Глава1. ч.1.
Мирослава проснулась от пения птиц за окном и звенящей тишины. Она давно настолько привыкла к неумолкаемому шуму большого города, что каждый раз, приезжая в деревню удивлялась тому, как же здесь тихо.
Девушка лениво потянулась, не вставая с постели, дотянулась до смартфона, лежавшего на прикроватной тумбочке, и проверила свои мессенджеры на наличие сообщений от друзей и родителей.
Посмотреть тик-ток или инстаграм не удалось из-за слабого сигнала сети – мобильный интернет здесь почти не работал. Сообщения с фото отправлялись кое-как, не говоря уже о просмотре видео.
Мирослава в который раз порадовалась собственной предусмотрительности – перед поездкой к бабушке она накачала фильмов в ноутбук, прихватила несколько книг, в том числе электронную читалку, где и вовсе целая библиотека хранилась.
Вздохнув, она вылезла из постели и отправилась умываться. Для этого пришлось выйти на улицу, пересечь двор, заросший петуньями, пионами и ромашками, пройти в маленькую баньку. Там стоял бочонок с колодезной водой, которую Мирослава зачерпнула ковшом и налила в старый рукомойник.
После, пройдя на летнюю кухню – отдельная постройка между баней и домом – обнаружила на столе блюдо с пирожками, прикрытыми чистым полотенцем. Чайник тоже оказался горячим, а вот кофе почти не осталось. Бабушка его не употребляла вовсе и позабыла обновить запасы к приезду внучки.
Мирослава прихватила с собой пачку «Чибо», которая уже заканчивалась, и оставалось надеяться, что в единственном продуктовом магазине она сможет пополнить свой запас любимого напитка.
Хорошо, что сливки тут были не нужны – девушка забелила кофе свежим молоком.
Сама бабушка скотину не держала, но у соседей всегда можно было найти на продажу литр-другой коровьего или козьего молока. Хотя, чаще всего бабушка просто обменивала его на что-то – пряные травы с огорода, ягоды, или выпечку. А выпечка у Глафиры Петровны всегда выходила на славу – ни у кого в посёлке не было таких вкусных пирожков и булочек.
Хотя, «посёлок» - это не про Кикиевку. Деревня – в лучшем случае. Как ещё назвать населённый пункт, где нет больницы, только аптека и дежурный врач при ней же, всего один продуктовый магазин, он же наполовину хозяйственный, а школа только для младших классов.
Дети постарше ездили учиться в Кербеевку – соседний посёлок, где были магазины, имелась библиотека, маленький дом культуры, небольшая больница и население около четырёх тысяч человек. В Кикиевке было всего около тысячи.
Сколько себя помнила, Мирослава почти каждое лето проводила здесь, в гостях у бабушки, поэтому Кикиевку она любила, так как та ассоциировалась у неё с детством.
Текущий год был единственным на памяти девушки, когда она могла бы провести лето в другом месте – на пляже у моря, загорая на шезлонге и попивая коктейли. В честь успешного окончания школы родители намеревались преподнести Мирославе такой подарок.
Но она находилась в том возрасте, когда не перечить желаниям родителей почти невозможно, поэтому напрочь отказалась от такого отпуска.
На самом деле её почти весь год так и тянуло в Кикиевку – слишком сильно хотелось побродить по родным улочкам, искупаться в речке, возможно, повидаться с подругами детства. Ведь скоро поступать в институт и неизвестно когда сможет она снова так беззаботно провести лето.
Плюс ко всему бабушка вызывала подозрения – она не настойчиво и не явно, но отговаривала внучку от поездки, ссылаясь на то что, чего мол с ней старой в тайге куковать, на море уж явно лучше для молодой девочки.
После таких разговоров Мирослава начала подозревать, что у бабушки не всё ладно. Может болеет, да не говорит, может – как водится у всех старушек – впала в депрессию и помирать собралась. Мудрено ли не затосковать, если живёшь одна, родственников кроме семьи сына у нее нет. Единственная внучка только на лето и приезжала.
Мирослава бабушку любила, поэтому выбор как и где провести лето для неё стал очевиден.
