Вернуть жену. Снова будешь моей

1

— Алло, папа! Срочно возвращайся домой! Скоро начнётся ураган!

Со связью у нас в селе всегда были проблемы, а уж в такую погоду — совсем плохо. Из трубки, которую я прижимаю к уху, раздаётся прерывистый треск помех.

— Слышишь меня? Ураган! Большой! — кричу я в телефон.

Нервничаю ужасно.

Папа работает государственным инспектором по охране окружающей среды. А по-простому — лесником.

Сегодня утром он ушёл в тайгу, чтобы помочь в поисках пропавшего вертолёта. Накануне вечером туристы не долетели до базы. Исчезли где-то в нашем районе. Спасатели прочёсывают другую часть лесного массива, а папа решил проверить свою территорию.

Он ведь в лесу каждую тропинку знает. И понимает, куда надо забраться, чтобы тайга оказалась видна как на ладони на много километров вперёд.

Но вот погода…

Час назад по всем каналам стали трубить, что ураган будет гораздо сильнее, чем обещали синоптики, и не обойдёт нас стороной, как предполагалось…

Вот я и пытаюсь уже час дозвониться до отца, чтобы предупредить об опасности.

— Папа!

По стеклу начинают бить капли дождя. Сразу крупные и частые.

— Слышу…

Сквозь помехи до меня доносится папин голос, и тревога немного отпускает.

— Дочка, ты дома или в ветеринарке?

Так называют мой рабочий кабинет в центре посёлка. Гордого звания ветеринарной клиники он не заслуживает из-за скромных размеров, но что есть, то есть. Я — единственный ветеринар в округе.

— Я на работе, пап.

В нашем доме на самой окраине связь с утра не ловит из-за плохой погоды. Хоть отсюда смогла дозвониться.

— Я их нашёл, Юляшечка! Живые… Тут собака, подранная волком… надо бы зашить…

Порыв ветра за окном наклоняет тонкую берёзку параллельно земле.

— Две… собаки… — добавляет отец. — Сейчас привезу!

Звонок обрывается, и я растерянно смотрю на телефон ещё примерно минуту.

На туристов напал волк?

Беру себя в руки и иду готовить операционный стол. Неизвестно, в каком состоянии собака…

Надеюсь, они уже выехали из леса. Дороги у нас вмиг размывает. Ещё минут десять — пятнадцать, и проехать на легковой машине будет невозможно.

Говорят, ураган до следующего утра будет бушевать…

Через пять минут слышу, как хлопает входная дверь. Из коридорчика, отделяющего мой кабинет от общего входа, доносятся шаги.

И вот уже ко мне заглядывает изрядно вымокший папа.

— Юля, принимай пациента!

Двое крепких мужчин заносят на руках скулящего американского бульдога.

Эх… сердце болезненно сжимается. Такая собака была у НЕГО…

Нет, Юля, не смей вспоминать! Всё, что касается бывшего мужа, навеки забыто. Нельзя вспарывать только затянувшиеся раны.

Его больше нет в твоей жизни. Нет, и точка.

— Сюда кладите, — я указываю рукой на железный операционный стол.

Мужчины одеты в типичную одежду для состоятельных туристов, решивших развлечься охотой: новенькие куртки и брюки цвета хаки от дорогого бренда, треккинговые ботинки — только с полки магазина. Местные охотники так не выглядят.

Американский бульдог скулит и трясётся. На шерсти в районе шеи размазана кровь. Сильно не хлещет — это хорошо.

Осторожно подхожу к собаке, чтобы осмотреть её как следует.

— Пап, ты сказал, будет две собаки.

Поднимаю на отца взгляд.

— Где вторая?

— В коридоре… ждёт своей очереди, — неожиданно холодно отвечает отец.

На его лице проступает злость.

Поднимаю брови. Папа любит животных, и такая реакция кажется мне странной.

Скулящий пес сильно напуган. Он прижался к поверхности стола и спрятал морду под лапой.

— Не бойся, малыш, — ласково успокаиваю я, — здесь тебя никто не обидит. Я только помогу.

Пёс вдруг замирает и напрягается, а потом собачья морда выглядывает из-за лапы.

В глазах зверя — неверие и узнавание.

Как и в моих.

— Шляп… — мой голос срывается, а к глазам подступают слёзы. — Мальчик мой… неужели это ты?

Жалобный скулёж мигом превращается в настоящий вой. Но это вой радости!

— Шляп… мой Шляп… как же ты вырос! Даже не узнала сразу…

Пёс, позабывший о боли, вскакивает, закидывает лапы мне на плечи и принимается облизывать лицо.

Он помнит меня…

Господи, какое счастье!

Осторожно глажу ту часть холки, которая выглядит неповреждённой. Слёзы всё-таки текут по щекам. Шмыгаю носом и осторожно осматриваю пса.

2

— Здравствуй, Максим… — произношу я на автомате.

Внутри всё моментально немеет. Нельзя же вот так, без подготовки, встречаться лицом к лицу с самой большой болью в твоей жизни…

Как мне себя вести? Что сказать тому, кто прошёлся по душе грязными ботинками и живёт дальше, судя по всему, припеваючи?

— Так вот для чего у нашего вертолёта хвостовая трансмиссия накрылась… — бывший муж окидывает меня таким взглядом, будто мы старые добрые друзья, которые по стечению обстоятельств не виделись много лет. — Всё для того, чтобы я полюбовался на красавицу — бывшую…

Максим трёт выступившую на широком подбородке щетину с раздражающе самодовольным видом.

— Как жизнь, Юленька? — спрашивает он с усмешкой.

Самовлюблённый эгоцентрик. Ничуть не изменился. Всё в этом мире крутится вокруг него. И вертолёт — для него, и я… и все другие женщины тоже существуют только для того, чтобы радовать Качалова.

А он ведёт себя как хозяин жизни, не считаясь с чувствами окружающих. А почему нет? Может себе позволить… с его-то деньгами всегда найдутся те, кто готов терпеть такое отношение.

Но я не стала терпеть. Ушла и развелась с этим гадом. Зачем же судьба снова сталкивает нас лбами?

— У меня всё прекрасно, Макс. Надеюсь, у тебя тоже.

Ухмылка Качалова становится кривой.

— Да вот, чуть не разбился, представляешь… больше суток по тайге шли… а потом еще и на волка нарвались. Он на Шляпа напал. Пришлось отбивать…

После этих слов американский бульдог принимается скулить и дрожать.

— Волк-одиночка напал на троих верзил и бульдога… — я тяжело вздыхаю и переглядываюсь с отцом. — И что с этим волком? Убежал?

Качалов поднимает брови.

— Тебя интересует судьба волка? Серьёзно? Не наши травмы? Извини, но я вынужден был его убить. У Антохи ружьё заклинило, и мне пришлось с ножом отбивать пса…

Кажется, Качалов не понимает.

— Хорошо, — выдыхаю я. — Остальных кусали?

Перевожу взгляд на двоих мужчин, которые принесли на руках Шляпа, и те качают головами.

— Прекрасно, — глажу по голове трясущегося от страха Шляпа, — значит, остальные свободны, а тебя, Качалов, я попрошу задержаться.

Быстренько обрабатываю укус на шее собаки. Всего пара швов — и готово. Скоро будет как новенький.

— Отведи их к нам домой, пап, — прошу я. — А я тут с Качаловым разберусь.

— Добрая ты слишком, дочка, — отец неодобрительно щурит глаза. — Я бы на твоём месте не стал тратить время на всякую сволочь, пусть подыхает…

С этими словами папа забирает собаку вместе с непострадавшими туристами и уводит их с собой.

Слышу, как они открывают дверь на улицу, и в помещение тут же врывается вой усиливающегося ветра.

М-да… судьба умеет шутить.

— Значит так, Максим, сейчас я зашью тебя и поставлю прививки от бешенства и столбняка, а ты всем будешь говорить, что это сделал наш фельдшер. Ясно?

— Ясно. А зачем?

Бывший муж хмурится.

— Затем, что я не человеческий доктор, Макс, и не имею права оказывать людям врачебную помощь. Но выбора у нас нет… точнее, у тебя. Наш фельдшер уже неделю в запое и заштопать тебя не сможет, если, конечно, не хочешь, чтобы тебе руки одну к другой пришили…

Качалов морщится.

— Ураган, говорят, до утра будет бушевать, — добавляю я. — А потом дороги еще неизвестно сколько просыхать станут… Возможно, до квалифицированной помощи ты доберёшься только через неделю… Это слишком большой риск.

Качаю головой и заставляю себя подойти ближе к бывшему мужу.

Давай же, Юля, не дрейфь! Ты давно пережила свой неудачный брак. Всё между вами — в прошлом. Сейчас ты просто должна помочь попавшему в трудную ситуацию человеку.

— Сними куртку, — хочу, чтобы голос звучал твёрдо, будто я равнодушна к происходящему, но, кажется, не выходит.

Качалов пристально смотрит мне в глаза, стягивая с плеч свою куртку.

Пара укусов на предплечьях и возле локтя. Максиму досталось больше, чем Шляпу…

Осторожно прикасаюсь к руке бывшего мужа, чтобы развернуть её и рассмотреть с внутренней стороны.

Тугие мышцы дергаются под кончиками моих пальцев. Качалов всегда был… качком. На голову выше меня и с плечами, как у спортсмена.

Легко носил меня на руках.

Перед глазами встаёт воспоминание, как он без труда закидывает меня к себе на плечо и несёт в спальню, чтобы…

Черт!

Стискиваю зубы и возвращаю себя в реальность.

— Ну и как тебе жизнь после развода, детка? — доносится до меня сверху голос бывшего мужа. — Рада, что променяла безлимитную кредитку и личного водителя на эту дыру?

— Представь себе — рада, — искренне отвечаю я. — В этой «дыре», как ты выразился, живут люди, которые, рискуя жизнью, едут в тайгу на поиски упавшего вертолёта. А ещё штопают твою шкуру, зная, что за это им может грозить уголовное преследование.

Визуализация

Юля. 25 лет. Два года назад развелась с мужем после того, как узнала, что он ей изменяет. Вернулась в родной поселок к отцу и бабушке и работает там ветеринаром. Зачем она туда уехала? Может, надеялась, что уж там-то точно больше никогда не встретится с бывшим?

Максим Качалов. 35 лет. Бывший муж Юли. Увлечен своим бизнесом и мимолетными романами с женщинами. А еще он, кажется, решил, что случайная встреча с бывшей - это повод немного развлечься ))

Шляп. 3 года. Американский бульдог. Соглашусь с вами, не самая симпатичная порода. Зато у него доброе сердце и слюнявая пасть. А еще он немного труслив.

3

Но мне не было хорошо…

Я очень любила этого мужчину. Всем сердцем принадлежала ему, а он…

Для него вся жизнь — развлечение. А случайные любовницы — норма.

И если уступлю сейчас, то стану одной из них. Мимолётной вспышкой в его успешной жизни.

Мстительно улыбаюсь, заканчивая набирать в шприц вакцину от бешенства. Сейчас я тебе всё припомню…

— Сначала нужно сделать укол, милый, — елейным голосом произношу я и стряхиваю со своего бедра наглую лапу. — Будет больно. Постарайся не плакать.

Как я плакала, когда узнала о твоём предательстве.

Всаживаю в плечо бывшего мужа сначала одну вакцину, а затем вторую. Не миндальничаю от слова совсем.

Былое он решил вспомнить!

Ага… Я прекрасно помню, как ждала его дома одинокими вечерами. И найденные в бардачке его спортивной тачки красные трусы тоже помню…

Забудешь такое, как же!

— Юля… — стонет Качалов сквозь стиснутые зубы. — А обязательно… так… сильно…

— Что ты сказал? — переспрашиваю с угрозой в голосе. — Я не расслышала? Кажется, «спасибо, бывшая жена, что не дала мне помереть от бешенства и заражения крови»?

— Именно это и сказал, детка… — цедит он сквозь зубы.

— Чудно, тогда мы закончили! — я убираю со стола оставшиеся ампулы, а использованный шприц выкидываю в корзину с мусором. — Пошли домой.

Бывший муж опускает вниз подранные рукава чёрной водолазки и натягивает куртку.

— К тебе? — с сомнением спрашивает он.

— У нас тут нет гостиниц, — я усмехаюсь. — Либо ночуешь здесь, на операционном столе, либо идём на поклон к бабуле и просим выделить тебе и твоим друзьям угол в её доме.

Качалов косится на холодный, блестящий, металлический стол и передёргивает плечами, будто его бросило в дрожь.

— Идём проситься к бабуле, — соглашается бывший муж.

Я достаю из подсобки большой полиэтиленовый пакет для мусора и накидываю его на плечи.

Так волновалась за папу, что забыла захватить с собой дождевик, когда шла сюда утром из дома. Не так уж много нам предстоит пройти — всего четыре улицы, но дождь что-то уж совсем разбушевался…

Неожиданно мне на плечи опускается что-то тёплое. Качалов снял с себя куртку и накинул её на меня.

— У тебя швы, Максим, лучше их не мочить.

Я пытаюсь стянуть с себя куртку бывшего мужа, но он хватает меня за запястье, останавливая.

— Нет. Я не сахарный, Юль, не растаю под дождём.

Пытаюсь возразить, но он меня не слушает. Тянет за запястье, которое продолжает держать, и ведёт к дверям.

На улице мы моментально становимся мокрыми, и никакие куртки не спасают. Дождь льёт как из ведра.

Ветер шумит так, что закладывает уши. Даже идти сложно. Каждый шаг даётся с трудом.

С очередным порывом слышится треск дерева, и берёзка, растущая у дороги, падает на землю.

Мы проходим, держась за руки, половину пути, когда я чуть не падаю. Вместо дороги под ногами — река.

Ноги в воде чуть ли не по колено. Пальцы в кроссовках давно онемели от холода.

Качалов подхватывает меня под мышки, не давая свалиться в грязную воду, а затем и вовсе поднимает на руки.

— С ума сошёл? — шиплю я сердито. — Швы разойдутся! Я что, зря старалась?

— Заново зашьёшь, — отвечает бывший муж. — Говори, куда идти.

Кажется, мы идём так целую вечность. Сквозь шквалистый ветер и дождь, бьющий в лицо.

Я на руках у бывшего мужа, но всё, что чувствую, — это жуткий холод. Аж зубы стучат друг о друга.

— Сюд-д-да! Заходи в калитку, — командую я.

Качалов толкает плечом деревянную скрипучую створку и несёт меня к дому.

У порога ставит на ноги.

— Не вижу звонка, — говорит он.

— Какой ещё звонок?

Толкаю дверь, которая никогда не бывает заперта, и прохожу в сени.

Здесь так тепло! И сухо… Какое облегчение!

Качалов заходит в дом вслед за мной.

Он стряхивает с волос воду, но это едва ли помогает. Мы оба насквозь мокрые.

— Принесла нечистая сила чертей немытых, — доносится до меня недовольное ворчание бабушки.

