Верните ведьму, или Шахматы со Смертью

Пролог

— Ты не можешь купить его жизнь ценой убийства, — мужские жесткие пальцы сомкнулись на девичьих плечах. — Даже своего…

Весна в этом году какая-то темная. Непроглядная. Комья сырой земли, жирной, напоенной зимними водами, лежали в саду. А вот деревья не цвели. Даже почки не набухли. Стояли они со своими узловатыми ветками и только приманивали ворон. А ещё солнца не было в старом доме. Оно, словно испугавшись настроения хозяйки, не рисковало заглядывать в нечищеные с зимы окна. И сырость. Она расползалась по обоям и деревянным шпалерам, пропитывала стены дома. И от этого в нем поселился слегка сладковатый аромат спертого воздуха. Камины стоило прочистить, но ей было наплевать.

Она стиснула лацканы пиджака мужчины и прошипела, глядя в глаза с какой-то одержимостью:

— Не твое это дело, предатель…

Сказала, выплюнув последнее слово.

Она изменилась с их первой встречи. Слишком мёртвая стала. И ей нездоровится. Это видно. Кожа почти прозрачная, с тем неестественным оттенком голубизны, что бывает от долгого пребывания в помещениях. А еще такая же кайма, едва заметная, по контуру губ. Сердце. И платье это домашнее, неправильного оттенка экрю, только подчёркивало всю хрупкость и болезненность девушки.

Шатаясь, хозяйка дома прошла к столу и почти упала в глубокое кресло. Откинула голову назад и прикрыла глаза. Она обнимала себя руками и мелко тряслась, словно от лихорадки. Мужчина продолжал неподалеку стоять, не решаясь приблизиться, но все же напомнив себе, что он — воин, и вообще-то смелый человек, сделал шаг вперёд и пересёк кабинет. Сел на корточки возле кресла с девушкой, и снова положил ладони на ее плечи. Тряхнул, приводя в себя.

— Очнись же. Приди в себя. Он — мёртв!

Волна силы взбурлила в воздухе, и мужчина поспешно убрал руки. Отошёл. Отгородился столом. Стало легче. Без этого оглушающего, давящего тлена. Девушка встала с кресла и приблизилась, чтобы оказаться рядом и прошипеть:

— Он — жив. И я, и ты это прекрасно знаем, — ее голос — звук скрежета ножа по металлу. И этот звук отлетает от стен, мечется в клетке запертой комнаты, чтобы обратиться к одному неприятелю.

В груди зажгло, словно горькая обида, непонимание, раздражение рвались наружу. Мужчина убрал руки в карманы, велика вероятность, что к концу разговора он придушит визави.

— Только я, в отличие от тебя, никогда не сдаюсь. И он встанет с постели. Обещаю.

Ее покачнуло. Она приложила ладонь к низу живота. Брови сошлись над переносицей, словно хозяйка дома не понимала что происходит. Страх, паника, боль. На лбу выступила испарина. А левая рука пыталась вцепиться в край дубового стола. Мужчина не выдержал и шагнул. Подхватил под руку. Стон сквозь зубы. Громче. Сильнее. Страшнее. Дыхание рваное, обрывистое. Присвистом сквозь стиснутые зубы.

Она не выдержала. Ее трясло мелкой дрожью, пальцы больно сдавили мужское предплечье. Спазм скрутил молниеносно, вынуждая осесть в кресло для посетителей. Она села неудачно и громко вскрикнула, поджимая ноги к животу. Лицо приобрело печать боли и страха...

Что делать? Как помочь?

На его робкий короткий шаг в углах зашевелились тени. Плохой признак. Она не ведает что творит. Магия лезет наружу.

Ее стоны разрезали воздух почти как острая катана или сабля. Она не позволяла приблизиться к себе. Обняла себя, раскачивалась. Испарина покрыла лоб, а пальцы, что сжимали предплечья побелели.

Ещё крик.

Мужчина непонимающе смотрел на платье цвета экрю с подтеками крови в районе колен. И кровь эта, на неправильном оттенке ткани, казалась бурой. Застаревшей. Но собеседники оба знали, что она появилась недавно. Буквально минуту назад она потекла по ногам девушки, у которой случился выкидыш. Или…

— Как ты могла? — ком застрял в горле. Встал поперёк.

Она не могла. Уж точно такого она не могла, поэтому лишь приказала:

— Убирайся из моего дома, предатель.

Глава 1

Они не должны были встретиться. Их нити судеб настолько разные, что не пересекались никогда. До одного момента…

Они не могли найти друг друга в целом мире. Об этом боги позаботились. Все время им выкладывали разные дороги. Его уже связывали судьбой с другой. Ее оттолкнули от предназначения. Ничего не было сделано для того, чтобы они встретились.

И боги решили… пошутить?

Свести двух таких непохожих. Жизнь и Смерть в человеческом обличии, чтобы потом перемешать все одним простым заклятием.

Шаман Айгу исподлобья смотрел на страждущих. Мужчина и девушка. Слишком юная, хрупкая, воздушная, но с удивительно тяжёлым взглядом. Таким, что заставлял все нутро трепетать перед чем-то древним и сильным. И он… тот, кто принёс запах крови и пороха на своих перчатках из тонкой кожи. Тот, от взгляда которого застывала кровь в жилах. Тот, кто танцует с самой Смертью и за столько лет уже перестал ее бояться.

И они решили оспорить желание богов.

Айгу, конечно, посоветовался с высшими силами…

Вспорол брюхо жертвенному барашку и его кровью окропил алтарь. Нарисовал руны на своих руках и лице. И взял давно приготовленный пучок трав для костра. И костёр тот был ярким, почти обжигающим. И мужчина с девушкой стояли близко друг к другу и ещё разговаривали на языке континента, который шаман знал. Конечно, он предпочитал пользоваться им как можно реже. Разговаривали, чтобы под звуки гонга замолчать и разочароваться в сказанном:

— Боги не разрывают ваш союз.

Потому что, во-первых — это боги. Во-вторых — они не любят, когда смертные играют в их игры, и тогда либо ломают такие игрушки, либо наоборот, берегут, чтобы узнать — чем закончится дело. И ещё немного в-третьих… Боги тоже ошибаются. Даже когда не хотят сводить жизнь и смерть вместе. Или когда шутка не удалась… А когда те двое, вопреки их воле, все же нашли дороги друг к другу,то…

Мужчина поправил манжеты рукавов и все же стянул перчатки. Надавил аккуратными, не знающими труда пальцами на переносицу. Сжал.

А вот девушка… Ее губы тряслись. Глаза закрывала пелена слез и она то со злостью, то с мольбой смотрела на своего избранника, который был рад такому решению, только вида не подавал.

Девушка лепетала на языке континента, постоянно срываясь на слёзы. И шаман сочувствовал ей. Сама не рада таким оковам. Мужчина гладил ее по спине и успокаивал. И вот когда они были совсем рядом, тогда его аромат пролитой крови терялся в ее… родниковой воды, первого утра весны, когда зима ещё не ушла, но все вокруг так и шепчет, что сейчас землю пропитает талая вода, набухнут почки, а потом появится первая листва. Айгу ещё помнил те суровые зимы, когда везде белым-бело.

— Вы же без богов можете все сделать, — припечатал мужчина, идя вслед за Айгу по косой тропинке, что вела к скиту.

Может. Он и не отрицал этого. Только… За такое самоуправство боги по голове не погладят. И если юный Руаш из племени ошибся с выбором и заплатил откупные, в дар богам, табуном из двенадцати кобылиц, то здесь…

Нет. Этот мужчина табун и из сотни голов пригонит. Он даже может справить новый корабль для племени. И не один.

Все это ерунда, что шаманам богов чуждо материальное. Хорошо проповедовать, когда в животе не урчит и дети здоровы. Поэтому ничего Айгу и не видел плохого в том, чтобы разрывать обряды по воле людей.

