Верни меня домой: Без веры в отчаяние

Глава 1. В которой борьба с собственным разумом перестает быть простым оборотом речи

Вспоминая в будущем это время, я никак не могла поверить самой себе, что подобное вообще может приключиться со мной. И хотя особенной удачливостью я особенно не отличалась, все было ни больше, ни меньше, чем у всех. Как все ходила в школу, как все делала уроки, дружила с подружками, ходила в кино, каталась на велосипеде и лазала по деревьям. Потом закончила эту самую школу, затем колледж, университет, началась работа. Звезд с неба не хватала, интриги не плела, особенно ничем не увлекалась и плыла по течению. И в самый обычный вечер, после самого обычного дня, погрузившись в самый обычный сон, я навсегда попрощалась с этим самым обычным миром.

Жуткая боль, словно кто-то методично бьет меня по голове, заставила вырваться из полусонной дремы. Я с силой втянула в себя горячий воздух и распахнула глаза, о чем моментально пожалела. Яркое солнце полоснуло по глазам режущей вспышкой, которая отдалась новой болью в затылке. Прежде чем вернуться в темноту, я почувствовала, как кто-то приложил к моим пылающим щекам холодную мокрую тряпку.

Я много раз слышала, что в коме люди ходили по каким-то тоннелям, видели себя в прошлом или в будущем, им мерещились странные комнаты, странные люди и являлись другие видения. Я же видела только тьму и огонь. Огонь страшный, пылающий, пожирающий. И голос. Мне казалось, что это голос самой смерти. Он пронизывал до мозга костей, сжирал душу изнутри, уничтожал меня саму и смеялся. Смеха более жуткого я не слышала ни в одном, даже самом страшном, фильме. Ведь с экрана тебе ничего не угрожает, не то, что перед огненным оком. И мне казалось, что это оно говорило со мной. На страшном, резком языке. Я не знала, что оно говорило, но с каждым словом мне хотелось исчезнуть, спрятаться и больше никогда не слышать, и не видеть его.

Я приходила в себя еще несколько раз. Но силы удержать себя в сознании не было, и я снова и снова впадала в беспамятство. За эти секунды, что мне удавалось урвать у рассудка, я поняла, что мое тело куда-то везут, что лежу я на чем-то колком и неудобном, и что рядом постоянно кто-то сидит, обтирая мое лицо водой. Я решила, что это мама с беспокойством дежурит у кровати своей дочери. Вот только куда меня везут? И почему так трясет? Ведь если уж на то пошло, я должна быть в больнице, в реанимации. Куда там можно возить по таким горбылям и ухабам? Но думать об этом было больно и я вновь теряла сознание.

Такие яркие звезды светили над моей головой, когда я с силой вырвалась из той огненной тьмы, что стискивала меня уже так долго. Тело болело и не слушалось, в голове стучал набат, а глаза с удивлением рассматривали незнакомые созвездия на ярко синем небе. Не было слышно такого привычного гула машин, никакого пиканья приборов, никакой реанимации. Только какая-то пустошь, ржание коней, потрескивание кузнечиков и звездное небо. И запах. Такой непривычный терпкий запах трав, лошадиного навоза, дыма и пота. «Это мне нравится больше, чем та жуть», - подумала я, собирая все свои силы, чтобы просто повернуть голову набок. Теперь стало понятно, что меня так кололо. Я лежала на какой-то грубой ткани, брошенной поверх соломы. «Видимо, я все еще в коме, а это все мне только видится. Симпатично, но уж больно жёстко», - флегматично подумала я и закрыла глаза. Сил не осталось, и я снова ухнула куда-то в темноту.

Опять этот голос, опять это пожирающее пламя, но мысль о звездах и теплой ночи грела мне душу и исцеляла. Жуткая тьма смеялась надо мной, но мне было все равно. Я устала ее бояться. Я боролась и сражалась, чтобы хоть на миг вырваться снова туда, где хоть и было жестко, но так спокойно и тепло. И раз за разом мне все легче это удавалось, хотя и не совсем так, как мне бы хотелось.
На мое удивление, у меня не получалось вернуть свое сознание в ту волшебную ночь под звездами, где было так спокойно и хорошо. Мне казалось, что стоит мне только очень сильно захотеть, подчинить свой разум, как он вернет меня туда. Ведь в эту гребаную пылающую тьму я возвращалась раз за разом! Но нет, каждый раз я видела что-то новое: то рядом со мной оказывался какой-то парнишка, громко сопя, обтирающий мне лицо мокрой тряпкой и что-то завопивший, стоило мне приоткрыть глаза, то на меня сверху капал дождь, и солома становилась как мокрая каша, то я видела женщину, тихо плакавшую у моей головы. Неизменным оставалось одно – повозка, на которой меня куда-то везли.

