Верните мой 2007-ой

Каникулы (1)

Я с детства любила вокзалы. Атмосфера «вечной дачи» и запахи жареных чебуреков меня завораживала. Мне нравилось здесь всё: от многочисленных бабулек с авоськами и тележками, до гнусноватого голоса женщины в кассе номер 3. Она бессменно работала здесь как минимум десять лет, я помню её ещё со своих пяти. Вечно недовольная, она пищала в динамик:

— Мест у окна нет! — и выдавала билет в самом конце автобуса у прохода.

Сегодня мне повезло, я приехала за два часа до отправления и урвала место у окна ближе к выходу. Сидеть в душном зале ожидания мне не хотелось, потому я и отправилась на привокзальный рынок, покрепче затянув лямки тяжёлого рюкзака на спине.

Летний сезон самый ароматный. В овощном ряду я не удержалась и купила кило черешни. Заметив, как продавец осторожно повесила под чашу магнитик, я усмехнулась сама себе, но промолчала: по моим подсчётам перевес граммов в сто — нестрашно. Отбившись свернутым кроссвордом от стаи пчёл у ряда с дынями, я пошла в вещевую зону, слыша в спину:

— Красавица, бери арбузы! У меня всего пять рублёв за кило!

Смешной. Как мне с этим арбузом таскаться по рынку? Я отрицательно покачала головой и, улыбнувшись продавцу в забавной кепке, двинулась дальше. Вещевая зона традиционно начиналась с сумок, я держала путь «в никуда», хотя шлёпанцы не помешали бы. Надо просто идти на знакомый до боли запах резины, тогда найду, что нужно. Пару рядов и вот они — фиолетовые, салатные, ярко-розовые, белые. С цветочками. С блёстками. На каблуке или на платформе. Какие хочешь! Я взяла не самые примечательные: белые.

А там что? Купальники? Не нужны они мне, но посмотреть схожу. Хорошо, что осталось всего сто рублей — не разгуляешься на одежде.

Позевав на пёстрых купальниках, я свернула к джинсам, где заприметила ремень с шипами (обязательно куплю по приезде). Я прошла кругов шесть по рядам и, посмотрев на экран моей старенькой Моторолы, я поспешила обратно на вокзал.

Частники у входа во всё горло орут:

— Панино недорого!

— Есть ещё места до Эртиля!

— Кому в Липецк?!

В зале ожидания людей стало поменьше. До отправления ещё полчаса — можно взять пирожков в дорогу. У кафе очередь, но время у меня есть.

— Один с картошкой и один с мясом, пожалуйста, — говорю я молодой кассирше с красными губами. — Ещё дюшес и пачку кириешек.

Куда мне столько? Хотя, путь неблизкий — три часа на автобусе. В дороге всё вкусно. Положив свои вкусности в рюкзак, я до отправления села на улице в тени, наблюдая за очередями в автобусы. Толпясь, люди набиваются в кабины, обмахивая потные лица подручными средствами.

Мой автобус к платформе ещё не подъехал, но очередь уже образовалась. Мне плевать, рассадка ведь по билетам — зайду последняя.

Ждать просто так скучно. Откопав в кармане пять рублей, я двинулась к грузной продавщице у белых морозильников с мороженым. «Весёлая капель» всегда кстати в такую погоду. Успеваю съесть её до посадки, чтобы не заляпать себя и салон.

Проехав минут сорок, извлекаю из рюкзака свои «вонючие» кириешки с дымком и дедуля рядом вздыхает, покосившись на меня. А сам две минуты назад блинчики ел с ливером!

Слушать из колонок Васюту желания нет, поэтому вставляю в уши наушники, загулявшая припев:

«Просто, я уеду на край света

Просто, я уеду, я уеду

Девочка из солнечного лета

Девочка из лета, где ты, где ты?

Просто, я уеду на край света

И любовь моя не возвратится

Девочка из солнечного лета

Будет сниться, сниться...»

