы собирает да сглаз снимает, а настоящая - сгорбленная, мрачная, с глазами, будто вырезанными из тёмного льда. Еë боялся и стар, и млад. Но, как водится, страх не мешал языкам чесаться.

У ведьмы был внук-Елисей. Чёрные волосы чёрные глаза и тишина вокруг него такая, что даже ветер обходит стороной. Его, как и бабку, сторонились. Я же за свои тринадцать лет ни разу не видела от них зла. Ведьма лечила всех, брала за труд, сколько дадут. Люди пользовались, словно это само собой разумеющееся.

Моя бабушка Тамара, мамина мать, всегда говорила:"На халяву и мухи летят-хоть на мясо, хоть на дерьмо".Я её любила больше всех на свете. Родителей сгубили волкодлаки, когда я была совсем мала. Как выжила-никто не знал. Отцовскую родню я не знаю вовсе:они отреклись от него, как только он женился на матушке, да ещё и проклинали.

Бабушка не бросила меня. Приютила, согрела, подняла на ноги. А я слушала еë, впитывала каждое слово, каждую историю. В еë памяти жили и радость, и горечь, и древняя мудрость. Всё это она отдавала мне, и я всегда знала:за такое благодарят не только словами, но и всей своей жизнью.

Бабушка Тамара людей в нашей деревне недолюбливала. Говорила:злые, завистливые, в чужое окно глядят, а под своим носом болото разводят. Всё норовят выведать-кто с кем, да что у кого, -и чем пуще сплетня, тем слаще для них.

А мне, признаться, нравилось бегать с ребятнëй. Мы играли до одури, жгли костры и рассказывали страшилки, от которых ветер в траве казался шёпотом мëртвых. Пару раз я засиживались у костра допоздна и, конечно, получала дома по заднице. Но ни разу об этом не жалела. Такие истории там ходили, что и днём жуть по пятам шла, мурашки гоняя по коже.

Всё было хорошо, однако в деревне девчонок уже в пятнадцать лет замуж отдавали. У многих кровь приходила в двенадцать-и с того дня на них начинали "смотреть'.Словно ягоду, дозревающую на солнце.

Помню, когда одинадцать мне было, у Настеньки начались. И как-то, неведомо откуда, кузнец прознал. Ему тогда тридцать было, вдовец, десять детей на руках. Не знаю, зачем ему понадобилась двенадцатилетняя девчонка-но слово своё он сказал, и Настю "засватали'.Мы , девчата, пытались её утешить. Она рыдала так, будто изнутри сердце когтями рвали. А как иначе? Отец продал её за двух коров молочных.

На свадьбе гуляла вся деревня. Все-кроме нас с бабушкой и ведьмы с внуком. Мы остались дома:тошно было даже слушать веселье.

Утром Настеньку нашли в реке. Лёгкая, как тростинка, она тихо качалась в мутной воде, глядя пустыми глазами в небо.

Вся деревня тогда затаила дыхание-не от скорби, а от лицимерия, о котором моя бабушка не уставала твердить. Лица -родителям Насти и её мужу лучше бы было плевком встречать, да только языки у всех мягче, чем совесть. О чём бабуля говорила громко. С того дня я сама стала в глазах людей изгоем-как и баб Тамара.

Кузнец, словно ничего и не было , через месяц снова женился-на пятнадцатилетней Фросе.Говаривают, живут, да только от прежней хохотушки Фроси осталась одна тень:два больших глаза, и те уже почти погасли. Бабушка кипела:почему он вдов не берёт? Зачем губит молодую кровь своей похотью? У нас в деревне тогда три вдовы было-и всё в тишине смотрели на жизнь, как на чужое веселье.

... Мне исполнилось тринадцать. Весна. Зима выдалась тяжёлой. Бабушка сильно заболела. А так как все от нас отвернулись, идти за помощью пришлось мне самой к ведьме.

