Вербальный маг

Справочник по миру

Для удобства решил добавить небольшой путеводитель (справочник, глоссарий или как-то так). Будет пополнятся по мере написания книги. Надеюсь, облегчит знакомство с миром.

    Действующие лица:

    Соня – девушка с Земли, попала в Айервей теоретически из-за злых чар. Обладает даром вербальной магии, который связан с ее эмоциональным состоянием. Дар опасен не только для окружающих, но и для самой девушки.

    Род-Ловкач – контрабандист и жулик, торговал артефактами Второй Эпохи и умелыми подделками под оные. Планировал осесть на побережье Птичьего Моря в городе-государстве Брайтан.

    Норгрим – монах, которого затронула магическая порча. Доселе она никогда не касалась божьих людей. Монаху надлежало добровольно взойти на очистительный костер, но он был призван носителями глифов, так как подходил под один из характеров из списка Герольда.

    Такки – носительница глифа, которой выпала роль Нищенки. Любит вводить в заблуждение собеседников глупым и дерзким поведением, но при этом имеет связи в воровских кругах и может похвастаться хорошим образованием. Кем была до получения глифа – неизвестно.

    Торад – спутник Такки. Он для нее муж, друг, защитник, и тот, кто делит тяготы пути. Торад прошел школу владения мечом и по молодости снискал славу одного из лучших дуэлянтов при дворе Унгерфорстского короля. Во время мятежа отказался защищать короля-самодура от разгневанных людей. Мятеж был подавлен, но король убит. Брат тогдашнего монарха не простил Торада и отправил на плаху. Такки воспользовалась правом носительницы глифа и связала себя с мечником. Новый король велел умертвить всех родичей Торада.
    
    Ахель – носитель глифа, которому выпала роль Богача. Кем был до того неизвестно.

    Генк - молодой лекарь. Зельевар четвертого ранга, что невиданное дело для столь молодого специалиста. Лекарь вступил в связь с женой барона, которому обязан был служить после окончания Дескападской школы, и за это едва не угодил на виселицу.

    Хорг Вяз – старый охотник.

    Капитан Фарс – командир знаменитого наемничьего отряда «Волки Фарса». Имеет репутацию честного, но жестокого человека. Отряд «Волков» служит Ахелю.

    Королевства:

    Стоит отметить, что королевства, название которых заканчиваются на «форст», относятся к государствам так называемого Церковного протектората. Самодержцы управляют, как считают нужным, но в спорных вопросах слово Верховного Прелата для них имеет решающее значение.

    Брейфорст – королевство, в котором происходят основные события книги. Небольшие владения короля Заруса, большую часть которых покрывают густые непроходимые леса и болота, где копают торф и руду. Климат поганый, большую часть года льет, как из ведра. Столица – Брей.

    Унгерфорст – могучее некогда королевство, богатое и агрессивное, но в последние годы сотрясаемое восстаниями, дворцовыми переворотами и политической возней. Несмотря на определенный упадок, по-прежнему чувствует себя замечательно благодаря Рудному сердцу – горному массиву, богатому на полезные минералы и редкие руды. Столица – Унгер.

    Ваянафорст или Селедкино Королевства – морская держава, главенствующая на Птичьем Море за счет могучего флота. Хочешь отведать самой вкусной рыбы и диковинных даров моря – добро пожаловать на побережье. Столица – Ваяна.

    Ладенфорст – вечный конкурент Ваянафорста на Птичьем Море и главный поставщик пиратов на торговых путях. Жители – люди неприятные, к чужакам не просто неприветливы, а жестоки. Впрочем, неудивительно, ведь Ладенфорст – самое молодое королевство Айервея, основанное пиратами. Ладен Бельмо – первый король и адмирал пиратской флотилии, на спор купил у церковников титул за громадные деньги. Королевство существует за счет торговли шелком и пряностями, привозимыми с островов Сэнтери. Столица – Ладен.

    Даэусфорст – душа Айервея, первый город Третьей Эпохи и религиозная столица.

    Гамбалафорст – горное владение Снежных королей. Красивое и необычное место, где во главу угла ставят этикет, красивую речь и традиции рыцарства. Последний король, Эрбанад Третий, в пожилом возрасте отправился на битву с пещерным змеем, нападавшим на козопасов, и погиб. Оставил после себя трех незамужних дочерей.

    Зевара-Гровд – соседнее с Брейфорстом королевство. Культура их отличается от соседской, потому как с самого возвращения на поверхность, зевары и гровды не признают власти Верховного Прелата, но веруют в бога и чтят заповеди Герольда. Имеет две равноценные столицы – Зевару и Гровд.

    Аргзан Аргханон – единственное королевство на лике Айервея, отказавшееся от преследования и истребления магов. Аргзаны считают дар не проклятием, а проявлением божественной воли, и ищут возможность остановить болезнь, вызываемую даром. В иных королевствах поговаривают о том, что пора бы Верховному Прелату нанести карательный визит в земли отступников, но глава церкви не единожды заявлял, что не считает Аргзан Аргханон враждебной силой.

