Велесова ночь, или Погладь моего медведя

Пролог

Октябрьское солнце припекало спину. Златослав осторожно утер пот со лба — длинные волосы, собранные пучком на макушке, грозили развалиться, а мытье головы перед вечерним совещанием в горисполкоме не входило в его планы.

Он окинул взглядом придорожный газон, испытал искушение оставить последние куски не прополотыми, и тут же его подавил. Велесовы праздники — время даров волхвам. Горожане и жители окрестных станиц будут нести ему картошку, яйца, свеклу и закатки, отдаряя за благословление соли — летние запасы оскудели, каждый старался положить свежий мешок в кладовку на зиму. Благословение на Велесовой площади не пользовалось популярностью. Люди избегали казенных ритуалов, считая, что возложение рук возле дома волхва более надежно, чем покупка уже освященного мешка. Златослав предрассудки не развеивал, даже поощрял — подношения позволяли тратить зарплату на другие нужды — и приводил дом, двор и придорожные насаждения в порядок, чтобы не давать повода шепоткам. Посмотрят на бурьян, начнут шептаться, что это злая метка Мокоши, и потом ни бурачка, ни алычового варенья не дождешься, придется в универсаме банки покупать.

Он методично выдергивал сорняки, добиваясь чистой земли вокруг кустов огненных астр и мелких хризантем. Старательно проредил траву вокруг сирени, одарившей осенним цветением — это было весьма кстати, как и повторное цветение каштанов. Будут говорить, что Мокошь простерла длань над городом и округом, принаряжая его к празднику любимого супруга.

Златослав посмотрел на кучу вырванной зелени на асфальте, за три приема сбросил ее в придорожную канаву и приступил к прополке последнего участка. Здесь была обычная трава, которую жители косили на корм курам и кроликам. Златослав себе такого действия позволить не мог — волхвы не касались ни серпов, ни кос, считавшихся оружием Морены. Пришлось становиться на четвереньки и быстро выдергивать пучки травы из влажной земли — он призвал легкий дождь вчера вечером, воспользовавшись своим даром.

«Птица Гамаюн прилетела, принесла какую-то депешу».

Голос его защитника прозвучал в голове, и, одновременно, как бы возле уха. Златослав кивнул, зная, что медведь поймет его без лишних слов, сломил с сирени несколько веток и смел остатки бурьяна и травы в канаву. На этом моменте заколка щелкнула, волосы рассыпались, и пришлось увязывать их в пучок грязными руками.

«Расчешу хорошенько перед выходом, — подумал он. — Не пропотели — и ладно. А если какая травинка и останется, можно соврать, что это дар Мокоши. И пусть кто-то попробует сказать, что это не так».

Он успел принять душ, смывая с себя пот и прилипший мусор, оттереть колени жесткой мочалкой и поставить на плиту кастрюлю с борщом — меньше половины, варил во вторник, а сегодня пятница, надо перекипятить. Медвежье ворчание раздалось рядом с сиренью — не усидел возле здания горисполкома, прибежал проконтролировать уборку. Степан придирчиво осмотрел кусты с астрами, ковырнул лапой пропущенный пучок травы и выразил одобрение: «Хорошо. Чисто».

Медведь был куда более ревностным блюстителем традиций, чем Златослав, и частенько заставлял делать то, на что можно было забить. Но, попробуй, забей, когда тебе в голове нудят: «Возле лерева Перуна бурьян вырос, иди, прорви. Прорви!». И никакие отговорки, что в общественных местах бурьян пропалывают работники городского благоустройства, на Степу не действовали. Нудил, пока не прорвешь.

«Пойдем, — защитник возник на пороге. — Депешу отнесли в кабинет председателя горисполкома. Он вызвал директора гостиницы и начальника железнодорожной станции. Все забегали. Надо поторопиться, а то мы пропустим что-нибудь интересное».

— Ну и сидел бы в исполкоме, — огрызнулся Златослав, обнаруживший огромное бурое пятно на светлой парадной накидке. — Мог бы что-то подслушать.

Пришлось брать красное одеяние, подаренное жителями станицы Васильковской. Мелкие голубые васильки на алом фоне выглядели как россыпь букашек, но выбирать было не из чего — светлое не стирано, а в теплом плаще Златослав бы упарился. Такого жаркого октября не было очень давно, если верить архивам метеорологов, похожий температурный подъем регистрировали сорок семь лет назад. И лето было знойным и засушливым, Златослав к августу уже еле-еле дождь призывал — небеса сопротивлялись. В сентябре чуточку попустило, а сейчас опять.

И если бы только жара! Полудницы распоясались, выходили с полей, пытались пробраться в дома. Степа, чуявший их за десятки километров, метался по Зернодарскому городскому округу, потрескивая сухими молниями, и прилегающий станицы вниманием не обделял. Сам Златослав без всякой магии навешал тумаков охамевшему полуденнику, возникшему возле городского фонтана в Перунов день, а когда тот развеялся, потребовал от жрецов Сварога приостановить жатву. Сердце предвещало беду, и ныло не зря — оказалось, что на полях проросла стальная повилика. Два комбайна потеряли, комбайнеров всех успели спасти. До утра решали, что делать, звонили в Москву, а поутру повилика исчезла, как и не было. Воистину дурное лето. Может быть, Мокошь гневалась. А, может, козни Морены — у нее прислуги хоть отбавляй. В любое время года.

Златослав посмотрел на себя в зеркало. Волосы собраны в высокий хвост, легкие брюки чисты, рубашка тщательно отутюжена. Обереги болтаются на шее, наручи защелкнуты на запястьях. Красная накидка придала ему официальный вид и он, свистнув Степану, схватил отчет о проделанной работе и сбежал с крыльца — надо было поторопиться, чтобы не заработать выговор за опоздание.

Марина окликнула его, когда он садился в машину.

— Вечером зайдешь?

— Не знаю, — честно ответил Златослав. — В исполком депешу доставили. Если какой-то приказ из Москвы и объявят чрезвычайное положение — не зайду.

Глава 1. Златослав. Совещание

В кабинете председателя горисполкома было людно. Жрец Крышеня, доставивший депешу, тихо переговаривался с начальником железнодорожной станции. Главврач городской больницы — статная Дочь Мокоши в темном платье, белом переднике и апостольнике — чихвостила директора гостиницы.

— По тебе санэпидстанция плачет! Прикрываешься столовой на первом этаже, а сам тараканов развел на радость окрестным кикиморам и травить не собираешься! Когда тебе последний раз штраф выписывали? Месяц назад? Хочешь сказать, что-то изменилось?