«В любом случае, это лучше, чем этот кошмар», - размышляла я, из-под прикрытых век наблюдая за тем самым мальчиком, которого уже видела пару раз. Сейчас он сидел у меня в ногах на краю повозки и что-то напевал себе под нос, болтая ногой и жуя яблоко. «Интересно, что мой мозг хочет мне этим сказать», - вяло думала я. – «Может, что я медленно отхожу в мир иной, а этот мальчик меня сопровождает? А та женщина – плакальщица? Или она тоже едет со мной? Интересно, если это так, то от чего я умерла? Ничего же не предвещало». От этих безрадостных дум меня отвлек уже знакомый вопль мальчика, который стал для меня новым открытием. Я точно знала, что никогда не слышала языка, на котором он болтал. Но ясно понимала, что именно он говорил.

– Она очнулась! Мама, она очнулась! Глаза открыла и снова смотрит.

Телега остановилась, надо мной нагнулась женщина, до этого видимо сидевшая на козлах.

– Не кричи так, беду накличешь, - шикнула на него женщина.

Она спрыгнула на землю, затем забралась на повозку рядом со мной.

– Как ты, дочка? – женщина достала флягу, отвинтила крышку и прижала к моим губам, другой рукой придерживая голову, чтоб я не захлебнулась.

Дочка??? Это так мой мозг представляет маму? Вот это поворот. А этот парнишка что, мой брат? Да у меня в жизни братьев не было, мозг, ты чего?

Пока я переваривала новую информацию, женщина достала кусок хлеба, и разминая в руках мякиш начала меня понемногу кормить. Вкус был непривычный, чуть солоноватый и немного терпкий. Такого хлеба в магазинах не продают.

– Ешь, девочка, тебе нужно набираться сил, - приговаривала она, разминая в пальцах хлеб. – Нам недолго осталось ехать, ты почти все проспала. Глядишь, в Эдорасе тебе помогут. Моя сестра там живет, у нее остановимся. Ох, не было печали, и ведь и хлеб поспел в этом году, и табун новый Радомер пригнал. Ну да ничего, наш король что-нибудь придумает, - и украдкой вытерла слезы со щек.
Эдорас? Король? Что-то не похоже на загробный мир. И про какой-то хлеб говорит. И вообще, с какого перепугу я ее понимаю? «Сколько вопросов и ни одного ответа», - мрачно подумала я, медленно глотая собравшуюся во рту тюрю из хлеба и воды.

Глава 2. В которой Эдорас оказывается городом, а окружающий мир - совсем не загробным

Проснулась я от того, что меня кто-то куда-то потащил. Приоткрыв глаза, я увидела… броню? Я бы их протерла, но сил поднять руки не было, так что пришлось поверить собственным глазам. Кто-то в жесткой броне, обтянутой кожей, меня куда-то нес. Вокруг было темно, рядом кто-то торопливо перебирал ногами и освещал дорогу факелом. Ей Богу, я будто в средневековье попала. Броня, телеги, лошади, факелы, что дальше, мозг?

– Куда заносить? – приглушенный голос раздался сверху.

Приглядевшись, в скудном свете факела, я разглядела немолодое лицо мужчины, на треть скрытое бородой, а на другую треть – шлемом. Средневековье в чистом виде! Я такого даже в музеях не видела. Ничего такой шлем. Хотя в потемках разглядеть что-то сложно.

– Сюда, господин, - скрипнула дверь, кто-то ахнул, засуетился.

– Кладите сюда, - голос новый, его еще ни разу не слышала. А с факелом, видимо, шла та женщина, которая меня дочкой называла.

Меня уложили на что-то мягкое, не чета соломенной подстилке! И хотя спать хотелось ужасно, любопытство пересилило, и я старательно держала глаза хоть немножко открытыми. В каморке горела свеча, а факел, как я поняла, оставили на улице. Правильно, чего потолки коптить.

– Спасибо вам за помощь, рохеррим, - проговорил знакомый женский голос. – Не знаю, как бы мы справились без вас и вашего отряда.

– Время нынче неспокойное, - отозвался «рохеррим». – Эти окаянные все не уймутся, нападения участились. Вы не первые беженцы, что стремятся в столицу за спасением. Мы теперь чаще патрулируем подножие холма, чтобы помочь таким, как вы. Ваша деревня сильно пострадала?

– Сгорела дотла, - в голосе женщины зазвенели слезы. – Почти никого не осталось, только мы втроем, да еще старик Кадормер успел сбежать, но не выдержал долгой дороги – умер от ожогов и ран.

Другая женщина охнула и, судя по звуку, осела на пол. Только сейчас я заметила, что мужчин было двое – рохеррим и еще один. Вот он и подхватил оседающую мадам под руки.

Что-то я не пойму. Какие-то нападения, какая-то столица, пожары, патрули. Война что ли началась? Тогда это объясняет мое резкое впадение в кому.

– Я доложу об этом командиру. Слишком эта орда осмелела, пора бы приструнить, - решительно заявил рохеррим. – Девчонке сильно досталось?

– Мы нашли ее у кузницы с пробитой головой. Едва живая была, когда мы ее на телегу втащили. Думали помрет, не довезем. А она крепкой оказалась, в беспамятстве дней десять провалялась, а потом вдруг заметалась и очнулась. Правда снова отключилась, но с тех пор часто приходит в себя, вот молимся, чтобы не околела, да с ума не сошла. Удар ей сильный достался, вся голова в крови была, едва отмыли.