Он обернулся к спутнику и словил прищуренный взгляд. Не понравилось что-то в этих чёрных глазах шаману. Наверно потому, что этот если и пригонит сотню кобылиц, то лишь затем, чтобы Айгу снова подтвердил то, что сказал на побережье. А в противном случае…

Запах крови слишком сильный, чтобы подумать, что лилась она давно. Нет. Здесь совсем недавно своими руками убивали. И не факт, что ответ Айгу не подтолкнёт мужчину повторить убийство.

Глава 2

В столице шёл снег. Невозможный, сильный. С подвыванием ветра на узких улочках. Он разделял стеной дорогу на главной улице, чтобы противоположный тротуар не виднелся. Он слишком остро и сильно цеплялся за волосы и лицо. Порывы ледяного воздуха приподнимали тяжёлый меховой плащ, и от этого по телу пробегал озноб. Муфта сначала облепилась снежной крупой, а после кареты, где было тепло и даже душно, она промокла окончательно. Рукам неприятно.

Элис оглянулась на Грегори, что рассчитывался с извозчиком, и переступила с ноги на ногу. Слишком тонкие сапожки, но и зимы в Идалии никогда не славились такой пургой.

В голове все смешалось. Начиная от шумного дона Рауля и заканчивая неразговорчивым шаманом. В душе от отказа последнего затаилась паника. Она все время шептала, что вот скоро, вот опять сила возьмёт верх…

Поговорить на предмет замужества, и вообще поговорить,толком не удалось. Сначала благородный начальник порта охал и ахал, потом несколько телепортов до суахов, ее расстройство, его молчание.

Элис очень хотела услышать от Грегори что-то такое, что пошатнёт чашу весов в его сторону, но сама не понимала, что именно. Наверно, нет — точно она без него не может, но и с ним тоже все непросто. У них вообще никогда не бывает просто. Вечно что-то мешает: то демоны, то глупая гордость и такая же обида.

Вот от обиды Алисия стиснула замёрзшие пальцы под полами плаща. Не помогло. И пальцы снова леденели.

Ещё была очень иррациональная злость на Грегори, потому что мотивов, для чего надо было читать суахское заклятие, Алисия до сих пор не знала. Если все, что он сказал про замужество…

Да нет. Бред какой. Если бы он хотел, он бы точно сказал прежде, чем делать. Наверняка есть ещё причины, что толкнули Грегори на этот шаг.

В голове всплыли слова графа. Вместе с ними колыхнулось облако памяти и сердце сжала противная ледяная лапа. Неудачное какое-то у неё вышло путешествие. Словно сборник неурядиц или инструкция «как самоубитьсямедленно, но интересно».

Шорох и хруст снега позади. Грегори приближался быстрой ровной походкой. И, что закономерно, тоже мёрз. Куртка с меховым воротником не грела, а если и пыталась, то без фанатизма. Некромант приблизился и положил свою ладонь на талию Элис.

— Идём? — его ладони даже сквозь одежду расточали тепло. И Алисия просто кивнула, не утруждая себя перекрикивать ветер.

Столичный особняк Стенли был в центре города на одной из богатых улиц, с правильными, ухоженными тротуарами и розами в керамических кашпо. Резная железная изгородь вокруг сада обросла девичьим виноградом и клематисами, что местный садовник поленился укрыть на зиму. Проходя в калитку мимо замёрзших растений, Элис почти с болью осознала, что теперь вряд ли сможет вернуть их к жизни. И от этого ещё сильнее помрачнела. Закусила нижнюю губу с бороздками-ранками от такого привычного жеста. Было видно, что домом мало занимались. Плющ затянул стены и, что тоже закономерно, теперь прижимался к каменной кладке, мечтая сквозь толщу стен ощутить каплю тепла. Алисия покачала головой. Нельзя так с домами…

Особняк был раза в два меньше загородного дома. И от этого, при первой встрече, Элис не воспринимала его всерьёз. Какой-то весь миниатюрный, немного хрупкий, как хрустальные вазы с сухими цветами, которые стояли по всем коридорам в альковах. Но когда Алисия второй раз гостила здесь, во время защиты своей научной работы, то почти подружилась с домом. Он тоже рассказывал сказки. Только более лёгкие. Про званные вечера и молодую хозяйку. Про сонные дни с вышивкой и чаепитиями. Почему именно в городе принято было их проводить в аквамариновой гостиной? В поместье Элис вообще не утруждала себя выбором комнаты для ромашкового чая и солёных крендельков. А здесь были свои правила и свои заморочки. Потом особняк совсем привык пусть к редким, но таким живым гостям, и рассказывал, что на мансардном этаже — творческая комната с несколькими мольбертами и сиротливой гитарой, которая постоянно жалась в углу и не сразу была заметна. Ее немного погнутый гриф говорил о пережитых годах, а ещё о безалаберности хозяина, который не потрудился убрать ее в кофр.

Все это сделало особняк если не хорошим другом, то точно приятным знакомым. И сейчас Элис медленно снимала верхнюю одежду в прихожей и была спокойна. Она запоминала, как в изогнутых линиях видна изящность козетки, и тонкий тканевый рисунок на обивке напоминал о родном доме. Мама любила такие детали, а Грегори было наплевать, и он скорее всего не обращал на это внимания. Просто жил. Как теперь предлагается жить и Элис. Только она не может. Не сейчас. Когда все хрупко, слишком неустойчиво. И надо поговорить. Точно надо. Только вот где найти слова? А они нужны, потому что вопросов скопилось слишком много, и пока эта недосказанность будет висеть между ними… Ничего хорошего в этом не будет.

Грегори скинул куртку, стянул с шеи ужасный колючий шарф, который наверняка не грел, но создавал иллюзию тепла, и потёр ладони друг о друга. Элис задержала взгляд на длинных пальцах, вспоминая, что именно этими руками Грегори гладил ее, пока она была в бреду, ими он поправлял ей волосы и стаскивал ночную сорочку.

Что-то неприличное екнуло в глубине, как показалось Элис — в желудке, и она поспешно отвела красноречивый взгляд. Но Грегори настолько мужчина, что сделал вид, что не замечает ни ее смятения, ни розовых щёк.

Обед прошёл в тяжёлом молчании. Элис хотелось просто так начать задавать вопросы. Вывалить их всех. Но как только она открывала рот, стальной обруч стискивал горло. Это был страх. Страх все доломать. И она терпела, глотала безвкусную спаржу, запивала пряным вином с долины Блариана, чтобы скрыть нервозность. И совсем растерялась, когда на выходе из столовой Грегори уведомил:

— Лис, твои вещи в смежной, с моей, спальне… — он старался улыбнуться ободряюще, но получилось как-то печально.

— Зачем? — запнувшись, спросила Алисия, в тайне радуясь, что он сейчас держит ее за локоть. Тепло. От Грегори растекалось невозможное, уютное тепло.

Глава 3

Грегори уехал.

Элис выходила из своей комнаты и столкнулась с ним. Он, видимо, шёл к ней. И она его не узнала. Точнее узнала, просто была шокирована таким вариантом некроманта. Зачёсанные назад волосы лежали идеально, парадный костюм чёрного цвета, пальто…

— Мне надо уехать ненадолго… — он сам не хотел уезжать. Но твёрдая папка с документами, зажатая локтем, словно жгла, и он постоянно поправлял ее.

Элис плохо помнила своё отбытие с корабля Идальго и пришла к выводу, что, скорее всего, Грегори с Адрианом о чём-то договорились. И вот боги видят, она даже знать не хотела — о чем именно, поэтому пожала плечами и кивнула. Провожая у порога своего некроманта, Алисии постоянно казалось, что она должна что-то сделать. Пожелать хорошего пути, помахать рукой, обнять… Но вместо всего этого она стояла истуканом и наблюдала, как в вихрях снегопада растворяется мужчина, которого она любит. Как кланяется кучер и открывает дверь кареты. Как Грегори оборачивается и ищет в дверном проеме ее. Но она побоялась оказаться увиденной, поэтому просто спряталась за стеной.