Глава 1

    Род вертелся так и эдак, стараясь найти участок земли посуше, но сапог всякий раз оказывался в студеной жиже. От стен тянуло холодом, сквозь узкие ячейки кованой решетки над головой просачивались капли влаги, падали на плечи и голову.
    Род, известный также под прозвищем Ловкач, сжался в комок, прислонился плечом к стене. Капли забарабанили чаще, значит, совсем скоро рассвет, и туман уже оседает на землю росой.
    В зловонной яме, в которой он коротал последнюю ночь, нельзя было даже спину разогнуть. Ни прилечь, ни присесть. Пожалуй, единственное, чем здесь можно заниматься успешно – это страдать.
    А ему и так приходилось несладко!
Левая рука плохо сгибалась в локте, суставы на пальцах распухли. Правое бедро хранило отметины щипцов. Даже если бы Род сумел снова оправдать прозвище и выбраться из ямы, он не прошел бы и половину милта. Палачи короля Заруса изобрели великолепное средство от побегов – механизированный капкан. Сделаешь больше пяти шагов за раз, и голень превратится в месиво из костей, плоти и порванных мышц. Парень чувствовал сквозь штанину холодное прикосновение железных зубцов, и оно вызывало озноб.
    Над головой зачавкала грязь, сквозь решетку посыпались кусочки влажной земли, упали прелые листья. Простуженный голос скомандовал:
    – Этого – наверх.
    Щелкнул замок, заскрипели петли, и решетка плюхнулась на землю. В яму опустилась, треснув по голове пленника, жердь с набитыми поперечинами. Тот же самый простуженный голос проговорил:
– Вылезай, шельмец. За тобой пришли.
    Род дважды падал с жерди, пока выбирался из ямы. Руки сводили судороги, ногу в капкане приходилось совершенно по-дурацки оттопыривать, но он все-таки вылез. В награду был обозван улиткой, получил затрещину и пинок под зад от старшего стража.
    Черное небо цедило морось, мир тонул в вязком и глухом сумраке. Землю устилала желтая и красноватая листва.
    Ловкача обступили стражи старого донжона с факелами и пиками в руках. Чуть поодаль, под деревьями, неподвижно стояли королевские гвардейцы, придерживающие под уздцы скакунов. Огонь отражался от начищенных нагрудников, тени плясали на гладко выбритых лицах. Накидки и плащи промокли насквозь, но мужчин, казалось, это нисколько не волновало. Впереди всех, рядом с двуколкой, переминался с ноги на ногу дородный воин в плаще из толстой шерсти. Пышный офицерский бант желтого шелка – капитанский! – превратился в скомканную тряпку. Стражи на фоне капитана походили на стаю мокрых ворон.
    Род нервно сглотнул. Картина не сулила ничего хорошего. Если от ротозеев из донжона еще можно попытаться улизнуть, то с гвардейцами такой номер точно не пройдет.
    – Знаешь, курчавый, я в смятении, – задумчиво проговорил страж, заложив руки за спину. – С одной стороны тебе повезло, а поглядишь с другой… Иной раз даже кол в заднице за милость покажется.
    – В вас погибает философ, – пробормотал, шлепая разбитыми губами, Род. – Я, видимо, чего-то еще не знаю, поэтому тоже нахожусь в некотором, как вы изволили выразиться, смятении.
    – Скоро все прояснится, – хмыкнул страж. – Ребята, – он обратился к соратникам, – в телегу болвана. Руки свяжите. Можете для острастки дать по зубам.
Ловкач хотел сказать, что это все излишнее, он-де будет паинькой, но слушать его не стали. По зубам дали, руки стянули ремнями. Вскоре он оказался в телеге с прогнившими бортами, на жестких и вонючих кожах. Беспомощный, как младенец.
    Возница свистнул, упитанный ослик послушно засеменил по старой брусчатке. Род с удовольствием провалился в небытие.
    Пришел в себя довольно быстро – от гогота эскортирующих его гвардейцев, споривших о размерах и формах женских прелестей. Каждый делился опытом в данной области, приводил доводы, а кое-кто даже сподобился на контраргументы. Возница, укрывшись от дождя под парусиновой накидкой и шляпой с широкими мягкими полями, дремал, намотав на кулак поводья. Ослика понукать не требовалось – ушастый сам знал дорогу.
    Постанывая, Ловкач перевернулся на спину, отполз к борту и сел. Как оказалось, они почти спустились с лесистого холма и миновали бревенчатый мост через реку Лель.
    Ехали на восток, в леса.
    Старый донжон, окруженный огрызками крепостной стены, остался позади, мерцающий в предрассветных сумерках огнями факелов, холодный и мрачный.
    У подножия холма, на котором некогда располагался небольшой замок, ныне превращенный в тюрьму, шумел тенистый бор. Сквозь него, петляя и теряясь в ярах и лощинах, тянулась старая дорога. Телега то и дело подпрыгивала на колдобинах, проваливалась в ямы и увязала в грязи. Ослик испытания переносил стоически, Род – нет. Каждая встряска отдавала болью во всем теле, холодный пот лился ручьями по спине и лицу, донимала тошнота.
    Ловкач прикинул по привычке шансы на побег. Они балансировали между нулем и… полным нулем. Капкан, занемевшие мышцы, искалеченная рука, вооруженные гвардейцы и дикий бор вокруг. Все против него. Допрыгался! Даже если вывалится из телеги и попытается улизнуть, всадники его легко поймают. А то и вовсе долбанут из арбалета между лопаток.
Нет уж, решил Род. Буду ждать другой оказии. Раз не насадили на кол на плацу донжона, значит, еще не все кончено. Я-то думал, что рассказал все! Пойди здесь не расскажи, когда палачи перед носом размахивают раскаленным прутом и выкручивают пальцы – во всем сознаешься! И в воровстве, и в богохульстве, и даже в скотоложстве, если вдруг так станет угодно отцам-инквизиторам.
    Он очень хорошо помнил «отцов». Красные мешки на головах, сверкающие сквозь прорези в мешковине глаза, обнаженные аскетические торсы покрытые охрой. Железные браслеты кандалов на руках – знак смирения перед Господом. Злые голоса, пугающие вопросы. С этими людьми нельзя спорить. Ловкач, помимо честно заслуженного статуса контрабандиста, получил еще много чего: воровство, душегубство, осквернение святыни и разжигание мятежа. Наказание за такие преступления перед Господом – гладко оструганный кол. Или «Алый Конь»: когда преступника, догола раздетого, сажали на остро заточенный край бруса и постепенно привешивали к ногам мешочки со щебнем, пока несчастного не разрывало надвое. Долгая и мучительная процедура, предназначенная для устрашения врагов Господних.
    Задумавшись, Род не заметил, как двуколка свернула с дороги на заросшую бурьяном, засыпанную палой листвой и гнилыми желудями тропинку. Узловатые ветви дубов нависали над дорогой, роняя капельки влаги. Бесшумно падали, кружась и выписывая замысловатые пируэты, дубовые листочки. Пахло прелостью, мокрой глиной и дымом.
    – Почти приехали! – лениво крикнул через плечо возница. – Вона! Околица то бишь.
    Ловкач изогнул шею, чтобы все как следует разглядеть. И вправду они подъехали к старому, заросшему вьюном частоколу. За ним проступали силуэты хибар, кое-где плясали багровые отсветы пламени. Лаяли собаки, всхрапывали лошади, слышался стук топора по дереву и бряцанье металла. На дороге появились пешие лучники в куртках, расшитых медными заклепками. Один тащил на веревке большого пса, другой нес факел на длинной ручке. Охотники. Или наемники, охранявшие поселение.
    – Мы последние? – спросил человека с факелом капитан гвардейцев.
    – Ага, – ответил тот. – За околицей полно народу. Много рубак, стрелков и даже, кажись, монах какой-то очумелый забрел. Повара умаялись всех кормить!
    – А… те самые… они давно здесь?
    – С вечера, – понизил голос дозорный. – Вместе приехали. Но не разговаривают друг с другом, разбрелись по разным концам деревни и ждут. Воины их едва ли не скалятся друг на друга.
    – Заключенных много?
    – Привезли на двух фургонах, держат в старом амбаре. А еще демоны принесли бабу какую-то! Из лесу пришла. Чувств лишилась, бедолага! С голодухи, наверное. Лежит у травника в домике.
    Род оглянулся на лес. Оценил. Близко…
    Гвардейцы казались поглощенными беседой и на пленника внимания не обращали. Род знал, что если не попытается убежать сейчас, новой возможности не будет.
    Качнувшись, со всего маха обрушился на борт. Хрустнули гнилые доски, парень плюхнулся в траву и покатился под копыта бредущих за телегой скакунов. Ногой, зажатой в капкане, ударил ближайшую сивку. Та встала на дыбы, сбросив изумленного гвардейца в заросший крапивою ров.
    У меня пять шагов, подумал Род.
    Вскочил, сделал два, плюхнулся на живот, пропуская над головой удар древком алебарды. Вновь поднялся, попрыгал на одной ноге к стене леса… Тут один из охотников спустил пса. Род выругался, попытался оглушить зверюгу капканом. Промазал. Получил по плечу перевернутой плашмя алебардой, хлопнулся на пузо и закрыл голову руками.
    Что ж, подумал Ловкач прежде, чем пес вцепился ему в голень, по крайней мере, я пытался.