– Дочка ваша?

– Племянница по мужу, - моментально отозвалась женщина. – Родных у нее не осталось, так что теперь за дочку мне.

Ага, это кое-что проясняет. Она мне не мать, а тетка, и тем более, даже не кровная. У какой-такой кузницы я валялась с пробитой головой еще придется выяснить.

– Я дам знать нашему знахарю, что хворых у него прибавилось, - произнес рохеррим, глядя на меня. – Не стану вас больше задерживать, доброй ночи.

Женщины его еще раз вразнобой поблагодарили и выпроводили за дверь.

– Бдишь? – я даже не сразу поняла, что этот низкий грубый голос обращается ко мне. – Ну-ну, какая бледная и тощая, как в тебе только дух держится, - оставшийся мужчина, мрачно сдвинув брови, склонился надо мной и внимательно начал разглядывать мое лицо. Стало немного жутко.

– Эродвин, перестань, - одернула его за плечо незнакомая женщина. – Сестра почти двадцать дней ее с того света доставала чтобы ты ее до смерти напугал? Здравствуй, дочка, - о, это она уже мне. – Пить хочешь?

Каким мягким стал ее голос, когда она обратилась ко мне. Так разговаривают только со своими собственными детьми, или с умирающими. Ее ребенком я не была, а подыхать не особенно стремилась, так что стоило еще разобраться, что к чему.

Пить хотелось, так что я моргнула. Она тут же налила что-то в глиняный стакан, и приподняв меня за плечи, прислонила его к моим губам. Пахло чем-то кислым, отдаленно напоминая молоко. На вкус не напоминало ничего, из всего, что я когда-либо пробовала.

– Ну-ну, так скуксилась, будто кумыса никогда не пробовала, - усмехнулась женщина. Так это кумыс.

Если не ошибаюсь, это что-то связанное с лошадиным молоком.

– Так может она не от него скуксилась, а болит чего, - предположила моя попутчица-тетка. – Надо бы ей корсет ослабить. В дороге я этого делать не стала, мало ли что у нее со спиной, а так хоть солома в синяки не жала.

Корсет?! На мне корсет? Нифига себе, мозг, ты совсем того? Я же никогда не носила корсетов, а ребра ныли – так я думала, мне и по ним досталось. Хотя одно другого не исключает.

Эродвина и мальчишку выгнали спать, корсет мне расшнуровали, верхнее - верхнее! - платье стянули, оставив меня в одной видавшей виды рубахе, в красных пятнах от ворота до подола. Увидев это, женщины запричитали, завозились, затопили печь в соседней комнате, нагрели воды в лохани и раздев меня донага, обтерли сначала просто мокрой тряпкой, а затем натерли какой-то смесью трав, которая приятно пахла мятой, вереском и полынью. Потом они поохали над моей головой, кое-как прополоскали мои волосы и обсушили теплой льняной тканью.

Во время этих процедур я поняла, что на моем теле почти нет живого места. Почти везде, где меня касались, кожа то саднила, то болела, из чего я сделала вывод, что как минимум четыре крупные ссадины у меня на плече, на обоих коленях и на затылке, а еще ладони стерты в кровь, а тело усыпано синяками и гематомами, так и не зажившими за почти три недели. Вот это меня перемололо, конечно. Меня что, фура сбила? Или какой-нибудь лихач на тюнингованном паркетнике влетел? И это такой загробный мир? Они меня к испытаниям готовят, что ли? К прохождению всех кругов Ада? «Хотя я себя так чувствую, будто хотя бы половину уже из них прошла», - про себя хмыкнула я.

Глава 3. В которой я стараюсь не истерить, осваиваюсь и знакомлюсь с новой "мной"

Судя по всему, Эродвин поделился с Руфтой и Эорлой новостью о моём прорезавшемся голосе, так как за ужином они активно пытались меня разговорить. Но мне было не до них. Осознание того, что меня каким-то образом перебросило в другой мир и другое тело, все никак не хотело приходить. Хотелось плакать, кричать, биться головой об стену, но вместо этого я медленно жевала хлеб, запивая его молоком, и старательно игнорировала суетящихся вокруг женщин.

– С ней что-то не так, - тихонько шепнула Руфта сестре, когда они вечером рукодельничали в маленькой горнице, за стенкой от комнаты больной. – Мне кажется, наши молитвы не были услышаны, или она всегда такой была?

– Нет, не была, - удрученно покачала головой Эорла. – Этель не была особо бойкой, но и в себе не замыкалась. Любила ленточки всякие, косички себе плела, с братом на лошадях соревнования устраивала – как и все дети, ничего особенного. Нет, такой она не была.

– Бедная девочка, - вздохнула Руфта, распуская неудавшийся ряд на вязаном носке. – Какие горести свалила на нас эта война. Эродвин сказал, она спросила его, не умерла ли она. Видать, сама осознавала, что уже одной ногой в могиле.