Пока в наушниках орёт «Протест» — Паталогия, я смотрю в окно на скользящие мимо дома и хрущу сухариками. Пирожки были съедены почти сразу же после кириешек. Дедуля рядом, почитав «1000 рецептов», уснул, попросив меня толкнуть его у Верхней Хавы. Самой бы не уснуть!

За окном начало темнеть — а значит до моей конечной осталось совсем ничего. Я знала, что бабушка готовится к моему приезду. Наверняка нажарила картошки с луком. Собрала с огорода свежих овощей. Во рту только из-за одних мыслей случился потоп слюней. Как будто и не было этих двух пирожков.

С остановки до дома всего две минуты идти. На улице окончательно стемнело. Дорогу освещал только свет из окон и одинокий фонарь у магазина. В ушах жужжат комары. Где-то со дворов лают собаки. В холодной траве стрекочут сверчки. Вижу через наше крыльцо свет в сенях. Улыбаюсь сама себе, предвкушая лето.

Паша Фейсконтроль

«Дягилев» — клуб для современной аристократии и самых жирных сливок гламурного общества — собирал не только нуворишей из 90-х, но и прочий «ширпотреб» различного возраста и статуса. Тут были все: дешёвые копии Собчак, ищущие себе банкира, первая десятка Forbes, актёры, писатели, художники, бизнесмены, депутаты, нефтяные олигархи, «золотая молодёжь» — вообще все.

Богатые и знаменитые сидели в ложах, наблюдая за всем свысока, в их распоряжении также были личные туалеты со специальными стеклянными стенами, что давало им постоянную возможность следить за челядью. Те кто пока себе позволить такой роскоши не мог, располагался внизу на танцполе, среди себе подобных — обычных «смертных». «Смертные» не могли подняться в ложи к «Богам»: охраны стояло стеной у лестниц столько, что и ветерку пробраться было не под силу.

Если Запад вроде Шакиры, Стивена Сигала или Наоми Кэмпбелл приезжал в «Дягилев» просто потому, что им хотелось увидеть тот самый русско-имперский эпатаж и бесшабашность, то «наших» подкупала банальная раздутая легенда: «Вся туса — там!». То было отголосками 90-х. Россия была слишком долго обделённой и голодной страной. Люди не имели такой красивой жизни до нулевых, а войдя в нулевые, обалдели от этого «жира» и глянца.

Миллиардерами становились молодые. Становились быстро из ничего и, не понимая, что делать с этими деньгами, очень хотели показать всему миру, что деньги у них есть. И только в «Дягилев» можно было сказать этому самому «миру», что ты богат. Богат до неприличия.

Это было место, где время останавливалось. Где не думали о завтрашнем дне. Где за ночь можно было прогулять целое состояние, развестись и жениться. Где ванны ВИП-лож заполняли Dom Perignon и Cristal. Где казалось, что ты можешь всё. Что твоя жизнь уже состоялась. И что, даже танцуя там, внизу на танцполе, ты был королём жизни.

Покружив по Малой Дмитровке добрые двадцать минут, Ире, наконец, удалось припарковать машину, хотя вызвать такси в данном случае было бы логичнее. Время близилось к часу ночи, но Москва и не думала засыпать: Москва никогда не спит. В выходные потребность «выйти куда-то потусить» чувствовалась особенно остро, поэтому Кира с Ирой шли плечом к плечу с такими же незаурядными обывателями, жаждущими праздника жизни.

Все держали путь к саду «Эрмитаж», на территории которого располагался «Дягилев». Их конечный маршрут было определить легко: брендовые шмотки, вечерние платья, бриллианты «как в последний раз», шубы не по сезону и обувь — это самое главное, ей уделялось особое внимание.