Родители расстроились, но девушка уговорила их не отменять отпуск и отправляться без неё, а она прекрасно проведёт лето с бабушкой.
#япишу #проза #роман #чтение #писатель #писательство
Мирослава потратила не мало сил, чтобы доказать родителям, что вместо поездки на море она действительно предпочитает провести три месяца в какой-то Кикиевке.
Папа – сын Глафиры Петровны – был недоволен поступком матери, почему-то решив, что старушка специально вела такие разговоры, тем самым вынуждая родных волноваться, а внучку – бросить всё и приехать.
Но в итоге всё решилось мирно, без скандалов и все остались довольны, получив каждый своё и решив на будущее советоваться всем семейством по любому вопросу, чтобы избегать подобных ситуаций.
Вот так и получилось, что вместо экзотических коктейлей сейчас Мирослава с удовольствием угощалась вкуснейшими бабушкиными пирожками с кофе.
Хотя Мирослава и рано проснулась, но Глафиры Петровны дома не оказалось, чему девушка не удивилась. Часто бывало, что бабушка куда-то уходила до рассвета. Обычно – в лес, за ягодами или травами. Мирослава всегда снисходительно слушала бабушкины рассказы о целебных свойствах растений, но не воспринимала всерьёз – кто в наше время лечится травой, если есть множество эффективных лекарств?
Глафира Петровна в принципе была увлечена темой знахарства, заговорами всяческими. Мирослава с детства привыкла к тому, что бабушка не начинала день без утренних шепотков, и если, например, случалось просыпать соль, то она обязательно бросала щепотку через левое плечо, а дома над дверью и окнами она нарисовала белой краской небольшие крестики – что-то связанное с защитой от тёмных сил.
Девушка не воспринимала все эти вещи всерьёз – подумаешь, половина деревни увлекается подобной ерундой. Ей казалось, что живя на границе леса, вдали от цивилизации, невозможно не верить во что-то такое, мистическое, в силы природы. Сама обстановка располагала, как и рассказы старушек – то кто-то чёрта повстречал, то соседку видел летящей верхом на метле, а у кого-то домовой вдруг начал озорничать.
Кстати, в Кикиевке практически все оставляли угощение для домового – это Мирослава точно знала ещё с тех времён, когда они с подругой Наташей любили обсуждать подобные темы, будоражащие детскую фантазию. Наташина бабушка любила собирать сплетни, в том числе мистического характера, а Наташа любила подслушивать, чтобы потом рассказать подруге – кто в деревне ведьма, а у кого во дворе нечисть завелась.
Наташа уже давно переехала в другую часть страны и теперь они практически не общались. Мирослава старалась не зацикливаться и не думать о тех днях, что они проводили вместе, но в глубине души всё же тосковала по подруге детства. Хотелось бы ей сейчас погулять по любимым местам вместе с ней, поболтать.
Друзей в Кикиевке у Мирославы в принципе и не осталось – все разъехались по городам.Бывшие близкие подружки, сёстры Настя и Олеся, жили теперь в Браженске – всего в нескольких кварталах от Мирославы, но, тем не менее, они почти не общались, несмотря на то, что крепко дружили в детстве.Ещё одна подруга была - Лера– и вовсе уехала куда-то на север с родителями.
С мальчишками из тех, с которыми вместе играли в прятки и строили плоты для спуска по реке Пересмешке, она и вовсе потеряла связь ещё в старших классах. А так как большинство молодых семей спешили бежать из глубинки в большие города, то постепенно и они все разъехались.
Хотя, один остался – Глеб. Мирослава даже поморщилась, стоило вспомнить про давнего поклонника. По началу, в глубоком детстве. они с Глебом дружили, а после был период, когда парень часто захаживал в гости, стоило Мирославе приехать в Кикиевку. Цветы даже дарил, конфеты.
Но, во-первых, Мирослава всегда отличалась серьёзным характером и в таком возрасте о свиданиях ещё не думала. Нет, думала, конечно, но в таких думах к ней обычно приезжали принцы, да рыцари на белых конях.