– Как тут не осознавать, - горько хмыкнула ее сестра. – Она ведь всю семью в том пожарище потеряла. Орки совсем распоясались, никакого спасу от них нет. Вот уже больше месяца прошло с тех пор, как нашу деревню сожгли, а король все медлит. Приграничные деревни полыхают одна за другой, беженцы идут в столицу, его собственный сын погиб, а он… Эх, - она уткнулась лицом в рукоделие и заплакала.

– Ну-ну, дорогая, не плачь, - Руфта отложила вязание и крепко прижала сестру к груди. – Слезами горю не поможешь. Вряд ли орки осмелятся напасть на столицу, а там уж видно будет, на короля роптать – беду кликать. Он ведь тоже человек, говорят сейчас хворает дюже. Да и сын у него погиб, единственный, наследник. Не будем худое говорить, лучше порадуемся, что сами живы, да девочку выходили. Еще недельки две, и она у нас с тобой забегает.

Руфта продолжала что-то говорить о светлом будущем, о женихе для девочки, о славных победах рохерримцев и их храбром короле.

А за стенкой я оплакивала свою семью. Нет, не ту, которая сгинула в пожарище на границе Рохана и Изенгарда, а ту, что осталась где-то на просторах вселенной. Я плакала и мысленно прощалась с ней, так как в эту минуту отчаяния мне казалось, что я больше никогда ее не увижу, ведь попасть обратно в свой мир и в свое тело не представлялось мне возможным.

Я проплакала всю ночь, и на утро выглядела хуже, чем когда меня привезли. Об этом мне сообщил сынишка Эорлы, Кеорнвир, кстати, но мать называла его просто Кор. Некоторое время собираясь с духом, я наконец заговорила:

– Простите, у вас нет зеркала?

От моих слов Эорла, а я обратилась именно к ней, вздрогнула и развернулась ко мне, словно не веря своим ушам. Потом она тряхнула головой, кивнула и ушла в дальнюю горницу, откуда вернулась с небольшим ручным зеркалом в резной деревянной оправе.

– Вот, держи, - она протерла его краем передника и протянула мне. – Никак прихорашиваться удумала, - она добро улыбнулась и вернулась к своим делам.

Я выдавила из себя слова благодарности, сконфужено улыбнулась и, прижав зеркало к груди, спряталась за углом дома. Решимость меня покинула. Еще минут пять любопытство боролось со страхом, но все же женская натура пересилила, и я вытянула перед собой зеркало.

«Ну что ж, могло быть и хуже», - подумала я, разглядывая худощавое бледное лицо в обрамлении светлых густых волос, стянутых в сложную тугую косу. Не красавица, но сойдет. В конце концов, я только соскочила со смертного одра, мне не положено слыть непревзойденной красотой. Хотя, насколько я поняла, здесь ценились сильные и уверенные женщины, способные и мужа приструнить, и детей в дом загнать, и мечом по надобности помахать, и коня на скаку остановить. Кстати, о конях. Их тут подозрительно много. Где-то я читала, что раньше ездового коня иметь было роскошью, в основном на них пахали, да телеги возили. А тут, куда ни плюнь – лошади. И все, от мала до велика, умеют сидеть в седле.

«Что-то мне это напоминает», - мелькнуло у меня в голове. «Эдорас, кони, дурацкие имена, средневековье, мечи, платья на корсетах. Где-то я это уже видела», - размышляла я, ловя зеркальцем солнечных зайчиков. Чем привлекла внимание любопытной лошадиной морды, выглянувшей на меня из стоила. Не заметив этого, я продолжала пускать зайчиков, а любознательная лошадка, пофыркивая приблизилась ко мне и ткнулась лбом в плечо, явно в поисках чего-то вкусного.

– Ой, - от неожиданности я отскочила и уставилась на коня, а он на меня. Честное слово, я впервые в жизни смотрела в глаза лошади и читала в них искреннее недоумение. – Ну, либо я схожу с ума, либо ты у нас хорошая и не кусаешься, - я медленно протянула руку и коснулась лошадиной морды. Та доверчиво подставила холку под мои руки и довольно фыркнула. – Какая же ты хорошая, интересно, как тебя зовут? - я с удовольствием перебирала темную гриву и почесывала гладкую шерстку.

– Его зовут А́руф, это конь твоего отца, - услышала я за своей спиной.

Развернувшись, я увидела Эорлу, внимательно вглядывавшуюся в мое лицо.

– Неужели, ты его не узнала? – серьезно спросила она, сдвинув свои широкие брови. Я лишь покачала головой. – Зачем тебе было нужно зеркало?

– Я хотела посмотреть на себя, - мне вдруг стало совестно, непонятно почему.

– Что ты имеешь в виду? – лицо женщины мрачнело на глазах.

– Я… не помню, - нашлась я.

– Совсем ничего?

– Совсем, - кивнула я.

– Ни отца, ни мать? – Эорла не верила своим ушам.

– Никого и ничего, - я скованно пожала плечами. – Я даже не знала, что такое Эдорас, пока Эродвин мне не показал.

Эорла стояла передо мной с таким лицом, будто ее обухом по голове ударили. Вдруг по ее щекам хлынули слезы, она порывисто обняла меня и крепко прижала к груди.