И стала ждать.

Через час Алисия почти обезумела от всей недосказанности. Она сосчитала сколько ступеней на главной лестнице. Пересчитала форзацы книг на книжной полке в своей спальне. Их оказалось сто восемьдесят шесть. Попила чай. Он был безвкусным. Примерно таким, когда времени не хватает, чтобы хорошо дать чайным листам прогреться в горячей воде или раскрыться цветам жасмина и аромату клубники в чайнике. Пришлось вылить остатки из чашки под фикус.

Время тянулось медленно и бесполезно. Снегопад не прекращался. Только стал ещё медленнее, и глядя в эту сказочную пастораль, Элис все же решилась.

— Арно, — позвала она местного камердинера. — Мне нужна карета.

Русоволосый мужчина учтиво поклонился и уточнил:

— Могу ли я сопроводить вас?

Элис понимала, что одной гулять по городу сейчас не стоило, но факт, что Грегори предугадал ее желания, был приятен.

— Конечно, — улыбка, слегка смущенная, потому что она пыталась скрыть несолидный смешок. Элис поднялась в свою комнату и переоделась в дорожное платье. А через четверть часа карета въехала на главную площадь, что в преддверии праздников переливалась всеми оттенками огня, золота и еловой зелени.

Почему-то именно в это время года Алисия старалась не посещать столицу, слишком суматошно и многолюдно, но после пережитого путешествия, она иначе взглянула на все это. Дух праздника витал в латочниках, что торговали горячим вином со специями, в лавках с их украшениями и торговлей, в людях, которые приходили повеселиться и отвлечься от постоянных хлопот. Последних у Элис не водилось, но она все равно упорно заставляла себя улыбаться и радоваться Рождению года. Возможно, вопреки ее мыслям он все же принесёт что-то хорошее, а если и не принесёт, то и ладно. Главное, чтобы все плохое забрал.

В табачной мастерской Элис долго выбирала трубки из бука в подарок своей тётушке Клотильде. Она их не курила, а просто коллекционировала. Вот такой, со змеем на мундштуке, у неё ещё не было. Отцу решила подарить зимний шарф из альпаки, матушке — аметистовую брошь. И много ещё очень важных подарков было куплено на главной торговой площади Идалии. Много. Но ни одного, что подходил бы Грегори.

Арно несколько раз успел сбегать до кареты и погрузить покупки, а Элис все ходила от одной лавки к другой в надежде найти что-то стоящее, настоящее, уникальное.

Возле размалеванной вывести «Чары и колдовство мамушки Шо» Алисия отчаялась подобрать что-то на подарок Грегори, и только в подтверждение своей глупости зачем-то заглянула в тёмную и захламлённую лавку некой колдующей матушки.

Дым был от островных благовоний, что мигом впитались в одежду и запутались в волосах. Элис звонко и очень неаристократично чихнула, напугав ворону в серебряной клетке. Птица, одурев от таких громких посетителей, забила крыльями и протяжно каркнула. Пришлось отшатнуться от дикой, хоть и прирученной тварюшки.

Лавка была маленькой, душной, с печью, которая коптила и добавляла обстановке туманности. По скрипу давно не чищенных половиц, Элис поняла, что из-за прилавка кто-то вышел, но разобрать так сразу не получалось, а потом огонёк масляной лампы осветил тучную фигуру пожилой женщины в расписном цветастом платке с десятком серёжек в ушах. Хозяйка улыбалась открытой кривоватой улыбкой, отчего было заметно, что левого клыка у неё не достаёт.

— Чем могу тебе помочь? — спросила женщина, сверкнув синими глазами. В ее облике что-то неуловимо изменилось. Как будто какая-то напускная убогость исчезла и Элис с интересом заметила, что хозяйка не так стара, как хочет казаться. Лет сорок, плюс минус, и в волосах, цвета смоли,не было седых прядей.

Дар иллюзий? Хорошее колдовство? Артефакт?

— Не знаю, — растерянно выдала Элис, разведя руки в стороны. — Я просто ищу что-то особенное…

Женщина склонила голову набок и стала похожа на свою ворону. И глаза так же блестели со звериным лукавством. Она звякнула перстнями, с которых свисало по золотой монетке, и от этого лавка наполнилась шумом, перезвоном серебра, которое платили мужчины севера за своих жен, чтобы так вымолить благодать у богов и благословение.

— Тогда возьми путеводную нить.

Глава 4

Путеводная нить.

Странный подарок. И Элис не знала, что это такое в принципе. Заметив недоумение на ее лице, хозяйка лавки повернулась к небольшой полке над окном. Звон монет стал почти оглушающим и Алисия терпела из последних сил, чтобы не зажать уши ладонями. А ещё запах изменился. Стал пряным, вязким, как будто кто-то разлил флакон с настойкой мяты и розмарина.

Элис шагнула к двери и звон металлической задвижки заставил вздрогнуть.

— Не беги, девочка, — прохрипела женщина, заходясь в кашле. — От судьбы все равно не убежишь.

Звучало угрожающе и странно. Словно Элис попала на цирковое выступление с фальшивым предсказателем, и теперь не знала, как отвязаться от приставучего прорицателя.

Женщина развернулась к Алисии и в подведённых углём глазах сверкнуло плохо скрываемое удовлетворение от испуга Элис. Младшая Гордон тут же вспомнила, что она, вообще-то, ведьма, потомственная чародейка и любимая племянница своей тётушки, которая револьверами размахивает проворнее, чем веерами. Поэтому, тут же вернув себе самообладание, Элис выпрямила спину, приподняла подбородок и таким взглядом ответила на ментальную атаку хозяйки лавки, что любой маг разума сошёл бы с ума от изобилия матюгов в мыслях порядочной девицы.

— Правильно, — усмехнулась женщина, покачивая пальцем с длинным ногтем, окрашенным с бордовый цвет. — Сглаз либо снимать надо, либо не подпускать к себе…

Элис хотела было уведомить, что ее благословения похлеще чужих глаз, но тут женщина дошла до прилавка и поставила старую резную шкатулку на полированную поверхность стойки. Щёлкнула антикварным замком из позеленевшей меди, и отбросила тяжёлую крышку.

Звуки стали тише, ароматы — приторнее.

Алисия медленными шагами и почему-то боком, отставив левую руку с защитной руной за спину, приблизилась на пару локтей. Привстала на цыпочки, старалась разглядеть, что лежало на бархатной потёртой подложке. Отсутствие солнечного света и глубокие тени от лампы этому не способствовали, поэтому, под взглядом с издёвкой, пришлось шагнуть ещё ближе.

От шкатулки тянуло кровью и каким-то древним злом, которое все не может уснуть. Но это не оттолкнуло, а наоборот, вызвало бурю эмоций, а слова любимой родственницы, что негоже пальцы свои совать в котёл с зельем, потерялись в памяти. Элис дотронулась до прилавка и закрепила результат, подойдя к нему вплотную.

На чёрном бархате лежала шерстяная нить. Хотя нет. Волосяная. Сплетена она была в тонкую косичку, в каждом звене которой висело по Серебряному медальону. Очень мелкому. Почти с четверть ногтя.

Орёл с расправленным крыльями. Бабочка. Перо птицы. Кинжал. Волчья морда. Левкой.

— Что это? — облизав пересохшие губы, спросила Элис, и невесомо коснулась одного из медальонов. В кончиках пальцев зажгло. Как будто дотронулась до горячего молока или вот поймала уголёк из камина. Пришлось убрать руки.

— Путеводная нить… — скрывая усмешку, проскрипела хозяйка лавки. А Алисия непонимающе уставилась на женщину, безмолвно требуя пояснений. Но женщина молчала. Рассматривала.

