– Зоя Петровна, я побегу, примите последнего пациента без меня? – отвлекает от заполнения электронной карточки звонкий голосок моей медсестры Оли.
Бросаю взгляд на часы, время уже подходит к шести и кабинет утопает в лиловых зимних сумерках.
– Конечно. Смотри не опоздай на автобус, – улыбаюсь. Оля живет в пригороде и единственный автобус уходит туда как раз в половине седьмого, поэтому я всегда ее отпускаю пораньше.
Проводив медсестру взглядом, я возвращаюсь к заполнению карточки. В кабинет как раз входит мама с последним на сегодня маленьким пациентом и я коротко здороваюсь. Она усаживается на стул и протягивает мне медицинскую карточку.
– Евсеев Руслан Климович, – читаю я вслух и невольно улыбаюсь. Улыбка выходит хоть и вымученной, но искренней. – Какое забавное совпадение. У меня мужа Евсеев Клим зовут.
Поднимаю взгляд на последнюю посетительницу. Миниатюрная, почти кукольная блондинка с огромными голубыми глазами, с трудом пытается усадить на колени вертлявого мальчишку лет двух. Судя по дорогим украшениям и явно брендовой одежде, в деньгах не нуждается. Интересно, что она забыла в нашей обычной скромной поликлинике?
– Это не совпадение, Зоя Петровна, – тихо говорит она, как-то виновато склоняя голову.
И тут мое сердце пропускает удар. Малыш, перестав, наконец, ерзать, смотрит прямо меня. Маленькая безупречная копия моего мужа улыбается мне открыто и лепечет:
– Дласти, тетенька!
Сердце будто сжимает в тисках, когда я жадно разглядываю ребенка и нахожу в нем все больше сходства с мужем. Те же темно-серые глаза с густыми ресницами, тот же упрямый изгиб губ, та же ямочка на щеке, которая появляется у Клима, когда он улыбался. Даже темный нерослушный вихор на макушке, который Евсеев, ругаясь по утрам, пытается причесать, торчит точь-в-точь как у него.
Блондинка ждет, будто давая мне возможность лишний раз убедиться в том, что она не врет, а потом подводит и так очевидный итог:
– Клим – отец моего ребенка.
Мне становится трудно дышать, будто мне кулак под дых всадили. Но ведь так и есть. Еще утром я собирала нам с мужем ссобойки на работу, он шутил и зажимал меня, пока я со смехом отбивалась. А теперь словно ушат ледяной воды на голову вылили...
Восемь лет. Восемь лет мы были женаты, с момента, когда я окончила последний курс медицинского. А встречались мы до этого еще целых два года... Столько лет я засыпала и просыпалась рядом с этим мужчиной, любила его до дрожи, до боли в груди... Для всех друзей всегда мы были идеальной парой, никуда друг без друга... и даже несмотря на разницу в статусах, я знала, что мы с мужем друг для друга опора.
До этого дня.
Клим – восходящая звезда кардиохирургии, гений со скальпелем в руках, владелец собственной клиники. Каждый день он спасает жизни. А я всего лишь педиатр в обычной больнице. Я и не рвалась выше, всегда хотела лечить малышей, но это не мешало матери Клима, Дарье Егоровне, постоянно отпускать в мой адрес шпильки.
Наши со свекровью отношения усугублялись еще и тем, что я никак не могла забеременеть. И Дарья Егоровна все время как бы невзначай вздыхала, мол, внуков бы понянчить, не дождусь я их наверное. И выбирала ведь моменты, когда Клим не слышит, чтобы уколоть побольнее и нагоняй от сына не получить...
Бесконечные обследования показали, что оба мы абсолютно здоровы, как сказала репродуктолог, "просто пока не получается, такое бывает, надо пытаться". Клим никогда не упрекал меня, только поддерживал, но я все равно иногда тихо плакала по ночам в подушку. Как и любая женщина, я хотела ребенка...
А оказывается, ребенок у моего мужа уже есть.
– З-зачем… зачем вы пришли? – голос против воли срывается, выдавая, что я на грани.
Ручка выпадает из моих пальцев и катится по столу. Я резко прячу под стол дрожащие руки, чтобы любовница мужа не увидела, как меня трясет.
А эта блондинка смотрит на меня безотрывно и от деланного раскаяния не остается и следа.
– Зоя Петровна, ну отпустите вы уже его. Я понимаю, вы за него держитесь, потому что он кардиохирург известный, у него клиника своя успешная, а вы… никто, обычный педиатр в задрипанной поликлинике. Да и вам, вон, уже тридцать, а дети всё не получаются.
Вздрагиваю и стискиваю под столом краешек халата в кулаке. У этой девушки внешность безобидной милашки, хлопает сидит искусственными ресницами почти до самых бровей. Но холодный взгляд ее выдает. Она знает, что говорит, специально выбрала самые больные мои места, чтобы в них ударить.
– Так дайте Климу спокойно жить, отпустите его, – продолжает она. – Он не решается сам вас бросить, тянет с разводом, жалеет вас. Но вы же взрослая женщина, все понимаете. Матерью вы уже не станете, а без ребенка какая вы семья? Просто привычка.
Слезы встают поперек горла удушающим комком, приходится стиснуть зубы, чтобы ни одной слезинке не дать пролиться. Только не сейчас, не на глазах у этой стервы, что даже ребенка с собой привела, лишь бы сделать мне больно.
Любовница Клима словно добить меня решает, будто всего спектакля, что она устроила, мало. Она склоняется к ушку сына и что-то коротко бормочет.
Маленькая копия моего мужа по имени Руслан смотрит на меня своими огромными, по-детски чистыми глазами, в которых нет ни капли хитрости или злобы, и жалобно просит:
– Тетенька, позалуста... папа не плиходит, мама плачет и я тозе плачу... отпути его, позалуста, я хотю к папе...
Слова из детских уст звучат невинно и оттого особенно жестоко. Крошка еще и тянет ко мне свои ручки, его личико искажается, он вот-вот заплачет. Меня словно выворачивают наизнанку, но я все равно не могу оторвать взгляда от ребенка, по пухлым щечкам которого текут слезы.
Я осознаю, что почти не дышала лишь когда в грудной клетке начинает жечь. Делаю глубокий вдох и наконец заставляю себя силой перевести взгляд с мальчика на его мать.
Блондинка еле успевает спрятать торжествующую улыбку, тут же хмурится, делает скорбное лицо.
– Ну-ну, зайка, перестань плакать. Все будет хорошо, папа скоро придет, – воркует она, прижимая к себе малыша.
Наверное мое лицо сейчас похоже на каменное, потому что я не ожидала, что любовница мужа воспользуется таким циничным грязным приемом. Но действенным, этого не отнять.
Сейчас, когда она втоптала меня в грязь и убедилась, что я окончательно сломлена, блондиночка снова становится милашкой. От ее виноватого взгляда меня начинает мутить.
Не знаю, откуда берутся силы, но я медленно встаю, опираясь дрожащими руками о стол. Тело деревянное и ощущается так, словно весит несколько сотен тонн, но я заставлчю себя стоять.
– Уходите. – Требую хрипло и повторяю громче, вкладывая в слова рвущуюся наружу боль. – Вон из моего кабинета! Сейчас же.
Любовница мужа, кажется, даже не собирается перечить. Добившись желаемого эффекта, она с легкостью поднимается со стула, ставит сына на ноги, будто забыв, что он до сих пор хнычет.
Изящным движением поправив на плече ремешок дорогой сумки, блондинка бросает на меня последний снисходительный взгляд.
– Я знала, что вы все поймете, Зоя Петровна. Не затягивайте с разводом.
Она разворачивается и уходит, утягивая за собой плачущего сына. Но шлейф сладко-пряных духов все равно остается в кабинете, душит, не давая спокойно вдохнуть. Не давая забыть, что только что моя почти идеальная жизнь рухнула.
Подаюсь к окну и одним движением повернув ручку, дергаю на себя окно. Морозный ветер влетает в кабинет, моментально выстужая кабинет и пробирая до самых костей, но я все равно не могу избавиться от ощущения, что тошнотворный запах духов въелся в меня саму.
Ноги подкашиваются и я, пошатнувшись, тяжело оседаю обратно на стул. Меня трясет крупной неконтролируемой дрожью, от которой стучат зубы. Я обхватываю себя руками, но это не помогает. Сгорбившись, беззвучно рыдаю над столом, не в силах остановить тихую истерику. Слезы заливают лицо, капают на белый халат и бумаги на столе. Нужно отодвинуть их, пока все не размыло, убрать куда-нибудь подальше, но у меня нет сил даже пошевелиться. Словно в груди пробили дыру и высосали все жизненные силы.
На ум приходит сегодняшнее утро с Климом, его руки, смех, настойчивые поцелуи. Он казался таким счастливым, говорил о том, что на выходных хочет съездить на турбазу покататься на лыжах. Снять домик и побыть только вдвоем. А еще, что нам нужно еще попробовать зачать ребенка...
Зачем? Зачем было лгать мне в глаза? Зачем так издеваться, если ты уже знаешь, что у тебя есть другой ребенок... другая семья...
"Сам он тянет с разводом, жалеет вас, но вы же все понимаете", всплывает в памяти фраза его любовницы.
Значит, он обещал развестись. Обещал, только меня пожалел.
С губ срывается едкий смешок. Какой благородный! И на замену мне женщину нашел себе под стать, пришла тут, заботится о нем. Я же пустоцвет, лучшие годы его жизни трачу, должна все понять и отойти в сторонку.
Распрямившись, дрожащей рукой тянусь к телефону. На экране стоит наша с Климом фотография, сделанная всего месяц назад в отпуске. Мы стоим на берегу моря, счастливые, загорелые, и Клим обнимает меня так крепко, будто я – весь его мир. Ложь. От начала и до конца ложь...
Вытираю тыльной стороной ладони слезы со щек. Палец зависает над контактом "Любимый муж ❤️". Горькая усмешка искажает мои губы.
Я нажимаю на кнопку вызова и включаю громкую связь. В трубке звучат протяжные гудки. Один. Второй. Третий.
Клим ответит. Он всегда отвечает. Только вот что я ему скажу?
Сбрасываю звонок и кусаю костяшки пальцев.
Не так. Не по телефону. Этот разговор должен быть один на один. Я хочу увидеть глаза мужа. Хочу смотреть ему в лицо, когда он будет лгать и пытаться оправдаться. Я заслужила хотя бы это – увидеть его реакцию не на расстоянии, а в нашем доме. На нашей территории.
Смартфон оживает: Клим перезванивает сам. Сердце тут же срывается вниз и тарабанит в ребра, его биение отдается в виски. Первый порыв – сбросить звонок, но я делаю несколько глубоких вдохов. Ледяной воздух немного отрезвляет и приводит в себя.
Я нажимаю вызов.
– Зоенька, ты звонила? – ласково спрашивает Клим. По голосу слышно, что звонит на бегу, торопится. – У меня тут совещание вот-вот начнется, говори быстрее, котенок.
Котенок. Это прозвище, которым муж всегда меня звал, сейчас звучит как издевательство.
Я делаю короткий, почти беззвучный вдох.
– Клим, – сухо зову я. Голос спокоен, но кто бы знал, как дается мне это спокойствие. – Ты поздно сегодня будешь?
На том конце провода на секунду повисает тишина. Клим, видимо, удивлен моему тону и отсутствию реакции на его ласковое обращение.
– Часа через полтора, думаю, освобожусь. Что-то случилось? Голос у тебя какой-то... странный.
– Нет, – отвечаю так же ровно. – Ничего не случилось. Просто жду тебя дома.
Завершаю вызов, не дожидаясь ответа.
Телефон летит в сумку. Я медленно встаю, механически снимаю белый халат и вешаю его на спинку стула. Закрываю окно, лишь сейчас осознав, что продрогла окончательно.
В поликлинике уже почти нет народа, коллеги постепенно расходятся. Мне приходится держать лицо, улыбаться, прощаться со всеми, кого встречаю, перебрасываться короткими репликами. Не хочу, чтобы в соседних кабинетах обо мне сплетничали и так тошно.
Но на первом этаже приходится задержаться и почти бегом броситься к ближайшему туалету. Едва успеваю закрыться внутри и склониться над унитазом, как меня выворачивает.
Опустошенная и слабая, я смываю и опускаюсь на крышку, приходя в себя.
– Нервы... Просто проклятые нервы, – шепотом бормочу, вытирая рот дрожащей ладошкой. Это все от шока, от боли, от всей этой мерзкой ситуации.
Но я никак не могу отогнать настойчивую мысль о том, что это неспроста. Ведь пришло же сегодня уведомление от женского календаря, что месячные задерживаются уже на целую неделю... до этого я не обращала внимания, думала, стресс и усталость сказались, недавно ведь проверка по всей больнице была, все вокруг с ума сходили.
Паника и страх расползаются по венам. Я столько раз ошибалась, столько раз это были ложные надежды, что я почти в ужасе. Но все-таки... что, если все-таки причина сбоя не только в нервах?
_____
Девчонки, рада видеть вас в новинке! Если книга вам заходит, поставьте, пожалуйста, ей звездочку. Мне будет очень приятно)

Еле поднимаюсь на ватные ноги. Быстро мою руки, споласкиваю рот и решаю оставить свою машину возле больницы и доехать домой на автобусе. Такси не вызываю, я человек не гордый, не светило медицины, как мой изменщик-муж. Это с Климом носятся, как с бриллиантом, когда он на конференции приезжает, а я, как любезно указала мне его любовница, обычный педиатр в задрипанной поликлинике.
Не жалуюсь, меня моя работа устраивает. Тружусь честно, всегда моим маленьким пациентам стараюсь максимально помочь, выбиваю лекарства, направления на дорогие обследования. Стыдиться мне нечего, зря эта кукла пыталась меня унизить, попрекая обычной должностью участкового педиатра.
Но все же внутри что-то царапает, гложет, будто червячок подтачивает яблоко. А вдруг это не мысли блондинки? Вдруг сам Клим говорил ей обо мне, раз она считает, что я прилипала к успешному хирургу?
По дороге с остановки захожу в аптеку у дома.
– Тест на беременность, пожалуйста, – мой голос звучит глухо и безразлично, словно я прошу пластырь.
Фармацевт протягивает мне маленькую картонную коробочку. Она кажется неподъемной, как будто внутри не полоска пластика, а титановая пластина.
Расплачиваюсь и засовываю тест на самое дно сумки, под кошелек и записную книжку. Словно сама от себя хочу спрятать.
Я не буду делать тест сейчас. Не смогу. Не вынесу еще одной ложной надежды, не после того, как увидела ребенка от той, другой. Моложе, красивее… и той, что смогла родить. Это будет слишком жестоким ударом, а я и без того еле держусь.
А если вдруг будут две полоски? Нет, все, лучше не думать и гнать от себя эти мысли. Не хочу перед разговором с Климом расклеиться окончательно. Мне сейчас нужны силы.
Квартира встречает тишиной и привычным запахом свежести – повсюду по дому стоят диффузоры с ненавязчивым морским ароматом. Лишь возле вешалки, где Клим перед выходом пшикается одеколоном, ловлю его запах. Запах, от которого у меня, еще юной студентки, коленки слабели и слабеют до сих пор.
Только сейчас, когда улавливаю аромат, внизу живота не появляется привычное томление. Вместо этого снова начинает тошнить. Будто весь мой организм теперь резко реагирует на одну мысль об этом предателе, отторгая его.
Взгляд цепляется за фото в рамке, что стоит на небольшой тумбочке у входа. Мы с Климом на фоне гор. Солнце тогда палило нещадно, а мы потащились по тропе посмотреть на город с высоты. Носы тогда сгорели, красные у обоих, а все равно стоим, обнимаемся и смеемся, глядя в камеру.
Порывисто дернувшись, с грохотом переворачиваю рамку. Невыносимо и гадко смотреть сейчас на эти счастливые снимки. Единственный вопрос, который теперь волнует при одном взгляде на фото – как давно Евсеев мне изменяет. Сколько лет у него есть любовница? Ведь мальчику Руслану, так похожему на Клима, не меньше двух. Значит, как минимум три года… А если были и другие? Что, если весь наш брак были и другие?
Нет, это невыносимо… мне хочется заглушить внутренний голос, нашептывающий гадости. Голосом свекрови, когда та с невинным видом спрашивала не бесплодна ли я, да и собственным тоже… мол, что я хотела? Клим же здоровый мужик, ему нужны дети, а…
“А без ребенка какая вы семья? Просто привычка”.
Стиснув зубы, усилием воли заставляю себя не думать об этом. Я не виновата, это не я изменяла. Неважно, почему Клим решил предать меня, сути это не меняет.
