Венец Надежды. Эхо Павших

Пролог

Тяжелые, но быстрые шаги эхом отражались от стен темного коридора. Сбитое дыхание советника, кажется, было слышно далеко за пределами дворца. Подол его мантии волочился по полу, периодически подлетая вверх от гуляющего по коридорам дворца сквозняка. В руках мужчина сжимал несколько свитков, и на пергаменте проступали влажные отметины – ладони советника были потными настолько, что из них можно было выжать целый океан.

Когда двери покоев императора наконец показались из-за поворота, советник едва заметно выдохнул. В тишине коридора прозвучали финальные шаги, и Вальтер остановился у самого входа. У дверей стояли двое стражей в алых плащах, наброшенных поверх стальных кирас. Их шлемы, украшенные гребнями в виде крыльев, бросали резкие тени на мраморные стены. Один из них, с позолоченной эмблемой капитана на груди, шагнул вперед, преграждая путь. Алебарда в его руках сверкнула — на древке был выгравирован девиз: «Верность до последнего вздоха».

– Его императорское величество велел не беспокоить до восхода солнца. – Грубый голос стража послышался из-под тяжелого железного шлема. Он шагнул назад, возвращаясь на свое место, когда лорд Эйр махнул рукой.

– Немедленно сообщите его величеству, что прибыл лорд Вальтер Эйр и ожидает аудиенции. Дело особой срочности! – Лорд возбужденно всплеснул руками. — Его величество должен меня ожидать.

Как только голос советника стих, один из стражей тут же скрылся в покоях императора. Спустя считанные минуты двери вновь распахнулись с оглушительным скрипом. В звенящей тишине коридора раздался низкий голос стража.

– Его императорское величество, государь Конрад Дюваль, ожидает вас.

Несмотря на мешающий проходимости звука железный шлем, голос стража все равно гремел, отражаясь от громоздких стен. Эхо, с которым он раздавался, придавало ему еще большей убедительности.

Алебарды распахнулись, освобождая путь лорду, и тот беспрепятственно вошел внутрь. Двери за ним тотчас двинулись и с громким стуком сомкнулись позади советника. Лорд Вальтер остановился у самого порога, склоняя голову в низком поклоне.

– Ваше императорское величество. – Протараторил он, не поднимая головы.

Император стоял спиной ко входу, держа руки сзади, пальцы сцепив в замок. Вальтер не видел его лица, как, впрочем, и всей его фигуры, помимо ног. Однако как только он вошел в покои императора, на его плечи с тяжестью легла та атмосфера напряжения, что царила в комнатах.

– Оставь формальности. – Император повернул голову, бросая через плечо. Взгляд его серых глаз был пустым, почти прозрачным. Губы высохли и потрескались. Между густых бровей пролегла глубокая морщина. Лицо императора выглядело до ужаса истощенным и осунувшимся. – Вы нашли беглянку?

– Нашли, ваша светлость. – Лорд наконец выпрямился, устремляя взгляд на спину императора. Только сейчас он заметил, как сильно напряжены его плечи. – Эльфийка доставлена во дворец и находится под стражей в одной из темниц. Скрывалась на границе между провинцией Вестленд и Онионовым двором. Наши солдаты едва успели ее поймать, эта ведьма почти вырвалась. – Всякий раз, когда лорду приходилось говорить о сбежавшей эльфийке, слова слетали с его губ с презрением. Вальтер почти плевался желчью, когда дело доходило до описания столь мерзкого существа. – При ней не было оружия, только три свитка из вашего архива. – Советник сделал шаг ближе, протягивая императору промокшие в поту свертки пергамента.

Лицо его величества оставалось таким же напряженным, он медленно повернулся, несколько секунд просто рассматривая то, что преподнес ему советник. В полумраке комнат Вальтер едва мог разглядеть его лицо, зато хорошо видел тени, еще больше выделяющие темные синяки под глазами и усталость его величества. Эйр позволил себе задержать взгляд чуть дольше, отмечая, что на темных волосах государя появилось несколько светлых, почти серых прядей. Лорд невольно сжал губы. Он еще никогда не видел императора столь взволнованным. Конрад не показал ни единой эмоции. Он машинально выхватил свитки из рук Вальтера и медленно положил их на стол, стоящий недалеко. Пергамент с характерным шелестом опустился на поверхность столешницы, свитки рассыпались по столу. Вальтер не сразу осмелился вновь заговорить, поэтому пару секунд напряженно молчал, наблюдая за поведением императора. Тихо сглотнув, советник потер друг о друга свои мокрые руки и все же продолжил.

