– Ты знаешь, Клава, я в последнее время подсела на любовные романы, – начала разговор Таисия. – Вот было бы здорово оказаться на месте героини. Представляешь, вот умираешь ты тут старушкой и попадаешь в другой мир, обретаешь красивое молодое тело, магию в придачу и встречаешь истинную пару. Брутального дракона, императора эльфов или на крайний случай вожака оборотней. И живете вы…
– Ага, и жили вы долго и счастливо в сплошной антисанитарии, эпидемий и в условиях полного отсутствия цивилизации и связи.
– Ай, отстань! Ничего ты не понимаешь. Тебе бы мечтать научиться, Клава, а то ты слишком приземленная. Так ведь скучно жить.
К мечтам подруги Таи Клавдия привыкла. На старости лет та вдруг загорелась идеей о переселении душ и никак не желала признавать, что этого не будет, и ждет их обычная смерть.
Умирать Касилова Клавдия Архиповна не хотела, даже из-за какого-то дракона, который всё витал в воображении ее подруги Таисии.
Несмотря на ее нежелание, возраст уже брал свое, суставы реагировали на любые изменения погоды, давление часто подскакивало под двести, а присматривать за ней было некому.
Единственный любимый сын, которого она родила в сорок, уже считаясь старородящей, пять лет назад женился и упорхнул за профурсеткой-женой в столицу. И если поначалу Артемка ей звонил и интересовался здоровьем и делами, то теперь всё чаще обращался только по делу. А дело у него было только одно – деньги. Сорокалетний лоб оказался неспособен прокормить ни себя, ни свою жену.
Сердобольное материнское сердце каждый раз таяло и жалело единственное чадушко, и Клавдия бежала на почту, получала пенсию и практически всю отправляла сыну. Сама же жила на скромные сбережения, отложенные на похороны, питалась консервами да закрутками, которые заготавливала каждую осень. И всегда с надеждой ждала редких приездов единственного сына. В глубине души ей было стыдно перед своим почившим тридцать пять лет назад супругом Сафронием, что не удалось ей воспитать Артемку, как настоящего мужика, но она верила, что у него просто период такой – на работе не ценят, продвигают своих, в личной жизни проблемы, а жена готова вот-вот уйти от него в поисках лучшей жизни.
Замуж Клавдия вышла не по любви, в тридцать девять лет. Родители ее к тому моменту умерли, братьев-сестер она не имела, так что жила в своей однушке, страдая от глубокого одиночества. Они с мужем работали в одной больнице – он главврачом, она главбухом. Обоим по сорок лет, оба имели неконфликтный характер, а самое главное, были одиноки и относились друг к другу с уважением. Сафроний был разведен, имел двух детей двадцати лет, с которыми они поддерживали связь, но когда он спустя пять лет умер от инфаркта, общение оборвалось. Так что к восьмидесяти годам у нее была одна радость – сын Артем.
Клавдия надеялась, что вскоре у них всё наладится, и они подарят ей внуков, поэтому с завидным упорством и надеждой помогала им, чем могла. Таисия, ее лучшая подруга еще с институтских времен, не одобряла ее трепетного отношения к сыну-лоботрясу, но Клавдия отмахивалась от ее ворчливых нотаций. Откуда той знать, что такое материнская любовь? У нее ведь детей так и не было. Бесплодие после аборта в двадцать, после чего муж от нее ушел, хотя сам на аборте и настаивал. Так они вдвоем и жили на одной лестничной площадке на старости лет. Чего греха таить, развлекались шитьем, просмотрами сериалов и сплетнями про соседей. Не со зла, нет, а от отсутствия личной жизни.
Так и шла жизнь Клавдии размеренно и рутинно, пока однажды ей в очередной раз не позвонил сын. На этот раз с новым требованием.
– Мама, ты должна продать квартиру.
Сначала Клавдии показалось, что она ослышалась, но затем вопрос повторился уже с нажимом.
– Но, сынок, а где я буду жить? – спросила она с недоумением.
– У меня долг перед серьезными людьми. Квартира у нас ведь в центре, дорогая, там останутся деньги, на них мы купим тебе комнату в коммуналке, ну или в пансионат переедешь. Сейчас это модно, там одни старики, тебе и поговорить будет с кем на старости лет.
Сердце Клавдии обливалось кровью, но слова лучшей подруги Таисии не выходили у нее из головы.
– Посадила сорокалетнего мужика себе на шею, а он и рад. Удивлена я, что до сих пор тебя в дом престарелых не сдал, Клава.
Она молчала, глотая горькие слезы и чувствуя, как вся ее жизнь вмиг разрушилась. Словно и прожила она свои восемьдесят лет впустую. Раньше ей казалось, что зато сына родила и выполнила женский долг, но теперь поняла, что он вырос непутевым, недостойным. Готов был вытереть об мать ноги и отправить ее жить на улицу.
– Нет, Артем, квартиру я не продам. Твой отец получил ее в советское время за заслуги перед родиной.
– Это был не вопрос, мама. Я тебя перед фактом поставил, – злобно ответил он ей. – И не забывай, что пятьдесят процентов в ней – мои. Завтра приедет риелтор, подпиши документы и собирай вещи. Всё решено.
Клавдия услышала гудки, а затем осела на пол, не чувствуя левую сторону тела. Неужели ее поразил инсульт? Этого она боялась больше всего. Ее одноклассница так стала лежачим инвалидом и доживала свой век в богадельне, так как ухаживать за ней было некому, а те немногие оставшиеся в живых родственники занялись дележкой ее имущества.
Когда вся ее скучная жизнь пронеслась в ее сознании за долю секунды, как это бывает перед смертью, Клавдия взмолилась не лишать ее жизни, а даровать новую. Ей так хотелось задышать полной грудью, познать силу истинной любви и наполнить жизнь яркими событиями и красками. Впервые она разделяла желание своей подруги Таи, над которым раньше лишь насмехалась.
Умирала Клавдия с улыбкой на губах. Словно знала, что боги услышали ее молитвы.
Минута. Месяц. Год. Десять лет.
А затем она открыла глаза и сделала глубокий вдох.
– Хвала Великому, вы живы, леди Диони!
Бойтесь своих желаний – они имеют свойство сбываться.
Эту избитую фразу Клавдия повторяла часто в старости, желая показаться мудрой, но еще никогда не понимала ее истинного значения. До сегодняшнего дня.