— Что она делает? — артефакт пел песню голосами старого елового леса, что обычно безмолвен. Но иногда, в непогоду, или после сильного весеннего дождя, он заводил мелодию скрипа стволов, шелеста игольчатых веток и чистой небесной воды, которая стекала слезами по деревьям.

— То, что заставит поцелованного смертью вернуться в мир живых…

Сердце пропустило удар, а потом разогналось, вынуждая все органы работать в ускоренном режиме. Левая рука за спину. Полшага назад. Шелест губ в первых строчках заклинания.

— Не надо, девочка, — скрывая смех, сказала женщина и обошла прилавок. Вытащила льняную нить. — Не надо бояться матушки Шо только из-за того, что она видит больше, чем ты можешь показать.

— О чем вы?

Ведьма отмотала два локтя веревки и щелчком пальцев отрубила конец. Свернула в небольшую петлю и положила рядом с футляром.

— О том, что только слепой не увидит на тебе его мёртвых печатей.

И голос такой… Укачивает, баюкает в надёжных руках, и Элис с раздражением сбрасывает с себя путы ментального заклинания на доверие.

— Смотри… — шепчет женщина и касается своим ногтем запястья Элис, которое тут же раскрашивается рисунком почерневших вен, которые уползают под манжеты платья. — Ты — его судьба. Его якорь в мире живых. И заклятие… Боги не любят, когда кто-то играет не по их правилам, а значит оно сработает…

Что за ересь? Какие правила да игры?

Элис завороженно наблюдает, как от разрыва прикосновения тьма тает и руки приобретают свой обычный вид.

— Когда поцелованный смертью уходит в мир мёртвых, у него ничего не остаётся из материального, кроме нити, — мимолётное касание к артефакту. — И чувствуя ее на своём запястье, он точно вспомнит, что в мире живых его ждёшь ты… Только вплети свои волосы в амулет…

— Из чего он сделан? — какая к демонам разница из чего, если и без этого ответа видно, что перед Элис — уличная гадалка, которая просто замечает больше обычного. И нить эта… Точно бутафорская.

— Шерсть волка… волос из гривы единорога…

Элис постаралась не заржать. Всем известно, что единорогов не существует. Но зачем-то продолжила слушать.

— Серебро из тигля, которым пользовались демоны, выплавляя себе обереги. Железо из кузни кузница, что подковывал лунный табун…

И без этой сказки всем ясно, что это — обычная нитка с фигурками, и Элис не понимала, почему стояла и слушала. И ещё больше удивилась, когда задала следующий вопрос.

— Сколько? — глаза колдуньи блеснули огнем, в котором смешалась жажда наживы и нежелание расставаться с побрякушкой. Но первая перевесила.

— Двадцать золотых.

Дорога до дома пронеслась незаметно. Элис поглаживала тяжёлый футляр и не могла понять, почему все же купила этот артефакт. Нет. Дарить она его Грегори не будет. Она просто все прочитает про такие обереги и потом подумаетчто делать.

На пороге дома улыбчивая горничная помогла снять плащ и заговорщицки шепнула:

Глава 5

Да вы издеваетесь?

Это первая мысль, которая пришла Элис в голову.

Вторая мысль, что у Грегори до неё была нормальная жизнь взрослого мужчины, и женщины — часть неё. Но почему все они решили появиться в именно сейчас? Не год назад. Не пять лет, а сейчас?

Блондинка была некрасивой, но привлекательной в своей некрасоте. Тонкий стан, высокая грудь. Лицо слишком вытянутое и чёлка никак не исправляла ситуацию. И нос тоже длинный, но по-аристократически правильный, со вздёрнутым кончиком. Глаза невыразительные. Теряются на этом большом лице, и только цвет… Янтарный летний мёд притягивает внимание. И волосы. Тяжёлые, как живое золото, как нити его, что сплелись в косы, которые легли по обе стороны груди, тем самым ее подчеркнув. Губы узкие. Жесткие.

Но при всей дисгармонии, девушка заставляла задерживать на себе взгляды. И выдыхать восхищённо. Слишком восхищённо, чтобы это было настоящими мыслями Элис. И она смутилась. Шагнула спиной вперёд к двери.

— Пожалуйста, не надо, — разлился по библиотеке голос Ванессы с нотами паники. — Простите мне мое своеволие…

У Алисии резко округлились глаза, а внутри все свернулось.

Панталоны тётки Кло!

Панталоны тётушки Клотильды!

Парадные панталоны старой интриганки Кло!

— Успокойтесь, — Ванесса встала с кресла и сделала шаг к Элис, но последняя была дезориентирована своим открытием и лишь выставила руку вперёд.

— Не подходите, не надо! — попросила-приказала Элис. — И перестаньте копаться у меня в голове!

В том, что перед Алисией стоял сильный менталист, уже не оставалось сомнений. Поэтому и думала она об исподнем старой родственницы, чтобы не думать о чем-то важном.

— Простите, Алиса, но вы слишком громко думаете, — зажала ладонями виски Ванесса и отошла обратно к своему креслу. — А ещё у вас на лице все написано, и не надо быть менталистом, чтобы понять ваши мысли.

Так вернёмся к тетке Кло… Что там она говорила про ментальные обманы…

— Они со мной не сработают, — призналась блондинка.

— Не подслушивайте! — оскорбилась Элис.

— Просто успокойтесь и тогда меня не будет сносить вашим мысленным криком.

— Так это я ещё виновата? — вызверилась Элис и прижалась спиной к двери. Сделала пару шагов влево, к книжным полкам. И вцепилась до побелевших пальцев в одну из них.

— Ни в коем случае, — поторопилась развенчать эти мысли Ванесса и села на место. Развернулась спиной к Элис. — Понимаете, я слишком чувствительна после того, как избавилась от влияния демона, как вернула себе рассудок…

Что?

О чем она говорит? Разве менталисты могут быть вообще подвержены сумасшествию?

— Менталисты сильнее всего ему подвержены. И я попала в ловушку, заплутала в лабиринтах памяти…

Странный разговор. Какой-то весь скомканный. Непонятный. И Элис не знала что делать: бежать искать в связке амулетов побрякушку для защиты, или просто бежать.

— Не надо, Алиса, — голос у неё красивый, немного с картавящими «л», и поэтому имя Элис звучало в устах Ванесса мягко, переливчато. — Я все объясню, дайте мне только время. И не бойтесь меня.

— Я вас не боюсь, — слишком поспешно, слишком резко. От этого даже простому человеку был бы виден страх Алисии. Только больше всего она не менталиста боялась, а бывшую девушку Грегори.

— Вот это абсолютно лишнее, — Ванесса все же повернулась лицом и нервно сцепила пальцы в замок. Положила руки на колени. — Мы с Грегори просто друзья.

Да как же?

Мысленно Элис фыркнула, вспоминая ещё одного такого друга. И волна злости прокатилась от макушки до пяток, чтобы не остаться незамеченной.

— Я, наверно, не вовремя. И вы меня боитесь, что я… и Грегори, и мы…

Элис этого не боялась. Вообще ни разу. Просто сразу думала как быть, потому что ещё одного спектакля со всякими приворотами не выдержит и согласится на предложение Дмитрия или уедет к Хлое. Там Йонас в браслетах, а штатный маг бездельник. Элис быстро его спихнёт с поста.

— Не надо поспешных выводов о нашей с Грегори связи…

Конечно не надо. Поэтому Элис и замерла у полок, а не бежит собирать вещи. Она вот только перестанет проворачивать в голове сюжеты этого разговора. Только придёт в себя. Только поговорит с Грегори…

— Простите, но он ни причём. Он изначально не хотел нас знакомить, а я давно просила. Пару лун точно.

Во рту все ссохлось и язык прилипал к нёбу. И Элис заметила, что ей, как хорошей хозяйке, надлежит предложить чая.