— Петровна, но столовка тоже... — подал голос гвардии Перуна полковник Ломакин. — Как ветром оттуда рыбную вонь принесет, закаленные десантники в части в обморок падают. Давно пора закрыть этот рассадник отравляющих веществ. Предлагаю приравнять общепитовскую еду к бактериологическому оружию и уничтожить согласно Конвенции Чистого Времени.

— Ишь, какие неженки! — встрепенулся боевой архивариус Семенов. — Воняет им! А где мы обедать будем? Ты же к себе в часть не пустишь!

— Тихо! — хлопнул ладонью по столу председатель горисполкома Глеб Митрофанович. — Будем решать задачи по мере поступления. Златослав Борисович, присаживайтесь. Степу оставьте в приемной, пожалуйста, и без него тесно. Ввожу вас в курс дела. Вы же историю города изучали? Помните, что у Зернодара до Победы Велеса и Мокоши был город-побратим в Лапландии?

Златослав потер обросший щетиной подбородок, не отвечая ничего определенного.

«Город-побратим? В музее, вроде бы, никакого стенда на эту тему нет».

«Обломки скульптуры возле штаба реконструкторов и архивариусов, — напомнил Степан. — Каменные шары. Разбитая птица».

«Точно! — спохватился Златослав. — Говорили, что ее вынесли со станции растениеводства, перед тем как здание и участки с деревьями заплело «волосами» и свинцовым вьюнком».

— Вспомнили, Златослав Борисович? — от взгляда жреца Сварога мало что укроется. — Тогда читайте.

Глеб Митрофанович передал ему письмо.

Златослав пробежал взглядом по строчкам.

«Для укрепления дружественных связей с лапландским народом... в связи с имеющимися документально подтвержденными связями между городами... при наличии разрешения Штаба боевых реконструкторов и архивариусов... обеспечить сопровождение и осмотр объекта... прием, размещение и проживание...»

— То есть, они на станцию растениеводства проникнуть хотят? — уточнил он у Глеба Митрофановича, дочитав письмо. — Но ей присвоен класс опасности «А». Если не трогать — вьюнок за периметр не вылезает. Если пытаться пройти через центральный вход или перелезть через ограду, можно огрести такие последствия, что нас гвардейцы из Москвы спасать будут. Если успеют доехать. Я им, — он махнул рукой в сторону Семенова. — Уже сто раз это говорил.

— Не пустим мы их на станцию, — успокоил его Глеб Митрофанович. — Я позвонил в Москву, получил разъяснения. Они там, у себя, разморозили архив. У нас все «волосами Мокоши» заплетено, а у них льдом сковано. Вековым. Оттаивают потихоньку. Так же, как мы здания и землю очищаем. Лапландцы нашли несколько папок, провели исследования, обнаружили в пригороде ранее неучтенную теплицу. Тоже замороженную, но внутри живые деревья просматриваются. Она на термальном источнике построена, видимо, пробивается к корням водичка, греет. В теплице яблони из нашей станции растениеводства. Саженцы им отправляли незадолго до Победы Велеса. Наша-то Яблоня Мокоши тоже со станции. Уникум!

Все дружно и одобрительно загомонили.

— Вот лапландцы и хотят погулять у нас по городу, на священное дерево взглянуть, на празднике побывать, заговоренную соль в костер бросить. Надеются, что озарение снизойдет и наша Яблоня откроет им путь в теплицу.

— На Велесову ночь кто хочет, то и приходит, — пожал плечами Златослав. — Яблок на всех хватает. От заговоренной соли склад ломится, может быть, удастся им несколько мешков с собой впихнуть, чтобы под навесами не каменела. Если на станцию растениеводства не полезут, то я к гостям с дорогой душой. Прослежу, чтобы Степа им не докучал.

— Принято, — кивнул Глеб Митрофанович. — Рассчитываю на ваше содействие. Теперь вернемся к вопросу размещения делегации. Точное количество гостей неизвестно. От пяти до двенадцати. Как выяснилось, в гостинице подавляющее большинство номеров не соответствуют санитарно-гигиеническим требованиям.

— Четверых точно могу разместить. Если бы вчера потолок не обвалился...

— О состоянии вверенного вам объекта мы поговорим отдельно, — пообещал директору гостиницы Глеб Митрофанович. — Что будем делать, товарищи?

— Что-что? — фыркнула Петровна. — По домам разбирать. Я одну комнату в квартире выделить могу.

— У меня отремонтированная времянка. И в доме комната найдется. Спрошу у жены, сколько гостей мы сможем поселить, — сказал полковник Ломакин.

— Тоже поговорю с женой, — повеселел Глеб Митрофанович. — Кто еще готов проявить гостеприимство?

— Я не могу, — на всякий случай напомнил Златослав. — Так-то место у меня есть, но вы же знаете...

Собравшиеся наградили его сочувственными взглядами. Петровна вздохнула, потрепала его по плечу и сказала:

— Занимайся своими делами, Славик. На день Сварога праздник был — закачаешься, теперь с Велесовой Ночью не подведи. А лапландцев мы уж как-нибудь расселим.

Семенов проявил щедрость души и предложил поселить кого-нибудь из иностранцев в их общежитии. Петровна начала кричать, внимание благополучно переключилось на бытовую неопрятность и пониженную моральную ответственность боевых архивариусов и реконструкторов. Златослав услышал ворчание Степы и ответил мысленным ругательством.

В его дом — не личный, казенный, принадлежащий Обители — не мог войти никто. Все продуктовые сделки по благословению соли и отъему припасов у населения совершались во дворе. Смешивание, развешивание и фасовка оздоровительного чая — или под навесом или во времянке. Степан ревностно охранял дом, и этим поставил крест на личной жизни Златослава — ну и на кое-каких карьерных устремлениях тоже.

Глава 2. Алисса. Вызов в Орден Белых Тигриц

Весь славный и древний род Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер по праву гордился графиней Маргрет Байтинг-Кнудссон, прабабушкой Алиссы. Парадный портрет, увековечивший графиню в бело-голубой форме Патруля с тигрицей Гретой за плечом, занимал центральное место в картинной галерее столичного дома.