Первое, на что она обратила внимание, это невероятно легкое самочувствие. В последние годы ее мучили боли в суставах, ноющая поясница и быстрая утомляемость. А сейчас, несмотря на головную боль, Клава ощущала, что могла свернуть горы, пробежать стометровку, как в былые советские времена, и не страдать после от тахикардии. Ляпота.
– Леди Диони, – повторился девичий скромный голосок. – Мне вызвать знахаря?
Клава не сразу поняла, что это обращались к ней. Она подняла руку и повертела ее на свету, наслаждаясь белизной и гладкостью молодой кожи. Она сразу поняла, что ее последнее желание перед смертью исполнилось, и не могла налюбоваться своими руками. После сорока, как ни старайся и не мажься кремами, кожа на руках становится дряблой и суховатой, выдавая твой истинный возраст, так что глядя на эти красивые руки, Клава с точностью могла сказать, что ее телу сейчас не больше двадцати.
– Она тронулась головой? – раздался шепоток, и Клава перевела взгляд на говоривших.
Около ее кровати стояли две девушки в серых косынках и таких же серых платьях с белым передником. Такие обычно носили горничные. Судя по их затравленному и испуганному взгляду, Клавдия была недалеко от истины.
– Кхм, – прокашлялась она, почувствовав в горле ком. – Воды.
Одна из них, та, что повыше и с рыжими волосами, сразу же кинулась к изголовью и налила из графина в стакан воды, протянула ей.
Клавдия оказалась в комнате всего с одним окном, через который пробивался тусклый свет, освещая ободранные стены с облупившейся краской, в углах уже размножилась плесень. Внутри была всего одна кровать, на которой лежала Клава, сбоку тумбочка, у окна изношенный стол с царапинами и сколами, а рядом с ним хлипкий шкаф с покосившейся дверью. Это была, скорее, каморка, а не комната леди, но судя по тому, что на подоконнике стоял горшок с цветами, которые были знакомы подсознанию Диони, это было ее жилище.
– Что со мной произошло? – спросила осторожно спустя минуту Клава.
Так, вопросами и хорошим отношением ей удалось расслабить молодых девчонок и выяснить, что она оказалась в теле леди Диони, старшей дочери лорда Персиваля, одного из трехсот лордов расы маар, похожих на демонов из человеческих сказаний и легенд – у самцов были выдающиеся рога и хвосты с ядом на кончике, а также имелась боевая ипостась, в то время самочки могли похвастать лишь небольшими рожками.
Как оказалось, Диони – дочь от первого брака по расчету. Ее мать умерла, когда ей было чуть больше года, а спустя полгода лорд Персиваль женился на своей беременной любовнице, леди Заире, которая родила ему еще одну дочь, Шейли.
– Ох, леди Диони, неужели вы совсем ничего не помните? – прошептала служанка Ирэн, отпустив вторую еще в самом начале.
– Голова болит, Ирэн, ты не вызывай знахаря, не говори ему ничего, хорошо? А то отец накажет меня.
Смутные воспоминания о его вечно недовольном лице почти сразу всплыли в памяти, и Клава понадеялась, что со временем она обретет все знания, которыми владела бывшая хозяйка этого тела. Она, видимо, умерла, когда кто-то столкнул ее с лестницы, и в это же время боги услышали просьбу Клавы и переместили ее в тело бедняжки Диони, которая с пяти лет жила никем не замеченная. Вся любовь отца доставалась младшей дочери Шейли, ведь у той обнаружили дар исцелять больных – магия, доступная немногим, и особо ценимая в обществе.
– Но вас наверняка толкнула Заира, ваша мачеха всегда вас недолюбливала, а когда узнала, что в наши края едет делегация высших лордов-дракосов, побоялась, что именно вас выберут в жены одному из них. Вы ведь знаете, что вы благословлены и отмечены богиней плодородия, – в этот момент Ирэн замолчала и испуганно ахнула, обратив внимание на мою голову, – были.
– Что? – напряглась Клава и пожелала встать с кровати. Но дойти до зеркала ей не удалось. Когда она попыталась встать, дверь распахнулась, и на пороге появился лысоватый мужик лет пятидесяти.
– Лорд Персиваль! – сделала книксен Ирэн и, когда он велел ей уйти, она бросила тревожный взгляд на Клаву-Диони и ушла, не смея перечить хозяину.
– Ты уже пришла в себя, Диони. Это хорошо. Лекаря мы вызывать не стали, ты ведь знаешь, что у нас сейчас финансовые трудности. А деревенский знахарь не нашел серьезных повреждений.
Клава сразу поняла, что мужчина, стоявший перед ней, нежных чувств к дочери не испытывал.
– Ты всегда была умненькой девочкой, Диони, – с нажимом произнес он. Промокнул пот серым, изрядно загрязненным платком и тронул свою старшую дочь за руку.
– Да, папочка, – кроткие слова урожденная Клавдия, а ныне Диони, произнесла с трудом. Она не собиралась, как все эти хабалки-героини любовных романов, сразу становиться бой-бабой, которая и коня на скаку остановит, и избу от огня потушит, и мир спасет. Нет, Клава не собиралась геройствовать, пока не освоится в этом мире и не изучит всё досконально. Тяга к жизни в ней не просто горела, а пылала бушующим пламенем. Но как же трудно было выслушивать слова лорда Персиваля, когда она знала, с каким пренебрежением он всегда относился к своей старшей дочери.
– Ты ведь знаешь, что твоя младшая сестра Шейли – одаренная магичка и завидная невеста. Сегодня утром произошло чудо, и одна ее прядь окрасилась в красный цвет. Это означает, что она – не бесплодна, а сможет подарить своему избраннику наследника. Ты ведь понимаешь, что это значит?
Голос лорда Персиваля звучал убедительно, словно Клава должна радоваться за младшую сестру, его несомненную любимицу, но она пока молчала, отыскивала в воспоминаниях нужную информацию. В висках от излишнего усердия укололо, но она сумела найти то, что искала.
Она родилась в мире, где проживало множество разных рас. Мир, в который она попала, назывался Эквифория, и состоял из одного материка и трех стран. На самой большой территории обитали люди, дворфы, оркиссы и эльфиды, создав несколько столетий назад Объединенное Содружество Рас (кратко ОСР), которым правил Совет из двенадцати лордов, по три от каждой расы.
