Вербальный маг. Сопряжение

Глава 1

    Груженный валежником воз неспешно катил в гору. От лежащего рядом с кучером свертка крепко пахло можжевеловыми ягодами. Мужик время от времени похлопывал ослика по спине длинной палкой и обещал всяческие ослиные блага, ежели тот поторопится.
    - И раньше этот край не любил, - пробубнил возница, доверительно склонив голову к Норгриму, - а теперь и подавно… В оскверненных местах добро не селится! Тут ведь прежде монастырь стоял, в горах. А потом оказалось, что это и не монастырь никакой, а гнездо змеиное – церковники отстроили, чтобы, значит, за Зеварой и Гровдом следить удобнее было! Ну, их всех и в шею отсюдова…. А место… место хотели поначалу растащить на нужды поселян – камень ведь славный тут! Но, видишь ли, какое дело, облюбовали монастырь вороны. Да не простые, а здоровущие! Кидались на людей, лица клевали, камни на головы бросали, суки пернатые. Трапперы их побить хотели, но – дудки. Только зря сапоги стоптали, разыскивая на горных тропах… С той поры так все и стоит, ветшает, птицам на радость.
    - Бывает.
    - Вот-вот! А недавно так и вовсе – волчара поселился. Здоровый, горбатый, рукастый… ну, лапы длинные у него. Живность не трогает, но так и шныряет по окрестностям. Подумываем уже с мужиками брать луки с копьями – зверюгу забить, не ровен час задерет телка, овцу или вовсе дитенка унесет.
    Про это монах уже слышал. И каждое слово отзывалось болью в сердце. Радовало лишь одно – Род, если этот волк и вправду был Родом, остался недосягаем для малефика. Значит, парень сумеет через смерть освободиться от бесконечных мук.
    Болтливый возница поведал много интересного и полезного, но и мешал изрядно. Тем более теперь, когда Норгрим отыскал несколько странных записей в книгах, полученных в замке Хейзор. Всего их было пять. Две – философского толка, помогающие осмыслить бытие и научиться самоконтролю. Их монах продал в ближайшем порту. Две другие уместили на страницах полтысячи разнообразных историй, сказок, песен и легенд, так или иначе касающихся магии. Были там нелепые, детские, любовные, приключенческие, жуткие. Скоротать время сгодится. Так думал Норгрим до той поры, покуда не отыскал среди столбцов текста крохотную легенду, очерченную жирной тушью…
    - Тпр-ру-у! Стой, ухастый! Приехали, брат монах. Не знаю, зачем лезешь в это всеми забытое место, но, вот тебе советец дармовой – не жди здесь ночи.
Монах соскочил с перекладины, поблагодарил возницу и забросил на плечо мешок с пожитками.
    Тропа привела его к запущенному монастырскому двору, саду и памятной плите. На ней было начертано, что монастырь закрыт, и никогда не хранил череп святого Костуса Абдемского. Рядом с плитой валялись глиняные черепки алхимических бутылок. Норгрим провел по лицу левой ладонью в перчатке, словно в надежде отогнать морок. Легче не стало. Лишь ноздри защекотал мерзотно-сладковатый запах гниющей плоти.
    Порча расползалась по руке, достигла запястья и трех пальцев. Время уходило слишком быстро, гораздо быстрее, чем рассчитывал Норгрим.
    Он выдохнул, взял себя в руки и огляделся.
    Ни лоскутов одежды, ни костей вокруг. Значит, логово Рода не здесь. Монах отправился к дубовым дверям. Доски источили жуки, но створки по-прежнему оставались тяжелыми и массивными, неохотно отъехали в сторону. Устройство собора было примерно одинаковым с тем, в котором служил Норгрим. Только постамент для мощей пустовал. Никакого убранства не осталось, даже латунные кольца для факелов повыламывали из стен.
