Великая степь. Пылающий Мазар.

Глава первая

Они вжались в угол сидя на детской кроватке. Мать закрывала собой круглолицую полноватую девочку, которая плакала навзрыд, испуганно таращась на сидящего у двери на ветхой табуретке бледного, опиравшегося на клюку из красного дерева старика.

Тот в свою очередь улыбался, показывая нейлон зубного протеза и молчал. Комната освещалась лишь ночником – божьей коровкой, вставленным в розетку у входной двери, отчего всё вокруг окрашено было в мистический красноватый цвет.

– Чему учит эта ужасная сказка, чему?!- прокричала женщина, больше прижимая девочку к стене, закрыв её от взгляда старика ещё и расставленными в сторону руками.

Старик не ответил, только улыбнулся шире, и нитка зеленоватой (это было отчётливо видно даже в полумраке) слюны потянулась из-под протеза к полу.

Глава первая

В центре жилища теплился огонь, спрятанный в глиняном кувшине. Сизоватый дым тянуло вверх к венчику дымохода. По бревенчатому куполу скакали желтые и оранжевые тени, была ночь.

На застеленном конской шкурой топчане лежал голенький младенчик. Над ним ворковала мать:

– Ули-ули, пай-пай-пай, спи малютка засыпай, - мурчала она, подёргивая ребёнка за пальчики ног - Этот конь пьёт росу, этот конь ест траву, этот конь несёт рассвет, - женщина касалась пальчиков от большого к мизинцу.

Внезапно из соседнего помещения раздался жуткий звук напоминавший одновременно мяуканье крупной кошки и хрипение умирающего. Мать прижала младенца к груди и встревоженно уставилась на завешанный пологом вход. Ребёнок, напуганный звуком захныкал, женщина вынула из проймы своего платья налившуюся грудь и сунула сосок в рот младенцу.

Вскоре звук стих и селенье погрузилось в сон.

*

Лая́ра не спала всю ночь. Браси́ то и дело просыпалась и кричала. Утро, неласковое из-за моросящего холодного дождика, было для неё особенно сложным. Сегодня впервые доили молодую кобылу.

Лошадь закладывала уши и показывала зубы, когда женщины завели её в доильную хижину, придерживая за недоуздок. Вороной новорожденный жеребёнок шел за матерью, с любопытством оглядывая каждую из женщин. Тульне́й приманила малыша сладким корнем и пока жеребёнок им занимался принялась доить кобылу.

Остальные придерживали недовольную происходящим лошадь за гриву и недоуздок, подкупали лакомствами из сушеных трав.

Кобылу и малыша выпустили в табун, который после дойки погнали на пастбище. Женщины разлили молоко по кожаным сосудам. Когда сосуды были подвешены в доильной хижине пришло время готовить пищу.

Те из женщин, кто имел грудных детей отправились в жилые помещения по коридорам селища. Лишь Лаяра шла на некотором отдалении от остальных, с недавних пор она всё яснее понимала – скоро в селенье придёт шаман. Понимали это и остальные.

Браси уже не спала и смотрела на полог у входа своим необыкновенно взрослым, немигающим взглядом.

Её тонкие как сухие веточки руки были изогнуты под немыслимыми углами, раздутый живот в сетке голубых, толщиной в палец вен подёргивался от икоты. Ноги, такие же тонкие, как и руки с крупными узлами коленей были непривычно длинными, будто у маленького жеребчика и постоянно на ощупь казались ледяными. Крупная, словно раздувшийся бурдюк голова, с несколькими прядками рыжеватых волос, покоилась на свёрнутой валиком конской шкуре. Рот девочки был перекошен, из него текла слюна. Глаза были необычного цвета: карие, а нижняя четверть призрачно-голубая, от чего казалось, будто Браси постоянно закатывает глаза. Бурый лес в объятьях зеркального озера. Это было бы хорошим поводом повысить калым, если б малышка не была проклята.

Над колыбелью висели костяные фигурки, которые в ожидании рождения дочери вырезал каменным ножом отец. С момента рождения Браси мужчина не ночевал у семейного очага, постоянно оставаясь с лошадьми на пастбищах.

Лаяра выдохнула и осторожно отогнула шкуру, служившую в её жилище пологом. В душе она желала Браси смерти, посему каждый раз с замиранием сердца заходила к дочери. Девочка глядела на мать своими жуткими глазами.

Из соседних помещений послышался детский смех и нелепица, которую обычно болтают малыши – ровесники Браси, у очага проклятых было тихо. Лаяра благодарила рухов за это, потому как крик её дочери леденил души всего селища.

Грудь заныла, переполненная молоком, платье спереди стало намокать. Лаяра медленно подошла к девочке, спустила по пояс шерстяное своё платье и, взяв Браси на руки стала кормить.

Для женщины каждое кормление было испытанием на стойкость, потому как помимо прочего, Браси родилась с зубами. Искусанную до крови грудь Лаяра смазывала конским жиром, а чтобы унять боль пила перебродившее кобылье молоко. По мере того, как девочка взрослела – крепли и зубы, а с ними сильней становилась и боль. Поэтому Лаяра всё чаще пила кисловатый молочный напиток, и всё меньше была похожа на прежнюю цветущую жену.

Сегодня было восемнадцатое полнолуние со дня рождения Браси.

Он сидел сложив ноги по-турецки на застеленном линялыми шкурами земляном полу. Мужчина, которому с лёгкостью можно было дать и тридцать лет, и шестьдесят. Посередине жилища горел в глиняном очаге огонь: гудел и потрескивал. Мужчина был светлокож. Вокруг носа и губ залегли заметные, но не слишком глубокие морщины, от чего уголки рта казались всегда недовольно опущенными. Длинные, спутанные рыжевато-золотистые волосы стелились вокруг него, голову венчал колпак украшенный соколиными перьями.

Перед мужчиной лежали красивые разноцветные камушки, собранные им на дне потаённого ручья. Сегодня было необыкновенно тихо. В лесу, где находилась ямная хижина, как обычно всё жило, потрескивало и ухало, к тому же мелкий дождь, переходящий в колючую крупку снега шуршал по конусовидной бревенчатой крыше, будто кто-то невидимый скребётся, просясь к огню, но было тихо. Рухи нынче молчали, не советуя и не требуя ничего.

Мужчина помешал между собой камушки, стал выкладывать их в одной только ему известной последовательности. Разложив поглядел на кумалаки сердито упершись кулаками в колени, затем встал и направился к висящему у выдолбленной в земляной стене прямоугольной полке с глиняными сосудами, кожаными мешочками, каменной ступкой с пестиком. Полка была украшена черепами мелких животных, когтями и сушенными лапками птиц. Подхватив один из кожаных мешочков мужчина запустил в него руку, сделал резкий разворот, в движении выбросив в очаг сушеную травку.