Вся семья была в сборе в ожидании ужина. Единственный мужчина, лорд Персиваль, сидел во главе стола, справа от него – его жена леди Заира, слева – леди Шейли, а напротив – Клава.
Клава впервые находилась в столовой замка аристократов, но ничего, кроме разочарования, не испытывала. Она ожидала увидеть инкрустированные драгоценностями канделябры, богато украшенные величественные древние фрески на стенах без сколов и выцветших оттенков былых ярких цветов, тяжелые бархатные портьеры и красивую резную мебель, но всё, что предстало ее взору – обветшавшие столы и стулья, шторы из грубого сукна, отсутствие роскошных ковров и плесень по углам – следы потерянной некогда роскоши.
– Дом леди Халь – приличное заведение, Диони. В иное место мы бы тебя не отправили, – поджав губы, сказал свое веское слово лорд Персиваль.
Клава попыталась возразить, что не желает становиться дамой полусвета и продавать свое тело за деньги, но отец был непреклонен. Это таверна, и точка. А все те россказни и сплетни, которыми была набита ее пустая голова, как он считал, – признак ее дурных генов, доставшихся от нерадивой матери.
Как Клава поняла, покопавшись в закоулках памяти Диони, мать ее была полукровкой из обедневшего драконьего рода, которую продали семье Марид из расы маар за внушительное вознаграждение в виде нескольких мешков золота. Огромная сумма даже для аристократов. Глава клана Марид выдал ее замуж за своего единственного сына, лорда Персиваля. Немыслимый мезальянс по тем временам, но судя по воспоминаниям Диони, у ее матери было пять красных прядей в волосах, что перекрывало любые баснословные траты. Вот только чаяниям рода Марид было не суждено сбыться. Диони была единственным родившимся ребенком в этом союзе.
– Хватит любезничать с ней, Персиваль, ты – глава рода, и твое решение не может быть оспорено. С утра Диони отправляется с первым городским обозом в столицу. Это не обсуждается, – раздался недовольный голос леди Заиры, высокой стройной женщины, чьей прямой гордой осанке могла позавидовать даже королева.
Она дернула высокомерно губой и слегка двинула пальцами, выражая свое пренебрежительное отношение к падчерице.
Клава с легкой завистью прошлась взглядом по внешности мачехи. Чистая и бархатистая кожа с молочным отливом, длинная изящная шея, аккуратные изогнутые брови и роскошные пепельного цвета густые волосы, плавно струящиеся по плечам. Без единой красной пряди, что означало одно – свой долг по деторождению она исполнила. На ней практически не было украшений, но на шее красовалось жемчужное колье, которое она часто трогала пальцами. Словно нервничала и не могла скрыть этот жест, как бы того ни хотела. Будто боялась, что его у нее отнимут. Видимо, это было последнее драгоценное украшение в ее закромах.
– С обозом, матушка? – пропела Шейли и хихикнула, прикрывая рот ладошкой.
Она была похожа на свою мать лишь отдаленно. Казалось бы, та же масть, те же черты лица, но более грубо высеченные, угловатые. Мимика у нее была слишком выразительная, не скрывала ни ее мыслей, ни эмоций.
– Ты прекрасно расслышала мои слова, Шейли, – степенно произнесла леди Заира и подала знак служанке, чтобы они несли первые блюда.
– Я думала, я ослышалась, матушка. Выходит, Диони поедет в столицу, как простолюдинка? Без собственного экипажа и охраны?
– Без охраны? – сразу же насторожилась Клава, которая всегда была осторожной женщиной, и оставаться без защиты в незнакомом мире, где женщины оценивались золотом, не желала.
– Ты должна отработать то золото, которое род Марид потратил на твою бесполезную мать, не выполнившую свой долг, – фыркнула леди Заира. – Подумать только, она еще смеет открывать свой рот и что-то требовать от нас. Я говорила тебе, Персиваль, что нужно было относиться к ней строже, а ты избаловал ее, и только посмотри. От нее никакого проку. Мы могли бы продать ее другому роду, но она всё испортила, и теперь не сможет родить.
Клава сцепила зубы, чтобы не вспылить из-за этой несправедливой отповеди, которую она вынуждена была выслушивать. После пятидесяти ей никто уже лет тридцать не читал нотации, но она останавливала себя от возмущений.
Напоминала себе, что отныне она – не Клавдия Архиповна, степенная старушка на пенсии, а леди Диони Марид, нелюбимая старшая дочь расы маар. Эдакая золушка, всю жизнь выполнявшая всю грязную работу по дому, которую поручала ей мачеха, до сих пор питавшая ненависть к почившей первой жене лорда Персиваля.
Клава всегда обладала аналитическим мышлением, так что догадывалась, что дело было не только в ревности. Казалось, леди Заира считала мать Диони виновной в обнищании рода, ведь выкуп за нее был непомерно велик.
– Раз мы всё обсудили, ступай к себе, – отдала приказ мачеха и махнула рукой в сторону лестницы.
– А как же ужин?
Клава растерялась и голодным взглядом обвела накрытый аппетитными яствами стол. И не сразу заметила, что на нее приборы не сервировали.
– Ты определенно повредила голову, Диони, – цокнула мачеха и покачала головой. – Ступай. Не вынуждай меня звать стражу.
Клава покраснела от стыда и унижения, но вынужденно встала из-за стола, когда в столовой воцарилась уничижительная тишина. Ей не оставалось ничего другого, как спуститься вниз, на кухню для прислуги.
Как оказалось, Диони ела только там. Сейчас ей хотелось принципиально отказаться от ужина, но живот сводило спазмами от голода, и что-то ей подсказывало, что в дорогу с утра ей паек с собой не дадут, так что она села со всеми служанками за стол, но вокруг нее образовался вакуум.
Клаве стало жаль девочку Диони, всю жизнь вынужденную жить подобной жизнью. Чужая среди аристократов и не своя среди прислуги. Ей будто не было места в этом мире. Ничего удивительного, что душа Клавы с такой легкостью заняла это юное тело. Бывшая его хозяйка не желала жить, а хотела покоя и забвения.
– Леди Диони, – застонала Ирэн, когда Клава вошла к себе в каморку после ужина.