    Царивший в соборе полумрак пугал, поэтому монах снял перчатку и пошевелил затекшими пальцами. Давненько не давал выхода силе, следовало быть осторожным. Он запалил сальную свечу и пошел ко вторым дверям, ведущим во внутренний двор и к окружавшим его кельям.
    Запустение здесь разгулялось: брусчатку увил плющ, хозяйственные строения обветшали, разве что высеченным в скалах кельям все было нипочем. Монах обошел каждую из двенадцати, и не нашел никаких следов Ловкача. На счастье ему на глаза попалась тропка, тянущаяся выше в горы. Вернее, не тропка, а неровные ступени.
    Они вели к молельне – месту, где послушник или монах мог побыть в тишине, помолиться и пару дней поголодать, очищая тело и разум. Сам Норгрим никогда в молельни не ходил, но знал многих послушников, которые едва ли не в очередь выстраивались, чтобы попасть туда.
    Затушив свечу, он двинулся наверх.
    Вечерело, но монах и не рассчитывал вернуться в ближайшую деревню до темноты. Он до дрожи боялся нечисти, которая потянется к его глифу с наступлением ночи, но надеялся таким образом приманить Рода. Плевать, если сунется еще какая-нибудь погань, для каждого найдется немного яростной магии, что терзает плоть Норгрима.
    Поднимаясь по узким, искрошенным ступенькам, он вновь прокрутил в голове ту самую историю.

    Однажды я повстречал на большаке нищего. Одежка его обратилась лохмотьями, ноги были сбиты в кровь, а скулы и кости, казалось, вот-вот прорвут тонкую бледную кожу. И все же до сих пор не довелось мне увидеть человека более счастливого, чем он.
    - Куда ты бредешь, нищий? – спросил я.
    А оборванец посмотрел на меня так, будто это за его спиной лежало товара на три сотни серебряных, а я шел по большаку босым.
    - Просто иду, - сказал нищий и улыбнулся.
    - Откуда ты идешь? Хочешь, я подвезу тебя - места хватит, а я не прочь перекинуться словом-другим даже с бродягой. У меня есть мясо и сухари, немного вина в бурдюке. Садись, пожалей ноги.
    - Нет, - он покачал головой. – Лучше просто дай воды.
Я протянул флягу, потому что чту заветы Герольда.
    - Дарю. Можешь обменять на еду в ближайшей деревне или набрать про запас воды.
    Оборванец кивнул, вдоволь напился.
    - Иду из Йестерлиля.
    - Там же лютый мороз!
    - Поверь, брат, в мире есть кое-что похуже холода, снега и льда. Я видел это. Я был мертвым, а теперь живу. Я был проклятым, а теперь чист. Я сжег в Первопламени свое проклятие!
    Последнюю фразу он выкрикнул и, заливаясь смехом, пошел по дороге.
    Был ли он хвор на голову? Не знаю. Но я тогда понял, что счастье у каждого свое.

Глава 2

   
    Бамбуковая соломинка. Достаточно длинная, чтобы дотянуться до дна миски, достаточно тонкая, чтобы пролезть между швами.
    Жидкая, протертая сквозь мелкое сито каша медленно ползла в рот. Вкус у нее был не то чтобы совсем мерзким, скорее – никаким. Но пищу принимать нужно, иначе не накопить сил. Вот ягодный компот гораздо лучше! Надо лишь расправиться с кашей, и тогда подадут стакан.
    - Вот! – Тун опустилась на стул напротив нее. Пододвинула стакан. – Я выловила ягоды, так что можешь пить. Ты ведь любишь морс?
    Болтливая девушка принялась описывать поход в город к роженице. У той была двойня, и спасти удалось обоих малышей. Тун без стыда рассказывала, как залечила повреждения женщине и как сама потом еле добралась до Хейзора, как не могла сидеть…
    Она иногда дико раздражала. По первости Соня даже продемонстрировала болтунье средний палец, но та восприняла это как особое приветствие гостьи из другого мира и показала в ответ сразу два. Обмен любезностями растопил лед… По правде говоря, хотелось общения с кем угодно, кроме мастеров Хейзора. Так почему бы не уделить немного времени Тун?