В далекие дни, когда Морена замахнулась когтями на атомные электростанции Европы, а Велес перехватил ее запястье, произошло изменение мира, причинившее значительные неудобства, но не столкнувшее человечество в пропасть гибели. Древние боги вступились за паству, позабывшую их имена: Мокошь заплела зелеными прядями опасную человеческую технику и оружие, не позволив разразиться ядерному апокалипсису. Зевс и Посейдон выставили барьеры из волн и молний, отнимая у средиземья атомные игрушки. А Укко, оберегавший лапландские земли, встретил ударом волшебного меча убегавшую от Велеса Морену. Та зашипела и вцепилась ему когтями в лицо, порождая ураган, обрушившийся на землю. Слуги Хийси, ледяные призраки, выжидавшие своего часа в подземных чертогах, набросились на людей. Казалось, что лапландцы погибнут, не дождавшись победы Укко, но горстка смельчаков, в чьих жилах текла колдовская кровь, смогла заступить дорогу морозным тварям.

Карельский Патруль возглавил Йохан Седерфельд — он и трое колдунов воплотили свою волю в стаю белых волков, неутомимо рвавших призраков клыками. Графиню Маргрет ураган застиг в столичном зоопарке, куда она повела своих юных отпрысков. Прыжок белой тигрицы, вырвавшейся из клетки, и помчавшейся прочь от ледяной нежити, помог графине призвать защитницу, сохранившую жизнь ей и детям. Так было положено начало Ордену Белых Тигриц — молодые колдуньи, с которыми Маргрет поделилась секретом призыва, выгнали призраков из Лапландии и поставили защитниц на охрану своих очагов.

С годами кошки начали являться к маленьким колдуньям сами — как волчата к карельским колдунам, как медвежата к русским волхвам. Белые кошечки вырастали в опасных тигриц, служивших залогом спокойствия лапландских земель. Их хозяйки пользовались уважением, Орден процветал, объединяя хранительниц очага, совершенствовавших бытовую магию, и колдуний Патруля, отправлявших тигриц навстречу ледяным призракам, пытавшимся нападать на поселки и города.

В семью Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер больше не приходила ни одна тигрица. Словно графиня Маргрет, раздарившая секрет призыва лапландским колдуньям, лишила своих потомков защиты. Об этом не говорили открыто, но шептались по углам, марая репутацию рода. Поэтому день, когда беленькая кошечка появилась в детской молодой наследницы, стал праздником для всего многочисленного семейства. Посмотреть на Лиссу съехались все родственники — и лапландцы, и карельская родня, и даже двоюродная бабушка из Калининграда.

На Алиссу высыпался ворох поздравлений, цветов и подарков. Маленькую Лисоньку тискали, носили на руках и бархатной подушечке, целовали в розовый носик и восхищались мягкостью шерстки. О том, что о появлении защитницы надо немедленно оповестить Орден никто то ли не подумал, то ли не захотел ускорять разлуку Алиссы с семьей — маленьких колдуний забирали в пансионат, где наставницы и воспитательницы учили их уживаться с защитницей, повелевать посланным богами зверем и закалять волю.

Неизвестно, когда бы родители оповестили мать-настоятельницу — представительницы Ордена сами приехали за Алисой и Лисонькой через месяц, напугав своим появлением дряхлую калининградскую родственницу. Тут то и нашла коса на камень — Алисса не захотела покидать отчий дом, а Лисонька, почувствовавшая, что ее могут лишить бархатной подушечки, встала на защиту свой хозяйки. Прыгнула на огромную белую тигрицу патрульной и попыталась выцарапать ей глаза.

Противостояние длилось пять лет. Алиссу заманивали в пансионат на новогодние праздники, знакомили с другими маленькими колдуньями, присылали наставниц на дом, но всё без толку. Лисонька росла, наглела, демонстрировала скверный характер, рычала на незнакомцев, портила мебель, стачивая когти, и нервно реагировала на резкие запахи — могла утробно выть часами, если ей что-то не нравилось. В понятие «не нравилось» входили пряности, лакокрасочные материалы, любые цитрусовые фрукты, большинство тушеных овощей — особенно капуста — бензин и выхлопные газы.

Настоятельница фра Бергента неоднократно посещала дом Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер, разговаривала с Алиссой, объясняла ей, что защитница, которой позволяется делать все, что угодно, может стать проклятьем своей хозяйки.

— Ты должна научиться ей приказывать.

— Зачем? — хмурила брови Алисса. — Она знает, что мне нужно. Она все сделает. Я не хочу ей приказывать. Мы понимаем друг друга.

— Сейчас — да. Позже у вас возникнут противоречия. Кошка может не одобрить твоего избранника. Начнет ревновать. Сердцем почувствует, что это твоя половинка, но будет сопротивляться из вредности.

— И что? — Алисса посмотрела на настоятельницу бездонными черными глазами, в которых плясали искорки колдовской силы.

— Останешься старой девой. Будет у тебя не сорок кошек, а одна капризница, рвущая диваны и отпугивающая всех знакомых от дома.

— Пф-ф, — фыркнула Алисса. — Лучше остаться старой девой, чем приказывать. Но я не боюсь. Я люблю Лиссу, она любит меня. Мы как-нибудь договоримся.

Сейчас, на пороге двадцатипятилетия, вспоминая этот разговор и перечитывая короткую записку с повелением явиться в небоскреб Ордена, Алисса горько жалела, что не прислушивалась к словам наставниц и матери-настоятельницы. Сбылось всё, что ей предсказывали. И даже больше.

Мягонькая Лисонька вымахала в тушу, весившую почти двести килограмм, считала себя очень изящной и страшно злилась, если кто-то намекал на то, что она крупнее прочих тигриц Ордена. Перечень запахов, которые Лисса считала неприемлемыми, значительно расширился в тот день, когда Алисса познакомилась с карельским колдуном, потомком Йохана Седерфельда. Главное место в этом списке заняло понятие «псина». Волк Карла Седерфельда без особого труда проходил у Лисоньки под брюхом, и это усугубило ситуацию с несовпадением оценок изящества.

Глава 3. Златослав. Подготовка к приему делегации

— Есть мнение, что можно подогнать к больничному парку бетономешалку, заляпать почти все кротовьи норы, а возле оставшихся расставить крысоловки! — выпалил Семенов. — А вдруг что-то интересное поймается?

— Нет, — подумав, отказался Златослав. — Я для начала просто так посмотрю. Петровна нам за бетон в саду холки намылит. И Глебу хвост накрутит, останемся без премии.