Дело со шкатулкой матери Диони так и не сдвинулось с места. Просто пустые разговоры и оправдания замяли тем, что нужно готовиться к отъезду. Клава не понимала, что там можно готовить, в чемодан, то бишь в грубо сколоченный ящик, заменяющий его, нечего было положить. Пара изношенных платьев и комплект застиранного нижнего белья заняли ровно четверть пространства.
− Диони, утром служанка придет за тобой, − уведомила ее мачеха и выплыла в дверь, поджав нижнюю губу. Обернулась на пороге. – Это лучшая участь для такой, как ты. Тебе стоит поблагодарить своего отца. И не вздумай болтать на людях всякие россказни и клеветать на мою дочь.
– Вот именно! – самодовольно поддакнула Шейли, задирая нос.
А вот отец хмыкнул и двинулся на выход последним. Задержался лишь в конце, когда женщины вышли, и закрыл за ними дверь, чтобы остаться с Диони наедине.
– Что-то еще, отец? – холодно спросила Диони и сложила на груди руки, всем видом показывая, что обижена на то, что ее сочли обычной завистиницей и клеветницей, решившей испортить репутацию сестре.
– Твоя злость неуместна, Диони. А аргументы смехотворны.
– У Шейли все пальцы исколоты элементалем шкатулки! Каффу бы просто так…
– Довольно! – рявкнул отец, затыкая ей рот, и она поджала губы, чувствуя неподдельную обиду. Она жгла ее изнутри, но поделать ничего с этим Диони не могла. Доказательств у нее больше не было, а тем, что были, никто не хотел верить. Семья хотела лишь избавиться от нее поскорее, как от балласта, который просто использовали, а теперь выкидывают за ненадобностью и ради наживы в виде пары десятков золотых монет.
– Шейли – благовоспитанная леди, которая с утра до вечера занимается вышиванием и готовится стать приличной женой. И она не стала бы заниматься таким непотребным делом, как воровство. Так что закроем эту тему раз и навсегда.
Диони стиснула челюсти, горя от негодования и бесполезной злости, ведь сделать ничего она была не в силах. В этом мире патриархата у нее не было ни прав, ни образования, ни профессии – никаких ресурсов, чтобы хоть как-то защитить или обеспечить себя. Так что она вынуждена была терпеть несправедливость по отношению к себе. Пока что.
– Я хотел кое-что тебе дать, – сказал отец спустя время, достал из внутреннего кармана пиджака квадратный футляр и откинул крышку.
Внутри оказалось два обручальных кольца черного цвета. Внешняя поверхность была украшена тонкими рельефными узорами, похожими на письменность, но этого языка Диони не знала. Мужское кольцо было лаконичным, с россыпью мелких бриллиантов вдоль середины, а женское имело в центре рубин в обрамлении тех же бриллиантов.
– Эти обручальные кольца из черной платины твоя мать привезла с собой. Насколько я помню из ее слов, они древние, передавались у нее в роду из поколения в поколение по женской линии. По легенде, это один из парных артефактов для истинных пар. Абсурд, в который верила Алисента, однако я так и не смог надеть его, оно обжигает до боли и будто обгладывает кожу до костей. Как бы то ни было, кольца и правда магические, и твоя мать перед смертью просила, чтобы я отдал их тебе. И я выполню свое обещание, несмотря ни на что.
Диони еле сдержала фырканье, уверенная, что единственная причина, по которой они не были проданы – их бесполезность, раз не каждый способен их надеть. В любом случае, она приняла парные украшения с каким-то благоговением. Какая-никакая ценность, которую она попытается продать сама, если ей удастся сбежать.
– Я распорядился, чтобы тебе с собой с утра положили еды, так что не думай, что я какой-то злодей или негодяй, что продал тебя в таверну ради забавы и лишил наследия матери. Ты же не держишь на меня зла, дочь? Как только наши дела улучшатся, и мы получим выкуп от семьи жениха Шейли, я сразу же выкуплю тебя обратно. Ты мне веришь?
Вопроса было два, и на оба Диони кивнула, но только лишь для того, чтобы остаться наконец одной. Уважения лорд Персиваль не заслуживал, так что и пытаться выторговать себе иной судьбы она не пыталась. Такой не послушает ее, а унижаться перед ним и его семейством она больше не станет.
− Возможно, я смогу сбежать по дороге в город… − пробормотала она, когда он ушел, довольный ее реакцией, и улыбнулась, пытаясь так приободрить себя.
Несмотря на то, что наступила ночь, Диони долго ворочалась, переживая насчет утра и неизвестности, в которой она отныне оказалась. Не заметила, как уснула, а наутро, когда Ирэн пришла ее будить, она на удивление легко вскочила со старой скрипучей кровати, совершенно не чувствуя боли в суставах, как это было раньше, когда она была старушкой.
− Так хорошо, − пропела она, потягиваясь и кружась на месте, чем вводила в удивление бедную служанку. – А то каждое утро будто трактор по мне проехался, внутри всмятку всё… ой!
− Трак… тор… это что такое? – Ирэн зацепилась за ошибку своей хозяйки, и та застыла на холодном полу, пытаясь вывернуться.
− Это повозка такая… она такая… такая…
− А, слышала, это на которой возят самых страшных преступников? В нее быков впрягают, диких.
− Вот-вот, точно! – с облегчением выдохнула Диони и склонилась над помятым медным тазом и подставила ладони под студеную воду.
Только хотела поворчать, что от ледяной воды разыграется артрит, но сдержалась, вовремя прикусив язык. Какой артрит? Она молода и здорова!
В комнате было почти темно, осенние утренние сумерки не могли дать достаточно света. Диони поискала взглядом на стенах выключатель и снова одернула себя. Вспомнила, куда ее занесло.
– Я бы хотела позавтракать, Ирэн. Проводи меня до столовой.
– Леди, – вдруг произнесла она тревожным тоном, заставив Диони напрячься.
– Что случилось?
– Леди Заира приказала не выпускать вас из комнаты, пока гостей не разместят в их покои. У вашей комнаты стоят двое стражников, так что я принесла вам кусочек пирога и стащила молоко у молочницы. Хотя хозяйка запретила, но не могу же я оставить вас голодной. Да и еду, которую вам приготовили по приказу хозяина, отдали семье свинопаса.