    У нее был странный дар врачевателя – любая рана под рукам девушки быстро заживала, но через какое-то время проступала на теле самой Тун. Мастера сказали, что однажды, когда ее власть над магией ослабнет, все раны разом откроются. Не хотелось бы видеть подобное.
    - Пей-пей, не буду отвлекать, - рассмеялась она, когда Соня отставила пустую миску из-под каши. – Давай вытру соломинку… вот, теперь чистенькая. А как ты ее вставляешь в рот? Ох… м-да. Не завидую тебе, подруга.
    Она встала и поспешила из столовой.
    Еще бы. Кто станет такому завидовать? Но, всяко лучше, чем месяц назад. Или сколько там она просидела в одиночестве? Для нее дни взаперти слились в один сплошной поток из слез, страха, боли, ненависти…
    В общем, когда дверь распахнули и внесли светильник, Соня была готова простить мастерам Элу и Стелле все. Готова была расцеловать подолы их мантий, ползать на коленях и бить поклоны.
    Но не стала.
    Просто сидела и смотрела, как они входят в дверь, ставят лампу на пол.
    - Мы сожалеем, - проговорил мужчина. – Сожалеем, что приходится поступать так, но, поверь, иного выбора нет.
    Кажется, Соня что-то промычала в ответ.
    - Да-да, - Стелла подняла руку, - все понимаем. Но если того потребует дело, наложим еще полсотни швов. Ты просто не понимаешь, какой опасности подвергаешь себя и окружающих, девочка. Те люди, что были с тобой все это время, круглые дураки. Носят они глифы или нет – не важно. Они не способны оценить магию слова. Вербальную магию. А мы можем – сталкивались с ней, поэтому все сложилось так. Попробуй осознать это.
    Они ушли, унесли свет. Соня в бешенстве пинала дверь, пока не разболелись ноги, затем молотила кулаками, пока не почувствовала, как течет по рукам кровь…
    Кашу и воду принесли к вечеру. А еще – соломинку. За нелепым пиршеством наблюдал удрученный старик Ротфуст – привратник замка. Раньше, до того, как Соне зашили рот, они частенько болтали. Сложно было сказать, по-настоящему ли вид изувеченной девушки тяготил старика, либо же он искусно прикидывался. В последнее больше верилось, учитывая нравы, царящие в замке.
    Потребовалось время, чтобы приучить себя глотать кашу и супы, не чувствуя вкуса. Наверное, что-то подобное испытывают люди со сломанной челюстью. Не смертельно, но тяготит, тем более, когда за твоей трапезой постоянно наблюдает старик со скорбной физиономией. Соня успокаивала себя тем, что, по крайней мере, у нее есть шанс на побег – как из Хейзора, так из этого несносного мира. Ее не убили, руки-ноги не переломали, в кандалы не заковали. Уже неплохо! Рот? Придется терпеть. Иногда ее будто распирало от неведомой силы, тело казалось тяжелым, чужим. Девушка не находила себе места… но потом неприятное ощущение исчезало.
    Так она и провела месяц – по крайней мере, ей двадцать девять раз приносили кашу, суп и компоты. Местные считали время по-своему, но Соня привыкла к Земному исчислению.
    Терпение было вознаграждено.
    Мастер Стелла пришла за ней на утро тридцатого дня. За руку вывела из жуткой темной комнаты. Сквозь витражи крохотных окон пробивался слабый свет, но даже он резал глаза, заставляя обливаться слезами.
    - В парную.
    Соня мельком глянула в начищенный кусок железа, заменявший зеркало. Страшилище!
    Дальше настало время горячего пара, мыльного корня и дюжины ушатов приятной прохладной воды. Парная комната напоминала турецкий хамам, разве что пар пожиже, камень под ногами не столь приятен глазу и сесть негде. Потом девушка оказалась в кресле перед приглашенным цирюльником. За время странствий у нее отросли волосы, так что она ничего не имела против хорошей стрижки. Знаками показала мастеру, что не дурно было бы остричь локоны покороче – не время для причесок. Тот с опаской поглядывал на ее вздувшиеся от швов губы, но просьбу выполнил.