Глава 2

    Соня глядела в потолок. Он был черен от копоти, а балки покрывали слой пыли и кружева паутины. Пульсирующая боль в черепушке понемногу утихала, и причиной тому были настойка на мяте, сушеных ягодах и толченой коре, и прохладный капустный лист на лбу. Это действовало куда лучше, чем предложенный поначалу ржавый боек от молотка.
    – Ты носом-то не крути, дикарка! – недовольно бурчал травник, когда девушка забросила боек под лавку. – Холодное железо боль вытягивает. Это всяк знает!
    – Всяк да не всяк, – отмахнулась Соня. – Лучше дай мне во-о-он тот капустный лист.
    Бабушкино овощное средство никогда не подводило, и с этой мигренью управилось. Слабость никуда не делась, но это – сущие пустяки, день-другой в кровати и будет как новенькая.
Девушка до сих пор не могла понять, что с ней произошло, и куда она забрела. Дни и ночи в лесу слились в один кошмар. Если и существовало Чистилище, то для Сони оно выглядело как здешний бор: полный гнуса, влажный, темный и жуткий даже днем. Если б не гнилушки, мерцавшие по ночам, она бы точно рехнулась от страха.
    В первый день было совсем страшно – ни укрытия, ни еды, ни тропинок. Она просидела под вязом, уткнувшись лицом в колени, и плача. Затем настал час озарения – Соня поняла, что апатия приведет только к простуде, воспалению легких или еще какой напасти, поэтому решила действовать. Жила он в сельской местности, близко к природе, поэтому лес не был для нее чем-то шибко загадочным. Да и по грибы в детстве и юности вербальная колдовка любила хаживать со старшими подругами, матерью и отцом. Но этот бор удивил. Грибы росли только на стволах и напоминали осклизлые слоеные пироги. Ягоды имели цвет преимущественно зеленый и желтый. Желтые походили на облепиху, но Соня размяла одну ягоду и запах ей не понравился. Девушка решила повременить с охотой на подножный корм, вместо этого нашла подходящую жердь и потопала на север.
    Набреду на реку, решила Соня, отыщу и людей.
    Пока она слонялась между старыми обомшелыми деревьями, постоянно поскальзываясь и спотыкаясь о корни, мысли устроили настоящую войну.
Как я здесь очутилась? Нежели старая карга провернула-таки какую-то пакость? Опоила, отравила? Или дело в пучке трав? Возможно! Чертово любопытство! И приспичило же мне пальцами лезть в эту пакость…
    Этот вариант казался самым жизнеспособным. Бабка оказалась круто сваренной, ловко устранила конкурентку – и фиг кто Соню, бедняжку, теперь отыщет.
    А вот дудки, девушка фыркнула. Вернусь и наверну этой самой жердью ведьму по башке! Подумаешь, конкурентка выискалась. Соня давно поняла, что в их глуши честно на жизнь не заработаешь – последней каплей стали месяцы, проведенные на заводе. Тогда-то она и прикинулась медиумом, а по совместительству знахаркой, пророчицей и составительницей бизнес-календарей. Ну а что? Деньги несут, так почему бы не расширять услуги?
    Жаль, что все это завело невесть куда…
    Ни к вечеру, ни к ночи Соня не нашла ни ручеек, ни дорогу. Даже самой захудалой тропки отыскать не удалось! И тишина стояла такая, что в ушах звенело. Обычно даже в самый дремучий лес ее родного края доносилось эхо цивилизации: рев машин, грохот поездов. Здесь же все будто застыло.
    Зато ночью бор наполнили звуки пренеприятные.
    Девушка решила, что дальше идти в темноте смысла нет, и поступила так, как учили телевизионные выживальщики. Нашла дерево, на которое сумела взобраться, и устроилась в развилке толстых ветвей.
    – Как ворона, – прошептала, чтобы услышать собственный голос, – только без сыра… Как же есть хочется!
    Дома она могла блюсти диету и заниматься прочими глупостями, кушая лишь раз в день, да и то кефир, немного творога или фрукты. Здесь же аппетит разыгрался так, что и пары хорошо прожаренных антрекотов показалось бы мало.
    Но, увы. Оставалось лишь облизываться, слушать недовольно бурчание желудка и ждать утра.
    А утро не принесло ничего хорошего, только ветер и морось.
    Соня быстро промокла, еще быстрее устала и, в довершение всем невзгодам, порвала левый кроссовок. Выручила лоза. Жажду поборола быстро – благо, с листьев капало изрядно. Не хотелось думать о том, какие элементы таблицы Менделеева содержала небесная влага.
    Где-то к полудню шатаний Соня поняла, что больше не пройдет и шага, если чего-нибудь не слопает. Выбор был небольшим – грибы и ягоды. В обоих случаях неудачный опыт мог стать последним. Но… то ли дуракам везет, то ли в Соне все эти годы спал инстинкт безжалостного грибного охотника – она выбрала пласт почище да посуше и, роняя слезы, откусила кусочек. Рот наполнил приятный сок. Гриб оказался сладким, но не приторным, с кислинкой, а еще отдавал вкусом хвойного меда. Расправившись с экспериментальной порцией, вербальная обманщица принялась ждать. Но ничего, кроме усилившегося голода, не почувствовала. Довольная экспериментом, навернула еще три пласта. Собрала немного про запас и нанизала на многофункциональную лозу.
    И вот с того момента началось то самое затяжное НИЧТО.
    Соня как в тумане шла днем, ела грибы, собирала воду из громадных лопухов и спала по ночам на деревьях. Одежка поистрепалась, нервы стали ни к черту, зато она вскоре набрела на родничок, пробивающийся на волю из горки серых булыжников.
    Никаких хищников девушке не повстречалось. Пару раз замечала неясные тени, бродящие в темноте. На крик они не отзывались, так что вполне могли быть плодами утомленного разума.
    А потом был запах дыма.
    Шум.
    Деревянный частокол, какой-то туповатый бирюк с громадной псиной, что охранял ворота, и блаженное беспамятство.
    Ухаживал за ней нестриженый, неопрятного вида мужичек. Одет он был в стиле одичавшего ролевика, но свое дело знал крепко. Да и бульоном поил вкусным, разве что почти несоленым.
    – Тебе нужно много жидкости, деваха, – любил он приговаривать, поднося очередную глиняную тарелку. – Видано ли дело – столько медовика сжевать!
    – Что еще за медовик? – Хлеб был плохо пропеченным и пованивал плесенью, но оказался необычайно вкусным.
    – Грибы, – травник сел на табурет и смахнул со лба испарину. – Притомился я чего-то… Ешь, худорба, ешь – не болтай! Сама из лесу – а про медовик не знаешь. Вот дела!
    Из небольшого ликбеза девушка узнала, что гриб местное мужичье использует в качестве ингредиента для браги, а еще его сушат, заваривают вместо чая и даже курят.
    – В некоторых королевствах медовик и вовсе запрещен, – наставительно говорил мужичек. – Так что шибко к нему не привыкай.
    – В жизни к этой гадости не притронусь! – сердечно заверила Соня. А потом осознала, что ей только что сказали. Прищурившись, спросила: – Королевствах?
    – Вестимо. В Ладенфорсте и всех прибрежных. Могут даже в каталажку упечь, если продавать вздумаешь!
    После этого был задан десяток вопросов разной степени истеричности, но ни один ответ не успокоил Соню. Она даже порывалась выйти на улицу и расспросить первого встречного, но травник пригрозил, что не пустит обратно, если девка не перестанет бузить.
    Потом Соне сделалось плохо, потемнело в глазах, и она снова потеряла сознание. На этот раз – от страха.