Цэрен Мракогрив, глава Долины Безупречных
Границу Царства Маар они пересекли пять дней назад. Молодняк, как только им пришлось сложить крылья и передвигаться своим ходом на яшкашах, стал больше ворчать и стонать, но Цэрен их не одергивал. Его беспокоила намечающаяся магическая буря.
В человеческом обличье он этого не ощущал, но нюх дракоса был более острым, и Цэрен понял о надвигающемся природном явлении задолго до пересечения маарской границы. За последнюю тысячу лет он становился ее жертвой пять раз, и предпочел бы увести свой клан обратно, отложив поездку до окончания бури, но эти поездки были запланированы и обговорены с маарами-дипломатами Дарканы на каждые двадцать лет и отмене и переносу не подлежали. И тому были свои веские причины.
– Ты обеспокоен, Цэрен.
Сбоку на яшкаше возник Энцо, военачальник Императорской Армии Дарканы и по совместительству его лучший друг.
– Буря близко.
– Ты уверен? По прогнозам магопогодников, она только через седмицу.
– Сомневаешься в моем нюхе? Я бы рад ошибиться, но она начнется ночью и закончится ближе к утру. Придется отложить посещение Октавии и найти воздушный карман. Мы не можем допустить, чтобы молодняк лишился волнового осязания. Тогда вся наша поездка потеряет смысл, и появление потомства отложится еще на двадцать лет. Наша численность и так не увеличивается, мы не можем так рисковать.
Волновое осязание – то единственное, с помощью чего любой дракос мог определить самку, с которой у него с большой вероятностью может появиться потомство. За последние несколько сотен лет новых образовавшихся пар среди дракосов, способных продолжить род, становилось катастрофически мало.
– Хорошо, ты прав. Скажу воздушникам, чтобы раскинули сеть на ближайшие километры.
– Там и разобьем временный лагерь.
Энцо потянул поводья на себя, и его яшкаш зафыркал от негодования, но после рыка Энцо послушно двинул трехпальцевыми лапами, молотя ими в воздухе и поворачивая назад, в сторону клана воздушных дракосов.
Цэрен поднял лицо вверх. На небе стягивались темно-синие тучи. Намечался дождь, а в воздухе запахло мглой. Главный предвестник магической бури.
В народе ее называли Вихревыми Вратами. По легендам оркиссов, именно во время нее открываются порталы в другие миры, притягивая к себе заблудшие души, по ошибке переродившиеся не на своих местах. Легенды легендами, в них Цэрен не верил. Он доподлинно знал, на что именно они влияли. И это могло стать большой проблемой.
– Воздушный карман в пяти километрах к северо-востоку от нас, – снова появился рядом Энцо, назначенный в этой поездке правой рукой Цэрена.
– Тогда поспешим. Буря продлится всю ночь, а поутру ты поведешь дракосов в сторону Миории, – сказал Цэрен другу, когда они подправили маршрут и отправились в сторону воздушного кармана, который поможет кланам пережить бурю без последствий.
– Почему не ты?
– У меня встреча в Октавии утром. Не терпит отлагательств.
– До Октавии скакать всю ночь, Цэрен. Ты попадешь в эпицентр бури. Ты ведь не юнец, понимаешь последствия. Ты потеряешь волновое осязание минимум на три месяца.
Цэрен глянул на обеспокоенного друга и усмехнулся, не чувствуя той тревоги, которую испытывал Энцо.
– Мне пара не нужна. Главное, чтобы молодняк нашел себе самок.
– Ты уверен? У тебя последний циркадный цикл гона. Если ты не выберешь себе самку в этом году, то рискуешь остаться без потомства.
Цэрен давно взвесил все за и против, но еще ни одна женщина за все его тысячу лет не заставила его сгорать от желания сделать ее своей. Все они были одинаковыми, а многочисленные самки клана с удовольствием утоляли его плотский голод, так что он не видел смысла обременять себя женой.
Энцо не стал развивать разговор про брак и постоянную самку, так как Цэрен глянул на него иронично, одним взглядом давая понять, что они с ним в одной лодке. У друга у самого осталось всего два циркадных цикла, так что родичи давили и на него, уговаривая взять в пару даже человечку, если найдется подходящая.
– Какое расстояние охватывает воздушный клапан?
– Тридцать на тридцать метров, – ответил Энцо, оглядываясь по сторонам и прикидывая примерный квадрат.
– Для ночевки и стоянки яшкаш в самый раз. Я пройдусь по округе, проверю, будут ли бреши, а ты скажи воздушникам, чтобы раскидывали дополнительную сеть для безопасности. Наша миссия слишком важна для расы, чтобы были проколы. И пусть остальные займутся своими обязанностями.
Цэрен спешился и спрыгнул с яшкаша, когда они остановились около опушки в центре леса. Она была небольшой, но вмещала в себя делегацию дракосов. Всего их было восемнадцать самцов, не считая Цэрена и Энцо, по два от каждого клана, за исключением морского, которые никогда не покидали свой залив Морейнус. Размножались они исключительно икрометанием, потому и спаривались только с морскими дракасситами.
Всего кланов у расы дракосов было девять.
Огненные, или же огневики, обитали близ жерла вулканов, их земля именовалась Андалурское огненное кольцо, так как территория состояла из множества вулканов. Выдерживать подобные температуры воздуха и выносить детенышей могли лишь те немногие магессы огня, которые по большей части вне их расы рождались как раз у расы маар.
Ледяные, или же ледянники, жили на севере материка, приспособленные к жизни в многолетней мерзлоте. Они подразделялись на два подвида – те, что жили в криолитозоне, и как раз они не покидали свои ледники, и те, что жили на территории Скарритовых фьордов. Там женщины другой расы чувствовали себя вольготно, однако подходящих инорасниц было еще меньше, чем у огненных. Магия льда – одно из самых редких талантов.
Песчаные, или же песчанники, занимали пустынную зону материка, именовавшуюся Аракама. Умели выживать в засушливой и жаркой атмосфере, а их дыхание было способно вызывать песчаные бури. Придерживались кочевого образа жизни, так что большинство их жен происходили из расы оркиссов, однако находились и маариты.
Цэрен Мракогрив.
