Верни меня домой

Пролог

Если любишь по-настоящему, у тебя болят его раны.

Итальянская пословица

Шёпот. Её дыхание у самого уха, чуть касается меня, почти щекочет. Шёпот и рваный выдох. Мурашки от соприкосновения выдыхаемого воздуха с кожей. Тонкие красивые пальцы на моей шее. Длинный ноготок, чуть касаясь, скользит вниз до самой ключицы. Притягиваю её к себе, нахожу сладкие пухлые губы и жадно начинаю пить её дыхание. И меня кроет от её прикосновений, от её запаха, начинает кружиться голова от близости её тела. Медленно расстегиваю на её рубашке пуговицы одна за другой. Плечо выскальзывает на свободу, и я целую его, слегка прихватываю зубами. Бархатная кожа, словно ток по пальцам, когда дотрагиваюсь. А как она ко мне прикасается! Хочется кричать. Потому что очень нежно, ласково, перебирает пальцами мои шрамы, гладит, трогает. На вкус такая сладкая. Люблю в ней всё. Каждый квадратный сантиметр тела. Нет у меня никаких предпочтений, и не было никогда. Всегда была она. Её грудь, бедра, ноги длиннющие, всё, от чего у меня сносит крышу. Я внутри. Она моя. Рукой веду снизу-вверх по её нагому бедру, слышу её стон, накрываю её рот своими губами. И просыпаюсь.

Сука, вижу её почти каждую ночь. Что мне ещё сделать, чтобы она перестала мне сниться? Как из снов моих её выгнать? Снегурочку мою. Приходит в мою голову без разрешения и доводит меня до помешательства. Я потом сутки ни о чем, кроме её коленок, думать не могу. Не выходит с бабами. Пробовал, и с нормальными, и с не очень, нет, не надо мне это. Не хочу.

Глава 1

Руслан

Я ничего не сказал Марте. Не идёт из головы тот случай в ресторане. Как её отморозок тот тискал, а потом ударил. Я её такую никогда не видел. Испуганную, и в то же время… Не знаю, даже слова подобрать не могу. Она мне не врёт, вижу, говорит всю правду. Наконец, без вранья. Марта Ковалевская, студентка физмата. Но все равно в голове не укладывается, как вот так с девушкой можно. Да как с ней так можно! Я это животное так отделал, думал, убью к чертям, хотя, он подготовленный был, спорт какой-то, скорее всего. По движениям видно. Пьяный, правда, но даже пьяный боец будет отбиваться. А этот просто дал себя размотать как пацана, даже улыбался, как мне показалось. А потом дело уголовное. Из скорой сразу в полицию сообщают, те проверку проводят и возбуждают дело по щелчку пальцев. Там был состав, судимость маячила. Дознаватель сказал, что тот дебил как в себя пришёл, пригнал адвоката и за примирением сторон попросил дело закрыть. А ведь мог бабки вымогать начать. Ничего не понимаю.

Смотрю на меняющийся ландшафт за окном и стараюсь следить за дорогой. Надо разобраться с этим раз и навсегда.

Через два дня я прибыл в пункт назначения. Город как город, большой, шумный, молодёжи много. Здесь родилась моя Марта, по улицам с мамой гуляла, с горки зимой с сестрой каталась, она мне рассказывала. А напротив её дома музыкальная школа была, и она два года даже проучилась там. Про Юльку рассказала, подружку свою с первого класса, о том, как потерялись они потом после переезда. Она вообще много всего мне рассказывала после. Как будто все три года молчания специально собирала эти истории для меня. Про семью, про город, про сестру Майю, про то, как она её Пчёлой называла. И про поле. Очень мне нравится, как она про поле рассказывает, аж мурашки. Сразу представляю её, совсем девчонку, как она бежит босая по зелёной траве и хохочет.

Нашёл по навигатору, куда мне надо ехать, почти сразу, не сбиваясь с маршрута, добрался. Пробки. Даже здесь есть пробки. Припарковался на парковке, вот по этому адресу компания находится. Ничего особенного – обычный бизнес-центр в деловом районе города.

Нажимаю кнопку лифта, поднимаюсь на этаж, вижу нужную вывеску. Значит, правильно шёл. Секретарь в приемной – совсем молоденькая девчонка, рубашка белая, юбочка строгая, каблучки. Только собрался вопрос ей задать, как единственная дверь в этом помещении открылась, и из своего кабинета вышел директор. Ну кто ещё может выйти из кабинета с табличкой «Директор»? Такой солидный мужчина, лет около сорока, широкое скуластое лицо, короткая стрижка. Поздоровался, спросил, по какому вопросу.

– Анцифиров Сергей Васильевич. Где я могу его найти?

– Да, у себя он, Лиза, проводи, – мужик кивнул девчонке, рассматривая меня с ног до головы.

– Как вас представить? – девушка старалась скрыть интерес, разглядывая меня. Всего два взгляда, и я уже вижу, что интересую её как мужчина, и она не против была бы познакомиться ближе.

– Волков. Просто Волков.

Услышав мою фамилию, директор повернул голову и прищурился. Значит, знает о драке в ресторане, Анцифиров тогда не один был.

Я прошёл за Лизой по коридору, мы повернули направо, подошли к двери, я кивнул ей и вошёл в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Вот он, ублюдок, который Марту мою лапал. Надо же, и не скажешь, что ему сильно досталось. Сидит за столом и тяжёлым взглядом меня сверлит.

– Что, мстить пришёл, Волков? – он криво ухмыльнулся. – Ну, давай. Я даже сопротивляться не буду.

– Ты кто вообще такой? – я просто ошалел от его иронии, граничащей с наглостью.

– У неё спроси, – спокойный ровный голос.

– Сказала, что не знает тебя.

– Ну, значит, не знает, – опять железное спокойствие. – Да, ты садись, Волков, что стоишь как не родной.

– Кто ты?

– Своей девочке надо верить. И никогда не сомневаться. Я никто, ты же слышал, – он просто плевался сарказмом.

– Слышь, я тебя пытать не собираюсь. Мне надо знать, что за олень моей девушке как шлюхе в трусы лез, а потом ещё и руки свои поганые распускал.

– Волков, я косяк свой осознал, но давай договоримся, если говорить, то спокойно. По-другому махач получится.

– Вопрос тот же.

– Неправильный вопрос. Кто я такой тебе совсем не интересно, гораздо больше интересует. А вот кто она мне…

– Секёшь, – я кивнул головой.

– Снегурочка.

– Не понял.

– Для меня она Снегурочка, первая любовь.

– Почему она тогда мне не сказала?

– Всё просто. Для меня она – первая любовь, а я для неё – никто, – такой же спокойный голос, без скрипа, без стали. Очень хорошо владеет собой.

Тут до меня дошло, что Марта моя и знать не знает ничего о нём, потому что мужчину в нём никогда и не видела.

А он продолжил тем же ровным голосом:

– В школе учились вместе, одноклассница моя.

– Ударил её за что?

– Разве нужна причина, чтобы быть скотом?

– Ну, почему-то же возникло такое желание, – не сдавался я.

– Пьяный был. Не помню. Будем считать, что за сопротивление, – он смотрел куда-то мимо меня.

Вижу врёт. Просто чувствую, что нечто личное, очень глубокое, таким не делятся.

– Анцифиров, ты сейчас мне тут на уши не приседай, – начал было я.

– Кофе черный или со сливками? – перебил он.

Я непонимающе уставился на него, а он взял телефон и выдал в трубку:

– Лиза, два черных кофе, – сбросил звонок и опять уставился на меня. Повисла тишина.

Отметил, что говорит правильно, склонение нужное употребляет. Не похож на интеллектуала, конечно. И на быдло тоже не похож. Интересно. Книги читает? Почему-то вспомнил шутку про книжный клуб: «Первое правило книжного клуба – никому не рассказывать о книжном клубе». Ха.

– Ковалевская всегда была супермозгом, даже мужика себе выбрала с умом, – опять сарказм.

– Поясни.

Нас прервала Лиза, которая принесла кофе. Обдав меня многозначительным взглядом, она быстро выскользнула из кабинета. Он продолжил:

Глава 2

Марта

Темно. Никак не могу привыкнуть к почти полярной ночи. А ещё к низкому мохнатому небу. Всегда пугаюсь, когда поднимаю глаза наверх и упираюсь взглядом в пушистые серые облака. Тут всё по-другому. Москва рядом, совсем недалеко, на самолете чуть больше часа, да до аэропорта – часа четыре. Но тут совсем другой мир. И мне здесь нравится. Нравится почти всё, совсем как в детстве – отдельный замкнутый мир вдалеке от города, с узкими улочками, небольшими магазинами и людьми, обычными простыми людьми, которые живут по соседству, ходят с тобой на тренировки, водят машины. Просто живут. Окна нашей небольшой квартирки выходят на лес, наш дом стоит на самой границе населенного пункта, и каждое утро, когда-то позже, когда-то раньше, я сажусь на широкий подоконник и пью сваренный в турке кофе с миндальным молоком и корицей, смотрю на сосны. Летом это происходит сразу после ухода Руслана на работу. Зимой я позволяю себе вернуться в постель и позалипать в телефон до момента, пока ленивое солнце решит осчастливить нас своим присутствием.

Думала ли я когда-нибудь, что ровно в 16 часов на улице могут уже включать фонари? Нет, не думала. А то, что летом можно провести на солнце целый день и даже не обгореть? И такого я представить себе не могла. Каждые три месяца с октября по апрель в прошлом году Руслан выпроваживал меня к маме, говорил, что мне не хватает солнца и я становлюсь угрюмой, неразговорчивой.

Напитавшись солнцем Андалусии, уже через три дня я начинала скучать, мне не хватало его простых шуток и объятий, мне не хватало дома. Я скучала по чувству безопасности рядом с ним.

После того, как я попала в поле зрения соответствующих органов, за моей работой следили. Это не афишировалось, но подразумевалось. Когда я определялась с направлением специализации, опасалась реакции Руслана, но он был абсолютно спокоен. Сказал мне, что каждый должен заниматься тем, что у него выходит лучше всего. У меня хорошо выходило искать дыры в системах безопасности. Поэтому моя жизнь может быть чуть сложнее, чем у учителя математики. Физтех школа прикладной математики и информатики МФТИ. И я не гений, как думают некоторые, просто делаю то, что мне нравится. Я специалист по искусственному интеллекту, специализируюсь на использовании искусственного интеллекта в защите информации и иногда выполняю функции тестировщика программного продукта.

Достаточно долгое время я была вынуждена вести очень уединённый образ жизни. Весь круг моего общения составлял мой Руслан. Я сторонилась людей, и это вошло в привычку. Привыкла жить закрыто, упиваться моим тихим счастьем и ни с кем не делиться ни чувствами, ни эмоциями. В целом, в моей жизни почти ничего не изменилось. Кроме того, что в ней появилась Алина, моя соседка с пятого этажа. Не могу сказать, что она была моей лучшей подругой, к слову, заводить подруг я так и не научилась. Сначала около месяца мы просто здоровались, когда мы встречались в подъезде. А потом она просто пришла ко мне и подарила комнатный цветок. Мне! Цветок! Вот так началась наша дружба. Аглаонема в красном горшке поселилась на кухне вместе с нашими посиделками, рецептами лучших низкокалорийных пирожных и зелёным молочным чаем.

Алина была на год старше меня, работала администратором магазина одного из косметических брендов. Она же и сделала мне первый профессиональный макияж в жизни, а потом перед зеркалом учила меня выводить стрелки.

У Алины была птичка. Маленькая канарейка, которая поднимала мне настроение одним своим цветом. Часто я поднималась к ней просто посмотреть на маленький желтый комочек перьев, издающий красивые стройные звуки.

– Марта, идём в клуб с нами, – Алинка качалась с пятки на носок, – нууу?

– Не-а, не моя тема.

Я всё ещё помнила, что мои походы в такие заведения в прошлом иногда плохо заканчивались. И вообще, когда Руслан был на смене, я чувствовала смутное беспокойство.

– Точно? Хорошо подумала? – Алина повисла на руке. – Мы с девчонками из офиса решили оттянуться сегодня.