Мне нужно бы поесть, но кусок не лезет в горло. Вместо этого осушаю сразу стакан воды и опускаюсь на диван в гостиной. Свет не зажигаю, в полумраке уютно. А заодно не видно других рамок со счастливыми фотографиями. Мне всегда нравилось, что у нас много совместных снимков, но теперь единственное, что хочется – расколотить их.
Время тянется мучительно долго, за окном уже успевает стемнеть окончательно, когда наконец слышится звук поворота ключа в замке.
Обычно я всегда выхожу встречать Клима, если не занята, например, готовкой ужина. Но не сегодня. Сегодня нашим семейным традициям и вообще семье – всё. Каюк.
– Зоенька, я дома! – кричит муж из прихожей. – Устал как собака, это совещание… а чего у нас темно везде?
Евсеев замолкает, не договорив, когда входит в гостиную и видит мой силуэт во мраке.
– Зоя? Ты почему без света сидишь? Что-то случилось? – спрашивает он обеспокоенно.
Щелкает по выключателю и я щурюсь, привыкая к свету, но все равно безотрывно смотрю на мужа. Не двигаюсь, молча разглядывая лицо Клима. Уставшее, но все равно брутально-красивое. Интересно, сколько женщин на него вешалось? И скольких он в итоге затащил в постель?
– Зоя? – изгибает бровь муж и складывает руки на груди. Недоволен. Ненавидит, когда я не отвечаю сразу.
– Как долго, Клим? – спрашиваю я хрипло.
Евсеев раздраженно морщится. Недосказанность и сюрпризы он тоже терпеть не может.
– Что “как долго”? Ты можешь нормально сказать, что случилось, Зоя?
Я усмехаюсь горько и невесело.
– Как долго ты держал меня за дуру, Клим? Сколько еще собирался скрывать, что изменяешь мне?
На лице мужа ни один мускул не дрогнул, оно совершенно безэмоциональное. Я даже завидую такой железной выдержке.
– Тебе опять твои подружки мозги промыли? – спрашивает Клим, как ни в чем не бывало.
Даже бровью на мое обвинение не ведет. Не знай я правды, поверила бы ему сразу, настолько он выглядит непоколебимо уверенным.
– У меня сегодня особый пациент был. Руслан Климович. И фамилия у него, как у тебя. И глаза тоже, и нос, даже мимика, – произношу я, не сводя с мужа взгляда. – Интересное совпадение, правда? У нас с его матерью был интересный разговор. Пересказать? Или и дальше будешь делать вид, что не понимаешь, о чем я говорю?
На несколько секунд в гостиной повисает абсолютная тишина, а между мной и Климом нарастает незримое напряжение. Замечаю, как напрягается его фигура, как лоб прорезает ожесточенная складка, а брови сурово сходятся у переносицы. На скулах проступают желваки и взгляд становится холодным. Никакого раскаяния или страха, только глухое раздражение.
– Ясно, – цедит Клим сквозь зубы. – Значит, Софья все-таки это сделала. Я запретил ей к тебе приближаться.
Внутренности скручивает в тугой узел. Я чувствую себя так, словно вместо дивана подо мной образовалась черная пропасть и теперь я лечу вниз.
Не знаю, чего я ждала – некрасивой сцены, избитого “ты все не так поняла” или того, что Клим сразу же бросится вымаливать прощение. Я не представляла, как пойдет наш разговор. Но чего я точно не ждала от мужа – что Клим отреагирует так, будто главная проблема не в том, что он изменял, а что его любовница ослушалась и пришла ко мне.
Я сижу, как громом пораженная, не в силах выдавить хоть звук.
Клим подходит ближе, на ходу расстегивая манжеты на рубашке, и смотрит на меня сверху вниз. Властно. Оценивающе.
– И что она тебе наговорила?
Я издаю невнятный бульк, лишь отдаленно похожий на истеричный смешок.
– То есть, тебя только это волнует? Только то, что твоя девка мне наговорила?!
Эмоции наконец прорываются наружу и праведная ярость берет верх. Я вскакиваю на ноги и, стиснув кулаки, прожигаю Клима взглядом.
– А ты ничего не хочешь мне сказать? Не хочешь хотя бы попытаться выглядеть виноватым? Сколько лет ты обманывал меня? Три года? Четыре? А может, все восемь лет нашего брака? Или вообще десять, с момента, как мы начали встречаться?!
Евсеев тяжело вздыхает, будто он уставший взрослый и ему приходится общаться с неразумным ребенком, который закатил истерику в магазине игрушек.
– Хватит драматизировать, Зоя, – отрезает он. – Ничего подобного не было. И я тебя не предавал.
На этот раз с губ действительно срывается смех. Это какой-то абсурд! Клим не пытается не то что отпираться, он вообще виноватым себя не считает.
– Не предавал? По-твоему, завести любовницу – это не предательство? Если ты полюбил другую, то почему просто не сказал? Почему не развелся?
– Потому что я люблю тебя.
Меня начинает трясти. Я отступаю на шаг, лишь бы оказаться хоть немного дальше от Клима.
– Хватит, – выдавливаю осипшим голосом. – Зачем ты издеваешься надо мной?
Евсеев не дает уйти, ловит мое запястье, притягивает к себе, хоть я и пытаюсь упираться.
– Я говорю правду. Да, у меня есть сын. И что? Это как-то отменяет то, что было между нами? Наш дом? Нашу жизнь? Я не хотел, чтобы ты узнала о Руслане, но раз уж так случилось… тебе лучше просто забыть. Я поговорю с Софьей, она больше на пушечный выстрел к тебе не подойдет. Договорились? Или тебе обязательно нужно, чтобы я на коленях перед тобой постоял, вымаливая прощение?
Клим говорит так спокойно, так буднично, что у меня перехватывает дыхание от его цинизма. Уперевшись ладонями в грудь мужа, я отпихиваю его от себя.
– А ты считаешь, что просить прощения не за что?? Ты… ты что, правда думаешь, что я вот так просто махну рукой и забуду о твоей любовнице и ребенке на стороне?! Ты жил на две семьи, Клим! Ты изменял мне, врал каждый день, глядя в глаза! И после этого ты еще смеешь говорить, что любишь меня? После того, как спал с другой, после того, как она родила тебе сына!
– Я всегда решал проблемы в нашей семье, – в голосе Клима звучит отзвук металла, он смотрит на меня тяжелым взглядом. – И эту тоже решил. Я дал тебе годы, Зоя. Годы, чтобы ты родила мне наследника. Ты не смогла. Я не собирался оставаться бездетным. Я мужчина, мне нужно продолжение рода. И я получил то, что хотел.
Отшатываюсь от Клима, как от прокаженного, и во все глаза смотрю на него. Просто отказываюсь верить в то, что он действительно произнес эти слова вслух.
– Ты…
– Да, я подлец и негодяй. Я знаю, как это выглядит со стороны, Зоя. И я совсем не хотел тебя обижать, это просто констатация факта. Ты тоже пойми меня. Годы идут, мы не молодеем, ребенок нужен. Да и сама посуди, и я, и ты постоянно заняты на работе, а так за Русланом присматривает мать. Заботиться о нем тебе не придется, можешь это время потратить на карьеру или хобби.
Ошарашенно моргнув, я трясу головой. Нет, я сплю наверняка, это просто не может происходить со мной, Клим не может такие слова говорить всерьез. Но, к сожалению, я не просыпаюсь в постели и муж все так же стоит передо мной без капли раскаяния.
– Ты… то есть ты это серьезно сейчас? – все же уточняю я. – Ты сейчас действительно хочешь убедить меня, что твой ребенок на стороне – это сплошные для меня плюсы?
– Ты сейчас взвинчена и, конечно, посчитаешь, что я аргументы так себе, но…
– Замолчи! – не выдержав, рявкаю я. – Боже, Клим, что с тобой? Ты и правда считаешь, что я прыгать от радости буду через пару дней? Ты слышишь сам себя? А если бы я родила ребенка от другого мужчины, ты был бы рад? Тебе же его не воспитывать!
Лицо Евсеева моментально каменеет, он прожигает меня нечитаемым взглядом.
– Это совсем другое. Моя измена ничего не значит, это просто как… как справление нужды. У женщин все иначе. Нормальная женщина должна принадлежать только одному мужчине.
Я оседаю на диван и смеюсь, пряча лицо в ладонях. Застываю молча на несколько долгих мгновений, а потом вновь смотрю на Клима. На родного мужа, которого только что узнала с совсем новой для себя стороны.
– А что по поводу твоей любовницы, а, Клим? Она считается нормальной женщиной по твоим меркам?
Евсеев складывает руки на груди.
– Скажу честно, у меня есть к ней определенный интерес. Чисто мужской. Поэтому других у нее пока нет.
– А, вот как. И что, я должна смириться, как мудрая женщина все принять, стирать и гладить тебе рубашки, готовить ужины, спать с тобой, будто ничего не случилось? А потом ты такой: извини, жена, сегодня я ночую у любовницы. И я, конечно, послушно пойму и буду ждать тебя дома с борщом.
– Ты слишком драматизируешь. Разумеется, такого не будет.
– Правда? – притворно удивляюсь я. – Продолжишь делать вид, что задерживаешься в клинике? А когда захочешь еще ребенка, поставишь меня в известность или спустя пару лет ко мне в кабинет придет твой новый чисто мужской интерес?
– Зоя, перестань паясничать. Такого не будет.
Сокрушенно опускаю руки. Совсем я не ожидала, что столкнусь с таким цинизмом со стороны Клима. И с полным отсутствием раскаяния.
– С меня хватит, – отрезаю, резко вскакивая с дивана. – Я больше не собираюсь тебя слушать.
Клим шагает в сторону, преграждая путь и не давая мне пройти.
– Куда ты собралась на ночь глядя?
– Подальше от тебя, дорогой, – едко выделяю последнее слово. – Видишь ли, я не твоя собственность и не собираюсь мириться с тем, что ты мне изменял и собираешься и дальше изменять. Мы разводимся.
Клим хватает меня за плечи и встряхивает.
– Зоя, прекрати истерику. Ничего не изменилось, ты все так же останешься моей женой. Я уже сказал, что люблю тебя и отпускать не собираюсь.
Евсеев говорит с такой уверенностью, будто я моментально подчинюсь. Я смотрю в его глаза, а потом опускаю взгляд на руки мужа, сжимающие мои плечи. На его сильные, уверенные руки хирурга, которые спасали жизни, которые ласкали меня, а сейчас держат, как вещь.
– Любишь? – фыркаю я неесело. – Ты даже не знаешь значения этого слова, Клим. Ты любишь свою клинику, свою репутацию, свой статус. Ты любишь свое отражение в зеркале. А я… я просто удобное приложение ко всему этому. Красивая картинка жены-врача, которая всегда поймет и поддержит. Но картинка оказалась бракованной, да? Не смогла быть во всем идеальной, не смогла родить.
– Перестань нести чушь, – рычит он, снова встряхивая меня, но уже сильнее. В его темно-серых глазах разгорается злой холодный огонь. – Я не позволю тебе разрушить нашу семью из-за глупой женской обиды. Ты придешь в себя, и все будет как раньше.
– Никогда, – чеканю я, вскинув подбородок. – И никакого “как раньше” уже не будет. Ты сам все разрушил в тот момент, когда решил, что изменять и заводить ребенка на стороне – хорошач идея.
– Я имел право на сына! – снова бьет он в самое больное.
– А я имею право на развод.
Клим криво усмехается и, сузив глаза, цедит:
– И чего ты добьешься разводом? У тебя ничего не было без меня, ты это прекрасно знаешь. Ты – педиатр в государственной поликлинике с копеечной зарплатой. Кто ты без моего имени, без моего статуса? Ты думаешь, ты сможешь жить так, как привыкла? Вернешься в крошечную хрущевку к своей маме и будешь выживать? Этого ты хочешь?
____
Спешу познакомить с книгой Арии Гесс из литмоба "Бывшие. Вернуть семью"
Пять лет назад он вычеркнул меня из своей жизни. А теперь он снова стоит передо мной, готовый присвоить всё, что считает своим. Мою работу. Мою свободу. Меня. Но сына — никогда!
Фиктивные бывшие. Верну жену https://litnet.com/shrt/w2HS

Я смотрю на Клима так, будто впервые увидела. И, по сути, так и есть – этот мужчина совсем мне чужой, это уже не тот, кого я любила столько лет, с кем хотела бы встретить старость и, как ни горько, завести детей…
В темно-сером взгляде Клима сейчас ни капли тепла, только раздражение и непоколебимая уверенность, что он прав, а я истерю на пустом месте.
– Ты правда думаешь, что мне страшно вернуться в хрущевку? – спрашиваю, вскинув брови.
Неужели Евсеев и правда считает, что для меня именно это главная проблема? Думает, я сразу на попятный пойду, потому что для меня его статус и деньги важнее того, что об меня вытирают ноги?
– Да я хоть в сарай готова пойти жить, Клим. Я лучше буду есть одну гречку крошечной квартире, чем останусь здесь и продолжу глотать унижения. Ты что, серьезно думаешь, что я прощу тебе предательство просто ради того, чтобы задницу в тепле держать?!
Меня переполняет ярость и возмущение. Столько лет я стояла с Климом плечом к плечу. Да, сама я звезд с неба не хватала, но это не значит, что хотя бы косвенно я не принимала участия в его симпозиумах и семинарах. Я читала его статьи, помогала ему собирать материал, поддерживала, как могла. А теперь получаю такую вот благодарность?
Клим прищуривается, чуть склоняя голову набок.
– Ты не понимаешь, Зоя…
Я резко перебиваю:
– Нет, Клим, это ты не понимаешь. Ты привык считать, что я держусь за тебя, как утопающий за спасательный круг. Что без тебя у меня нет жизни. Но ты ошибаешься. Представь себе, я и одна из себя кое-что представляю.
– Ошибаюсь? – муж усмехается. – Я не сомневаюсь в твоем профессионализме, но давай будем честными. Ты привыкла к определенному уровню жизни и это факт. Одной тебе его будет трудно сохранить, но главное не в этом. Я хочу, чтобы ты все-таки подумала о нас. О нашей семье.
– Никакой семьи нет больше. И не надо говорить, что это я рушу семью, Клим. Я любила тебя, доверяла тебе, а ты... Пока я работала, пока ночами сидела с чужими детьми в инфекционном, вытаскивая малышей из пневмоний, ты таскал в койку свою "чисто мужскую заинтересованность". Ради благородной цели, конечно, – хмыкаю с сарказмом. – Тебе же наследник нужен. Ведь нет ЭКО или, на крайний случай, суррогатного материнства.
Мы стоим друг напротив друга, как бойцы на ринге. Я знаю, что Клим не ударит меня, он никогда не опускался до того, чтобы поднять на женщину руку. Но все равно воздух вокруг нас наэлектризован, словно вот-вот случится схватка не на жизнь, а на смерть.
– Хорошо, – после паузы произносит муж медленно, почти по слогам. – Если ты думаешь, что сможешь выжить без меня – попробуй. Но не жди, что я буду брошусь тебе помогать, как обычно. Пока ты сама не придешь и не попросишь.
– Ты – последний человек на Земле, к которому я обращусь за помощью, Евсеев, – чеканю, с ненавистью глядя на мужа.
Он причинил мне такую боль… и насмешка вместо раскаяния, вместо хотя бы малейшего признания вины стоит напротив и еще имеет наглость угрожать!
Разворачиваюсь и направляюсь в спальню. Вытаскиваю с нижней полки чемодан и сгребаю вешалки с одеждой прямо в него, не разбирая их толком. Хватаю первое, что попадается, лишь бы не сорваться в истерику и не расколотить что-нибудь тяжелое о голову мужа.
Клим наблюдает с мрачным молчанием за моими сборами, привалившись плечом к косяку. Он не препятствует и не говорит ничего, но когда я запаковываю чемодан и, нервно выдернув ручку, направляюсь мимо него, муж перехватывает меня за запястье. Прикосновение обжигает кожу, словно мне смолу на нее вылили.
– Зоя. Последний раз говорю: успокойся и подумай.
Прожигаю Клима взглядом и порывисто отдергиваю руку.
– Я уже подумала. Как минимум года три в дурочках проходила, пока твоя любовница надо мной потешалась. Достаточно.
Успеваю сделать несколько шагов, как громовой голос Клима в спину заставляет остановиться посреди гостиной.
– Если сейчас уйдешь, потом пожалеешь. Ты правда думаешь, Зоя, что у тебя получится начать новую жизнь, если я этого не захочу?
Медленно оборачиваюсь. Клим стоит, засунув руки в карманы, и наблюдает за мной цепким взглядом.
– Что ты имеешь в виду?
Муж улыбается уголком губ и делает шаг в мою сторону.
– У меня слишком много способов сделать так, чтобы ты вернулась. Не заставляй меня применять ни один из них, потому что они тебе не понравятся.