Без премии Семенов оставаться не захотел. Посетовал, что бетон зря пропадает — выменяли на заводе за десять изоляторов для высоковольтных линий, а теперь пристроить некуда. Златослав посочувствовал, отвлекся на Степана, который сообщил ему, что сбегает к элеватору, проверит, мыши там шуршат в сушилках или нежить какая-то от железнодорожных путей приползла, сел в машину и решил, что с него хватит — пора ехать к Марине под бок, и поужинать, чем Велес послал, сэкономив свой борщ. Пригодится, неизвестно еще чем там у Петровны завтра накормят.

Марина не подвела: пожарила картошечку, выставила к ней банку маринованных огурцов с помидорами, до которых Златослав был большим охотником, вынула из холодильника вареную курочку и компот из сухофруктов. Красное одеяние повесила на вешалку, усадила Златослава за стол, и, конечно же, начала расспрашивать.

Слух о том, что в город приедут заграничные девки с кошками, которые полезут на станцию растениеводства, уже облетел весь город.

— Говорят, что они — Мореновы прислужницы. Среди льда живут, слыханное ли дело?

— Разговорчики прекращай, — лениво посоветовал Златослав. — Жрецам Сварога и Перуновым воинам виднее, кого в страну пускать. Мимо них нежить не проскочит. А ты сплетни повторяешь. Прищемят язык, я тебя у Крышеня отмазывать не буду.

На этом тема иностранной делегации заглохла, вечер и ночь прошли в приятном времяпрепровождении — только Степа в полночь начал топать под окнами, да и то быстро утих.

В субботу Златослав зашел домой, переоделся, на всякий случай взял лопату и поехал к Петровне. Строили в давние времена с размахом, корпусов у больницы было три, и между ними росли раскидистые вязы, березы и клены, а по периметру — пирамидальные тополя. Ничего съедобного.

Златослав обошел парк — Степа вынырнул как из-под земли, бродил по пятам, недовольно похрюкивая — перещупал комья отвалов, принюхался к норам и убедился: не кроты. Есть магия. Что-то редко встречающееся, но знакомое. Он такое в Обители на занятиях проходил.

— Славик! Покушаешь? — крикнула Петровна с третьего этажа. — Не казенное, я из дома принесла!

— Ага, — согласился Златослав и шепотом спросил у Степана. — А не кладовик ли это? Может, трубы меняли и клад потревожили?

Степа замотал головой.

— А похоже. Хотя, да, котяра бы не копал. Он бы по ночам по парку шастал, огнями народ заманивал. Но магия похожа. Кто же там еще в родстве? Это не горник, тот бы уже так раскопал, что фундаменты во всех трех корпусах просели. Наверное...

— Славик! Огурчик свежий порезать или квашеный?

— И тот, и другой, — крикнул Златослав, роясь по карманам. — Петровна! Киньте мне мелочи, медных монеток!

— Много?

— Штучек пять хватит. Можно больше.

От мелочи пришлось уворачиваться — по команде Петровны его обшвыряли монетами и врачи, и медсестры, и пациенты. Когда газоны заблестели, Златослав проорал: «Хватит, хватит!» и начал читать наговор.

— Трясись земля, трясись вода, скарбник выходи, выходи навсегда. Дам тебе монетку, а еще объедков, покажу дорогу и пойдешь ты к богу. Выходи быстрее, монеты ржавеют! Ты в мешок их собирай и быстрее удирай!

Возле водонапорной башни зашевелилась земля. Толстая черная мышь — а размером она была с доброго поросенка — вылезла из подземного хода, волоча за собой красный бархатный мешок, и принялась собирать монетки жадными лапками.

— Мать моя Мокошь, кто это? — спросила Петровна.

— Скарбник. Типа кладовика, только не к золоту и серебру, а ко всякому хламу привязывается, годами охраняет. Вы в подсобных помещениях генеральную уборку делали?

— И генеральную уборку, и свалку ликвидировали.

— Вот! Выкинули его скарб, а он теперь тоскует.

— А куда он теперь, бедолага?

— Пристроится в автоколонне, — пообещал Златослав. — Степа его проводит, чтобы никуда не свернул. Монеток сейчас наберет, межевику мзду заплатит, и ему на жизнь на двадцать лет хватит. У него расходы небольшие, когда-никогда надо новый мешок купить. А еще киньте кусочек хлеба, я ему с собой в дорогу дам, голодного выгонять нельзя.

Щедрая Петровна выбросила в окно полбулки белого хлеба, потом полбулки черного, а следом прилетели два сладких обсыпных рогалика в пакете. Скарбник засвистел, спрятал подаяние в мешок к монетам, затянул тесемки и ловко вспрыгнул на спину Степану. Медведь недовольно заворчал, но пошел в сторону автоколонны — Златославу было виднее, куда скарбника определять. Врачи и пациенты проводили Степу, мышь и мешок бурными и продолжительными аплодисментами.

— Славик! Иди скорее покушай! — позвала Петровна. — Устал же заклинания читать, силы восполнить нужно!

— Очень устал, — соврал Златослав. — Это сложная волшба, после такой обязательно хорошо пообедать надо.

Петровна не пожалела свою домашнюю уточку — а откармливала она их больничной кашей — и разносолов принесла, как будто и Златослава, и Степу кормить собралась. К счастью, Степа никогда ничего не ел, поэтому Златославу больше доставалось.

Остатки трапезы он увез домой, поспал, проснувшись, поел борща и решил все-таки совместить операцию изгнания тараканов и призыв морозного ветра. Всегда можно наврать, что ветер сам дунул не туда, и вообще ему, Златославу, показалось, что это прямое указание Глеба Митрофановича. До директора гостиницы он дозвонился сразу — как будто тот сидел возле телефонного аппарата в ожидании известий. Быстро освежили детали продуктового договора, договорились встретиться возле черного хода — на город наползали сумерки, и это способствовало сохранению тайны.

Глава 4. Алисса. Поездка

Помимо сентиментальных гастрономических воспоминаний, которые было интересно послушать, фра Астрид поделилась с Алиссой несколькими практическими советами.

— Тебе нужно купить всяких мелочей для взяток. У русских полно еды, много добротных вещей, но нет излишеств. Купи большие наборы фломастеров. Тридцать шесть цветов подойдет. Дорогое красиво упакованное мыло, духи. Разноцветную жевательную резинку — у них только белая и невкусная.

Алисса сделала мысленную пометку, кивнула.

— Не бери с собой ничего заговоренного. Ни косметичек, ни маникюрных наборов, особенно ножниц: режущий предмет и наговор сразу вызовут подозрение. Пограничники чуют магию, и ты им не докажешь, что это бытовая волшба хранительниц очага. Придется выкинуть, а если начнешь пререкаться — на границе завернут.