Глава 3

    Ссоры походили на прибрежные волны – не успевала схлынуть одна, сразу накатывала вторая, еще яростнее предыдущей. Склоки грозили перерасти в мордобой, а то и во что похуже. Род, движимый заботами о собственном здоровье, перебрался в дальний уголок амбара. От юного барда держался подальше. Тот притягивал к себе неприятности, и если уж судьбой было уготовано начаться заварушке – странствующему музыканту первому намнут бока. Уж больно он всем надоел.
    Задумавшись, Род едва не уселся на голову посапывающему старику.
    – Тьфу тебе в морду, сучий хвост! – проворчал «слепец», выбираясь из прелой соломы. – Сдурел, что ли?
    – Извини, дед, – виновато улыбнулся Ловкач. – Задумался.
    – Ой ли? Мне все больше кажется, что молодежи думать лень. А если кто и думает, то тем местом, которым ты мне чуть на башку не приземлился…
    – Не хами, папаша, – осадил его Род. – Я старость уважаю, но не настолько, чтобы оскорбления выслушивать. Оттаскаю за бороду – будешь знать!
    – Таскали. Знаем. – Улыбка «слепца» напоминала прореженный пожаром лес – сплошь черные пеньки. – Да вот только таскунов потом из канав вытаскивали.
    – Ну и мерзкий ты тип, – вздохнул Ловкач. Он терпеть не мог членовредительства и никогда первым драки не начинал. – Лучше скажи, не знаешь ли, почему нас здесь держат? Не вижу во всем происходящем ни капельки смысла.
    – И не увидишь, раз не знаешь, куды смотреть. Как и все здесь собравшиеся охламоны, ты не знаешь ничего.
    Решив не тратить время на болтовню с полоумным дедом, Род уставился на огонек в каганце. Пользуясь случаем, что лесовики с алхимиками заткнулись, он перебирал варианты побега. Огонек и солома на полу подсказывали первый и самый очевидный – пожар. Много дыма. Крики. Паника. Давка. Ему придется пробиваться к выходу сквозь толпу обезумивших мужиков, а силенок-то маловато! Да и нога покусана… а солома прелая, может и не взяться пламенем. Нет, решил Род, пожар – гиблое дело. Подкоп? Тоже кисло. Фундамент разве что кайлом раздолбаешь, да где ж его взять? Где-то под крышей из крохотного слухового окошка пробивался бледный дневной свет, и ветер заносил капельки дождя, но вскарабкаться по стене было делом сложным, а спуститься с другой стороны иначе как на крыльях не получится.
    Род тяжело вздохнул, смежил веки и прислонился спиной к стене. Снова бессилен что-либо изменить! Последнее время судьба крутила им, как хотела, подбрасывая испытание за испытанием. Всего два месяца назад не планировал никаких крупных дел, пробавляясь редкой контрабандой артефактов времен Второй Эпохи, копил деньги на небольшую таверну в городе-государстве Брайтан, что на побережье Птичьего Моря. Так бы все и шло, да судьба натолкнула Рода на ушибленного природой алхимика. Настоящего мастера, обученного старыми умельцами по древним манускриптам, непохожего на лохматых и грязных бузотеров, что сидели с Родом в амбаре.
    Ловкач гнал воз свежего сена на скотный двор города Даутири. В сене лежала завернутая в парусину статуэтка из обработанного солевого кристалла. Подобные статуэтки были в ходу во Второй Эпохе, пока люди не выбрались на поверхность. Эти штуки наполнялись фосфоресцирующей пылью и заменяли светильники и лампы. Теперь за подобную статуэтку можно было выручить до десяти серебряных монет, если, конечно, умеешь торговаться и не боишься церковников, которые давным-давно наложили лапу на все, имеющее отношение к минувшим эпохам. Род смело взялся за дело. И поначалу все шло как по маслу, но именно в последний день случилось то, чего не должно было случаться. Он не доехал до Даутири десяток милтов – решил остановиться на ночь в живописном распадке меж двух горных хребтов. Тишина, хвойные деревья, чистый ручеек и неглубокая пещера, а что еще нужно уставшему путнику? Но это место облюбовал еще один человек. Высокий, худой и плешивый мужичонка. Как оказалось впоследствии – алхимик. Его ишак еле держался на ногах – кожа обтягивала ребра, ножки были тонкими, и, казалось, вот-вот переломятся. Алхимик искал в горах Небесную Пыль – материал очень дорогой и чрезвычайно полезный в его темном ремесле. И настолько увлекся поисками, что заплутал. Проблудил четыре недели, едва не помер сам и почти уморил ушастую животину. Питался ягодами и варил тошнотворные похлебки изо мхов и кореньев. Он так обрадовался, когда увидел Рода, что прослезился и выложил все, что было на душе. Ловкач, не будь он Ловкачом, смекнул, как можно подзаработать на подобной встрече и предложил обмен: воз сена, шмат сала и немного сухарей в обмен на что-нибудь эдакое из запасов алхимика. Вот так Род разжился пузырьком с «драконьей кровью» – жидкостью весьма специфических свойств: прожигает металл любой прочности, зато для всего остального не опаснее родниковой воды.
    То был первый шаг на пути к краху.
    Вторым шагом стал пьяненький сборщик церковных податей, совершенно случайно повстречавшийся Роду в Брейфе. Сизый нос, изрядное брюшко, подол плаща заляпан грязью… Слуга высших сил раскачивался так, словно плелся не по залитой солнечным светом улице, а в бурю выбрался на палубу терпящего крушение корабля и пытался станцевать джигу. Одарив Ловкача оглушающим облаком винных паров, сборщик податей попросил «»достойного юношу» сопроводить его на постоялый двор.
    Отказывать священнослужителю было опасно, и Ловкачу пришлось подчиниться. Церковник жил весьма скромно по сравнению со многими другими собратьями – снял не весь этаж, а обошелся лишь тремя комнатами. Причем одну из них очистили от мебели, и в самом центре помещения красовалась вместительная бадья, до краев наполненная горячей водой. Еще одна комната оказалась запертой на большой замок, а в третьей находилась спальня церковника. Туда-то он и стремился всей своей захмелевшей, но чистой и верующей душой. Там-то Род и натолкнулся взглядом на оставленный без присмотра сундучок – хозяин как был, так и завалился дрыхнуть на кровать, измарав накрахмаленные простыни.
    «Демоны попутали!» – вопил Ловкач, когда его поймали и посадили под замок. Но в тот миг ни о каких демонах речи не шло. Молодого контрабандиста манили легкие деньги, а в кармане лежал заветный флакончик. «Драконья кровь» растворила дужку замка, Род набил карманы серебром, и был таков.