– Не хожу по клубам.

– Ну и что за пенсия, Марта? Ну, Руслан на смене, что ты дома будешь тухнуть?

– А пойдем! – вдруг выдала я, сама себе удивляясь.

Вспомнила, что в последний раз была в клубе, когда познакомилась с Волковым. Это было в другой жизни. При других обстоятельствах. Теперь мне нечего бояться.

Мы собирались у Алины, она делала мне макияж, щебетала и пила мартини со льдом из красивого бокала. Канарейка выдавала трели и добавляла нам настроения, она так скакала по своей жердочке, как будто от нетерпения, как будто готовилась составить на компанию, и мы её задерживали.

Серебристые тени, черные стрелки, пушистые ресницы. Черный топ на восьми перекрещенных бретелях, черные кожаные брюки и каблук десять сантиметров. Сногсшибательный наряд, который мне невероятно шел. При высоком росте он удлинял силуэт еще больше, делая меня похожей на топ-модель, хотя обычно я одевалась куда проще, без эпатажа. Ровное жгучее каре, оленьи глаза цвета кофе. При виде себя в отражении зеркала по позвоночнику пробежали электрические разряды. “Хочу быть ещё выше”, – ухмыльнулась я, и руки сами потянулись к ботильонам на шпильке.

Вскоре клубная музыка окутала меня, проникая под кожу еще с порога, ритмы уже несли на танцпол. Пока Алина с девчонками занимали столик, делали заказ, я танцевала, не помня себя от радости. Через час я купила в баре бутылку воды и вернулась к Алине и её подругам. Они сидели за столиком в затемненной части клуба. Мы сделали несколько фото с девчонками, потом с Алиной, потом селфи, и, увидев, как одна из девушек ведёт за руку парня, я опять умчала танцевать. Вибрации прошивали меня, не давая стоять на месте, я принимала энергию звуков, отдавая в ответ движения. Как мне этого не хватало! Закрыв глаза, проживала каждый трек, выплескивая на танцпол эмоцию. Ещё через два часа я попрощалась с девушками, обняла Алину и вызвала такси.

Дома из зеркала на меня смотрела возбуждённая девушка с горящими глазами, пылающими щеками. Она получала удовольствие от своего вида, от своих движений, от музыки и её вибраций. Я забыла, что могу быть такой. Спокойная счастливая домашняя Марта с кофе на подоконнике. И дикая страстная, поклоняющаяся ритмам, в движении, с разметанными волосами. Мне захотелось сигарету. Просто потому что сегодня Марта проснулась.

Глава 3

Серый

Несколько лет назад

– Товарищ председатель призывной комиссии, призывник Анцифиров Сергей Васильевич на заседание призывной комиссии прибыл, – громкий голос эхом разлетелся по огромному кабинету.

Я стоял в военкомате перед этим цирком из шести человек в одних трусах.

– Что-то призывники сегодня какие-то хилые, – сказал мужик с левого края, повернувшись к своему соседу и не глядя на меня.

– Почему же, вот, смотри, хорош, – сосед кивнул в мою сторону.

– Ого, его жизнь потрепала. Единоборства?

– Так точно. Бокс, – я ухмыльнулся.

– Ну, следы явно не от бокса, места живого нет. Драки?

– Так точно.

– Что там по результатам? Годен?

– Да, годен к военной службе.

Председатель листал моё личное дело, просматривал лист изучения и учетную карту призывника.

– Куда его, Анатолий Ефремович? – спросил мужик, сидящий справа от председателя.

– Хммм, Войска Дяди Васи? – почти шепотом спросил мужик слева от председателя.

– Да, точно, – кивнул председатель и, обращаясь уже ко мне, объявил: – Воздушно-десантные войска.

– ВДВ? – переспросил я.

– Так точно, парашютист. Следующего зови.

Я вышел в коридор и пожал плечами. Ну, ВДВ, так ВДВ.

***

– Тебе что, совсем не страшно? – хлопнул меня по плечу сослуживец Саня.

– Нет.

– Ты уже прыгал раньше?

– Нет.

– Готов?

– Нет.

800 метров – это много или мало? 240 секунд в полёте. ИЛ-76. Выпускающий старшина роты стоит у открытой рампы, и сирена первая пошла. Фонарик желтый.

Сначала ушли «слоны» – самые тяжёлые, я прыгал в середине.

– Пошёл! – крикнул старшина.

Три заветных шага и прыжок. Сгруппировался. Свобода падения – это очень опьяняющая штука. Когда вся жизнь в тебе замирает, и восторг переполняет, вырывается ликованием. Я лечу. Я птица.

Мне не страшно, потому что смерть не страшна. Страшна жизнь. Если сейчас что-то пойдёт не так, я запутаюсь в последовательности действий или парашют не раскроется, я умру очень быстро. Жизнь более изобретательна, она будет расставлять капканы и подкидывать мне новые испытания, это как бесконечная полоса препятствий. Постоянный непрекращающийся бой. Я умею радоваться простым мелочам. Но, чёрт возьми, я устал. Так хочется счастья.

Вслух отсчитываю «551», «552», «553», дергаю кольцо. Продолжаю вслух отсчитывать секунды и наблюдаю, раскрылся ли основной парашют. А потом рывок. И ноги подлетают выше головы. Чувство эйфории, покалывание в руках, ногах, как отходняк мышц после онемения. Я рассмеялся. Мне было хорошо. Я нашёл свою стихию. Я дома. Захотелось поделиться этим с ней. Вот сейчас бы она была здесь со мной.

Наша девятка летела в небе линией по диагонали и громко восхищалась матом, потому что другими словами передать восторг невозможно.

Приземлился, благо ветра не было, и меня не потащило по полю. Погасил купол, стропы сплел бесконечной петлей, уложил все в парашютную сумку и направился к месту сбора.

А там уже наших посвящают – встали с краёв два сержанта, ты между ними, они замахиваются и со всей силы шлепают тебя запаской по заднице, ты летишь вперед с криком «551-552-553 – кольцо, 554-555 – купол».

Небо – мой дом. Никогда не забуду этих ощущений и всегда буду к ним возвращаться.

***

– Антип, а давай нашу, про одуванчики, – и Леха опять заиграл знакомую все мелодию.

– Пацаны, да хватит. Опять эти сопли, – не вытерпел я.

– А что сыграть? – Антип перебирал струны.

– Что-нибудь настоящее, с эмоциями, с матами. «Десант идёт в бой» и то лучше.

И через полчаса мы уже орали нецензурщину под музыку.

Едва успели допеть песню до конца, как вижу краем глаза – прапор несётся вдоль казармы параллельно плацу, а навстречу ему вприпрыжку скачет наш ротный. Твою мать, сдали уже, значит. Отлично. Значит, впереди разбор полётов со всеми вытекающими. По глазам вижу, по мою душу бъет копытом. Прапор дышит как дракон, обводит бешенным глазом нашу компанию, которая уже выстроилась в шеренгу. Я отмахиваю головой “нет, прапор, не причем они”. И как подтверждение слышу его зычное “анцифффффирррраааафф”, вытягиваюсь в струну, а потом бравенько топаю за ним в командный блок.

А через час стою, опустив почти лысую голову, перед командиром взвода.

– Анцифиров, это ты подбил матюки орать на весь плац? – вопрошает лейтенант.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – чётко, громко, как учили.

– Почему матерились тогда? – злится, но вида не подаёт.

– Я песню правдивую просил. А правда всегда с матами. И служба у нас тоже такая, матерная.

– Хороший ты солдат, Анцифиров, сильный, выносливый, приказы исполняешь, и дисциплина почти железная. Но дебил. Вот есть в тебе такой чёрт, на ровном месте что-нибудь выкинуть этакое. И ухмыляться потом. Три наряда вне очереди тебе, Анцифиров. Не испытывай мое терпение.

Ну, что ж, три наряда, значит, три наряда. Хорошо, что я один попал. Пацаны не заслужили.

***

У меня никогда не было друзей. До первого класса я вообще редко видел сверстников, потому что жил за кривым шатким забором, выход за калитку мне был закрыт. У меня были только братья и сестра, которым не было до меня никакого дела. Я был сам по себе. В начальной школе никто не хотел дружить с мальчишкой с грязной шеей в замусоленной одежде, с руками в цыпках. А к пятому классу ни с кем не хотел дружить я, потому что уже был злой и независимый. Мне никто не был нужен.

В армии я впервые оказался в коллективе сверстников на равных, и у меня не было необходимости выживать.

Первые недели присматривался, вычислял, кто есть кто, а потом расслабился и позволил принять меня в коллектив. Я очень ровно общался со всей нашей ротой, отморозков у нас не было, но особенно сблизился с парнями из нашего взвода. Нас было всего семнадцать человек, и через полтора месяца службы мы стали как братья. Мне было удивительно открывать для себя поддержку таких же мужчин как я, которые, по сути, тебе совсем чужие люди. Удивительно было испытывать желание помочь в чём-то. Я, наверное, был как Маугли – абсолютно асоциальный, но благодаря парням научился находить общий язык, доказывать свою правоту аргументами и не лезть в драку по поводу и без. Научился разговаривать. И даже шутить. Отсутствие легкости в общении и приемлемого чувства юмора были для меня проблемой. Я учился шутить. Я учился улыбаться. Моя суровость и излишняя серьёзность воспринимались сослуживцами как моя фишка, и они вряд ли отдавали себе отчёт, что я просто не умею по-другому.

Глава 4

Родионов закурил. Дым показался мне неприятным, к горлу подкатила тошнота, глаза начали слезиться. Почему-то, когда бросаешь курить, дым становится нестерпимо вонючим, хотя всё же иногда я всё ещё испытываю огромное желание затянуться, да так, чтобы одной затяжкой пол сигареты уничтожить. Я отхлебнул кофе. Горький терпкий вкус, всё, как я люблю. Мы сидели в «Леприконе» в самом дальнем углу зала, стол у окна. Крупные капли дождя стекали ручьями по стеклу, искажая картину за окном. Изломанные линии, размытые люди, машины в ореоле света фар.

Костя был одним из тех сослуживцев, с которыми я встречаюсь чаще, чем с остальными, может раз в пару-тройку месяцев он приезжает из Новосибирска к нам, обмениваемся новостями, я впитываю подробности его службы. Транспортная прокуратура – это сила, особенно когда ты работаешь в транспортной безопасности и логистике.

– Слышь, новость есть. Помнишь чувака, с которым в Москве закусился год-полтора назад.

Волкова я помнил отлично, при упоминании мужика моей Ковалевской я напрягся.

– Ну, – киваю головой и жду продолжения.

– Неприятности у него, слышал.

– Откуда знаешь?

– Случайно, как всегда. Что-то там то ли на границе, то ли на таможне приключилось.

– Точно он?

– Не уверен, так, информация прилетела, думал, порадуешься за него.

– Да мне плевать, старая тема, не интересно, – легкое чувство беспокойства обволокло грудину, и меня опять стало подташнивать.

– А что у тебя нового? Нашел специалистов, кого выучить можно и аттестовать потом?

Мы продолжили беседу. А на следующий день я уже не мог сказать, что мне это не интересно, и меня это не касается.

Спокойный поставленный женский голос с отличной дикцией, передача «Новости», а мы с Мироном у него на кухне пьем контрабандное японское пиво под сушеный дальневосточный зубарь. «… Очередной скандал. Управлением собственной безопасности были задержаны сотрудники Пограничного управления ФСБ России по Ленинградской области, которых подозревают в получении взятки. По информации Главного военно-следственного управления, пограничникам инкриминируют…». Я не смотрел телевизор, не имел такой привычки, но при разговоре с Мироном выхватил отдельные фразы ведущей новостей и почему-то вспомнил Родионова. Волков. Марта. В грудине противно заныло.

– Твою татара мать, – руганулся я сквозь зубы.

– Башкир я, – Мирон удивленно уставился на меня, – Серый. Ты чё?

А я подорвался, ничего не объясняя, и начал набирать номер. После череды длинных гудков трубку наконец взяли.