Лисса чинно сидела рядом со столиком, помалкивала и внимательно слушала речи фра Астрид. Это было нехарактерным поведением, и Алисса тихо радовалась тому, что кошка не позорит ее перед одной из самых влиятельных колдуний Ордена.

— И, знаешь... — фра Астрид постучала ложечкой по блюдцу. — Если захочешь с кем-то закрутить роман, выбирай гвардейца Перуна или жреца Сварога. Жрецы Крышеня слишком пронырливые и мутные, от них держишь подальше. А волхвы... Волхвы хороши, так и хочется прижаться, напитаться силой. Но они невыездные. Русские делают бешеные деньги на заговоренной соли, им невыгодно отпускать за рубеж того, кто может освятить продукт легким движением руки.

— Совсем никого не выпускают?

— Тем, с кем ты можешь познакомиться — выехать не разрешат. А те, кто рангом повыше, с тобой романы крутить не будут, потому что уже давно женаты. Судьбы волхвов определяет Велес. Он сталкивает и связывает своего служителя с невестой, которая пройдет жизненный путь с ним и его защитником. Волхвы не изменяют женам, говорят, что от добра добра не ищут. Может быть, им действительно хорошо со своими спутницами, может быть — боятся гнева бога. Не знаю.

Они тепло распрощались. Алисса вышла на улицу и сказала Лисоньке: «Завтра пойдем в торговый центр за покупками. Или ни с кем не задирайся, или оставайся дома».

«Я не хочу, — неожиданно ответила тигрица, от которой веяло смятением и страхом. — Я не хочу туда ехать. Давай откажемся».

Алисса оторопела. Лисонька всегда была безудержной: лезла в драку, не обращая внимания на превосходящие силы противника, будучи котенком огрызалась на взрослых тигриц, рискуя получить взбучку, не боялась ни волков, ни ледяных призраков, и вдруг...

Пришлось закатить прочувственную мысленную речь. Напомнить, кто виноват в том, что им фактически объявили бойкот. Пообещать, что если у русских будет опасно, то они развернутся и уедут — хоть прямо с границы. Лисса морщила нос, шевелила усами, соглашалась с аргументами, но ехать все равно не хотела — боялась и волхвов, и медведей, и птиц Гамаюн, которых изредка показывали по телевизору. В итоге Алисса сказала: «Если ты откажешься — я поеду сама» и они вернулись домой в напряженном молчании — ни жалоб на бензиновую вонь, ни любования отражением в витринах, ни ссор со встретившимися тигрицами.

Молчание — непривычное, пугающее Алиссу, привыкшую к постоянному нытью тигрицы — продлилось почти до самого дня отъезда. Билет на поезд и визу на въезд принесли домой — их заказывал Орден. Тигрица вошла в кабинет, когда Алисса перебирала бумаги. Села, обернув лапы хвостом, проговорила: «Одну я тебя не отпущу. Поедем».

— Отправление завтра в полночь с Центрального вокзала, — сообщила Алисса, обрадованная словами защитницы.

«Давай сегодня прогуляемся к яблоням? — неожиданно предложила Лисса. — Хочу на них посмотреть. Ты уже купила подарки, вещи уложат слуги. У нас есть свободное время».

— Давай, — ответила Алисса, обнимая тигрицу за шею и притягивая к себе. — Только доедем на машине, а потом пойдем пешком. До пригорода далеко, а сегодня очень холодно. Не хочу простудиться и греметь соплями на потеху пограничникам. Зачарованные платки, от которых не краснеет нос, я брать не буду — фра Астрид предупреждала, что лучше не везти с собой магические предметы.

Лисонька фыркнула — то ли не доверяла словам пожилой колдуньи, то ли собиралась устроить скандал при досмотре.

Они провели чудесный вечер. Добрались до пригорода, навестили теплицу, протаяли окошко дыханием и обнаружили, что одна из яблонек расцвела. Алисса сочла это добрым предзнаменованием, Лисса обрадовалась, замурлыкала, долго царапала дверь, пытаясь проникнуть под стеклянно-льдистый купол, но потерпела неудачу. Назад возвращались в сумерках. Остановились, посмотрели на столицу. Пояс трущоб светился, жители суетились, чтобы успеть закончить дела до наступления темноты. Силуэты небоскребов и телевизионной башни выделялись на фоне ледяной горы, в которую превратился аэропорт. На улицах позвякивали трамваи, рычали автобусы, светились красные телефонные будки, разгорались фонари, отгонявшие теплым светом мелкую нечисть, осмеливавшуюся переступить городскую черту.

— Интересно будет сравнить, — проговорила Алисса. — Как у них, а как у нас. В Карелии не нашлось ничего особенного — то же самое.

Лисонька проворчала: «Только псиной воняет» и на этом тема обсуждения путешествий была закрыта.

На вокзал они прибыли заблаговременно. Шофер выгрузил чемоданы, отнес в зал ожидания. Алисса села в кресло и завертела головой по сторонам, высматривая свою напарницу. После слов матери-настоятельницы она перебрала возможные варианты, и теперь хотела узнать, будет ли поездка терпимой или невыносимой до омерзения — двум колдуньям и двум тигрицам предстояло ехать в одном купе.

«Пф-ф, — фыркнула Лисса. — Красуется-рисуется!»

«Кто?» — спросила Алисса, и, повернув голову, поняла.

Рийкка с Рикой. Вот кого фра Бергента выбрала.

Рика шла впереди своей колдуньи, рассекая толпу, потряхивая кожаным ошейником с грозными шипами. Это был высший знак отличия, награда Ордена за личное мужество и отвагу, проявленные при спасении людей, и самоотверженность при защите миропорядка. Ошейник пропитывала магия хранительниц очага: и Рийкка, и Рика быстрее восстанавливали силы, защитница мгновенно залечивала неизбежные ранения и чуяла любую нежить через семь кирпичных стен — у призраков не было шанса укрыться в трущобах, когда напарницы выходили на патрулирование.

Глава 5. Златослав. Гостья в дом

Они опоздали — из-за капризов Степана, который неожиданно решил, что он тоже должен быть красивым. Пришлось искать парадную попонку и ремни, один из которых оказался пересохшим и лопнул.

— Это все оттого, что ты растолстел! — обвинил Степу Златослав, поспешно прилаживая один из своих ремней поверх попоны. — Вроде и не жрешь ничего, а расперло как на дрожжах.