— Вы правы. Предложите мне чая. Вы успокоитесь. Я соберусь. И за чаем мы сможем все обсудить, — Ванесса бросила очень извиняющийся взгляд и Алисия кивнула.

Три шага до двери. И спасительная латунная ручка в захвате пальцев. Когда Элис вышла в коридор, ее дыхание выровнялось. Успокоилось. И сама она тоже успокоилась. Поймала горничную на пути в свою спальню и попросила организовать небольшое чаепитие в библиотеке. А сама пошла дальше. До лестницы. До своей комнаты. До шкафа с вещами. И дорожного несессера.

Кошачий глаз в дешёвой железной оправе. Почти уродливой. Кривоватой. Но от этого действие амулета не становилось хуже. Алисия повесила на шею тонкий кожаный шнурок и спрятала камень под воротом платья. Глянула мельком в зеркало. Напугалась самой себя, с лихорадочно блестевшими глазами и паникой в них. Махнула рукой на отражение и вернулась на первый этаж. Застала горничную с маленьким передвижным столиком прямо у дверей. Открыла их и пропустила девушку вперёд.

Чай был чёрным, с цветами жасмина и сушёной клубникой. Ванесса аккуратно придерживала чашку в тонких пальцах и косилась на Элис, верно пытаясь понять почему теперь не слышит ее мысли.

— Вообще-то слышу, — нервно призналась менталистка. — Но очень глухо, как через ватную подушку.

Такой вариант конечно не устраивал Алисию, но она смирилась и спросила:

— Чем обязана?

— Я хочу вас поблагодарить, что помогли мне избавиться от демона.

Глава 6

В военном госпитале, как и в любом другом месте, где обитали лекари, душно пахло спиртом, травами и кровью. Последним — особенно сильно. Почти невыносимо, и Ванесса всегда носила при себе надушенный платок. В один из ее приездов, в коридоре, у палаты с тяжелораненым, она встретила очень печального мужчину с почти чёрным глазами, из которых выглядывала сама смерть. Мимолётное внимание. Слишком короткое для симпатии, но достаточное для интереса. В случае с Ванессой — профессионального. Мужчина был болен. Но не той болезнью, что затрагивает тело. Его хворь сидела внутри и подтачивала хрупкие нервы, оголяла бреши в защите и из-за этого, только из-за этого, в следующую встречу Ванесса рискнула заговорить.

Он был вдовцом. Ментально Ванесса слышала эхо болипотери, и тогда тоже хотела зажать виски ладонями, чтобы хоть немного расслышать свой внутренний голос. Не получалось. Потому что некромант слишком громко думал о смерти. И вообще обо всем, что связано с ней. И тогда несколько сеансов поздними вечерами, в стерильной обстановке госпиталя, помогли решить проблему. Даже не так. Они исключили вероятность сумасшествия у сильного мага смерти. На этом работа Ванессы была закончена, и она очень удивилась, когда Грегори пригласил ее в театр. А потом была королевская оранжерея. И ещё театр. Путешествие в Верахе.

Эта была не та связь, про которую говорят, что она построена на чувствах. Нет. Подсознательно Грегори искал способ выбраться из своей боли и не придумал ничего лучше, чем быть с менталистом. Наверно он боялся сумасшествия очень сильно. А Ванесса просто устала от бесперспективной работы. Да. Бесперспективной. Потому что сильным менталистом не может быть женщина. И она даже где-то смирилась.

А с Грегори было спокойно. Надёжно.

Как только все его демоны замолчали, он раскрылся в полной красе: сильный, умный, харизматичный мужчина. И, скорее всего, Ванесса его полюбила. Что чувствовал он — она не хотела знать. И вообще мысли его не хотела знать, поэтому он ходил в браслетах. Такая старая традиция — каждому магу разума даются браслеты для избранника, чтобы не было соблазна управлять.

— А потом я сошла с ума, — Ванесса так резко оборвала рассказ, что Элис чуть не вывернула на себя чашку с чаем.

— Почему? — глупый вопрос из ряда «а почему дождь падает сверху?», но и промолчать Алисия не могла.

— Потому что до меня добрался демон, — спокойно, без паники или страха призналась собеседница, отставляя чашку и приподнимая со столика тарелку с эклером. — У магов разума есть несколько стадий помутнения рассудка. У меня ни одной из них не было. Для окружающих я была в непрекращающемся бреду. Для меня самой это были настоящие лабиринты памяти. Не моей. Чаще — моих пациентов. Иногда — обычных знакомых. И я постоянно чувствовала чьё-то присутствие у себя в голове…

Она постучала себя по виску тонким пальчиком, а потом откусила эклер. Во всей этой непонятной ситуации Элис сочувствовала Ванессе, как может это делать неравнодушный человек. Алисия ещё помнила, как бредила от пневмонии, и предполагала, что сумасшествие — это в сто крат сильнее, чем бред.

— Грегори не бросил меня тогда. Хотя мои родители настаивали. Он собрал лучших специалистов и те ставили диагноз, что это — не моё, а напускное, и тогда к делу подключилась внутренняя если не разведка, то близко к тому. Искали нити, что связывали бы меня со злоумышленником, но их было слишком много. Военный госпиталь, и там не только добропорядочные люди лечились. Но Грегори — он все равно был рядом.

Она приговорила эклер и подняла чашку. Вдохнула аромат чая. Пригубила. Поставила на край столика и сцепила пальцы в замок.

— Было предложение от менталистов погрузить меня в состояние, близкое к смерти, чтобы мой разум сам определился, но Грегори не позволил. Он перевёз меня в лучшую лечебницу. Сперва со мной работали в основном сестры милосердия. Они не давили и у меня появилось время. И я искала этого козла, — тут Ванесса зашипела и сжала тонкие пальцы в кулаки. — Чтобы вытолкать из своего подсознания. Много лет понадобилось чтобы просто приблизиться к сущности демона, а потом…

Заминка, которая даёт время обеим девушкам додумать несказанное.

— Потом он исчез. Нет. Не так… — Ванесса сжала указательным и большим пальцем переносицу. — Я слышала вой раненого сознания. И я чувствовала физически всю его боль. Как его перемалывало в пентаграмме призыва, как из него тянулась тьма. И я не жалела, я кричала и давила своей волей, чтобы очнуться закованной в смирительную рубашку на мягком ватном полу отдельной палаты. И я… Элис я благодарна вам…

Алисия прячет взгляд в складках своего дорожного платья, потому что благодарность эта нелепая и за такое не благодарят. Она даже не знала, что спасала не только себя, но и ещё двух девиц.

— И Грегори я тоже благодарна, что подарил мне время. И сейчас, Алиса… Я почти луну просила его нас познакомить, но он все отнекивался, а потом вы прибыли в столицу, и я писала вам. Но вы уехали… и Элис…

Ванесса замирает так же нелепо, смотря в подол своего платья и молчит, видимо, подбирая слова.

— Ванесса, — слова — камешки, из них можно собрать красивый домик и только Элис решать, чем он будет наполнен: разочарованием или дружбой. — Я рада, что вам удалось справиться с безумием и демоном. Но ваша благодарность… Ванесса, это того не стоит. И задержка… мы бы все равно встретились…

— Нет. Мы с Грегори остались хорошими друзьями. Он был растерян, когда выяснилось, что я пришла в себя, и рад, конечно, — она задыхается словами, — очень рад. Но я сразу поняла, что это не может дальше продолжаться. Нельзя терять хорошего друга ради мифического обладанияим как мужчиной… И мы пришли к выводу, что лучше крепкая дружба, чем слабая любовь. И тем более — он опьянен вами…

Щеки пунцовели, абсолютно не обращая внимания на нежелание Элис выглядеть посмешищем. Они не могли вернуть себе привычный оттенок, потому что появилось подтверждение: она не безразлична Грегори…

Глава 7

Разговор с Ванессой оставил отпечаток чего-то неправильного. Как в старом анекдоте тётушки Кло, где жена и любовница обсуждали мужа. Причём Элис была любовницей. Но, несмотря на это, она дослушала выводы менталистки и была благодарна за них. На прощание Ванесса ещё раз уточнила:

— Алиса, у вас нет нужды опасаться меня или, того хуже, подозревать в чём-то Грегори. Мы… мы просто друзья.