Во-вторых, Глеб всегда в глубине души был ей неприятен. Не смогла бы никогда Мирослава встречаться с парнем, который мог позволить себе мучить животных – сколько раз она выпутывала собак и кошек из его силков, расставленных забавы ради. Было и ещё нечто неуловимое, но отталкивающее в его характере.
Это нечто проявилось в прошлом году – видимо, обиженный нежеланием Мирославы называться его девушкой, он при встрече старался всячески её уязвить и оскорбить, уже даже и не вспоминая о своих якобы чувствах. А если выпадала такая возможность, то демонстративно обнимал и мусолил Дашу, с которой начал встречаться сразу после серьёзного разговора с Мирославой. Как будто она должна была ревновать, глядя на эти показательные выступления.
В этот раз Мирослава пока ещё не сталкивалась с Глебом, чему была рада и в глубине души надеялась, что он тоже уехал куда-нибудь подальше, но знала, что навряд ли это произойдёт в ближайшее время.
Глеб был из тех, кто не двигается с места, потому что не видит смысла и цели в жизни – уж такой ориентир поставили ему родители, которым дела не было до того, где и с кем скитается их сын.
Со временем он обзаведётся здесь семьёй, если повезет, потом устроится на какую-нибудь работёнку здесь или в Кербеевке и часть своей скромной зарплаты будет тратить на выпивку и между делом поколачивать свою жёнушку. В том, что он способен на рукоприкладство, Мирослава ничуть не сомневалась
День обещал быть жарким, но, несмотря на это, девушка накинула поверх футболки тонкий чёрный кардиган. Была у неё такая привычка – надевать рубашки или кардиганы даже летом, тогда ей казалось, будто она под защитой, укрыта от посторонних глаз.
Она понимала, что здесь можно и вовсе не наряжаться – кто будет смотреть на тебя по пути в деревенский магазин? Бабушки, да дедушки, кошки и соседские собаки?
С местными ребятами Мирослава теперь не общалась, поэтому хвастаться новыми или дорогими вещами было не перед кем, но всё равно ей хотелось выглядеть привычным образом.
Ещё любила Мирослава всяческие побрякушки – кольца, браслеты и кулоны, которые и носила в огромном количестве, они тоже создавали для неё иллюзию какой-то защиты, барьера между ней и людьми.
Одним из любимых украшений был подарок бабушки – берестяной круглый кулон с каким-то символом, значение которого Мирослава то ли не знала вовсе, то ли позабыла – этой вещице было уже много лет. Бабушка подарила его когда внучке исполнилось лет пять-семь и просила всегда носить с собой.
Мирослава понимала, что символ на кулоне имеет какой-то защитный смысл, поэтому увлечённая такими вещами бабушка искренне верила в его действие и хотела таким образом уберечь внучку от житейских неприятностей.
По пути в магазин девушка сделала у себя в памяти пометку – спросить у бабушки о значении символа. В последнее время её и саму начинала увлекать мистическая тематика, и поэтому было бы интересно послушать что-то от человека, искренне верящего в такие вещи. Жаль, бабушка не особо любила рассказывать нечто подобное, всегда отмахиваясь – мол, это всё старушечьи привычки и суеверия, и нечего девочке забивать себе голову ерундой.
Путь до магазина с незатейливым названием «Перекрёсток» был не близок – дом Глафиры Петровны находился на окраине Кикиевки, от чего создавалось впечатление, будто бабушка живёт в самой глуши, на границе с лесом.
Грунтовая дорога – про асфальт в Кикиевке знали, наверное, лишь понаслышке – в одном месте выводила прямо к реке Пересмешке. Мирослава спустилась к воде, скинув сандалии, потопталась по кромке воды, смочив ноги и, пожалев о том, что не захватила купальник, решила завтра же утром пойти купаться – было у неё одно любимое местечко.
А сегодня некогда будет – бабушка ещё вчера намекнула на то, что сегодня весь день они будут работать. Скорее всего, она отправит Мирославу относить соседям пакеты, в которые девушка никогда и не заглядывала и без того зная – там или травы или выпечка. Она давно привыкла каждое лето выполнять подобные поручения, даже не задаваясь вопросом – продаёт ли бабушка это всё, обменивает или просто так раздаёт.