Вообще-то все члены моей семьи скорее добряки, чем наоборот… Но на Качалова зуб имеют…

— Добрый вечер, Ольга Борисовна, — бывший муж расплывается в неискренней улыбке, а потом осекается и мрачнеет.

Бабуля вышла к нам с ребёнком на руках. Маленьким белобрысым мальчишкой, очень похожим на меня. Ему ещё нет и двух лет. Совсем малыш.

— Это что… — растерянно шепчет Максим. — Это… твой? — быстрый взгляд на меня. — Это… наш? Ты родила от меня и не сказала об этом?

4

Качалов выглядит до крайности удивлённым, даже шокированным.

Никогда не видела его таким растерянным.

Ничего не отвечая Максиму, подхожу к бабуле и забираю у неё Тошку. Бабушке вообще-то нельзя его носить на руках — врачи запрещают поднимать тяжести. Но она слишком любит неугомонного правнука.

Антошка, или Тошка, как мы все его называем, — это сын моей старшей сестры. То есть мой племянник.

Но я могу понять подозрения бывшего мужа. Саша забеременела Тошкой как раз в то время, когда мы расстались с Качаловым.

У нас с ним действительно мог бы быть вот такой вот сын…

Но нет… После развода с Максимом я не забрала с собой ничего. Ни отступных, которые он мне предлагал. Ни его подарков…

И ребёнка судьба нам не подарила.

Будто и не было никогда «НАС». Просто сошлись два человека на пару лет и разбежались дальше по своим траекториям в жизни.

Наверное, так Качалов и воспринимает наш брак. А для меня Максим был… тем самым.

Но тот самый не может предать. Значит, показалось. Наверное, я просто придумала себе любовь, которой никогда на самом деле и не было.

Целую Тошку в щёку и улыбаюсь племяннику.

— Ну чего ты, Юль, — говорит бабуля, — давай пацана папаше! Раз уж приехал, ирод… Пускай нянчится теперь!

— Ба…

Я смотрю на неё с осуждением.

— Хватит на меня глаза пучить! — выдаёт бабуля. — Как по девкам скакать, так он горазд. А как детей потом воспитывать, так это не к нему!

— Я же не знал! — возражает Качалов.

Он подходит ко мне и Тошке. Наклоняет голову, заглядывает в глаза ребёнку и неуверенно улыбается.

— Привет, парень, — тихо произносит Максим.

Тошка не отвечает, но с любопытством разглядывает нового человека. Тянет к Качалову свою маленькую ладошку, касается заросшего щетиной подбородка и смеётся.

— Пойдёшь ко мне на руки? — в голосе Максима появляется трогательная хрипотца.

Будто ему и правда не всё равно.

Тошка продолжает увлечённо сжимать пальчиками подбородок Качалова.

А это забавно.

— Возьми его, если хочешь, — подбадриваю я. — Кажется, ты ему понравился. Скорее всего, он не будет против посидеть у тебя на руках.

Качалов глаз не сводит с малыша. Будто восьмое чудо света увидел. Осторожно кладёт свои огромные медвежьи ладони на бока Тошки и бережно, как хрупкую вазу, тянет на себя.

— Офигеть… — шепчет Качалов. — Юль… он классный! Крепкий такой… и умненький… сразу папку признал, да?

Тошка заканчивает наминать щетину Максима и принимается разглядывать свою ладошку.

— Поедешь с папкой в Москву? — спрашивает у малыша Качалов.

Ладно, поразвлекались — и хватит!

— Максим, это не твой сын, — признаюсь я.

Качалов переводит на меня хмурый взгляд.

— Ты так говоришь, потому что я про Москву сказал?

Качаю головой.

— Он правда не твой. И… не мой. Это сын Саши, моей сестры.

Лицо Качалова суровеет.

— Я ведь проверю, Юля.

В голосе бывшего мужа проступают железные нотки.

— Проверяй, — пожимаю плечами, — и прости за эту шутку.

Забираю у Максима Тошку.

— Странный у вас юмор, — Качалов переводит с меня на бабушку строгий, неодобрительный взгляд.

— Не угодили тебе, милок? — с улыбкой спрашивает бабушка. — Так ты пойди, поищи, где тебя лучше сегодня ублажать станут. Может, волки в лесу тебе рады будут…

Качалов с мрачным видом уже на дверь смотрит. С него станется взять и уйти, несмотря на продолжающий бушевать ураган. Типа из гордости.

И бабушка замечает его настрой.

— Да щас, разбежался! Помрёшь там, а мне потом на том свете ответ за это держать! — командным тоном заявляет бабуля. — А ну, шагом марш за стол! А я баню пошла топить.

— Максиму нельзя в баню, — с усталым вздохом сообщаю я.

Надо бы ещё его швы проверить. Могли ведь и разойтись, пока он меня сюда нес…

— Зато тебе можно и нужно! — говорит на это бабуля. — Насквозь вся мокрая…

М-да…

Мы с Качаловым и Тошку успели намочить, пока к себе прижимали.

Зову бывшего мужа с собой, и мы вместе идём на кухню. Там уже сидят за столом те двое мужчин, которых увёл с собой отец.

5

Качалов оглядывается по сторонам, но ему тут некуда деваться. Бабуля стоит в дверях, а в тесной парной никуда не спрячешься!

На Максима обрушивается град ударов. Бабушка действительно не жалеет сил. Бьёт моего бывшего мужа то по голове, то по спине.

— Юля, помоги! — сдавленно просит Качалов.

Он вжимается в стену и пытается успеть подставить руки туда, куда бабушка целится веником.

— Гнида! Кабелина! — приговаривает бабуля, продолжая охаживать Качалова берёзовыми прутьями. — Тебе что в Москве не сиделось? Свалился тут нам на голову… опять нашу Юленьку мучить будешь… Хрен тебе, ирод!

Каждый удар веника сопровождается шуршанием сухих, разлетающихся в стороны листьев и тихим болезненным стоном Максима.

А я забираюсь с ногами на лавку и даже не думаю вмешиваться. С бабушкой лучше не спорить. Особенно когда она права.

— Ба, не бей по швам, пожалуйста… — всё-таки прошу я.

Максим бросает на меня умоляющие взгляды в перерывах между налётами на его затылок веника.

— Бабуль, да плюнь ты, — говорю я через какое-то время. — Завтра — послезавтра дороги просохнут, и мы снова забудем, как его зовут.

Бабушка воспринимает мои слова буквально. Она плюёт под ноги Качалову и ещё раз охаживает его веником по затылку.

— В этом доме к женщинам уважительно относятся. Понял, Максимушка? — бабушка сует под нос моему бывшему мужу веник, от которого остались уже одни голые палки.

— Понял, Ольга Борисовна, — отвечает Максим.

Качалов выше бабули чуть ли не на две головы. Что ему может сделать сухонькая старушка? Он её без труда может одной рукой приподнять и на верхнюю полку посадить.

Но Максим терпит трепку.

Слышу, как открывается дверь в предбанник, а через секунду в парилку заглядывает отец.

Он окидывает нас взглядом, и в его глазах появляется мрачный холод.

— Ясно, — говорит он.

Как будто мы уже успели доложить о том, что тут происходит.

— Этот к Юле лезет, — бабушка уже без особого запала отвешивает Качалову подзатыльник веником.

— Вижу, — в голосе отца лёд.

— Два года мы девочке сердце разбитое склеивали! — бабушка кидает истрепанный веник на пол к ногам Качалова. — А этот ирод и тут её достал!

Бабуля машет на Максима рукой.

— Чего тебе в Москве своей не сиделось, а? — спрашивает она. — Девками тамошними наелся, решил на зверей переключиться? Ну что, понравилось тебе в тайге, Максимка?

— Мам, иди в дом, там Тошка один, — говорит отец. — С этими я сам разберусь.

Бабушка одаривает моего бывшего мужа презрительным взглядом и уходит.

— Юль, ты согрелась? — спрашивает отец. — Если да, то тоже иди в дом.

— Хорошо, — я слезаю с полки и поплотнее заворачиваюсь в полотенце. — Дай только на швы его глянуть.

Подхожу к бывшему мужу, молча стоящему у стены, поднимаю его руки и заглядываю под повязки. Закровило немного, но швы не разошлись.

Зато на плечах и даже щеках Качалова виднеются свежие царапины – результат проделанной бабушкой воспитательной работы.

— Всё в порядке, — отпускаю руки Максима и отхожу на шаг. — Если сильно ноет, могу дать ещё одну таблетку обезболивающего.

Заставляю себя поднять взгляд на лицо Качалова. Он качает головой, отказываясь от таблетки.

— Тогда я пошла… — отхожу от него ещё на шаг.

Папа выпускает меня из парной и плотно закрывает дверь. Мне не слышно, что там происходит, но, думаю, бить моего бывшего мужа веником папа не станет.

Он сдержанный человек и никогда не выходит из себя. Наверное, это потому, что он больше любит свой лес, чем общество людей.

Я успеваю натянуть на себя чистые джинсы и свитер, когда папа с Максимом выходят из парной.

Качалов выглядит погрустневшим, будто ему только что сообщили плохую новость.

Вместо мокрой водолазки он укрывает плечи одним из банных полотенец, и мы вместе идём обратно через сарай к дому.

Снаружи по-прежнему бушует непогода. Ветер пробирается через щели в стенах сарая и качает висящие на крючке железные инструменты. Отчего они стучат друг о друга с лязганьем.

Папа открывает дверь в дом и пропускает меня вперёд. А потом загораживает проход собой.

— В дом тебя на ночь не пущу, Максим, — заявляет отец. — Нет тебе доверия. Сейчас твои друзья в баню сходят, и я тебе в предбанник раскладушку принесу. Там тепло, так что не замёрзнешь.

Не успеваю увидеть выражение лица Качалова, как папа уже закрывает дверь нашего дома перед носом моего бывшего мужа.

***

Дорогие читатели, эта книга выходит в рамках литмоба "вернуть бывшую жену".

Приглашаю познакомится с еще одной историей из литмоба:

6

Папа наотрез отказывается пускать Максима в дом. Тогда, видимо, из чувства солидарности, его друзья просят и их тоже разместить в бане.

Ещё двух раскладушек у нас нет, так что приходится им довольствоваться полками в остывающей парной, на которые отец уложил старые матрасы, хранившиеся у нас на чердаке.

А вот Шляп оказывается не таким уж стойким товарищем — он пробирается в дом и жалобно скулит у порога моей комнаты. Я не нахожу в себе сил отказать — слишком соскучилась по этой слюнявой морде.

Несу Шляпа на кухню и мою его в тазике под неодобрительное ворчание бабушки.

Затем, под хохот Тошки, сушу пса феном для волос. Удивительно ещё, что электричество не отключили — на улице по-прежнему бушует стихия.

Шляп в шоке от такого обращения. Он скулит, лает и пытается поймать пастью струю тёплого воздуха.

После всех процедур он недоверчиво обнюхивает себя — видимо, никогда ещё его короткая шёрстка не пахла банановым шампунем для волос.

Зато в награду за все эти мучения мы с Тошкой от души чешем его в четыре руки. А перед сном даже разрешаем запрыгнуть на кровать и улечься в ногах.

Так он и засыпает — отмытый, сытый, довольный и заласканный.

Тошка, конечно, тоже никуда не уходит. Когда сестры нет, он всегда спит со мной — иначе гарантированно будет просыпаться ночью и долго плакать.

Устраиваюсь в кровати, укрываю одеялом заснувшего Тошку и немного подпихиваю ближе к краю нагло развалившегося на полкровати Шляпа.

Под тихое сопение племянника и храп американского бульдога не могу удержаться от мыслей о бывшем муже.

Лежу и думаю о том, каково ему сейчас там…

А ещё вспоминаю свой короткий и несчастливый брак.

Если бы я знала, что всё закончится такой болью, ответила бы я Качалову взаимностью?

Внутренний голос нашептывает, что… да, ответила бы. Как говорится, лучше любить и потерять, чем никогда не испытать этих чувств.

А я любила! Так любила, что не представляла себе жизни без Качалова.

Всё началось с того, что однажды вечером я заблудилась в Москве. Было ужасно стыдно — ведь на тот момент я уже несколько лет там жила и успешно училась на ветеринара. Я так перенервничала, что пошла переходить улицу на красный свет, и Максим чуть не сбил меня на машине.

Наверное, я выглядела жутко растерянной, потому что он припарковал свою машину и пешком проводил меня сначала до метро, а затем и до квартиры, которую я снимала с подругой-однокурсницей.

Предложи он тогда подвезти меня на машине — точно отказалась бы. Слишком рискованно ехать куда-то с незнакомым мужчиной.

А так, пока шли, успели познакомиться и разговориться.

У подъезда я поблагодарила Качалова за приятную компанию и ушла к себе. Мы даже телефонами не обменялись.

А на следующий день курьер принес шикарный букет роз и карту Москвы. На карте кружочком было отмечено кафе, расположенное недалеко от моего дома, а также указана дата и время.

Вот такое необычное приглашение на свидание.

Конечно, Максим понравился мне с первого взгляда. Он — высокий, широкоплечий красавчик, и за словом в карман не лезет. Знал, что и когда сказать девушке, чтобы очаровать.

Весь следующий месяц он приглашал меня на свидания, присылая букеты с картами, на которых был отмечен новый адрес. Наше общение казалось захватывающим приключением. Я и сама не заметила, как влюбилась. Стала ждать его звонков как праздника. Ловить каждое слово…

У нас случился сводящий с ума роман. Очень скоро мы оба и дня не могли провести друг без друга.

Некогда было анализировать, к чему это ведёт. Мы не вылезали из постели и не отлипали друг от друга. Я не то чтобы переехала к нему — просто мы всё время проводили вместе, разлучаясь лишь тогда, когда мне нужно было ходить на учебу, а Максиму — заниматься работой.

А через три месяца у меня случилась задержка…

Я ещё не знала, значит ли она что-то. Даже за тестом в аптеку не успела сходить. Просто сообщила Качалову, что месячных нет, и возможно всё. А он тут же сделал предложение выйти за него замуж.

В тот день до аптеки мы так и не дошли — слишком были заняты друг другом. А на следующее утро пришли задержавшиеся месячные.

Я предложила Качалову подождать со свадьбой. Всё-таки три месяца знакомства — слишком мало для таких серьёзных решений. Но он сказал, что своих слов назад не берёт, а я уже ответила «да».

Вскоре мы поженились, и моя жизнь сильно изменилась.

Из простой студентки, подрабатывающей летом официанткой, я превратилась в жену богатого и статусного человека. А в моем мире появились такие понятия, как «должна соответствовать» и «можем себе позволить».

И не было того, чего мы не могли себе позволить. Штат прислуги, поддерживающий дом в идеальном порядке, был само собой разумеющимся. Поездки бизнес-классом на дорогие курорты.

Платья, туфли и сумки, стоимость которых не укладывалась в голове – всем этим муж буквально заваливал меня!