И если данных для этого заключения со стороны Грегори у Алисии не было, то Ванесса сама с трудом верила в то, в чем пыталась убедить Элис. При каждом слове о Стенли, при воспоминаниях, менталистка то и дело забывалась и погружалась в омуты памяти. И был в ее голосе едва заметный флёр печали.

Неправильно все. И ужасно зябко. Как будто гуляешь по топкому болоту. И от этого ощущения Элис проходилась по библиотеке, цепляя форзацы книг ноготками, чтобы просто не забывать, что она ещё здесь.

После встречи, все мысли о надвигающемся празднике потерялись. Настроение было испорчено окончательно, и если раньше Элис боялась разговора по душам, то теперь ни за что не отступит, пока не расставит все точки.

Грегори не возвращался и это безумно нервировало. Алисия каждую четверть часа поднимала глаза на тяжёлые напольные хроносы, пытаясь себя убедить, что все в порядке, просто — долго. И от нетерпения она перелистывала сборник заклятий и рунных оберегов, в надежде что-то найти про путеводную нить. Чернила расплывались по бумаге, отказываясь участвовать в этом душеспасительном мероприятии, и тогда Элис закрывала фолиант, чтобы бессмысленно смотреть на книжные полки.

Шум из холла донёсся слишком резко и Элис дёрнулась в кресле. Запуталась в юбках, потеряла туфельку, но все же встала и медленным шагом приблизилась к дверям библиотеки. Отворила их, заставив петли простонать.

Грегори стягивал пальто в прихожей. Он был ещё более уставшим, чем днём. И только из-за этого, и чтобы прояснить ситуацию, Элис несмело приблизилась и тихо спросила:

— Где ты был? — этот вопрос прозвучал излишне жалостливо, словно она собиралась устроить истерику со слезами. Грегори даже растерялся, дёрнулся и обернулся. Наткнулся взглядом на нервные пальцы, что теребили одну из тесёмок подвески шатлена, и сказал на выдохе:

— Ездил к Дювье, — он развязал шейный платок и тоже передал его горничной. — Идальго, конечно, не стал бы нас каким-либо образом задерживать. Но мне показалось правильным оказать ему услугу.

— Он ни в чем не виновен!

Грегори вскинул бровь. Лукаво усмехнулся. И подошел ближе. Протянул руку.

— Он не предавал корону, — тихо шепнула Элис, несмело кладя свою ладонь в руку Грегори и удостоилась ещё одного лукового взгляда.

— Я знаю, — он сжал ее тонкие пальцы и приподнял к лицу. Коснулся губами. Очень целомудренно, воспитанно, но это прикосновение разлилось внутри Элис жаркой волной. — Но откуда это знаешь ты?

Тот неловкий момент, когда надо бы рассказать детали знакомства с Адрианом, но что-то подсказывало Алисии, что это — не самое лучшее начало для разговора. Поэтому она решила отыгрывать роль учтивой хозяйки.

— Не хочешь поужинать? — Грегори покачал головой. — Тогда в библиотеку? Я прикажу подать чай.

— И бренди, — нехотя попросил Стенли, отведя глаза. — Я зверски замёрз.

Элис лишь кивнула, заметив, что он действительно мёрзнет, потирает руки, и нос вон весь покраснел.

В очередной раз горничная доставила к дверям библиотеки столик на колёсиках и неслышно исчезла в коридоре. Алисия поправила манжеты платья, чтобы не выглядеть нервной, и вошла. Грегори сидел в кресле, вытянув ноги и обняв себя руками. Голову запрокинул на спинку и прикрыл глаза. Под звяканье фарфора и стекла ему пришлось вернуться в реальность.

— Идальго не оправдают сейчас, — невпопад признался Стенли и потянулся к бутылке с алкоголем. Элис перехватила его руку, и сама плеснула напиток в тяжёлый бокал.

— Почему? Он все же виновен? — мысли, что все не так просто с адмиралом, неприятно укололи, но Грегори развеял их.

— Не накануне выборов в совет. Филипп слишком заинтересован, чтобы там было как можно больше его людей, и Хейнбергер сейчас работает над этим.

— Он все же участвует? — разговор по тону напоминал светскую беседу, и Элис, конечно, было приятно, но это не то, о чем действительно хотелось поговорить. И Грегори это понимает. Наблюдает, слегка склонив голову, и покачивает в руке бокал с бренди, словно давая ему время «надышаться» воздухом.

— Скорее всего, — задумчиво и лениво. А потом ее некромант все же отпивает алкоголь и морщится от того, как огненная жидкость скользит по горлу. — Если получит поддержку семьи Ферро… А это не факт…

Он покачал головой и снова пригубил бренди. Элис придвинула ему колотый шоколад и блюдце с лимонами.

— Получить поддержку Пол сможет если только женится на одной из внучек старой ведьмы… А они, как бы правильно выразиться, не грезят замужеством. И тогда Филиппу придётся другим способом проталкивать в совет Хейнбергера. А, значит, у него не останется козырей, которыми можно выклянчить королевскую благодать, и Идальго отодвигается на второй план… Ещё и Френк…

Элис, видимо, что-то запамятовала, потому что относительно шерифа имела устаревшую информацию, и очень удивилась, узнав, что его сместили с поста по обвинению в превышении должностных полномочий. А он, Грегори, сейчас сильно нужен в Вортише, потому что там тоже все непонятно и слишком много нелепицы.

— Какой? — перебила Элис, отодвигая чашку с горьким чаем в центр стола.

— Бертрана мертва.

Глава 8

Бренди шумел в голове, но это только от усталости, мерзких новостей и мороза. Грегори не подозревал, что может быть такой неженкой, но он чуть не отморозим себе все руки, ноги и нос, пока добрался до Дювье. Последний, к слову, совсем не обрадовал, больше расстроил.

— Идальго никогда не оправдают, — было первое, что сказал Филипп, читая документы, которые привёз Грегори.

— Даже с этим? — Грегори очень демонстративно скользнул холодным взглядом по папке с исписанными листами.

— Тем более с этим, — разочаровал друг. — Здесь в предательстве обвиняется нынешний адмирал иртанийскогофлота. Документы… Это — судовой журнал с пиратского флагмана, и запись велась не только о манёврах, но и обо всём, понимаешь? Кто что сказал, будучи на корабле, сделал. Это — магия. Артефакт не вычленяет кто важный для исхода кампании, а кто — нет. Он пишет все. И тут…

Филипп швырнул документы на стол и сел в своё рабочее кресло. Спрятал лицо в ладонях и с ожесточением растер.

В доме Дювье страшно было находиться, потому что это был филиал службы безопасности, но зато здесь точно никто не подслушает. Наверно.

— И ты не можешь поднять волну проверок? — недобро сузив глаза, уточнил Грегори. Встал, собрал документы обратно в папку. Ничего страшного, есть множество вариантов как добиться правосудия. И если Филипп так трясётся за свою задницу…

— Могу, но… не сейчас. И не с этим человеком, — все же признался Дювье, и Грегори поморщился. Вот не любил он политику и эти бессмысленные игры, где на кону стояли человеческие жизни. — К тому же меня беспокоит твой шериф…

— Что с ним? Проверка шла через твоё ведомство?

Филипп как-то странно наблюдал за Грегори. Склонив голову набок и постукивая перьевой ручкой по подлокотнику кресла. От этого её кончик впивался в мягкое податливое дерево, оставляя на нем следы из точек.