– Ничего, девочка, ничего, - она плакала, и одновременно целовала и гладила меня. – Прорвемся, я все-все тебе расскажу, и про маму, и про папу, и про брата твоего. Он ведь жив, наверное, только давно от него нет вестей. Ну ничего, я все-все тебе расскажу, покажу и научу, ты главное не отчаивайся.

Глава 4. В которой все одновременно встает на свои места и приводит меня в еще большее отчаяние

И все-таки мне не давала покоя мысль, что все происходящее со мной и вокруг меня если не розыгрыш, то точно плод чьей-то фантазии. Причем фантазер этот явно тащится от фэнтези, каламбур, однако. Потому как я выяснила, что деревню мою сожгли орки, которые в последнее время совсем осмелели и нападают не только на зазевавшихся путников или торговцев, но и на целые поселения. Говорят, им покровительствует какой-то Белый Колдун, потому что они отмечены Белой Дланью. Ей Богу, попахивает Толкиеном.

Я читала эту книжку, видела прекрасные экранизации, но на большее меня не хватило. Даже Сильмариллион не осилила, так он вроде назывался? Короче говоря, до дыр не зачитывала и до посинения не засматривала. Мало ли в мире хороших фильмов? И я не все успела посмотреть.
Когда я услышала про существование эльфов и гномов, в которых здесь верили, но никогда не видели, я начала сомневаться в своем решении, сразу отмести сказку профессора-лингвиста. Орки, гномы, эльфы, короли, колдуны… Меня начали терзать смутные сомнения.

И вот, худшее из моих предположений подтвердилось через несколько дней. Вечером Эродвин, по настоянию Руфты, в который раз повел меня осмотреть город. Он много рассказывал о том, кто и когда строил дома, знал ли он их хозяев, кто был королем, когда строили дворец.

– Как зовут нынешнего короля? – полюбопытствовала я, рассматривая монументальное здание, возвышающееся над своими подданными и страной в целом.

– Теоден, сын Тенгеля, - отозвался мой попутчик, любуясь гордыми знаменами, реющими над страной.

«А картинка-то складывается», - мрачно подумала я. - «Дай Боже, если вся эпопея с Кольцом уже закончилась, а это какой-нибудь другой Теоден».

– Ты что-то снова приуныла, - Эродвин повернулся ко мне. – Замерзла? Или пытаешься чего-то вспомнить?

– Обидно, что ничего не помню, - нашлась я. – Всему приходится учить, как маленькую.

– Да-а, но тут уж ничего не попишешь, - кивнул мужчина. – Не было бы войны, а там уж научим всему, да напомним. С тобой не хлопотно, - он добро улыбнулся, – не бузишь, не ерепенишься, все как надо выполняешь. Не боись, прорвемся.

Я только кивнула. А что мне еще отвечать? Комплименты своеобразные, конечно, но в них свой шарм. Задумчиво оглядевшись, я шагнула в сторону. И правильно сделала. Прямо из-за угла, не сбавляя скорости, выехали три всадника. Четыре, как мы увидели, когда они спешились. И тут мне стало плохо. Высокий старец с белыми волосами и внушительным посохом, грозный воин, залитый потом, кровью и грязью, остроухий эльф, даже издалека похожий на Орландо Блума в молодости и гном, что-то бухтящий себе в бороду. Етить-колотить, вот это я попала.

– Глянь, какие уши, - шепнул мне Эродвин, кивая на эльфа. – А говорили, что сказки все эти эльфы и гномы. А вон, глянь, вон они. Орки не сказка, а эти - сказка! Они всяко покрасившее будут этих отродий, - он хмыкнул себе в бороду. – Ты чего такая бледная?

Но я его не слышала. В моей голове яростно крутились шестеренки. Огненное Око, мерещившееся мне, ни дать, ни взять – Око Саурона. И тот жуткий голос тоже его. А Эдорас, вот этот самый Эдорас – тот самый? И Теоден, наш король. И эпопея с Кольцом ни черта не закончилась. И если прямо передо мной Гэндальф, а если верить сюжету, это он и есть, то может быть он сможет мне помочь? Может в его силах вернуть меня домой? И кем я буду, если упущу свой шанс?

Видимо, зависла я надолго и конкретно. Эродвин тряс меня за плечи и настороженно заглядывал в глаза.

– Этель, чего с тобой? – на этот вопрос я не ответила и, стряхнув с себя его руки, огляделась.
На небольшой площади собралась маленькая толпа любопытных. Как же, эльфов и гномов только в легендах видели, а наяву на те, прискакали. Вот и пришли поглазеть. Да время неспокойное, отважных немного, мало ли с чем пришли, с миром или с горем.

Судя по боевому настроению Теодена, все пока идет по сюжету. Вот он спускает с лестницы Гриму Гнилоуста, вот собирается отрубить ему голову, вот Арагорн его останавливает. Не, ну почти как в фильме. Но страшнее, потому что наяву. Вот Грима вскакивает и, расталкивая людей, пытается сбежать. Вот он толкает меня плечом и оглядывается… И в его белесых безумных глазах я вижу Око. Он отшатывается от меня, как и я от него, едва не падая в руки Эродвина. Голова становится ватной. Снова страшно, снова этот голос звенит в ушах, но не так ярко, как в беспамятстве. Будто эхо в горах.