Страха я натерпелась-жуть. Вечером, уже по темноте, бежала через всю деревню. Казалось, бабушка умирает. Дом ведьмы стоял у самой опушки, на краю селения. Мороз хлестал в лицо, слëзы тут же примерзали к щекам. Нос давно заложен, а теперь и примерз внутри. Бежала и молила богов:"Не забирайте бабулю.. "

В окнах еë дома горела лучина-значит, не спят. Я ускорилась, да на пороге споткнулась и рухнула. И тут же разрыдалась в голос, совсем как малая, беззащитная и бестолковая.

На крыльцо вышел Елисей. Чёрные глаза скользнули по мне , острые, как лезвие.

-Чего воешь? -спросил он.

Я, захлебываясь соплями и слезами , выдавила только:

-Бабуля! Помогите бабуле!

Он снова окинул меня взглядом, но ничего не сказал. Вернулся в дом, а через минуту вышел в шубке, протянул руку, помог подняться.

-Пошли. Покажешь. Бабка моя скоро вернётся. Узнает, где я, -и придёт. -сказал он, нахмурив брови.

Как мы дошли до дома-не помню. Только бабушка так и не пришла в себя.

Елисей, едва переступив порог, молча снял шубу и, словно хозяин, велел воды подать. Руки , сказал, мыть надо-зачем, я тогда и не подумала спрашивать. Всё сделала как положено:воду принесла, полотенце подала самовар поставила. Вдруг чай захочет-и я тихонько, крадучись, уселась в угол, наблюдать, что дальше будет.

Ему уже пятнадцать стукнуло-жених хоть куда, только кто ж за него пойдёт? Хоть за все богатства мира-нет, боязно.

Он подошёл к бабушке, положил ладони ей на грудь и начал водить ими медленно, словно что-то вылавливал в глубине. Бормотал слова- тихие, чужие. Лицо то бледнело,то наливалось румянцем, дыхание становилось тяжёлым, пока он не осел на пол.

-Воды, колодезной, быстро, -приказал.

Я, не будь дурой, рванула к колодцу. Ведро кажется, в руке горело от холода, но я втащила его в дом.

-Ковш дай, пить буду, - снова сказал он.

Подала всё, как просил, и, затаив дыхание, уставилась на него. Он пил жадно, давился, а между глотками бросал в меня взгляд из-под густых бровей. Чёрные волосы, чёрные глаза, высокий плечистый- видно, не чужд тяжёлой работы. Брови домиком, густые ресницы, острый нос, губы полные, подбородок резкий, лицо овальное. Красив...

Глава 2.

Деревня Лощинная.

По прибытию в Лощинную я, наконец, начала приходить в себя. Воздух был тяжëл, словно напитан чужими воспоминаниями, и в нём прятался запах дыма, прелой листвы и чего-то ещё. Нас высадили у края улицы и уехали, оставив. Ни куска хлеба, ни тряпицы за душой.

-Пойдём. Я знаю, куда, -уверенно произнёс Елисей, и мы молча двинулись.

Я шла за ним, всё ещё не понимая, как жить дальше. Под окнами нас провожали взглядами-настороженно и без стыда. Старики и дети, мужчины и женщины-вся деревня собралась проводить нас глазами.

У крайней избы, полускрытой в тени старых ив, нас встретила женщина, которую язык не повернулся бы назвать просто старухой. В её осанке оставалась несгибаемая сила, хоть время и выгорело некогда вороново цвета волосы, вплетя в них густую седину. Длинная коса-почти до колен- тяжело лежала на плече.

Чёрные, как безлунная ночь, глаза внимательно изучали каждого из нас. Брови чуть сдвинулись, губы сомкнулись в тугую линию. Морщины у глаз легли глубже, как трещины в старом камне.

-Я так понимаю, эту теперь тоже на себе тащить. Неужели Марфа не могла умереть чуть позже? -пророкотала она.

-О, они ведь не нарочно вам неудобства доставили! Их всего-то сожрали. -лава злости взметнулась во мне. Слова сорвались прежде, чем я успела их обдумать.

Но договорить я не успела-ведьма, двигаясь неожиданно быстро, схватила меня за косу и рванула так, что голова откинулась назад.