7

Утром меня будит солнце, заполнившее комнату светом.

Вместо завывания ветра – пение птиц. Тошки и Шляпа нет рядом. Скорее всего, бабушка уже кормит обоих завтраком.

Откидываю в сторону тёплое одеяло, встаю и подхожу к окну. Наш задний двор почти полностью скрылся под лужами. В тёмной от грязи воде отражаются искорки солнечных лучей.

Быстренько одеваюсь и иду на кухню. Там за столом сидят те двое мужчин, что приехали с Качаловым. На коленях у одного из них – Тошка.

Я немного напрягаюсь из-за этого – нехорошо, когда ребёнок липнет к чужим людям. Но, конечно, полуторагодовалому малышу таких вещей пока не объяснить.

А они как будто читают мои мысли. Оба поднимаются на ноги, ссаживают ребёнка на табурет и подходят ко мне.

Тот, что держал на руках Тошку, такой же высокий и крепкий, как Максим. И в манере держать себя у них есть что-то похожее.

- Антон, — представляется он, протягивая мне руку для рукопожатия. – Спасибо, Юленька, что помогли и приютили.

Пожимаю крепкую мужскую ладонь, а мне уже протягивают следующую.

- Вова, — второй мужчина жмёт мне руку.

Он ниже Антона, но такой же плотно сбитый, как и товарищ.

- А мы тут с тёзкой кашу доедаем, — Антон широко улыбается и подмигивает Тошке.

Друзья Максима выглядят дружелюбными и вежливыми. В целом располагают к себе. Но и Качалов умеет казаться хорошим человеком, так что я не стану спешить с выводами.

На кухню заходит бабушка. Она желает доброго утра и ставит для меня на стол тарелку с овсянкой. А потом наливает ещё одну порцию в другую тарелку и собирается с ней куда-то идти.

- Бы, ты куда? – интересуюсь я.

- Ироду твоему отнесу, — ворчит бабуля.

Вздыхаю и встаю из-за стола, за который только что села.

- Давай лучше я, — предлагаю ровным голосом.

- Ага, щас, сиди ешь, — отмахивается от меня бабушка.

Но я подхожу к ней и осторожно забираю тарелку. Нечего ей на Качалова нервы тратить. Наверняка вчера плохо себя чувствовала после общения с моим бывшим.

А ведь она и папа сразу меня предупреждали, что не того выбрала. Так прямо и сказали, когда перед свадьбой с женихом знакомиться приехали.

Ну а я, дура, не послушала.

- Бабуль, много чести ему, чтоб ты тарелки подносила. Посиди здесь. Не переживай – я справлюсь.

Беру со стола чистую ложку, кусок хлеба с сыром и с отобранной у бабушки тарелкой иду к выходу в сарай.

Думала, Качалов будет сидеть в предбаннике, но он вытащил одну из скамеек в сарай, открыл дверь и сидит, любуется на последствия урагана.

Молча подхожу и сажусь на другой край скамейки. Ставлю между нами тарелку, кладу бутерброд, окунаю в кашу ложку, а потом двигаю завтрак ближе к бывшему мужу.

Немного не то, конечно, к чему он привык в пятизвёздочных отелях. Но уж чем богаты.

Максим упёр локти в колени, сцепил пальцы и задумчиво смотрит через открытую дверь сарая на серо-коричневого воробушка, присевшего на одну из досок забора. Птичка крутит головой и возмущённо щебечет. Слишком много воды – нет сухого клочка земли, где можно было бы сегодня найти себе червячка или зёрнышко.

Качалов отщипывает от принесённого мной хлеба небольшой кусочек и кидает за порог сарая.

Через некоторое время воробушек смелеет, подлетает ближе и забирает угощение.

- Скорее всего, сегодня вас никто не сможет отсюда вывезти, — говорю я Максиму, который так и не повернул ко мне головы. – Но вот завтра уже можно будет попробовать проехать…

Виляя хвостом, из дома выходит Шляп. Он обнюхивает нас с Качаловым по очереди. Тычется мордой в ладонь Максима, а затем ложится возле моих ног.

- Юля, скажи, — продолжая смотреть на затопленный двор, произносит Качалов, — ты правда так убивалась из-за нашего развода?

8

Меня будто кипятком ошпаривает. Щёки моментально вспыхивают, а мысли смешиваются в кучу.

Что ему там бабушка и папа наговорили у меня за спиной? Не хватало ещё выглядеть жалкой и слабой в глазах бывшего мужа.

Прочищаю горло кашлем. Расправляю плечи и немного задираю вверх нос, чтобы казаться увереннее.

- Нет, я не убиваюсь. Всё в порядке, Макс, я живу дальше. У меня всё прекрасно. Надеюсь, у тебя тоже.

Качалов впервые, с тех пор как я пришла, смотрит в мою сторону. Сканирует меня с ног до головы цепким пристальным взглядом.

- Извини, что полез к тебе вчера, — говорит он. – После аварийной посадки и суток в тайге голова поехала от адреналина, видимо. Как увидел тебя, так и поплыл. Ещё раз извини.

Зависаю. Едва удерживаюсь от того, чтобы открыть в удивлении рот…

Просто это первое «извини», которое я слышу от Качалова за время нашего знакомства.

С сомнением кошусь в его сторону и пытаюсь понять, насколько эти слова были искренними. Лицо у бывшего мужа довольно серьёзное…

- Проехали, — бормочу я и снова отвожу глаза.

- Это было некрасиво, Юля. Больше не повторится.

Мне хочется ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что я не сплю. Максим никогда не мыслил категориями «красиво» и «правильно». Он всегда делал то, что хотел, и плевал на мнение окружающих.

На пороге дома появляется Тошка, и Шляп тут же вскакивает на лапы. Виляя хвостом, пёс трусит к малышу, а Тошка, заметивший пса, спешит спуститься к нам.

Едва успеваю подбежать и схватить споткнувшегося на ступеньке торопыгу.

- А-яй! – выдаёт Тошка.

Сердце в груди чуть не остановилось за эту секунду. Всё-таки маленькие дети – это серьёзная ответственность. А уследить за ними – задача повышенной сложности.

- Шустрый пацан, — говорит Максим. – Ноги бегут быстрее мыслей.

Ставлю Тошку на пол рядом со Шляпом и присаживаюсь обратно на скамейку.

- Тошка, как дела? – обращается к ребёнку Качалов.

Малыш, не поворачивая головы, продолжает играть с собакой.

- Тебе нравится Шляп? – спрашивает Максим.

Вздыхаю. На сердце появляется привычная тяжесть. Мир бывает очень несправедлив…

- Юля, он уже разговаривает? – Максим поворачивается ко мне.

Смотрю на племянника с тоской.

- Он пока не разговаривает, Макс. Потому что плохо слышит. Почти четыре месяца назад вылез из коляски, когда Сашка отвернулась, и неудачно упал. Ударился головой о камень. Сестра, конечно, сразу отвезла его в больницу, но только спустя какое-то время поняли, что с ушами проблемы.

На глаза привычно наворачиваются слёзы. И за племянника, и за сестру, которая страшно корит себя за случившееся.

- Врачи говорят, что повреждена барабанная перепонка и косточка среднего уха. В декабре будут делать операцию, — добавляю я. – Собственно, поэтому Саша и Дима, её муж, уехали на заработки в Новосибирск. Саму операцию сделают бесплатно, но нужно собрать деньги на съёмное жильё в Москве, медикаменты и дополнительные консультации с хорошими специалистами после операции.

- Почему операция только в декабре? Сейчас же лето? – спрашивает Максим.

Пожимаю плечами.

- Очередь. Мы пытались попасть раньше. Хотя бы платно… уж нашли бы деньги, разумеется. Но мест до декабря нет…

Я грустно улыбаюсь. Это обстоятельство тоже очень печалит всю нашу семью. Тошка в том возрасте, когда каждый месяц на счету. Чем быстрее восстановится слух, тем легче ему будет догнать сверстников в развитии речи.

Между бровей Качалова появляется хмурая морщинка.

- Я не понимаю, Юля, — сухо, будто даже с осуждением, произносит он. – Почему ты не позвонила мне и не попросила решить этот вопрос?

***

Дорогие читатели, сегодня стартовала еще одна новинка в рамках нашего литмоба:

Читать: https://litnet.com/shrt/PhaJ

9

- А кто ты нам, чтобы помогать? – спрашиваю я колючим тоном. – У меня и номера-то твоего не осталось…

Мы оба с Качаловым замолкаем.

Остаётся только смех Тошки и тихое, ворчливое подтявкивание Шляпа, которого малыш то обнимает, то пытается ухватить губами за ухо.

- А у меня твой остался… — говорит Максим.

Он лезет в карман, достаёт свой телефон, снимает блокировку с экрана и открывает записную книгу.

- Вот, — бывший муж жмёт на контакт «жена», но электронный голос сообщает ему, что такой абонент больше не обслуживается.

- Я сменила номер, — говорю и отвожу глаза.

А в сердце занозой вонзается то, что я у него в телефоне всё ещё «жена». Будто ничего не поменялось за эти два года...

- М-да… - Максим убирает телефон обратно в карман. – И всё же твоя гордость тут не к месту, Юля. Всё-таки речь о здоровье ребёнка.

В душу закрадываются сомнения… Может, Качалов прав? Может, обратиться к нему за помощью было моей обязанностью, как тёти?

Но, честно говоря, мне даже мысли такой в голову не пришло! Я была абсолютно уверена, что Максим давно забыл и моё имя, и про то, что когда-то был на мне женат…

Качалов задумчиво смотрит на Тошку и Шляпа, оказавшегося на редкость терпеливой собакой. Его уши выглядят уже изрядно пожёванными, но он и не думает рычать на ребёнка.

Под протестующий крик оттаскиваю племянника от пса и усаживаю себе на колени.

- Нельзя обижать Шляпа, — назидательно говорю я Тошке и дублирую свои слова жестами.

Бережно трогаю ушки американского бульдога, грожу Тошке пальчиком, а затем глажу пса по голове.

- Вот так ему понравится, — говорю я.

Тошка слезает с моих колен и тут же рвётся повторять мои движения.

- Ладно, — Максим как будто бы вмиг собирается.

Он хлопает себя по коленям, встаёт на ноги и снова достаёт телефон.

- Неси медицинскую карту и чего там у вас ещё есть. Сейчас будем решать вопрос, — командует он.

Смотрю на бывшего мужа с сомнением.

- Максим, это ведь не шутки, — осторожно говорю я. – Если ты собрался помогать в благодарность за то, что мы тебя заштопали и приютили, то простого «спасибо» хватит. А если рассчитываешь за это получить что-то от меня… то лучше забудь…

Чувствую, что краснею.

А ещё… моментально чувствую себя виноватой. Если Качалов действительно может договориться о том, чтобы Антошке сделали операцию быстрее, и захочет обменять это, скажем, на секс, то не должна ли я согласиться?

Не такая уж высокая цена за здоровье ребёнка…

Брови Качалова взлетают вверх. Он задерживает на мне взгляд, в котором появляются искорки веселья.

- Например, что? – вкрадчиво спрашивает Максим. – Что такого интересного я мог бы получить с тебя в обмен на помощь, Юля?

Мои щёки уже не просто горят – они пылают! Опускаю глаза и нервно сжимаю пальцами собственные коленки.

- Погоди, ты… — в голосе Качалова удивление, — ты решила, что я пытаюсь купить секс с тобой?!

Он говорит это таким тоном, будто я сказала нелепицу. Будто такого и не бывает в жизни.

- Фу, Юля! – Максим морщится и награждает меня осуждающим взглядом. – Где ты только понабралась такой похабщины?

Не знаю, что сказать от растерянности, из-за чего чувствую себя полной дурой.

А Качалов вдруг разражается таким громким смехом, что даже Тошка оборачивается. Ну а Шляп так и вовсе поджимает хвост.

Он смеётся надо мной! Это прикол такой...

С шумом втягиваю носом воздух и поджимаю губы, стараясь не реагировать агрессивно.

- Нет, Юль, это правда очень смешно! – Максим утирает воображаемую слезу. – А если серьёзно, то по моему скромному мнению, раз уж на то пошло, женщины должны приплачивать за секс со мной, а не наоборот…

Бывший муж подмигивает мне и расплывается в широкой улыбке.

Да уж! От неуверенности в себе Качалов точно не помрёт…

Невольно вспоминаю ту часть нашей совместной жизни, которая проходила в постели, и вспыхиваю жаром уже вся целиком.

В этом плане с ним было очень хорошо, это правда…

От кого-то я услышала теорию, что классные любовники, не могут быть примерными мужьями. Видимо, это правда. На Максиме эта теория точно сработала!

- Юль, давай только без этого, ладно? – уже серьёзно говорит Качалов. – Не считая вчерашнего помешательства, я когда-нибудь бегал за тобой? Принуждал к чему-нибудь такому? Выпрашивал секс?

Качаю головой. Между нами всё было взаимно. И с моей стороны энтузиазма было не меньше, чем с его…

Качалов самодовольно фыркает.

- Я не бегаю за сексом и женщинами, — добавляет он. - Просто не вижу смысла дополнительно гоняться за тем, что и так имею без проблем.

Ну да… он и не бегал. Я ушла, узнав об измене, и Качалов моментально принял моё решение. Вот и вся любовь.

10

Антон и Вова ))

***

На следующий день из-под воды показывается земля.

Огородные грядки, ставшие на время островами в океане, просыхают. Шляп смелеет и убегает носиться по двору под неодобрительное ворчание бабушки. Впрочем, по голосу слышу, что этот страшный с виду зверь ей нравится.

Добродушный Шляп нашёл ключик к сердцу моей родни, в отличие от Максима.

Правда, после того как я рассказала им про помощь с операцией, и папа, и бабушка сказали Качалову «спасибо».

Сашка тоже звонила и долго благодарила Максима по телефону. Кажется, даже плакала.

Мой бывший муж отнёсся к благодарностям равнодушно, а потом и вовсе сам извинился за то, что некрасиво себя повёл в первый день.

С этого момента папа и бабушка стали относиться к Качалову, как к человеку.

После завтрака бабуля проверяет свои владения, а потом велит протопить дом, чтобы избавиться от сырости.

Прохожу по двору и вижу, что гостей уже приобщили к труду — Антон и Вова колят дрова, бодро орудуя топорами.

Засматриваюсь на пару секунд.

Красивые, конечно, ребята… Антон — светловолосый и широкоплечий, словно богатырь из русской сказки. А Вова, который пониже, двигается так ловко, будто танцор. Хотя с его крепким телосложением, наверное, он скорее увлекается какими-нибудь единоборствами…

Антон замечает мой взгляд и улыбается.

— Юленька, может, вам тоже помощь нужна? — спрашивает он.

Говорит без подтекста. На лице просто добродушная улыбка, без каких-либо намёков…

А я стою с ведёрком корма для кур в руках. По делу вообще-то шла… Нечего зевать!