— Он чист, — резко сказал Филипп, — но к должности не вернётся просто из-за самого факта проверки. Таких пятен не должно быть на репутации главы исполнительной власти пусть маленького южного городка. Он вернётся в участок, но не более.

— Ты издеваешься? — Грегори разозлился. От несправедливости, от этого ленивого вальяжного тона, каким Филипп выдавал расклад. — Как такое вообще возможно? Почему ты не вмешался?

— Сейчас я связан по рукам и ногам. Один мой шаг и оппозиция вонзит клыки в королевский совет. А оттуда пролезет на верхушку, поближе к королевской семье. Понимаешь?

— И что, теперь просто смотреть, как в этой вашей политической войне страдают люди?

— А твой шериф пострадал не из-за политики…

Грегори замер, все ещё сжимая в руках папку с документами Идальго. До него, после нескольких бессонных ночей и сна украдкой где-то в перерывах, все доходило туго. А уж в разговоре с загадками главного безопасника королевства, вообще можно не надеяться ни на что…

— Что ты имеешь ввиду?

— Все…

Филипп потянулся в своём кресле и открыл ящик стола. Достал стопку листов. Исписанные чёрными чернилами и продавленные пером, они закручивались по краям. Потом на стол легла сигара. Дювье покрутил ее в пальцах, словно в раздумьях. Отложил и медленно встал. Подошел к секретеру. Вытащил из него бутылку коньяка. В острых гранях переливался свет и от этого цвет напитка заколдовывал своей красотой. Филипп взмахнул бокалом. Грегори покачал головой. Тогда безопасник со стуком поставил бутылку обратно и вернулся в кресло, а потом как-то медленно произнёс:

— Началось все с тебя. Не с Элис, как ты предполагал. А с тебя и Хлои… Сколько раз тебе предлагали продать земли? Сам знаю, что много, так что не отвечай…

Грегори сглотнул тугой комок и горло засаднило.

— Так вот… потом идея с замужеством, но благо дело девчонка сбежала. Потом тебе снова предложили денег? — Грегори кивнул. — А потом вывели из игры Френка. Подставили тебя… Понимаешь, будь шериф при своей должности, ты бы ни дня не провёл в тюрьме, но надо было, чтобы тебя сломали, а ты, паскудник, не сломался. И теперь, когда как-бы зачинщики взбешены, мы только ждём шага…

Филипп закурил. Тягучий пряный дым кольцами вплетался в воздух и оседал на поверхностях такими маслянистыми кляксами, которые лениво перебирали жгуты плетей и цеплялись то за пресс папье, то за бюст короля.

— Элис ни при чём. Это ты — цель. Ее зацепило просто по касательной, как вариант того, что ты не женишься на дочери градоправителя. И если ты о себе не думаешь, подумай о ней. Ее сожрут, если с тобой что-то случится. А они уже не побрезговали убийством.

— Ну, меня, предположим, так легко убить не выйдет…

— Гри, не будь дураком! — рявкнул Филипп, аж привстав с кресла и нависнув над столом. — Пуля из даорита в сердце,и все… Ты сыграл в ящик.

— Я все же надеюсь до этого не дойдёт… — нехотя признался Грегори и положил папку на стол, отвлекая внимание Филиппа от себя. — Слишком трусливы, чтобы тронуть меня…

— Уезжай… Увози Элис, продавай поместье и уезжай. Это будет лучшим решением.

Молчание висело в кабинете почти гробовое. И Грегори только собрался распрощаться, как Филипп успел сказать:

— Мальчишку надо в столицу забрать. Если я все правильно понял, он сейчас в гуще событий…

— Он не согласится, — Грегори припомнил горящие глаза Льюиса.

— Тогда уж будь добр, предупреди и присмотри, — едко выплюнул Дювье.

Разговор с Филиппом был липким и противным, примерно, как подтаявшие конфеты с пралине, и Грегори не мог отделаться от мысли, что его тоже сдвигают с доски, просто сейчас по-хорошему. Поэтому он и не знал, что делать. Что сказать Элис, и лишь сидел, наблюдал за своей обескураженной ведьмой. Понимал, что зверски устал и очень хочет ее обнять. Уткнуться носом в тонкую шею, сдавить Алисию в объятиях, и хотя бы немного перестать думать и переживать. Поэтому ее слова выбили и так шаткую почву из-под ног Грегори:

— Ванесса приезжала…

Глава 9

Глаза Элис светились ровным зелёным цветом, без осколков тьмы. Грегори вглядывался в миловидное нежное личико своей чародейки и лихорадочно соображал — что надо сейчас сказать и как поступить. Бренди сделало своё дело на голодный желудок и размыло очертания реальности. Ну, как размыло? Просто притупило интуицию.

— Ты … Элис, прости меня… Этого не должно было случиться, — на подлокотнике лежала книга с заклятиями. Тонкая, в мягком переплете. И Алисия забрала ее на колени, чтобы занять руки. Она поглаживала форзац и слегка цепляла его уголок ногтями, но молчала.

Вот это молчание было хуже крика. Когда Элис кричала, она была живой и настоящей. А сейчас она делала вид, что ей все безразлично.

— Я не хотел, чтобы вы встречались. Я не думал, что это знакомство для тебя было бы приятным… — продолжал Грегори. Наверно бенди недостаточно старался, потому что шестое чувство вопило и било в колокола, что сейчас что-то случится. Ах, да… аромат сочной травяной зелени так сильно щекотал нос, что захотелось расчихаться.

— Именно, Грегори, ты не думал… — ее голос был мягким, условно дружелюбным. — Или наоборот, слишком много думал «что для меня лучше?», вместо того, чтобы просто спросить…

Это фиаско.

Грегори прикрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.

— Ты догоняешь меня, забираешь из отцовского дома, но при этом тебе абсолютно наплевать чего хочу я… — голос звенел. Грегори чувствовал его вибрации всем телом, словно колдовство решило показать, что оно сильно.

Стенли понимал, что сейчас любое его оправдание, объяснение сойдёт просто за капитуляцию. К своему возрасту он понял, что если женщина настроена поругаться, она сделает все возможное, но испортит настроение всем. Себе — в первую очередь. Тут можно было бы сказать, что Грегори ощущал себя в ловушке, то есть почти беспомощным, поэтому спросил:

— Чего ты хочешь? — он был настолько спокоен, а между строк читайте — устал, что его голос тихо и мягко прозвучал в стенах библиотеки. Элис растерялась. Облизала губы. Заправила за ушко кудрявую прядь и примолкла. Даже аромат летней травы потерялся среди книжной пыли и чернил.

— Многого… — неуверенно ответила его Ведьма, и Грегори мысленно ухмыльнулся. — Начнём с правды.

— А давай начнём? — воодушевился Стенли, даже позу поменял: наклонился, оперся локтями в колени и сцепил пальцы в замок. — Вопрос от тебя, потом от меня. Кто соврёт — выпивает бренди!

Глаза Элис полыхнули. Такой расклад ее не устраивал однозначно, потому что она теряла ориентиры от обычного десертного вина, а тут — крепкий алкоголь. Но, видимо, договорившись со своими тараканами в голове, она кивнула.

— Что случилось с твоей любовницей? — она намеренно сделала упор именно на это обозначение статуса покойной. И Грегори это заметил. Поморщился. Но все же ответил.

— Она не была ей. И прибыла в поместье только чтобы свести меня с ума. Зачем? Ещё не знаю… Но после твоего отъезда она занервничала и сбежала. А может после того, как я получил откат от приворота. В любом случае, бежала она недолго. Убийство в подворотне…

У Элис на глаза набежали слёзы. Она прикрыла рот ладонью и сдерживалась, чтобы не разреветься, поэтому Грегори одним пальцем придвинул к ней бокал с алкоголем. Просто так. В качестве успокоительного. Алисия отпила, а потом сразу же отхлебнула чая.