____
Девочки, сегодня книга моба от Анны Нест
Бывшие. Я тебя хочу https://litnet.com/shrt/UMrb
Это он – моя первая любовь, мой первый мужчина, мой Стас. Я делаю шаг назад, потому что все внутри кричит: «Беги», но он уже увидел... мою дочь.

Угроза заставляет меня остановиться. Я не спешу уходить, хочу узнать, насколько далеко готов зайти тот, кто уверяет, что любит меня. Уверяет, что просто хотел наследника и позаботился об этом вопросе на стороне. Зато мне теперь время тратить на воспитание не нужно, об этом любовница позаботится. Вот какой у меня муж шикарный, даже об этом подумал!
Теперь на кулинарные курсы пойду. Научусь делать домашнюю лапшу, такую же отборную, как Клим мне на уши вешает. Интересно, не дойдет ли Евсеев до аргумента, что его гульки налево были ради спасения Земли от пришельцев?
Поставив чемодан, я чуть переиначиваю свой вопрос:
– И что ты собираешься сделать? Давай, удиви меня.
– Что сделать? – переспрашивает Клим и разводит руками. – Зоенька, ты ведь умная женщина. Давай подумаем вместе. Ты работаешь в государственной поликлинике. Кому она подчиняется? Городскому отделу здравоохранения. А кто у нас лучший друг главы этого отдела? Кто регулярно ходит с ним в баню и решает его семейные кардиологические проблемы?
Муж делает паузу, давая мне самой ответить на этот риторический вопрос, и продолжает после эффектной паузы:
– Одно мое слово, котенок… одна маленькая, совершенно обоснованная жалоба на некомпетентного педиатра, который просмотрел у важного человека серьезное заболевание… И твоя карьера, которой ты так гордишься, закончится. Тебя уволят с такой характеристикой, что ни в одну приличную клинику больше не возьмут. Будешь сидеть в регистратуре или фасовать таблетки в аптеке. Этого ты хочешь?
Я стискиваю на ручке чемодана похолодевшие пальцы. Смотрю во все глаза на Клима и не верю, что он озвучил эту угрозу. Он ведь сам врач, он знает, каково это – лишиться работы, которую ты считаешь своим призванием. Столько лет идти к цели, не спать ночами, готовясь к семинарам и зачетам, жить лечебным делом, а потом разом лишиться мечты, к которой продирался сквозь тернии… это слишком жестоко.
– И ты… ты бы так поступил? – спрашиваю шепотом и сглатываю вязкую слюну.
– Я поступлю так, как сочту нужным, чтобы сохранить свою семью, – отрезает Клим. – Я же предупредил, не заставляй меня.
Он подходит вплотную и, протянув руку, легко забирает из моей ослабевшей ладони ручку чемодана, подкатывает его ближе к себе.
– Твои вещи останутся здесь. Как и ты. Иди выпей воды, успокойся. Утром мы поговорим как взрослые люди.
Уверенность Евсеева в собственной власти просто безгранична, он даже тени сомнения не допускает, что я ослушаюсь после такой угрозы. Но близость Клима возвращает меня в реальность и я, полоснув по нему полным черной ярости взглядом, вырываю ручку чемодана. Колесики противно скрипят по паркету и этот звук проезжается по и без того натянутым нервам, как скрежет по стеклу.
– Ты запугиваешь меня, чтобы я осталась и позволила тебе на две семьи жить? Потому что в твою любовь я не верю. Пытаешься меня даже угрозами удержать, потому что больше нечем. Ни любви, ни доверия не осталось, только мелочный шантаж. Ну давай, пожалуйся на меня в министерство, главврачу, можешь даже листовки расклеить по городу или баннер рекламный заказать. О, хорошая идея! Я даже тебе со слоганом помогу, – говорю со злой иронией. – Негодяйка-жена не простила измену. А я всего-то хотел наследника! Как тебе, а?
Лицо Клима каменеет, становится непроницаемым и понять, какие именно чувства его одолевают, не получается. Но во взгляде горит огонь, а значит, за живое я все-таки задела.
– Ты пожалеешь об этих словах.
– Я жалею только о годах, потраченных на тебя, – выпаливаю я и, развернувшись, дергаю за собой чемодан.
Не давая больше Климу возможности остановить меня, быстро одеваюсь, хватаю сумку и почти бегом вылетаю из квартиры. И лишь когда выбегаю на лестничную клетку и истерично нажимаю на кнопку лифта, позволяю себе расплакаться, привалившись спиной к стене.
Поспешно стираю слезы, опустив голову, чтобы никто из посторонних не увидел их, и лихорадочно раздумываю, куда лучше сейчас поехать. Я настолько сейчас в своих мыслях, что не замечаю, как лифт приезжает на мой этаж и его створки открываются.
– О… – слышу до боли знакомый голос. – Вы уже поговорили? Как чудесно, значит мы вовремя, да, Русланчик?
____
Новая книга нашего литмоба от Александры Багировой
Бывшие. Я тебя хочу https://litnet.com/shrt/bArn
Муж ушел от меня в мир удовольствий и развлечений. А через пять лет появился на пороге:
- Лиль, выходи за меня замуж. Фиктивно. Мы же не чужие друг другу люди.

Я знаю, кто стоит передо мной еще до того, как поднимаю голову и сталкиваюсь со взглядом любовницы своего мужа. В ее глазах горит торжество, она окидывает меня притворно-сочувствующим взглядом и шагает из лифта, держа за руку маленькую копию Клима.
Несколько часов назад она безжалостно разрушила мою жизнь, используя слезы ребенка, как оружие, а теперь ей хватило наглости явиться прямо к нашей с мужем квартире. Я даже уйти не успела, а любовница уже здесь… недолго же Евсеев горевать собирался…
– Ой, Зоя Петровна, а я ведь вас даже не сразу узнала! – лжет она и притворно ахает, прикрывая рот ладошкой. – Такая растрепанная, заплаканная… Подумала, что какая-то бомжиха в подъезд забралась. Ну что ж вы так? Неужели настолько тяжело с Климом расставаться?
Софья открыто оскорбляет, завуалируя свои слова за якобы заботой. От такой наглости я даже дар речи теряю и слезы на глазах высыхают.
Зато Руслан ведет себя совсем не так, как его мать. Малыш широко улыбается, вспомнив, что сегодня мы уже встречались.
– Тетенька влач! – восторженно лепечет он. Отпускает руку матери и делает крошечный шажочек в мою сторону. – Здласьте!
Сердце до боли стискивает в стальных тисках, когда я вновь смотрю на него. В невинных детских глазах нет ни капли той злобы, что излучает его мать.
Софья, кажется, поражена. Ее торжествующая улыбка исчезает, лицо искажается гримасой раздражения.
– Руслан! Не мешай! – одергивает она сына.
Перехватывает его за ручку и резко дергает к себе.
– Аккуратнее с ребенком, мамаша, – осуждающе зыркаю в ее сторону.
Что бы ни произошло между мной и Климом или его любовницей, но ребенок не виноват. В конце концов, я педиатр и не могу смотреть спокойно, когда кроху вот так вот грубо дергают, рискуя причинить вред.
– А ты мне тут не указывай! – мгновенно растеряв напускную вежливость, истерично взвизгивает Софья. – Я – мать, и я лучше тебя знаю, как мне своего ребенка воспитывать! У самой детей нет, так что помолчала бы лучше!
Ее взгляд скользит по чемодану, который я все еще сжимаю дрожащей рукой. Она будто ищет, за что можно уцепиться, чтобы сделать мне, ее сопернице, как можно больнее.
– Быстро же Клим вещички заставил тебя собрать и за дверь выставил.
– Я сама ушла, – говорю я и не удерживаюсь от того, чтобы сделать больно в ответ: – Но, к твоему сведению, Клим уговаривал меня остаться.
Софья фыркает и криво улыбается.
– Ну конечно. Да он мечтал, чтобы ты, наконец, глаза раскрыла и смоталась из его жизни! Он же мужчина, ему нормальная женщина нужнам. Молодая, здоровая, способная родить! А ты…
Она демонстративно осматривает меня с ног до головы, и в этом взгляде столько превосходства, столько отвращения, что меня начинает тошнить. Еще и ее тошнотворный запах духов окутывает, не давая даже одного вдоха свежего воздуха сделать.
– Ты как вот этот чемодан, просто груз из прошлой жизни – и выбросить жалко, и таскать тяжело. Только ты еще старая и потасканная. За тридцать лет даже не забеременеть – это же какой дефектной надо быть.
Слова Софьи бьют прямо в раскрытую рану. Каждая ее фраза как отточенный кинжал. Злость переполняет и я подаюсь вперед, уже готовая ударить.
– Не смей, слышишь ты… – хочу припечатать ее нецензурным словом, но в последний момент замечаю перепуганные глазенки Руслана и осекаюсь.
Зато Софью присутствие собственного ребенка ни капли не смущает.
– Смею, – фыркает она. – Потому что я – будущее Клима, а ты прошлое. Я на работе у него подслушала, какая ты жена хорошая, вокруг мужа вьешься, ссобойки ему собираешь, халаты идеально наглаживаешь. Зато меня он даже в магазин одну не пускает! Говорит, я слишком хрупкая, чтобы тяжести таскать. Ничего, такие, как ты, ломовые бабы, не пропадут, ни дети тебе не нужны, ни семья.
На работе? Вот это откровения… значит, любовницу Клим и в клинику таскал.
– Ты бы прикрыла рот, а то к стоматологу понадобится запись срочная, – еле сдерживаясь, произношу сквозь зубы.
Руслан жмется к Софье, с опаской глядя на меня. Видит бог, только присутствие ребенка уберегает эту змеюку от того, чтобы я в ее космы вцепилась. Опускаться до уровня этой шалашовки и пугать малыша я не собираюсь.
– Мама, а мы падём к папе? Я кусать хотю… – жалобно бормочет Руслан.
Софья бросает на меня победный взгляд, будто чувствуя, что запахло жареным и пора сбегать. Она подхватывает сына на руки и прижимает его к себе.
– Слышала? – ликующим тоном заявляет она. – Малыш к папе хочет. А папа, зайка, уже нас ждет. Сейчас будем с ним ужинать, да? Праздничный ужин будет, с тортиком. Мы ведь теперь, зайка, с папой будем жить.
Софья воркует с сыном, унося его к входной двери в нашу с Климом квартиру. Но я ведь прекрасно понимаю, что все эти слова, весь этот спектакль разыгран специально для меня.
Маленький Руслан счастливо улыбается. Очевидно, кроха просто обожает отца и на седьмом небе от новости, что папа будет жить с ними.
Обхватив шею матери, он радостно машет мне на прощание маленькой ручкой. И от этой картины, от всей этой выворачивающей нутро ситуации, мое сердце раздирает в клочья.
Понимаю, что больше просто не вынесу. Не вынесу сцену встречи отца с сыном, не вынесу увидеть, как Клим счастлив наследнику. Слишком много ударов я перенесла сегодня, мое сердце просто не выдержит. Истерично тыкаю на кнопку лифта и слышу, как распахивается входная дверь…
____
Девчата, уменявышлановинка! Обязательно заходите почитать, а я в благодарность за поддержку новинки днем выложу еще целых две продочки про Зою ❤️❤️❤️
Муж попросил мою свекровь познакомить меня с любовницей и подготовить к тому, что он будет жить на две семьи. Ведь у нас дети и разводиться он не собирается!
Развод. Я отомщу вам обоим https://litnet.com/shrt/wPRb

Дверь открывается резко, с силой, и на пороге появляется Клим. Судя по выражению лица, он зол: брови сурово сведены у переносицы, глаза мечут молнии. Сначала я решаю, что эта злость направлена на меня, вдруг муж решил, что это я вернулась, но потом понимаю, что нет. Смотрит Евсеев на Софью, будто он не ждал ее здесь и готов испепелить взглядом.
– Что ты здесь делаешь?! – глухо рычит он. – Я сказал тебе не приближаться к моему дому и к моей жене.
Я перестаю дышать. Софья на мгновение теряет свою самоуверенность, но почти сразу берет себя в руки и даже сбоку видно, как она заискивающим взглядом смотрит на Клима, невинно хлопая глазами. Софья прижимает к себе ребенка, используя его как живой щит.
– Климушка, милый… я просто… мы соскучились… – лепечет она, но осекается под яростным взглядом.
– Папуля! – радостно лепечет Руслан, принимаясь ерзать и вырываться из объятий.
Софья тут же ставит сына на ноги и тот нетвердо бежит к отцу, протянув к нему ручки.
Клим инстинктивно опускается на колено, чтобы поймать сына, и в этот момент наши взгляды встречаются поверх головы ребенка. Мое сердце колотится, удары отдаются набатом в голове, ушах, оглушают. В этой счастливой картине я и выгляжу лишней, и горло стискивает спазмом. Еще и Софья щебечет:
– Малыш по тебе так соскучился! Расплакался, говорил все время, как сильно к папе хочет, совсем не могла его успокоить… ну что мне было делать с ребенком? Конечно, я не смогла отказать… у него были такие жалобные глазки…
В этот момент раздается сигнал прибывшего лифта. Двери плавно разъезжаются, открывая мне путь к спасению. Я уже на грани, поэтому влетаю внутрь и судорожно вдавливаю кнопку первого этажа, а затем несколько раз тыкаю на кнопку закрытия дверей, лишь бы поскорее уехать, не видеть предателя-мужа с любовницей и нагулянным ребенком.
Лишь когда кабина начинает опускаться, даю волю эмоциям. Больше не могу держать их в себе, кажется, что еще немного и мое сердце разорвется от боли, разлетится на куски. Прислонившись к холодной стене, я съеживаюсь и беззвучно рыдаю, сотрясаясь всем телом. Хватаюсь за металлический поручень, чтобы не сползти на пол. Истерика душит меня, не дает нормально вдохнуть. Едкие слова Софьи, счастливый лепет Руслана, то, как Клим посмотрел на меня… я ощущаю себя так, будто меня избили толпой, причем не церемонясь, ногами.
Лифт останавливается на первом этаже и я заставляю себя взять в руки, чтобы не пугать прохожих. На ватных ногах выхожу в гулкий холл, запахиваю верхнюю одежду, чтобы не простудиться, и толкаю тяжелую входную дверь. Морозный воздух бьет в лицо, немного приводя в себя. Я быстро стираю ладошкой слезы.
Куда сейчас идти? К маме? Нет, она у меня боевая, характер у нее тяжелый, а я не готова сейчас к неприятному разговору. Жалеть она не привыкла, а мне хочется просто выговориться и забыться сном.
Я бреду по заснеженному двору, таща за собой чемодан, который кажется особенно тяжелым. Очень быстро выбившись из сил, все-таки останавливаюсь и отыскиваю в сумке телефон. Нахожу в списке контактов номер однокурсницы и самой близкой подруги Леры. Она поднимает трубку через несколько гудков.
– Лер? – собственный голос мне самой кажется чужим чужим и каким-то убитым. – Прости, что поздно звоню. Я тебя не разбудила?
– Да какой там, на сериале залипла. Зой, что у тебя с голосом? Что-то случилось? Мама? Клим? – обеспокоенный голос подруги на том конце провода заставляет новую волну слез подкатить к горлу.
– Можно я к тебе приеду? – все, что получается у меня сейчас выдавить.
– Ты с Климом поссорилась? Приезжай, конечно! Адрес скажи, где ты, я сейчас такси вызову!
Через несколько минут я уже сижу в теплой машине, бездумно глядя на проносящиеся мимо огни города. В голове пустота, больше нет абсолютно никаких мыслей. Я полностью опустошена, будто все силы из меня выпили. Не хочу думать ни о Климе, ни о том, как они там с Софьей сейчас своей новой семьей ужинают и Евсеев, счастливый отец, играет с сыном.
Лера открывает мне дверь и предстает совсем не такой, как на работе: строгой женщиной с гладко зачесанными волосами и в неизменном халате, как привыкла преподавать. Сейчас она не Лера Васильевна, а моя подруга в милой розовой пижаме, со слегка разлохмаченными волосами. Она замирает на пороге, увидев меня, а в следующую секунду порывисто обнимает.
– Матерь божья… Зоя…
Лера не задает лишних вопросов, втаскивает меня в квартиру, помогает снять пальто и усаживает в кухне на мягкий диванчик. Практически сразу сует в руки огромную кружку с дымящимся чаем, укрывает пледом и садится рядом. И как только я оказываюсь в тепле и безопасности ее маленькой уютной кухни, меня снова накрывает, хотя я думала, что плакать больше не буду.
Я рыдаю, рассказывая подруге все. Сбивчиво, захлебываясь словами и слезами, вываливаю на нее весь ужас этого вечера: визит любовницы, ее слова, внезапный сын, угрозы Клима, даже сцену в подъезде пересказываю в лицах. Лера слушает, вставляя изредка короткие реплики, и стискивает меня в объятиях.