Степа что-то пробурчал и продолжил обдумывать важную мысль — одновременно с красотой ему захотелось иметь отчество. Златослав полночи слушал размышления о том, что зрелому медведю необходимо отчество, да не какое-нибудь, а солидное. Потапыч, Михалыч и словосочетание Степан Степаныч были отвергнуты. Защитник разрывался между вариантами Феоктистович и Дормидонтович. Златослав помалкивал — Дормидонтовича он предложил шутки ради, а медведю понравилось. Поэтому вариант Пузославович, вертевшийся на языке, он благоразумно придержал при себе. А то ляпнешь, и мало ли как обернется.

Из дома выбежали, чуть не забыв медвежью шкуру и букеты. Вернулись, кое-как раскочегарили «Москвич», доехали до станции, чувствуя, что над железнодорожными путями клубится недовольство Сварога и Перуна. Снова побежали, успели, и...

Лапландская колдунья очаровывала броской красотой. Высокие скулы, непривычный разрез глаз, бездонные черные очи, алые губы, копна антрацитовых волос. Златослав не сразу понял, что кроме колдуньи и тигрицы никто не приехал, а когда понял, положил букет к лапам огромной белой кошки по требованию Степана.

Медведь засуетился. Предложил тигрице выйти из вагона, услышав жалобу на смрад, ужасно разволновался и возложил вину на Глеба Митрофановича с полковником.

«Чуть-чуть вперед пройдем, подальше от станции, и сразу станет легче, — бубнил он, не позволяя Златославу сосредоточиться на беседе с колдуньей. — Это они дезинфекцию провели и траву красили. Пойдемте, Славик ваш букет донесет».

Колдунья назвала свое имя — «Алисса» — не отрывая лица от роз, и Златослав сообразил, что дегтярная вонь может не нравиться не только кошке.

— Пойдемте, — предложил он, повторяя речь Степы. — Это у нас тут жрецы Перуна и Сварога дезинфекцию провели. Сейчас отойдем от станции, и будет полегче. Два раза потом дегтярное мыло водой смывали, ничего не помогает. А я дождь призвать не могу, у медальона нет, жду, пока новый из Обители пришлют.

Алисса кивнула, взялась за его локоть, отказалась от каравая, предложенного Глебом Митрофановичем, и попросила:

— Сумку и чемоданы пусть кто-нибудь из поезда заберет, пожалуйста.

Пока Глеб Митрофанович передавал каравай полковнику, чтобы заняться багажом гостьи, боевые архивариусы перестали орать «Поздравляем», схватили кошачий букет, чемоданы и сумку и понесли к «Москвичу».

«А гостиницу мы развалили, — рассказывал Степан тигрице. — Но, честно говоря, там такая гостиница была, что лучше вы поживите у нас. Мы никогда ничего с дегтярным мылом не моем, у нас прекрасно пахнет, есть навес с сушеными травами, яблоки в корзинах, и два дерева в саду — груша и айва. С них плоды собрать надо. Айву можно попозже, а вот груши уже пора в подвал закладывать, но Славик такой ленивый, если я не напомню, ничего не делает. Что? Ваша тоже? Вы знаете, я в Обители с другими защитниками говорил, люди все такие».

«Что ты несешь? — оторопел Златослав. — Навес-то у нас есть, но... Ты серьезно, Степа? Ты впустишь колдунью в дом?»

Не дождавшись ответа, он открыл дверцу «Москвича», чтобы Алисса могла сесть на переднее сиденье. Боевые архивариусы сгрузили чемоданы в багажник, а сумку и букет положили на заднее.

— Тут действительно дышится легче, — признала Алисса.

Голос был сильным и мелодичным, завораживал отдаленным звоном ледяных колокольчиков, отвлекал от мысленного разговора со Степаном — это было необычно, медведь всегда перекрывал любые слова людей.

«Конечно, они поживут у нас, — заявил защитник, топчась вокруг белой тигрицы. — Я не доверяю ни Глебу, ни Ломакину. Лизонька настрадалась в поездке, какие-то волхвы воняли на нее чесноком и пытались украсть чемодан. А жрец Крышеня вымогал у них фломастеры! Стыд и позор! Надо будет сообщить в Обитель о ненадлежащем поведении. Чего ты застыл? Садись за руль, вези Алю домой».

Златослав кое-как переварил речь Степы, подхватил падающую медвежью шкуру, вернул на плечи, сел в машину и осторожно проговорил:

— Мой медведь предлагает вашей тигрице пожить у нас. Дом большой, есть спальня для гостей. Звери смогут спокойно гулять во дворе и в саду. Если вас это устраивает...

— Лисса мне уже сказала, что мы будем жить у Степана Радосветовича, — кивнула Алисса, косясь на ритуальное ожерелье у него на груди. — Я согласна.

Медведь с тигрицей побежали впереди «Москвича», оживленно переговариваясь. До Златослава доносилась речь защитника: «А в автоколонне у нас скарбник живет, мы его туда из больницы переселили, я его навещаю, он интересно про местные подземелья рассказывает. Познакомлю вас, если захотите. Что? Нет-нет, ни капельки не воняет. Я, знаете ли, сам к этому чувствителен, предпочитаю сладкие запахи. Люблю, когда варится варенье. Вы любите?»

Алисса тоже прислушивалась к разговору защитников. Склонила голову, спросила:

— А что такое айва?

— Фрукт, — доложил Златослав. — Осенний, очень твердый, суховатый. Съесть трудно, поперек горла встает. Из него варенье варят и компоты. А я обычно десяток-другой плодов режу, сушу на чаи.

— Вы умеете смешивать чаи? — оживилась Алисса.

— Конечно, как не уметь? — удивился он. — Это не факультатив, это обязательный предмет при обучении. У меня две толстые тетради с рецептами. Только я их куда-то потерял, и смешиваю на память. Насыпаю всего побольше, не жадничаю. И никто не жалуется. Всем помогает.

— Мне понравился «Винтаж», — проговорила Алисса и снова посмотрела на ожерелье.

— Винтаж... — порылся в памяти Златослав. — А-а-а! Да это же краснодарский чай с шиповником и яблоками. Ничего сложного. Чай мне привозят, шиповник и сушеные яблоки есть, попьем чайку, а потом...

Глава 6. Алисса. Впечатления и надежды

Волхв Златослав Борисович Мещерский был несомненным подарком судьбы, но Алисса не могла понять, как снять упаковку с этого подарка.

