Верну тебя, бывшая жена

Глава 1

ЛЕНА ГОЛД

ВЕРНУ ТЕБЯ, БЫВШАЯ ЖЕНА

Глава 1

Регина

Последние лучи осеннего солнца мягко ложатся на витрину, играя в гранях новых кристаллов. Я поправляю бархатную подушку, на которой лежит колье — нужно, чтобы складки лежали идеально. Разглядываю свой магазин «Лепесток». Тихое царство, где пахнет кожей, полимерной глиной и лаком для финишной обработки. Клиент приходит за ярким штрихом, я этот штрих создаю и продаю.

Моя бижутерия — не просто украшения. Я проектирую акценты, сама того не афишируя. Мне безумно нравится моя работа. И нравится она в основном из-за того, что любимый мужчина всегда рядом. Поможет, поддержит, будет за спиной, что бы ни случилось.

Телефон издает признаки жизни — напоминание: «Забрать Арину из сада». Вздыхаю, снимаю рабочий фартук, усеянный блестками.

Маргарита, моя помощница, уже раскладывает футляры.

— Завтра привезут новую партию швенз и замочков, Регина Валерьевна, — говорит она, не поднимая головы. — Камни-хамелеоны проверить?

— Оставь на столе в мастерской. Я зайду утром. Сейчас убегаю. До встречи.

— Всего хорошего, — с улыбкой говорит она.

Дорога в сад тянется, а вот домой доезжаю быстро, потому что пробок как таковых нет. В голове автоматически прокручиваю планы: ужин, купание Арины, звонок поставщику фурнитуры… И тихая надежда, что Арслан сегодня будет не слишком поздно. Что мы успеем поговорить не только о графиках и няне, которую собираемся нанять.

Ариша говорит без умолку. Я то слушаю, то задумываюсь и не сразу улавливаю суть.

Тишина в прихожей неестественная. Обычно дети сестры мужа в это время у нас. Кричат, играют. Вешаю пальто, слышу приглушенные голоса из гостиной.

Это родители мужа что-то обсуждают, но, заметив меня, замолкают.

— Регина, пойдём в кабинет Арслана. Нам нужно поговорить.

Голос свекрови, Мадины Абрамовны, ровный, но с таким металлическим оттенком, что холодеет спина. Она всегда была строгой. Все те годы, что мы с Арсланом в браке. Да, она особо не переваривает пеня, однако несмотря на это я пытаюсь не зацикливаться и не обращать на это внимание. Ради мужа. Ради нашей семьи.

Отправляю дочь на кухню к домработнице.

Она заходит в кабинет первой и садится в кресло Арслана, будто занимая его пост. Руки сложены на столе, лицо хмурое. А глаза — лед.

— Мадина Абрамовна, что-то не так? Надеюсь, ничего не случилось?

— Это ты мне сейчас скажешь, — она отрезает фразу, как ножом. — Садись. Нам нужно поговорить о твоем поведении.

Я медленно опускаюсь напротив, давая себе секунду на анализ. Ее поза напряженная, атакующая. А тон обвинительный, но контролируемый.

— Я вас слушаю.

— Я получила очень неприятную информацию, — она выдерживает паузу, изучая мою реакцию. Я не моргаю. — Сказали, что к тебе часто приходит один и тот же гость. Молодой человек. Брюнет. Он регулярно заходит в магазин. Задерживается. Свидетели отмечают вашу… чрезмерную приветливость.

Внутри все замирает, но не от страха, а от холодного интереса. Кто? О ком она говорит? Клиентов-мужчин не так много, но они есть. Брюнет…

— Вы описываете примерно тридцать процентов моей мужской клиентуры, Мадина Абрамовна, — говорю я спокойно. — Можете уточнить? Чтобы я могла понять, о каком именно деловом взаимодействии идет речь.

Я пытаюсь быть мягкой. Всё-таки эта женщина — мать моего мужа. А Арслан любит ее, ценит, никогда не грубит. Ему точно не понравится, если я начну огрызаться. Тема неприятная, но надо все разложить по полочкам мягко.

— Не притворяйся наивной! — ее контроль дает трещину, голос повышается на полтона. — Вы проводите время в задней комнате! При закрытом магазине! Мой Арслан строит империю, обеспечивает эту семью, спонсирует твой проклятый магазин, а его жена… — она делает паузу, полную презрения, — заводит себе молодого любовника в лавчонке с побрякушками.