К концу моего рассказа, когда я уже немного успокаиваюсь, Лера больше не выглядит сочувственно. Наоборот, она будто вот-вот готова вскочить на ноги и мчаться через полгорода, чтобы как следует надавать моему нерадивому мужу по морде.
– Ну и козлина! – сверкает Лера глазами.
Она даже на ноги вскакивает и принимается мельтешить туда-сюда по небольшой кухне, не в силах усидеть на месте. Остановившись, она всплескивает руками:
– Нет, он не козлина даже! Он… он… да таких слов даже цензурных нет! Мало того, что ребенка на стороне склепал, так еще и тебя шантажировать карьерой вздумал?! Оторвать его чертову кочерыжку мало! Клянусь, как только его встречу, я ему такое устрою!
Праведный гнев подруги немного помогает и мне самой. Словно она выражает и мое справедливое возмущение, потому что для одного человека сегодня произошло слишком много боли и потрясений.
Лера опускается на корточки передо мной и заглядывает в лицо.
– Так, а ну-ка отставить упаднические настроения! У тебя есть ты, это самое главное! И я у тебя есть, мама. Не одна ты, поняла? Вместе все это переживем. Переночуешь у меня, а завтра что-нибудь придумаем. Уедем куда-нибудь. В другой город! Давай? Возьмешь отпуск за свой счет на работе, поедем куда-нибудь, отвлечешься, развеешься! Мы же давно хотели, помнишь, только вдвоем съездить? – воодушевленно расписывает Лера. – Познакомишься там с кем-нибудь, роман закрутишь! Вышибешь, так сказать Клима Климом.
Я морщусь. Мне только к моему раздраю не хватало добавить курортного романа с чьим-то мужем, скучающем на отдыхе. Все они там “холостые”, с незагоревшими следами от кольца на безымянных пальцах.
Внезапно к горлу снова подкатывает тошнота. Приступ такой сильный, что я моментально вскакиваю на ноги и чуть не сбиваю Леру с ног. Еле успеваю добежать до ванной, склоняюсь над унитазом, как меня сразу выворачивает.
Подруга запоздало торопится следом, застывает в дверях ванны.
– Зойка, как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, вкрадчиво понизив голос.
– Что за вопрос, сама видишь… Нервы уже ни к черту… – бормочу я, смывая и обессиленно опускаясь на холодный кафельный пол.
Мы встречаемся с Лерой взглядами и в ее глазах читается сомнение, которое она тут же озвучивает:
– Нервы? Подруга, а ты уверена, что это точно нервы?
Меня пробирает крупная дрожь. Я вспоминаю про маленькую картонную коробочку с тестом, купленную по дороге домой. Она ведь так и осталась лежать на дне сумки, запрятанная под нужными вещами и безделушками.
Задержка, тошнота, усталость, я все списывала на стресс. Но что если…
Нет. Не может быть. Не сейчас. Это было бы слишком злой насмешкой судьбы, будто жизнь решила так жестко пошутить. Подарить мне ребенка, но отнять мужа.
А если тест будет отрицательный? Меня ведь подкосит окончательно, я и так слишком много пережила. Может отложить это, сделать тест завтра?
Видя мои молчаливые метания, Лера аккуратно предлагает:
– Давай я в аптеку сбегаю? У нас тут рядом круглосуточная.
Плотно сомкнув губы и опустив голову, будто на эшафоте, я мотаю отрицательно головой.
– Не надо, – выдавливаю хрипло, – у меня там в сумке… я купила…
– Сейчас принесу, – тут же с готовностью отзывается подруга.
Я зажмуриваюсь, молча слушая ее торопливый топот ног, который сначала отдаляется, а потом приближается вновь.
Выхода нет. Нужно делать. И не потому, что Лера не отстанет, а… я ведь не смогу долго бегать от себя самой. Если мне суждено никогда не иметь детей, значит, так и быть… только узнавать об этом после того, как увидел своими глазами чужого ребенка, рожденного любовницей от собственного мужа, – это слишком.
– Я пока выйду. Позови потом, не будь одна, – тихо говорит Лера, оставляя коробочку с тестом на стиральной машинке.
За подругой закрывается дверь и какое-то время я сижу в тишине. Не знаю, сколько проходит минут, прежде чем я решительно поднимаюсь с места и разрываю упаковку. Это как прыжок в холодную воду. Готовься-не готовься, а лучше разом.
Проделав все манипуляции, закрываю колпачок на тесте и мою руки. Лера, услышав звук смыва воды, тут же сует любопытный нос в ванную.
– Я там вся извелась! – взволнованно шепчет она. – Ну что?? Сделала?
И я тоже почему-то шепотом отвечаю:
– Да. Вон лежит.
Киваю на полочку над раковиной. Мы обе мнемся у двери, выжидая, когда пройдет положенное время.
– Вроде пора? – неуверенно говорит Лера.
– Я боюсь…
– Хочешь, я посмотрю? – спрашивает подруга, но я мотаю головой.
Нет. Я знаю, что сама должна узнать результат. Глубоко вдохнув, делаю шаг к раковине и, не давая себе ни секунды передумать, хватаю тест.
С губ срывается истеричный смешок.
– Пустой… одна полоска… – выдавливаю я и тест выпадает из ослабевших пальцев.
___
Девочки, если пропустили, вышла моя новинка в соавторстве! Присоединяйтесь!
Развод. Я отомщу вам обоим https://litnet.com/shrt/Esqh

– Русланчик попросил меня тебя подготовить, чтобы ты драмы не разводила, – заявляет свекровь с улыбкой и указывает рукой вглубь гостиной. – Познакомься, это Ангелина, девушка моего сына.
– К-какая еще девушка, Раиса Петровна? – выдавливаю я, опешив. – Мы с Русланом женаты пятнадцать лет, у нас детей двое!
– Сама виновата, не надо было пилить мужика! Им ведь вдохновение, похвала нужны, а не вечные упреки и скандалы, – говорит недовольно свекровь. – А Ангелина девушка тихая, воспитанная, всё понимает. На место официальной жены не претендует, просто… будет рядом. Семью рушить Руслан не собирается. Так что мой тебе совет: пожмите друг другу руки и станьте лучшими подружками! Все мужики изменяют, не разводиться же теперь из-за такой глупости.
С тихим стуком маленький пластиковый тест ударяется о край раковины и падает на пол. Ноги подкашиваются, словно кто-то перерезает невидимые нити, помогавшие мне хоть как-то удерживать вертикальное положение.
Оседаю на холодный кафельный пол и закрываю лицо руками. Не плачу, сил на слезы совсем не осталось, но горе заставляет съежиться, забиться если не в угол, то хоть куда-нибудь. Это буквально то, чего я боялась больше всего – увидеть воочию подтверждение, что та, другая, лучше. У нее, вон, здоровый малыш, а я… мне тридцать уже, а ребенка так и нет. Пустоцвет. Дефективная.
– Зоенька, родная, иди ко мне… – Лера опускается рядом на пол и загребает меня в свои объятия, прижимает к себе крепко.
Я утыкаюсь в ее плечо лбом и застываю, остановившимся взглядом цепляясь за рисунок милых бантиков на пижаме подруги. И ведь после всего этого мне нужно будет жить… подняться, пойти завтра на работу, лечить ребятишек. Каждый раз со сжимающимся сердцем видеть их улыбки, слезы или капризы. Я знаю, как устают мамы с малышами, но как бы я хотела оказаться на их месте… обнять кроху, которого носил под сердцем, почувствовать, как бьется его или ее сердечко, ощутить теплоту маленьких ручек, запах, услышать смех.
Сама не понимаю, как начинаю улыбаться, представляя перед глазами картину, как ко мне бежит доченька или сынок. Только улыбка выходит горькой. И теперь в своем горе я еще и осталась одна. Даже возвращаться мне больше некуда – в доме, где мы с Климом вместе выбирали обои и плитку, теперь другая живет.
– Давай дышать медленно, как нас Марья Гавриловна учила, помнишь? Чтобы успокоиться. Давай, вдо-ох, – чуть покачиваясь со мной в объятиях и лелея, будто ребенка, уговаривает Лера.
– Я и так спокойна, – голос выходит безэмоциональным. Убитым.
Подруга рвано выдыхает. Судорожно, как когда переживаешь за близкого до дрожи, но не знаешь, какие подобрать слова, чтобы поддержать. Она молчит какое-то время, лишь по спине медленно поглаживает.
– Может… знаешь, я страшное наверное скажу, но может и к лучшему, что тест отрицательный вышел? Подумай сама. Ребенок от этого… этого козлины… он бы привязал тебя к нему навсегда. Тебе бы постоянно приходилось видеть его, с его этой лохудрой встречаться, чтобы малыш отца видел. Постоянно душу бередить. А так ты свободна. Встретишь хорошего мужчину и еще десять ребятишек родишь!
Лера замолкает снова, продолжая баюкать меня, как маленькую.
– Не заслуживает тебя Клим, Зоя. Он не заслуживает даже мизинца твоего, не то что ребенка… знаешь, – она чуть отстраняется и заглядывает в мои глаза. – Я ведь про отпуск не шутила. Тебе надо сейчас отдохнуть, бросить все и уехать. Давай и правда рванем на море? Будем пить коктейли и смотреть на загорелых серферов. А Клима твоего забудем, как страшный сон. Сотрем из памяти.
Ее слова должны бы утешать, но наверное они произнесены слишком рано. Я еще не оправилась, не осознала, что потеряла все, что так долго выстраивала. Клим был моей первой любовью, первым мужчиной, главным во всем. В какой-то момент мы так друг в друге утонули, что даже с друзьями и подругами не виделись, проводили все время вместе. И все равно казалось мало, хотелось еще, срастись хотелось, стать одним целым.
И пусть со временем страсти стало меньше, а занятыми мы стали больше, любовь осталась. Глубокая любовь и привязанность, когда спешишь домой, зная, что тебя там ждут. А теперь всего этого нет. Более того, оказалось, что Клима не только я любила и ждала, а где-то там еще существовала другая. И у них наверняка тоже уже есть свои маленькие традиции, тайные кодовые словечки и ласковые прозвища.
Я медленно качаю головой, не в силах произнести ни слова, так мне сдавливает горло. Не поеду я никуда, не поможет никакой отдых. Мысли в моей голове никуда не денутся и дыра в груди не зарастет, сколько ни прячь голову в песок. Это все придется пережить. Перетерпеть, перемолоть, пока не перестанет быть больно.
Лера вздыхает и поднимается. Берет полотенце и открывает кран, чтобы его намочить.
– Я знаю, тебе это кажется плохой идеей, но…
Подруга осекается и я перевожу на нее взгляд, чтобы понять, почему она вдруг замолчала. Бросив в раковине полотенце и даже забыв закрыть воду, Лера нагибается тянется и поднимает с пола тест.
– Зоя… – ее голос звучит странно, сдавленно. – Посмотри.
Я фыркаю, глядя на подругу с осуждением.
– На что? Вселенная решила добить меня контрольным выстрелом?
– Просто посмотри, – упрямо повторяет она и опускается передо мной на корточки, протягивая тест.
Я нехотя беру его и замираю. Там, где мгновение назад была пустота, проступила едва заметная бледная полоска. Сердце глухо ухает куда-то вниз.
– Это реагент, – моментально охрипшим голосом выдавливаю я. – Или брак. Так бывает. Это ловушка, Лер, в такое лучше не верить.
– А может и не ловушка! – не сдается Лера, вглядываясь в тест так, словно пытается силой мысли сделать полоску ярче. – Может, это твой шанс!
– Или… внематочная, – шепчу я, отказываясь верить. – При ней тоже бывает слабая вторая полоска… Я этого не переживу, Лер. Понимаешь? Еще одного удара я просто не переживу.
– Так, стоп! – отсекает подруга строго и, схватив меня за плечи, ощутимо встряхивает. – Евсеева Зоя Петровна, ты врач или где? Ты сейчас себе диагноз по тесту на беременность выставляешь? Может у тебя просто ХГЧ понижен и страшного ничего нет! Хватит себя накручивать! Завтра утром поедем в клинику. Частную, хорошую. Сдашь кровь и сделаешь УЗИ. И только тогда будешь делать выводы. Поняла меня? А теперь давай-ка, поднимайся и спать! Нечего тут на холодном полу сидеть, застудишься еще!
Лера ворчит, помогая мне подняться, и я впервые за вечер искренне улыбаюсь. Может, она и права, что не дает мне расклеиться и окончательно потерять надежду? Может… что если судьба и правда решила подарить мне шанс и позволить стать мамой? А если завтра эта надежда не оправдается, как мне тогда собрать себя заново и дальше жить?
Следующее утро проходит как в тумане. Лера силой заставляет меня позавтракать, вызывает такси и везет в дорогую частную клинику на другом конце города, где меня точно никто не знает. По дороге я звоню главврачу и говорю, что немного задержусь, так как плохо себя чувствую. Вообще-то у нас так нельзя, но я у Павла Петровича давно на хорошем счету: отчетность сдаю вовремя, подменяю часто коллег, на дежурства выхожу без проблем, да и мамы пациентов на меня не жалуются. За редким исключением, конечно же.
Лера тоже берет отгул на пару часов, прося ее подменить своего коллегу, что давно к ней неровно дышит. Я слегка подтруниваю над этим, но беззлобно, конечно. На самом деле я безумно рада, что в такой тяжелый для себя момент буду не одна.
Всю дорогу до клиники я стараюсь думать о чем-нибудь отстраненном, не давать себе утонуть в черных мыслях об измене Клима и том, что тест ошибочно выдал вторую полоску. Она ведь очень слабой была, а я как-никак врач, понимаю риски... Но когда оказываюсь в коридоре у кабинета гинеколога, больше не чувствую себя никаким врачом. Сейчас я пациентка, обычная перепуганная женщина.
Сколько раз я сидела вот так же, сжимая кулаки и молясь всем богам, чтобы услышать заветные слова? Пальцев не хватит сосчитать… И каждый раз уходила с пустыми руками и разбитым сердцем. Как же здесь не нервничать и сохранять хладнокровие?
Когда меня вызывают в кабинет, ноги становятся ватными. Лера стискивает мою руку и, поймав мой взгляд, кивает.
– Не бойся, Зоя, – шепчет подруга. – Хочешь, я с тобой зайду?
Я лишь киваю, не в силах выдавить ни слова. Надо потом сказать, как я ей благодарна, что она рядом.
Врач, приятная женщина лет пятидесяти, изучает мои документы, задает стандартные вопросы. Я отвечаю механически, а в голове только одна мысль: “Пожалуйста, только не снова…”
– Что ж, ложитесь на кушетку, посмотрим, что у нас тут, – говорит врач.
Холодный гель на коже, мерное жужжание аппарата УЗИ. Мой взгляд останавливается на потолке, я стискиваю краешек блузки, не смея отвести глаза и посмотреть в экран. Стараюсь подготовить себя к худшему. К словам о том, что ничего нет или что все не так, как должно быть – внематочная или что-то вроде. Пытаюсь подготовить себя к боли и не надеяться впустую, потому что… я знаю, потом будет хуже, если лежать и молиться, верить в лучшее.
– Так… – тянет врач, водя датчиком по моему животу. – Полость матки чистая, эндометрий хороший… А вот и наш гость.
Сердце пропускает удар.
– Что? – выдавливаю охрипшим голосом.
– Плодное яйцо в матке, все в порядке. Расположено правильно, – спокойно комментирует врач, поворачивая ко мне монитор. – Видите эту крошечную точку? Это ваш эмбрион. Срок еще не сильно большой, около шести-семи недель.
Мой взгляд прирастает к монитору, где среди черно-белых шумов визуализируется крошечное пятнышко. Лера ахает и зажимает рот ладонями.
Губы дрожат. Это правда. Это не сон, не злая шутка. Это… мой ребенок.
– А сердцебиение… – выдавливаю я, боясь дышать.
Врач нажимает кнопку, и кабинет наполняется уверенным ритмичным стуком. Тук-тук-тук. Это не просто звук, это словно целая вселенная, что взорвалась внутри меня – так я ощущаю эту крошечную жизнь. Как настоящее волшебство, невозможное, но наконец случившееся. И не могу сдержать слез. Они катятся по щекам сами по себе. От счастья, от всего, что пришлось пережить, чтобы наконец заслужить его.
– Сердцебиение четкое, ритмичное, – подтверждает врач, улыбаясь. – Все соответствует сроку. Поздравляю вас, мамочка. Беременность есть, и она развивается как положено.
Мы переглядываемся с Лерой и я вижу, что она тоже плачет. Смеется, поймав мой взгляд, и шутит, вытирая слезы:
– Ура, я стану тетей! И чур я первая кандидатка в крестные, с остальными буду драться!
Гинеколог выключает звук, протягивает мне салфетку, чтобы вытереть гель, и переходит за стол, чтобы заполнить карту. Дрожащей рукой вытираю живот и с восторгом думаю, что скоро он перестанет быть плоским.