– Ваше величество, позвольте добавить одну очень важную вещь... – Вальтер прочистил горло, руками касаясь шеи. Ладони его слегка подергивались, выдавая волнение. Он не знал, куда их деть, поэтому спешно завел руки за спину. Внешнее спокойствие и хладнокровие императора пугало его куда сильнее, чем что бы то ни было на свете. – Беглянка во все горло кричала, что носит под сердцем наследника великой империи.

Покои тотчас погрузились в кромешную тишину. Было слышно, как за массивными дверями тихо звенят доспехи стражи, как эхом отдаются чьи-то шаги в самой глубине дворца. Из этих комнат слышен каждый шорох. У императора везде есть глаза и уши.

Спустя несколько секунд Конрад усмехнулся, качая головой так, словно не поверил в услышанное. Как только в тишине раздался звук усмешки, Вальтер вздрогнул, однако тут же постарался вернуть себе невозмутимое выражение лица и спокойную позу.

— Веди. — Конрад повернулся к Вальтеру лицом, делая шаг вперед. — Покажи мне плутовку, что посмела предать империю и назвать себя той, кто носит под сердцем наследника священной короны.

Глава 1

Я чувствую ужасное жжение в области талии, когда моя кожа натягивается от натиска ткани платья – служанка снова затянула корсет слишком туго. Вдохнуть воздух полной грудью при таком натяжении почти невозможно, поэтому мне остаётся лишь перебиваться мелкими глотками кислорода, стараясь хоть как-то сохранить при этом невозмутимое лицо. Вокруг меня носятся несколько служанок, и каждая из них хлопочет над моим внешним видом, как бабочка над сбором пыльцы. Одна поправляет волосы, другая примеряет очередное колье из речного жемчуга, третья... А третья, кажется, ненавидит меня всей душой. Эта мысль мелькает у меня в голове, когда я чувствую, как она вновь тянет шнурки несчастного корсета, и когда они поддаются, меня охватывает искреннее удивление: я понятия не имела до сегодняшнего дня, что моя талия может быть затянута настолько, что мне захочется выплюнуть ребра.

Для моего статуса, разумеется, такие выходки непозволительны. Отец всегда говорил: «Принцесса – это украшение короны. Она должна быть изящной, как лань, и безупречной в своих манерах, как моя мать». К счастью или к сожалению, бабушку я не застала. Однако отец всегда отзывался о ней с теплом и большим уважением, так что говорить или даже думать о ней плохо я не посмею.

– Ваше высочество, вдохните глубже. – Служанка проговорила с надрывом, крепче хватаясь за шнурки корсета.
– Нет! – Едва успеваю вымолвить я, двигаясь всем телом вперед, подальше от ее рук, которые, по-видимому, не спешили отпускать шнуры. – Не нужно больше. Я думаю, этого достаточно. Спасибо, Гильда.
– Ну как же это, ваше высочество? И половины ведь не затянули... – Служанка растерянно развела руками в стороны.

Только когда в зеркале промелькнули ее пустые ладони, я позволила себе сделать выдох. Но практически сразу пожалела об этом, потому что новый вдох дался мне с большим трудом.

– Уверяю тебя, этого достаточно. – Голос слегка дрогнул от напряжения во всем теле. – Гильда, ты можешь идти. И вы, Мэри и Лэя, вы свободны. – Я махнула рукой, стараясь придать этому жесту больше властности и манерности, желая хоть в чем-то походить на отца. Но вышло все же довольно нелепо.

Девушки друг за другом покинули комнату, и только когда дверь за ними плотно закрылась, я опустила плечи, немного расслабляясь. Вся эта дворцовая суета – подготовка к ежегодному празднику несущих свет. В империи есть традиция: имперцы каждый год присягают на верность членам великой династии Дюваль.

В народе нас прозвали «несущие свет», потому что в день коронации каждого правителя империи всегда ярко светило солнце. Никто точно не может предугадать погодные условия, но этого и не нужно. Из поколения в поколение, в день коронации нового императора династии солнце поднималось высоко над горизонтом и ослепляло своими лучами всех тех, кто осмеливался на него взглянуть. Аэрдаль величали восходящей империей, потому что наши предки всегда шли за светом. В этом году ничего не поменялось, разве что теперь и я могу принять участие в празднике. До моего девятнадцатилетия отец строго-настрого запрещал мне появляться перед народом. Я всегда должна была находиться в тени. Так он говорил.