– Серый. Здесь, – голос у Матвея был какой-то сонный.

– Брат, можешь инфу узнать? Очень надо.

– Вещай.

– Волков. Погранслужба. Где-то в Ленобласти. Что там за неприятности, узнать.

– Понял. Зовут твоего Волкова как? – лениво поинтересовался Матвей.

– Руслан.

– Всё?

– Ну да. Руслан Какойтович, отчество не знаю.

– Принято.

***

Времени было в обрез, на счету каждая минута. Чем быстрее я узнаю подробности, тем живее могу вмешаться, если потребуется.

Через четыре часа я был в кофейне, напротив меня сидел небритый Матвей, который заметно нервничал. Сослуживец заказал себе черный американо и задымил. Да они издеваются надо мной?

– Я, чёрт его знает, Серый, откуда у тебя такие знакомые. Вот даже знать не хочу, – он выдохнул струю табачного дыма.

– Ну, что там? Ну, взятка, и что? – я начал нервничать, по виду Матвея понял, что дело дрянь.

– Нее, ни хрена. Наркота там. Кокс. В особо крупном, – собеседник постукивает пальцами по столешнице.

– Не понял. Какой, к чёрту, кокс, Матвей?

Матвиенко задёргался. Видно, что информацию пришлось собирать тяжело. Он опять сделал затяжку, пауза затянулась.

– Они за взятку пропустили через границу на нашу территорию машину, в которой потом сотрудники ОСБ обнаружили 50 кг кокаина.

– Твою мать.

Я потянулся за сигаретой на автомате. И не нашел их, потому что забыл, что полгода не курю. Всё правда. Ленобласть. Тот самый Волков. Руслан. Погранцов повязали. Ну, Волков, он же не мог, это же Волков. Если б он был такой, то Марта на него бы даже не глянула. Какая, в жопу, наркота?! И тогда я пошел ва-банк – попросил Матвея устроить встречу с Херр Майором нашим. Есть один такой – на контакт идёт, не ломается, за помощью к нам обращается регулярно.

Встретились на следующий день с Херр Майором. Никак не могу привыкнуть, что руки при встрече не жмём, простой кивок, и пошли гулять проспекту. О деле он говорил неохотно, обрисовал ситуацию погано, и вообще всё свинтить намеревался. Понял одно, Волков с товарищами кому-то сильно на хвост наступили. Кому-то очень серьёзному. Значит, само не рассосётся. Хреново. То есть, деньги они не брали, конечно, их просто слили. Если всё обстоит именно так, как я думаю, до суда погранцы не доживут. Хреново.

– Там ещё осложнения. Следком сейчас разбирается. Погранцы твои – мелкая рыба. Кто-то крупный за всем этим стоит, – он замолчал, а потом продолжил: – У одного из подозреваемых дочку машина сбила. 10 лет. Девочка со школы возвращалась. По показаниям очевидцев, её ждали. Машина простояла не меньше полутора часов. В общем, ждали. Подозреваемый пограничник вину признал через день – у него ещё сын пяти лет. У второго подозреваемого у жены на работе ЧС какая-то приключилась. В общем, уехали они, очень быстро, найти до сих пор не могут.

– Когда?

– Всё на этой неделе, с разницей плюс минус день.

Марта. Снегурка моя. А если эти упыри на Волкова через неё давить начнут? Её же защитить некому! Не, ни черта. Так не пойдет. Распрощался с Херр Майором и через пару часов я был в аэропорту, параллельно терзая Матвея по телефону и пробивая точный адрес.

Марта

«Твою мать! Он что здесь делает?!» – мои мысли стучали в голове как птицы, бившиеся в стекло. Я открыла дверь по привычке, в глазок не глянула. У нас здесь очень спокойно, хорошие соседи, приличный район. Анцифиров. Увидела его и стала тут же дверь закрывать, а он руку просунул и уже обутым по квартире топчется. Как он меня нашёл? Я закрыла рот руками, чтобы не закричать. Ноги подкосились, и я прислонилась к стене.

Глава 5

В машине с наклейками «Яндекс Такси» Анцифиров вёз меня прочь от государственной границы, ФСБ и прочего дерьма. Я сидела притихшая.

– Замужем? – спросил он.

– Нет.

Удивленно вскинутая бровь.

– Хорошо.

– Зачем приехал за мной?

– Затем.

– А нормально ответить нельзя? – я опять начала на него орать.

Он включил поворотник и съехал на обочину с «аварийками».

– Слышь, ты на меня не ори, Ковалевская, – сказал он спокойно, – да, я мудак, признаю, и ни черта хорошего ты от меня не видела. Но, твою мать, кроме меня, помочь тебе теперь некому. А я мудак, да. Можешь злиться, можешь стукнуть, да можешь вообще меня отпинать. Но позже. Сейчас мы спокойно, без нервов, доедем до места назначения. А потом со всем разберемся. И да, на ногу больше прыгнуть не дам.

– Куда мы едем? – спросила я, уставившись прямо перед собой в одну точку.

– Домой, – ответил он, а потом добавил: – Ко мне. Машину поменяем и двинем дальше.

– Надо Русе передать, что я уехала, что в безопасности. Разворачивайся.

– Забудь.

– Ты дебил! Он должен знать, что мне ничто не угрожает.

– Марта, я не буду возвращаться.

– Тварь ты бездушная.

– Телефон адвоката давай, – потребовал он, а потом зло посмотрел на меня: – Не говори, что у него нет адвоката.

Я достала телефон, нашла в списке контактов номер адвоката Смирнова и протянула ему.

Он выхватил у меня телефон и нажал вызов.

– Информация для подозреваемого Волкова. Обвиняемого? Понятно. Это очень важно. Передайте дословно – Снегурочка со мной.

Он сбросил вызов, а затем резко рванул вперёд и выехал на дорогу.

– Эй! Ты чё там нёс? Ты не сказал, кто ты! Не сказал, что ты меня увёз! Да что ты куришь вообще, а?

Едва мы набрали скорость, он открыл окно и с силой швырнул туда мой телефон.

– Эээээ! – у меня пропал дар речи, даже слов возмущения не было.

– Я тебе новый куплю, когда приедем на место.

– Твою мать, – выдохнула я и отвернулась к окну.

Мы молчали, Анцифиров включил радио.

– Он знает, что я тебя Снегурочкой называю, догадается, – нарушил он молчание.

– Ни хрена он не знает! Да я не знаю, что ты меня Снегурочкой называешь! Он не может знать, я вообще не говорила, кто ты, боялась, что у него чеку сорвёт и он тебя убьёт.

– Он приезжал ко мне.

От этих слов мне стало нехорошо, в грудной клетке заныло.

– Когда? – с трудом выговорила я.

– Через пару месяцев после больницы. А чего ты побледнела-то, а? Да, нормально всё. Просто поговорили, и он уехал, – он рассмеялся.

Опять повисла тишина. За окном мелькал лес. Мы были в пути уже пятый час.

– Почему такси? – снова начала я разговор.

– Пасли тебя. Если б ты села в другую машину, обратили бы внимание. А так, вызвала такси и уехала.

Через некоторое время мы свернули с трассы на грунтовую дорогу, и проехали ещё несколько минут. После чего Анцифиров прижался к обочине, остановился и достал телефон.

– Лютик? Ну, я здесь. Давай, как договаривались, – он сбросил вызов.

Увидев мой заинтересованный взгляд, он прокомментировал:

– Дела.

Мы просидели в машине ещё около получаса, пока на дороге, двигаясь в обратном направлении, не показался черный Фольксваген. Машина остановилась на противоположной обочине, Анцициров вышел и двинулся навстречу парню, выходящему из машины. Они обнялись, недолго переговорили, после чего Серый вернулся ко мне, взял сумку и скомандовал «Выходи».

Парень сел за руль вместо Серого, мы же пересели в Фольксваген, и двинулись дальше.

– Кто это был? – спросила я.

– Зачем тебе?

– Пытаюсь понять, что именно я только что наблюдала.

– Я купил машину, – спокойно ответил Анцифиров.

Очень было похоже на правду. Я повернулась и стала рассматривать туманную дорогу и тёмные ряды сосен, мелькающих в окне.

– Ты знаешь, в чём его обвиняют? – спросил он.

– Это неправда.

– Так знаешь или нет?

– Взятка. Но они ничего не брали! Он не мог!

Серый вздохнул. У него был вид, будто он вот-вот готов сказать что-то очень важное, но сдерживает себя. Это была борьба. И я срисовала это с его лица.

– Там всё серьёзней, Марта, – наконец он решился.

– Говори.

– Наркота. Их обвиняют, что они пропустили наркоту за деньги.

В глазах потемнело, пульс участился.

– Много наркоты. Большая партия. Серьёзные люди. Волков – просто мясо. Ковалевская, всё закончится плохо.

Я поднесла руку к губам и отвернулась к окну, чтобы Анцифиров не видел, как я кусаю указательный палец, чтобы не закричать, а из глаз текут слёзы. Мой лев! Во что же ты впутался, как это произошло, что я могла сделать, чтобы всё вышло по-другому?

– Волков будет сопротивляться. Они будут искать тебя, Марта, чтобы надавить на него. Поэтому мы едем ко мне.

Я продолжала смотреть в окно и беззвучно плакать, лишь только кивнула пару раз головой, давая понять, что я его слышу.

Сгустились сумерки, а мы свернули с главной трассы на второстепенную дорогу, и через полчаса были уже в гостинице. Поднявшись в номер, я огляделась. Простой стандартный номер на двоих, большая деревянная двуспальная кровать, идеально белое постельное бельё. Анцифиров шёл следом.

– И как мы здесь будем спать?

– Нормально. Разные одеяла возьмём и будем спать.

– Зачем надо было брать номер с одной кроватью? Опять руки распускать будешь, да?

– Не планировал.

– Я тебе не верю.

– Я тоже себе не верю. На случай, если нас ищут, лучше не привлекать внимание. Пацан, девка, одна кровать, нет вопросов, – спокойный голос, без эмоций.

Он развернулся и ушёл в ванную. Хотелось грязно выругаться. Но это бы не помогло хоть как-то исправить ситуацию. Пока он был в душе, я нашла второе одеяло и кинула его на кровать, и как только Анцифиров вышел из ванной в белом халате, мимо него туда просочилась я и закрылась на щеколду. Огляделась – ну, ванная как ванная, обычная для гостиницы, белый кафель, душевая, большое круглое зеркало над раковиной. В голове мелькнула мысль, что что-то не так. Сбой матрицы. Пока я снимала одежду, я никак не могла разобраться, в чем же дело, что именно меня смущает. А когда я встала под душ, и горячие струи стали хлестать мои плечи, меня осенило! Идеальный порядок. Я зашла в ванную после парня. Парни так душ не принимают! Вода на полу, капли геля для душа, брызги на зеркале, да хоть пару волос на раковине. Нет! Ничего. Твою ж мать, ещё ублюдка с обсессивно-компульсивным расстройством мне не хватало! И тут же опешила. Почему я так подумала? Я волновалась, была под каким-то странным чувством тревоги, пока стояла голая в ванной, и от Анциферова меня отделяла одна не очень добротная дверь с хлипкой щеколдой. Память порциями выбрасывала его посягательства, и я покрывалась мурашками. Я плотно завернулась в халат и осторожно выглянула из-за двери. Он лежал на спине в халате под одеялом на левой половине кровати и смотрел что-то по телевизору. Я подошла к кровати, и меня начала бить нервная дрожь, он оторвался от телевизора, перевёл взгляд на меня.

Глава 6

Серый

Сука, да я вообще взял бы разные номера на разных этажах! Чтобы даже близко рядом с ней не находиться. Но я с неё глаз не спущу. И вот это её «как мы будем спать», итить-колотить. Никак. Я точно никак спать не буду.

Дура она, учить и учить ещё. Ну кто ж дверь открывает, в глазок не глянув, а? В наше время, да ещё и в таких обстоятельствах? А Ковалевская открывает. Молодец. Пирожок возьми на полке. Красивая такая. Вроде дома, а сияет, и не надо ей ресницы для этого красить и прически всякие делать. Волосы непослушные из хвостика маленького вылезли, растрепались. Худющая, глазастая. И в панике. Меня увидела и запаниковала, прям вижу, сейчас разревётся. Успокоить бы, да не умею, никогда подобной чепухой не занимался.