— Нет, спасибо! — говорю я, отворачиваюсь от работающих мужчин и продолжаю свой путь в курятник.

Однако не успеваю зайти в птичник, как оба молодца догоняют меня.

— Мы там уже закончили, — говорит Антон. — Давайте поможем. Вместе работать веселее!

— Ну если хотите… — я пожимаю плечами и протягиваю им ведёрко. — Нужно наполнить кормушку и ещё принести воды.

— Вов, сходи за водой, — Антон отпихивает друга плечом к выходу.

— Хитрый какой… — недовольно отвечает Вова, но всё-таки идёт выполнять поручение.

— Вот сюда, — я указываю, куда нужно сыпать. — Да, вот так…

Мне становится неловко из-за того, как близко подошёл ко мне Антон. Ещё и руку вытянул так, чтобы мне было не отойти…

Краснею, ныряю ему под руку и всё-таки отхожу на комфортное расстояние.

Дверь в птичник тихо скрипит.

— Воду сюда… — начинаю говорить я, но осекаюсь.

На пороге стоит не Вова, а почему-то Максим.

— Вот так вот, да? — холодно спрашивает он, глядя на Антона.

Тот равнодушно пожимает плечами и высыпает остаток корма в кормушку.

Несушки ходят у нас под ногами, нервно поглядывая на яйца в своих гнёздах.

— Юля, ты говорила утром, что нужно будет сделать ещё укол, — напоминает Максим. — Пойдём сейчас. А эти тут и без тебя справятся.

— Ладно… — я дарю Антону извиняющуюся улыбку и вместе с бывшим мужем ухожу к дому.

После того как Качалов попросил прощения за своё поведение, папа разрешил ему заходить внутрь.

Вакцину от бешенства вводят в несколько этапов. Это, к счастью, больше не сорок уколов в живот, как раньше. Сейчас схема стала куда проще.

Всего-то семь уколов…

И сейчас как раз пора делать второй. А об остальных, надеюсь, позаботятся уже человеческие врачи в Москве.

Пока готовлю всё необходимое и вкалываю вакцину в плечо Качалова, мы оба молчим.

При этом его молчание почему-то кажется мне сердитым…

Заканчиваю процедуру, потом меняю повязки на зашитых мной ранах и уже хочу уходить, когда Максим хватает меня за талию и удерживает на месте.

Мы одни на нашей кухне. Все другие заняты делами…

— Постой, — резким и даже грубоватым тоном требует Качалов.

— Максим, мне нужно идти…

— Куда? — уже откровенно грубо спрашивает бывший муж. — Не терпится вернуться в укромный уголок к Антохе?

Смотрю на него сердито. Пытаюсь стряхнуть со своей талии наглые ручищи.

11

— Не забыл, понимаешь… — Максим ловит моё лицо в ладони и разворачивает к себе.

Упираюсь руками ему в грудь и пытаюсь оттолкнуть. Не выходит… Даже ещё хуже становится — ощущать под ладонями каменные мышцы его груди и ровные толчки сердца как-то уж слишком… волнительно…

— Два года прошло… — бормочу на выдохе. — Я живу дальше, и тебе советую… И что именно ты не забыл? Может, то, как изменял мне со случайными женщинами и даже не трудился скрывать свои похождения? Лично я помню именно это!

— Юля…

Качалов пытается притянуть моё лицо к своему, и это пугает до такой степени, что я иду в атаку. С силой наступаю ему на ногу и толкаю руками с размаху.

— Ладно, понял! — Максим поднимает руки ладонями вверх, будто сдаётся мне в плен.

А я, наконец, получаю свободу.

Отпрыгиваю от бывшего мужа в сторону и пытаюсь справиться с дыханием, которое сбито, будто я пробежала пару километров.

— Не смей меня трогать! — требую я. — Не всё, что попадает в твоё поле зрения, Макс, — это твои игрушки, ясно! Как ты мучился, а? Может, помириться пытался? Может, хотя бы позвонил мне и объяснил, что же тебя, чёрт побери, не устраивало в нашем браке?

Я кричу на бывшего мужа, и вместе с этим выплескиваю на него накопившуюся в сердце боль.

Сердце колотится от волнения.

— Нет, Макс! Ты впервые набрал мой номер вчера! Через два года после развода! —голос срывается от переполняющих меня чувств. — Не держи меня за дуру, ладно?

Я окидываю Качалова убийственным взглядом и сбегаю с кухни.

Господи, как полегчало-то…

Я держала в себе эти слова так долго, и вот — наконец, высказала бывшему мужу в лицо! Чувствую себя как воздушный шарик, который был наполнен напряжением и обидой, а потом лопнул.

Меня немного потряхивает, и это похоже на афтершоки после землетрясения.

Натыкаюсь в коридоре на хмурого папу.

— Юля? Ты чего такая странная?

— Всё в порядке.

Улыбаюсь отцу через силу, но его так легко не провести. Добрые папины глаза сужаются в подозрительном прищуре.

— Слушай, давай всё-таки я повезу Тошку в Москву? — предлагает он.

Качаю головой.

— Нет, папуль, ты здесь нужен. Скоро проверка будет, сам же говорил…

— Так-то оно так, Юля, но… нехорошо, что тебе с бывшим мужем общаться придётся. Не пара он тебе.

Вздыхаю.

Не горю желанием общаться с Качаловым, но иначе никак. Бабуля уже не в том возрасте — перелёт и беготня по врачам её вымотают. А папа…

Он терпеть не может больницы и поликлиники. После того, как мама умерла от рака, когда мы с Сашей были ещё дошколятами, во всех медучреждениях отец впадает в ступор. Он теряется и плохо соображает, что говорят ему врачи.

Даже в поликлинику на прививки нас с Сашкой не мог водить.

— Не переживай, пап.

Обнимаю отца и отстраняюсь.

— Я справлюсь, это будет быстро, — заверяю я папу. — А потом прилетит Саша, и я вернусь сюда.

— Ну ладно, дочка, но если что — звони, я прилечу.

***

В тот день нам не удалось найти машину, которая проехала бы по размокшим дорогам. Но вот на следующий повезло — нашёлся внедорожник, способный не застрять по дороге.

Пока пакую свои и Тошкины вещи, думаю о том, что я буду чувствовать… после…

Сейчас понятно — всё ради Тошки. Всё моё внимание направлено на то, чтобы помочь племяннику. Ради этого можно задвинуть подальше свои эмоции.

Но потом?

Когда операция пройдёт, а я вернусь к папе в село… что я почувствую тогда? Какой след оставит после себя встреча с бывшим мужем?

Вспоминаю, что нужно взять с кухни любимый Тошкин поильник, и иду его искать.

Однако останавливаюсь, не дойдя, услышав голоса папы и Макса.

— Я свою жену на руках носил, а ты… — пеняет бывшему зятю мой отец.

В его голосе я слышу горечь и боль утраты. Вот уж правда… По сравнению с той любовью, которую папа пронёс в душе через столько лет, наш с Максом короткий брак кажется просто смешным анекдотом. И не любили мы вовсе, а так… сначала поладили, а потом не поладили…

— А я не носил… — грустно отвечает Макс, и от этого становится так тоскливо, что хоть вой.

Возвращаюсь в комнату к лежащему на кровати чемодану и пытаюсь не заплакать.

Ну зачем слёзы-то лить? Не стоит оно того…

Через пару минут заглядывает Качалов, и я в панике шмыгаю носом и тру глаза.

Нет-нет… я совсем не плачу тут…

Судорожно хватаю Тошкину курточку и складываю её в чемодан.

— Пора ехать, Юль… — говорит Максим.

***

12

До аэропорта в Красноярске мы добираемся практически целый день.

Несмотря на то что и Качалов, и оба его друга доблестно развлекали Тошку всю дорогу, к концу поездки малыш вымотался и капризничал не переставая.

Шляп, пролежавший всю поездку у нас в ногах, выглядит на удивление спокойным.

— Молодец, хорошо себя вёл! — хвалю я пса, когда мы выходим из машины.

Чешу его за ухом, а затем распрямляюсь и с удовольствием потягиваюсь. Хочется размять руки и ноги после многочасовой поездки.

— Шляп у нас привычный, — говорит Антон.

Он достаёт из багажника наши сумки и с улыбкой смотрит на меня и собаку.

— Макс его во все вылазки с собой берёт, — добавляет светловолосый друг бывшего мужа. — И в горы с нами поднимался, и на байдарках сплавлялся…

— Бедный Шляп, — я опять наклоняюсь и глажу холку американского бульдога. — Не дают тебе спокойной жизни, да?

В глазах пса появляется такое жалостливое выражение, будто он действительно понял, что я сказала, и более того — разделяет моё мнение.

Беру на руки хнычащего от усталости Тошку и принимаюсь покачивать его. Может, уснёт уже наконец…

— Давай я его понесу! — хором произносят все трое мужчин.

Я немного теряюсь и даже, кажется, краснею. Просто они обступили меня все разом, протягивают руки…

— Давайте, вы лучше сумки возьмёте, — говорю я, смущаясь. — А Тошке у меня на руках спокойнее будет.

В аэропорту много людей, и я очень стараюсь не подходить к ним вплотную. Там, где толпа, — полно заразы.

— Лишь бы не подцепить какой-нибудь грипп или другой вирус, — говорю я Качалову, поднявшему брови, когда я замешкалась, пропуская людей у рамки металлодетектора.

Тошке нельзя сейчас болеть. Простуженного ребёнка не возьмут на операцию. А если ещё и осложнение в виде отита не повезёт получить… тогда совсем беда…

— Ясно, подождите здесь, — Максим коротко кивает и уходит к стойке регистрации на рейсы.

Через пару минут бывший муж возвращается обратно к нам.

— Так, Юля с ребёнком идёт пока в бизнес-зал ожидания, Вова, ты с ней, а мы с Антохой пойдём запихивать Шляпа в переноску.

Пёс при этих словах поджимает хвост и принимается жалобно скулить.

— Прости, дружище, — говорит ему Макс. — Но они не разрешили вести тебя без переноски, даже в бизнес-класс.

Вова забирает у Антона наши сумки, и мы вместе с ним и Тошкой идём ждать остальных в другой, отдельный зал.

Там почти совсем нет людей, тихо и гораздо спокойнее. Тошка на моих руках немного успокаивается и начинает клевать носом.

Я, если честно, тоже вымоталась. И мягкое кресло в зале ожидания расслабляет настолько, что глаза начинают закрываться.

— Юля, а вы потом сразу обратно или задержитесь в Москве? — спрашивает Вова.

Открываю глаза и смотрю на темноволосого друга Качалова.

Он кажется таким серьёзным и спокойным. Производит впечатление человека, о котором говорят — «как за каменной стеной».

Рядом с тем же Антоном мне не так спокойно. Он довольно открыто показывает свой интерес, и это напрягает… А Вова более сдержан. Всё его внимание на грани обычной вежливости. Это мне нравится больше.

— Я дождусь приезда сестры, потом, наверное, останусь, чтобы помочь ей, а затем улечу обратно, — говорю я. — Не знаю, сколько это займёт дней, но надеюсь — не много…

— А хотите полетать на вертолёте над Москвой? — спрашивает Вова. — Я бы мог устроить вам такую воздушную прогулку…

Кошусь на друга бывшего мужа с сомнением.

— Вы же буквально пару дней назад чуть не погибли во время такой… прогулки…

Вова широко улыбается и подмигивает смотрящему на него Тошке.

— Более того, вы не поверите, но я управлял тем вертолётом…

Открываю рот. Потом закрываю.

— А в Москве вы тоже собрались… катать меня сами? — уточняю я.

Вова кивает.

— Не бойтесь, Юля, я настолько профессионал в этом деле, насколько вообще возможно. Но и профессионалы не всесильны. Там, над Тайгой, сложились вместе много обстоятельств, которые привели к тому, что мне пришлось экстренно сажать неисправный вертолёт. И то, что мы сейчас с вами смотрим друг на друга — отличное подтверждение, что со мной вы окажетесь в надёжных руках…

В последних словах Вовы мне чудится подтекст. Ловлю на себе его проницательный, серьёзный взгляд и чувствую, как щёки обдаёт жаром.

— Я… не уверена, что стоит… — отвожу глаза от мужчины.

— Знаете… — тихо произносит Вова, — иногда мне непонятно, что привлекательного кто-то из друзей находит в своих новых девушках. А на вас стоит один раз взглянуть — и всё ясно. И я не про внешность, Юля. Вы очень красивая женщина, не спорю… Таких от природы естественных красавиц мало… но цепляет в вас не это…

Не знаю, куда деть глаза. Поторопилась я назвать Вову сдержанным…

13

Я не знаю, какой реакции ждет от меня Вова после этого заявления. Красиво, не спорю. Но я прекрасных слов и от Качалова в начале наших отношений наслушалась.

А обернулось все пшиком.

Так что ничего это не значит. Они все готовы и звезду с неба достать и поэтичным комплиментом одарить, когда чувствуют себя очарованными.

От необходимости как-то реагировать меня спасает вторая часть нашей компании.

Максим с Антоном заходят в зал и вместе несут большую казённую клетку с американским бульдогом внутри.

Несчастный пёс едва поместился внутрь. Наверно, более подходящей по размеру переноски в аэропорту просто не нашлось.

- Прости, Шляп… - мужчины ставят клетку на пол, и Качалова через прутья прижимает ладонь к розовому носу пса. - Нам бы хоть захудаленький частный рейс, и ты бы тут же оказался на свободе, но его слишком долго ждать… давай ты немного, самую чуточку, потерпишь, и мы окажемся дома уже сегодня, а не через два дня.

В ответ на это Шляп принимается ворчать по-собачьи, будто понимает каждое слово.

Ну хоть удалось договориться, чтобы пустили с переноской в салон самолёта, - добавляет бывший муж.- Сдать тебя, дружище, в багаж я бы точно не смог.

На борту становится понятно, как именно Максиму удалось договориться - он выкупил все места в бизнес классе и кроме нашей компании там попросту больше никого не было.

Улыбчивая стюардесса проводила нас и помогла с удобством устроить заснувшего прямо на руках Тошку.

Для него разложили одно из мягких кресел. А потом ещё и предложили плед, чтобы ребенок не замёрз во время полета.

Раньше я летала с Максимом и в первом классе, и на частных рейсах, так что уже не таращилась по сторонам, будто попала в музей.

Пока сидели и ждали взлета, я ловила на себе пристальный взгляд бывшего мужа.

О чем он думает? Гадает, жалею ли я прямо сейчас, что променяла красивую жизнь первым классом на эконом во всех его проявлениях?

Самолёт трогается с места, набирает скорость, а потом с лёгкостью отрывается от земли.

Внутри появляется чувство невесомости и волшебства, а затем закладывает уши.

Тошка видимо тоже ощутил дискомфорт. Не открывая глаз, он зажал ладонями свои ушки и принялся хныкать.

- Сейчас, дорогой, - шепчу я успокаивающе.