    Времени хватило лишь на то, чтобы надежно спрятать деньги. И вслед за этим парень угодил в лапы к церковникам. Так что теперь на свободе его поджидали мешочки с серебром и даже золотом.
    – Что там такое? – пробурчал дед, вернув Ловкача из мира воспоминаний под крышу амбара. – Псы скулят?
    И вправду, окрестности деревеньки оглашали тявканье и скулеж. Надрывно кричали охотники, безуспешно пытаясь заткнуть четвероногих товарищей.
    – Жрать хотят, – предположил предводитель лесовиков. – Не кормят, суки.
    – Не думаю, – парировал один из алхимиков, чем заслужил молниеносный и полнящийся праведным гневом взгляд. – Их что-то напугало.
    – Страх, – подтвердил, оторвавшись от игрищ, чужеземец в толстой кожаной куртке с большими деревянными пуговицами. – Просят защиты. Мы, глийцы, хорошо понимаем животных.
    – Еще бы! – буркнул блондин-альфонс, наморщив изящный нос. – Вы от них недалеко ушли.
    Чужеземец хмыкнул, сгреб три костяшки с игральной доски. Взмахнул кулаком и швырнул на ровную деревянную поверхность. Род заметил, что на всех треугольниках выпали черные единицы. Три точки. Ловкач отчего-то почувствовал себя неуютно, словно увидел, но не распознал предостережение.
    Близилась ночь. Каганец погас. Дождь перестал барабанить по крыше, и в амбаре ненадолго воцарилось спокойствие. Спорщики окончательно заткнулись, их храп и пердеж мелодично накладывались на тихое, монотонное бренчание лютни. Бард явно импровизировал. А может, вообще играть не умел, но очень любил, поскольку на привычную, приятную уху и сердцу музыку лязг и пиликанье совсем не походили.
    Несмотря на смертельную усталость, Род уснуть не смог. Проворочался в соломе, отлежал правую руку и замерз. На улице поднялся ветер, заурчал, засвистел в щелях старого амбара. Заскрипели перекрытия. Ловкач встал, отряхнулся и побрел к двери, приволакивая ногу. Раны ныли, суставы на пальцах еще сильнее распухли, вокруг костяшек появилась внушающая тревогу синева.
    Ловкач не дошел буквально трех шагов. Дверь с грохотом распахнулась. На пороге возникла странная троица: девка в грязной одежде, монах в капюшоне и разряженный в пух и прах мужик лет сорока. За их спинами стояли волки Фарса.
    – Смертники, у вас есть шанс ненадолго продлить жизнь, – проговорил мужик. – Шанс так себе. Вероятно, вы передохните еще до рассвета. Но, не вешайте нос! Всякое случается. Идите за мной и не вздумайте бедокурить. Оружие вам выдадут, чтобы показать, насколько мы доверяем и рассчитываем на ваши руки. Если кто захочет обратить его против нас… Вот, пожалуй, самый веский довод этого не делать.
    Он снял с шеи золотую цепочку, на которой висел мешочек. Вытряхнул на ладонь оправленный в железо камень с высеченным глифом. Знак пламенел. То же самое проделала и чумазая девка, только ее знак сверкал холодной синевой.
    – Господь всемогущий! – завопил альфонс и хлопнулся в обморок.
    Остальные не спешили ему на помощь. Лишь угрюмо глядели кто на глифы, а кто себе под ноги. Старик толкнул Рода локтем в бок и прошептал:
    – Ну что, смельчак, теперь понятно, почему мы тута?
    Тем временем троица направилась к воротам, а рубаки окружили выведенных из амбара прощелыг. Один из воинов слега приободрил отребье:
    – Кто уцелеет – накормим мясом и кашей, браги нальем. А сейчас – марш за нами! Камни и копья получите. Сержант расставит вас у частокола.
    Наемники хорохорились, отпускали сальные шутки и всячески пытались показать себя бравыми мужиками. Они, без сомнений, таковыми и являлись, только вот Род замечал, что многие бойцы нервничают, сильно потеют и постоянно хватаются за рукояти мечей и топорища.
    Сам Ловкач чувствовал священный трепет пополам со страхом. Судьба свела его в этой глуши не с кем-нибудь, а с мучениками Третьей Эпохи. В их руках находилось спасение и проклятие Айервея. Каждый играл свою роль в долгом спектакле, который не заканчивался со смертью очередного артиста. Состав менялся, но игра продолжалась год за годом…
    Род не получил хорошего образования, но всегда был не прочь пролистнуть книжку-другую, поэтому кое-что почерпнул. Он знал, что каждый из носителей глифа притягивает к себе темные сущности. Почуяв мученика, те бегут за ним, забыв про все на свете. И чем дольше на одном месте находится человек с глифом, тем больше тварей собирается вокруг. Поэтому эти люди всю жизнь на большаке. Слоняются из королевства в королевство, из города в город, из села в село, и за ними, как на поводке, идут упыри, оборотни, ведьмы, лесная и болотная нечисть, даже демоны
    Началось это еще на заре Эпохи, но Ловкач не ведал, почему и как.
    Что происходило сейчас – Род тоже не знал. Но догадывался, что двое из трех носителей вряд ли просто так встретились в этой глуши. И, коль на то пошло, они здесь уже не менее двух дней. Значит, тварей в бору собралось пруд пруди! Они копили силы и поджидали подходящей ночи. И дождались, судя по рычанию в темноте.
    Некоторые уже пробрались за ограду и их теперь сталью и факелами лупили наемники и охотники.
    Род слышал и видел достаточно, чтобы задрожать от страха.
    Тем временем их подвели к крытым парусиной телегам. На одну из них забрался однорукий мужик в кожушке и принялся распоряжаться, кому и что давать. Наемники с ним не спорили. Вскоре все, кто ютился в амбаре, получили простенькие рогатины, багры и топоры. Род обзавелся рогатиной, впрочем, управляться с ней умел разве что как костылем.
    – И что с ней делать? – угрюмо спросил Ловкач. Чернота в небе, непогода и жуткие звуки отнюдь не улучшали настроение. – Нас никто военному ремеслу не учил.
    – Тоже мне наука! – один из лесовиков плюнул в лужу. – Увидал, что лезет тварина какая – тычь острием ей в морду пока не издохнет!
    Бородачи держались спокойно. Алхимики старались от них не отставать, а вот остальные куксились. Особенно отличились альфонс с бардом – обоих мутило, но музыкант лучился пафосом, словно только что встал на защиту всего человечества и получил сияющие доспехи, щит, меч и красивую бабу.
    Ночь прорезал тонкий визг. Как раскаленная игла он вонзался в уши, заставляя морщиться от боли и трясти головой.