Я вижу, как улепетывает Грима, вместе со всеми преклоняю колена перед выздоровевшим королем. И поднимая взгляд, я вижу Гэндальфа. Он что-то говорит эльфу и уже разворачивается, чтобы вместе со всеми скрыться во дворце. Я бросаюсь вперед, вырываясь из рук Эродвина.

– Гэндальф! – и сама себя не слышу. Голос Мордора нарастает, шепчет, смеется. Саурон будто вспомнил обо мне, взглянув глазами Гримы.
Все оборачиваются на меня и удивлением ждут продолжения, а у меня язык заплетается и мысли путаются.

– Помогите мне, - едва проговариваю я. – Помогите мне, прошу.

Смотрят на меня, как на умалишённую, да я так и выгляжу – платье сбилось, волосы на ветру растрепались, на лбу испарина, глаза дикие. А в голове набатом раздается голос Саурона. Я не понимаю его, но мне страшно.

– Чем тебе помочь? – Гэндальф делает шаг в мою сторону, и я уже открываю рот, чтобы снова взмолиться о помощи, как мои плечи обхватывают жесткие руки Эродвина.

– Простите ее, господин, - черт бы тебя побрал, Эродвин! – Она из приграничных деревень, ее недели три назад привезла тетка. Вся семья сгорела, орки постарались, окаянные. А ей по голове досталось, как только не сгинула, одному Небу известно. Только памяти лишилась, ничегошеньки не помнит. И ей кажется, что важное чего-то забыла, вот вспомнить не может, - как заговорил-то, а скорость!

– Видишь, к чему привело твое бездействие? – Гэндальф указал на меня, но говорил уже с Теоденом.

– Сколько еще таких на твоей земле?

– Вижу, друг мой, вижу, - с горечью ответил Теоден, глядя на мои попытки вырваться из рук старика. – И искуплю.

Глава 5. В которой меня настигает отчаяние, я предпринимаю попытку повлиять на сюжет и переживаю жуткую ночь в Хельмовой Пади

– Этельвин, что же ты устроила, - тихо причитал Эродвин над моим ухом. – Чего раскричалась, чего разбушевалась? Зря только похвалил тебя, вон какая ты у нас оказалась, стыдно, - он попытался меня поднять, но силы в его руках были не те.

Не захотел меня даже выслушать! Каков волшебник, а? А Толкиен писал, он добрый, этот Гэндальф Белый. Хотя некогда ему до меня, кто я такая, чтобы мои проблемы решать? Какая-то полоумная девица, возомнившая, что маг вернет ей память. Трижды «ха». К черту гордость, буду на коленях просить о милости. Буду стоять здесь столько, сколько потребуется, только пусть он вернет меня домой!

Эродвину не удалось меня уговорить подняться и пойти домой. Я просто его не слушала, продолжая заливать слезами песок возле своих коленей. Старик ушел, потом вернулся с Эорлой и Руфтой. Они вместе причитали надо мной, то стыдили, то уговаривали, то силой пытались увести, но я не давалась. Не знаю, откуда только силы ко мне пришли, но им втроем не удалось даже поднять меня с земли. Страх и отчаянье овладели мной, и никакие увещевания не могли пробиться сквозь них. Так они меня и оставили, рассердившись и расстроившись.

Вечер сменился ночью, и без теплых лучей закатного солнца стало зябко, но я даже не сразу заметила, что пальцы мои покраснели от холода, а изо рта вырывается слабенькая струйка пара. Голос Саурона в голове угомонился, видать наскучило ему издеваться над человеческой девчонкой, и он отвлекся на что-то более ему насущное. Скотина огненная.

Сменился караул, и заступившим объяснили, чего я тут делаю. Они посмеялись, поохали, но меня трогать не стали. Интересно, королю доложили, что я тут до сих пор стою, или его такими мелочами не тревожат? Уже за полночь было, когда я услышала, как тяжелая дверь отворилась, а потом закрылась. И нет, любопытство не возымело верха, я даже головы не подняла, чтобы посмотреть, кто вышел из замка. О, а вот и второй – дверь снова отворилась и закрылась, но шаги в этот раз я услышала.

– Все еще сидит здесь, - раздался над моей головой мужской голос.

– Удивляюсь ее стойкости, - отозвался другой, мягкий, завораживающий. Зуб даю, там эльф стоит. – Почему Гэндальф не поможет ей? Я ясно вижу тьму в ее голове.

– Я тоже ее ощущаю, - ответил первый. – Вероятно, он опасается, что она может поглотить нас всех, а не только эту девочку.

Шаги приблизились, на мои плечи опустился тяжелый плащ.

– Ночи в Рохане холодные, - раздался голос прямо над моим ухом и мужские руки затянули завязки под подбородком.

Я подняла голову и встретилась взглядом с Арагорном. Какой шанс, что за сведения он позовет Гэндальфа? Он тепло мне улыбнулся и уже было поднялся на ноги, как я, подчинившись неясному порыву своего забродившего ума, остановила его, уцепившись за штанину.