Сажаю ребенка себе на колени и одной рукой пытаюсь расстегнуть сумку, чтобы достать оттуда детский поильник с водой.

Это может помочь избавить Тошку от неприятных ощущений.

- Я помогу, - сидящий ближе всех ко мне Максим забирает у меня сумку, сам открывает ее и достает оттуда бутылочку с водой. - Вот держи.

Беру у него воду, открываю поильник и предлагаю Тошке попить. Это помогает. Малыш успокаивается и вскоре его глазки снова начинают слипаться.

- Спасибо, - говорю я Максиму.

Мне почему-то физически сложно благодарить бывшего мужа. Хоть он и заслужил благодарность тем, что помогает Тошке, а не просто поданной бутылкой воды.

Но я словно через себя переступаю, когда заставляю себя произносить “спасибо”.

Выдавлбваю из себя вежливость, как зубную пасту из опустевшего тюбика.

Не такой уж я и хороший человек, получается. Может даже не лучше, чем сам Качалов.

- Жаль что мы не успели с тобой такого вот карапуза заделать, - тихо говорит Макс, наклонившись к моему уху.

Отодвигаюсь от него и заглядываю в глаза.

Лицо Качалова выражает кристальную искренность. Он на полном серьёзе такую дичь заявляет!

- И как бы мы его делили при разводе? - сухо спрашиваю я. - Пополам или целиком тебе? И с каких пор ты хочешь детей?

Если не считать того случая, когда Макс сделал мне предложение из-за задержки, о детях мы больше не говорили. Никто из нас не отрицал их появления в будущем. Мы даже бывало не предохранялись, но всерьез никогда не планировали.

Качалов пожимает плечами.

- Может, я пока по тайге бродил жизнь успел переосмыслить, - то ли всерьез, то ли в шутку заявляет Максим. - Вот увидел тебя с ребенком на руках и понял, что не хочу сгинуть однажды без следа. Хочу принести в этот мир что-то большее, чем бизнес-проекты…

Я не нахожусь, что на это ответить. Опускаю глаза на заснувшего Тошку и сосредотачиваюсь на ребенке.

Потом перекладываю его обратно на разложенное кресло и осторожно пристегиваю ремнем, чтобы случайно не упал на пол.

Откидываюсь, прикрываю глаза и незаметно проваливаюсь в дрёму.

Но даже в полусне мне мерещится внимательный взгляд бывшего мужа. Раньше он никогда так не смотрел на меня. Разве что в первые дни после знакомства.

Сквозь гул летящего самолёта мне чудится детский плач.

Открываю глаза и вижу, что Качалов взял на руки Тошку и укачивает его так, будто бы в самом деле откуда-то знает, как это делать.

И я никогда не видела бывшего мужа таким. Он всегда был про другое. Про дорогие рестораны и безумно быстрые роскошные машины. Про деловые разговоры и бесшабашный отдых. Детей будто не существовало в его вселенной. И ничего такого обычного и житейского не существовало.

- Поспи, - тихий и мягкий голос Максима кажется незнакомым. Слишком нежным. - Я сам справлюсь с этим капризулей.

Тошка, кажется, не против такого расклада, так что я снова закрываю глаза.

Уже сквозь сон, чувствую как кто-то укрывает мои плечи пледом.

- И с тобой, Юля, справимся, не переживай, - доносится до меня тихий голос Качалова. Или это мираж из сна рисует для меня вторую реальность. - Никуда ты от меня не денешься, моя недотрога… я так решил.

***

Дорогиечитатели, в нашемлитмобевышлаещё одна шикарная новинка:

14

Самолёт приземляется в Шереметьево, и нас первыми приглашают выйти из салона.

Широко зеваю и потягиваюсь, чтобы прогнать сонливость. Я проспала остаток пути и немного выпала из реальности.

Пока я медлила, Антон уже успел схватить мою сумку и клетку с Шляпом, а Максим взял на руки продолжающего дрыхнуть Тошку.

— Я, наверное, сама… — тяну руки к племяннику, но Качалов игнорирует это.

В добавок ещё и Вова вмешивается. Он берёт меня под локоть и аккуратно тянет вперёд к выходу.

— Давайте, Юля, я вам помогу спуститься. Там стемнело уже, как бы вы не упали…

Качалов оборачивается на нас и смеряет обоих колючим взглядом. Но ничего не говорит. Да и сделать ничего не может — его руки заняты ребёнком.

Мы спускаемся в здание аэропорта по трапу. Там я отпускаю руку Вовы и отхожу на шаг.

Вова хмурится при этом, а Максим и Антон смотрят на нас неодобрительно. Получается, я оказываюсь под прицелом трёх осуждающих взглядов. Неловко как-то и непонятно, собственно, за что.

Внимание этих мужчин мне не нужно. Зачем всё усложнять? Я просто подожду в Москве сестру, а потом улечу обратно к папе и бабушке.

У выхода нас встречает знакомый мне водитель Максима. Молодой парень в опрятной одежде почтительно улыбается и держит за ручку мой чемодан. Наверное, уже успел получить наш багаж.

— Добрый вечер, — говорит он, когда мы подходим.

— Добрый, Игнат, — отзывается Качалов, — спасибо, что встретил нас.

— Максим, если тебе не сложно, помоги, пожалуйста, посадить Тошку в такси, — прошу я.

Качалов оборачивается на меня и одаривает удивлённым взглядом.

— Какое ещё такси, Юль? Я не очень понял.

— Обычное такси, Макс. Там, на улице, они просто обязаны быть…

— Зачем тебе такси? — перебивает меня Качалов.

Тошка на его руках морщит во сне носик, но глаз не открывает. Пухлая щёчка племянника упирается в крепкую грудь моего бывшего мужа.

— Мне же нужно как-то добраться с Тошкой до отеля, — говорю я, теряя терпение.

Ещё до отлёта я забронировала номер в гостинице недалеко от больницы, в которую положат племянника.

— Ясно. Пошли, — отвечает на это Качалов.

На улице у выхода действительно стоит желтое такси, и водитель уже вышел из салона, чтобы предупредительно открыть заднюю дверь для пассажиров.

Я спешу прямо к нему, но Качалов придерживает меня, схватив свободной рукой за край джемпера.

В этот момент Антон и Вова обгоняют нас и садятся в моё такси.

— Пока, Макс, до встречи! — Вова машет другу рукой, а мне дарит немного грустную улыбку. — До встречи, Юля. Надеюсь, до скорой.

Антон тоже машет нам рукой и залезает вслед за Вовой в такси.

Вот тебе и кавалеры! Из-под носа такси увели! Что за невоспитанность…

Такси уезжает, а на его месте тут же паркуется чёрный «мерседес». Из него выходит Игнат, и, как и таксист до этого, спешит открыть заднюю дверь.

— Вы с Тошкой едете к нам домой, Юля. Что за глупости с отелем? — выдаёт Максим.

У меня аж дыхание перехватывает. «К нам домой» … Глаза и нос начинает щипать. В груди появляется острое жгучее чувство…

— Максим, я не поеду к ТЕБЕ домой! Это неудобно. Мы с Тошкой будем жить в отеле.

***

Дорогие читатели, встречайте новинку нашего литмоба:

Читать тут: https://litnet.com/shrt/PMVr

15

Я пытаюсь забрать племянника из рук Качалова. Найду себе такси сама, раз он не понимает.

Но бывший муж уворачивается от моих рук, в два шага оказывается у «мерседеса» и уже сажает Тошку в салон!

— Как раз-таки ездить к вам в отель мне будет неудобно, — доносится до меня голос Качалова. — Не заставляй меня тратить дополнительное время на поездки по Москве, Юля. Ты же знаешь, какие там пробки.

— У тебя даже детского автокресла нет! — я беспомощно шлепаю ладонью по блестящему чёрному боку автомобиля.

— Есть, — говорит Максим. — Я попросил Регину подготовить всё необходимое для вашего приезда. Не беспокойся об этом.

Регина — это главная домработница Максима. Она работала у него ещё до того, как он познакомился со мной, и, видимо, продолжает работать до сих пор.

Наклоняюсь и через плечо Качалова заглядываю в салон.

Там действительно стоит подходящее под возраст Тошки автокресло, и Максим уже заканчивает пристёгивать малыша специальными ремнями безопасности.

— Максим, я не хочу… — с мукой в голосе говорю я.

Не могу представить, как вернусь в этот дом, хотя бы даже на пару дней. Меня же там совсем накроет воспоминаниями. Будет очень больно… Я не смогу…

— Давай, Юля, — Максим подталкивает меня к салону. — Обсудим это по дороге. Нечего тут стоять.

Вокруг нас быстро паркуются и тут же отъезжают бесчисленные машины, встречающие пассажиров с прибывших рейсов. Наверное, Качалов прав. Тут неудобно выяснять отношения.

Скрепя сердце сажусь на заднее сиденье рядом с Тошкой и тут же на мои колени запрыгивает Шляп, о котором я успела забыть. Наверно, Антон выпустил его из переноски.

Максим закрывает дверь рядом со мной, а сам садится рядом с водителем на переднее сиденье.

Мы отъезжаем, и тревога внутри меня растёт с каждой секундой. Только не туда. Не к «нам домой»…

Достаю телефон и замечаю, что у меня даже пальцы слегка дрожат. Снимаю блокировку с экрана и открываю сохранённую бронь, чтобы вспомнить адрес отеля.

— Отвезите нас по адресу: проспект Маршала…

— Почему упрямишься? — обрывает меня Максим. — Я же сказал, ездить к вам в отель — это дополнительная трата времени.

— Зачем тебе вообще ездить к нам? — раздражённо уточняю я.

Сердце в груди убыстряет темп. Мне никогда не удавалось переспорить Макса в чём-то и настоять на своём.

Качалов сидит ко мне спиной, и я не могу увидеть выражение его лица. Не могу даже попытаться прочитать его чувства.

— Я привёз вас сюда под свою ответственность, Юля, — спокойно говорит он. — Как я смогу проконтролировать, всё ли у тебя и Тошки в порядке в этом отеле? Уверен, ты не скажешь, если возникнут проблемы…

— Я справлюсь, Макс. Я его тётя уже полтора года.

Игнат поворачивает голову к Максиму, отвлекаясь от дороги.

— Так куда ехать, шеф? — спрашивает он.

— Домой, — коротко отвечает Качалов и замолкает.

— Максим… — я говорю слишком тихо, почти шепчу.

Не уверена, что бывший муж вообще меня слышит… Просто вдруг становится так страшно. Я теряю контроль. Качалов тащит меня обратно, в нашу старую жизнь…

— Там ничего не изменилось, Юль, — говорит он. — Только тебя не хватает. А в остальном всё на своих местах…

***

Дорогие читатели, встречайте еще одну искрометную новинку нашего литмоба:

Читать тут: https://litnet.com/shrt/PPo5

16

Впервые рядом с Максимом я чувствую себя в ловушке. Раньше я была вольна быть с ним или уйти по своему желанию.

А теперь вот это…

Он, вроде бы, и не силой тащит, но у меня такое чувство, что отказаться просто не выйдет. Ну вот что мне делать? Кричать на весь салон, пугая племянника? Пытаться открыть дверь на скорости?

— Это только на одну ночь, — говорю я. — Завтра мы с Тошей уедем в отель…

Мне кажется, или я слышу, как Качалов тяжело вздыхает? Больше он никак не комментирует мои слова.

Конечно, я помню наизусть дорогу до дома бывшего мужа. И уже на подъезде начинаю волноваться. В этом месте мне было сначала очень хорошо, а потом — очень плохо…

И я всё-всё помню…

И тягуче-сладкие бессонные ночи в нашей спальне после свадьбы, и то, как рыдала до утра, лежа на полу в ванной, прежде чем пойти собирать вещи, чтобы навсегда отсюда уехать.

Мой внутренний стержень держался на том, что я навсегда перевернула эту страницу, оставив Максима в прошлом. А теперь, когда я еду с ним обратно в наш дом, у меня такое чувство, будто этот стержень надломился. Словно у меня вырвали почву из-под ног…

Мы тормозим перед постом охраны, а затем проезжаем дальше. Уже довольно поздно. Вокруг — темнота, но огромный особняк Качалова освещён огнями, как и дорога, по которой медленно едет наш автомобиль.

Память дорисовывает детали, которые скрыла ночь.

По сторонам — прекрасная ухоженная территория. Идеальный зелёный газон с автоматическими поливалками, выезжающими прямо из земли два раза в день — утром и вечером. Они быстро вращаются и разбрызгивают вокруг себя фонтанчики воды. Дальше растут ровным рядком туи, потом — зелёная изгородь, которую тщательно подравнивает садовник.

Сам дом — трёхэтажный и вытянут перпендикулярно дороге. Первый этаж с очень высокими потолками и огромными окнами. На втором этаже расположена главная спальня с окнами, выходящими в сад. На третьем — библиотека, кабинет Максима и куча других комнат, в которые за два года я практически не заходила…

Машина тормозит у крыльца, и водитель спешит открыть Качалову дверь. Затем распахивается и моя.

Делаю вдох — и будто узнаю здешний запах. Воздух пахнет отцветающим жасмином, кусты которого растут недалеко от входа.

Максим прав — тут ничего не изменилось…

Сердце делает несколько болезненных, сильных толчков.

Я ведь правда боюсь… Так сложно было взять себя в руки после развода… Что, если я опять расклеюсь?

— Уя, — зовёт сидящий рядом племянник.

Улыбаюсь ему и беру себя в руки. Ну конечно, я справлюсь. Буду сильной, как и все в моей семье. Подумаешь, вернулась в дом к бывшему мужу на одну ночь… Не сахарная, не растаю!

Делаю глубокий вдох, сжимаю — разжимаю кулаки и вылезаю из машины.

Тут же достаю из салона Тошку. Малыш обнимает мою шею руками — и это придаёт уверенности.

Качалов молча наблюдает за нами, стоя на расстоянии шага. Смотрит изучающе, будто пытается понять, что с нами делать.

Затем сам берёт мой чемодан из багажника и несёт его к дверям. Я медлю, не иду за ним, опасаясь сама не знаю чего. Тогда Максим оборачивается.

— Пойдём, покажу тебе вашу комнату, — говорит он.

Киваю и иду следом. Всё-таки это уже нелепо. Ну не съест же он меня, в конце концов…

Я всегда могу вызвать такси и уехать. Ведь так?

— Максим Александрович! — в холле к нам выходит Регина.

Седовласая женщина с аккуратной прической сжимает в руке белый кружевной платочек. Будто она дама из девятнадцатого века.

— Мы так за вас переживали! — в голосе Регины — неподдельная тревога. — Этот вертолёт… поиски…

— Ну хоть кто-то переживал, — Качалов не слишком весело улыбается своей домработнице. — Не волнуйся, Регина, я цел и невредим, если не считать нескольких царапин, которые заштопала Юля.

Регина переводит на меня взгляд — и он моментально холодеет. Уголки её рта медленно ползут вниз.