Вот как убедить её ехать? Серый, ты тоже хорош, на что рассчитывал-то, ну вот какая бы реакция у тебя на её месте была бы? Отлупила меня, Снегурочка моя. Смешно. По-настоящему отлупила! Лупит, материт, брыкается, а я её за талию держу, к себе прижимаю крепко и улыбаюсь. Когда последний раз так рядом был, уже и не помню. А запах у неё какой! Сейчас главное не спалиться, что меня всё это очень возбуждает, близость её и нрав буйный. А то накроются медным тазом мои планы по спасению моей Снегурки. Надо в руки себя взять. Она чужая. Не моя. И мужик у неё хороший. Поэтому спасти её, помочь, и самоустраниться. Вдруг – чудо, и Волков выберется из этой задницы. Хотя, взрослый я, в чудеса не верю.

Боится меня Ковалевская, как оленёнок осторожно из ванной вышла, ушки на макушке, и на меня косится. Ну, вот, сбылась мечта идиота, Снегурочка со мной в одной постели. Только б не заболела, а то вон её как трясёт, как при температуре. Лоб потрогаю, как уснет, а то опять испугается. Улеглась. Повозилась и уснула. Смотрю кино одним глазом, а второй постоянно убегает. Милая такая, кулачок под подбородок. Марта, ты хоть захрапела бы, что ли! Я хоть о сексе думать тогда не буду. Нет, сопит сладко.

Закрыл глаза, уснуть не могу, слышу, как девочка сопит, и мысли всякие в голову лезут.

Вот что бы было, например, если бы я в школе тогда в шестом классе с ней подружился? Хотя это вообще без вариантов, не смог бы я, как зверёк был, злой и тупой, неинтересный. А вот позже, классе в девятом, если бы встречаться с ней начал? Да, я плохой парень, да, из ублюдской семьи, но я тогда уже работал и жил с Вовкой. Да, местами грубый, жестокий, но ведь она меня лучше делает даже на расстоянии. Я же работать пошёл, а потом боксом заниматься начал только из-за неё. Из-за неё в бизнес подался, из-за неё постоянно двигаюсь. Ведь теоретически мог же пригласить тогда её на свидание, цветы там подарить, встречаться бы с ней мог, защищать от Ленки дебильной. Мог хотя бы попробовать. В том-то и проблема. Я не стал пробовать, сдался, даже не начав, выдумал себе тысяча и одну причину, почему нет. Потому что я обсос, утырок и сын бичей. Прав был Волков, трус я. Так противно стало, до тошноты. Тут Марта поворачивается ко мне и обнимает меня рукой, и от прикосновения её даже дышать не могу. А она прижимается сильнее к груди и вздыхает. Притягиваю её к себе, обнимаю, и засыпаю.

Марта

Он спал. А я не понимала, как оказалась в его объятиях и почему сама обнимаю его. Руслан. Пулемётная очередь в голове. Мой Руслан, как мне его не хватает, не хватает его объятий, не хватает его присутствия. Его улыбки с утра не хватает. Он – мой дом, без него я опять бомж. Я закусила губу, чтобы не разреветься в голос, слёзы уже катились по щекам. Нельзя шуметь, Серому ещё сутки за рулём сидеть, пусть спит. Я аккуратно выскользнула из кровати и пошла в ванную. Стоя под душем, я закрыла глаза и ревела, потому что мне было непонятно и страшно. Не видела своих дальнейших действий, что я должна сделать, чтобы помочь Руслану. Что я могу сделать? От бессилия я впадала в отчаяние. Если всё как сказал Анцифров, и меня ищут, то мне надо не высовываться, чтобы у Руслана был какой-то вариант решения без оглядки на мою безопасность. И тогда искать помощи где-либо я не могу. Марта! Ну где искать помощи? Где ты будешь искать помощи? Адвокат уже есть, самый толковый, какого Руслан мог найти. Привлекать руководство Волкова – вообще не вариант, ты же не дура. Понимаешь, что если всё обстоит так, как сказал Серый, то виновники сидят где-то в руководящем звене. Марта, ну ты же программист или где? А если… Так, всё это пахнет уголовщиной, но я ж VESNA. Я же могу? Я же невидимка. К тому же кое-что умею. Киберпространство – моя стихия. Мне нужен ноутбук и доступ в интернет. Меры предосторожности примем и начнём.

Чуть позже мы продолжили путь, и только ближе к ночи въехали в город, где я родилась.

***

Третий этаж. Однокомнатная квартира. Хороший ремонт, встроенная мебель и техника. И очень чисто. Просто как в музее. Такое впечатление, что у него 24/7 работает домработница. В интерьере много белого цвета, и ни пятнышка, ни пылинки. С трудом верилось, что в квартире вообще живут. Обычно в кино показывают, как маньяки избавляются от пятен крови и наводят такую чистоту.

– Так, Снегурочка. Места немного, но сколько есть. Придумаю, куда твои вещи разложить, – сказал он, отодвинул дверь, и я увидела гардеробную.

Я вздрогнула.

– Я тут надолго? В смысле, мы долго будем вместе жить? – постаралась, чтобы голос мой звучал как можно естественнее.

– Пока всё не утрясётся.

– Ну, а девушка твоя? Гости, там и прочее? – осторожно задала вопрос, чтобы наверняка убедится, что передо мной не маньяк.

– Нет таких, – ответил он и ушёл в ванную.

Твою мать. Нет таких. Что и требовалось доказать. Сейчас он пристегнёт меня к батарее и получит всё, о чем мечтал ещё в школе. И тут мне стало смешно. Марта, да это же Анцифиров! Там до изощрённого ума и мании как до луны пешком.

Судя по шуму воды, он принимал душ.

Я прошла на кухню и налила себе воды, ещё раз отметив, что кухня также выделялась стерильной чистотой, посуда была идеально белая, ни пятен, ни разводов. И это на кухне! Специально присела и провела пальцем по плинтусу. Чисто.

Глава 7

Утром я проснулась от звуков. Кто-то ходил, что-то выдвигал, что-то падало. Глазами поискала часы и не нашла. Я без телефона. Выгребла сонная и помятая, с гнездом на голове в коридор и столкнулась с Анцифировым. Уставился на меня непроницаемым взглядом, эмоций ноль, молчит. Ловлю своё отражение в зеркале и мычу. Жесть. Анцифиров соображает, медленно кивает мне, я тоже киваю и просачиваюсь мимо него в ванную. Стыдобища – футболка еле прикрывает задницу, ноги голые, и вообще я как кентервильское привидение.

Когда я вышла из душа, меня настиг крик:

– Ковалевская, завтракать иди.

Ковыляю, пытаясь руками оттянуть низ футболки и немного прикрыть ноги. Он увидел эту картину, отвернулся, и я быстро упала на стул и придвинулась к стол.

– Так. Обычно я это не делаю. Ну, вот это всё, – он стоял спиной и сделал какой-то хаотичный жест руками. – Поэтому сама тут, холодильник открыла, что нашла, то и съела.

Он развернулся и поставил передо мной тарелку с яичницей, а сам взял чашку из кофе-машины и уселся напротив меня. Я опустила голову и рассматривала тарелку – белая матовая тарелка, а ближе к краю – две нарисованные вишенки. Я стеснялась. Стеснялась, что сижу с голыми ногами, в футболке, и, может быть, видно мою грудь, стеснялась открывать рот и тем более жевать при нём. Я стеснялась завтракать при чужом мужчине. Сразу вспомнила Руслана, утро, овсяноблины, наш смех. Мой викинг, с серыми глазами, сумасшедшими размерами тренированного тела. Мой герой, в которого хотелось завернуться как в одеяло. Готова была разреветься как в детстве. Когда хочется обычного, к чему привык, а всё непривычно, незнакомо, всё по-другому.

– Двери никому не открывай, из дома не выходи, привезу тебе с работы ноутбук, ну, сегодня не знаю, телевизор, что ли, посмотри. Буду вечером. Если что надо – говори, куплю, – пробубнил Анцифиров.

– Когда вернёшься? – я всё так же не поднимала глаз.

– Обычно дома около восьми. Теперь буду раньше. Шесть? Семь?

– Как хочешь.

– Да ешь ты уже, а то остынет.

Он встал, вымыл идеально белую кружку и вышел из кухни. Потом раздалось «я ушёл», хлопнула дверь, и я осталась одна.

В голове не было ни единой мысли, я вернулась в кровать и снова уснула.

Окончательно проснулась только к обеду. Взяв сумку, отодвинула дверь-купе в гардеробную. Постель была убрана, раскладушка собрана, не было никаких следов, что здесь ночевали. С мерным тихим жужжанием работал озонатор. Я нашла пару свободных полок, и начала доставать свои вещи из сумки. Когда закончила раскладывать вещи, то продолжила рассматривать вещи Анцифирова. Всё было размещено очень рационально, в гардеробной не было ничего лишнего, меня смутил армейский порядок на полках – вещи аккуратно развешаны в чехлах или сложены, чистая обувь упакована в полиэтилен. Я так не умею, даже несмотря на то, что достаточно аккуратная, в моём шкафу всегда маленькая Нарния. Меня раздражает идеальный порядок, и как минимум одна-две вещи у меня всегда создают хаос. Я поёжилась и стала перебирать, разглядывая, его рубашки, которых было целых три – белая, серая, бледная грязно-голубая. Никаких принтов, рисунков. Чёрные джинсы, две пары брюк, несколько футболок. Все вещи однотонные, неяркие, сдержанных цветов холодной цветовой гаммы. Иного и не ожидала. Очень аскетично. А ещё я обратила внимание на отсутствие пыли. Её просто не было. Я закрыла дверь и продолжила осматриваться. Деталей в интерьере немного, каждая вещь на своем месте, цвета сдержанные, много белого цвета, простая и в то же время недешевая мебель. Мне было интересно, а что, если я проведу пальцем по подоконнику… Опять ничего, всё идеально. Мне стало не по себе. Я вышла на лоджию – застеклённая, утепленная, в углу стоит у стены сложенная сушилка для белья. Открыла хозяйственный шкаф, и лучше бы я этого не делала. В два ряда на двух полках стояли средства бытовой химии, а на полу в ряд выстроились бутылки с жидкостью для мытья пола «Мистер Пропер». Так, одно из двух – или у него классная домработница, или у него проблемы с психикой, и он больной. Твою ж мать.

Ой, я же посуду не помыла. Сердце ёкнуло, и я поторопилась исправить, чтобы Анцифиров меня не замочил, пока я буду спать.

Серый

День первый. Бойтесь мечтать, да? Она здесь, в моей берлоге. Сука, сердце колотится, как у зайца. Я ж взрослый! Я же могу себя контролировать! Стесняюсь, и неудобно, я как будто не дома. Просто смыться быстрее хочется, чтобы её не видеть. А толку? Сейчас буду представлять, как она там раздетая, в моей постели. Ножки её стройные из-под одеяла торчат. Серый. Не гони!

Утром её в коридоре встретил и поплыл. Моя футболка, ноги длиннющие, взгляд мутный, и нет в нём отторжения, неприятия, осуждения. Как будто каждый день утром вместе просыпаемся. Хочется её через плечо – и в койку. Выдыхай, бро.

Такая домашняя, своя, что ли. Небрежность легкая, волосы в беспорядке, пушатся, в лицо лезут. А ведь если разобраться, я ничего о ней не знаю. Только то, что сам себе придумал, когда смотрел на неё тайком. Смотрел, анализировал, выводы делал и фантазировал. Серый, давай по-честному, вот фантазировал же, хоть пять минут в день, но ведь думал о ней, а ещё сны эти. Да мы никогда не разговаривали дольше пяти минут!