И раз уж речь была о работе, то совершенно точно они будут заниматься грядками в огороде, где росли овощи и много разных трав, которые выращивала, наверное, только Глафира Петровна. У всех по огородам – петрушка, да укроп, а у них - заросли душицы, котовника, любистока, чабреца, девясила и ещё кучи других растений, заботливо рассаженных в определённом порядке. Одни любят солнце, другие – тень, третьи – растут только у воды, а некоторые не выносят соседство определённых трав. Глафира Петровна знала все эти тонкости, в том числе и как правильно собирать травы, делать из них настои и как сушить.
Но основную часть растений бабушка приносила из леса, куда отправлялась в определённые дни и час. "Каждой траве своё время"-говорила Глафира каждый раз, когда внучка удивлялась выбранному времени для похода в лес. Вот такая знахарка была бабушка Мирославы.
- Сашка-то? – Переспросила Глафира Петровна, будто сразу не расслышала или не поняла вопроса внучки. – Так он не жил здесь до позапрошлого года. Он с родителями в Гусарино был, а как они развелись, так сюда и переехал.
- Он один с баб Надей живёт? А как же родители, одного отпустили? – Удивилась Мирослава, ведь обычно при разводах дети оставались с кем-то из родителей.
Глафира Петровна сделала очередной глоток чая, поглядывая на внучку поверх чашки и явно подозревая, что та рассказала не всю правду о знакомстве с внуком соседки. Уж больно вид у неё ошалелый был, когда вернулась домой затемно в компании Сашки Быкова. Как пить дать – что-то приключилось неладное, а не просто встретились на пляже у реки. Можно подумать она не заметила, что у парня вся одежда мокрая была. Но расспрашивать не стала – так рада была, что внучка вернулась домой, ведь уже стемнело, и старушка уже собиралась звать на помощь Надьку и отправляться на поиски Мирославы.
- Отец Сашкин несколько лет назад ушёл к другой бабе, уехал далеко. – Как бы нехотя начала рассказывать бабушка. – А мать всё своё горе и боль на сыне вымещала, винила его в своей теперь одинокой жизни. Будто мешал он ей нового хахаля себе найти. Ну а Сашка что, он уже парень взрослый. Надька ему предложила в Кикеевку переехать, пожить хотя бы до поступления в институт, а он и согласился. Тем более, что с бабкой у него всегда отношения хорошие были. Любит она внука. Да он и сам парень не плохой.
Мирослава задумчиво слушала, вспоминая нового знакомого, показавшегося ей человеком серьёзным и надёжным. То ли это от того было, что он её спас, то ли просто почувствовала его суть.
Ведь иногда так бывает – будто под маску, которую каждый из нас носит, заглянул - человека ещё толком не знаешь, а уже ощущаешь его характер, который сразу же или располагает к себе или отталкивает, несмотря ни на какие внешние манеры. Стало жаль его – наверное, тяжело парню без семьи и без отца.
- Как можно бросить собственного ребёнка? – Тихо спросила она.
- В жизни всякое бывает. – Пожала плечами Глафира Петровна и принялась убирать со стола. – Давай-ка спать, что-то мы сегодня засиделись с тобой, с гулянками твоими.
- И никакие не гулянки… - пробормотала Мирослава. – Сейчас лягу, пойду только в баню, умоюсь…
- Я тебе на счёт бани уже не один раз говорила. - Бабушка строго глянула на внучку. – Надо умыться – вон ковш, таз и вода. Умывайся, а в баню среди ночи нечего шастать без надобности.
- Ну ба-аб…- девушка закатила глаза. – Это же все глупости и предрассудки, сама говорила.
- Может и глупости, но глупостям тем уже не одна сотня лет, а значит прислушиваться нужно. – Старушка поучительно подняла вверх указательный палец и прищурила подслеповатые глаза. – Вон, Машка с соседней улицы, пошла давеча ночью в баню, и что думаешь? Ошпарилась! Банник ей вместо теплой воды, что она приготовила для умывания, кипяток крутой подсунул. До сих пор шрамы лечит.
- Ага. Это она спьяну, твоя Машка-алкашка. – Буркнула Мирослава, зная о какой Машке речь и даже не удивилась такой истории. В пьяном-то состоянии хорошо, что только ошпарилась, а то и угореть могла и захлебнуться, всё что угодно.