Паша Фейсконтроль, что стоял на входе и являлся легендой клубной гламурной Москвы, был безжалостен, и с улицы его невозможно было подкупить ничем, вообще ничем. Некрасивым людям даже в самых дорогих нарядах — как печально это ни звучит — в «Дягилев» путь был заказан. Они были серой массой, а этого клуб не хотел. Красивая девушка мало того, что была приятной глазу картинкой, так ещё и продавала бар. А чем красивее девушка, тем больше денег был готов потратить на неё мужчина. Бизнес. Алгоритмы Паши Фейсконтроль угадать никто так и не смог, но его равнодушное: «Вы не формат» слышал каждый третий человек, штурмующий «Дягилев». Через год, когда клуб трагично сгорит, вся тусовка станет шутить, что, мол, это Паша Фейсконтроль не пустил пожарных.

У наших подруг этим вечером проблем с дресс-кодом не было. Ира надела чёрное платье Gucci чуть ниже колена на тонких бретельках, купленное ещё два года назад в каком-то винтажном магазинчике Парижа. Тогда она отдала за него почти все свои деньги, а потом неделю жила на багете и бри, который во Франции стоит копейки. Волосы Ира решила не собирать, оставив свои кудри в привычном беспорядке.

Кира была абсолютным контрастом своей «скучной» подруге. На ней было темно-зеленое утягивающее платье-комбинация с отделкой в виде черного кружева. Босоножки на шпильке с тонкими ремешками отлично дополняли дерзкий образ.

На подходе к зданию Щукинской сцены толпились люди: кто-то терпеливо ждал своей очереди, кто-то нагло рвался вперёд — зверские секьюрити таких сразу разворачивали. Вокруг здания были хаотично припаркованы машины. То и дело кто-то подъезжал, высаживал девушек в Dolce & Gabbana и Louis Vuitton и мужчин в костюмах от Brioni. Воздух пах мокрым асфальтом и табачным дымом. Музыка отчётливо была слышна с улицы. Вся атмосфера будоражила.

Стуча каблуками, наши подруги шли к очереди, даже не представляя, как будут прорываться вперёд. Договорённость пусть и была, но толпе на неё было плевать. Где-то впереди слышалось: «Паш, да ладно, ты что меня не помнишь?», «Паш, ну будь человеком», «Гóра где? Зови его. Я лично договаривался», «Я заплачу сколько скажешь», «Да меня на Ибице во все клубы без очереди пускали».

— Пойдём напролом? — спросила Кира, остановившись в трёх метрах от толпы.

— Плохая идея, — ответила Ира, доставая из сумочки мобильник. — Лучше отцу позвоню.

Пара минут ожидания, и вот из очереди выходит бритый громила и приглашает пройти внутрь под осуждающие взгляды толпы. За спиной закрываются двери, крики людей стихают и тут начинается магия: петляющий коридор с кривыми зеркалами и такими же кривыми стенами, из которого ты попадаешь в более завораживающее место, где и происходит главное действо.

Дизайн клуба был выполнен в имперском стиле, с расписанными стенами под барокко, парящими над танцполом ложами на манер парижского театра «Шатле» и канатной дорогой под потолком. Всё вокруг переливалось фальшивым золотом. По периметру располагались плазменные панели, что создавало огромные световые инсталляции и иллюзию вращающийся карусели. Людей на танцполе не протолкнуться: потные силиконовые тела в стразах и джинсах с низкой посадкой, откуда торчат стринги; раскрашенные трансы, которых всегда пускали и которые создавали клубу своеобразное настроение Лас-Вегаса; парни с тяжёлыми цепями в майках с одной стороны, с другой в официальных костюмах; люди в возрасте в своих самых лучших нарядах.

Перемена

— И напоминаю вам, — каждое слово физичка проговаривала так чётко, словно старалась вбить нам их в голову намертво, — от этой контрольной будет зависеть ваша итоговая оценка. Все, кто получит меньше четвёрки, — физичка кашлянула в ладонь и, кажется, её слюни долетели до Катюхи — отличницы с первой парты, — пеняйте на себя.

—Ну да, — шепнула мне на ухо Дашка, — особенно тем, у кого среднее арифметическое два и три.