Потом ей подали горьковатое питье, и спустя мгновение Соня опять провалилась в беспамятство.
    Пришла в себя в каморке. Сквозь распахнутое окно задувал приятный теплый ветерок. На девушке было новое платье из мягкой ткани, а в изножье кровати горкой лежало чистое белье.
    Она провела ладонью по губам. Нити на месте. Только другие. Не такие грубые и толстые, как раньше, но держат так же крепко… Это разом испортило настроение.
    На следующий день заявился мастер Эл и принес ворох свитков.
    - Продолжай учить алфавит и руны. Знаю, трудно, но в этом ключ к твоему возвращению домой.
    Он выглядел утомленным, будто не спал пару дней кряду. Красные глаза слезились, темные волосы слиплись от пота. Тем не менее, вел себя уверенно, строго, как и надлежит ментору таинственной школы.
    - Стелла просила дать тебе день-другой на отдых, но я не согласился. Лучше начать как можно раньше, это и в твоих интересах, - он закусил губу, поглядел в окно. – Швы. Прошу отнестись к ним со всей серьезностью. Мы не просто так держали тебя в закрытой комнате, не давая даже огня. И смотритель Ротфуст не просто так наблюдал за трапезами. Человек, которому зашили рот, способен выкинуть любой фортель – разрезать нити, вскрыть себе вены, учинить пожар… мы всякого насмотрелись за время работы в Хейзоре. Видал я даже девчонку, которая перерезала себе горло черепком от глиняной миски. Еле спасли дуру. Поэтому первое время тебя держали взаперти. Учти, выкинешь какую-либо глупость – снова окажешься в той комнате, но на этот раз будешь сидеть в одиночестве гораздо дольше, пока не сломаешься. Или умрешь, как получится. Еще раз – швы. Воспринимай их как броню, которая защищает не только окружающих, но и тебя. Магия – страшная, неконтролируемая сила. Любое ее воплощение опасно    даже в умелых руках. В твоем случае она еще и слабо изучена, и ни я, ни мастер Стелла не видим ее пределов. Осмысли это.
    Он ушел.
    Соня не то чтобы не собиралась осмысливать бредни мастера, просто решила пока не ерепениться. В ее интересах быть здесь, попытаться вернуться домой. Надо учиться – будет учиться.
    Тем не менее, глаза в ту ночь она не сомкнула. Даже мягкий матрас, хорошо набитая подушка и приятное телу покрывало не помогли.
    Потянулись странные весенние деньки, отдаленно напоминавшие об университетском времени. Не так весело, конечно, и свободы кот наплакал, да и ладно. Душу грели мысли о доме, кроме того всегда оставался запасной план – побег. Раз за разом ей говорили, что мага за стенами Хейзорского замка ждет страшная смерть, но это лишь слова.
    Местный алфавит давался с трудом. Пришлось каждую букву, каждый звук переписывать по-русски, и в таком виде пытаться запомнить. Соня уже знала, что разговаривают с ней на местном наречии, просто из-за особенного магического дара – или проклятия, как небезосновательно считали в церковном протекторате – она понимала каждое слово.
    «Неандертальцы! – она бросила на пол стакан с неудобными писчими палочками. - Неужели так сложно придумать что-нибудь вроде букваря? С демонами они, понимаете ли, сражались, а вот букварь составить кишка тонка. Хм. Что ж, это может стать неплохой основой бизнес-плана, если задержусь здесь навсегда… Буквари от Esys’abeld! Иномирная грамотность! Налетай, пока не остыло…»
    От этих мыслей сделалось гадко, и Соня быстро подобрала палочки и продолжила покрывать жесткий пергамент буквами.