-Ишь, какая! -прошипела она, -благодари, что не вышвырнула, а взяла. Станешь дерзить-пойдëшь к своей бабке в землю.

-Отпусти! -холодно сказал Елисей.

-Уже -сказала она.

Я упала на землю давясь злостью и слезами, а те и предатели, решили показаться всему свету.

-Заходите. Негоже устраивать представление для соседей, -сухо сказала ведьма разворачиваясь к дому.

Мы с Елисеем обменялись взглядами. Я поднялась, вытерла мокрое лицо и пошла вслед за ней в сумрачную избу.

Внутри домика ведьмы воздух был густым, тёмным, насыщенным невидимыми нитями, которые цеплялись за кожу и волосы. Пахло сушëными травами, горьким дымом очага и чем-то чужим-запахом, не имеющим имени, но прочно врезающимся в память. Тëмные стены из старого дерева не просто хранили копоть-казалось, они впитывали в себя каждое слово, каждую мысль , каждое дыхание, и теперь тихо нашëптывали их обратно в полумраке.

Под низким потолком висели связки трав, ягод и оберегов. Они едва колыхались, хотя воздух был неподвижен, -может реагировали на что-то невидимое? На полках теснились банки с порошками странных цветов, засоленными грибами и камнями, которые светились изнутри мягким , но настороженным светом, словно присматриваясь к пришедшим.

Старый вросший в пол стол был усыпан глиняными горшочками и пузырьками, в которых тихо булькало что-то вязкое. Среди мотков верёвок лежали костяные иглы, острые. У дальней стены темнел сундук с тяжёлым замком;рядом, на грубой шкуре, свернулась чёрная кошка, и, повернула голову в сторону гостей, слушая.

Свечи в медных подсвечниках горели неровно, и их пламя отбрасывало на стены тени, которые двигались чуть не в такт колебаниям огня. Иногда в углу что-то тихо потрескивало, и на миг казалось, что в полумраке промелькнула маленькая тень. Дом дышал, прислушивался и знал о пришедших больше, чем они сами.

Ведьма тихо, но повелительно кивнула на тёмную, гладко вытертую скамью, и мы опустились на неё.

В груди у меня ещё булькало заслуженное возмущение, но губы я сжала в тонкую линию.

-Правильно, -заметила старуха, пристально глядя на меня своими чёрными глазами. -Молчи. Пока молчишь-живëшь.

Она чуть поддалась вперёд, и в её голосе проступила та особая тягучесть, от которой неуютно становилось даже воздуху в комнате.

-Слушайте теперь внимательно. Первое-не перечить мне и не спорить. Скажу:надо молча встать и сделать-значит, молча встали и сделали. Второе- ты мне никто , девчонка. Однако Елисей за тебя слово сказал.

Внутри дрогнуло:Когда успел?

-Жить будешь тут, -продолжила она. -Запоминай:ты-кузина Елисея от моей третьей дочери. Родителей твоих погубило в той же деревне, куда ездили навестить его. Ягодная что-ли?

Она подняла костлявый палец, как если бы перечитывала невидимый свиток.

-Дела - все на тебе. Уборка, готовка , скотина. Её немного, но достаточно, чтобы руки знали усталость. Каждое утро-блины и пирожки с повидлом. Первое время пойдём вместе, чтоб он привык.

-Кто... привык? - вырвалось у меня.

-Леший, -просто, почти буднично, ответила ведьма. -Мы с ним дружим, и я его потчеваю. Теперь это- твоя обязанность.

Её глаза на миг прищурились хищно, как у кошки, заметившей мышь.

-Это твоя плата за еду, одежду и крышу надо головой.

Потом она перевела взгляд на Елисея:

-И тебе, как договорились, все мои знания и сила, перед смертью забирëшь.

-Помню, -кивнул он и в голосе его мелькнула странная, тяжёлая тень.

-Хорошо, -ведьма вдруг махнула рукой в сторону печи. -Там молоко и блиновчик. Завтракайте. Я вернусь к вечеру- дела у меня. Есения , дом на тебе.