«Он лучше всех волхвов, которых я увидела, — сказала она Лиссе. — Плечи, ты оценила какие у него плечи? Он крепко сложен, силен, его ладони таят магию. А волосы? Густые, длинные, темно-русые, шелковистые, так и хочется протянуть руку, расчесать пряди пальцами. А...»

«Степан лучше, — безапелляционно заявила тигрица. — Это Степа подарил мне цветы. Мне никто никогда не дарил цветы. Степа самый лучший!»

«Поделили, — согласилась Алисса. — Тебе Степа, мне — Златослав. Надо только придумать, как его соблазнить. Намеков он не понимает. А говорить впрямую мне не позволяет девичья гордость».

Лисса фыркнула и побежала на ночной обход вместе с прекрасным Степаном, жалея, что с него сняли попонку — в попонке медведь был неотразим.

Алисса поворочалась с боку на бок, взяла со стула теплое одеяло, которое ей принес Златослав. Она намекнула, что есть другие способы согреться в прохладном доме, но волхв то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял — возможно, из-за незаинтересованности или по служебным инструкциям, полученным по телефону.

«Если меня не переселят в гостиницу — кажется, Степа говорил, что она развалилась? — то продолжу флиртовать. Хочется понежиться в его руках, почувствовать теплую силу. Узнать вкус губ, услышать рычание на пике страсти».

Она заснула — день был насыщенным и длинным, усталость взяла свое — а утром пробудилась от разговора в соседней комнате.

— Отказ! Вы, мол, не являетесь строительной организацией, Обитель не может перечислить деньги за бетон на ваш расчетный счет, потому что покупает его у определенного списка поставщиков, поддерживая местных производителей.

— Не ори, гостью разбудишь.

«Это боевой архивариус Семенов, — доложила Лисса. — Из тех отчаянных, кто лезет в руины и заплетенные прядями здания. Архивариусы вместе с реконструкторами восстановили половину Зернодара — после Гнева Богов пряди скрыли от людей и сельскохозяйственную технику, и трансформаторные станции, и ТЭЦ, и элеватор. Сейчас они работают над восстановлением шлюза водохранилища. Степан обещал сводить меня на экскурсию. Документацию по водохранилищу нашел Семенов, поэтому ему многое прощают».

— Ну и как теперь?

Раздался шорох. Касание чего-то легкого о деревянную поверхность.

— Ого! — восхитился Семенов. — Ответ настоящего мужчины! Серьезно, отдашь за бетон?

— Забирай, — ответил Златослав. — Вот еще. В подарок.

— О-о-о! — Семенов зашуршал, взвизгнул «молнией» куртки, понизив голос, проговорил. — Не буду мешать гостье. Удаляюсь. Увидимся на банкете.

За завтраком Алисса выяснила, что одна пачка фломастеров и две пачки жевательной резинки были обменяны на порцию бетона. А бетон, в свою очередь, был выменян на заводе за десять изоляторов для высоковольтных линий. Алисса попыталась посчитать курс фломастера к изолятору, запуталась и решила не забивать себе голову дополнительными сложностями. Отдала Златославу чемоданы с подарками? Пусть делает, что хочет.

Лисса заныла, требуя, чтобы они варили варенье, но Златослав пресек разговорчики предложением познакомиться с Яблоней Мокоши.

— Мне надо коммунальщиков проверить, прислали ли рабочих канавы прочистить. Так-то я, бывает, и сам чищу, но сейчас неудобно — нам потом на банкет, все будут красивые, а я грязный.

Алисса согласилась, втайне жалея, что Златослав не идет на прогулку с дипломом на плечах — со шкурой, которая не прикрывала рельефные грудные мышцы. Сегодня одежда была неуловимо старомодной, основательной — кирзовыми сапогами можно было мелкую нечисть без заклинания растоптать. Златослав защелкнул наручи на запястьях, потер изрядно отросшую щетину, махнул рукой, пробормотал: «А то говорят, что я несолидный, бороду отращивать надо» и снял с вешалки жилетку с меховой оторочкой. Алисса крепко взялась за его локоть, цыкнула на ноющую Лиссу и отправилась на прогулку, чтобы рассмотреть Зернодар, залитый яркими лучами осеннего солнца. Такого солнца дома и летом-то не бывает, что говорить о конце октября!

Они не стали садиться в дряхлую машину. Прошлись улицами и закоулками, вдоль заборов и одноэтажных домишек. Зернодар напоминал большую деревню: квохтали куры, хрипло кукарекали петухи, заливались лаем собаки, выясняя: «Кто идет? Кто там?». К центру улицы начали выглядеть опрятнее, кое-где асфальт темнел новизной, стволы деревьев были побелены, как и бордюры. А потом Алисса сделала шаг на площадь и онемела от восхищения.

Яблоня Мокоши возвышалась над людьми и пятиэтажными домами — раскидистая, бурая, готовая отойти к зимнему сну. Дерево дремало, но это был отдых чуткого стража. Златослава узнали, поздоровались шевелением веток. Алиссу осмотрели — без особого интереса. Желтый, побитый коричневыми пятнами лист соскользнул с верхушки на асфальт, прошелестев что-то непонятное.

Лисса прижалась к ее плечу, смотрела на яблоню с настороженным удивлением. Немного испугалась.

Степа деловито побежал к группе мужчин в рабочих комбинезонах, выворачивавших из тротуарной плитки чугунные решетки.

— Простите. Я на минуточку, — извинился Златослав и пошел к рабочим вслед за медведем.

Алисса обняла тигрицу, не сводя глаз с яблони. Она видела богиню, прячущуюся в ветвях и складках коры — мудрую, усталую, выставляющую барьеры перед неразумными людьми, не позволяя им войти во вкус технологий, вновь подвести себя и природу к границе гибели. Ограждавшую паству от излишеств и легковерности: Морене легче пробраться в душу, когда человек увязает в лености, бездумном потреблении — не только еды и благ, но и бесконечных развлечений.

Рауни хранила очаг, согревала дом в ожидании Укко. Жрицы оттаивали вечную мерзлоту — небольшие кусочки — если им благоволила богиня. Огонь Рауни не мог победить лед Морены, а Мокошь полыхала силой, дарованной Матерью Сырой Землей.

«Она бы и в схватке с Мореной выстояла, — поняла Алисса. — Но предпочла позвать Велеса, чтобы не марать руки и тканые узоры людских судеб, сплетающиеся в бесконечное полотно».

Глава 7. Златослав. Предпраздничные хлопоты

Яр вручил ему завернутый в холстину медальон Призыва Ветра — теплый, отозвавшийся вибрацией на прикосновение ладони — и извлек из бардачка газетный сверток.