Глава 3

    Генк сидел на лавке у стены опрятного домика, и попивал прохладное пиво. В придорожных харчевнях такого не встретишь – от одного аромата злаков слюнки текли. Поверх кружки он глядел на раскинувшиеся в низине поля, кое-где прерываемые нитями ручьев. Купы деревьев обозначали озера и крохотные яблоневые сады. То тут, то там виднелись крытые соломой домики, загоны для скота, амбары, расчерченные сохами клочки земли. Поодаль от жилья вращала лопастями старая ветряная мельница. Говорят, в первую очередь здесь заложили ее, и уж потом поселение прирастало избами.
    Не так давно стаял последний снег, природа потихоньку оживала, а вместе с ней оживала вера молодого зельевара в то, что не все еще потеряно.
    Он рассчитался с отшельницей с Голубиного острова и ее опасной подругой гораздо быстрее, чем планировал. Дела шли споро – уж больно хороший край выбрал Генк. Народ местный хоть и относился к нему с опаской, но никто не отказывался от мази против мозолей или для стертых ладоней, да и микстуры для детишек шли отлично. Еще он продавал жвачку для коз и коров, простенькие свечи, сборы от блох, комаров и мух. Немного чести для лекаря четвертого ранга заниматься подобным, зато получилось встать на ноги и вернуть часть утерянного оборудования.
    Жил он в избе у сердобольной старухи, которая кормила его так, будто собиралась на зимние праздники зажарить вместо гуся. На столе всегда были мясо, репа, каши, разносолы и сушеные фрукты. Пиво, опять-таки, домашнее. Генк хоть и не привык баловаться хмельным, но как тут устоишь, когда из заиндевелого кувшина в кружку льется пенистый, почти черный нектар?
    Но время шло, и давным-давно следовало отослать в Дескападу положенный взнос за год трудов… А Генк все откладывал и откладывал отправку, хотя запечатал конверт с письмом и монетами еще в прошлом месяце. Всего-то и нужно было, что съездить в ближайший город и выкупить почтового голубя. Но письмо обозначало, что он смирился с нынешним положением.
    Добавил пива, сдул пену на ступеньки. В голове поневоле появились образы крепеньких, загорелых селянок.
    Да, неплохо устроился, но это ли его жизнь? Ни почета, ни уважения. Он ведь не отшельник какой-нибудь! Поэтому и не отсылал письмо – боялся насмешек, разочарования мастеров, а сильнее всего пугала возможность увязнуть в рутине сельской жизни.
    Парень допил пиво, дожевал последнюю полоску копченого мяса. Покосился на мешок со сложенными пожитками. Надо уходить, как и планировал. Утром он будет уже на тракте – мужики с хутора едут на речную ярмарку, так что глупо было бы не воспользоваться этой возможностью.

    Генку повезло – сумел прибиться к торговому обозу, который катил в Брейфорст. Навыки лекаря никогда не будут лишними в дальней дороге, так что ему охотно выделили место в телеге. Пришлось соврать попутчикам, что едет он за редкими ингредиентами, которые растут только в приграничных землях Зевары-Гровда и Брейфорста. В горной местности и вправду можно было отыскать удивительные растения и деревья, плоды и почки которых вполне годились для редких лекарств, так что часть правды в его словах имелась.
    Генк приехал в небольшую долину, затерявшуюся в горных распадках Гамбалафорста. Мало кто знал, где именно находится Дескапада, принято было считать, что башня лекарей таится в лесах Брейфорста. Мастера и выпускники школы, всячески поддерживали эти сплетни.
    Дальше пришлось отправиться в город Итанд, где ему не посчастливилось служить при баронской семье. Баронесса до сих пор вызывала у него теплые чувства, но лучше вести себя здесь как можно тише – второй раз Такки его вряд ли вытащит из петли.