Диони перекатывала это имя на языке несколько раз, но уловить причину обеспокоенного и встревоженного состояния так и не сумела. Внутри живота, аккурат за пупком всё скрутилось в узел и пылало, а поделать ничего она не могла. Наверняка ее одолел голод, решила спустя время Диони и схватила кусочек пирога, который держала в руках Ирэн. Молодой организм требовал своего, ведь и метаболизм был быстрым, и энергия плескалась через край, а пополнять-то ее надо было. Так что Диони, несмотря на незавидную судьбу, с удовольствием вгрызлась в ароматный мясной пирог, от запаха которого голодом урчал желудок. Молоко пришлось как нельзя кстати, так что она и не заметила, как выпила бутыль до донышка, не оставив и капли.
– Как долго придется ждать, Ирэн? Неужели нет способа выбраться из комнаты?
Диони, как только насытилась, заметалась по комнате, пытаясь найти тайные ходы, которые явно должны были быть в таком большом замке, вот только память упорно не желала подкидывать никакие решения. Затем она кинулась к окну, но высота третьего этажа отбила у нее всякое желание прыгать вниз. Еще не хватало сломать себе обе ноги или не дай боже позвоночник. Не для того она переродилась, чтобы всю оставшуюся жизнь прожить калекой. Особенно в мире, где наверняка не развита медицина.
– Моя леди, вы что, хотите сбежать?
Тон Ирэн звучал испуганно, а глаза выпучились так, словно она никак не могла уложить в своей голове, что Диони вообще способна на такие безрассудные поступки. Нужно было срочно спасать положение.
– Я не хочу становиться доступной женщиной в доме утех, Ирэн. Я ведь леди, дочь лорда, неужели я достойна только такой судьбы?
Имитировать слезы ей не пришлось, так как и правда хотелось горько рыдать навзрыд от безвыходности собственного положения.
– Нет-нет, вы недостойны подобной участи, моя леди, но это ведь решение вашего отца, милорда Персиваля. Разве можете вы пойти наперекор его слову? Он ведь ваш батюшка и глава рода Марид, а вы всего лишь женщина. Да еще и без… пряди. Простите.
Последняя оговорка заставила Диони разозлиться, и хандру смыло волной, уступив место праведному гневу, который она оставила при себе.
Ирэн верила в то, что говорила, и Диони прикусила язык, чтобы ничего не ляпнуть. Видимо, женщины этого мира воспитаны в манере подчинения, где слово главы рода имело не просто большой вес, а обладало беспрекословным правом вето.
Так и не сумев выбраться из комнаты, она дождалась, когда запрет мачехи на ее передвижение будет снят, и очень удивилась, когда вместо того, чтобы отвести ее к городскому обозу, который вот-вот должен был отправиться в город, стражники отвели ее в покои леди Заиры. Та сидела на пуфике около туалетного столика с гордо выпрямленной спиной и в нарядном изумрудном платье до пола и со смелым откровенным квадратным вырезом, подчеркивающим ее внушительное декольте. Будто мужа она искала не дочери, а себе.
– Ступайте прочь, у нас разговор тет-а-тет, – махнула Заира рукой прислуге на выход, и две ее личные служанки засеменили к двери, тихо закрыв ее за собой.
В покоях остались только мачеха и падчерица. И обе изучали друг друга с особым интересом. Когда Заире надоели игры в гляделки, она открыла тумбочку под столиком и достала оттуда резную шкатулку. Ту самую, которую Клава видела только в памяти Диони. Она открыла рот, но не произнесла ни звука, потеряв на время дар речи.
– Прислуга нашла твою шкатулку у Гарриет, помощницы нашей домоправительницы. Как только делегация дракосов и маар уедет, ей всекут десять плетей, чтоб неповадно было воровать у господ.
Заира положила шкатулку на столик и с царственным видом кивнула Диони, что она может ее забрать. Она не стала медлить и сразу же подошла, схватив наследие матери, леди Алисенты, в обе руки. А затем опустила глаза и иронично усмехнулась. Пальцы мачехи были исколоты так же, как и у Шейли.
– Что, тоже с пяльцами переусердвовали, матушка?
– Вышивка – дело тонкое, Диони, и весьма травмоопасное. Но тебе ведь уже не суждено этого узнать, так к чему эти вопросы? – гнусный намек на ее бордельное будущее, где всё, что требовалось от девиц – красиво выглядеть и умело раздвигать ножки. – Шкатулку тебе вернули, воровку накажут, так что можешь ехать, тебя больше никто не держит. Всех гостей мы расселили.
Диони прикусила язык, напомнив себе, что жало у мачехи ядовитое, и не ей с ней пока что тягаться в остроумии и подколах. У той многолетний опыт, а ни Диони, ни Клава в ее теле не были приучены вести светские беседы на грани аристократичных оскорблений.
– До свидания, матушка! – не удержалась всё же Диони и подразнила мачеху этим “матушка”, ведь знала, как той неприятно.
– Приятного времяпровождения, Диони. Хотя это имя тебе уже ни к чему. Может, возьмешь псевдоним Алая Ромашка? Тебе к лицу.
– И вам всего хорошего, – говорящая пауза, – матушка!
Клаве внутри Диони хотелось ей совсем другого пожелать. Неприличного. Но воспитана она была в культурное советское время, и не могла себе такого позволить.
Но как же кипело всё внутри, ведь мачеха даже при прощании умудрилась оскорбить ее и унизить. Диони помнила, что ромашки леди Заира считала цветами для крестьян и плебеев. Простоватыми и неказистыми. Неподходящими для аристократов.
Когда Клава вышла в коридор и оказалась в закутке, подняла шкатулку и начала с интересом ее осматривать. Открывать ее не рискнула. Мало ли, что может случиться. Вдруг магия этой шкатулки поймет, что в теле Диони уже другая душа. Оказаться с исколотыми пальцами ей не хотелось.
Ехать с такой драгоценностью было боязно, но ее будто услышали сверху, так как шкатулка вдруг растворилась в воздухе, оставив на ее кисти лишь бледную розу, чьи шипы были обвиты змеиным хвостом.
Долго удивляться этому не пришлось. Вскоре в коридоре зазвучали голоса, и она пошла в сторону комнаты. Пора уезжать.
Позволив служанке помочь вынести чемодан, Клава без оглядки сбежала из чужого ей, не гостеприимного дома. Пройдя несколько сотен метров по осенней распутице, две женщины встали на краю дороги, ожидая городской обоз. Всё это время их провожала выделенная мачехой стража. Та будто подозревала, что на уме у падчерицы, оттого и подстраховалась.