- Ну так, - бабушка и бровью не повела. – Банник он же пьяных-то не любит. Вот и решил проучить, чтобы не совались к нему среди ночи в таком состоянии.
Девушка лишь покачала головой, не понимая – шутит бабушка или говорит всерьёз. Но в баню, тем не менее, не пошла, ограничившись ковшом и тазом, который предложила Глафира Петровна.
Через несколько дней Мирослава всё же столкнулась с Глебом. По-глупому столкнулась – в дверях магазина. Всё потому, что шла, уткнувшись носом в смартфон – набирала сообщение городской подруге. Едва вышла на улицу, так почти и врезалась в Глеба, который в компании нескольких парней, незнакомых Мирославе, как раз собирался зайти в магазин.
Душными летними вечерами «Перекресток» так и притягивал местную молодёжь – шли кто за соком, чипсами, сухариками или семечками, а кто – за пивом.
Вот, например, Глеб всегда приходил именно за пивом. При чём, ему удавалось получать пенный напиток совершенно бесплатно.
Дело в том, что Глеб был совершеннолетним, старше большинства парней из своей компании – он собрал вокруг себя группу ребят помладше и считался авторитетом среди них. Вот те и шли к нему с просьбой купить пиво, а ему за это – процент. О процентах тоже договаривались – иногда брал деньгами, иногда – просто покупал себе выпивку за чужой счёт.
- Какие люди!- Как будто удивлённо воскликнул Глеб, увидев Мирославу. – Какими судьбам в наших краях?
Девушка отступила в сторону, оторвав взгляд от смартфона. От парня уже тянуло пивным перегаром, и онаа поморщилась.
- Привет. – Бросила она на ходу и попыталась обогнуть компанию, но Глеб шагнул в сторону, преграждая дорогу.
- Что это ты, городская, нос от нас воротишь что ли? Я вот хотел тебя позвать с нами, пивка попить, пошли?
- Нет. – Качнула головой Мирослава и постаралась отвечать вежливым тоном, не рискуя нарываться на скандал. – Ты же знаешь, меня бабушка ждёт. Продукты вот заказала. – Она показала пакет и снова попыталась шагнуть в сторону, на этот раз её не стали задерживать.
- Ну, давай в следующий раз, мы зайдем как-нибудь вечерком?
Девушка вдруг заметила приближавшуюся к ним Дашу – девушку Глеба, щёки её уже пылали, глаза горели гневом, издали оценивая ситуацию, и Мирослава порадовалась, что взглядом нельзя убить, иначе бы Даша уже это сделала.
- Не думаю, что твоя подруга будет этому рада, Глеб. – Как можно мягче сказала Мирослава. - К тому же я не пью пиво.
Это была маленькая ложь, потому что иногда в компании она выпивала, но в ограниченном количестве. Ответа ей не последовало, когда она спокойно пошла по дороге в сторону дома, не обращая внимания на гневные взгляды, которые бросала на неё Даша.
Она расслышала за спиной какой-то тихий скандал – Даша что-то шипела Глебу, затем громко послала его в известном направлении и ушла. Мирослава увидела её спину, как бы невзначай обернувшись – хотелось убедиться, что Глеб не увяжется сейчас следом.
Глава 4.
Размеренно отстукивал секунды старенький бабушкин будильник. Ветер за окном шелестел листьями, а сливовая ветка упорно легонько царапала по стеклу. Лунный свет лился на дощатый пол, рисуя тенями причудливые силуэты.
На одном из таких силуэтов вновь и вновь задерживала взгляд Мирослава. Напрягая глаза, она никак не могла разобрать – что же за предмет может давать тень такой формы? Она пыталась вспомнить, представляя комнату при дневном свете – что же стоит там, в углу? Девушка снова и снова обегала взглядом помещение и предметы, укрытые ночным сумраком, и опять возвращалась к той самой тени, которая вдруг шевельнулась. Или ей показалось?
Нет, не показалось – по телу поползли холодные мурашки, и Мирослава потихоньку натянула одеяло до самого подбородка. Тень пошевелилась вновь, а затем в верхней её части появились и мигнули два жёлтых огонька.
