Трррр… Трррр…
Повреждённая и расцарапанная трубка уличного телефона свисала на чёрной пружинке, немного покачиваясь. Странное это было зрелище: обломки кирпичей, треснувший и тут, и там асфальт, разрушенные здания и смятые машины. И этот чудом оставшийся в живых несчастный телефон, еле державшийся на остатках стены жилого дома с магазинчиками на первом этаже. Вокруг тишина. Только дрель гудков, доносящихся из динамика трубки. Где-то неподалёку рухнул кусок металла, который похоже шатко облокачивался на что-то, и глухо ударился о дорожное покрытие. А точнее о то, что от него осталось.
Куски цемента от различных строений служили чем попало: то сидением, то кроватью, то укрытием или хранилищем оружия и еды. По крайней мере он смог их приспособить к этому. Иногда везло, если сможешь набрести на уцелевший дом. Но это край удачи. Было бы неплохо, если хотя бы силы оставались на то, чтобы не упасть, где стоял.
Вот и сейчас парень бессильно сидел на холодном обломке, опиравшись локтями о колени. Бесчувственный взгляд сверлил одинокую трубку телефона. Так казалось со стороны. Но на деле от усталости глаза даже не могли сфокусироваться на чём-то. Единственное, что он ощущал, слышал и мог в полной мере осознать – собственное дыхание. И от понимания, что он всё ещё дышит, приходило облегчение. Всего на секунду. А после вина утаскивала его в своё вязкое и тёмное море. Море ненависти к себе, непонимания и осуждения несправедливости. Он устал так жить. Почему он всё ещё тут? Почему он ответственен за всё это?
Почему остальные мертвы?
Он протяжно и измученно выдыхает, словно отказывается от кислорода и собирается заставить собственное тело задохнуться в этой пыли и разрухе. И глаза закрываются. Сами по себе, выполняя его желание. Но юноша уже успел понять за это недолгое, но тянущееся вечность время, что сказке, загаданной им, снова придёт конец.
Под ухом неприятно пищит будильник и парень, не собираясь вставать, ослабленной после сна рукой наугад бьёт по прикроватной тумбочке. К его счастью, рука задевает часы и заставляет их умолкнуть. Бледная ладонь так и осталась лежать на деревянной поверхности, а её обладатель вновь погрузился в сладкий сон. Но на что он надеялся в утро понедельника.
− Тилл! Вставай, вставай! − трясла его обеими ручонками шестилетняя девочка, − мама сказала, что ты сегодня снова меня ведёшь в садик.
Девочка обиженно дула губы и пыхтела, пытаясь стащить брата с постели. Тилл расстроенно взвыл, но всё же сполз с постели. Он сел на кровать прямо напротив сестры и стал внимательно рассматривать её. Что-то страшное мелькнуло в его тёмно-карих глазах, и девочка не оставила этого без внимания. Её тонкие тёмные бровки мигом подпрыгнули с нахмуренной переносицы, недоверчиво и удивлённо вопрошая парня. Она быстро переводила взгляд с одного глаза на другой, словно играя в догонялки или пытаясь свести брата с ума.
− Ты чего, братик?
Он наконец моргнул. Тёплая тоскливая улыбка осветила его заспанное лицо. Тилл потрепал девочку по голове.
− Я скучал, Кэтти.
Кэтрин похлопала длинными каштановыми ресницами и по-доброму рассмеялась. Её звонкий смех отскакивал от бежевых стен комнаты и весело прыгал повсюду, словно солнечный зайчик, который делает на душе так тепло, но и одновременно обжигает сердце ноющей болью. Тилл не двигался, затаив дыхание, и наблюдал за столь коротким счастливым моментом. Девочка прыгнула к брату и обхватила руками его торс, крепко обнимая.
− Тилл, ты что, с ума сошёл? – она лукаво хихикнула, − мы вчера с тобой вместе перед сном книжку читали. Как ты успел соскучиться?
Он ничего не ответил, а только приобнял её одной рукой. Улыбка осталась красоваться на лице, но пропиталась такой разбитостью, будто слёзы, что ужасно хотели потечь по щекам, кричали внутри о надобности высвободить их.
− Пойдём завтракать? – спонтанно предложил Тилл, погружаясь в свои отстранённые и не ясные ни для кого раздумья.
Кэтрин утвердительно промычала что-то, всё ещё утыкаясь лицом в пижамную кофту брата. Тилл тяжело встал на ноги и мягко взял ладошку сестры. Ему казалось, что надавит он чуть больше, и она вмиг сломается и исчезнет. И эти невесомые родные касания то к рукам, то к пухлому личику, то перебирание локонов не очень длинных волос давали почти полностью поверить в эту чудную небылицу. Девочка не специально глянула на холодную большую и крепкую кисть Тилла, что так аккуратно придерживала её. Снова на мгновение ей почудилось, что он стал чужим. Совершенно незнакомым человеком. Но она не обратила на это внимание. Она следует за старшим братом. Своим старшим братом. А значит она в полной безопасности и сохранности.