Внутри оказалось так же цивильно внешне, как и снаружи. Ничего не говорило о том, что это бордель. Никакого красного бархата, плеток на стенах и прочих извращений.
Первый этаж походил на обычную таверну, а народ поднимался и спускался по лестнице с таким видом, словно это был не бордель, а обычный постоялый двор.
Помещение было довольно просторным, украшено канделябрами с горящими свечами на стенах, окрашенных в светло-серый цвет, что придавало убранству благородный оттенок. Справа вся стена была оформлена в старинном стиле – она полностью состояла из сероватого камня, а посередине стоял камин, в котором полыхали дрова. Вокруг него был расположен всего один столик и диванчик, но на нем никто не сидел. Вип-зона, поняла Диони. Она даже была ограждена от остальных столов оградительной красной лентой в виде обычной алой веревки. В отличие от остальной грубо сколоченной деревянной мебели этот стол был отполированным, винного оттенка и с резными ножками.
Справа же от вип-зоны, у другой стены стоял постамент, на котором выступал какой-то бард, держа в руках лютню и что-то напевая себе под нос. Будто все сидящие вокруг были челядью, на которой он тренировался, а по-настоящему петь он начнет, когда заведение посетят аристократы.
Прямо от входа располагалась лестница, ведущая на второй этаж, а справа – деревянная стойка, за которой стоял крупный бородатый мужик неопределенного возраста расы маар. На его голове красовались витиеватые рога, а красный хвост с наконечником прихватывал из стеллажа за спиной бутыли с жидкостями и разливал по стоящим на стойке бокалам.
– Дворфовский эль! – крикнул он, и официант, молодой и тонкокостный маар с такими же атрибутами расы, как и бармен, споро подлетел к стойке с подносом и унесся к постояльцам, ловко лавируя между грубо сколоченными столами, за которыми сидели разной комплекции мужики. Почти возле каждого из них них сидели женщины в таких красивых одеяниях, что у Диони зарябило в глазах. Дамы полусвета развлекали постояльцев.
– Да, живут же люди, – вдруг с завистью произнес стоявший рядом с Диони кучер и даже снял замызганную старую фетровую шляпу серого цвета, словно преклонялся перед такой праздной жизнью.
Как только он заговорил, хз присутствие заметил бармен и засвистел, привлекая внимание кучера.
– Чего надо, мужик? Неужто свою девку на нашу обменять хочешь?
После этой скабрезной шутки мужики вокруг засмеялись, а Диони вместо того, чтобы смутиться и покраснеть, как подобает в этом мире леди, наоборот, гордо вскинула подбородок, не собираясь тушеваться перед местными мужланами. Кучер вдруг схватил ее за руку и потащил к стойке.
– Дык я это, не посетитель, – залебезил он. – Привез полукровку на продажу. Леди Халь должна быть в курсе. Ну-с. Зовите хозяйку, господин.
Прежде, чем что-либо ответить, бородач осмотрел Диони с головы до ног, сделал какие-то свои выводы и нажал на кнопку под столом, после чего раздался одиночный звон. В этом взгляде Диони не увидела ни похоти, ни мужского интереса. Видимо, мужчина насытился видом дам полусвета этого заведения и смотрел на нее лишь как на товар, оценивая ее по своим, только ему ведомым параметрам.
Спустя несколько минут, пока кучер нервно постукивал по полу ногой, но при этом крутил головой вокруг, явно наслаждаясь увиденным, с лестницы начала неспешно спускаться женщина. Платье вызывающего алого цвета в пол сидело на ней как влитое, а глубокое декольте, открывающее вид на округлые налитые груди, заставило большинство мужчин чуть ли не головы свернуть, наблюдая за ее спуском. Диони могла бы принять ее за одну из прелестниц борделя, если бы не деловой равнодушный взгляд стервы и знающей себе цену женщины. Двигалась она плавно, неторопливо, смотрела четко в цель, на Диони, на подходе будто подмечая недостатки ее внешности и поведения.
Как только она подошла к ним, взгляд ее с равнодушного стал хищным, а накрашенные алой помадой губы приоткрылись, демонстрируя белые острые зубы, казалось, сточенные специально для устрашения, что делало ее похожей на акулу. По телу Диони моментально прошла дрожь страха, который она не могла контролировать.
Так вот она какая, легендарная леди Халь.
Кучер попытался поцеловать ее руку, выказывая почтение, но она махнула рукой в воздухе, и его отбросило на метр назад.
– Девица не натасканная, держится неуверенно, сутулая, выражение лица постное, глаза потухшие, больше пяти золотых не дам за нее.
Не успел кучер и слова вставить, оправиться после грубого магического вмешательства, как она сразу же перешла к делу, не собираясь тратить время попусту.
Диони ожидала, что он разозлится, но выгода была для него важнее собственной репутации.
– Да как же. Она полукровка. Маар с дракасситой когда-то пошалил, – торговался он, как исправный торговец, перечисляя ее достоинства. – Красавица, каких поискать, молодуха, долго вам прослужит в ваших, кхм, делах, без атрибутов расы маар и дракосов в виде рогов, клыков, когтей, хвостов, так что и проблем не доставит вам, не сможет клиентов калечить. Да и к тому же, девственница. Вы же знаете. Вам лорд Персиваль должен был в письме всё сообщить.
Диони насторожилась, услышав слова кучера, и постаралась незаметно коснуться головы, вот только рогов на ощупь не почувствовала. Они исчезли. Но почему?
– Девственница, говоришь? Хм, – ноздри леди Халь раздулись, а затем глаза блеснули довольством. – И правда. Не соврал. Невинна и не искушена. Ядовитое сочетание.
Леди Халь всё это время не сводила взгляда с Диони, и та нервничала всё сильнее, желая, чтобы этот цирк поскорее закончился, и напряжение ее достигло предела, когда женщина вдруг подошла ближе и шлепнула ее по щеке. Бесцеремонно и с таким видом, словно имела на это право.
– Рот открой. Я должна проверить твои зубы.
– Я тебе не лошадь на рынке, – процедила Диони, не могла больше держать в себе злость и гнев.
Мало того, что отец продал ее, родную дочь, в таверну лишь для того, чтобы накупить платьев младшей, так еще и все посетители в таверне наблюдали за тем, как на нее пытались сбить цену, словно она – всего лишь животное на невольничьем рынке.