– Вы ведь поведете нас в Хельмову Падь? – он перестал улыбаться и лицо его приняло серьезное выражение. – Белый Колдун знает ее слабое место. Тысячи орков осадят крепость, это будет не битва, а бойня.

– Что ты знаешь? – он снова опустился рядом со мной.

– Маленькая сточная канавка, по которой из крепости сливаются воды. Саруман знает, как огнем победить камень и пробьет в стене брешь, - Толкиен отдыхает, честное слово. Вряд-ли в этом языке есть слово «взрывчатка», так что выкручиваемся как можем.

– Откуда…? – взгляд его стал суровым.

– Считай, это дар Валар за мою память, Дунадан, - откуда только вспомнила.

Отпустив штанину, я снова опустила голову. Не поверил, и колдуна не позовет.

Я не видела, чувствовала, как их взгляды пронизывают меня насквозь, ища подвоха. Вот только они не могли увидеть ничего, кроме страха, усталости и боли. Во мне ничего больше не осталось.
Они ушли, не проронив больше ни слова. А утром глашатай объявил всеобщую эвакуацию в Хельмову Падь. Кто-то из рохерримов поднял меня подмышки и отволок в сторону, чтоб не мешалась под ногами, а там меня уже перехватили Эорла с Руфтой и увели вместе со всеми на длинную дорогу к крепости. Я не сопротивлялась, я почти кожей чувствовала три внимательных взгляда, наблюдающих за мной. «Ну и пусть», - думала я, глотая слезы, - «наблюдайте, рассматривайте, ищите подвох. И ступайте к черту, чурбаны бесчувственные». Женщины не пытались меня разговорить, только отобрали взятую мной поклажу, водрузили на телегу, а меня саму усадили на козлы подле Кора.

Мы шли уже третьи сутки, когда услышали крик: «Лазутчик!». Странно, но особой паники я не почувствовала, да, все заторопились уйти в сторону, чтобы освободить место для битвы, но никакой толчеи или суеты, словно для всех это было нормой – сражаться с орками. Откуда-то из-под соломы Эорла выудила короткий меч, и всучила мне. Только сейчас я заметила, что все, кроме меня вооружены, даже Кор крутил в руках кинжал.

– На, держи, - сказала женщина. – Не знаю, сладишь ли с ним, но я хотя бы немного буду спокойнее за тебя.

Меч лег в руку так легко, словно ладонь его сама узнала.

– Я умею сражаться? – недоверчиво поинтересовалась я.

– Раньше умела, теперь не знаю, - пожала плечами Эорла. – В наших краях все, от мала до велика, должны уметь постоять за себя, - что-то такое я помню, вроде об этом упоминалось в книжках.
Тем временем поток беженцев увел нас в сторону от сражения. И хотя шли мы медленно, на пятый день нашего пути мы увидели белые стены Хельмовой Пади. Отряд рохерримов, оставшийся защищать нас от орков давно нас нагнал. Как я и ожидала, среди них Арагорна не наблюдалось. Значит пока что я на сюжет не повлияла. А смогу ли я вообще это сделать? Что-то мне не верится. Это другой мир, здесь совсем другие законы, даже физика и химия не всегда работают так, как надо. Так может быть и эффекта бабочки здесь нет? Пока что особенных изменений я не наблюдаю.

В крепости нас встретили с похоронными лицами и лично я не разделяла радости некоторых беженцев. Ведь в отличии от них я прекрасно знала, какая резня будет вечером. Да, женщин и детей, укрывшихся в пещерах, она не успеет затронуть, а вот мужчин… Их почти не останется к завтрашнему рассвету. И я вдруг в ужасе посмотрела на Кора и облегченно выдохнула – ему не было и семи, вряд ли его заберут вечером.

Глава 6. В которой наступает утро, я впервые встречаю орков и открываю в себе призвание сестры милосердия

Такой решимости я не испытывала никогда. Дождавшись, пока Эорла тоже заснет, я выкарабкалась из-под Руфты, подсунула ей под голову ее свернутый платок и подобралась поближе к выходу из пещер. Там нас охраняли с десяток воинов. Они негромко переговаривались друг с другом, обсуждали какие-то свои дела и строили предположения, что делается наверху. Пробраться мимо них не представляло возможности, оставалось ждать удобного случая, так что я расположилась подле маленькой компании старушек, которые тут же признали во мне рассказчицу и черт знает какую родственницу в энном колене, так что меня быстро подрядили рассказывать истории. Под мой тихий рассказ бабули быстро задремали, чему я улыбнулась – бабушки во всех мирах бабушки.

Мое терпение было вознаграждено. Через пару часов (хотя я от возбуждения с трудом ориентировалась во времени), к нам, едва волоча ноги, спустился мальчик, весь в крови, со съехавшим на бок огромным шлемом. Его быстро подхватил подмышки командир охраны, усадил на ближайший валун и сунул ему под нос флягу с водой. Парнишка жадно приник к ней, и только напившись, тихо прошептал: «Они отступают. Уже выбили из города, они отступают. Наступил рассвет», - большего мне было знать не нужно. И пока наши охранники счастливо теребили маленького гонца, принесшего такую радостную весточку, я шмыгнула в проход и со всех ног припустила навстречу своей судьбе.