– Ну что ж, Зоя Петровна, – говорит врач деловым тоном, быстро заполняя электронную карту в компьютере. – Ставим на учет. Анализы я сейчас назначу, витамины пропишу. Отца ребенка не хотите вписать в карту? Если хотите, чтобы администраторы информацию об анализах не только вам, но и отцу предоставляли, то на ресепшене заполните разрешение.
Будничный вопрос гинеколога бьет наотмашь, возвращая в суровую реальность. В реальность, где моя заветная мечта стать мамой наконец исполнилась, но взамен я лишилась любимого человека.
Я смотрю на крошечную точку на снимке экране УЗИ, что распечатала врач и положила на стол. На точку, которая уже стала значить для меня столько, что я жизнь без раздумий готова за нее отдать. А потом перевожу взгляд на врача.
– Нет, – говорю я тихо, но твердо. – Отца не вписываем. В графе “отец” у ребенка будет прочерк.
___
Новая книга нашего литмоба ❤️ Мария Мендес
Он забрал мою невинность и развелся на следующий день. Заставил пройти через ад, а спустя три года ведёт себя так, будто я всё ещё принадлежу ему. Какая наивность...
Бывшая жена. Я возьму тебя снова https://litnet.com/shrt/aqer

Когда выхожу из клиники, делаю глубокий глоток воздуха и улыбаюсь. Чувствую себя так, словно заново родилась. Мир вокруг будто снова обретает краски и звуки. Кажется, что даже зимнее солнце светит ярче, а морозный воздух не обжигает легкие, а пьянит, наполняя ощущением свободы. Внутри, где еще вчера была выжженная пустыня, теперь зародился маленький, но теплый и живой огонек. Мой ребенок. Даже боль от предательства чуть притупилась.
Подруга так взбудоражена, что порывисто обнимает меня на крыльце больницы. По блестящим глазам и слегка дрожащим рукам сразу видно, что рада она искренне.
– Ну ты даешь, подруга! Я сама так разволновалась, будто сама забеременела! – смеется она и мечтательно возводит глаза к небу. – Эх, вот бы наконец встретить нормального мужика! Тоже ляльку хочу…
– А ты хоть иногда вылезай из своих научных работ, чтобы белый свет видеть, – шучу я. – Тогда точно встретишь кого-нибудь.
Лера с грустью отмахивается:
– Если уж тебе изменили… даже Клим. Вот уж на кого бы никогда не подумала… – она замолкает и виновато смотрит на меня. – Прости…
Отвожу взгляд. В груди ноет. Я так часто представляла разные сцены в голове, как узнаю о беременности и сообщу эту радостную новость мужу… прокручивала, как я дарю ему коробочку с тестом и крошечными пинетками или, не вытерпев, рассказываю сразу, вся в слезах, и мы вместе идем на УЗИ. Так часто представляла, что даже сейчас по привычке хочется схватить телефон и позвонить. Не привыкла еще, что теперь одна, без Клима.
Хотя нет. Не одна. И надо об этом помнить. Евсеев хотел наследника, так пусть получает его, а я и сама справлюсь!
Лера ничего не говорит, дает мне немного времени переварить новость. Но в такси замечаю, что лицо подруги постепенно становится серьезным и задумчивым. Она теребит ремешок своей сумки, несколько раз вроде бы порывается что-то сказать, но снова замолкает.
– Лер, что такое? – не выдерживаю я.
Подруга мнется, сомневаясь, говорить или нет, но под моим прямым взглядом сдается.
Шумно выдохнув, она внимательно смотрит мне в глаза:
– Зой, а ты уверена? Насчет прочерка. Я все понимаю, он козел, он тебя предал. Но…
– Что “но”? – напрягаюсь я.
– Но это же и его ребенок тоже, – осторожно продолжает Лера. – Он известный хирург, к тому же при деньгах. Алименты были бы такие, что твой малыш ни в чем бы в жизни не нуждался. А главное… ребенок имеет право знать своего отца. Каким бы он ни был. Может, не стоит так рубить с плеча?
Ее слова действуют как ушат холодной воды за шиворот. Оторопев, я даже всем корпусом к ней разворачиваюсь и сверлю взглядом в упор.
– Подожди. Не ты ли вчера кричала, что он козлина и не заслуживает меня? Не ты ли говорила, что мне повезло, что тест отрицательный и не придется видеться ни с ним, ни любовницей и нагулянным ребенком?
Я в таком возмущении это говорю, что не замечаю, как повышаю голос на эмоциях. Водитель такси косится на нас через зеркало заднего вида, но мне сейчас все равно.
Подруга виновато отводит взгляд.
– Я и сейчас о Климе думаю точно так же! Но вчера все было иначе, у меня болело только за тебя. А сейчас… слушай, я знаю, может звучит слишком прагматично, но только подумай. Тебе будет тяжело одной во время беременности, не говоря уже о времени после родов. Я знаю, что больно видеть его, но… с другой стороны, ребенку все-таки нужен отец. А тебе помощь. А Клим обязан помогать.
– Согласиться на алименты, чтобы потом всю жизнь видеть его? Пускать Евсеева в свою квартиру, чтобы он виделся с малышом или забирал его к себе? А потом что посоветуешь? Подружиться с любовницей? – зло спрашиваю я.
Не хочу ссориться, но одна мысль о том, что Клим не исчезнет, что я продолжу видеть его под ручку с этой Софьей, заставляет отвечать едко. И не просто видеть! Слова моего почти бывшего мужа всегда будут иметь вес! Мне придется считаться с ним во всем, что касается ребенка, от выбора развивашек и до самого выпускного. Ведь Клим получит не только обязанности отца, но и права!
Лера вскидывает руки.
– Тише, тише! Я на твоей стороне, Зоя. Но теперь ты не одна и должна думать о ребенке тоже, о том, что будет лучше ему. Просто подумай, пожалуйста, не руби с плеча.
– Я и думаю о ребенке! – раздражаюсь.
– Хорошо. Я поддержу любое твое решение, ты же знаешь? – Лера виновато заглядывает в глаза и мне становится стыдно, что я вот так сорвалась на подругу. В конце концов, она не виновата в том, что случилось, не стоит вот так на нее срываться.
– Ладно, я… прости, – бормочу. – Нервы ни к черту.
– Ничего, я понимаю, – улыбается подруга слабо.
А я еду и не могу перестать думать о словах Леры. Неужели она действительно думает, что так, как она предложила, будет лучше? Не хочу потом пожалеть о сделанном или несделанном, но сейчас меня плавит от мысли, что Клим узнает о ребенке.
Как же мне поступить, чтобы было правильно?
___
Друзья, сегодня новая книга моба от Рины Беж!
Бывшие. Явасверну https://litnet.com/shrt/wZR2
Мы развелись по обоюдному согласию. Я отпустила мужа к той, кого он всегда любил. Только жизнь всё перетасовала и расставила по местам.

Я выхожу у своей поликлиники и вскоре уже вхожу в свой кабинет. Моя медсестра Оля встречает меня улыбкой.
– Зоя Петровна, вам лучше? – участливо спрашивает она. – А то вы как написали мне, что задержитесь и вам нездоровится, я уж не знала, что и думать!
– Да, Оля, спасибо, уже в порядке, – я выдавливаю в ответ спокойную, профессиональную улыбку. – Просто небольшое недомогание. Что у нас по записи?
В своем кабинете я уже давно ощущаю себя как дома. Каждый уголок тут изучен, поэтому мне здесь спокойно. Я в своей стихии, на любимой работе. И как же хорошо, что я не согласилась на предложение Клима просто сидеть дома, чтобы только он работал. Сейчас это еще и моя независимость. Здесь я зарабатываю деньги, на которые буду растить своего ребенка.
Мамы с детками, которые приходят на прием, больше не вызывают у меня укола зависти или тоски. Я смотрю на пухлые щечки малышей, на их доверчивые глаза, и во мне просыпается нечто новое. Невыразимая нежность. Я не просто педиатр, я теперь тоже мама. Такое невероятное чувство, что я периодически замираю и прислушиваюсь к себе. Слишком необычно понимать, что во мне растет новая жизнь, медленно формируется мой ребенок…
Вечером я возвращаюсь в квартиру Леры раньше нее и принимаюсь за ужин. Не вытерпев, достаю из сумки снимок УЗИ и разглядываю подолгу, прерываясь лишь на то, чтобы помешать суп на плите. Поразительно, как эта маленькая, крошечная даже, серая точка, перевернула мою жизнь за каких-то пару секунд. Стала центром моей вселенной. Я провожу по глянцевой бумаге пальцем и губы сами собой расплываются в улыбке.
Я справлюсь. Мы справимся.
В этот момент на столе вибрирует мой телефон. На экране светится имя, от которого меня весь день бросало в дрожь: «Любимый муж ❤️». Клим звонил мне в течение дня, но я не брала трубку. Писал даже, но я не стала заходить в наш чат. И вот сейчас, выдохнув, я заношу номер мужа в черный список. Пусть пытается дозвониться теперь, сколько хочет, но говорить нам больше не о чем. Завтра первым же делом подам заявление о разводе.
Минут через десять телефон снова вибрирует. На этот раз звонок с незнакомого номера. Я колеблюсь, но какая-то интуиция подсказывает нажать на зеленую кнопку.
– Алло? – спрашиваю настороженно.
– Зоенька? Доченька, это ты? – раздается в трубке взволнованный голос моей мамы. – Слава богу, я уж не знала, что и думать!
Тревога тут же вытесняет все остальные чувства. Подобравшись, я быстро спрашиваю:
– Мама? Что случилось? Почему ты с чужого номера звонишь?
– Ой, да у меня деньги на телефоне кончились, а я так разволновалась… тут Климушка приехал, кстати.
Я каменею. Родителям о том, что случилось, я еще не говорила, хотела как-то подготовить. Неужели сам явился рассказать? Ну нет, отец бы не позволил так просто рассиживать у них дома после новости об измене. Надеюсь, что не позволил бы…
– Что? – выдавливаю, растерявшись. – И… зачем он приехал?
– Да проведать заехал, гостинцев тут кучу привез. А еще… говорит, вы поссорились, ты ушла, на звонки не отвечаешь. Он так переживает, доченька, просто с лица спал. Сидит вот тут, на кухне, чай пьет. Мы тебя ждем. Возвращайся домой, Зоя. Нельзя же так.
____
Девчата, у меня вышла завершенная книга!
Бывший муж. Вернуть семью https://litnet.com/shrt/Vnxk

- Моей будешь.
Упираюсь в плечи бывшего мужа, пытаясь оттолкнуть, но он пригвождает меня к стене, вжимая в нее так, что я не могу дышать.
- Отпусти! Задыхаюсь от его близости. Нас могут застукать в любую секунду!
- Нет, - рычит он в мои губы. - Ты моя. Была, есть и будешь. У тебя получилось исчезнуть тогда, но больше я тебя не отпущу.
- Ты женишься на моей сестре! Между нами давно все кончено!
- Свадьба ни на что не повлияет. Будешь принадлежать мне, когда хочу и сколько хочу. Иначе все узнают о нашем порочном секрете.
Два года назад я сбежала от опасного человека. Сбежала, унося под сердцем тайну, о которой он никогда не должен узнать после его измены. Но судьба столкнула нас снова. Теперь мой бывший муж, богатый и жестокий Тагир Юсупов, стал женихом моей сестры… и я сделаю все, чтобы он никогда не встретился с нашим сыном.
Я застываю с половником в руке, так и не размешав суп. Мало того, что у Клима хватило наглости приехать к моим родителям, так он еще и нагло солгал им. Да, я хотела их подготовить к новости о нашем разводе, все-таки это прозвучит как гром среди ясного неба – и мама, и папа относятся к Климу очень хорошо. Тем более, что я никогда не рассказывала им о наших ссорах и со стороны им всегда могло казаться, что у нас всегда все идеально. Но вот так являться и выставлять свою измену так, будто случилась обычная ссора – это верх наглости!
– Зоя, ты слышишь? – взволнованно зовет мама.
– Слышу, – выдыхаю сдавленно.
Поняв, что звонок не сбросился, мама с удвоенной силой пытается быть миротворцем.
– Зоенька, он так переживает, ты бы видела. Говорит, глупая ссора, ты накрутила себя, а он виноват, не уделил внимания. Просит вернуться. Ты ведь знаешь Клима, он же тебя обожает, пылинки сдувает. Ну что вы как дети малые? Вернись, поговорите хоть, ну что ты?
Я стискиваю крепче зубы. Евсеев молодец, привлек на свою сторону правильного союзника. Знает же, что его теща, Лариса Борисовна, верит в святость брака и что женщина должна быть мудрее, прощать мужу мелкие грешки.
Да только вот сын на стороне – это совсем не мелкий грешок.
– Мама, – я заставляю себя говорить ровно, хотя внутри все вибрирует от злости. – Передай своему дорогому зятю, чтобы он убирался из вашего с папой дома. Сейчас же. Я не собираюсь с ним разговаривать.
– Зоя! – ахает мама в трубку. – Да как ты можешь такое говорить! Это же твой муж! Ну ты же не маленькая…
– Он мне больше не муж! – отрезаю в сердцах и нажимаю на кнопку сброса, не давая ей возразить.
Не успеваю перевести дух и успокоиться, как телефон звонит снова. Опять тот же незнакомый номер, видимо, мама пытается до меня дозвониться, чтобы образумить “непутевую” дочь.
Я сбрасываю и выключаю звук у телефона.
Суп на плите начинает булькает, выплескиваясь на плиту. Я машинально выключаю конфорку и опираюсь руками о тумбочку рядом. В груди тоже клокочет ярость вперемешку с обидой.
Не сумев дозвониться до меня, Клим решил втянуть в эту грязь моих родителей! Посмел прийти в их дом и выставлять себя белым и пушистым, а меня истеричной дурой, которая сбежала из-за обычной ссоры. Того, что он мало уделял мне внимания!
Даже не замечаю, как входная дверь хлопает и на кухне появляется Лера, на ходу расстегивая куртку.
– Ух, как пахнет! Я уже с лестничной клетки почувствовала, даже живот заурчал, за весь день только пару бутербродов перехватить успела, а тут горяченькое…
Она замолкает, увидев мое лицо.
– Зоя, ты чего? Что-то случилось?
– Лучше не спрашивай, – говорю мрачно.
Посерьезнев, подруга ставит сумку на стул и качает головой:
– А ну выкладывай. Ты же понимаешь, что не отвертишься? На тебе лица нет!
Тяжело вздохнув, я бросаю взгляд на экран телефона и читаю пришедшее недавно сообщение.
“Зоя, немедленно перезвони! Ты позоришь меня перед зятем!”.
Молча показываю Лере. Та пробегает взглядом по строчкам.
– Твою ж… Он поехал к твоим родителям? Вот же манипулятор хренов! И что ты будешь делать? Ты им сказала, что этот козел ребенка чужой бабе заделал?
Я качаю головой.
– Нет. Хотела подготовить их к новости, что мы разводимся, как только сама хоть немного в себя приду, а он, вон, сам поехал. Сказал, что мы просто поссорились.
– Ну конечно, – хмыкает Лера, складывая руки на груди. – Петр Степаныч сразу бы ему в морду дал, если бы Клим сказал, что налево ходит. Твоя мама явно не в курсе, не обижайся за такую ее реакцию.
– Я не на нее злюсь. Просто… неужели Клим до сих пор думает, что я вернусь? Закрою глаза, что он мне изменял три года, что наследника другой заделал?
– Он же мужик, – пожимает плечами Лера. – У них все мысли о сексе. У меня вот бывший был бабник, я все надеялась, что он со мной исправился, что я та единственная. А оказалось, что он даже уборщицу на своей работе зажимал. А она мне в матери по возрасту годится. Даже когда я его прижала с доказательствами, он все равно до последнего отнекивался. Потом уже сознался, сказал, что все такие, просто если не замечаешь, значит скрываются хорошо. Еще и дальше отношения хотел со мной продолжать. Вот и Клим тоже. Вы уже притерлись, все-таки жена. Может и чувства есть.
– Не говори мне этого. Тошно сразу, – морщусь. – Если бы любил, налево бы не пошел. Не верю, что все мужики такие.
Лера лишь вздыхает и стягивает с себя куртку.
Я смотрю в одну точку перед собой и прокручиваю в голове короткий разговор с мамой. Клим решил, что сможет надавить через нее, ведь родители для меня непререкаемый авторитет. Что ж… наверное пора открыть им глаза на их любимого зятя.
– Я поеду туда.
– Что? – всполошившись, Лера чуть на месте от моих слов не подпрыгивает. – Зоя, не надо! Клим же этого и добивается! Чтобы ты приехала, и он там, при родителях, начал бы тебя обрабатывать!