    – Эк ее крючит, курву! – весело заорал однорукий интендант. – Небось, лешак какой на корягу свою накуканил!
    – Баньша, – доверительно сообщил старик Роду. – Читай, крикливая ведьма. О скорой смерти бает.
    Мимо них прошествовала тройка охотников. Они тащили за собой какую-то волосатую тварь, отдаленно напоминавшую паука. Из туши торчали обломанные древки стрел. Разглядеть ее получше не получилось – света от факелов было маловато.
    – Ну что, морды, готовы? – Сержант выделялся среди соратников ростом и статью. Его черная борода давно не знала ножа или ножниц. В руках воин держал секиру. – Шуруйте за мной. Участок у нас не самый большой, но попотеть придется.
    Они пошли прямиком через море разливанное – лужу посередине деревни – и выбрались к частоколу позади голубятни. Там их поджидали Такки и монах. Рядом переминался с ноги на ногу Торад – он уже успел смочить клинок кровью и, судя по перепачканным рукам и лицу, неоднократно.
    – У ворот сущая мясорубка, – сообщил сержант. – Хотя мы считали, будет хуже.
    – Будет, – предрекла Такки. – Это начало. Чем дольше мы здесь… и чем дольше глиф Воина находится в лесу, тем опаснее твари будут появляться у частокола. В конце концов, явится демон и вот тогда станет по-настоящему худо!
    – До этого не дойдет, – заверил ее сержант. – Утром начнем поиски и, глядишь, дня за два управимся.
    – Мне нравится твоя самоуверенность, здоровяк. Она… заводит.
    Подбоченившись, воин повернулся к прощелыгам.
    – Эй, псы собачьи! Жопу в горсть – и за мной! Не спорить! Слушать меня. Кто станет показывать норов – зарублю.
    Мужики поплелись за сержантом. Такки уселась на перевернутую колоду и прислонилась спиной к стене голубятни. Торад держался рядом, взгляд то и дело останавливался на сгорбившемся Ловкаче.
    Музыкант принялся постукивать «пяткой» рогатины в землю, выбивая ритм. Его глаза сверкали жаждой приключений. Было в них что-то безумное и по-детски наивное.
    – Досиделись, трусы несчастные? Дождались милости от судьбы? – гордо молвил он, свысока оглядывая лесовиков и алхимиков. В ответ парень получил порцию брани и плевки под ноги.
    Толпа исчезла в полосе тени, сотворенной частоколом и голубятней. В темноте сверкнула лучина, загорелся фонарь. От него капельку пламени получили факелы, и вскоре от тени не осталось ни следа.
    – Парняга держится, – подытожила Такки. – Поиски могут закончиться, едва начавшись. Это чудесно, Торад.
    – Я за ним присмотрю, – воин провел пальцем по рукояти меча.
    – Уж будь так добр. Магу нужен спутник, и раз «Список Герольда» предрек Беглого Плута, стоит сделать все, чтобы сохранить ему жизненку.
    Торад кивнул и отправился к частоколу. Оттуда доносились ругань, вопли и мерзкое шипение. У основания кольев шевелился покров белых червей на земле. Черви были жирными, длинными – каждый не меньше предплечья взрослого мужчины. Лесовики топтали их и жгли, а остальные пытались сбить комьями мокрой земли здоровенную ворону, усевшуюся на скат крыши. Ночью, ясное дело, настоящие вороны не летают, так что тварь могла оказаться чем угодно и в любой момент принять иную форму.
    Вздохнув, Торад снял с пояса било, обмотанное леской. Всяк знает, что супротив оборотней и прочих мимикрирующих созданий сырое железо – самое лучшее оружие. И в этот раз оно не подвело. Ворона издала нечто среднее между человеческим криком и карканьем, и хлопнулась в грязь. Спустя миг Торад пригвоздил ее к земле мечом и еще раз отоварил билом по голове.
    – У-у-у, страхолюдина! – оценил сержант, разглядывая тощую девицу, скорчившуюся в луже крови. На обнаженном теле кое-где остались перья, а нос напоминал костяной клюв. – И кто ж такую погань плодит?
    – Кровосмешение. – Торад вытер клинок лопухом. – Если б в детстве ее мамка притопила – всем было бы лучше. А так… в чащобах хватает ведьм, обучающих и натаскивающих вот таких вот ублюдков. Жалость и материнский инстинкт спасли много жизней, а сколько погубили-то?
    – Много, – наемник вздохнул. – Ладно, хватит языком чесать. Э, соколики! Чего встали, руки в бока уперли? Тащите стерву к во-о-он тому костру. Пусть ее душа с дымком летит в небеса, авось бог простит за прегрешения.
    К середине ночи Род уже ничему не удивлялся. Раз восемь он таскал тела к костру, трижды палил новые колонии червей, лезущих из земли и точащих частокол, а однажды их отрядику даже пришлось отступить за голубятню, когда через ограждение перемахнуло нечто кожистое, дурно пахнущее и когтистое. Охотники нашпиговали монстра стрелами, но тот еще некоторое время продолжал трепыхаться, плюясь слизью да истошно взвизгивая.
    Ловкач вымотался до тошноты, до ломоты в костях, до головной и зубовной боли. Про искусанную ногу даже не вспомнил – страх прогнал боль.
Лишь раз им поднесли бурдюки с водой и подали завернутые в полотно сухари с напластанным салом. Запихивая грязными пальцами в рот очередной кусок, Род не переставал мечтать об утреннем солнышке и вожделенном мешке с горохом, на котором так сладко можно спать…
    Без жертв не обошлось. Одному из алхимиков, отосланных сержантом к костру, оторвали голову и зашвырнули ее куда-то в сторону амбара. После этого решили не разделяться до самого утра, и у частокола скопилось с пяток туш разной степени уродливости.
    Петушиный крик Род поначалу воспринял как голос очередного страшилища, и лишь на третий раз понял, что это птица приветствует рассвет. Сразу стало легче дышать, сил прибавилось, а страх отступил.
    Утро пришло в деревню. Бледный свет затопил улицы, застав защитников возле громадного костра. Пламя пожирало мертвых чудовищ, привлеченных глифами. Куча из костей и пепла получилась изрядная, а столб жирного темного дыма топорщился над деревенькой до полудня. Но ни Род, ни его товарищи по несчастью этого не увидели. Их, как и обещали, накормили мясной похлебкой, дали каши с салом, гороха в жиру и сырных лепешек на закуску. Порадовали брагой и отправили спать.
    Ловкач опять уснул не сразу, лежал на спине и глядел в потолок. События ночи вдруг показались ему далекими и почти нереальными, словно приснились. И только боль в теле да вездесущий запах паленых перьев и шерсти не давали забыть окончательно, где явь, а где кошмары.