Так она могла думать. Тилл знает, что это не так. И он смеётся только при одной мысли, что сестрица могла так подумать. Он засмеётся, если кто-то скажет, что его «Кэтти» полагалась и рассчитывала на него. Если услышит, что она была уверена в том, что он её защитит и спасёт.
Он не смог этого сделать. Он не спас никого из тех, кто был ему дорог.
Всё произошло слишком внезапно. Вечером 14 мая 2020 года в 18:34 Тилл возвращался домой. После самого повседневного и скучного учебного дня он заходил в библиотеку для поиска материалов к проекту на конец учебного года. Солнце уже почти село, обливая небо рыже-розовыми оттенками. На улице стало холодать, а прохладный ветер пробирался под ветровку и заставлял кожу покрываться мелкими мурашками. Привычный круглосуточный магазин по пути от библиотеки до дома не работал по техническим причинам. Кот у мусорных баков через три сотни метров после старого магазина доедал остатки, выброшенные вместе с мусором. Он пугливо и враждебно оглянулся на Тилла, недовольно мяукнув, и вернулся к своей вечерней трапезе. С детской площадки у соседнего дома доносились ребяческие возгласы. Зелёная свежая листва приятно шелестела и поблёскивала от лучей засыпающего солнца.
Время 18:41. Глухой удар, больше похожий на бульканье поглощающей всё вокруг воды. Перед глазами всё поплыло то ли от внезапного непонятного толчка, то ли от полного помутнения рассудка перед потерей сознания. Тилл сделал глубокий рваный вдох, словно задерживая дыхание перед погружением в воду. Уже не согревающие лучи солнца исчезли, потрёпанные здания не очень богатого района пропали, а детские голоса, шорох листьев и мяуканье бездомных животных канули в небытие. Всё стёрли, как будто и не бывало. Ощущение, словно под ногами раскрылась коварная пасть бездны, которая нашла себе новую цель и добычу. Даже воздух перестал ощущаться. Тело противно сдавливало и выкручивало, как в вакууме.
Последняя мысль во всё ещё не отключившейся голове почему-то отобразила фотографию в старой минималистической деревянной рамке. Мужчина с каштановыми волосами прижимал к себе рукой русую женщину, которая положила ему голову на плечо. Вторая рука лежала на плече 12-летнего темноволосого мальчика, что бережно держал в руках маленького ещё розового младенца, завёрнутого в белоснежную пелёнку. Женщина дотрагивалась пальцами до головы малыша, не кладя руку на беззащитное создание. Все радостно улыбались и радовались появлению на свет нового члена семьи. Стекло, надёжно хранившее фотографию разбилось вдребезги. И тогда сердце упало прямо в пятки. Такая вроде бы и выдуманная, но ужасно реалистичная картина не предвещала ничего хорошего. И Тилл понял. Это тупик. Мучительный и устрашающий, но тупик, который не хочется называть концом. Уже тогда в засыпающем разуме, который не понимал происходящего, зародилась надежда.
Наступили гробовая тишина и молчаливая тьма. Всё вокруг внезапно стало появляться, ломаться, назойливо скрежетать, мучительно и жалобно стонать, переформировываться и вновь исчезать. Тилл не знал сколько времени прошло, но, когда он проснулся практически всё было разрушено. И ни единой живой души. Совершенно никого. Первый промежуток времени, что Тилл считал за день, прошёл мучительнее всего. Казалось, что от тревоги и страха сердце просто разорвётся на куски. Когда же он…
− Хорошего дня!
В который раз он слышит эту фразу от матери в этот день и в это время? Он уже перестал считать. По дороге до детского сада Кэтрин крепко держит его за руку и висит на ней, что-то бурно рассказывая. Тилл слышал это уже много раз. Снова едет та же машина. Вот соседка идёт навстречу и здоровается. На пешеходном переходе то же количество людей.
Тилл помнит, как в первый раз он радовался, что произошедшее – просто дурное сновидение. И помнит, как во второй раз бешено, как в горячке, цеплялся за всех людей, спрашивал о вечере 14 мая, убеждал, что случится ужасное. Прекрасно помнит лицо напуганной сестры, которую довёл до истерики, что она убежала от него, не желая даже подходить близко. И никогда не забудет, к чему такое поведение привело однажды.
Поэтому теперь он делает всё как машина по запрограммированному плану. Маршрут, зазубренный наизусть ещё до катастрофы, непроизвольные ответные реплики, которые каждый раз повторяются, когда он заново оказывается здесь. Его голова холодно работала и динамично размышляла. Что ему сделать в этот раз?
Сестра уже давно в садике. Тилл замечает это по дороге в школу, и в груди что-то неприятно покалывает от понимания, что он не может думать сейчас о чём-то другом, кроме спасения, пока время не истекло.
В школе шумно и многолюдно, но это никак не мешает. Как достучаться до кого-нибудь так, чтобы тебя не сочли сумасшедшим?