В детстве меня беспокоило много вопросов. Почему я не могу свободно передвигаться по территории дворца или дворцового сада, как, например, моя сестра? Почему при посещении мест, где часто бывали посторонние, меня заставляли прятать волосы и закрывать часть лица платком? Но с возрастом я начинала понимать – все эти вопросы бессмысленны, потому что ответов мне никто и никогда не даст.

И сидя сейчас в своих покоях, зажатая в тугой корсет этого поистине великолепного платья, я понимаю, что не очень-то и рада тому, что сегодня впервые смогу принять участие в празднике, которого ждала весь этот год. Я взглянула на себя в зеркало. Особой красотой я не отличалась. Кожа у меня слишком бледная, даже какая-то болезненная. На щеках и переносице красовались такие же блеклые пятна, цвет их был едва ли на тон темнее, чем моя кожа. Я внимательно прошлась по каждому из них глазами, и спустя пару секунд встретилась со взглядом собственного отражения. Глаза показались мне почти прозрачными, на фоне моего наряда. Окружающие всегда говорили, что они у меня голубые. Но сейчас, глядя на синеву моего платья и сравнивая этот безупречный голубой с отражением в зеркале, я понимала, что мои глаза скорее грязно-серые, просто слишком светлые, чтобы с уверенностью сказать, что это точно не голубой.

И все-таки, это платье было действительно идеальным. Струящееся, нежное, как самое пушистое облако на небе. Юбка и рукава так и летали от малейшего моего движения, настолько ткань была легкой. На корсете были серебряные вставки и мелкие вышивки, а в самом центре золотой нитью было вышито солнце – символ империи. На рукавах была серебряная окантовка, и в совокупности платье выглядело чудесно.

Вот только мои черные, как смоль волосы портили весь общий вид. На солнце они, конечно, отливали синим, но это был совсем не тот эффект, который мне бы хотелось видеть. Лэя заботливо заплела их в косу, а между прядями вплела белую ленту и украсила прическу небольшой диадемой. Синие камни блестели, а серебряные завитки в виде листьев переливались на свету, и это немного отвлекало внимание от темноты моих волос.

Я поднялась с места, стараясь не задеть детали одежды и не испортить свой внешний вид. Несколько секунд я стояла у дверей покоев, раздумывая об истинных причинах своего желания пойти на торжество. Сколько бы не спрашивала себя об этом, никогда не могла дать четкого ответа. Всю жизнь мне казалось, будто от меня все что-то скрывают. И вот, когда появилась возможность собственными глазами увидеть то, что было недоступно мне все эти годы, надобность в этом резко пропала.

Я до боли прикусила язык. В моем положении непозволительно отказываться от того, что продиктовано мне короной. Я член династии великой империи, мое имя Лоран Дюваль. Отец оказал мне милость, разрешив посетить празднование великого для народа и короны праздника, и отказать ему в присутствии было бы высшей степенью наглости и неуважения.

Глава 2

Первое, что я ощутила, это ноющая головная боль в области затылка. Я медленно открыла глаза, и как только свет коснулся зрачков, я тут же зажмурилась. Мне пришлось пролежать с сомкнутыми веками некоторое время, чтобы наконец привыкнуть к освещению. Когда свет перестал быть для меня большой проблемой, я медленно распахнула глаза. Передо мной предстал потолок моих собственных покоев. Я подняла голову, стараясь не делать резких движений, ибо каждое неаккуратное отдавалось в висках и затылке пульсирующей болью.

Я зажмурилась и прикусила губу, попытавшись сесть. Получилось с большим трудом, и я едва не завалилась на бок, но все же сумела удержаться в нужном мне положении. Мышцы горели огнем, да так сильно, что хотелось немедленно упасть обратно на подушки и никогда больше не подниматься. Я огляделась. Шея едва могла двигаться, и на пару секунд я зажмурилась, стараясь унять боль. В конце концов, мне все же пришлось открыть глаза. На первый взгляд, ничего вокруг меня не поменялось. Комнаты остались такими же, как прежде. Я нахмурилась, пытаясь восстановить в памяти воспоминания о вчерашнем дне.