Глава 4

    Ночь можно было назвать какой угодно, только не спокойной. Соня даже обрадовалась, когда услышала знакомое с детства кукареканье. Но шум за стенами избы не стихал до тех пор, пока сквозь щели в крыше и ставнях не пробились первые лучи света. После ночной какофонии, не дававшей уснуть, тишина казалась волшебной.
    В дверь постучали.
    Норгрим вошел, тяжело переставляя ноги, и обессилено опустился на табурет. Волосы слиплись от пота, лицо казалось еще бледнее, чем раньше. Он улыбнулся.
    – Как спалось?
    – Никак.
    – Вижу, тебя распирает от вопросов.
    – Уж поверь, всю ночь только и выбирала, с какого начать.
    – Ну, я могу кое-что прояснить.
    – Нет, – вздохнула Соня. – Ты похож на живой труп. Сиди, молчи и отдыхай. Я пока нагрею воды.
    Монах кивнул и закрыл глаза. Он так и задремал, не раздевшись, прислонившись спиной к стене и свесив на грудь голову.
    Девушка прихватила кожаное ведро и отправилась на улицу. Соня чувствовала некоторое волнение, но остатки ночных страхов рассеялись, едва она почувствовала прохладные порывы ветра и увидела снующих туда-сюда мужчин в броне и с оружием.
    Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, девушка направилась к колодцу. Ей и в туалет хотелось зайти, но увидев его, решила немного потерпеть: три жерди разной высоты над давно не чищенной выгребной ямой – не самое вдохновляющее зрелище. К тому же там «трудился» бородатый мужик, задумчиво глядевший в далекие дали.
    Колодец находился возле кособокого строения, временно переоборудованного под кухню. Выбирая тоненькие тропки между лужами обмылков и горами очисток, Соня добралась до цели.
    На кухне уже во всю работали женщины да пара бойких румяных парней разделывали мясо. На пороге сушились перевернутые котлы. Пахло кровью, луком и подгоревшими ячневыми лепешками.
    Дорога назад заняла времени больше – терпеть было невмоготу. Благо, что никого поблизости не оказалось…
    Норгрим по-прежнему спал.
    Девушка подогрела воды и, решив, что пока в этом доме хозяйка именно она, заварила чай, достала из сундука немного сухарей, пучок вялого хвоща и кус подкопченного сала. Еда не бог весь какая, но в тот миг Соня готова была слопать хоть подметку.
    Вскоре к девушке присоединился монах, разбуженный запахом пищи. Жевал вяло, но уже не выглядел покойником, даже щеки порозовели.
    – Мне надо уходить. Дела не ждут. Спрашивай только самое важное! – Монах встал, подошел к окну и отпер ставни. В избе сделалось чуточку светлее. – Что ты хочешь знать?
    – Я хочу домой!
    – Как я уже говорил – это вполне реально. Другое дело, что летописей не так уж и много, и большинство находится в руках церкви, так что раздобыть их будет трудно.
    – Ага, – Соня почувствовала озноб. Она понимала, что ничего так просто не дается, но все-таки ожидала какого-нибудь чуда. – Что нужно, чтобы добраться до книг?
    – Веская причина и деньги, – Норгрим тяжело вздохнул. – С причиной еще можно кое-как сладить – все-таки ты Esys’abeld. Но деньги… Обсудим это чуть позже. За мной пришли.
    На улице послышались шаги, кто-то беззастенчиво открыл дверь. Пара мужчин и чумазая девушка с толстой жердью в руках вошли в избу, принеся с собой запахи дыма, ароматических масел и крепкий дух пота.
    – О, так эта она и есть? – улыбнулась девушка. Зубы у нее были мелкими, острыми и белыми, что никак не вязалось с нищенской одеждой. – Esys’abeld собственной персоной! Уж прости, что втащили тебя в эту дыру.
    – Втащили? – Соня нахмурилась.
    – В этих краях находятся три реликвии, которые притягивают все необычное, – спокойным низким голосом объяснил один из мужчин. Одежка на нем была явно не из дешевых, да и выглядел он поразительно опрятным. – Тебя, Esys’abeld, сложно отнести к чему-то обыденному – поэтому ты здесь, а не где-нибудь в Селедкином Королевстве. Рад приветствовать в Айервее. Я – Ахель. Это Такки и Торад – ее защитник…
    – Без ложной скромности, – вставила Такки, – мир в нынешнем виде существует лишь благодаря нам. Впечатляет?
    – До печенок пробрало, – Соня уселась на табурет. Она пока еще не прониклась проблемами Айервея, у нее своих воз и маленькая тележка… впрочем, почему бы не воспользоваться положением местечкового чуда? Быть может, ей положены какие-либо дивиденды? – К слову, а что вы здесь делаете? Не сочтите за нахальство, просто я новенькая и хочу понять, чего ждать от следующей ночи.
    – Ой, мы здесь…
    – Такки! – Ахель поднял руку. – Не время точить лясы. Если Esys’abeld захочет, пусть идет с нами. В дороге поговорим. Днем в лесу почти безопасно, а ей будет полезно узнать о мире побольше.
    – Хорошая идея! – Такки протянула Соне руку: – Пойдем.
    Девушка спорить не стала. Если суждено застрять на некоторое время в другом мире, почему бы как можно скорее не обзавестись сколь-нибудь влиятельными спутниками? Тем более, чумазая говорит, что мир благодаря их трудам в целости и сохранности.