– Не получится. Я расскажу им все. Раз подготовить не вышло, скажу сразу в лоб правду. Пусть не надеется, что я стану ему подыгрывать.
Я направляясь в прихожую, чтобы одеться и взять ключи от машины. Лера рвется следом.
– Я с тобой! Одну тебя с этим придурком не оставлю!
Но я отрицательно мотаю головой. Лера и так приютила меня, поддерживает и помогает, не хочу совсем уж наглеть.
– Не нужно. Там будут мои родители. Да и раз Клим так сильно хочет, чтобы я с ним поговорила, так и быть. Повторю ему, что подаю на развод. – Я невесело усмехаюсь. – Пора моей маме узнать, какого “замечательного” человека она угощает чаем.
Лера окидывает меня сочувствующим взглядом.
– А малыш? Скажешь Климу о беременности?
Нахмурившись, я застываю ненадолго, глядя на собственное отражение в зеркале, и выдыхаю:
– Не знаю. Решу по дороге.
____
Девчата, я немного приболела, извините, что были чуть задержки с продами ❤️
Почти вся дорога до родительского дома проходит как в тумане. Из-за злости я так стискиваю руль, что в какой-то момент ощущаю, как одеревенели пальцы. Приходится припарковаться у обочины, выйти и немного перевести дух. Морозный воздух хорошо приводит в чувства, возвращает к реальности, но все равно не выветривает из головы мамины слова: “Он так переживает, доченька…”.
Переживает! Тошнота подкатывает к горлу от отвращения. Хочется влепить Климу хотя бы пощечину, чтобы он пришел в себя и прекратил этот цирк. Хотя еще не все потеряно.
Дорогой внедорожник Клима бросается в глаза сразу, как заворачиваю во двор, окруженный обычными девятиэтажками, где живут родители. Значит, не уехал еще… с одной стороны мне бы хотелось не застать изменщика, а с другой… терять уже все равно нечего.
Пока решительно шагаю к подъезду, внутри уже зреет мрачное решение. После новости о беременности я чувствовала себя потерянной, не знала, как лучше поступить, чтобы не наделать ошибок. Слова Леры не шли из головы и с одной стороны я была с ней согласна в том плане, что малышу нужен отец. Вот только… а что, если Евсеев предаст и ребенка? Например, перестанет потом к нему приходить. Зачем мне рвать себе сердце, постоянно видеть того, кто сделал больно? Клим и так ищет рычаги, чтобы на меня надавить, а если сообщу ему сейчас о беременности, то фактически самолично вручу ему все карты в руки.
Ключ от родительской квартиры я ношу с собой всегда, поэтому не звоню и не стучу, а сама отпираю дверь и замираю в прихожей, услышав знакомые звуки. Отец раскатисто хохочет над байками, которые в очередной раз травит Клим. Он же душа компаний, у него к любому найдется подход, а для папы он вообще как сын, о котором он мечтал. Помочь на даче, выбраться на рыбалку вместе – муж всегда соглашался с удовольствием.
– Климушка, подлить еще чаю? – хлопочет мама.
Они не ждут от него подвоха, принимают не как дорогого гостя, а как родного человека, с распростертыми объятиями. Это режет хуже ножа.
Снимаю пальто и, стиснув кулаки, иду на кухню. Ковровая дорожка, растеленная от прихожей по коридору, скрадывает мои шаги, да и за оживленным разговором их не слышно, поэтому, когда появляюсь на кухне, все резко затихают.
Мама оборачивается ко мне, в ее глазах мелькает смесь облегчения. Видимо, она решает, что я все-таки приехала мириться, как нормальная мудрая женщина. Папа замирает с полуулыбкой на лице.
– Зоенька, приехала все-таки! Садись скорее! Ты голодная?
Клим встречается со мной взглядами и медленно поднимается с места. Он выглядит обеспокоенно и с надеждой всматривается в мое лицо. Едва заметно качает головой, пытаясь подать знак, чтобы я ничего не говорила при родителях.
Усмехнувшись, я холодно спрашиваю, вздернув подбородок:
– И зачем ты сюда приехал?
Клим сжимает челюсть, на скулах проступают желваки и взгляд становится острым. Предупреждающим.
– Ты знаешь. – Говорит твердо, выразительно глядя на меня. Выделяет интонацией: – Чтобы поговорить. Наедине. Я звонил тебе, но ты не брала трубку. И я решил, что ты здесь.
– Клим прав, доченька, – тут же подхватывает мама, не замечая стальной нотки в его голосе. – Что вы как дети? Сядь, выпей чаю, а потом поговорите...
Она пытается так очевидно сгладить углы, не дать нам поссориться сильнее, выступить миротворцем. Но поздно. Мы с Климом стали чужими с момента, когда он решил, что завести ребенка с другой – это хорошая идея. Что он имеет на это право, как и лгать мне все это время.
Если бы Софья не решила прийти на прием ко мне с ребенком, сколько лет я бы жила круглой дурой? Не зная, что Клим живет на две семьи.
Я смотрю на почти бывшего мужа, который когда-то был центром моей вселенной.
– Хочешь поговорить? – ухмыляюсь я. – О чем именно?
– Зоя, – обрывает Клим, пытаясь остановить, но я повышаю тон.
– О том, что ты обманывал меня три года? А может и больше, ведь в этот срок всего лишь твоя любовница забеременела, а сколько вы встречались до этого, мне неизвестно. Не понимаю, о чем нам говорить? Что мне надо вернуться? Так теперь у тебя есть наследник, как ты и хотел, зачем тебе я? Другая родила тебе сына, семья у тебя уже есть. И я к ней отношения не имею.
В кухне воцаряется тишина после моих слов, лишь тихо гудит холодильник и тикают на стене часы. Клим, сощурившись, смотрит в мои глаза, но молчит.
– Зоя… – потрясенно выдыхает мама, прижимая руку к сердцу. – Что ты такое говоришь? Какая другая? Какой сын?
Она быстро опрокидывает в себя чай и, ахнув, зажимает рот ладошкой. Папа в этот момент медленно поднимается со стула. Его лицо как каменная маска, взгляд тяжелый, нечитаемый.
Он смотрит на Клима и в какой-то момент мне кажется, что для папы это предательство тоже удар. Подлый, исподтишка. Невольно вспоминаются слова, которые отец говорил на нашей свадьбе. Что он вручает Климу самое дорогое, что у него есть – единственную дочь – и просит беречь ее, как зеницу ока. В тот день папа даже прослезился, это был и для него особенный день, и слова, что он сказал, не были пустыми…
– Клим, – глухо произносит отец. – Это правда?
____
Новая книга литмоба от Ольги Гольдфайн
Бывшие. За пеленой обмана https://litnet.com/shrt/LnQK
Она сбежала от него беременной. Через шесть лет он вернулся, чтобы забрать всё – и её в том числе.

Клим не отводит взгляд и не пытается оправдываться, к его чести. Он смотрит в глаза моему отцу прямым взглядом и едва заметно кивает.
– Это так, Петр Степанович, у меня есть сын. И он не от вашей дочери.
Мама смотрит на Клима широко распахнутыми глазами и в ее взгляде читается столько чувств разом – боль, разочарование от предательства, злость, тоска.
– Как же… как же так, Климушка… – шепчет она потрясенно.
На глаза наворачиваются непрошеные слезы. Родители сейчас в том возрасте, когда поневоле стараешься оберегать их от плохих новостей, а тут такой удар…
– Я понимаю, как все это выглядит, но, Петр Степанович, я люблю вашу дочь и…
Договорить Клим не успевает. Папа делает короткий шаг к нему, шаркая домашними тапочками по полу, и бьет точно в скулу. Удар даже со стороны выглядит неожиданно сильным, словно в него вложен весь гнев, кипящий внутри.
– Папа! – охаю я, делая шаг к нему.
Мама коротко вскрикивает от неожиданности.
Евсеев не пытается уклониться или ударить в ответ. Принимает его как данность и даже с каким-то пониманием смотрит на отца.
– Мне жаль, – произносит Клим виновато.
Я поджимаю губы и отвожу глаза, когда муж пытается поймать мой взгляд. Для папы же слова зятя действуют как красная тряпка на быка.
– Жаль тебе?? Жаль, скотина?! – он хватает Клима за грудки и мощно встряхивает. – Я тебя в дом принял, сыном считал! Дочку тебе доверил! А ты… как кобелина, на сторону побежал. Захотел другую – будь мужиком, разведись сначала, а не пакости исподтишка!
Мама, подобравшись, встревоженно следит за ссорой, готовая в любой момент вскочить и вмешаться, если все перерастет в драку. У меня и самой сердце заходится в бешеном темпе, тело потряхивает от страха. Конечно же я надеялась, что родители будут на моей стороне, но только без рукоприкладства. Тем более очевидно, что Клим в расцвете лет и сил у него явно больше.
Евсеев хмурится, сурово сведя брови к переносице.
– Я виноват, я это признаю. И я действительно очень жалею о сделанном, но вашу дочь…
Отец не дает Климу договорить. Сверкнув глазами, он резко пихает зятя в грудь, отталкивая от себя.
– Не смей ничего подобного говорить! Вон из моего дома, – чеканит папа. – И чтобы я тебя больше никогда не видел ни здесь, ни рядом с моей дочерью!
Рвано выдохнув, Клим раздраженно одергивает рубашку и обводит кухню мрачным взглядом. Но даже моя мама, что в нем души не чаяла, смотрит на Евсеева с осуждением и враждебностью. Теперь он здесь чужой.
– Зоя, – твердо, почти сквозь зубы, выговаривает Клим. – Нам нужно поговорить.
Его тяжелый взгляд придавливает не хуже бетонной плиты, настолько тяжело становится дышать. Меня вдруг бросает в жар. На секунду кажется, что этот предатель знает о моем секрете, что каким-то немыслимым образом он в курсе моей беременности. По телу проходит мелкая противная дрожь, но я беру себя в руки уже через секунду.
Отступаю на шаг в сторону, открывая проход в коридор. Очевидный намек, чтобы он убирался.
– Я уже сказала, нам не о чем больше говорить. – Мой голос холоден, даже почти равнодушен, словно мне и правда все равно. Словно мое сердце не рвет на части после предательства самого близкого человека.
Я верила ему больше, чем себе. Я полагалась на него, приходила за советами, рассказывала даже то, что не знала моя мама. Делилась горем и радостью, вросла в него и позволила в мою душу пустить корни. Я ведь и правда думала, что мы вместе до самого конца… никогда даже помыслить не могла о том, что Клим способен на измену. Забылась, что он такой же мужчина, как и все остальные. У которого “мужской интерес” и мечты о наследнике.
Молчание затягивается, все это время мы смотрим друг другу в глаза. Наконец я не выдерживаю и отворачиваюсь, обнимаю себя за плечи. Климу никогда не понять, каково быть на моем месте.
– Забыл, где дверь? – Грубо спрашивает отец. – Проводить?
– Найду как-нибудь, – бурчит Клим и выходит из кухни.
Я не оборачиваюсь. Слышу лишь шелест куртки, а уже спустя пару секунд громко хлопает входная дверь. Лишь в тот момент получается вдохнуть полной грудью. Кухня перестает казаться маленькой и душной, будто кто-то открыл форточку и запустил свежий воздух.
Мама всхлипывает и подскакивает с места.
– Как же так, доченька…
– Так, мать, не реви. – Строго обрывает папа. – И без того тошно.
Я ловлю его мягкий сочувственный взгляд, а уже через мгновение папа осторожно крепко обнимает. Гладит по волосам, как когда-то в детстве, когда я разбивала коленки и мама обрабатывала их зеленкой, а папа отвлекал ласковыми поглаживаниями. Если бы только можно было так же легко залечить эту рану на сердце…
Слезы начинают течь сами собой, хотя я была уверена, что сдержу их и не разревусь.
– Все будет хорошо, девочка моя. Ты дома… давай перебирайся к нам. Завтра помогу тебе вещи перевезти…
– Доченька… – мама тоже обнимает меня, в ее глазах стоят слезы.
– Не надо, я пока у Леры поживу, – чуть отстранившись, я ободряюще улыбаюсь. – Немного в себя приду и решу, что делать дальше. Пока что я ни на что не способна.
– Ты ведь не собираешься его прощать? – строго спрашивает папа, заглянув в глаза.
Я мотаю отрицательно головой и выдыхаю:
– Давайте не будем об этом говорить. Тяжело. Лучше расскажите, как у вас дела?
Родители быстро переглядываются, без слов понимая друг друга и мама тут же принимается суетиться:
– Ой, что ж это я! Садись, сейчас налью тебе чаю! Ты не проголодалась? Папа как чувствовал, что ты приедешь, твои любимые пирожные купил!
Они болтают, стараясь отвлечь меня от черных мыслей, расспрашивают о работе и новостях, рассказывают свои. И я безумно благодарна, что ни папа, ни мама больше за этот вечер не спрашивают о Климе и его измене. Я и без того едва держусь, а этот теплый вечер в компании дорогих людей хоть немного подпитывает силами.
Уезжаю я лишь спустя пару часов. Тепло попрощавшись, одеваюсь и выхожу на лестничную клетку. На ходу проверяю телефон и отвечаю на сообщения Леры. Она волнуется и спрашивает, все ли в порядке.
Дыхание мужа обжигает щеку, а в его глазах горит знакомый огонь. Когда-то один взгляд Клима заставлял мое сердце биться быстрее, но теперь оно бешено колотится не от любви. Мне хочется оттолкнуть его, крикнуть, чтобы даже не смел прикасаться, но на дворе почти ночь.
– Отпусти меня, Клим, – повторяю я сквозь зубы, с усилием пытаясь отпихнуть мужа от себя. – Не устраивай здесь сцен. Не хочу разбудить соседей.
Евсеев усмехается, но в этой усмешке нет ничего веселого, лишь горечь и… что-то еще, что не получается разгадать.
– Соседей? Так переживаешь за соседей? – хмыкает он. – Почему не вспомнила о них, когда устроила тот спектакль на кухне?
Нутро опаляет жаром.
– Спектакль?! – я вскидываю подбородок и, не в силах сдержать возмущения, чуть повышаю голос: – Я ни слова не приукрасила, правду сказала! Всю правду, что ты успешно три года скрывал. Уж извини, что эмоции взяли верх в этот момент! Будь ты на моем месте, узнай, что я от другого родила и три года брака к нему бегала, ты бы, конечно, был верхом спокойствия!
Снова начинает потряхивать. Еще никогда я не испытывала такой смеси эмоций, причем самых плохих. И никогда не теряла контроль над собой, но сейчас мне не унять дрожи. Нужно уйти, сбежать, не встречаться больше. Мне нужно думать о своем внутреннем состоянии, о ребенке, ведь я с таким трудом забеременела. Любое нервное потрясение сейчас опасно.
Клим молчит, изучая мое лицо в тусклом свете фонаря у подъезда. Его пальцы уже не сжимают мое предплечье, вместо этого он упирается ладонью о стену у моей головы. Дает чуть свободы, но все равно нависает, не давая возможности вырваться и сбежать.
– Ты думаешь, мне было легко? – спрашивает вдруг Клим тихо. – Думаешь, я не мучился, глядя на тебя каждый день и зная, что в любой момент правда выплывет наружу и я сделаю тебе больно?
Я замолкаю на несколько секунд, хлопнув глазами от такой циничности. Он сейчас себя жервтой выставить пытается или мне просто показалось?
– Ох, как ты страдал, бедненький! Каждый день приходил домой к верной жене, которая тебя ждала с ужином, ездил с ней на отдых, целовал, спал с ней и страдал! А потом шел к другой и там тоже страдал, делая наследника! Ну просто великомученник! – не выдерживаю я.
– Я не об этом! – тут же ощетинивается Клим в ответ. – Просто в какой-то момент все зашло слишком далеко. Все… произошло случайно, но потом…
– Хватит! Я не хочу это слушать! Не хочу слушать, как ты “случайно” переспал с Софьей, как потом оправдывал себя дальше! Я сыта по горло! Тебе просто было удобно с двумя женщинами сразу, хватит искать красивые объяснения этому!
Непрошеные слезы снова катятся по лицу обжигая замерзшие щеки. Я делаю попытку вырваться из хватки или поднырнуть под руку Клима, но Евсеев не дает уйти.
– Я любил тебя! – перехватив за плечи, он слегка встряхивает меня и в его голосе я слышу что-то похожее на отчаяние. – Я до сих пор люблю! Мы с Софьей и вместе почти не были, лишь несколько раз. Сейчас я вижусь с ней только ради сына!
Я смеюсь сквозь слезы грубым каркающим смехом. Клим даже не представляет, что своими словами не делает лучше, что он буквально препарирует меня наживую.
– Любишь? – переспрашиваю хрипло. – Ты не знаешь, что такое любовь, Клим. Когда любят, не предают и не лгут в лицо. Когда любят, не заводят долгожданного ребенка с другой!