Вот пришла моя Ковалевская в мою школу, села за вторую парту в третьем ряду. Что первое я увидел, на что внимание обратил? Разумеется, она вся как сказка, но вот что выделил? Косы длинные черные и шейка тоненькая, лебединая. Руки её игрушечные с тонкими запястьями в прожилках вен, пальчики длинные тонкие. А потом заметил её грусть, такую, едва заметную тихую печаль. И задумчивость. Какая-то она в себя погружённая. Глубокая, как океан, так мне сразу представилось. И недоступная для меня, совсем недоступная. Если вдруг подойду к ней, она же презрительно фыркнет и разговаривать со мной не будет. Хотя, может, и будет, из жалости, из чувства сострадания. Да, она добрая. Такая, как она, не может оттолкнуть грубым словом или презрением, она поговорит, и будет испытывать такое презрительное сочувствие, как к хромому блохастому щенку. А это ещё хуже, чем полный игнор. Нельзя жалеть человека, которого уважаешь, в котором видишь равного. Не хочу её жалости. Лучше буду подальше держаться, фантазировать перед сном, какая она, что ей нравится, чем живёт, о чём думает. Вот так постепенно придумывал себе Марту – умную, щедрую, ласковую, понимающую. Так и живу с этим. А какая она на самом деле, поди разбери.

Глава 8

– Саня, здорово, ты как? – слышу себя, Лютик гремит железками, наверное, в зале.

– Жив. Сам как? – расслабленный голос товарища.

– И я. Проблем не было?

– Нет, Серый. Всё ровно.

– Просьба есть. Адрес тебе скину, в квартире никого, найди хозяйку, заплати аренду за полгода вперед. Денег переведу.

– Десантник – человек свободный. Куда пошлют, туда он и захочет. Сделаю. Вопрос: во что-то влип? Помощь нужна?

– Спасибо, брат, пока всё ровно, не влип. И надеюсь, так и будет.

– Ну, тогда, блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются.

– Давай, бро, мимо земли не пролетишь.

Я сбросил звонок. Независимо от того, как разрешится ситуация, у Марты есть дом. Ей будет, куда вернуться.

Осталось сделать ещё один звонок, собираюсь с мыслями и понимаю, что я просто оттягиваю момент. Мне всего лишь надо донести информацию, но почему-то я нервничаю.

Нажимаю видео-звонок и отстукиваю ритм пальцами. Сбрасывают. Твою мать. Пишу сообщение. И мне перезванивают. Ого. Какая она большая стала, почти не узнаю ту пигалицу, в которой Ковалевская моя носилась.

– Майя, меня Марта просила позвонить, – говорю я.

Девчонка молчит. Смотрит на меня во все глаза. Волосы светлые и глаза голубые, а так на Марту похожа. Хотя нет, не так уж и похожа. Какая-то она милая, даже слишком, карамельная. Снегурка моя, как горький шоколад, вкусная и горчит.

– У неё всё хорошо. Ей пришлось уехать, она в безопасности, – стараюсь держать ровный тон.

– Я тебя знаю! – заорала девчонка. – Я тебя узнала! Я помню! Ты тот мудак со школы! Что с ней? Она с тобой? Только тронь её, ублюдок! Я тебя найду!

Девка мигом преобразилась, черты лица исказились, лицо приобрело смешное выражение.

Твою дивизию, да что не так с Ковалевскими?! Ну, ещё эта лялька будет мне пальцем грозить.

– Успокойся, а то приеду и задницу надеру, – буркнул я. – Марта в безопасности, всё хорошо. И лучше, если о нашем разговоре никто знать не будет.

– Что?

– Волков. Проблемы. Она в безопасности. Всё. Не ищите её, не звоните. Через какое-то время сама позвонит.

– Ты! Стой! Что…

Я не дал договорить и сбросил. Утомила меня мелкая. Не по мне все эти реверансы.

Попытался сосредоточится на работе, но мысли всё равно возвращались к Снегурке моей. Как она там? Чем занята? Покушала? Фу, Серый, становишься соплёй. Сил перебирать варианты дальше не было, потому в начале пятого я захлопнул ноутбук, уложил его в сумку, отключил системный блок на компьютере и покинул офис. Сразу из офиса поехал в ближайший торговый центр, где на третьем этаже располагался крупный магазин техники. Девчонка-консультант рванула ко мне с другого конца зала, едва я прошёл рамку службы безопасности. Мелкая, глазастая, волосы русые гладко зачёсаны, собраны в шишку. Это ж Маринка, начинал мутить с ней полгода назад, повстречались около месяца да разбежались. Она, конечно, ничего, симпатичная и не дура, но совсем мимо, я так не хочу.

– Привет, – стоит напротив, в глаза мне заглядывает.

– Здорово, Мариш. Поможешь мне?

Улыбается и головой кивает, а руками юбку оттягивает:

– Конечно, что ты хотел?

– Телефон нужен.

– О, у нас очень большой выбор. Всё зависит от набора функций. Тебе для чего?

– Так, давай не будем тратить время, мне нужен самый лучший.

– Тогда тебе сюда, – она подводит меня стеклянной витрине. – Айфон 11, самый свежий, объем памяти 256 Гб, две камеры 12 пикселей… – глаза у неё горели.

– Беру, – прервал я её.

Она смотрела на меня с восхищением.

– Хорошо, цвет – чёрный?

– Розовый.

Она вздрогнула, вяло улыбнулась и достала нужную коробку. Когда она провожала меня на кассу, вид у неё был расстроенный. Розовый телефон говорил о том, что у меня есть девушка, и это её огорчило. На кассе я заодно купил сим-карту, чтобы Ковалевская не вздумала светиться со своим паспортом.

Марта

Он вернулся с работы раньше шести. Просто звякнули ключи, щёлкнул замок, и раздалось «я дома». Из еды я только-только успела отварить макароны, которые обнаружила в шкафчике. К слову, на кухне без труда нашла самое необходимое. Решила обжарить макароны с яйцом и добавить сосиски, в холодильнике как раз нашла пачку. Последний раз такой пир королей был у нас с Анютой в общаге. Макарики с яйцами и сосисками, сдобренные майонезом – наш студенческий райский обед.

Анцифиров поставил на стол пакет с готовой едой, что-то промычал нечленораздельное и испарился. Судя по названию на принте пакета, это японская кухня. Я отставила чашку с кофе и занырнула в пакет – удон, роллы, васаби, креветка. Серый вернулся на кухню уже в шортах и футболке. Не обращая на меня никакого внимания, он повернулся ко мне спиной и включил воду.

Я сидела и смотрела на него, не отрываясь, даже забыла о кофе. Он мыл руки. Нет, дело было не в том, что он мыл руки, а то как он это делал! Шкрябал, царапал, усиленно тёр мыльную кожу, потом каждый палец отдельно, под ногтями. У меня пропал дар речи, я мысленно перебирала мои знания психологии, навскидку вспоминая психиатрию, симптомы и диагнозы. Что это может быть? Невроз? ОКР или шизофрения? Может, даже расстройство аутистического спектра? Я не врач, но проблема была очевидна.

Глава 9

Каждый следующий день всё было так же – «я ушёл», хлопала входная дверь, а вечером: ключи, замок, «я дома». Каждый день – идеальный порядок в ванной, идеально белые тарелки, идеально белая футболка. Как-то поздно вечером я уже почти уснула, как вдруг решила выпить воды, нехотя вылезла из-под одеяла и проследовала на кухню. А там... При тусклом свете световой панели Анцифиров мыл посуду, вернее, он перемывал её за мной. Перемывал! Брал каждую тарелку, каждую вилку, аккуратно натирал губкой с пеной и смывал под струёй воды с очень сосредоточенным видом. Это при том, что у него кухня по последнему слову техники, у него есть «посудомойка»! Я аккуратно развернулась, не издавая лишнего шума, вернулась в комнату и забралась под одеяло. Что за шиза? Я не знаю, как это назвать. Поймала себя на мысли, что уже ничему не удивляюсь.

А ещё через пару дней я стала замечать, что он перекладывает мои вещи. Предположим, оставлю ноутбук на кровати, а найду его позже уже на столе. Или полотенце, которым я вытирала мокрые волосы, оставила на стуле, оказывается в корзине с грязным бельём. Это начинает меня раздражать. Но апофеозом всего этого был Анцифиров, который едва пришел домой, и через пять минут уже стоял на четвереньках с тряпкой в руках в ванной, хотя я приготовила борщ и ждала его на кухне.

– Да ты псих! – не выдержала я.

– Ну, да. Неряха – ты, а псих, значит, я, – возмущению его не было предела.

– Я не неряха! А ты больной! На голову причём.

– Неряха, Ковалевская, неряха. Я задолбался! Лужи в ванной вытирать за тобой! Вещи за тобой собирать! Завтра это будут трусы, да? – он швырялся сарказмом. – А ещё волосы твои! Вот ты их специально вырываешь и по хате раскидываешь, а? А банки-склянки всякие по всей квартире разбросаны!

– Это крем! Не трогай мой крем!

– Во всех десяти банках?

– Там не только баночки, ещё и тюбики. А ты преувеличиваешь.

– Да мне пополам, хоть двадцать, но какого чёрта они по всей квартире кучками разбросаны? Ты так территорию метишь, что ли?

Анцифиров не мог говорить это спокойно, потому что он, в принципе, не умел этого делать, он или что-то бурчал, или орал. И сейчас он орал на меня.

– Я! Не! Неряха! Псих!

– Ещё какая! Лифаки свои разбрасываешь, – он злорадно улыбался, глядя на мою реакцию.

А реакция была взрывоопасная, я перестала сдерживаться и просто фонтанировала возмущением.

– Анцифиров! Какого хрена ты вообще притащился за мной?! Поселок мой как нашёл? Откуда вообще узнал, что происходит? Я даже думать не хочу! На хрена всё это?

– Да потому что ты дура! С самого шестого класса дура! Беспомощная и беззащитная, и с тобой всегда какой-то армагеддец случается! – орал он на меня. – Ну, ни разу не было, чтобы ты каких-нибудь приключений на жопу свою не насобирала! То Алфёриха на тебя кидается из зависти! То Иванов с Нюней на тебя спорят, муфлоны. То Малиновская крысится. Думал, деревня так влияет, уедешь и всё наладится. Нет! Ну, нет! Без вести пропала. Четыре года найти не могли! Ну, думал, теперь вроде мужик нормальный с тобой, теперь точно всё хорошо будет. Но... Твою ж мать! И тут очередная жопа. Ну, не умеешь сама–то: то в хреновом месте оказываешься, то людей не тех выбираешь. Никак не получается жить спокойно.

Он стоял красный от возмущения и орал, выплёскивая на меня свои эмоции. О, да у него есть эмоции? Вот это сюрприз.

– А ты на меня не ори! Моду взял – хавальник свой открывать. И базар свой фильтруй! Достала уже ругань твоя. С зэками своими так разговаривать будешь, – рявкнула я, вспомнив, что в школе кто-то говорил про его связи с сидельцами. – А я девушка. И погань эту больше слушать не намерена. Ещё раз услышу – рот с мылом вымою.

Он охренел. Стоял и пялился на меня, глазами хлопал.

– Ты чё, бессмертная что ли, Ковалевская?

– Анцифиров, даже не думай, тронешь меня – и я тебе башку откручу! – я уже была очень близко и совала ему указательный палец в лицо. Я была зла.

Он резко сделал выпад, обхватил меня за талию и перекинул меня через плечо, ягодицами вверх, хлопнул по ним, не прилагая усилий. Я не сразу сообразила, что он хочет сделать, а потом было поздно – я стояла в душевой кабине под душем с открытым ртом.

– Остынь, детка, – приподнятая бровь.

– Я тебе не детка! – возмущенно рыкнула я.

– И правда, – он наигранно поджал губы, а потом выключил воду, достал большое белое полотенце и протянул мне со словами: – Надеюсь, разденешься без моей помощи.

Развернулся и вышел, плотно закрыв дверь.

***

Разбираться, кто прав, кто виноват, не хотелось. Я просто кипела от возмущения. Чистоплюй! Я не любила разборки, не любила доказывать свою правоту. Когда возникал серьезный спор, просто закрывалась и погружалась в себя.