Цэрен Мракогрив, глава Долины Безупречных
Спать с девчонкой Цэрен не собирался. Покрывать девок из дома утех – не в его правилах. Слишком брезглив. Слишком чистоплотен. Слишком порядочен. Всего слишком.
Однако не мог проигнорировать, как его дракос весь встрепенулся при первом вдохе запаха девчонки. Как по мнению Цэрена, ничего необычного. Пряный аромат, приправленный чем-то терпким, но он не стал углубляться в нотки.
Такая маленькая и хрупкая, что он мог бы положить ее в карман, но при этом с округлыми выпуклостями в нужных местах. Чего греха таить, его ладони зудели от желания пройтись по ним и оценить, мягкие они или упругие.
Черные волосы были заплетены в незамысловатую неряшливую косу, и Цэрену вдруг захотелось расплести ее. Он был уверен, что по ровной узкой спине заструится длинный шелк волос. Давно его так не привлекали женщины. Ладно бы какая крутобедрая роковая женщина, знающая себе цену и умеющая играть во взрослые игры, так нет же. Перед ним, несмотря на красоту и совершеннолетний возраст, стоял взъерошенный воробушек – нахохлившийся и глядящий на всех исподлобья.
Альтруизмом Цэрен не страдал, старался не вмешиваться в чужие дела, и особенно иных рас, но разбушевавшийся дракос внутри требовал попробовать девчонку на вкус. Даже прищелкнул языком пару раз, желая обернуться в звериную ипостась, уместить ее в лапы и унести в пещеры.
Первобытное варварство, но некоторые дракосы его рода до сих пор предпочитали совокупляться с самками по старинке. В личных пещерах высоко в горах, чтобы никто на сотни ярдов вокруг не мог их потревожить.
– Бадью с горячей водой мне в номер и обед на двоих.
Этой фразой Цэрен дал понять Халь, что согласен на ее предложение и принимает дар в обмен на услугу, о которой она просила. Изначально, когда он приехал в Золотой Грифон, не собирался останавливаться здесь дольше необходимого, но его связной предпочитал отдыхать в подобных домах удовольствия, так что в Октавии их место встречи всегда было оговорено именно у Халь. Та не задавала лишних вопросов тем, кто приходил к ней не ради получения быстрого плотского удовольствия.
Под покровом ночи двери таверны открывались не только жаждущим плоти самцам, но и тем, кто желал оставить свои темные делишки в секрете.
– Хороша девка, и первому достанется дракосу, – донесся до Цэрена чей-то голос, и носа коснулось смрадное дыхание.
В последнее время таверна стала привечать и таких экземпляров, лишь бы платили золотом. Цэрен поморщился, не одобряя подобного. В Империи Даркана подобных домов удовольствия не существовало. Самки были достоянием расы, их холили и лелеяли сначала отцы, дяди и братья, а после мужья. И Цэрен даже представить себе не мог, чтобы хоть один дракос продал свою дочь, свою плоть и кровь, в подобное заведение. Но среди других рас, включая и маар, таких моральных запретов не существовало.
– Я буду вторым после этого дракоса. Оприходую на следующую же ночь. Не побрезгую, – последняя фраза, которую услышал Цэрен, прежде чем оказался на втором этаже.
Ему хотелось вернуться и схватить говорившего за грудки, проучить за такое неуважительное отношение к женщине, но не стал. Для борделя это обычное явление, а девчонка продалась сюда сама. Это был ее выбор.
Волновое осязание с тех пор, как он попал в эпицентр магической бури “Вихревые Врата”, исчезло, так что он не мог соприкоснуться с волнами энергии этой самки, но был еще один способ проверить, почему его дракос так взволновался.
Так что когда они вошли в снятый им номер, и дверь захлопнулась, Цэрен встал посередине комнаты, заложил руки за спину и ощерился, разглядывая дрожащую девчонку.
– Раздевайся и ложись на кровать.
***
Диони
– Раздевайся и ложись на кровать.
Приказ дракоса противоречил его взгляду. В нем не было животного вожделения, которого она одновременно так ждала и вместе с тем опасалась. Нет. Он смотрел на нее не так, как все те мужики на первом этаже таверны.
Зрачки дракоса вытянулись в вертикальные полоски, и на нее будто смотрел не человек. То был змеиный взгляд, ящероподобный. Перед ней стоял истинный дракос.
– Раздеваться? П-полностью?
У Диони закружилась голова от происходящего, а взгляд в панике заметался по комнате. Всё это время, пока они поднимались наверх, она прокручивала в голове все рассказы ее подружки Таисии. Но не находила выхода из сложившейся тупиковой ситуации. Ей отчаянно нужно потянуть время.
– На тебе всего одна тряпка. Разве имеет значение, скажу я тебе раздеваться полностью или нет? – иронично вздернул бровь дракос. – Можешь задрать подол и лечь на живот, меня вполне устроит.
Диони покраснела, но совсем не от смущения, а от возмущения его вопиющей невоспитанностью и наглостью. В ее бытность Клавой никто и никогда не обращался с ней так грубо и бесцеремонно, даже почивший муж на соитие намекал полунамеками, как и было принято в культурном обществе.
– Вы… Вы хам! Беспросветный ничтожный хам! – процедила Диони сквозь зубы, начиная показывать характер.
Порой ее пугала реакция тела, словно оно уже привыкло реагировать определенным образом на какие-то ситуации, но Клава была с ним зачастую не согласна. Ей совсем не нравилось, что порой она не может контролировать эти гормональные всплески и смущение, которое преследовало Диони и вовсе постоянно.
Судя по воспоминаниям, бывшая хозяйка тела была стеснительной и зажатой девицей. Не то чтобы Клава в ее теле мнила себя роковой женщиной, познавшей все прелести плотской любви, напротив, совершенно наоборот, но в силу немало прожитых годов она отчетливо знала, что плотские желания – всего лишь физиология, которую вполне можно контролировать разумом.
Вот только юное чужое тело было совсем не таким, каким было Клавино. Кажется, в подростковом возрасте ее никогда не накрывало желанием, о котором шепотом сплетничали все девчонки в школе, в университете, а затем и на работе. Так что сейчас ее кидало из крайности в крайность, так как гормоны усиленно атаковали ее слабое тело.