– Я… я уже накосячил, – сокрушенно, с болью глядя на меня, шепчет муж. – Я не знаю, как все исправить. Пожалуйста, Зоя… дай мне шанс…
Евсеев поднимает руки к моему лицу. Его пальцы мягко, с нежностью даже, стирают слезы с моих щек. Когда-то он вот так же стирал их, когда я плакала, подушечками пальцев, а потом ласково целовал покрасневшие глаза. Шептал глупости, успокаивал, прижимал к себе. В его крепких объятиях я успокаивалась, уткнувшись носом в грудь и вдыхая родной запах.
Теперь же я отшатываюсь от его касаний, словно они меня обжигают.
– Не смей, – шепчу я гневно и, перехватив запястья Клима, отвожу его руки от лица. – Не смей меня трогать.
– Зоя... – его голос ломается на моем имени. – Я могу все исправить. Мы можем все исправить. Вернись домой. Пожалуйста.
Домой. Помню, как мы радовались, когда нам, молодой еще семье, одобрили ипотеку. Как родители – и его, и мои – помогали нам с первым взносом и ремонтом. А потом карьера Клима полетела в гору и уже он стал помогать родителям. Мы обновили ремонт и наш дом сделался еще уютнее. А теперь…
– У меня больше нет дома. Это тебе есть, куда возвращаться. И семья у тебя уже есть. Как удобно! – не удается сдержать мне горькой иронии.
– Хватит, Зоя. Ты моя семья! – Клим раздраженно повышает голос, словно устал говорить с нерадивым ребенком. – Ты – моя жена! И будешь ей, что бы ни случилось!
Я устало упираюсь затылком в холодную стену подъезда. Что-то во мне ломается окончательно и Евсеев своей настойчивостью делает только хуже. Если до этого у меня еще было зерно сомнения в том, говорить ли ему о беременности, то теперь оно развеялось. Теперь мне стало ясно, что если Клим узнает о ребенке, он не оставит меня в покое больше никогда.
– Нас больше нет, Клим. И ты сам в этом виноват. Никакого шанса не будет, я завтра же подам на развод. Я не вернусь в тот дом и с тобой не буду. Не собираюсь притворяться и делать вид, что все в порядке и терпеть, что ты ходишь “навещать сына” или как ты там еще это называешь.
Клим поджимает губы.
– Я же сказал, между мной и Софьей все кончено…
– Это ничего не меняет, – обрываю я, не давая договорить. – Ты боялся потерять меня, поэтому не сказал правду, ты же это хотел донести? Боялся быть честным, поэтому лгал годами. Плевать тебе было на меня, иначе так бы не поступил. Так теперь не удивляйся, что я не останусь рядом.
Я наконец собираюсь с силами и отталкиваю от себя Клима на достаточное расстояние, чтобы можно было вывернуться и сбежать по ступенькам вниз.
Тороплюсь к своей машине, чтобы муж не успел догнать меня и остановить. На ходу снимаю сигнализацию и хватаюсь за ручку, чтобы открыть дверь, как слышу шаги за спиной.
Я застываю, вцепившись пальцами в ледяную ручку так, что кажется еще немного и они примерзнут. Мне стоит больших усилий сохранить лицо и не позволить промелькнуть испугу или удивлению на лице. Только переспрашиваю невпопад:
– Что?
– Ты была в клинике, – повторяет Клим. – Зачем?
Состроив самую безразличную мину, на которую только способна, я разворачиваюсь к мужу и, сложив руки на груди, вскидываю бровь.
– Плохо себя чувствовала, вот и решила сдать анализы. У меня запись еще за неделю до приема была. А что, я теперь обязана перед тобой за каждый визит в больницу отчитываться? Спешу напомнить, что с некоторых пор тебя мое здоровье не касается.
Я говорю ехидно, выдерживаю внимательный взгляд, но Клим продолжает пялиться, будто под кожу готов залезть, лишь бы увидеть самое нутро. Надо сесть в машину и уехать, просто уехать и не видеться больше.
– А почему ты так разнервничалась? Это простой вопрос, – как-то даже чересчур спокойно произносит Евсеев и делает шаг ко мне.
– Я не разнервничалась. Просто меня бесит, что ты строишь из себя заботливого муженька после трех лет измен. Самому от себя не тошно?
– Я всего лишь переживаю о твоем здоровье.
– А не надо переживать! – взвиваюсь я.
Казалось, что я хоть немного успокоилась, усмирила внутри эту разрушительную бурю, но нет. Клим с такой самодовольной уверенностью заявляет про беспокойство после того, как уничтожил меня собственными руками, что все внутри взрывается от уровня его лицемерия.
– Отойди от машины, – чеканю я и, не дождавшись действий, пихаю Клима плечом, чтобы открыть водительскую дверь.
Снова психую и от этого на эмоциях делаю все слишком быстро. Пальцы дрожат и я не сразу попадаю в замок зажигания.
Евсеев перехватывает рукой дверь, не давая захлопнуть.
– Мы не договорили, – произносит твердо.
– Мы давно закончили, – прожигаю мужа взглядом, схватившись за ручку. – Просто тебе результат разговора не нравится и ты пытаешься меня продавить. Но раз ты такой непробиваемый, так и быть, любезно повторю еще раз: пошел ты! Пошел ты, Клим! Со своими оправданиями измены, вторыми шансами, запугиваниями. Можешь делать, что угодно, но я не вернусь. Я не позволю тебе унизить меня и растоптать окончательно.
Дергаю дверь на себя, но Клим не отходит, молча буравит меня взглядом.
– Не уезжай. Прошу. Ты нужна мне.
– Была бы нужна, не появилась бы другая!
– Я всего лишь хотел ребенка…
Эти слова, произнесенные шепотом, звучат как щелчок хлыста над ухом. Мне будто оплеуху с размаха всаживают, даже лицо гореть начинает.
Замираю, стиснув пальцы на ручке до побелевших костяшек, и смотрю на Клима остановившимся взглядом.
– А я не хотела? А? Думаешь, я нарочно не беременела? Ради смеха терапию проходила и над каждым тестом пустым плакала? Я не хотела ребенка, а, Клим?? – переспрашиваю севшим от злости голосом. – Только я что-то не пошла на стороне с посторонним мужиком детей пробовать делать. А надо было, да? Залетела бы от другого, вот бы ты обрадовался!
Даже в тусклом свете фонарей видно, как у Клима желваки на скулах заиграли. Что, любимый, милый, родной, не очень-то приятно представлять свою жену в койке с другим? А если на протяжении трех лет это будет происходить?
– Убери руку! – рявкаю я и, не дождавшись реакции, просто завожу машину и резко трогаюсь с места.
Евсеев в последнее мгновение до того, как колесо наедет на его ногу, отскакивает в сторону. Дверь от инерции с грохотом захлопывается сама.
Я давлю на газ, выруливаю из дворика родителей на улицу. Напоследок перед этим бросаю взгляд в зеркало заднего вида и вижу, что Клим остался стоять под фонарем, не двигаясь провожая мою машину взглядом.
Проехав несколько кварталов, я останавливаюсь на красный свет и рвано выдыхаю, переводя дух. Теперь я совершенно точно уверена, что Клим не оставит меня в покое, а значит, выход только один…
Подрагивающими от нервного перенапряжения пальцами набираю номер Леры.
– Зоенька, все хорошо? – тут же набрасывается подруга с расспросами, стоит только поднять трубку. – Я вся тут извелась! Сотню сообщений тебе отправила. Что вы, поговорили? Что Клим сказал? Надеюсь, твой отец вышвырнул этого гада!
– Вышвырнул, – говорю мрачно. – Я все потом расскажу. Лучше скажи, Лер, у тебя есть какие-нибудь знакомые в других больницах? Желательно подальше, где-нибудь в глуши даже. Я увольняюсь с работы.
Ловлю свой лихорадочно горящий взгляд в зеркале и машинально поправляю растрепавшиеся волосы. Вопрос времени, когда Клим узнает о моей беременности. У нас много общих знакомых, да и у него связей хоть отбавляй. Рано или поздно Евсееву доложат, и тогда даже шанса не будет сбежать. Он постоянно будет присутствовать в нашей жизни, ведь он отец... А значит, действовать надо прямо сейчас, пока у меня еще есть фора.
Лера встречает меня горячим чаем и малиновым вареньем. Специально достала из холодильника то самое, мамино, вкуснее которого нет. Я устало падаю на стул и утыкаюсь лбом в сцепленные замком руки.
– Ну? Что ты решила? – спрашивает подруга взволнованно, придвигая ко мне чашку с горячим чаем.
Я подпираю щеку рукой и обреченно выдыхаю:
– Надо уезжать. Клим узнал, что я была в клинике. Дело времени, когда он узнает, зачем. Столица большая, но врачи так или иначе друг с другом знакомы или слышали хотя бы. Тем более он хирург. Считай, перед ним все двери открыты.
– Бросать все – не дело, – хмурится Лера. – У тебя здесь все налажено, а тут ты просто возьмешь и сорвешься с места? Да еще и беременная, одна, в чужом городе!
– Выбора нет, Лер, – грустно качаю головой. – Не хочу видеть его. Не хочу, чтобы он приходил, чтобы качал права, судился со мной за ребенка. Не хочу, чтобы и дальше выворачивал мне сердце наизнанку после предательства. Ты не представляешь, как тяжело мне его видеть. Я не вынесу. Просто не вынесу, если Клим продолжит появляться в моей жизни. Я… – на глаза наворачиваются слезы, но я с трудом выталкиваю из себя то, что гложет все эти дни. – Я боюсь, что потеряю ребенка…
Лера охает, прикрыв рот ладонью, и тут же подскакивает с места. Обнимает меня крепко и я, почувствовав поддержку, сбивчиво тараторю, давясь слезами:
– Понимаешь, я все время на стрессе… злюсь, плачу, переживаю… не могу не думать, не могу успокоиться и не бояться. Если так пойдет и дальше, то…
– Т-ш-ш, – резко перебивает подруга и, отстранившись, хватает мое лицо в свои ладони, – не думай об этом, слышишь? Не притягивай плохое! Если ты решила, что уехать будет лучше, я тебя поддержу. Но ты должна отключить сейчас чувства, думать о хорошем ради малыша.
Всхлипнув, я поспешно вытираю слезы и часто киваю.
Лера снова садится, только стул придвигает ближе ко мне. Чтобы немного прийти в себя, я съедаю ложечку варенья и делаю глоток чая. Он согревает внутренности и я невольно жмурюсь от удовольствия.
– Только не знаю, как все быстро оформить, – шмыгаю носом. – Если попросить о переводе, то Клим может узнать, куда меня перевели. А увольнение… две недели придется как минимум отработать, и то, если замену мне найдут…
Лера барабанит пальцами по столу, задумчиво покусывая внутреннюю сторону щеки.
– У вас же главврач Алексей Николаич до сих пор?
– Угу.
– Он вроде хороший мужик. Объясни ему все, расскажи, как есть. Мне кажется, он пойдет навстречу.
Я тяжело вздыхаю. Остается только надеяться, что Алексей Николаевич действительно поймет и пойдет мне навстречу.
– А я пока поговорю с Катей из «Мед‑Гаранта». Попрошу чуть подкорректировать информацию в карточке, якобы ты просто на прием приходила.
– Спасибо, Лера, – улыбаюсь. – Не знаю, что бы я без тебя делала.
Подруга отмахивается.
– Ничего, потом сочтемся. Ты же не думаешь, что я тебе просто так помогаю? – хмыкает она и поигрывает бровями.
Сердце падает куда-то вниз.
– О чем ты?
– О боже, Зоя, ты чего так перепугалась? В крестные я хочу, в крестные!
Я с облегчением перевожу дух и легонько пихаю Леру в бок.
– Нашлась тут шутница! Нервы и так на пределе.
– Я ж не думала, что ты так отреагируешь!
Покачав головой, я делаю еще глоток чая и, задумавшись, прислушиваюсь к себе.
– Слушай, Лер… а у тебя не осталось еще то солёненькое сало с чесночком? Так хочется взять кусок хлеба, намазать его малиновым вареньем, а сверху сала кусочек… – я мечтательно прикрываю глаза и сглатываю набежавшую слюну.
– О-о, вот и начались извращенные вкусовые пристрастия, – прыскает Лера и поднимается с места. – Сиди, сейчас я тебе сваяю твой шедевр кулинарии. Как-никак, а крестника хорошо кормить надо!
Я улыбаюсь и неосознанно кладу ладошку на плоский еще живот. И мысленно обещаю: я от любых бед тебя уберегу, малыш. Ты только родись, только появись на свет… мама тебя так сильно ждет!
– Кстати, насчет нового места работы, – говорит Лера, нарезая батон. – У меня тетя в Озёрске живет, работает в поликлинике. Могу написать ей. У них хронический недобор врачей, как обычно на периферии, туго со специалистами. Тебя с руками и ногами оторвут. Но там городишко небольшой, далеко, жизнь другая, совсем не то, что здесь. Но плюс в том, что город закрытый, просто так туда не попасть.
Встрепенувшись, я во все глаза смотрю на подругу.
– Закрытый? Тогда мне идеально подходит, пиши своей тёте. Как только смогу, сразу же туда поеду! Только спроси, есть ли общежитие для сотрудников на первое время.
Я облегченно выдыхаю. Если сотрудников действительно не хватает, значит, хотя бы вопрос с работой уже решился, а это уже хоть что-то. Останется только заявление на увольнение написать… Никогда не думала, что придется вот так убегать от собственного мужа, еще и беременной… и теперь главное сохранить новость о малыше в тайне до самого конца.
_____
Девчата, я не пропала! Была в больнице, а у нас здесь связь глушат, не могла никуда зайти. Прошу прощения у всех за перерыв, будем нагонять ❤️
А пока книга Алекс Мара из нашего литмоба:
Вернуть жену. Жизнь после любви https://litnet.com/shrt/_4jF
О том, что муж меня предал, я узнала из вечерних новостей. Он бросил меня, растоптал и женился на другой. А теперь моя дочь дружит с его сыном. Что смотришь, Ярослав? Сожалеешь? Уже поздно, я вырвала тебя из сердца.

Утром я специально приезжаю пораньше, чтобы успеть отдать до начала приема написанное от руки заявление об увольнении по собственному желанию. В отделе кадров царствует Нина Петровна Баева. Эта строгая на вид женщина здесь работает точно больше десятка лет. Насколько я знаю, она должна была уже выйти на пенсию, но осталась работать. И я хоть и не знала Нину Петровну хорошо, все равно уважала за характер.
Она как раз заваривает чай, когда я стучусь и захожу в кабинет. Баева окидывает меня удивленным взглядом поверх очков.
– Что такое? В отпуск собралась? У нас вроде графики утверждены…
– Нет, Нина Петровна, – слегка качаю я головой и протягиваю ей листок.
Она берет его в руки, бегло окидывает глазами.
– По собственному? – уточняет она слегка растерянно. Коротким жестом поправляет очки. – Зоя Петровна, вы уйти от нас решили? Но почему? Что случилось? Конфликт с кем-то из коллег? Если так, то не спешите рубить с плеча…
– Нет-нет, – перебиваю, вымученно улыбнувшись, – с коллегами у нас хорошие отношения. Просто… так вышло. Семейные обстоятельства.
Нина Петровна качает головой и тяжело вздыхает. Склонившись над столом, она быстро отыскивает штамп для входящих документов. Глухой щелчок отзывается где-то под ребрами и сердце ноет. Я любила свою работу здесь, а теперь приходится вот так вынужденно прощаться…
– Очень жаль, очень, – с искренним сожалением произносит Нина Петровна.
Она хочет было еще что-то сказать, но тут ее словно озаряет. Встрепенувшись, Баева спрашивает:
– Зоя Петровна, а вы с Алексеем Николаевичем говорили? Он не любит, когда от него уходят лучшие. Знаете же, даже проблемы поможет решить, чтобы удержать.
Я отрицательно качаю головой.
– Это уже решено.
– И все-таки. Сходите. Лучше расстаться полюбовно, как говорится, чтобы обиды никто не держал.
Поблагодарив, я выхожу из кадрового отдела и задумчиво останавливаюсь. Бросаю взгляд на часы – до начала рабочего дня еще десять минут. Нервно постукиваю носком сапога по полу. Нина Петровна, в принципе, права. Лучше все-таки заглянуть к главврачу. Кто знает, вдруг потом посчастливится вернуться обратно?
Прохожу мимо секретаря. Она лишь кивает мне в знак приветствия и коротко отвечает на мой вопрос, что да, главврач уже на месте.