— Добрый вечер, Юлия Юрьевна, — сухо произносит она.

— Добрый вечер, Регина, — отвечаю.

Домработница Качалова всегда относилась ко мне… настороженно и несколько надменно. Мне кажется, она не одобрила выбор Максима. И, видимо, совсем не рада снова видеть меня в своих владениях.

— Регина, я просил тебя подготовить гостевую спальню для Юли и ребенка, — говорит Качалов. — Ты сделала это?

— Конечно, — Регина почтительно кивает. — Прошу за мной, я вас провожу.

Гостевые спальни расположены на втором этаже, но в другом крыле — подальше от хозяйских комнат, чтобы не мешать их отдыху.

Это немного успокаивает меня. Не хочу лишних воспоминаний. И уж тем более не хочу думать ночью, что бывший муж находится буквально за стенкой.

А так можно представить, что мы в отеле… В одной из многочисленных комнат…

Кроме заправленной чистым бельём постели в выделенной нам спальне обнаружилась детская кроватка, стоящая недалеко от взрослой. Новый пушистый ковёр с нарисованными на нём облаками и солнышком. А ещё — несколько милых плюшевых игрушек.

17

Замечаю любопытный взгляд Регины и иду за Качаловым, который уже вышел в коридор.

Вряд ли Максим посвятил домработницу во все подробности. Интересно, что она подумала, когда увидела меня с малышом на руках? Вероятно, как и Качалов, решила, что это наш с ним сын…

В столовой нас ждёт горячая еда, специальный детский стульчик для Тошки и подходящие для его возраста варёные овощи с рисом и паровые тефтельки.

Максим отодвигает для меня стул, и, чуть помедлив, я сажусь.

Провожу рукой по обеденному столу из массива дерева, беру в руки начищенную до блеска вилку.

Каждая вещь в этом доме кричит о достатке Качалова. И я снова чувствую себя здесь неловко. Как и в первый раз, когда оказалась в этих стенах.

Ем, стараясь не смотреть в сторону бывшего мужа. Помогаю справиться с ужином Тошке.

Но краем глаза всё равно слежу за Максимом. Он сидит с прямой спиной. Плечи расправлены, но как бы расслаблены. Словно лев, оказавшийся на своей территории, где может, наконец, отдохнуть.

— Завтра приедут ребята, отпраздновать наше чудесное спасение. Ты ведь присоединишься? — спокойно спрашивает Максим.

Хмурюсь. «Ребята» — звучит слишком неопределённо… Да и я ведь планировала уехать…

— А Антон и Вова будут? — спрашиваю я.

Вилка, которую держал в руке Качалов, со звоном стучит об его тарелку.

— Почему ты спросила именно о них? — от холодного голоса Максима у меня мурашки бегут по спине.

Невольно опускаю глаза.

— Не знаю… К слову пришлось… Вы ведь втроём… спаслись…

— Они будут, — бросает Максим.

Слышу, как отодвигается его стул. Бывший муж встаёт из-за стола и идёт к выходу.

— Думаю, дорогу до вашей комнаты ты найдёшь, — ледяным тоном чеканит Качалов.

Всё ещё сижу с опущенными в пол глазами, не понимая, чем вызвала его гнев.

Слышу тяжёлые удаляющиеся шаги Максима.

— Может, попросить Регину найти для тебя спальню побольше, а? — бывший муж добавляет в голос металл. — Такую, с большой кроватью, чтобы вы там втроём удобно поместились… с Вовой и Антохой?

***

Дорогие читатели, заглядывайтие в еще одну трогательную и на этот раз последнюю новинку нашего литмоба "вернуть бывшую жену":

Читать: https://litnet.com/shrt/PgS5

18.1

От грубых слов Качалова у меня начинают гореть щёки. Это что сейчас было?

Какое право он имеет так со мной разговаривать?

Оставшись в столовой наедине с Тошкой, с трудом запихиваю в себя ещё пару кусочков тушеной говядины, но совсем не чувствую вкуса из-за нервного напряжения.

Сдавшись, кладу вилку на тарелку, помогаю доесть балующемуся племяннику, а затем ухожу с ним в нашу спальню.

Хитрый Шляп уже ждёт нас, развалившись своей массивной тушей на новом коврике.

Тошка спешит потискать американского бульдога. Обнимает слюнявую морду собаки обеими руками, а потом хватает пса за щёки и тянет в разные стороны.

Моё сердце пропускает удар от страха, но Шляп не проявляет агрессии. Он на удивление аккуратно выворачивается из хватки детских ручек и только потом позволяет себе «поворчать».

— Ты очень умный, — я приседаю на корточки, чтобы погладить Шляпа. — И очень терпеливый.

Шляп смотрит на меня в ответ с такой тоской в глазах, будто пытается сказать, что терпел целых два года, чтобы снова увидеть меня.

На глаза наворачиваются слёзы.

— Мой дорогой… — я бросаюсь на шею Шляпу и стискиваю его в объятиях. — Если бы ты знал, как я по тебе скучала…

Тошка отказывается засыпать в новой, специально купленной для него кроватке. И мне, как обычно, приходится положить его с собой.

В ноги запрыгивает Шляп. Я вздыхаю, но не нахожу в себе сил прогнать пса. Начинаю привыкать спать, облепленной детьми и собаками. Тесно, зато на душе чуточку легче…

А в мыслях — всё равно злые слова Качалова, которые он бросил в меня, когда уходил из столовой…

Будто бы у него есть право обвинять меня в чём-то… Да и в чём? Возможно, его друзья и проявили ко мне интерес, но это так… Мне кажется, скорее для забавы. Просто флирт. Я никому из них не отвечала взаимностью.

На следующий день спускаюсь в столовую к завтраку вместе с Тошкой и застаю там уже проснувшегося Максима.

Причём Качалов явно только что вернулся с пробежки. Даже не переоделся. Стоит возле стола и жадно пьёт воду из стакана.

Скользнув взглядом по промокшей от пота майке, обтянувшей крепкую грудь бывшего мужа, тут же отвожу глаза.

Плевать мне на его грудь. И на широкие плечи тоже…

— Доброе утро, — доносится до меня голос Максима.

Пара шагов — и он уже стоит совсем рядом. Вдыхаю и чувствую запах бывшего мужа. Вроде должно быть противно, ведь он вспотел, но… мне совсем не противно…

В голове появляется лёгкий туман, а низ живота сводит напряжением…

— Доброе утро, Максим…

Делаю шаг в сторону от Качалова и усаживаю Тошку в детский стульчик.

— Я звонил в больницу, — Максим не даёт мне шанса держаться на расстоянии. Снова подходит и встаёт за моей спиной. — Завтра утром они ждут Тошку на очный осмотр и анализы… Хочу сам вас отвезти. Ты не против?

Когда он говорит так вежливо, как сейчас, я не знаю, как отказать. Это будет грубо и даже глупо…

— Хорошо, спасибо, — говорю, не оборачиваясь.

— Значит, решено — сегодня вы с Тошкой тоже ночуете здесь.

Резко разворачиваюсь к Качалову и открываю рот, чтобы возразить. Но…

Он слишком близко… Мы оказываемся буквально нос к носу! И меня почему-то начинает трясти…

Язык совсем перестаёт слушаться, а темнеющий взгляд Максима гипнотизирует.

— Я…

— Ты подготовишь сегодня вечером нужные вещи и документы, — спокойно говорит Максим, — а завтра утром вместе со мной и Тошкой поедешь в больницу. Устраивает?

Взгляд Качалова перемещается на мои губы. Я вижу это и чувствую… кожей.

К губам приливает кровь.

— Да… — тихо выдыхаю я.

В голове снова туман, а по телу разливается слабость. Как спорить, когда чувствуешь такое?

— Славно, — говорит Качалов и, наконец, отходит на шаг в сторону. — К ужину приедут ребята, чтобы отпраздновать возвращение в цивилизацию. Будь готова.

Пожимаю плечами. Как интересно, мне стоит готовиться? Наводить марафет и наряжаться? Нет никакого желания — я сюда не за этим приехала.

Да и не во что мне наряжаться…

Взяла с собой только сменные джинсы и пару блузок. А косметикой я в принципе мало пользуюсь.

Не придусь ко двору — и ладно. Уйду к себе в комнату. Незачем мне тут хвостом крутить. Я такими, как Качалов, по горло сыта. Лучше у коров в селе роды принимать, чем вот это вот всё лицемерие…

Вечером дом наполняется людьми — некоторых из которых я знаю, а других, кажется, вижу впервые.

Жму руки деловым партнёрам — приятелям Качалова. Улыбаюсь их девушкам. Последние окидывают меня недоумённым взглядом.

По сравнению с их вычурными дорогими платьями мои джинсы и хлопковая блузка выглядят действительно неуместно. А ведь у меня на руках ещё и Тошка… Такой «аксессуар» точно не по душе пришедшим на ужин к Максиму красоткам.

18.2

Неподалёку стоят две девушки, и мне слышно их разговор.

— Это кто? — спрашивает одна из них, косясь в сторону вошедшей блондинки.

— Ты что?! Это же Эмма, пассия Качалова!

— Но тут же его бывшая… жена…

Отворачиваюсь от девушек, понимая, что прямо сейчас они бросают в мою сторону взгляды.

— Ну так жена-то бывшая, а Эмма — настоящая… Он с ней давно мутит. Ещё когда с женой не развелся, иногда с этой Эммой на людях появлялся…

— Серьёзно?! Однако за столько лет до ЗАГСа она его не дожала…

— Такие умеют ждать.

Не хочу больше слушать эти сплетни. И оставаться тут нет сил. Пусть Качалов мутит с кем хочет. Мне нет до этого никакого дела…

Держусь изо всех сил, чтобы сохранить невозмутимость на лице. Прижимаю к себе Тошку и иду к выходу.

— Юленька, куда вы? — у выхода меня перехватывает Антон.

Его широкая добродушная улыбка кажется мне сейчас насмешкой.

— Тошку пора укладывать спать, — вру я и протискиваюсь мимо светловолосого мужчины.

По дороге заглядываю на кухню, чтобы попросить принести ужин для ребёнка в нашу спальню.

Пусть Качалов веселится там на своём празднике жизни. А я просто дождусь завтрашнего утра и отвезу племянника в больницу!

Через какое-то время молодая девушка в форме обслуживающего персонала приносит еду для Тошки в нашу комнату. Кормлю малыша и играю с ним до тех пор, пока он в самом деле не начинает зевать.

Тогда я мою малыша в ванной, расположенной рядом с нашей спальней, одеваю его в пижамку и ложусь с ним на свою кровать.

После того, как малыш засыпает, я встаю и поправляю на себе помятую одежду.

Интересно, разошлись ли уже гости? Может, кто-то из них остался на ночь? Например, та блондинка…

Трясу головой, чтобы не представлять её вместе с Максимом.

Мне. Плевать.

Живот урчит, напоминая о том, что я не поужинала. Решаю тихонько спуститься на кухню, чтобы перехватить что-нибудь.

А то не усну ведь из-за голода. А завтра хочется быть собранной, выспавшейся и внимательной.

Приглаживаю выбившиеся из хвоста волосы, открываю дверь и тихонько выскальзываю в коридор.

А в следующую секунду меня хватают и впечатывают спиной в стену.

19

Задыхаюсь от испуга и не сразу понимаю, что это… Максим!

Бывший муж смотрит на меня сверху вниз горящим от ярости взглядом. Пальцы на моих плечах сжимаются настолько сильно, что становится больно. Но не только…

Близость Качалова действует на меня одурманивающе. Даже в такой ситуации…

Он гораздо сильнее. Я не смогу дать ему отпор, если он захочет…

Почему-то от этих мыслей у меня начинает кружиться голова и сводит живот. Как глупо… Я ведь ненавижу его! Я сама ушла! Нельзя поддаваться…

— С кем ты была? — рычит мне на ухо Максим. — С Тохой? С Вовой?

— Что?..

Пальцы на моих плечах сжимаются так сильно, что я не могу сдержать болезненный стон.

— Чёрт! Юля… — Качалов отпускает мои плечи и ударяет кулаками в стену по обе стороны от меня. — Я убью его!

Максим вдруг резко отталкивается от стены и рывком открывает дверь в мою спальню.

— Где он? — в голосе Качалова — неприкрытая угроза.

Максим словно одержимый кидается в комнату и оглядывается. Не найдя никого, распахивает шкаф, отдергивает занавеску на окне, заглядывает под кровать…

— Ты… ты совсем больной? Ребёнка разбудишь!

Меня начинает трясти.

— Ты что решил, что я… что я тут с кем-то?... Макс, ты совсем с ума сошёлся?

Качалов застывает мрачной статуей, глядя на спящего на моей кровати Тошку.

— Ты исчезла. Вова и Антон тоже. Что я должен был подумать?

— Что угодно, но только не это! Уходи, ребёнка разбудишь!

Макс кивает, а затем хватает меня за запястье и тащит обратно в коридор. Аккуратно закрывает за нами дверь, а потом опять толкает меня к стене.

— Максим…

Качалов подходит ближе. Совсем-совсем вплотную…

Его руки оказываются на моей талии. Сжимают, давят…

Сердце пускается вскачь.

— Зачем ты флиртуешь с ними? Специально, чтобы довести меня? — рычит Качалов.

— Я не флиртую… Это просто вежливость!

Упираюсь ладонями в грудь бывшего мужа и давлю. Но это всё равно, что пытаться отодвинуть от себя гору…

— Значит, никто из них тебе не нравится? — допытывается Максим.

— Почему ты спрашиваешь?

Дергаюсь в сторону, но Качалов удерживает меня на месте, а затем и вовсе прижимает своим телом к стене.

Воздух вышибает из лёгких…

А он… перехватывает мои руки, взяв за запястья, медленно разводит их в стороны и прижимает к стене. Это не порыв, а скорее демонстрация власти...

— А ты как думаешь, почему спрашиваю?

Всё, что я могу, — отвернуть лицо, чтобы не смотреть в глаза… Но этого мало! Я чувствую на своей коже дыхание Максима. Чувствую всем телом каменную, с ума сводящую тяжесть его тела…

— Максим, мы разведены… Мы не вместе, помнишь?..

— Ты ушла от меня. Ты развелась. Это было твоё решение!

Хриплый голос Качалова отзывается во мне знакомой сладкой дрожью. Видимо, этого мужчину мне не вытравить из сердца… Он там… продолжает сводить с ума даже спустя два года после развода…

— На то были причины, верно? — едва слышно, одними губами, шепчу я.

К глазам подступают слёзы — свидетельство моей слабости.

— Да, но что, если я изменился? — бывший муж отпускает одну из моих рук и обхватывает пальцами подбородок. Преодолевая сопротивление, разворачивает моё лицо к себе.

— Как увидел тебя там… после суток в тайге… у меня словно крылья выросли, понимаешь? Понял, как мне не хватало тебя эти два года…

Максим наклоняется ниже, почти касаясь моих губ своими.