— Это тебе на Новый год. Кто его знает, может, и не встретимся, меня в командировку на Байкал собираются отправить. Филиал Обители будем открывать.

Сверток был легким. Любопытство заставило тут же проковырять дырку в газете, а потом и развернуть листы.

— Это?..

— Та самая.

В ворохе газет золотилась елочная игрушка. Звезда, подарившая Златославу имя. Она немного потускнела, но бодро уколола ладонь острым лучом. Словно поприветствовала: «Вот и свиделись».

— Почему?

Златослав ухватил Ярополка за запястье, опасаясь почувствовать дыхание Морены. Нет. Не стоит смерть за плечом.

— Надо что-то свое на елке иметь, — уклончиво ответил Ярополк. — Сколько можно подъедать конфеты на казенных праздниках? Ты это золото выбрал, пусть оно тебе и сияет. Не забудь повесить. Где она, там и дом. Понял?

— Ага, — кивнул Златослав, быстро отнес медальон и звезду на комод, и вернулся, чтобы почесать Федора за ушами — на прощание.

Когда наставник захлопнул дверцу машины, он спохватился, спросил через опущенное стекло:

— А ты серьезно? Про порчу на Алиссу?

— Мало ли у кого взыграет, — пожал плечами Ярополк. — Присматривай за красавицей, не давай в обиду. И сам не обижай. Варенье довари, закатай, пусть с собой увезет. И яблок с Велесовой ночи не забудь дать. Негоже такую барышню отпускать без подарков.

Зарычал мотор, коротко рявкнул Федор — тигрица со Степой, подслушивавшие разговор, попятились. Ярополк уехал, оставив Златослава мучиться недоумением. Не может быть, чтобы он проделал такой длинный путь ради медальона и елочной игрушки. С Алиссой почти не говорил, только перешучивался. Никаких указаний... даже разнос не устроил. И на развалины гостиницы глянул мельком, только и сказал: «Елки вокруг посади».

Он вернулся к садовому очагу. Спросил:

— Алисса, вы не замерзли? Чаю? Здесь или на кухне? На кухне торт.

— Чаю. Здесь. — Темные глаза мерцали отблесками айвового варенья. — И, если так можно выразиться, на брудершафт. Давайте перестанем выкать?

— Запросто, — согласился Златослав. — Чай какой?

— Любой. С фруктами, но без мяты.

— Мяты мало, — честно сообщил он. — В этом году сначала дожди были, а потом на молодые листья какая-то гнусь напала. Обожрала в кружево, а жилки свернулись в трубочки. Осенью чуть-чуть насушили, только для лечебных сборов, впритык.

Степа навострил уши, затрещал молниями, помчался в ночь. Тигрица пометалась и побежала следом.

— Что такое стеколка? — спросила Алисса.

— Бывший стекольный завод. Заплетен прядями Мокоши, вероятнее всего, восстановлению не подлежит. Там домовые с окрестных районов постоянно разборки устраивают стенка на стенку. Степа их сейчас пуганет. Это неопасно. Кошечка ваша повеселится.

— Не ваша, — поправила Алисса. — Твоя.

— Мы же чай еще не выпили, — выкрутился Златослав и ушек к навесу с травами.

Руки сами смешали сбор: шиповник, терпкий терн, тонкие яблочные ломтики, щепотка черного чая, листья малины и три цветка ромашки. Подумав, Златослав добавил еще десяток изюмин и обернулся на возглас:

— О, кажется, дождь начинается. Точно. Капает. Мелкий, но сидеть будет неприятно.

— Я сейчас тучку отгоню, — пообещал Златослав, встряхивая чайный сбор в бумажном пакете. — Медальон опробовать надо до праздника. Сейчас в самый раз.

Алисса пошла за ним. Посмотрела на медальон, показала на сверток:

— А это что? Тоже для праздника?

— Это Яр мне привез. Звезда с елки, по которой мне имя дали. Не знаю, зачем. Сказал на Новый год на свою елку повесить.

— Золотая, — Алисса протянула руку, коснулась звезды кончиками пальцев. — Расскажете про Обитель? Я не выпытываю секреты, просто очень интересно.

— Что смогу — расскажу, — ответил Златослав. — Только сначала чай заварю и тучи погоняем.

— Давайте, я вам чем-нибудь помогу?

— Не надо, отдыхайте. Вы же в гостях. Ой! Варенье! Я его сейчас с очага отставлю. Потом доварим, ничего ему не будет. Главное — не забыть крышкой накрыть, чтобы мусор не нападал.

— Я помогу, — повторила Алисса.

Пока Златослав заваривал чай, она достала торт из коробки, выложила на тарелку — «нет-нет, я не буду, это вам» — сделала бутерброды с сыром и колбасой, нашла поднос и составила на него вечерний перекус. Возле стекольного завода рычал Степан, разгонявший дерущихся домовиков. Белая тигрица с интересом наблюдала, но не присоединялась к развлечению — домовики ей воняли.

Цепочка на медальон нашлась в комоде. Златослав продел ее в бронзовую петлю, повесил медальон на шею, и сразу увидел, что туч над городом-то и нет — одну-единственную откуда-то принесло, и прямо над его домом задержалась.

Беззвучное заклинание призыва теплого ветра заставило медальон разогреться. Движение воздушных масс началось вдалеке — где-то сталкивались боками облака, ронявшие снежинки, где-то морской бриз заставил зашевелиться флюгеры на крышах домов. Шквал несся от побережья, разогреваясь на ходу, и достиг Зернодара в тот момент, когда заварился чай. Туча была с позором изгнана, листья и лавочки подсушены, а слабенький огонек под вареньем полыхнул и затух, оставив рдеющие угли.

— Удивительно! — вздохнула Алисса. — Для меня это чудо. Мы не умеем управлять погодой. Можем вызывать ледяные вихри для защиты от призраков — это как встречный пал для остановки лесного пожара. Вихри не улучшают нашу жизнь. А ваша волшба — да.

— Не всегда так хорошо получается, — ответил Златослав, вспомнив изгнание тараканов из гостиницы. — Ну, что? Берем чайник, идем к столу?

— Да.

Они вернулись на кухню, столкнулись руками. Златославу нестерпимо захотелось продлить соприкосновение: взять ладонь Алиссы в свою, погладить тонкие пальцы, потом осмелиться, потянуть запястье к губам и осторожно поцеловать.