    Прошел через городские ворота без проблем, поплутал по знакомым улочками, и отправился в не шибко популярную у местных таверну. Стоило бы снять угол на ночь, но Генк торопился покинуть Итанд как можно раньше. Все-таки его хорошо знали горожане, и для стражей не был чужим. Многих выходил в свое время. Некоторые даже хотели помочь ему улизнуть из каталажки, куда его упрятал разъяренный барон. Лекарь был уверен, что тот разозлился не столько из-за неверной жены, сколько из-за того, что оказался не способен зачать ребенка. Да, у него был болезненный сын, который, скорее всего, не сумеет дотянуть даже до двадцати лет, не то что унаследовать отцовские земли. А уж у Гамбалафорста с этим и вовсе тяжко – не умеешь обращаться с мечом и держаться в седле? Изволь уступить трон более могучему родственнику. Нет родственников? Тогда твой род слаб и больше не заслуживает титулов.
    – Чтоб мне в глаза наплевали! – послышался удивленный возглас, когда Генк уже направлялся ко вторым воротам. – Лекарь? Лекарь, мать твою! А ну иди сюда, скотина! Как же рад тебя видеть!
    Парень почувствовал, как кружится голова.
    Кто это? Чего орет? Сбежать? Куда лучше метнуться? В толпу или в проулки нырнуть?
    Крепкая пятерная ухватила парня за шиворот и втащила в караулку, Генк даже вякнуть не успел. Его толкнули на табурет.
    Разглядев собеседника, лекарь облегченно выдохнул.
    – Волькст… Как служба? Как сестра?
    Громадный страж, щеки которого покрывали пышные бакенбарды, улыбнулся, показав крупные желтые зубы.
    – Уже на рынок мотается, хотя ей наказывали лежать в кровати и не дергаться особо… глупая баба, что с такой взять?
    Волькст налил стакан воды и подал гостю. Уселся напротив него на перевернутый ящик. В караулке было холодновато, на улице гулял ветер, но Генк все равно с удовольствием опростал стакан студеной воды и налил еще. По гамбальской традиции она была с привкусом сока калины и слегка горчила.
    – В жизни бы не поверил, что осмелишься вернуться, – страж рассмеялся. – Ловчие обещали барону найти тебя в Брейфорсте и вздернуть на ближайшем дереве. Семеро даже отправились в погоню, но так и не вернулись.
    Генк припомнил, какие кошмары творились в бору, и мысленно пожалел ловчих.
    – Долг привел. Ты ведь меня не выдашь?
    – Ну ты и свинья! – возмутился Волькст. Он развязал кисет и принялся набивать трубку. – Только за такой тупорогий вопрос тебя следовало за шкирку отволочь к барону… Не выдам. И впредь не смей даже думать о таком.
    – Я тебе благодарен… даже не представляешь, насколько, – лекарь слабо улыбнулся.
    – Погоди поклоны бить. Барон на тебя не держит зла. По крайней мере, он сделал все, чтобы извлечь как можно большую выгоду из положения. Заявил, мол, дитенок его, а ты и баронесса – прелюбодеи. Церковники его заявление подтвердили.
    – Каким образом?! Невозможно проверить, чей ребенок!
    – А хрен знает. Барон щедр с ними, так что вопросов лишних никто не задавал – волки сыты и овцы целы… Ты куда теперь?
    – Соберу немного местных трав и кореньев, – Генк поглядел в окно, закусил губу. – Слушай, а насколько трудно в баронский дом попасть?
    – Сдурел? – Волькст едва не проглотил мундштук. – Тебя хлыстами оттуда погонят. А то вовсе опять с петлей на шее окажешься. Езжай-ка корни копать, малец. Нечего в Итанде задерживаться.
    Совет был дельным, и Генк так бы и поступил сегодня утром, но кое-что изменилось. Барона не назвать мерзавцем или жестоким человеком, он неплох, разве что излишне горяч. И если подойти к делу с умом, можно выпросить грамоту о том, что тот излечил ребенка барона от жидкой крови. Это смягчит гнев мастеров…
    – Чего задумался? – страж выдул облако дыма.
    – Выбираю, с какого корешка начать.