Девушка хотела позвать бабушку, которая спала в соседней комнате, но голос ей не повиновался, и она лишь тоненько пискнула, наблюдая за тем, как снова мигнули желтые огоньки, а затем тень начала приближаться.
Мирослава лежала, затаив дыхание и зажмурив глаза, не зная, чего ожидать и не понимая, что происходит, когда вдруг нечто легонько коснулось её щеки. Будто мотылёк крыльями задел.
Мирослава оцепенела от ужаса, её била мелкая дрожь. Она знала, что приоткрыв веки, увидит совсем рядом с собой те два жёлтых огонька – глаза неведомого ей существа.
Снова прикосновение. На этот раз настойчивее. И вдруг откуда-то из глубин памяти всплыли рассказы бабушки о домовом. Сама себе не веря, Мирослава с трудом разлепила пересохшие губы и прошептала вернувшимся вдруг голосом: «К добру…или к худу?».
Прикосновения больше не было, но спустя секунду шёпот – словно прошелестела осенняя листва, гонимая ветром – пробил до дрожи: «К худу… к худу…»
Мирослава с криком проснулась, откидывая одеяло. Пижама стала влажной от пота, хотя ночь выдалась не душной. Она, не глядя, нащупала выключатель светильника, быстро осмотрела комнату в его не ярком свете. Тяжело дыша, нажала кнопку на смартфоне, посмотрела на время: 3:00. В ушах всё ещё стоял этот страшный шёпот «К худу…».
Девушка долго сидела на кровати, поджав ноги и постоянно осматривая комнату – неужели всё приснилось? Бывают ли настолько реальные сны? Под утро её всё же сморил сон – она уснула, прижавшись спиной к стене, натянув одеяло до носа и подобрав под себя ноги. Лампа продолжала до рассвета освещать комнату.
За завтраком Глафира Петровна сразу же заметила не выспавшийся вид внучки и её хмурое настроение. Расспрашивать она не любила, но в этот раз и не пришлось – Мирослава сама вдруг спросила:
- Баб, а домовые и правда существуют, скажи честно?
Старушка внимательно взглянула на девушку и спросила:
- Приходил?
Внучка покачала головой, пожала плечами и, прошептав «не знаю», рассказала свой сон - всё до мельчайших подробностей. Глафира Петровна помолчала:
-Что ж, значит случится у тебя в жизни нечто не совсем хорошее.
- Насколько не хорошее?
- Никто не может знать. Он тебя предупредил. Но врать не буду – по мелочам Домовеюшко не стал бы беспокоить.
- Ты в это веришь, баб? – Мирослава как-то обречённо вздохнула, допивая кофе, который в этот раз не бодрил.
Глафира Петровна долго раздумывала, и девушка уже решила, что бабушка не ответит на вопрос, когда услышала её тихий голос, в котором вдруг послышалась грусть:
- Я бы и рада не верить, Славушка. Да выбора нет.
На том разговор и закончили, и Мирослава ещё несколько дней провела в неясной тревоге и тоске – как будто что-то грызло изнутри, какое-то смутное предчувствие.
Но дни шли, ничего ужасного не происходило и странный сон начал понемногу забываться. Размышляя над ним, Мирослава решила, что это действительно был сон и ничего более. Просто он её сильно напугал. Тем не менее, она воспользовалась интернетом для поиска статей о домовых, а там, как следствие, и о другой нечисти.
Мобильная связь работала из ряда вон плохо, особенно на окраине. Поэтому иногда Мирослава специально отправлялась в центр деревни – поближе к сотовой вышке, где можно было спокойно пользоваться интернетом. Она проводила там несколько часов на одной из скамеечек в крохотном скверике, где по ночам собирались местные пьянчужки, поэтому часто вокруг всё было усеяно шелухой от семечек и бутылочными осколками.
В один из вечеров, уже собираясь возвращаться домой, Мирослава вдруг услышала голос Глеба и других парней – они над чем-то смеялись. Их голоса и смех доносились со стороны магазина. Девушка поспешила покинуть сквер, не желая сталкиваться с Глебом, когда вдруг среди глумливого смеха услышала надрывное «Нет!». Голос показался ей совсем детским, и поэтому, Мирослава, не раздумывая направилась в сторону «Перекрёстка».