Вышла из ванной в заведенном состоянии, говоря начистоту, а готовилась дать реванш. Но как только увидела его, задумчиво скрестившего руки перед собой, решила не лезть на рожон.

– А чё ты на меня рычишь постоянно? Ни разу не слышала, чтоб ты нормально со мной разговаривал. Ты по жизни такое хамло или только со мной? – спросила я.

Глава 10

– Марта, дело есть, – серьёзный голос в трубке.

– Что? – я напряглась.

– Профессиональная помощь твоя нужна, – слышу сомнение.

– Что надо делать?

– Я автоматизацию хочу внедрить, мне совет твой нужен, – Серый вздохнул, а на заднем фоне выделила ещё один мужской голос.

– Когда?

– Я заеду за тобой через полчаса. Успеешь собраться?

– Да! – я почти крикнула в трубку и сбросила.

Ура! Я увижу улицу! Я увижу людей!

Уже месяц я была пленницей в четырех стенах. Безусловно, жила я с комфортом, Серый удовлетворял любой мой каприз в разумных пределах. Но я начинала дичать. Буквально на днях собиралась просить его хотя бы о прогулке поздно вечером или ночью, а тут такой подарок.

За месяц я не продвинулась в моём расследовании дела Руслана ни на шаг. Следов почти не было, было много тупиковых ветвей, но я не отчаивалась. Редкие отрывочные сведения о ходе уголовного дела, о состоянии Волкова, всего несколько слов, но я так ждала их. Иногда казалось, что я опять схожу с ума. И мне как раз нужно было сменить деятельность.

***

Через час мы подъехали к бизнес-центру, лифт поднял нас на шестой этаж. И пока механизм медленно двигался вверх, Анцифиров, не моргая, уставился на меня. Я всё ждала, что он вот-вот что-то скажет, но он просто молчал и сверлил меня взглядом. Непроницаемым взглядом. В пустой приемной нас ждал мужчина, коротко-стриженный, слегка полноватый – так заплывают обычно бывшие спортсмены, крупные черты лица, раскосые глаза, широкие скулы. И широкая улыбка в тридцать два зуба – он смотрел на меня и улыбался.

– Это Мирон, – буркнул Анцифиров. – Кореш мой. Ну, и директор.

– Серый говорит, что ты супермозг, - Мирон хмыкнул. – Правда, что ли?

Я кивнула.

– А говорить ты умеешь, гений?

– Слышь, хватит. С Ковалевской так разговаривать нельзя, – опять складка между анцифировскими бровями.

– Да, ладно, я ж пошутил, Серый.

И Мирон, добродушно улыбаясь, протянул мне руку для рукопожатия:

– Ковалевская, ты нам очень нужна. Мы без тебя не справимся.

А дальше были стандартные вопросы, разработка технического задания, варианты применения моих знаний и навыков. Очень минималистичная обстановка, скудная цветовая гамма говорили о владельце кабинета больше, чем весь его внешний вид. Мирон – большой, неповоротливый, медлительный. Он, судя по минимализму в помещении, предпочитает не отвлекаться на детали. За всем угадывалась простота и основательность, но едва я глянула в планер его почты, поняла, что к планированию и прогнозам тут подходят основательно. Что ж, надо соответствовать.

Это была несложная работа на пару дней, достаточно было только вникнуть в процесс, чтобы произвести настройку внедряемой программы. Я погрузилась в специфику работы Серого с головой. И не верила своим глазам. Да он же тупой! С «двойки» на «тройку» еле школу закончил. Двух слов связать не смог. А сейчас на листочке лежит нарисованная вполне жизнеспособная схема сложного технологического процесса. Ну как так?! Ещё я обратила внимание, что все его действия были направлены на уменьшение реальных рисков. Рисковать он не любит. А как же деньги, Серый? Ведь можно сделать иначе, можно сделать дешевле. Когда я задала этот вопрос, то в ответ получила такой взгляд, что невольно поёжилась.

– Делай, как сказано, – рыкнул он с возмущением, а потом добавил низким тихим голосом: – Пожалуйста.

И я опять погрузилась в работу.

Серый

– Смотри, смотри! Ой, ....

Она убежала вперёд. Моя Ковалевская обычно спокойная и тихая, молчит много, всё больше думает, уставится в ноутбук и пальцами по клавиатуре изредка клацает. И нет у нее этой хрени – «бла-бла-бла» про платьишки и ноготочки. Хотя, может, и есть, я просто не знаю. В школе у неё не было подруг, она была сама по себе. Всегда одна и в облаках витает. Хотелось спросить, что у неё там за альтернативная реальность такая, чтоб она хоть одним глазочком показала свой мир. Хотя с сестрой, может быть, на девочковом языке разговаривает? Но дело в другом. Моя спокойная сдержанная Снегурка бегает сейчас по отделу магазина, выпучив глаза и растопырив пальчики на руках. Это надо видеть. Мы же вообще никуда не собирались, сразу домой после работы. Марта и так целый день наковырялась в компьютерных кишках, что-то там дополнительно устанавливала, проверяла, рыкнула даже, когда я руками куда-то полез. А сейчас носится по отделу как ребенок. Мы вообще-то за едой заехали, кстати, японская кухня ей, вроде, нравится.

– Можно, можно, я – вот сюда? – говорит Ковалевская и уже скачет козликом в «Детский мир».

Детский, мать его, мир! Зачем ей в «Детский мир»? Ковалевская убежала вперёд, не успел за ней, интуитивно вышел к стеллажу с радиоуправляйками. В моем детстве у меня даже простой обычной машинки не было, а здесь все эти штуки. Ого! Экскаватор! Вот бы круто было с пацаном каким-нибудь в песочнице с такой поиграть. «С сыном, например…» – пришло мне в голову моментально. Так, Серый, тормози. Какой, к едрене фене, сын? Я тряхнул головой и пошел искать Снегурочку.

«MARVEL». Встала у полок с этой заграничной хренью и слюни пускает. Смешно. Крутой деловой программёр с паяльником и девочка – глаза в пол лица из-за каких-то игрушечных человечков. Смотрит, разглядывает, в руках вертит. Что-то красное с синим, что-то из комиксов, Человек-Паук, вроде. Я не фанат «MARVEL», но костюм вроде паучка. У Марты нет денег. Нет, я конечно дал ей карту, там есть немного на расходы, но вот таких денег у неё точно нет.

Глава 11

Марта

Анцифиров уехал на работу, я стояла босиком на кухне и пытала кофемашину. В итоге руганулась, психанула и бросила всё это безобразие в мойку. Частички мокрой кофейной каши гроздьями просыпались на столешницу, и я уже мысленно представила ужас в глазах «Мистера Пропера», если б он это увидел. Мне стало смешно, и раздражение как рукой сняло. И тут мой взгляд упал левее кофемашины. Ха, кто-то уехал на работу без документов. На микроволновке лежал его бумажник, в отдельной обложке документы на машину и права. И его паспорт. Так-так-так. Марта, ну ты же можешь глянуть одним глазком? Руки сами потянулись к паспорту. Фото. Ух ты, а он фотогеничный. Взгляд волчий. «Я убил восемнадцать человек. Быстро и без сожалений», – говорит Анцифиров фотографу, который делает снимок. Хотя, нет, не так. Вот срабатывает спуск затвора на фотокамере, Анцифиров вскакивает и с криком «Это Спарта!» пинает фотографа в грудь. Я смеялась в голос. Место рождения – село в райцентре, где мы учились в школе. Дата. Стоп. Какое сегодня число? О! Так это через два дня – 16 сентября. И он молчит, ничего не говорит. Хотя он вообще много молчит. Неужели он поменял планы из-за меня? Что он там сказал тогда – «нет таких»? Это же означает, что нет никого, да? Я открыла страницу на семейном положении, ну, да, нет, и не было, хотя б официально. Графа «Дети» тоже пустая. Это я так, больше для проформы. Марта, ну ты странная, нахрена тебе эта информация?

Так, день рождения. Подумав немного, я набрала Мирона.

– Мирон, это Марта, – мне было стыдно, что я не знала, как звали друга Анцифирова. Вот так, по кликухе – просто Мирон.

– Что случилось? – он напрягся, чувствовалось по голосу.

– Норма. Вопрос. Нужен быстрый точный ответ. Только чтоб Сергей не слышал, – назвала я Анцифирова по имени, и сама удивилась.

– Давай.

– Еда. Какая ему нравится еда.

– Вся. Еда нравится вся. Ему всё вкусно. Жрёт всё, как не в себя, как будто в последний раз, – Мирон заржал.

– Нет, надо что-то одно, о чём говорил, может, что-то необычное.

– Хммм, дай подумать. Вот реально всеядный он, – в трубке пауза, – А, знаю! Каша рисовая на молоке со сливочным маслом. Только не сильно сладкая такая, знаешь, когда одновременно и солёная, и сладкая.

– Реально?

– Да. Серьезно говорю.

– Принято. Спасибо, – и я сбросила.

Охренеть, предпочтения. Ну, хорошо. Я приготовлю молочную рисовую кашу. Обязательно со сливочным маслом. Бутерброд с сыром. И как в детском саду какао сварю. Можно ещё шоколадку подарить – дети же любят сладкое. И опять рассмеялась.

На самом деле, объективно, у меня не было причин относится к Анцифирову с эмпатией. Он терроризировал меня в школе, приставал ко мне, и даже чуть не изнасиловал, а ещё его выходка год назад стоила нам с Русланом больших нервов. Он раздражал меня. И это злило меня ещё больше. Ничего не значащий для меня человек, и, тем не менее, я испытываю какие-то эмоции по поводу его присутствия в моей жизни. Я злилась, пока не поняла, что именно меня в нем так раздражает. Не могу просчитать его. Да! Все мои знания психологии можно выкинуть на помойку. А ведь раньше я никогда не ошибалась, всегда просчитывала, прогнозировала, подбирала соответствующую линию поведения, а с ним не выходит. Именно это и раздражает. Я привыкла к правильным решениям, к сложным задачам, которые, в итоге, всё равно решаются, я привыкла быть правой во всём. А тут фиаско. Не получается спрогнозировать, что от него можно ожидать. Когда я раз за разом раскладывала его на кирпичики, потом снова и снова собирала, делала какое-то заключение, он обязательно выкидывал что-то такое, совершенно не свойственное параметрам выбранного типа личности. И опять сначала. Каждый раз я вспыхивала, ликуя: «Вот оно!», и каждый раз погружалась в разочарование, когда Серый опять поступал так, как от него не ожидают. Ошибаясь раз за разом, я не могла понять главного – что им руководит. А это очень и очень важно, Марта.

Он сорвался, всё бросил, отодвинул свои планы и дал кров, что для мужчины, который живёт один, уже много значит. Никакой выгоды у него в этом деле нет. Спать я с ним не буду, он это знает. Он не стал бы врать, что мне грозит опасность. Что им руководит, Марта? Думай, думай, ответ как всегда на поверхности, его только надо увидеть.

Моя реальность на сегодня – Руслан, который находится в СИЗО, моя временная беспомощность в этом вопросе. Я готова заняться чем угодно, только бы отвлечься. Всё складывается так, что мне придётся устроить день рождения этому придурку.

Марта, ты же умная, даже не так – ты чертовски умная, надо исключить переход праздника в плоскость отношения мужчина – женщина. Потому что вот это точно нахрен не нужно, а Анцифиров может, он такой. Исключить алкоголь, исключить любое напоминание, что я девушка, которой он руки в трусы совал, а он мужчина, вот совсем не хочется всё испортить и отбиваться от похотливого кобеля. Включаем мозг. Мы познакомились детьми. Надо сделать детский день рождения. Да, с детским шампанским, тортом, детским подарком. Тогда энергетика будет соответствующая. Когда вокруг шарики, сладкий торт и игрушечный подарок, в последнюю очередь мужчина будет думать, как бы стянуть трусы и затащить в кровать.