Я усмехнулась. У самой еле-еле выходила четвёрка, но я знала, что по химии выйдет тройка в любом случае, так что на физику автоматом стало плевать.

— Курить идём?

— В пятёрочку надо успеть, — я скинула учебники в рюкзак, оставив на столе двойной листок с таблицей формул.

— Надо ещё подумать, как выбираться будем. Завуч запретила нас выпускать на переменах.

— Ну куда засобирались? — возмутилась физичка. — До звонка ещё две минуты.

— Мы заранее, — выкрикнул Чижик с последней парты, демонстративно держа собранный рюкзак на столе.

После звонка я одна их первых подбежала к учительскому столу и быстро показала свою таблицу.

— Оль, ну хорошо, — поправив огромные круглые очки, похвалила физичка, — поставлю тебе пять.

— Спасибо.

В декабре учиться было особенно сложно: в голове были только предстоящие зимние каникулы. Мы с Дашкой и ещё с парочкой одноклассников шли в толчок на первом этаже, откуда можно было вылезти через окно в магазин.

Во всей школе горел свет, отчего сложно было распознать время суток: вроде бы вечер, но зимой хер его знает.

— Короче, — говорил Санёк, опасливо обернувшись на подозревающую охранницу, — разделимся. Мы с Пашком идём в раздевалку за куртками, а вы пока отвлеките Борисовну, — Саша кивнул на охранницу.

Отвлечь Борисовну было делом несложным — стоило только начать канючить по поводу улицы, и она сразу же заводилась, теряя бдительность. Так мы с Дашкой и сделали: начали ныть про незаконный запрет и про то, что наших карманных не хватает на столовские цены.

— Да покурить вам надо! — бросила она, и в этом, собственно, была права, хоть и частично.

Пришедший «маячок» на телефон от Санька дал понять, что путь чист и можно идти в туалет.

— Бля, я думала, ниже будет, — протянула Дашка, выглянув в окно. — Там метра три.

— Забей, словим, — успокоил Саша. — И там меньше.

— Может, тут покурим, а в столовой поедим? — предложила я со своим страхом высоты.

— Да пошли они на хуй с этой монополией. В рот я ебал коржик за десять рублей, когда в кулинарии вон за семь.

Паша был прав — расценки нашей директрисы были космические. Разница явно уходила на её сумасшедшую химию и на бензин для новенького «Тигуана».

К слову, полёт из окна оказался не таким страшным: во-первых сугробы смягчили падение, во-вторых, Пашка кое-как смог словить нас.

По скрипящему снегу мы мчались в магазин, располагая оставшимися десятью минутами до урока. Опоздание на литературу нам грозило: «Когда вы уже накуритесь!». Наша вылазка до магазина была классической: сосиски в тесте, сухарики и лимонад. В пятёрочке наши лица знали наизусть, отчего иногда давали в долг. Сегодня нам на всё хватило, но времени на перекур не осталось. Придётся на следующей перемене бежать в толчок.

Обратно мы зашли через главный вход, и надо было видеть лицо Борисовны. Глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. Наверняка пойдёт жаловаться завучу — плевать.

На литру мы успели. Лариска сегодня опаздывала, но Витьку на последней парте у окна это было на руку — придурок заварил себе доширак.

Наши родители как-то скинулись на электрочайник для чаепитий. Они наивно думали, что мы будем пить чай, но всё, что мы пили — бульон от роллтона, когда надоедало есть его всухомятку.

— Слышь, — крикнул Санёк, — ну ты бы до большой перемены дотерпел!

— Что за вонь! — вошла Лариска и мы сразу же расселись.

Витя моментально среагировал и убрал дошик на пустой стул рядом, но от лекции нас это не спасло.

— Как ни зайдёшь к вам, воняет. Ни в одном классе такого нет. Ни в одном! Я уже тридцать лет в школе, и вы мой худший класс за эти годы. Худший!

Да-да-да. Никогда такого не было и вот опять.