— Знаешь, как сильно скучал? — хрипло выдыхает он в мой рот. — Сейчас покажу…

20

Сердце болезненно сжимается и замирает, когда губы Качалова прижимаются к моим.

В животе появляется такое чувство, будто я лечу в пропасть.

Максим вдавливает меня в стену своим телом. Держит за подбородок, не позволяя прервать контакт, и…

Едва касаясь, нежно скользит губами по моим губам. Будто кот ластится.

Качалов не выпрашивает ласку. Плевать он хотел на моё разрешение…

Он просто знает, что я сломаюсь. Ждёт, когда поддамся…

Невесомое движение губами к уху — и шепот:

— Дыши, пожалуйста… Нельзя так надолго задерживать дыхание…

Дрожь по всему телу от его голоса. И голова, правда, кружится. Я и не заметила, что забыла про дыхание.

Делаю судорожный вдох, но не успеваю выдохнуть.

Максим будто срывается. Резко прижимается к моим губам — уже вовсе не нежно. Я пугаюсь и вскрикиваю, но губы Качалова глушат мой возглас.

Он даже не замечает сопротивления. Давит. Заставляет принять его напор. Подчиниться движениям горячего языка, сплетающегося с моим.

Головокружение становится невыносимым. Тело слабеет… В руках и ногах не остаётся силы. Будто вся моя сила перетекла к Максиму. Сделала его ещё более напористым и жёстким, а меня лишила остатков воли.

В груди жжёт от острого чувства несправедливости.

Я не хочу этого поцелуя! Я не подчинюсь бывшему мужу. Не позволю сломать меня снова…

И я уже ненавижу себя за тот огонь, что разливается по венам. Пылаю в руках Качалова и всё меньше надеюсь на то, что он остановится…

Мой собственный стон раздаётся в пустом коридоре страшным приговором.

Максим слегка отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Он давно уже не держит моё лицо. Его пальцы гладят мою шею и скулы успокаивающе.

— Вот видишь… — шепчет он с лихорадочным блеском в глазах, — видишь…

А я ничего не вижу… Я и себя-то уже почти забыла. Настолько поцелуй Максима подавил мой разум.

— Забудь о прошлом… пожалуйста… — Качалов прижимается губами к уголку моего рта, и это на самом деле так нежно, что на глаза наворачиваются слёзы.

Он меня словно без ножа режет этой своей нежностью!

— Максим, я…

— Ты не веришь мне, знаю… — глаза бывшего мужа подозрительно блестят. — Но я заставлю тебя поверить и… вспомнить…

Жалящий поцелуй в губы. Затем в шею… Это почти укус, от которого подгибаются колени.

По бедру скользит горячая рука Качалова. Я чувствую её жар через ткань джинсов.

Максим хватается за молнию на моей талии и тянет вниз.

Это отрезвляет. Совсем чуть-чуть, но мне хватает, чтобы прийти в себя и начать наконец сопротивляться.

Упираюсь в плечи бывшего мужа и с силой давлю.

— Нет… Нет, пусти!

— Ты хочешь… — упрямо рычит Качалов.

Облизываю горячие губы и снова отталкиваю его от себя.

— Нет!

Тяжёлое дыхание Качалова кажется мне рыком хищника, готовящегося напасть. Я жду, что он снова попробует физически подчинить, задавить силой…

— Нет? — недовольно переспрашивает он. — Отшиваешь?

Киваю, пытаясь восстановить сбившееся от поцелуя дыхание.

— А не кажется ли тебе, что это дурость, Юль? Как и развод, — раздражённо интересуется Максим.

— Не кажется…

Максим снимает мои ладони со своих плеч и крепко сжимает.

— Что ты делала эти два года? — спрашивает он. — Жила счастливо? Ничего подобного! Ты ушла от меня для того, чтобы забиться в глушь и прятаться там от жизни. М-м-м… а почему так, Юля?

Смотрю на него убийственным взглядом. Бьёт по самому больному!

— Я вот думаю, это потому, что ты нихрена не разлюбила меня, солнышко… — губы Максима растягиваются в напряжённую улыбку. — Так почему сейчас, когда я раскаялся в прошлых грехах, отвергаешь?

Вопрос Максима загнал меня в угол. Уложил на лопатки.

Сердце оглушительно стучит в груди, отсчитывая секунды повисшего между нами молчания.

— Потому что с тобой ещё хуже, чем без тебя… — выдыхаю я.

21. Максим

— С тобой ещё хуже, чем без тебя… — говорит Юля.

Мне её слова кажутся пощечиной. Она и хочет побольнее ударить. Оттолкнуть. Заставить меня отойти. Вот только…

Она только что призналась, что без меня ей плохо! А это значит, что наши чувства взаимны.

Если бы она построила после развода счастливую жизнь, я, наверное, смог бы с этим смириться. Не знаю.

Да кого я обманываю? Мне без неё…

Хреново мне без неё. Все эти два года было хреново.

Сначала я не понимал, в чём дело. Привык считать себя центром своей жизни, и когда Юля ушла, решил, что так тому и быть.

Есть я и мои интересы. Юля в них отлично вписывалась. Она красивая. И к внутреннему содержанию не придраться. Идеальная — и для постели, и для семейной жизни.

Таких и берут в жёны — девушек с содержанием. С ними приятно проводить время. Не стыдно взять на мероприятие. Ну и детей, в конце концов, хочется иметь именно от таких.

На меня вешались и вешаются столичные хищницы, имеющие вес и имя в бомонде. А я выбрал Юлю.

Не потому что снизошёл до неё — я правда хотел видеть бывшую жену своей женщиной.

Когда Юля ушла, я решил, что это бред. Многие женщины мечтали бы оказаться на её месте, а она...

Я подумал, что жена манипулирует, угрожая разводом. Пытается загнать меня под каблук и сделать послушным.

Тогда я пришел к выводу, что это её право. Она свободный человек, и если решила отказаться от меня и того образа жизни, который я ей давал, из-за ерунды, то пусть так и будет.

Даже рад был свободе первое время. Не появлялся дома сутками, зависая в элитных столичных клубах. А потом работал неделями, чувствуя облегчение от того, что никто не ждёт меня к ужину и не надо с этим считаться.

Трахал женщин, которым ничем не был обязан. Легко менял их и забывал лица примерно через секунду.

До Юли это всё составляло мой образ жизни и полностью закрывало потребности. Я даже успел сделать вывод, что зря женился. Связал себя обязательствами ради одной женщины, которая в итоге ещё и ушла. Бред же!

А вот работа допоздна, когда необходимо, и «лёгкие» красотки время от времени — это моё. Идеальный образ жизни.

Я перепробовал с десяток бывших подруг, которые не прочь оказались возобновить общение, но так и не ощутил от времени, проведённого с ними, былого удовлетворения.

Секс с ними показался каким-то механическим и пресным. А разговоры… Да не хотелось мне с ними ни о чём разговаривать. И смех их раздражал. И… всё, короче, было не то.

Я пытался жить так, как до Юли, но ясно понимал, что это больше не получается. Как будто у меня появились какие-то новые потребности, которые я даже не мог осознать.

Тогда я решил, что дело в адреналине. Вспомнил старых армейских друзей, с которыми из-за загруженности на работе потерял контакт. Освоил с ними парочку новых видов спорта.

Потом забил на случайных девчонок, остановившись на Эмме. Она не особо отличалась от остальных, но была хотя бы не такой раздражающей и прекрасно справлялась с правилами: не писала первой, не строила планов, не претендовала на большее.

И всё равно, несмотря на все усилия, я нихрена не чувствовал — ни вкуса к жизни, ни того, что являюсь в этой самой жизни хозяином. По крайней мере себе.

Какого хрена? Что, мать вашу, не так?

Новая гоночная тачка за неприлично много тысяч баксов стоит в гараже, готовая, как любая крошка из моей записной книжки, исполнить любое желание. Бизнес успешен. С друзьями тоже всё окей. Тоха и Вова были больше, чем приятели. Они общались со мной без какого-либо коммерческого интереса, и это было взаимно.

У меня, сука, крутая жизнь! Идеальная! Так что в ней не так?

Почему где-то в центре живота, под рёбрами, с каждым днём будто растёт непонятная дыра? В неё проваливаются все мои попытки испытать кайф от жизни. Она ноет, если я остаюсь вечером один.

Как дыра может ныть? Как?!

И почему, блядь, я всё ещё думаю о Юле?

Я не хотел думать о бывшей жене. С какой стати? Я не сосунок и не каблук, чтобы бегать за женщиной, которая выбрала уйти. Я не собирался меняться под неё…

Это не ко мне. Мимо. Я такой, какой есть, и кайфую от этого!

Кайфовал когда-то…

А теперь просто хожу по Москве как робот, не способный испытывать ничего, кроме раздражения. Только резкие вспышки адреналина приносят минутное облегчение, а потом опять накрывает непонятной и несвойственной мне тоской.

Всё изменилось там, в тайге. Пока Вова сажал неисправный вертолёт, за пару секунд у меня, что называется, вся жизнь пронеслась перед глазами.

Сами собой в памяти всплыли важные моменты из жизни.

Похороны матери. Служба в армии. Первые, самые яркие победы в бизнесе, когда я понял, что дохрена могу в этой жизни. И…

Робкая, ангельски прекрасная улыбка хрупкой девушки, которая только что чуть не попала под мои колёса.

Мы летели вниз навстречу смерти, а я прижимал к себе Шлёпа и думал о бывшей жене.

22

— Может, ты вообразил себе, что испытываешь ко мне чувства, — я грустно усмехаюсь, — но это не так, Максим. Тебе не нужны отношения. По крайней мере в том виде, как понимаю их я.

Тру запястья, на которых всё ещё чувствую жар его ладоней, а Качалов сверлит меня протестующим взглядом.

— Ты… потребитель, — добавляю со вздохом. — Это не укор, просто констатация факта. Захотел — взял, и плевать на последствия.

Так было и во время нашего брака. Качалов хочет новую гоночную машину — к вечеру она у него в гараже. Решил отдохнуть от работы пару дней — я отменяю все планы, и мы срочно летим на какое-нибудь тропическое побережье.

Звучит не так уж плохо, до тех пор пока речь не заходит о верности.

Ведь нет сфер, в которых господин Качалов собирается себя ограничивать. И если он хочет иметь любовниц в тачке — значит, будет это делать.

Случайно найденные женой трусы в такой системе координат — всего лишь мелкий сопутствующий ущерб.

Можно опустить на ходу стекло в дверце автомобиля, выбросить их — и это решит проблему.

Моих чувств нет в картине мира Максима. Я просто объект его желания, который должен приносить удовольствие.

А страдать от измен я права не имею. И возмущаться тоже.

Максим не понимает, о чём я. Он ведёт головой в сторону, как бы не соглашаясь, и сдвигает брови.

— Что плохого в том, что я добиваюсь своих целей? — спрашивает он. — Это называется амбициями, Юля. А амбиции — двигатель достижений. Я хочу от этой жизни всего по максимуму. И я хочу тебя! Если твоё условие — не трахать других — нет проблем. Ты стоишь этой жертвы!

Он бросает мне эти слова, словно швыряет к ногам шкуру убитого ради меня медведя. На вот, держи — и хвали меня теперь за эти уступки!

Господи… Как же смешно и грустно одновременно!

Я сама тянусь к Максиму и обхватываю его лицо ладонями. Кожу колет щетиной, которую он так пока и не сбрил. Мои пальцы скользят по широким, мужественным скулам Качалова, и он на секунду прикрывает глаза… Словно кот, балдеющий от того, что его чешут.

— Мне не нужны жертвы от тебя… — с замирающим сердцем заглядываю в глаза бывшего мужа. — Верность — это не условие, Максим. Это… обоюдное желание. У тебя его нет — значит, нам не по пути.

Убираю руки от лица Качалова, опускаю их вниз и отхожу на шаг.

— Та блондинка, которую ты пригласил сегодня в дом… — в груди появляется острая боль, но я продолжаю, — вы ведь вместе, Максим, я не тупая… Ты изменял мне с ней, а теперь…

Я сбиваюсь, словно подавившись словами.

— А теперь ты собрался изменить ей со мной… — я всё-таки выдавливаю из себя это. — Как же цинично и… бездушно…

Качалов хмурится.

— Какая блондинка? Эмма? Мы не встречаемся. Так… ничего серьёзного… И я не приглашал её, если для тебя это важно. Она сама зачем-то пришла…

Горько усмехаюсь.

— И ты не понимаешь, зачем она пришла?

— Понимаю, — сдержанно произносит Максим, не отводя от меня глаз. — Эмма, скорее всего, узнала, что я привёз в Москву тебя, и решила пометить территорию. Если бы ты не сбежала, а осталась с гостями, то увидела бы, как я ставлю её на место.

Делаю шаг к комнате, в которой спит Тошка, и берусь за ручку.

— Макс, прости, но я не хочу конкурировать за тебя с твоими любовницами. Мне это не интересно. В этом плане я совершенно не амбициозна.

Поворачиваю ручку и открываю дверь спальни.

— Прошу, оставь меня в покое, — шепчу я, перед тем как закрыть между мной и Качаловым дверь. — Живи свою крутую жизнь, в которой всё по максимуму. А я не хочу по максимуму, Макс. Я хочу… своего… Того, что будет по сердцу. Своего мужчину, свою работу… Мы просто не подходим друг другу.

23. Максим

Дорогие читатели, прошу прощения за задержку проды. И приятного чтения!

***

Набираю: «Хороший вышел вечер. Жаль, что вы, ребята, не видели» — и отправляю в чат с Тохой и Вовой.

Третий час ночи. Юля захлопнула дверь перед моим носом, так что пришлось идти к себе в одиночестве.

А уснуть не выходит.

Писать причине моей бессонницы точно нет никакого смысла, поэтому я решил вывалить немного плохого настроения на тех, кто тоже меня сегодня «кинул».

Через пару секунд появляется сообщение от Вовы:

«Если хочешь, встретимся завтра в другой обстановке».

И вдогонку:

«Юля — хорошая девушка. Не обижай её».

Внутри вспышкой взрывается злость, так что даже в глазах темнеет, и я перестаю видеть написанное на экране.

С какой стати Вова пишет мне про Юлю? С чего решил, что имеет право лезть?

В чате появляется голосовуха от Тохи.

Я включаю её не сразу. Сперва делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, напоминая себе, что именно этим двум парням я бы доверил свою жизнь. Не тем с иголочки одетым акулам бизнеса, которые вчера шутили о скачущем курсе рубля в моей гостиной.

Только Антон и Вова знают меня на самом деле, и я уверен — не подставят ради выгоды. Так что их мнение имеет значение. По крайней мере, я обязан дать им возможность высказаться.

Жму на аудиосообщение и слышу нетрезвый голос Тохи:

«Тухлая у тебя вышла вечеринка, братан, без обид… Когда Юленька ушла — и поговорить не с кем стало…»

Нажимаю на прилетевшее следом второе аудиосообщение от Антона:

«Юленька краса — русая коса-а-а… Как березка ты белоствольна-а-а-я…»

Поёт он пьяным басом.