Хорошо, торт, роллы, пицца – это я закажу, и главное блюдо – рисовая молочная каша с маслом и какао, а ещё бутерброд с сыром, а-ля детский сад. Это я сделаю. Будет забавно. Шарики. Тоже можно. Или ну их? Подумаю. Детское шампанское и детский подарок. Я зашла в интернет и залипла. В моём детстве в «Детском мире» не было такого изобилия. Сейчас столько интересных игрушек, в которые с удовольствием поиграла даже я. Квардокоптер! Железная дорога на радиоуправлении! Конструктор «ЛЕГО» из миллиона деталей, строй хоть застройся. В итоге я выбрала радиоуправляемого монстра Remo Hobby Smax 4WD RTR, детское шампанское и заказала доставку на 16 сентября. Наверное, монстр Remo Hobby, это круто. По крайней мере, ему будет интересно хотя бы один вечер.

Глава 12

Через два дня

Пара дней - это слишком мало для подготовки грандиозного праздника, в целом, ничего грандиозного я и не планировала.

Только успела закрыть дверь за курьером, как прозвучал сигнал телефона. Готовность номер «раз», значит, Серый скоро должен вернуться. В комнате уже стоял фонтан серебристых и черных воздушных шаров, совсем немного, но вместе с растяжкой «С днём Рождения» они создавали настроение. На самом видном месте я поставила торт со свечами, нарядную бутылку детского шампанского и упакованный в серебристую бумагу подарок. На кухне уже дожидалась сваренная молочная рисовая каша, роллы, разложенные по тарелкам, и его любимая пицца пепперони. Гастрономически наш вечер выглядел упакованным под завязку.

Утром как обычно – бег, душ, завтрак, «я ушёл». Всё. И никаких там «кстати, у меня сегодня день рождения». Обычный день. Всё, как всегда. И я сделала вид, что для меня тоже обычный день, что я не знаю про праздник. А праздник ли? За всё время рядом с Анцифировым я не могла не заметить его поразительное равнодушие к себе, иногда он как будто бы специально игнорировал свои потребности. Равнодушный, неэмоциональный, холодный, молчаливый. Бывало, я сомневалась, человек ли он вообще.

Звук открывающейся двери, возня в прихожей, щелчок выключателя, шум воды. Я ждала его в комнате, а он встал на пороге, опешив. Считывала эмоции с его лица. Разумеется, я не стала терзать его слух ужасными завываниями типа «happybirthdaytoyou», а просто подождала, когда удивление пройдет.

– С Днём Рождения.

– Спасибо, – глаза опустил, стесняется.

Открываю детское шампанское и протягиваю ему бокал, а он продолжает молчать и удивляться.

– Это тебе, – протягиваю ему коробку в упаковочной серебристой бумаге.

– Реально? Мне? Ты серьёзно?

Киваю головой, а он смотрит ошалело. На меня, не на подарок, и видимо, даже забывает дышать.

– Ну, давай! – делаю кивок головой, подсказывая, что очень жду, когда он развернёт упаковку, откроет коробку и увидит, что внутри.

Очень аккуратно Серый разворачивал упаковочную бумагу, стараясь не порвать. Я наблюдала за этим и недоумевала, это же простая упаковочная бумага.

А потом он увидел джип. Эмоции пробились наружу, совсем немного, но искренняя улыбка и секундный детский восторг, а затем он смутился и опять загасил искры.

– Спасибо, – смущенно улыбается.

– Нравится?

Головой машет:

– Да! А торт можно?

– Сначала ужин, – и я направилась на кухню.

Когда Анцифиров увидел в тарелке рисовую молочную кашу, готова поклясться, у него заблестели глаза. Да что ж за субъект такой со странностями?! Ну вот что для него может значить простая молочная рисовая каша? Извинился, вышел из-за стола. Когда вернулся за стол, то с роллами и пепперони было покончено, и как всегда, не торопясь, чуть прикрыв глаза от удовольствия. Поймала себя на том, что мне нравится за ним наблюдать. Я научилась делать это незаметно, сквозь ресницы, делая вид, что опустила глаза и разглядываю что-то внизу. Потому что каждый раз, натыкаясь на мой взгляд, он надевал маску равнодушия и начинал контролировать свои движения, мимику.

Позже я внесла торт и Серый, смущаясь, задул свечку. Большой красивый зелёный кусок торта в тарелке. И опять наслаждение в каждом жесте, в каждом движении, смакует каждый кусочек фисташково-малинового кондитерского чуда. Ещё чуть-чуть и заурчит от удовольствия.

– Чем займемся? Хочешь куда-нибудь? – спрашивает и в глаза заглядывает.

– Не-а, у меня идея лучше. Погнали смотреть «Как приручить дракона».

– А погнали, – он хрипло рассмеялся.

Позже мы смотрели мультики, раскинувшись на кровати, а когда я стала засыпать, предложила ему доесть торт и определиться, где он будет спать. Если он хочет смотреть мультики дальше, то тогда я могу лечь на раскладушке, он может остаться в кровати. Когда я вернулась из душа, он уже спал. Выключила свет, оставив лампу, чтобы не снести колени, когда буду пробираться в гардеробную. Присела на кровать, продолжая смотреть вторую часть «Как приручить дракона». А потом я отвлеклась и стала рассматривать его лицо. Надо же, а в детстве он выглядел гораздо проще. Но детально вспомнить лицо почему-то не получается, я же всегда старалась держаться от него подальше. Помню только глубоко посаженные глаза, холодный взгляд и специфичный прищур. Он стал совсем другой, очень мужественные черты, прямой ровный нос, что удивительно после стольких драк, губы. Я быстро отвела взгляд. Да, красивые чувственные губы. Обычно они сжаты или искривлены ухмылкой, поэтому не обращаешь внимание на форму. Заломы на лбу от того, что он морщится. Шрам на виске. Он как будто почувствовал, что я его рассматриваю, и перевернулся на живот, скинув одеяло. Твою мать. На его спине и плечах не было живого места. Шрамы. Разных размеров и формы. На разном расстоянии друг от друга. Я не удержалась и аккуратно дотронулась до большого грубого рубца, который неровно стянул кожу. И тут же отдернула руку. Подняла одеяло, накрыла его и вышла из комнаты.

Я закрыла за собой дверь-купе в гардеробную и включила стеновую панель подсветки. Его берлога. Хотя, если рассматривать детально, то ничего не изменилось в обстановке, кроме установленной и заправленной бельём раскладушки. На полке, где аккуратной стопкой разместились белые футболки, лежали его часы. Швейцарские. Я не очень разбиралась в мужских аксессуарах, но надпись Swiss Military Hanowa говорила сама за себя. Крутые часики. С хронографом. Выглядели они дорого. Припоминала с трудом, вроде это средний ценовой сегмент, но всё равно – Анцифиров и швейцарские часы, у меня это в голове не укладывалось. И тогда я решила рассмотреть ярлыки на одежде. Что ж, и здесь меня ждал сюрприз – Levi's, Tommy Hilfiger, Guess. Всё предельно просто, бесцветно, очень скудно, но это не вещевой рынок в райцентре, это даже не middle или mass-market уровень. Это выше среднего. Обувь – всего три пары. Reebok, GEOX, Ralf Ringer. Я почему-то вспомнила его задрипанные китайские кроссовки в школе. Сколько он в них ходил, года три? А сейчас вот это. Как ему удалось? Очень надеюсь, что законным путём. А вообще, он молодец.

Глава 13

Серый

Ковалевская смешная, когда утром выползает из кровати и хочет спать. Губы припухшие, и один глаз закрыт, не знаю, почему именно один глаз. И на все вопросы мычит, что не спроси – «Ууууу». Торможу себя. Постоянно торможу. Это чужая женщина. Нельзя.

На ноге у неё шрам. Огнестрел, сто процентов. Я эти следы ни с чем не спутаю. Как пулю словила? Куда она ввязалась? Где была четыре года?

Какая-то близкая она. Я никогда не жил с девушкой в одной квартире. Я ж даже просыпаться утром с ними не люблю, потому и не вожу к себе баб, или к ним, или нейтральная территория, а после секса свинтить по-быстрому, без вот этих всяких. Вот чёрт, а ведь это, действительно, первый раз, никогда не жил с девушкой. Да я вообще после школы ни с кем никогда не жил. Армия не в счет, это вынужденное проживание на одной территории, а когда дембельнулся, у Вовки прожил всего неделю. Уехал в город, снял квартиру и замутил с Мироном бизнес. Никогда я по собственному желанию ни с кем не жил. Всегда точно знал, что быт зависит только от меня, ни на кого полагаться не надо, я со всем справлюсь. Это мой первый раз.

А Снегурочка – неряха. Да ну на хрен! Ну как так-то? Не парится вообще. Вещи на место не кладет. Кружку за собой не моет. Сварила макароны, вода выкипела, разводы на кастрюле, плита вся замызганная. Фу. А душ приняла – воды по колено на пол налила, а волосы её везде. Вообще везде! Она лысеет что ли? Или специально их вырывает и ходит разбрасывает?

День рождения. Это вообще трындец какой-то. Выть хотелось. Вот как она узнала, что у меня в детстве не было ни одного дня рождения? Торт. Не было торта у меня ни разу, особенно с надписью. Свечка. Я так только в кино видел. Шарики какие-то. Охренеть. Подарок протягивает в упаковочной бумаге. Мне! Подарок! Открываю бумагу аккуратно, красивая такая, гладкая, пальцы скользят, нельзя такую красоту рвать. А там джип на пульте. А Ковалевская через плечо заглядывает и спрашивает: «Нравится?». Хорошо хоть не передо мной встала. Я глаза закрыл, зубы сжал и головой киваю, шепчу: «Нравится». Так, Серый, ну чего как сопля, а? Дыши давай.

Но прикончило меня другое, просто разметало на запчасти по всей квартире. Когда к столу позвала, а на кухне – каша рисовая с маслом. Комок сглотнул, головой киваю, «спасибо» говорю, а сам ложку в рот – как у неё получилось, вот откуда знает, как люблю, ведь даже прихватилась ко дну кастрюли, привкус такой, любимый. А тут вижу, что ещё какао и бутерброд. Улыбаюсь, извиняюсь и в ванную иду. Воду включаю и лбом в зеркало упираюсь. Глаза вытираю, умываюсь. Так, Серый, ты мужик или не мужик. Соберись!

Возвращаюсь за стол. И тут она про завтрак в детском саду говорит, какао, каша, бутерброд, и улыбается. Милая, да не был я никогда в детском саду, никто мне никогда завтраки не готовил. Улыбаюсь, опять головой киваю. Не надо ей это знать.

Почему она чужая женщина? Почему она не моя?

Проснулся утром от запаха, ею пахнет, Снегурочкой моей. Втягиваю воздух и задерживаю дыхание, нос щекочет её запах, а я в её постели. Накрылся одеялом по самые уши и подушку её к себе прижимаю. Лучшее утро. Так я ещё не просыпался.

***

Трехэтажный мат. Визгливый голос матери и её бормотание. Опять звук бьющегося стекла.

Пьяное нечленораздельное мычание этого алкаша. Я вижу его прямо перед собой и не могу сдвинуться с места. Он дышит перегарным смрадом мне в лицо, невидящие налитые кровью глаза смотрят мимо меня, рот перекошен яростью. И мне снова пять.

– Какого хрена ты, ублюдок, побираться ходил опять? К Нинке, соседке. А? – он хватает меня за шиворот и начинает трясти. От ужаса я не могу пошевелиться, руки и ноги меня не слушаются, и я висну в его руках как куль с мукой.

– Сколько раз говорить тебе, чтобы ты не ходил за калитку. И брать куски ни у кого не смей! Тебя как щенка подкармливают, твари! – он плевался неразборчивыми словами. Потом он швырнул меня в стену, рванул за провод кипятильник, лежащий неподалёку. Я мигом сообразил, что сейчас будет, и невзирая на ушибленную ногу, встал и побежал, в воздухе засвистел провод, и меня обожгло болью. Вспышки боли пронзают меня насквозь, провод свистит и свистит, местами кожа лопается и висит лохмотьями, на меня начинает опускаться тьма, и последнее, что я вижу, это перекошенное пьяное лицо и кривые раздутые губы, выплёвывающие: «Будешь ещё? Будешь ещё?»