Глава 5

     – А я говорю: выдадут оружие, надо сразу перышки стражам подрезать – и деру в лес!
    – Мускулов в заднице не хватит – наемников подрезать! Хош, я сам тебя прямехонько тут пристукну? Хлопот меньше, а итог такой же.
    – Лесовик дело говорит. Бежать надо. Иначе все сгинем ни за титьку собачью.
    – Бежать... куда бежать? А ежели и сбежим, то, что делать станем? Врассыпную? Так нас королевские следопыты найдут и вздернут на суку первом. Не, вы как хотите, господа мошенники, а я тута остаюся.
    Род из угла наблюдал, как старший алхимик усаживается на мешок и поджимает ноги, как остальные «господа» тоже разбредаются кто-куда. Перешептываются, молятся или ругаются.
И лишь чужеземцы продолжали грохотать «костяшками». Ловкачу тот сухой стук напоминал раскаты грома.
    Бард сидел ни жив ни мертв, даже струны мучить перестал. Видать, надломилось что-то в душе у слуги муз. Оно и немудрено после ночных событий! Род сам не осознал всего произошедшего, не хотелось верить, что за частоколом шляются чудища, что в любой момент могут добраться до него, Ловкача, оторвать голову или руку, высосать кровь и выжрать внутренности.
    Он передернул плечами. Короткий сон был полон кошмаров, а пробуждение ознаменовалось головной болью. К тому же, разыгрался насморк и першило в горле. Еще бы, после холодной и мокрой ямы! Вот чего-чего, а уж простуда в планы Ловкача ну никак не входила!
    При возможном побеге на помощь соседей по амбару рассчитывать не приходилось. Слишком ленивы, тупы и недостаточно боятся за свою шкуру. Утечь самому почти нереально. Имелась одна крохотная возможность, но риск давил на плечи неподъемной тяжестью. После полуночи, волоча очередную дохлую тварь к костру, можно попытаться улизнуть и затаиться где-то в деревне. Суматоха, темнота – никто и не кинется искать, а под утро останется лишь перебраться через ограду и дать деру. Но был высокий шанс напороться на страшилище и стать закуской.
    Несмотря на опасения, Род твердо решил действовать, и поэтому ночи ждал если не без страха, то с определенными надеждами.
    Впрочем, до темноты предстояло несколько дел приятных. Например, баня.
Ну… не совсем баня, но пара ушатов теплой воды, мыльный корень и чистое полотно, пахнущее полынью. Вслед за этими благами был подан уже кем-то початый бочонок пива. На вкус – мучнистая вода с привкусом ячменя и кислого солода, но сам процесс наполнения чарок поднял боевой дух проходимцев.
    Род от питья отказался, чем заслужил много слов благодарности от любителей пива. И не он один – любвеобильный лекарь и бард тоже не притронулись к пойлу.
    Затем настало время ужина.
    Им подали котелок с капустой и топленым салом, раздали по сухарю и пласту солонины. Поглядеть на пиршество зашел давешний знакомец Ловкача.
    – Живой и даже румяный, – Торад ухмыльнулся. – Я в тебе не сомневался.
    – Я в себе сомневаюсь каждое мгновение.
    – И продолжай, если помогает оставаться живым и относительно здоровым. Я буду присматривать за тобой ночью.
    – С чего такая честь? Ты ведь из этих… как вас там… носителей глифов?
    – Нет. Я лишь спутник носительницы глифа. И если хочешь попасть в милость к моей хозяйке – сделаешь то, что я тебе сейчас расскажу.
    – Но…
    – Сделаешь. Поверь, так будет лучше для всех.
    Торад отошел от него и хлопнул по плечу стоявшего возле двери сержанта.
    – Отпустишь пару негодяев, Пратт? Котелок надо отнести.
    – Забирай, как дожуют. Все одно им до ночи без дела сидеть.
    Торад выбрал Рода и подозвал лекаря. Молча указал на котелок, затем на дверь, после чего первым отправился на улицу. Ловкач уставился ему в спину, жалея, что не может вызывать злобным взглядом медвежью болезнь.
    – Шевелитесь, бестолочи! – рявкнул сержант Пратт.
    Род с трудом подхватил увесистый котелок. Жилы быстро разболелись. Благо, лекарь оказался не слабаком и большую часть веса принял на себя.
    Они прошли совсем немного, прежде чем оказались возле кухни. В благодарность за труды им выделили по куску белого хлеба с маслом. Род жадно съел краюху и слизал крошки с пальцев. Свежего хлеба он не едал пару месяцев.
    – Где ты выучился на лекаря? – Торад прислонился спиной к стене. Судя по всему, пока он не собирался вести их назад.
    – В Дескападе, – нехотя ответил служитель врачебных наук.
    – А имя у тебя есть?
    – Генк.
    – Ну что же, Генк, тебе повезло.
    – Да ну?
    – Ты один из немногих в амбаре, кто может оказаться полезен, поэтому я сейчас вас обоих отведу к хозяйке. Делайте что хотите, парни, но произведите на нее впечатление. От этого зависит ваше будущее.
    Род предпочитал, чтобы его будущее зависело исключительно от него самого, но трезво оценивал силы и понимал, что хвататься нужно даже за маломальский шанс.
    В этот раз девушка в замызганном дорожном платье принимала их не в голубятне, а на крыльце избы. Хотя, избой эту громадину язык не поворачивался назвать. Дом. Крепкий и внушающий уважение. За плетнем разбили лагерь Волки Фарса.
    Генк заметно нервничал. То ли близость носительницы глифа его смущала, то ли просто пока не мог понять, что происходит. Ловкач и сам бы не на шутку разволновался, не повстречайся чуть раньше с Торадом и его хозяйкой.
    Вечерело. Видимо, хранители глифа только-только откушали, поскольку сидели за столом на веранде в весьма живописных позах и попивали вино. Такки сняла сапоги и положила ноги на перила. Никаких норм поведения для нее не существовало. Зато холеный мужик о чем-то негромко судачил с бледнокожим человеком в необычной одежде.
    – Тонзура на башке… Да это же очумевший монах!
    – Чего? – спросил шедший впереди Торад.
    – Да ничего, ничего. Это я так, сам с собою…
    Монах выглядел утомленным, носил на левой руке перчатку и часто прикладывался к чарке с водой. Его собеседник явно предпочитал что-нибудь покрепче и подороже. К тому же не без аппетита лопал жареную свинину, макая каждый кусочек в плошку с толченым чесноком.
    – Который из них лекарь? – смахнув с губ жир, поинтересовался Ахель.
    – Вот, – лысый воин толкнул парня в плечо, – Генком кличут.
    – Где учился?
    – В Дескападе, – быстро ответил лекарь.
    – Ну, такое… – Такки скривилась и покачала растопыренными пальцами. – Могло быть и лучше. В нашем случае церковный лекарь был бы полезнее.
    – А могло и хуже, – усмехнулся Ахель.
    – Факт. Не коновал.
    Род пока ничего не понимал. Он был далек от дел хранителей глифов, и все, что знал про них, напоминало либо сказки, либо бредни, но в одном истории сходились – то, чем занимаются хранители, очень важно для Айервея.
    – На кого ты учился? – мягко спросил Норгрим. – В Дескападе ведь несколько школ?
    – Зельевар. Четвертый ранг.
    – Слишком молод для такого ранга, – Ахель покосился на монаха. – Врет, как по-вашему?
    – Вряд ли, – отмахнулась Такки. – Он заделал дитенка одной важной особе, а какого-нибудь занюханного травника к благородной семье на полет стрелы бы не подпустили. Сложно поверить, что вчерашнего выпускника Дескапады удостоили подобной чести.
    – Я хорошо учился, по праву получил ранг и добрые рекомендации! – не без гордости ответил Генк.
    – Ух ты какой! – девушка рассмеялась. – Настоящий мастер, так?
    – Так.
    – А в Дескападе не учат, о настоящий мастер, держать свой стручок в штанах и не тыкать им во все, что движется? Даже если это что-то движется к твоей кровати и смазливое до спазмов в яйцах?
    Лекарь покраснел и уставился на грязные носки ботинок. Видно, подбирал слова для достойного ответа, да так и не подобрал.
    – Ладно, хватит, – Ахель вновь уделил внимание мясу. Нож заскрипел по керамике. – Вот что, лекарь. Ночью пойдешь не к стене, а к местному травнику. Нам нужно с десяток припарок, бочонок соленой воды и что-нибудь вроде чесночных амулетов. Материалы уже передали твоему коллеге, хватит с запасом. Список у него же. Считай это платой за спасение. Если завтра отыщем глиф – к вечеру будешь свободен. Не управимся – еще денек придется повпахивать на нас. Уяснил?
    Генк кивнул.
    – Вот и замечательно. Можешь прямо сейчас направляться к собрату. Работы там непочатый край.
    – Торад, – позвала Такки, – отведи юнца и возвращайся.
    Род остался один. На него с крыльца смотрела довольно влиятельная троица, и под их взглядами сделалось неуютно.
    – Вы уверены? – Норгрим растирал руку в перчатке. Щеки и лоб монаха блестели от пота.
    – Не до конца, – ответил Ахель. – Невозможно знать наверняка, но этот действительно подходит.
    – Вид у него измученный. Может, ему стоит отлежаться пару дней?
    – Некогда, брат монах. Он должен быть с нами там завтра. Чтобы стать участником спектакля, который будет разыгрывать до смерти.
    – Не сочтите за дерзость… – Род сделал шаг к крыльцу. Дорогу ему тут же заградил воин с топором наперевес. Ловкач замер и примирительно выставил перед собой ладони. – Не сочтите за дерзость, но можно ли узнать, о чем, собственно, идет речь? Я бы не стал перебивать вас так нагло, но в вашей беседе фигурировал я сам и слова «стать участником», «до смерти»…
    – Складно говорит, – оценил Норгрим. – Не по-простому.
    – Он бастард. В детстве служил при дворе короля Эрбанада Третьего. Пажом, – Такки зевнула. – Потом его вышвырнули за мелкие кражи, предварительно отходив кнутом. С тех пор появлялся то тут, то там, проворачивал мелкие делишки. Говорят, один из лучших мошенников нашего времени.
    Род взглянул на неопрятную девушку другими глазами. Кто она такая? Откуда знает про его столичное детство? И что еще ей известно? Ловкач не был святошей и за многие проступки давным-давно должен был украсить своим исклеванным птицами трупом шибеницу…
    – Повезло, что удалось умыкнуть его, – Ахель похлопал девушку по плечу. – Иногда ты бываешь просто бесценным союзником.
    Такки хохотнула.
    Тем временем вернулся Торад. От него пахло лекарствами и гарью. Подойдя к столу, воин поставил на столешницу тугой матерчатый сверток.
    – Что это? – спросила Такки.
    – Припарка от боли в суставах и мышцах.
    – Уже?!
    – Уже.
    Норгрим покачал головой.
    – Слишком быстро даже для его ранга. Лекарь не так прост, как хочет казаться.
    – Вот в этом даже не сомневайся, дружок, – Такки встала и облокотилась об перила. – Знаете, почему его не прибил граф? Не захотел собственноручно гробить такой талант. Этот Генк вылечил графского первенца от язв на коже и жидкой крови. Раньше, стоило сопляку порезаться, кровотечение не унималось часами. Язвы должны были его попросту убить, но лекарь поставил доходягу на ноги.
    – Ну и ладно, – Ахель встал из-за стола и отряхнул штаны от крошек, – разберемся с ним после того, как заберем Глиф. Сейчас предлагаю немного отдохнуть. До темноты есть время, а мы и так весь день на ногах.
    – Поддерживаю, – Такки сбежала по лестнице и остановилась перед Родом. Придирчиво оглядела, закусила губу. – Нет. Слишком мягкие черты лица, ты мне не нравишься… Торад! Тащи свои кости в голубятню и будь готов дать все, чего попрошу. А ты, Ловкач, должен будешь пережить еще одну ночь у стены. Лично я хочу, чтобы ты выжил, но всякое бывает, так что не зевай.