Лавчонка. Побрякушки. Стандартная попытка обесценить то, во что я вкладываю душу. Пропускаю мимо ушей, цепляюсь за суть. Задняя комната — это мастерская. Брюнет, который задерживается…

— Андрей, — говорю я вслух. Ее глаза вспыхивают. Я попала в точку. — Андрей Семенов, фотограф. Он делает профессиональные снимки моих коллекций для каталога и сайта. Это работа, Мадина Абрамовна.

— Удобно, — фыркает она. — Все можно прикрыть «работой». А почему тогда это происходит по вечерам? Почему он уходит, когда на улице уже темно?

— Потому что днем у него съемки у других клиентов, а у меня — поток покупателей, — объясняю я, как бухгалтер отчетность. Клянусь, ощущение, что разговариваю с маленьким ребенком. — Мы согласовали график месяц назад. Арслан в курсе этого сотрудничества. Я ему говорила.

Упоминание сына слегка сбивает ее с толку, но ненадолго.

— Арслан слишком поглощен бизнесом, чтобы видеть очевидное! Он доверяет тебе. А ты этим пользуешься. Позоришь его имя. Имя нашей семьи!

Встаю. Усталость накатывает внезапно. Но голос остается ровным.

— Ваши обвинения беспочвенны и оскорбительны. У меня нет ни времени, ни желания изменять мужу. Я люблю Арслана. У нас общая дочь, общий дом и взаимное уважение. То, что вы называете «свидетельствами» — обычная профессиональная рутина. Не понимаю, чего вы добиваетесь, Мадина Абрамовна. Но, поверьте, сильно ошибаетесь. Не хочу вам грубить, но в следующий раз я могу быть слишком резкой. Прошу вас держать дистанцию и не бросаться громкими словами. Предлагаю на этом закончить.

Свекровь тоже встает. Ее взгляд скользит по мне, будто оценивая дешевую бижутерию на рыночном прилавке.

— Я буду следить, Регина. И если мои подозрения подтвердятся… Мой сын может быть слеп, но я — нет. Ты не будешь пятнать нашу репутацию.

— Да в чем вы меня обвиняете? — взрываюсь. — Что вы несете?

Всему есть предел. Как бы я спокойно не относилась к выпаду родителей мужа, но… с меня достаточно.

Глава 2

Слова мужа повисают в воздухе тяжелым, ядовитым облаком. «Жену я найду, а мать у меня одна». Фраза, отточенная как клинок, входит тихо и рассекает всё — и пространство гостиной, и время, и саму ткань нашей общей жизни.

Сначала ощущаю физический шок. Ощущение, будто с высоты ударяюсь о ледяную воду. В груди резкая пустота, диафрагма сжимается в тугой, болезненный комок. Звон в ушах заглушает тиканье часов на стене. Я не чувствую ног. Только ледяной озноб, бегущий от копчика до затылка. Это не может быть реальным. Это чужой голос в теле моего мужа, инопланетный сценарий, ошибка декодирования. Мы — Арслан, я, Арина — это аксиома. Нечто не требующее доказательств. Его фраза эту аксиому отменяет. Мой мозг, верный слуга логики, на долю секунды зависает в системной ошибке.

А потом приходит боль. Не та, что ноет и щемит. А острая, обжигающая, как прикосновение к раскаленному металлу. Она прожигает защитные слои самообладания и холодных рассуждений. Всего того, чем я прикрываюсь от мира. Боль не от обиды на свекровь — с ней я готова бороться. Боль от того, что стена, в которую я упиралась спиной все эти годы, ожидая ударов извне, оказывается не стеной. Она разворачивается и сама наносит удар.

Арслан подходит к нам. Видит мать в слезах искусственного возмущения и меня, стоящую с поднятым, вероятно, истеричным голосом. И он не спрашивает, что происходит. Он выносит приговор.

«Ясно тебе?»

Это публичное, демонстративное низложение. Я перестаю быть союзницей. Я становлюсь обвиняемой, причем в суде, где судья и прокурор — одна семья, а у защиты даже не спрашивают слово.

И тут же, впритык к боли, накатывает волна гнева. Горячего, унизительного, горького. Меня оскорбляют в моем доме. Обвиняют в неверности и расчете. И тот, чья обязанность — сказать, что она моя жена, не стоит так с ней разговаривать, — не просто встает рядом с обвинителем. Он своей фразой обесценивает всё.

«Жену я найду».

Как будто я — вышедший из строя гаджет, который можно заменить на новую модель. Как будто наши годы, наша дочь, наши общие мечты (были ли они общими?) — это ничего не значащий цифровой мусор, который можно стереть одним кликом.