Она накинула выцветший платок, и, не оглянувшись, вышла в утреннюю тишину.

Мы сидели молча, слушая, как её шаги скрипят по крыльцу, потом -по утоптанной Земле. Дверь медленно осела на петлях и с глухим вздохом захлопнулась.

Елисей первым пошевелился. Он подошёл к окну и отодвинул тяжёлую штору, прищурившись на утреннюю зарю.

-Привыкай, -бросил он через плечо. -Тут всё так. Она сказала-значит , так будет. Не пререкайся.

Я опустила глаза на свои ладони- странно, но они дрожали.

-А Леший... -начала я.

-Завтра узнаешь, -перебил он. -Не спрашивай раньше времени.

Мы поели молча. Занятый каждый своими мыслями. Блины были сладкими, но отдавали лёгкой горечью. В углу лежали дрова. Они потрескивали и мне казалось, что в этом потрескиваниях иногда звучат слова- приглушённые, непонятные.

Когда я подняла глаза, Елисей уже смотрел на меня:

Глава 3.

В гостях у Лешего.

С ведьмой мы ходили ещё трижды.

Жизнь медленно возвращалась в колею-снова чувствовалась твёрдая опора под ногами. Елисея почти не видела;лишь изредка по утрам замечала, как под его глазами темнели глубокие синяки недосыпа. Домовой всё чаще выручал по хозяйству , а с животными я управлялась сама-забота о них была делом привычным и монотонным.

На пятое утро, когда дом ещё дышал прохладой ночи, в голову прильнула одна мысль:как достать вишню? Долг рос, и обижать Митяя совсем не хотелось. Пока обдумывала это, тесто в печи поднялось и, наконец, дошло до золотой корочки. Я вытащила пирожки, и по избе поплыл уютный, чуть сладковатый аромат, в котором слышался перезвон далекого детства.

Дверь протяжно скрипнула. Вошли Елисей и ведьма. Сели за накрытый стол. Я быстро разлила им чай. Они молчали, слишком мрачные, словно принесли с собой кусочек ночи. Решила разбить тишину:

-Елисей, как ты? Как учеба? Мы почти не видимся, -спросила с улыбкой , пытаясь согреть ею.

Однако воздух стал только тяжелее. Он не ответил, смотрел долго, не мигая, так, что груди заполз холод. Поняла:будет молчать. Что ж, пусть.

-Баб Мила, я всё приготовила:по дому всё сделала, скажете когда выходим.

-Иди сегодня одна. Пора уже. Я спать лягу. Не буди. -сказала она.

-А как же?... Ну, хорошо, -растерянно вздохнула я.

-Иди, -повторила она.

Я взяла корзинку, сложила туда тёплые пирожки, натянула платок и уже двинулась к выходу, как за спиной прозвучало:

-Обожди. Вместе пойдём, -сказал Елисей.

Ведьма хлопнула ладонью по столу, так что чашки дрогнули:

-Нет. Одна идёт. А ты-спать.

-Я пойду! -Как-то слишком громко ответил он. Я невольно вздрогнула.

-Споришь? -Ведьма закипела, как змея. -Забыл, где ты?

-Прошу вас... Елисей, я сама. Бабушка Мила... он не со зла, -поспешила вклиниться я, сглаживая острые края их слов.

-Слышал? Не надо её, аки пёс, сторожить, -ведьма ухмыльнулась, но в её глазах скользнуло что-то колючее.

Елисей не ответил. Даже в сторону мою не посмотрел-специально, я знала. Он терпеть не мог когда ему перечили. В этом он и она были похожи... И внешне тоже-как один и тот же человек в двух зеркалах.

Я не стала ждать, чем закончится их ссора. Вышла из дома и шагнула к лесу , туда, где пахло мхом и тайной.

Хорошо в лесу поутру. Воздух прозрачный, как весенняя вода, и в нём тонко звенит птичье пение. Сквозь влажную землю пробивается сочная зелень-всë вокруг дышит молодой весной. Я шла знакомой трапой, с корзинкой на сгибе руки, и вдруг... глазам не поверила:впереди, меж тонких стволов, стояла вишня, налитая алыми ягодами, будто лето просочилось в самое сердце весны.