Коротко стучу и вхожу внутрь. Просторную комнату загромождают стеллажи с документами, по центру стол в форме буквы “Т”, на нем компьютер – абсолютно типовой кабинет главврача. Наверное, зайди хоть в тысячу больниц, и в каждой он будет примерно одинаковым. Единственная личная вещь на рабочем столе у Алексея Николаевича – это фото в рамке с женой и уже взрослыми детьми.
– Алексей Николаевич, можно? Я по личному вопросу.
Он уже изучает какие-то документы, хотя формально рабочий день еще не начался. Но что поделаешь, бумажной работы у врачей много, а у главврача и подавно.
Алексей Николаевич поднимает взгляд и по-отечески тепло улыбается.
– А, Зоенька Петровна! Проходите, конечно, присаживайтесь, – он отодвигает от себя папку и сцепляет пальцы в замок на столе.
Нервничая, я отодвигаю один из стульев и сажусь.
– Тут такое дело, Алексей Николаевич… – собравшись с духом, говорю я. – В общем… я написала заявление на увольнение.
Главврач вскидывает брови.
– Что-то случилось? Почему вдруг такое решение? Вас кто-то обидел? Или не устраивают условия работы?
Ерзаю на стуле. Как объяснить постороннему человеку, не вывалив на него слишком личное, всю ту боль, что клокочет внутри? Особенно когда от простого вопроса вдруг слезы подступают к глазам и горло перехватывает.
– Нет, все хорошо, – справившись с эмоциями, говорю я немного чужим голосом. – Причина моего увольнения в личных обстоятельствах… Я… в общем, я развожусь с мужем и собираюсь уехать из города.
Алексей Николаевич на автомате бросает взгляд на фото своей семьи в рамке и задумчиво поглаживает подбородок.
– У вас муж тоже врач, если мне память не изменяет?
– Да. Хирург.
– Понятно. Развод из тех, что не проходят тихо? Или муж не спешит отпускать?
– Считайте, я просто хочу начать новую жизнь, – говорю я уклончиво.
– Напомните, как зовут супруга?
Я напрягаюсь, окидываю Алексея Николаевича настороженным взглядом. Знаю, что даже если откажусь отвечать, он все равно узнает, да и не такая это уж тайна. Но все равно не могу понять, зачем он спрашивает?
– Клим Евсеев, – все же отвечаю после недолгих раздумий.
Алексей Николаевич слегка приподнимает бровь и хмыкает.
– Евсеев? Слышал о нем. Говорят, хирург от бога. А еще говорят, характер у него тяжелый, все в его клинике по струнке ходят.
– Есть такое.
Главврач откидывается на спинку массивного кожаного кресла, барабанит пальцами по подлокотнику. Он переводит взгляд куда-то мне за спину, явно раздумывая. Наконец Алексей Николаевич кивает.
– Зоя Петровна, я не буду донимать вас лишними вопросами. К сожалению, развод в наше время не редкость. Я так понимаю, вы хотели бы уволиться как можно скорее, без отработки положенного срока?
Встрепенувшись, я быстро киваю, не веря собственному везению. Неужели главврач пойдет в этом вопросе мне навстречу?
– Хорошо, я поговорю с Ниной Петровной, чтобы оформила ваше увольнение вчерашним числом. По документам сделаем так, будто вы принесли заявление, а потом ушли на больничный. Занесите тогда заявление девочкам, я их предупрежу и вам все оформят. Это все, чем я могу помочь. Надеюсь, хотя бы на новом месте варианты работы есть?
Не зная, как благодарить, я воодушевленно тараторю:
– Да, я нашла хорошее место, сейчас жду ответ оттуда.
– Тогда зайдите в конце дня за рекомендательным письмом.
– Я… я даже не знаю, что сказать… не знаю, как вас отблагодарить. Спасибо вам огромное, Алексей Николаевич!! – восклицаю, не сдержав улыбки.
Все складывается самым лучшим образом, будто сама судьба мне помогает. Это ли не знак, что я все делаю правильно?
Мир сужается до двух голубых глаз и торжествующей ухмылки, которую Софья даже не пытается скрыть. Она вплывает в кабинет, как королева, будто она тут хозяйка всего и вся. Если она и не ожидала встречи со мной, то внешне никак этого не показала. Самодовольная маска с ее лица не исчезла ни на секунду.
Воздух моментально сгущается, становится плотным и вязким, с трудом проникая в легкие. Жизнерадостный голос главврача кажется таким неуместным… он доносится до меня как сквозь толщу воды и мне приходится приложить немало усилий, чтобы взять себя в руки. Я просто не могу поверить, что все это происходит.
– Софья Валерьевна, проходите, не стесняйтесь, – радушно улыбаясь, тараторит Алексей Николаевич, не замечая напряжения, повисшего между нами. – Здорово, что вы сейчас решили зайти, как раз и познакомитесь. Заодно и Зоя Петровна введет вас в курс дела, передаст вам свой участок. Уверен, вы быстро найдете общий язык, обе ведь профессионалы.
Я не удерживаю ехидного фырканья. Как же, профессионалы. В чем Софья точно преуспела, так это в разрушении чужих жизней. Ей оказалось мало того, что она разнесла до основания мою жизнь, она решила еще и в мою работу влезть. Никогда в жизни я не поверю, что эта фифа, больше похожая на модель для взрослых журналов, решила снизойти до обычной поликлиники! По одному ее высокомерно вздетому носу и брезгливому взгляду ясно, что она о себе мнит.
Софья делает шаг вперед, и шлейф ее приторных духов ударяет в нос, вызывая уже привычный приступ тошноты. Она протягивает мне руку с идеальным маникюром, и ее улыбка ядовито-приторной.
– Очень приятно, Зоя Петровна. Я так много о вас слышала, – воркует она.
Я слышу в ее голосе неприкрытое издевательство. Стиснув зубы, я буравлю Софью взглядом исподлобья, но развивать конфликт при Алексее Николаевиче не хочу. Приходится пожать ее прохладную ладошку.
От одного только прикосновения к любовнице мужа мне настолько омерзительно, что я морщусь и почти сразу отнимаю ладонь. Чувство такое, будто я дотронулась до клубка червей. – Алексей Николаевич, вы говорите Зоя Петровна введет меня в курс дела? Так она увольняется? – хлопает невинно ресничками эта кукла.
Удивительно, но эта фальшь действует и на главврача. Он тает и не прекращает улыбаться.
– К сожалению, – печально склоняет он голову. – Но зато освободилось место для вас.
Софья ахает, прикрывая ротик ладошкой.
– Ой, как жаль, что вы уходите! Знаете, Алексей Николаевич, я ведь даже ходила на прием к Зое Петровне с сыночком. Она врач от бога! – прикидываясь ангелом, продолжает щебетать Софья и пересекается со мной взглядом. – Но не переживайте, Зоя Петровна. Я позабочусь о ваших пациентах.
Моих. Пациентах. В моем. Кабинете.
Я стискиваю зубы так, что они скрипят, сжимаю ладонь, лежащую на коленях, в кулак.
Это не совпадение. Это не могло быть совпадением. Главврач сказал, мол, один знакомый просил похлопотать, найти место. Неужели это все-таки Клим? Неужели это он решил устроить любовницу в ту же больницу, где работает жена, пусть и без пяти минут бывшая?! Как у него совести вообще хватило! И он еще умолял меня вернуться!
– Так, дамы, мне нужно отлучиться буквально на пять минут, – коротко взглянув на дисплей телефона и прочитав входящее сообщение, произносит Алексей Николаевич, подхватывая со стола какую-то папку. – Подождите недолго, я еще кое-что хотел бы с вами обсудить.
– Конечно, не беспокойтесь! – вся лучится Софья. Кажется вот-вот и ее лицо треснет от улыбки, так старательно она растягивает губы.
Как только дверь за главврачом закрывается, эта самая улыбка моментально исчезает с лица Софьи, заменяясь на брезгливую гримасу.
– Какого черта ты здесь делаешь?! – вскакиваю я с места, уже не сдерживая бушующей внутри злости.
– Не знала, что у тебя еще и со зрением проблемы, – хмыкает самодовольно Софья, складывая руки на груди. – Не видишь, на работу устраиваюсь.
– Тебе мало было моего мужа, решила на работу мою устроиться, чтобы здесь против меня людей настраивать?
– Не понимаю, о чем ты, – парирует издевательским тоном Софья, – просто решила после декрета вернуться к работе. А тебе и переживать нечего, ты же вроде увольняешься. Что, сбежать решила? И правильно делаешь, надо трезво оценивать свои силы. Очевидно, что ты уже проиграла.
Впервые в жизни мне хочется наброситься на человека и влепить ему пощечину, чтобы хоть немного привести его в чувства. А ведь я никогда никому зла не желала, даже пауков, если и находила, то банкой накрывала и отпускала на улицу, не убивала. Вот, что значит, довести человека до ручки.
Я пропускаю мимо ушей слова про побег – пусть считает себя победительницей, сколько душе угодно. Вместо этого восклицаю:
– Купленный диплом тебе не поможет. Ты людей будешь лечить, детишек маленьких! Ты хоть представляешь, какая это ответственность?!
Софья тут же вспыхивает.
– Считаешь, что я ни на что не способна, как врач?!
Хмыкнув, я зеркалю ее позу и складываю руки на груди. Просто молчу, но мое молчание все говорит за себя.
Лицо Софьи идет пятнами, все ее напускное равнодушие и бравада улетучиваются.
– Да как ты вообще смеешь?! Ты… ты вообще пустоцвет! У тебя детей не было и не будет, как ты вообще можешь их лечить! – верещит она.
Бьет в самое больное, как крыса. Вот только под сердцем я уже ношу ребенка, так что больше меня такие гнилые приемы не задевают.
Вскинув брови, я оглядываю Софью красноречивым взглядом.
– Мне жаль твоего сына. Ты не лучший для него пример.
В глазах Софьи полыхает огонь. Если бы могла, она бы набросилась на меня, чтобы оттаскать за волосы, но прекрасно понимает, чем это грозит. Особенно, если скандал произойдет прямо в кабинете главврача. Осознание, что наконец-то маятник качнулся в мою сторону и я взбесила эту гадину, греет душу. Или что, она думала, я не могу защищаться?
– Мне тебя жаль, – едва ли не сплевывает Софья, размыкая пухлые губы. – Муж променял на другую, ту, что родила сына, детей родить не можешь. Конечно будешь злой от отчаяния. Ты же потеряла такого мужика, статус, деньги… но ничего. Катись подальше, куда ты там хотела, а я займу твое место. Буду жить в твоей квартире, спать с твоим мужем и работать на твоей работе!
Софья успевает лишь состроить ехидное лицо, но как только распахивает рот, чтобы ответить, дверь кабинета резко распахивается. Мы обе, как по команде, переводим взгляд на источник шума. Сердце совершает кульбит.
На пороге стоит Клим.
Он даже не смотрит в мою сторону. Его холодный, полный ярости взгляд прикован к Софье.
– Что ты здесь делаешь? – рявкает он так. – Я же сказал тебе ждать в машине!
Вся спесь с Софьи слетает в одно мгновение, как позолота с дешевой бижутерии. За какую-то долю секунды из стервы она превращается в невинную лань, округляет глаза и хлопает нарощенными ресничками.
– Климушка… я… я просто хотела познакомиться с коллективом, – лепечет она, делая к нему неуверенный шаг. – Я не думала, что ты будешь против…
– Я сказал ждать, – в голосе Евсеева звенит металл. Ни намека на нежность или теплоту.
Но это и не важно, потому что сюда эти двое приехали вместе. На одной машине. Не знаю, зачем пожаловал Клим и знать не хочу. Он нагло врал мне в лицо, доказывал вчера, что видится с Софьей лишь ради ребенка, а теперь? Какое оправдание будет теперь??
Клим входит в кабинет и прикрывает за собой дверь, видимо, запоздало решив не давать лишнего повода для сплетен. Секретарша ведь бдит. Как хорошо, что я отсюда уеду уже скоро и не придется краснеть и прятать глаза. Жаль только ребятишек оставлять на эту стерву. На всякий случай попрошу мою медсестру приглядывать за ней и, если что-то случится, сразу докладывать Алексею Николаевичу.
– Ты должна была ждать моего звонка, – возвращает меня к реальности голос Клима.
Он полностью игнорирует мое присутствие, будто меня здесь нет, прожигает Софью уничтожающим взглядом. В ее глазах собираются слезы, она оскорбленно восклицает:
– Я просто хотела заглянуть на пять минут, поблагодарить Алексея…
– Выйди, – резко обрывает Клим.
Софья вздрагивает, будто от пощечины. Переводит взгляд с Евсеева на меня и обратно.
– Но Клим…
– Вон.
Ее губы изгибаются в недовольной гримасе и она, вскинув гордо подбородок, направляется к двери. На секунду Софья останавливается, когда распахивает ее и окатывает меня взглядом, полным черной беспроглядной ненависти.
Не знаю, что Клим в очередной раз хочет солгать, но я слушать не собираюсь. Подхватываю сумку и делаю шаг к двери, но Евсеев преграждает мне путь. Я бросаю на без пяти минут бывшего мужа взгляд и вопросительно вздергиваю бровь.
Молча. Просто интересно, с чего в этот раз Клим попытается зайти.
Евсеев смотрит на меня бесконечно усталым взглядом и пятерней зачесывает волосы назад. Выдыхает шумно.
– Прости… – произносит тихо. – Ты не должна была узнать вот так…
Все живое, что еще осталось внутри, что еще не выжгло предательством, опаляет, будто кислотой плеснули. Потому что эти его слова – уже признание. Я не верила. Не хотела верить, надеялась, что у Клима хотя бы совести хватит, но…
Я выпрямляю спину неестественно прямо, вскидываю подбородок.
– Не должна была узнать вот так что именно? – спрашиваю, едко усмехаясь. – Что это по твоей просьбе сюда Софью устроили?
Если бы Клим только знал, каких усилий мне стоит это показное спокойствие и ехидство! Но я пытаюсь сохранить хотя бы крохи достоинства.
– Я… попросил знакомого. Не хотел, чтобы шли ненужные тебе слухи… – отводит Евсеев взгляд.
На мгновение прикрываю глаза. Становится горько. Я не собиралась прощать Клима после предательства, не собиралась к нему возвращаться, но… больно осознавать, что тебе в очередной раз врали.
И зачем? Удобно жить сразу с двумя? Евсеев ведь говорил, что не хочет меня отпускать. Я, видимо, тоже его “мужской интерес”?
Ладно. Плевать. Главное, что Клим еще не знает, что я уволилась и Софью приняли на мое место.
– Ничего не скажешь? – спрашивает негромко Клим.
С губ сам собой срывается смешок.
– А нужно? По-моему, все уже и так очевидно. Тем более мы в чужом кабинете. Да и… – я демонстративно бросаю взгляд на наручные часы, – мой рабочий день уже начался. Удачи Софье на новом месте.
Я делаю попытку обойти Клима, но тот вновь делает шаг в сторону.
– Перестань. Я не хотел, чтобы она приходила и устраивала перед тобой цирк. Я хотел поговорить с тобой сам. Спокойно.
– У нас закончились "спокойные" разговоры, Клим. Мне кажется, я все ясно сказала вчера.
Снова попытка обойти, но на этот раз муж перехватывает мою руку.
– Ты никуда не пойдешь, пока мы не договорим.
– Отпусти меня, – требую твердо. – Я не собираюсь слушать очередную ложь. Мы все выяснили. Если ты еще не понял, обрисую тебе еще раз наше совместное будущее: это развод и раздел имущества. Точка!
Клим склоняется ко мне и вглядывается в глаза цепким внимательным взглядом.
– Не будь такой категоричной, все еще может измениться. Я знаю, что ты что-то скрываешь.
Его взгляд вдруг смещается ниже, всего на долю секунды задерживаясь на моем животе.
– И когда я узнаю… ты от меня уже никуда не денешься.
Я застываю от ужаса. В груди разрастается паника, захлестывает с головой. Ощущаю пульсацию в висках и то, как бешено начинает колотиться сердце. Его близости, запаха одеколона и в особенности слов, хватает, чтобы мне стало плохо.
В мозгу пульсирует только одна мысль: мне нужно защитить малыша. Я не могу позволить Климу узнать, я не хочу продолжать вот так мучиться...
Я отпихиваю от себя Евсеева и уже хочу сказать что-то резкое, но в этот момент острая, режущая боль пронзает низ живота. Этот спазм настолько внезапный и сильный, что у меня перебивает дыхание.
– Нет… – испуганно шепчу я и у меня подгибаются колени. Я ведь врач, я знаю, что это может значить…
Тело становится ватным, мир перед глазами вертится. Я пытаюсь ухватиться за что-нибудь, чтобы как можно скорее сесть на пол и не упасть, когда случится обморок, но неловко спотыкаюсь и падаю.
Последнее, что вижу перед тем, как все вокруг окончательно меркнет – лицо Клима, на котором ярость наконец сменяется настоящим неподдельным страхом.