Любовь можно убить, но уважение… Его отнимают с такой простотой, что становится страшно.

Стою как вкопанная, чувствуя, как по лицу ползет ледяная маска. Дышать тяжело, но я заставляю легкие сделать ровный, неслышный вдох. Мои глаза, наверное, становятся огромными и очень темными. Я смотрю на Арслана, ищу в его знакомых чертах того мужчину, который когда-то говорил, что мой упрямый ум — его самое большое везение. Он закрылся от меня. Я не вижу ни одной эмоции на его лице.

Мадина Абрамовна, испускает физически ощутимое сияние торжества. Она не говорит больше ни слова. Ее поза на диване говорит сама за себя:

«Видишь? Я же говорила».

— Арслан, что ты говоришь? Для начала спроси, что происходит. Лишь потом делай выводы. Потом будешь жалеть!

Мне не хочется думать, что мой муж давно под каблуком у матери и искал повод для разрыва.

Тест на отцовство? Это уже даже не бред. Это реальная угроза, озвученная с ее стороны, а его молчаливое присутствие делает ее легитимной. Другая женщина? Возможно. Но в данный момент это не главный вопрос.

— Зато я услышал то, что ты сказала. Заставишь меня выгнать из дома родную мать?

Главный вопрос, пронзивший холодом все остальные чувства, возникает из глубины, из самого защищенного места моей души: Арина.

Боль, гнев, унижение вдруг отступает, сменяясь чистым, леденящим ужасом. Они угрожают не только мне. Они угрожают стабильности моей дочери. Ее праву просыпаться в доме, где находятся оба родителя. Свекровь говорит о «внуках своей крови», намекая, что Арина… что Арина может быть не… Нет. Этого я не допущу. Никогда.

Этот страх сильнее всего. Он в одну секунду переплавляет отчаяние в сталь. Боль никуда не девается, она горит где-то внутри, как тлеющий уголек. Но поверх нее нарастает новая, неизведанная субстанция — холодная, абсолютная решимость. Они могут ломать меня. Могут пытаться унизить. Но посягнуть на моего ребенка? Это красная линия. Пересекая ее, они объявляют войну. А на войне сентиментам не место.

— Боже, Арслан, да ты не понимаешь, что несешь! Твоя мать говорит, что у тебя есть другая. Что Арина не от тебя! Ты хочешь, чтобы я молча слушала и ничего не отвечала ей?!

Ощущаю себя одинокой в центре просторной, безупречно дорогой гостиной. А эти двое смотрят на меня как на врага. Это осознание, эта абсолютная изоляция, пожалуй, страшнее любых обвинений.

Арслан переводит взгляд на свою мать, но не говорит ей ни слова. Не верит мне?!

Да что с ним, черт возьми, происходит?

Я медленно выпрямляю спину. Маска на лице не дрогнет. Голос, когда я начинаю говорить, звучит тихо, хрипло от сдерживаемых эмоций, но без тени истерики. Он ровный и невероятно далекий, даже для моего собственного уха.

— Всё ясно, Арслан. Совершенно ясно.

Я смотрю ему прямо в глаза, игнорируя торжествующий взгляд его матери.

— Поскольку в этом доме я больше не жена, а лишь временное и сомнительное лицо, то и вести себя буду соответственно. Никаких дальнейших дискуссий не будет. У вас крыша поехала. Мы поговорим завтра. В присутствии юриста. Моего.

Я делаю паузу, давая словам осесть.

— Какой юрист, Регина? Не пойму, чего ты добиваешься.

— Чего я добиваюсь?! Я говорю тебе правду! Хоть раз за годы совместной жизни я говорила что-то плохое о твоей матери?

— Не говорила?

Нет, черт возьми, нет говорила! Лишь давала понять, что она не лучшим образом относится к нашей дочери. И если я не смогу обсудить с мужем вопросы, которые меня волнуют, зачем нам этот брак?

— Боже, вы невыносимы… Какая муха тебя укусила, Арслан? С тобой невозможно разговаривать!

Я не жду ответа. Разворачиваюсь и иду к лестнице, чувствуя на спине их тяжелые взгляды. Каждый шаг отдается в висках пульсацией крови. Но я иду ровно. Потому что там, наверху, спит моя настоящая, единственная и безоговорочная вселенная. И ради нее теперь предстоит стать крепостью. Холодной, расчетливой и неприступной. Первая стена — наша семья — дала трещины. И почему-то внутри создается отчетливое ощущение — ничего больше не будет как прежде.