Уже издалека она могла оценить обстановку – спиной к магазину стоял Стёпка – тот самый сын Филатовых. Он отступал назад, изо всех сил натягивая на голову шапку – обеими руками вцепился в неё в то время, как Глеб пытался, пока что в шутку, сорвать эту шапку с головы парня.
Рядом стояли ещё двое друзей Глеба – как призрачные тени они постоянно следовали ха ним - и подначивали того завершить шутку до конца, посмеиваясь над белобрысым мальчишкой.
Мирослава ускорила шаг и оказалась за спиной Глеба как раз в тот момент, когда он всё же ухватился за макушку шапки и потянул вверх. Стёпка же изо всех сил тянул вниз, готовый расплакаться. Мирослава, не раздумывая, перехватила руку Глеба за запястье и откинула в сторону, когда он от неожиданности разжал пальцы.
Девушка толкнула Стёпку себе за спину, удивившись, тому, что вблизи он оказался совсем низкого роста – едва достигал её плеча. Да и мешковатая одежда тоже лишь издали скрывала его излишнюю худобу.
- Куда ты лезешь? – Сказал, словно плюнул, Глеб. – Захотелось погеройствовать?
- Как и тебе, я смотрю? – Мирослава скрестила руки на груди, чтобы скрыть дрожь. Как раз геройствовать она не умела, и сейчас её начинало трясти от страха, глядя на гнев в глазах подвыпившего Глеба, на много превосходившего её ростом, не говоря уже о комплекции.
Из Гусарино Мирослава возвращалась последним рейсом.
Как выяснилось, у Глафиры Петровны случился приступ аппендицита. В Кербеевке его тут же диагностировали, но в деревне не оказалось хирурга .
Мирослава удивилась тому, что в поселковой больнице практически не было специалистов кроме терапевта, педиатра, да стоматолога. И, потому, хочешь - не хочешь, а повезли бабушку в Гусарино.
Как сказал сегодня лечащий врач - хорошо, что аппендицит не лопнул, пока пациентку везли в больницу. Успели вовремя удалить, но теперь Глафире Петровне нужен покой и медицинское наблюдение, дней десять-пятнадцать, пока швы не снимут.
Когда Мирослава приехала в больницу, бабушке уже сделали операцию, и она отдыхала, но едва увидев внучку, тут же попыталась взбодриться и даже сесть на больничной койке. Но девушка её остановила, сама села на краешек постели и осторожно обняла бабушку, едва сдерживая слёзы.
- Ты так напугала меня! – Наконец смогла сказать Мирослава без дрожи в голосе. – Когда я пришла домой, а тебя уже увезли… Прости, что меня не было дома в это время…
- Не нужно, Слава, винить себя в чём-то.- Глафира Петровна улыбнулась и погладила внучку по плечу. - Ты-то чем помогла бы? Тут уж ничего не сделаешь. Обошлось всё – и ладно.
Но Мирослава смогла успокоиться только после долгого разговора с бабушкой. Она рассказала о том, как её нашёл Сашка, который не смог дозвониться к ней на мобильник, потому что сотовую связь в Кикеевке стыдно называть связью.
О том, как она ночевала у бабы Нади, которая ни за что не отпустила её домой, отправила Сашку ночевать на летнюю кухню, а её накормила вкусными пирожками, хотя аппетита вчера совсем не было. О том, как они с ней звонили в больницу и не могли дозвониться, попали на хамоватую сотрудницу, но всё же узнали, в какую из городских больниц отвезли Глафиру Петровну.
Потом они вместе с бабушкой позвонили по скайпу родителям, которых ещё вчера Мирослава кое-как уговорила не бросать отпуск и не лететь сюда первым же рейсом. Сейчас уговоры пришлось повторять – на этот раз нужно было убедить родителей в том, что бабушка уже вне опасности, а Мирослава давно в состоянии сама о себе позаботиться и прожить в одиночестве десять дней.
Тем более рядом были такие хорошие соседи, как Быковы.