Празднование дня несущих свет отпечаталось в моей голове отлично, в конце концов, боль во всем теле не давала мне забыть о столь тяжком испытании. Однако вечер после всего я помнила смутно. Последнее воспоминание пронеслось в голове слишком быстро, и все, что я вспомнила, были руки советника Эйра, сжимающие мою талию.

– Да что это такое? – Я положила ладонь на лоб в попытке успокоить головокружение. – Гильда!

Я собрала все свои силы и постаралась придать голосу громкости. К счастью, спустя считанные секунды двери покоев распахнулись, и на пороге появилась служанка.

– Ваше высочество. – Она поклонилась. – Как вы себя чувствуете?

– Все хорошо. – Я постаралась улыбнуться, но вышло криво. Расставив руки по бокам, я подтянула себя к краю кровати. От напряжения все тело дрожало, как осиновые листья на ветру.

Она подошла ближе и потянулась ко мне – видимо, хотела помочь подняться. Я благодарно улыбнулась и осторожно взялась за ее ладони. На удивление, встать на ноги оказалось даже легче, чем просто сесть. Когда я поняла, что спокойно держусь стоя, то выпустила ладони Гильды из рук.

– Спасибо, Гильда. – Я кивнула, делая шаг вперед. Теперь стало ясно, что с этого дня ходьба превращается в главную проблему.

Тело ныло от напряжения и боли, ноги не слушались. Конечности сделались деревянными, и я почти не могла двигать даже пальцами рук. Гильда беспокойно оглядела меня с головы до пят.

– Ваше высочество. – Снова поклон, да такой низкий, что мне захотелось остановить ее. – Позвольте принести вам настой. Это облегчит боль и снимет усталость.

Я отрицательно покачала головой. Империя не терпит слабости, значит и я не должна.

– Не нужно. – Голос хрипел, поэтому я тяжело сглотнула. – Я справлюсь сама.
Гильда тихо вздохнула. Я видела, как ее брови медленно поползли вниз.

– Простите мою настойчивость, ваше высочество, но... – Она сжала край рукава на своем платье. – Настой содержит ивовую кору и мед, эти компоненты отлично снимают напряжение. Ваш отец принимает его каждый год.

На секунду я замерла. Перед глазами всплыло лицо императора. Спокойное, не выдающее признаков усталости или боли. Отец всегда имел железное тело и крепкий характер, но, видимо, от больших нагрузок даже стальные ноги гнуться.

– Хорошо. – Я кивнула, с трудом сдерживая боль в пояснице. – Неси настой.

Гильда быстро закивала и, поклонившись, вышла из покоев, почти подпрыгивая от нескрываемой радости. Как только двери за ней закрылись, я тут же опустила глаза на свою одежду. Вчера ночью на мне было платье, пропитанное потом. Сейчас же я одета в бежевый ночной шлафрок. Рукава свисали, обшитые кружевом на манжетах. Пояс был туго завязан на талии, да так, что даже не растрепался во время сна. Потом от меня не пахло, и вкупе это значило вот что – меня помыли и переодели.

Я тяжело вздохнула и снова села на кровать. Все-таки стоять было слишком тяжело. Ноги гудели от напряжения, спину жгло так, словно под кожу разом вогнали тысячу раскаленных игл. Я сгорбилась, локти уперла в колени и закрыла лицо руками. Просидела я так до тех пор, пока двери покоев не распахнулись вновь.

– Ваше высочество. – Гильда присела с подносом в руках, стараясь поклониться.
Наблюдая за ее попытками не опрокинуть то, что находиться у нее в руках, я покачала головой.

– Оставь. – Я похлопала по кровати рядом с собой. – Подойди ближе.

Она с благодарностью улыбнулась мне и прошла вперед. Поднос она оставила на небольшом столике, что стоял прямо у кровати. Гильда выставила на столешницу фарфоровую чашку с позолоченной каймой и осторожно налила в нее горячий настой. Комната тут же наполнилась ароматом трав, который исходил от чашки. Я невольно вдохнула глубже и прикрыла глаза. Аромат показался мне знакомым.

– Возьмите, ваше высочество. – Она протянула мне чашку, полную до краев.

Я осторожно забрала посуду из ее рук и сделала глоток. Сначала жидкость обожгла губы и язык, а во рту появился горький привкус. В голову ударили воспоминания:

Я попыталась дернуться, но у меня не вышло – мышцы онемели, словно все мое тело погрузили в чан с холодной водой. От страха я неосознанно сделала глубокий вдох, на языке появился горький привкус.