Сердце дрогнуло, голова закружилась от радости, и я, забыв обо всём, поспешила к дереву. Но, едва приблизившись, ощутила на плече лёгкое касание ладони-тëплое и чуть шершавое, как старая кора.

-Нравится подарок? - тихо, аки шелест листвы, прошептал возле самого уха.

-Здравствуйте, дядя Леший. Очень... А как вы догадались, что она мне нужна?

-Думаешь громко, -с улыбкой ответил он. В его глазках блеснул свет, отражая зелень леса.

Я тоже улыбнулась, вспомнила про пирожки и протянула корзинку. Леший принял угощение, поблагодарил, но уходить не спешил.

-Давай помогу собрать, а потом лес покажу... ежели не против, -предложил он.

Холодок скользнул по спине.

-Мила не велела... -начала было я, но он пережил мягко, как ветер перебивает траву:

-Уважь меня. Сто лет ни с кем не говорил... Не обижу. И пирожки твои ,лучше в компании есть.

Я колебалась, но кивнула:

-Хорошо, только вернуться надобно до вечера.

-Отлично, вишню собирëм после прогулки. -сказал он.

Леший протянул мне руку-длинную, жилистую, с ногтями, похожими на древесную кору. Очевидно, приглушая взять. Я решилась ответить на вежливость вежливостью и уже протянула свою ладонь....

-Убери от неё свои коряги! -раскатом грома, разнëсся голос Елисея.

Я вздрогнула и обернулась. Он стоял на тропе, мрачный, как надвигающаяся буря. Лицо закаменело, плечи напряжены, а в глазах-тьма, густая и вязкая, как ночной лес.

Леший медленно отступил на шаг, но руку не убрал. Его взгляд-тяжëлый, пронизывающий, как холодный ветер сквозь осенние ветви-приковал меня к месту. В его глазах, потемневших плескалась что-то древнее и чужое.

-А вот и ведьмин внук, -произнëс он, -скажи, что за грех в том, чтобы пригласить подругу прогуляться по моему лесу?

-Ты знаешь, и я знаю, куда ты уводишь людей, -голос Елисея стал хриплым и низким, как рык волка. -Ты- спутник тёмной ведьмы!

В лесу потемнело. Даже ветер стих, и травка не двигалась. Я почувствовала, как всё внутри сжалось, и почти невольно шагнула ближе к Елисею. Леший заметил это движение и, чуть наклонившись, заговорил мягче:

-Есения.... я бы не причинил тебе вреда. Поверь мне. -Его голос дрогнул, казалось в нём проскользнула трещина старой древесины. -Ты -не из тех, кого лес отпускает без дара.

Но то, как он смотрел, пугало. В этом взгляде была тоска веков и тянущая глубина, от которой хотелось отвернуться. Я почти бегом преодолела расстояние и встала рядом с Елисеем.

-Хорошо... Завтра мы поговорим, -произнёс со вздохом Леший. -Без него.

-Не будет этого, -отрезал Елисей.

-Посмотрим, -едва слышно прошептал хозяин леса, и в тот же миг исчез.

Елисей резко повернул меня к себе, его пальцы вонзились мне в плечи.

-Зачем ты с ним заговорила?

-Я не думала, что он причинит зло.... И он ведь не причинил, -выдохнула я, пытаясь отвести взгляд.

-Не причинил, -его голос стал холодным. -Да только увёл бы в учение. Знаешь ли ты, как Мила его подчинила?

-Нет, откуда бы? -ответила я. -А как?

-В каждом лесу есть ведунья и леший, -начал он. -Рука об руку идут, лес да людей берегут. Мила убила ведунью... не сразу. Сначала дала ей шанс-не лезть в ведьминские дела, не мешать шабашу. Но та ослушалась. Поймали её в ночь Велесову, да принесли в жертву. Лешего Мила к себе привязала, чтобы был послушен и делал тёмные дела для неё.