Баба Надя намеревалась отправить Сашку в город вместе с Мирославой в качестве сопровождения, но девушка отказалась - и без того было нудобно за то, что доставила соседям столько хлопот.
Глафира Петровна в свою очередь удивлялась, как же так её прихватило – никогда у неё и намёка не было на какой-то там аппендицит. В конце разговора, взгляд её вдруг сделался тревожным, и она спросила у внучки:
- Слава, ты тот кулон, который я тебе дарила, всегда носишь?
Девушка удивилась, но, тем не менее, кивнула и выудила из-за ворота рубашки деревянный кругляш в обрамлении каменных бусин. На кругляше был выжжен какой-то символ.
Глафира Петровна легко коснулась пальцами медальона и удовлетворенно кивнула:
-Не снимай даже ночью. Никогда. Хорошо?
- Хорошо. Да я его и так почти всегда ношу, он мне нравится. Баб, а в чём дело? Что этот символ означает? Ты рассказывала мне в детстве, но я совсем не помню.
-Это знак одолень-травы. Он любые хвори и беды одолеет, сглаз и порчу отведёт и злых духов отвадит, не позволит им коснуться тебя. Я его сама делала, для тебя специально, заговорённый он. – Охотно начала рассказывать старушка, но затем речь её сделалась странной, сбивчивой и Мирослава перестала понимать, о чём говорит бабушка: - Ты прости меня, Славушка….Если бы не моя глупость, то не случилось бы ничего. Но я тогда совсем девчонкой же была, не знала, не понимала на что иду и как может судьба обернуться. Только они ничего не прощают и не забывают, не посмотрят на твоё незнание. Ты главное оберег не снимай, а там, глядишь, я помру, и само всё решится. Не снимай до тех пор, пока я жива!
- Ты что!? – Воскликнула девушка, хватая бабушку за руку. – Прекрати чепуху нести! Помрёт она… К чему такие разговоры? Это ты всё от расстройства и страха, но сейчас же все позади. Операцию сделали, врач сказала, что дней десять полежишь, потом швы снимут, и домой поедешь. Я за тобой приеду, вместе и поедем обратно.
Глафира Петровна грустно покачала головой:
- Я не о том, Слава. Виновата я перед тобой, хотя сама долгие годы вины той не осознавала. Но рассказать ничего не могу – боюсь повлиять на твою судьбу. Ты сама всё узнаешь и поймешь, когда время придёт. И там уж видно будет. Сама решишь, как поступить. Об одном молюсь – чтобы выбор верный сделала, не обманулась…. Ты знаешь что? Поезжай домой? Родители, конечно, не вернулись ещё… Но ты хотя бы на эти десять дней поезжай, пока я тут отлёживаюсь?
- Ещё чего. Вдруг тебе что-то привезти нужно будет, или раньше выпишут. Не поеду я никуда. Я вот к тебе лучше снова приеду через пару дней. Хочешь, книжку привезу какую-нибудь? А то скучно будет тебе так десять дней лежать. – Отмахнулась Мирослава, расстроенная разговорами бабушки, потому что не понимала их, и теперь где-то в глубине души проснулся страх – а не сходит ли с ума Глафира Петровна ?
Сейчас, сидя в полупустом междугороднем автобусе и глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи, Мирослава вспомнила, с какой силой бабушка сжала на прощание её руку и твёрдо сказала:
- Помни, не снимай оберег. Он тебе защиту мощную даёт. Авось и обойдётся всё, пока я тут, отлёживаюсь. И ты пока в лес лучше вовсе не ходи, ладно?
Мирослава пообещала, что не пойдёт, хотя не понимала что такого в их лесу. Лес как лес, настоящий, с волками и медведями, только они далеко - в основном, за рекой и к людям редко выходят.
Насколько знала Мирослава из рассказов бабушки, только однажды, много лет назад в Кикеевку начали звери захаживать, но тогда случилась очень снежная зима. Хищным животным стало трудно находить себе пропитание, вот они и пошли по деревням скот таскать. А помимо этого случая никогда она не слышала, чтобы кто-то из деревни леса боялся, если не считать, конечно, карьер.