− Доброе утро, староста.
Сказать прямо в лицо и постараться заставить поверить в такую сверхъестественную вещь?
− Доброе, Альберт, − снова на автомате отвечает он.
Бред.
Нужно тщательнее вспоминать произошедшее: что он почувствовал в тот момент, что происходило с окружением. Необходимо постараться осознать, кто может увидеть в этом хоть долю правды. Но сколько бы Тилл не размышлял, всё случившееся мало походило на что-то реальное. Тогда можно откинуть варианты, которые касаются стихийных бедствий, бомб или аварий. Что-то здесь не чисто.
Что может так сильно повредить всё существующее, вещественное вокруг? Что настолько могущественно и влиятельно?
− Вот Тилл Фишер нам и ответит на этот вопрос, − хриплым гортанным голосом пробубнил старый преподаватель. Тилл не помнил, какой вопрос спрашивают на этом уроке каждое 12 мая 2020 года, но он прекрасно помнил ответ на него.
− Четыре корней из тринадцати.
Он старался даже не допускать мысли о чём-то магическом и неизвестном человечеству. По крайней мере, пока не будет уверен, что перебрал все возможные варианты.
Палец продолжал активно стучать по лакированной поверхности парты. Тилл уже в пятый раз 12 мая не записывает ничего в тетрадь. Или уже в восьмой…
Уроки снова закончились, и Тилл снова выходит из класса последним и запирает дверь на замок. Он отдаёт связку бренчащих металлических ключей в учительскую и незамедлительно выбегает из здания. День впустую. В голову ничего не лезло.
Дома никого ещё нет. Кэтрин сегодня забирает мама. Тилл захлопнул входную дверь и бросил школьную сумку в угол прихожей.
Думай. Думай.
Он моет руки под ледяной водой. Игнорирует урчание в пустом животе и запирается в комнате. Сначала просто ложится на кровать и слушает тиканье назойливых часов.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Вдруг подскакивает как угорелый, подбегает к столу и открывает верхний ящик в нём. Единственный положительный момент, который обнаружил Тилл – сколько бы он не выкуривал сигарет из своей заначки «на всякий случай», в коробке каждый раз остаётся столько же. Он уже не волнуется об открытии окна и проветривании комнаты, о запахе, который может почувствовать мать. Он просто обязан выкурить эту чёртову сигарету и собрать свои размазанные мысли в кучу. Но и это не спасает.
В голове всё также пусто. Что он может сказать окружающим людям? Да что угодно. Проблема заключается лишь в том, что ему никто не поверит. Это убивало. Ведь вроде вот, смотри, просто расскажи им, и дело с концом, но по сути всё намного запутаннее.
Едкий сигаретный дым витал перед глазами, образовывая приятную дымку. Тилл рассматривал каждую извилинку и узор, создаваемый серым газом, но внезапно, словно очнувшись, отмахнул его от лица рукой. Очередная сигарета докурена и смята дрожащими от бессилия пальцами. Сухие бледные фаланги зарылись в каштановых тёмных волосах и остались там, легко массируя кожу головы.
Замок в прихожей еле слышно щёлкнул, и послышался детский голос. Тилл, не двигаясь, покосился на окно, которое было разукрашено насыщенными рыжими полосами и тонкими полупрозрачными редкими облаками.
Время пролетело незаметно и непродуктивно. Тилл раздражённо вздохнул и, не спеша, подошёл к мусорному ведру под столом, куда кинул давно уже остывший бычок. По квартире мелкими шагами уже пробежалась полная сил Кэтрин. Послышалось журчание воды из уборной, куда на всех порах влетела девочка, оставив дверь нараспашку. Тилл отряхнул руки скорее по привычке, чем по надобности, и раскрыл окно, запуская прохладный ветер гулять по комнате. Всё-таки не нуждаясь в подозрениях и конфликтах, он достал из того же ящика упаковку мятной жвачки и засыпал себе несколько в рот. Ядрёный холод с жжением заставили поморщится. В дверь постучали, и Тилл машинально захлопнул ящик с небольшим секретом. Из-за двери послышался усталый женский голос:
−Тилл, ты ещё выйдешь или решил лечь пораньше?
Он немного прочистил горло и как можно непринуждённее с долей усталости пробормотал:
− Прости, сегодня устал. Лягу отдохнуть.
За деревянной дверью, которая отображала ту невидимую, но безнадёжно непробиваемую стену между ними, послышалось глухое «спокойной ночи», не дождавшееся ответа и исчезнувшее в глубине квартиры. Тилл ещё долго вслушивался в каждый шорох и приглушённые и неразличимые разговоры в соседних комнатах, пока не послышался звук выключателя света, который характерно щёлкнул, оглушая квартиру.
Тилл снова сел на кровать. Может он снова просидит так всю ночь. Или плюнет на всё и уснёт безмятежным сном, пока это позволяет положение. Но всё же в любом случае осталось меньше двух суток до рокового момента.