То, что я увидела, когда выскочила на улицу не поддается описанию. Вся мостовая была завалена трупами людей, эльфов и орков. Все было залито кровью, а воздухе стоял такой смрад, что дышать было сложно. Издалека доносились звуки сражения, крики и стоны раненых, дикие вопли недобитых орков и тихая песнь эльфа о погибших собратьях.

Увиденное и услышанное сложилось в одну жуткую картинку и все мысли выветрились из моей головы. Очнувшись от наваждения, я бросилась переворачивать людей и эльфов в поисках живых. Раз за разом, не нащупав пульса, я говорила себе: «Они не настоящие, их не существует, мы всего лишь на страницах книжки», - но кровь, остающаяся на моих руках, говорила об обратном.
Услышав сдавленный стон, я обернулась в поисках звука. Оглядевшись, я заметила слабое шевеление под огромным мертвым орком со стрелой в голове. Собрав все силы в кулак, я оттащила его в сторону и увидела рохеррима с пробитой головой. Узрев меня, он застонал и протянул ко мне дрожащую руку. Он весь был залит орочей кровью, а на лбу под шлемом оказалась серьезная ссадина и громадная шишка на затылке. Отодрав от передника полосу ткани, я кое-как замотала ему голову и с трудом подняла его на ноги. Слава Богу, он уже достаточно пришел в себя, чтобы самостоятельно переставлять ногами. Объяснив ему, как спуститься в подземелья, я проводила его взглядом и бросилась искать других раненных.

Я отправила в пещеры уже семерых рохерримов, когда, осматривая очередного эльфа в поисках признаков жизни, я услышала шевеление за своей спиной. Страх с новой силой нахлынул на меня и вдруг подумалось, что мои планы на возвращение домой могут вот-вот осуществиться, когда эльф под моей рукой вдруг застонал. Ну, ему я сейчас нужнее, а помереть я всегда успею. Повернув голову через плечо, я увидела, как какой-то недобитый орк поднимается на ноги и шарит у себя под ногами в поисках оружия. Животная ненависть наполнила меня, как только я увидела эту отвратительную морду. Выхватив из руки эльфа его длинный клинок, я замахнулась и отрубила орку голову. Черное тело рухнуло рядом с головой, окатив меня фонтаном вонючей крови, а я села там, где стояла. Шевеление под боком заставило встряхнуться и продолжить оказывать первую помощь.

Спустя какое-то время я заметила, что на улицах начали появляться женщины, занимающиеся тем же, чем и я. Видимо отправленные мной вниз воины сказали им о том, что верхние ярусы уже освобождены от орков и туда можно выходить. Одно я заметила, они не просто искали раненных, они отсекали орочьи головы, не разбираясь, живы отродья или уже нет, так, на всякий случай. И я на собственном опыте ощутила, что это действительно было необходимо.

Такой меня и встретили у первого яруса обороны наши бравые защитники – всю в крови, в изодранном переднике и наперевес с эльфийским клинком. Меня поздравляли, хлопали по плечам, парочка даже расцеловала. Их было много, гораздо больше, чем изначально. Они не видели, что творится за стенами крепости, они пришли с востока. Они не знали, что я уже отправила несколько десятков раненных людей и эльфов в пещеры. А еще с нескольких сотен мертвых снимала фляги с водой или алкоголем, чтобы промыть раны живым. Я не могла радоваться, запах смерти все еще стоял над этой землей.

Завидев у меня в руках клинок их собрата, один эльф попытался у меня его забрать, но я на него просто накричала. Так просто и по-женски рявкнула, что его владельцу он не нужен, что он уже давно в пещерах перевязанный лежит. Что если это так важно, я потом верну его, пусть либо помогают, либо не мешаются под ногами. Выслушав меня и переглянувшись с товарищами, он вместе с ними молча принялся за дело. Глядя на эльфов, подключились и рохерримы. Одной большой командой мы выполняли это скорбное дело. Эльфы пели похоронные песни, рохерримы молча таскали орочьи туши и опознавали убитых друзей. Единым центром этой похоронной кампании не сговариваясь выбрали меня. Все подходили, что-то спрашивали, уточняли: как перевязывать, куда нести, куда складывать туши, где стоит копать курган и нужен ли отдельный для эльфов. Как мне потом объяснила Эорла, это произошло потому, что я первая отважилась подняться и помочь раненным, когда другие еще даже не знали о том, что вражеская армия отступает.

Таким единодушием подивился сам Теоден, шедший по полю боя вместе с Гэндальфом, Эомером и Арагорном. К ним подошел один из эльфов, что-то произнес, от чего Арагорн и Леголас сорвались с места и помчались к стене, а этот эльф направился ко мне.

– Куда направить раненного командира? – обратился он.

– Если король разрешит использовать дворец в качестве госпиталя, то туда, - отозвалась я. – Но пока что в пещеры, туда спускают всех раненных.