— Зачем приезжала Ванесса?

— Поговорить…

— Поговорили? — неуверенный кивок головой. — Вопросы ко мне остались?

Остались. Это видно по тому, как покраснели щеки Элис. Она хотела спросить — что ей ждать в дальнейшем, но боялась, ведь не уверенна в его чувствах, и поэтому нехотя качнула головой.

— Как ты меня нашёл? — тонкая венка на девичьей шее заходится бешеной пульсацией и Грегори сам себя одёргивает, чтобы успеть отвести глаза до того момента, когда его внимание станет слишком красноречивым.

— Магия крови и заклятие. Наши сны перемешались. Я не думал, что такое возможно…

Да. С заклятием очень некрасиво вышло. Если бы он знал, что в случае расставания силы так решат себя вести, никогда бы не провёл ритуал. Или все равно провёл, лишь бы Элис не страдала.

— Кто такой Дмитрий? — пожалуй, самый животрепещущий вопрос для Грегори, и он замечает, как нервно закусывает губы Элис, как отводит глаза. Просто прячет их, стараясь рассматривать обстановку библиотеки, но только не глядеть на него, и это неприятно колет в глубине. Как будто гадюка, под названием ревность, изнутри все искусала.

— Попутчик в поезде. Там все сложно. И долго. И мы можем это потом обсудить… — в ее глазах столько паники, что она почти физически ощущается: воздух становится вязким и пряным, как горячий шоколад с кардамоном и солью, а голос слишком тягучим. И Грегори понимает, что там действительно все настолько сложно, что Элис проще похоронить воспоминания, чем рассказать. И обида, а ещё все та же ревность совсем заполнили рассудок колючим тернием, который изнутри начинал подтачивать опоры собственного самообладания. Наверно только из-за этого Стенли слишком медленно, лениво откидывается на спинку кресла, складывает руки на груди и ловит смущённый взгляд. В каком-то глупом порыве бесполезного злорадства он вытаскивает из внутреннего кармана медальон с «Запертой жизнью». Грегори ловит непонимание со стороны Элис, но наклоняется к столику и кладёт амулет на гладкое серебро подноса со словами:

— Господин Лиховской просил передать.

Глава 10

Неправильно долгое молчание. Оно саднило как разбитая коленка. И Элис старалась отгородиться от ненужного чувства стыда. Дмитрий просто хороший человек и больше никто, а вот у Грегори — гарем неучтенных барышень, и он ещё имеет наглость намекать на личные вопросы?

Алисия вдруг резко поняла, что ей нечего стыдиться, а уловив эманации чувств, которые Грегори пытался ей навязать, разозлилась. Злость жглась острым красным перцем с легкими нотами душистого, и от этого в носу засвербело. Элис некрасиво, тыльной стороной ладони потёрла любопытный орган и излишне резко сказала, чеканя каждое слово:

— У тебя нет морального права внушать мне вину…

У Грегори дёрнулся кадык. Он прищурил глаза и провёл ладонью по подбородку, подмечая проклюнувшуюся щетину. Спустился пальцами по шее и расстегнул тугой воротничок рубашки. В его медленных движениях, в ленивой, какой-то заторможенной грации чувствовалась сила охотника. И охота велась на Элис.

— Я ничего тебе не внушаю, — голос обманчиво мягкий, как кошачьи лапы толстого рыжего кота, которого прикармливает все поместье, и только от этого дворовый разбойник скоро ни на один подоконник не запрыгнет. — Я просто хочу знать, чего мне ожидать?

Нелепый вопрос. Что можно ожидать от обыкновенного подарка? И как он оказался у Грегори?

— Откуда у тебя это? — решила проигнорировать последний вопрос Алисия.

— Было вместе с письмом, которое прислал князь.

— С каких пор ты проверяешь мою корреспонденцию? — едко и недовольно.

— С тех самых, как ты пообещала написать себе рекомендации от моего имени.

— Ну не написала ведь… — фыркнула Элис и пригубила чай.

— Так вот и проверяю, чтобы быть уверенным в твоей порядочности…

Чайная чашка полетела на пол. Звон раскатился по библиотеке. Пятна густого чая оставили свои отпечатки на бархатном подоле платья Элис. Она стряхнула не успевшую впитаться жидкость и встала. Резко.

— У тебя нет никакого права подозревать меня в …

— В чем? — перебил Грегори, тоже встав и приподняв бокал с бренди. Он посмотрел сквозь граненое стекло на свет от канделябров. И как будто сквозь замерзшее, заледеневшее время Элис увидела, как он разжимает пальцы и стекло летит к полу, чтобы повторить судьбу чашки. — Скажи. Мы ведь оба понимаем, о чем сейчас идёт речь…

Звон стекла ещё не успел раствориться в стенах библиотеки, а Элис выкрикнула почти со слезами:

— Ты не имеешь права меня ревновать!

Ревность равно признанию, что чувства есть. И произнеся все это вслух, Элис поняла, что даже о симпатии, если она и есть к ней, Грегори не может сказать по-человечески. От мысли, что лучше пусть все вокруг уверятся в его чувствах, но он будет молчать — Алисия пришла в бешенство. Первой реакцией было, конечно, отпустить силу творить что ей сейчас хочется, но взяв себя в руки, она ещё раз посмотрела на некроманта и поджала губы.

Грегори стоял, сложив руки на груди и демонстративно смотрел на неё из-под приподнятой брови. Аромат ветивера щекотал нос и Элис хотела было шагнуть ближе, чтобы удостовериться, что ей не почудилось, но потом как дёрнула сама себя и сильнее разозлилась…

— Имею, — тихо выдохнул Грегори, делая шаг навстречу. Элис дёрнулась назад и выставила руку, а он ее поймал и прижал к своим губам. По пальцам растеклось тепло, и острые огненные змейки шмыгнули под манжету рукава. — Имею, Лис… Потому что безумно давно и сильно люблю тебя…

Дыхание остановилось где-то посередине пути. Элис замерла, невидяще глядя, как Грегори прикасается губами к ее запястью, как проходится губами по нитям вен, как шагает ещё ближе. Так, чтобы положить правую руку ей на талию и осторожно сжать. Наклониться к самому ее лицу, провести носом ей по щеке и опалить горячим дыханием шею.

Спектр эмоций одолевал Алисию. Она была невозможно счастлива услышать эти слова, и в то же время боялась, потому что прошлое никогда не остаётся в прошлом. И после всего, что между ними было, в эти слова верилось с трудом, поэтому совсем безжизненными губами Элис прошептала, прижавшись к Грегори всем телом:

— Странная у тебя любовь, некромант…

— Другой не завелось, — горько усмехнулся Грегори и, едва задев губами, мазнул намёком на поцелуй по скуле. Элис отклонилась, чем невероятно обидела и шепнула:

— Тогда и люби других…

Шаг назад. Как неправильный, дерзкий танец. Элис обнимает себя руками и сквозь бархат платья чувствует свою дрожь, настолько сильную, что зубы пару раз ударяются друг о друга, но это только от волнения, от чая, что намочил подол, но не от обиды. Ей не на что обижаться, но почему-то именно сейчас ей хочется сказать:

— Твоя странная любовь даёт тебе право сначала, после ночи вдвоём, говорить, что ничего не изменилось? — голос звенел. Грегори не шевелился. Он сначала попытался приблизиться, но, поймав сумасшедший взгляд глаз напротив, не осмелился. И Элис, если честно, была благодарна такой рассудительности. Изнутри все жгло обидой, и никто, даже Алисия, не могла поручиться, что не совершит непоправимых поступков. — А потом упрекать меня в том, что я по мужикам прыгаю? Ты думаешь… думаешь память не хранит твои слова?

Алисия вернулась к Грегори. Прижалась всем телом. Положила ладони на его плечи и дрогнувшим голосом процитировала:

— … а ведёшь себя, как обыкновенная шлюха…