Открыл глаза. Выдохнул. А на полу напротив меня сидит Марта в своей смешной мешковатой пижаме с жирафом, смотрит на меня озабоченно, с тревогой.

– Ты кричал, – тихо, полушёпотом, мурлычет.

– Это сон, не бери в голову, иди ложись, – прохрипел я, а потом вдохнул и попытался выпрямиться на раскладушке.

Но когда Ковалевская меня слушала? Продолжает сидеть и пялится.

– Иди и спи. Я в порядке.

– Ты разговаривал во сне.

– Слушай, Марта. Не испытывай судьбу, а? Ночью у моей постели тебе делать нечего. Надеюсь, с памятью у тебя всё в порядке?

– Почему ты говорил, чтобы он тебя не трогал? Кто тебе снился?

Вот, ёлки.

– Иди спи.

– Я не уйду. Закрывай глаза, и если он опять тебе приснится, я тебя разбужу, – так по-детски, серьезно и шёпотом.

Обнять её захотелось. Просто по-человечески обнять, за её странности все и душу глубокую, как море. Я сел на кровати, посмотрел на неё, и понял, что пока она в моей комнате, я не усну.

Глава 14

– Здорово.

Знакомый голос в трубке.

– Здорово, Лютик, ты как?

– Не до лирики, Серёг.

Лютик назвал меня по имени, значит, дело серьёзное. Я рывком отодвинулся от стола, встал и подошёл к окну. Пульс предательски подскочил – сдаёшь, брат.

– Говори.

– Ты просил за квартирой присмотреть. Так вот, не усмотрел я, ночью там ЧП произошло, взрыв газа. Пожар был, потушили только к утру. Там останки нашли, говорят, тело сильно обгорело, опознать невозможно. Женщина, предположительно, снимала эту квартиру, точно только после медэкспертизы скажут, – Лютик почти хрипел в трубку.

Я всё сделал правильно. Правильно, что забрал Ковалевскую. Кто бы за ней не охотился, пару дней, если повезёт, то неделю, она для них будет мертвая.

– Слышь, брат, есть выходы? Затянуть экспертизу надо.

– Чем смогу.

– Добро.

– До связи.

Марта. Нельзя ей говорить пока ничего. Пусть думают, что попали, пусть думают, что нет её. Ведь даже сомнений не возникает, целью была она. Теперь Волкову скажут, и он наделает какой-нибудь ерунды. Ну и пусть. Этот дебил не особо о Марте думал, когда подписывался под какую-то херню. Ни за что не поверю, что загребли их по случайности. Нет, где-то отметились, причём безмозгло, что теперь близкие под прицелом. Пошел он в пень, этот Волков. Снегурка моя, вот что важно. И всё же один вопрос в голове, кто та несчастная, которая оказалась не в том месте не в то время?

***

Я остановил машину возле «Леприкона» и начал парковаться в привычном месте. Пара движений, и Фольксваген идеально вписался в просвет между старым дубом и тротуаром. Время сейчас не самое популярное, бар должен быть пуст. Открыл переднюю пассажирскую дверь и подал руку Ковалевской. Вообще номер – я и руку кому-то подаю, джентльмен, ёлки. Вытекла моя Снегурка из машины, плавно, грациозно, как в замедленной съемке. Как у неё выходит так двигаться? В черных джинсах, зеленой рубашке навыпуск, с хвостиком, но выглядит, как будто с подиума забрал её. Мысли такие идиотские постоянно, когда она рядом, поэтому опять злюсь на себя и рычу на неё, чтоб поторапливалась.

Заходим в бар, привычный интерьер, старый кирпич, кованые светильники, тяжёлая мебель из плохо обработанного натурального дерева. Максим за барной стойкой кивает мне. Я сразу нахожу глазами Матвея, который тут же встаёт и удивленно расплывается в идиотской улыбке, едва замечает меня с девушкой.

Когда подхожу к нему, как обычно хлопаем друг друга по плечу, жмём руки.

– Это Марта, одноклассница моя, – киваю я на Снегурочку.

– О, Марта, значит, – Матвеенко ухмыляется и играет бровями.

– Жена Волкова, – обламываю я его, а заодно и себя.

– Ааа, понятно, – Матвей сник. – Волкова, значит.

– Ковалевская, – Марта тянет ему руку.

Матвей оборачивает рукопожатие поцелуем руки. А потом натыкается на мой лютый взгляд и немного теряется.

– Игорь, – представляется он.

– Матвей, – перебиваю я его, обращаясь к Марте. – Зови его Матвей, его все так зовут.

То, что Матвиенко – бабник, я знал и никогда не придавал этому значения. Пару раз мы даже вместе ходили по бабам в увольнении в армейке. Но как только он распушил хвост перед Мартой, готов был дать ему хороших звездюлей. Прожигал его насквозь моим испепеляющим фирменным взглядом, ждал, что этот придурок всё поймёт и угомонится. Но нет. Игорёха включил обаяшку. И я приготовился выключить Игорёху. Тут я перевел мой взгляд на Снегурочку и повеселел. Марта была спокойная, мило улыбалась, даже смеялась, но было видно, что все старания Матвея были тщетны, уж кому как не мне знать, когда она энергетикой разбрасывается и сияет. Я самодовольно улыбнулся, молодец девочка, так его.

– Сложно там всё. Адвокат, конечно, хорош. Но там не правовое поле, там административный ресурс задействован по полной.

Матвей разглядывает столешницу, мнется. А я откинулся на диван, утопленный в нишу, и, спрятавшись в тень, уставился на Снегурочку.

– Какие шансы? – Ковалевская ёрзала на стуле как школьница, это с головой выдавало её волнение, хотя внешне она очень хорошо держалась.

– Я не адвокат, – начал было Матвей.

Она перебила его:

– Какие?

– Да, что тут. Хреново дело. До двадцати лет маячит. Организованную группу им вменяют. Даже если адвокат финт ушами сделает, то это минимум десятка.

– Как так? Он же не виновен. Он ничего не сделал!

– Да это понятно, Марта.

– Что я могу сделать? Чем я могу ему помочь?

– У Волкова на счету вдруг оказалась очень крупная сумма, можно сказать, за час, как его взяли. Можешь выяснить, откуда растут ноги?

– Господи, да это же смешно! Кто ж берет взятку переводом на карту! Ну он же не идиот.

– Ну, прокуратура считает иначе.

Закончив разговор, мы распрощались с Матвеем и поехали домой. Всю дорогу в машине стояла гнетущая тишина.

Глава 15

Ну, что ей рассказать? А, самое главное, как это сделать. Она же девочка из хорошей семьи, всё это для неё – дичь.

Когда мне было восемь, органы опеки забрали нас троих младших в cоциально-реабилитационный центр на два месяца после зимних каникул. Он похож на детский дом, только это ненадолго, после него всегда возвращаешься домой.

Сначала нас передали в приёмник, где сразу разделили. Настьку увели в женский блок. Обоих осмотрели врачи, потом нас с братом подстригли наголо – у Витьки нашли форму 20. Меня из-за следов от ожога поместили в карантинный бокс – подозревали стригущий лишай, и в группу к остальным я попал только через четыре дня, пока ждали результаты моих анализов. Что я делал в карантинном боксе в полном одиночестве? Спал. Впервые за восемь лет почувствовал себя в безопасности, одиночество, тишина и кипенно-белое постельное белье, пахнущее стиральным порошком и немного хлоркой. Пахнущее чистотой. Нянечке приходилось меня будить, чтобы поел, потому что сам я не просыпался. Я привык контролировать чувство голода и не обращал на него внимание – спал спокойно за все восемь лет. В первый же день полюбил рисовую молочную кашу с кусочком сливочного масла. Вкуснее ничего на тот момент я не пробовал. Кашу варили из настоящего коровьего молока с фермы, иногда оно немножко прихватывалось к дну бака, что придавало каше такой особенный вкус. Я сидел на кровати и облизывал ложку. А потом был стакан сладкого чая и кусок серого хлеба с маслом. Мне делали замечания, что есть надо за столом, но мне было всё равно, к своим восьми годам есть за столом я не привык.

Все дети в моей группе были доставлены в центр по результатам рейда, кого-то подобрали с улицы, отмечу, что таких было мало, всего пара человек, а кого-то забрали из дома. Некоторые были здесь уже больше двух месяцев в ожидании распределения в детский дом. А кого-то, как меня, планировалось вернуть родителям. Порядки в группе были сносные, дедовщины не было, за этим строго следили. В большинстве своем, настрадавшиеся дети устали от насилия и не хотели самоутверждаться за счет слабых хотя бы здесь. По рассказам бывалых, так происходило не всегда, но наш состав группы отличался добротой и участием, даже цыгане были со всеми на одной волне. Витьке повезло меньше, у подростков обстановка была жёстче, но тоже терпимо.

Впервые за два года я надел чистую одежду, потому что мне принесли её чистой. Её кто-то постирал и выгладил, и мне не пришлось никого просить или самому таскать воду, чтобы в замызганном тазу на стиральной ребристой доске с куском хозяйственного мыла пытаться привести в человеческий вид мои обноски. Одежда мне доставалась от старших братьев, иногда что-то отдавали соседи. Новых вещей в детстве у меня не было никогда.

Мне понравились чёткие правила, распорядок дня и конкретные требования. Я вставал по будильнику, учился, выполнял то, что от меня требовали. И всё это делал с удовольствием. А ещё мне понравилось работать в детской столярке. В центре было много кружков, где каждый мог проявить себя, но меня больше привлекала художественная обработка древесины. Мне нравился её запах, нравилось чувствовать пальцами фактуру дерева.

Особым удовольствием в центре была для меня еда. Всё было очень вкусно, кое-что я пробовал впервые. Мать иногда готовила, и при том, что продуктов всегда был минимум, у неё всегда получалось вкусно. Вкусная еда – это трезвая мать и какой-то покой хотя бы на пару дней. Чаще готовила сестра или кто-то из братьев, а там что получалось, то получалось. Если тебе не нравилось, то приготовь себе сам. Иногда мать была в запое по две недели, и ждать, что она очухается и приготовит что-нибудь было глупо. Поэтому большую часть времени еда у меня была не очень вкусная и некалорийная. Фрукты мы видели только в сезон, это были кислые яблоки и мелкие груши, конфеты у нас были раз в год. Нам привозили социальные новогодние подарки.

В центре для детей организовывали досуг, экскурсии, поездку в музей и театр. Я никогда не был в театре до того момента. Это был мой первый раз. Это была особая торжественная атмосфера, такая, что у меня невольно создалось ощущение праздника. Мы сидели в первых рядах на обшитых бархатом креслах, и я глазел на красный тяжелый бархатный занавес. Потом поднял глаза и увидел хрустальные люстры, аж глаза запекло. Я не знаю, почему решил, что это именно хрусталь. Никогда не видел прежде хрусталь, но в моём понимании это было ценнее, чем простое стекло, и тогда я был уверен, что те люстры стоят целое состояние. Мне не объяснить моего детского восторга в тот момент. У меня была тяжёлая жизнь, очень скупая на радости и впечатления. И иногда во сне я до сих пор вижу себя, сидящего в третьем ряду, в красном бархатном кресле, поднимающим голову к потолку и разглядывающем люстры.

Когда на сцене я увидел Снегурочку, у меня перехватило дыхание. Волшебная красивая сказка для пацана, выросшего в грязи. Нереально красивая актриса, плавные грациозные движения, лебединая шея. Навсегда запомнил, что её звали Валентиной Смирновой, и я до сих пор могу воспроизвести в памяти ту самую афишу.

А через три года красота неземная волшебная к нам в класс вошла, с именем весенним – Марта. Такая же красивая как та Снегурочка из сказки, те же чёрные озёра в пол лица, косы чернющие, длинная шейка и грусть неземная.

Марте об этом рассказать? Да и зачем? Серый, чужая женщина, не твоя.

А она не унимается никак, я начинаю терять терпение.

– Почему нет? – упрямо продолжает пытать меня Снегурочка.

– Марта, да угомонись уже, – раздражаюсь я.

– Понятно, в общем, – она фыркнула. – И так всё знаю.