«Макс, а ты чего с ней развёлся-то? Не-е, ну ты скажи, мы не догоняем с Вовой… ик…»

Аудиосообщение заканчивается неразборчивым пьяным бормотанием.

Кидаю телефон на кровать рядом с собой, закрываю глаза и массирую веки пальцами.

Зачем ты развёлся, Качалов? Ну вот зачем отпустил её так легко?

Не знал, что без неё будет хреново?

Так, может, Юля права — это вовсе и не любовь с моей стороны?

«Мне без тебя плохо, поэтому, пожалуйста, будь со мной…»

Ну да… потребительство… Так ведь она сказала?

И что делать? Отпустить? Не трогать? Или может вообще благословить её новую семью с Антохой или Вовой? Я заметил, как они на мою бывшую жену смотрят, гады.

От этих мыслей злость, текущая по венам, начинает сворачиваться в холодную ярость. Нет, я пока точно далёк от такого благородства…

Поворачиваюсь на бок и заставляю себя закрыть глаза, чтобы в очередной раз попытаться уснуть.

Что мне делать, Юля? Я правда не хочу тебя обижать, но и забыть не выходит…

Выкинуть тебя из головы и сердца никак не получается.

***

Я привык мало спать, если приходится, и умею быть бодрым, даже когда не выспался. Утром принимаю контрастный душ. Пока бреюсь и собираюсь, успеваю решить по телефону пару рабочих вопросов.

Честно говоря, дел накопилось немало. Я должен был вернуться в Москву раньше. Бизнесу плевать на проблемы владельца. Больничные и непредвиденные обстоятельства — это для наёмных сотрудников, защищённых трудовым кодексом.

А хозяин либо справляется, либо идёт нахуй. Без вариантов.

Я справляюсь и даже люблю этот бешеный темп, приправленный риском. Но сегодня до обеда у меня есть более важные дела — Юля и маленький сын её сестры, которого я принял при первой встрече за своего. До сих пор помню, как перевернулось тогда всё в душе.

Мог бы я стать для кого-то, похожего на Тошку, папой? Настоящим. Таким, который что-то значит в жизни ребёнка…

У меня самого такого не было. И если честно, не уверен, что на самом деле понимаю, как справляться с этой ролью.

Что нужно делать? Ну, там — обеспечивать и защищать — это понятно. А ещё что-то надо? Наверное, проводить с ребёнком время и… ах да, конечно, его нужно любить.

А ты любить-то умеешь, Качалов?

Сразу надеваю деловой костюм — после того, как съезжу с Юлей в больницу, отправлюсь в офис, чтобы успеть разгрести там по максимуму.

По максимуму…

Я ведь правда привык жить «по максимуму». А Юле вот такое, оказывается, не подходит.

Она хочет какое-то эфемерное «своё». Что это вообще значит?

Спускаюсь в столовую, где Регина уже поставила на стол завтрак.

Если обед и ужин подают зачастую помощницы моей домработницы, то за завтраком она всегда наливает мне кофе сама.

— Доброе утро, Максим Александрович, какие будут пожелания на сегодня?

24

— Ты правда хочешь в отель? — спрашивает Максим.

Смотрит на нас с Тошкой задумчиво и пристально.

А я хочу не в отель. Я жажду умчаться подальше от Качалова. Желательно на пару тысяч километров. За Уральский хребет.

Чтобы опять попытаться забыть о том, что влюбилась не в того парня.

— Да, — твёрдо произношу я. — Так будет лучше, Максим. Ты сможешь спокойно устраивать вечеринки и приглашать кого хочешь, а мне с ребёнком будет спокойно в отеле.

Максим встаёт и, не сводя с меня глаз, подходит ближе.

Сердце в груди перестаёт биться в ожидании того, что он сделает дальше. Скажет что-то или… коснётся…

Качалов тянется и забирает Тошку из моих рук.

— Я хотел показать нашим знакомым, что ты вернулась в Москву, — говорит Максим. — Думал, тебе будет приятно их увидеть.

Он относит малыша к столу и сажает его на высокий стульчик, купленный, очевидно, специально для Тошки. Других детей, насколько я знаю, в этом доме не бывает.

— Я не вернулась… — поправляю бывшего мужа. — После операции Тошки я улечу обратно к папе и бабушке.

Максим бросает на меня нечитаемый взгляд и садится на своё место во главе большого стола.

Ловлю себя на том, что нервно тереблю пальцами кончик косы, откидываю её за плечо и сцепляю пальцы в замок, чтобы успокоиться.

— А ещё я хочу, чтобы вы всё-таки остались тут, — добавляет Качалов. — Никаких больше вечеринок, гостей и… прочего…

На секунду взгляд Макса опускается ниже моего лица и быстро проходится по фигуре. Вспыхиваю, понимая, о каком таком «прочем» он говорит…

Молчу упрямо.

Не хочу спорить и приводить аргументы. Мне хватило прошлого вечера, чтобы сделать выводы.

— Ну хорошо, — нехотя выдаёт Максим. — Мы ведь ищем ко всему свой подход, да, Юля? Не просто поступаем, как хочется…

Он пытается высмеять мои вчерашние слова? Издевается или что? Не совсем понимаю, о чём он, и чувствую, как из-за этого сильнее начинают пылать щёки.

После завтрака Качалов едет вместе с нами в больницу.

Пока водитель пытается пробраться через московские пробки, звонит Саша.

Я включаю на телефоне громкую связь и прибавляю звук на максимум, в надежде, что Тошка услышит мамин голос.

— Юль, меня выписали! Наконец-то! — радостно кричит в трубку сестра. — Ну как вы там?

Тошка счастливо хлопает в ладоши, и у меня на сердце теплеет. Услышал, мой зайчик. И, конечно, узнал…

Даже слёзы на глаза наворачиваются.

— Саша, привет! У нас всё хорошо, — говорю я. — Прямо сейчас едем в больницу на осмотр.

— Передай, пожалуйста, Максиму «спасибо» от меня, — просит сестра.

Она сто раз уже благодарила Качалова по телефону. Ладно, пусть будет сто первый.

Поднимаю глаза на зеркало заднего вида и встречаюсь взглядом с бывшим мужем. Он сидит на переднем сидении рядом с водителем, а я с Тошкой — сзади.

— А вообще… я завтра прилечу и сама ему всё скажу! — доносится до меня бодрый голос Саши из трубки.

— Завтра? — переспрашиваю я.

Не могу отвести глаз от отражения Максима. Почему его взгляд кажется мне грустным?

— Да! — сестру переполняют эмоции.

Уверена, она очень хочет увидеть поскорее сына. А уж возможность сделать операцию так быстро — это просто счастье!

— Я взяла билеты на ближайший рейс — буду в Москве к одиннадцати утра, — говорит Саша. — А вот Димке ещё пять дней на карантине сидеть… Спасибо, что отвезла Тошку. Ты лучшая тётя на свете! С завтрашнего дня приму у тебя смену…

Взгляд Максима держит меня через зеркало, словно магнит. С каждым словом Саши я чувствую, как отдаляюсь от бывшего мужа. Наконец-то свобода! Я могу уехать… Снова могу сбежать…

— Ты останешься или улетишь к папе? — спрашивает сестра.

Взгляд Качалова становится будто колючим, и у меня по коже бегут мурашки…

— Я…

Нужно сказать, что улечу. Я ведь уже всё решила!

— Юля, мы подъехали, — вмешивается в наш разговор Качалов.

— Ой, добрый день, Максим… — в голосе Саши слышно смущение.

Я забыла предупредить её про громкую связь.

— Добрый день, Саша, пришлите, пожалуйста, Юле сообщением номер вашего рейса. Я отправлю за вами водителя в аэропорт, — говорит Качалов.

— Хорошо, спасибо, — отзывается сестра.

Водитель паркуется возле здания больницы.

— Нам пора идти, — говорю я. — Давай перезвоню после осмотра и сообщу, что скажут врачи.

— Спасибо, Юль. Ты лучшая сестра на свете. Серьёзно.

В больницу мы тоже идём все вместе. И со стороны, вероятно, кажемся семейной парой с ребёнком.

25

Опускаю глаза не в силах выдержать зрительный контакт с бывшим мужем. Такое чувство, что в душе что-то рвётся, и от этого тоскливо и страшно…

Как я могла успеть снова привязаться к нему за несколько дней? Как допустила это?

— Да, пожалуйста, отвези нас в отель.

Мужская рука отпускает моё предплечье.

— Хорошо, — голос Качалова звучит глухо.

Мы снова идём к машине, а затем едем по забитым транспортом улицам. Совсем недолго. Макс действительно снял нам номер в ближайшем отеле.

Это огромная гостиница размером с многоэтажку. Над начищенными до блеска стеклянными раздвижными дверями висит табличка с пятью золотыми звёздами.

Качалов молчал всю дорогу. Только провожая нас в номер, сказал, что все мои расходы в отеле автоматически будут оплачены с его карты, и я не должна волноваться по этому поводу.

Хотелось бы бросить ему в лицо, что это лишнее. Но, судя по уровню отеля, номер тут я позволить себе не могу. Сама я бы выбрала себе место поскромнее. Так и нужно было сделать, наверное, чтобы не чувствовать сейчас себя ещё более обязанной…

Качалов лично доносит наши с Тошкой вещи до номера. Осматривает его придирчивым взглядом, будто ищет, что не так. Затем звонит по телефону, стоящему на тумбочке возле кровати, и заказывает для меня с ребёнком обед в номер.

И всё это — так по-деловому. Будто и нет между нами никаких… разногласий…

— Мне пора ехать в офис, — голос Качалова звучит сухо. — Если возникнут проблемы — звони…

— Конечно…

Максим выходит в коридор, и я вслед за ним. Останавливаюсь у двери в номер, чтобы не отходить далеко от малыша, увлечённо изучающего новую обстановку.

А Качалов уходит к лифтам. Разглядываю широкую спину бывшего мужа — и неожиданно… накатывает…

Как будто не было двух лет порознь. И именно сейчас мы расстаёмся. Он уходит — я отпускаю. Я ухожу — он отпускает. Не важно… Но именно сейчас мы прощаемся с друг другом.

Не дойдя до лифтов, Максим останавливается и оборачивается. Тяжёлый взгляд бывшего мужа поднимается к моим глазам.

Я хотела бы… Чёрт, я правда хотела бы поверить в то, что мы могли бы стать друг для друга теми самыми. Но… мы уже пробовали. И я стала для него той, кого недостаточно. А он — тем, кто разбил мне сердце.

Опускаю глаза и с силой сжимаю дверную ручку, чтобы не выдать своих чувств.

Через минуту слышатся удаляющиеся шаги Максима. Они звучат в такт биению моего сердца.

Подъезжает лифт…

Я так и стою, разглядывая носки своих туфель, пока он не уезжает.

Не сомневайся, Юля. Ты всё сделала правильно. Не смей сомневаться!

Возвращаюсь к Тошке и заставляю себя не думать о бывшем муже.

Через полчаса улыбчивая девушка в форме закатывает в наш номер тележку с едой. Специальное детское меню для Тошки и несколько блюд для меня.

Свою еду я уплетаю с удовольствием, а вот племянник почему-то капризничает. Вообще-то у него всегда хороший аппетит, и завтракали мы довольно давно…

Это странно.

Я пляшу вокруг него и пытаюсь впихнуть в малыша хотя бы ложку супчика или овощного пюре с фрикадельками. Тошка плотно сжимает губы и трясёт головой, уворачиваясь от ложки.

— Ты же голодный! — я ловлю сбежавшего в ванну ребёнка и возвращаю его обратно в кресло, чтобы снова попробовать накормить.

Сдаюсь через пятнадцать минут, когда Тошка выплёвывает на журнальный столик фрикадельку, хитростью засунутую в него упрямой тётей.

Пробую его еду — вкусно! И суп, и второе приготовлены отлично…

Причины отсутствия у малыша аппетита становятся ясны через полчаса — Тошку рвёт прямо на ковёр гостиничного номера.

Я тут же впадаю в панику.

Заболел? Отравился? Ему же сейчас нельзя!

Я несусь с ребёнком в ванную, чтобы умыть его чистой водой. Потом пытаюсь убрать творящееся на ковре безобразие туалетной бумагой. Потом зачем-то бегу к двери и возвращаюсь обратно.

Соберись, Юля!

Заставляю себя остановиться. Прикладываю ладони к горящим щекам и смотрю на Тошку.

Племянник лежит на кровати, куда я его положила, и, кажется, собирается закрыть глаза и уснуть.

Это хорошо или плохо?

Как же мне сейчас не хватает бабушки! Она знает, что делать с любой детской болезнью. Но звонить ей ни в коем случае нельзя — распереживается и будет чувствовать себя потом плохо.

Собрав мысли в кучу, решаю проконсультироваться с врачом, который будет делать нам операцию. Скрывать плохое самочувствие ребёнка перед операцией точно не стоит…

Набираю номер, который дал нам с Максимом доктор, и объясняю ситуацию. Он предлагает снова приехать в клинику и понаблюдать за состоянием Тошки.

Да, наверное, так будет лучше всего. Я собираю сонного малыша, вызываю такси — и мы едем обратно в больницу.

26

— Регина, вы хорошо готовите, никто в этом не сомневается, — я пытаюсь сгладить конфликт. — Но у Тошки послезавтра операция, а сегодня его вырвало неизвестно отчего. Доктор считает, что, возможно, из-за неподходящей еды…

Домработница Качалова поражённо округляет глаза, прижимает ладонь к груди и шумно охает.

— Вы… вы обвиняете меня в том, что я отравила ребенка? Что «неподходящего» я для него приготовила? Все варёное — пареное, строго по возрасту!

— Никто вас ни в чём не обвиняет… — оправдываюсь я.

— Максим Александрович? — Регина вопросительно смотрит на Качалова.

Не хочет отступать без боя. Мои слова для неё не имеют веса.

— Регина, ты отлично справляешься с работой, не обижайся, никто тебя не обвиняет, — твёрдо произносит Максим. — Но будет лучше, если на сегодня и завтра ты возьмёшь выходной. За мой счёт. Договорились?

Это не вопрос, судя по строгому взгляду Качалова. Просто вежливый приказ.

Регина понимает это и, поджав губы, опускает глаза.

Наверное, она чувствует себя сейчас уязвленной. Усилием воли заглушаю жалость. Здоровье Тошки важнее. Да и сама Регина не слишком-то жалует меня, чтобы я переживала из-за её задетых чувств.

— Хорошо, Максим Александрович, я съезжу навестить родственницу, — смиряясь, произносит Регина. — Хорошего вам вечера.

Еще один ледяной взгляд в мою сторону — и женщина уходит к себе, чтобы собраться.

Получается, на этот раз я выжила её из дома Качалова…

Ничего, уверена, она переживёт это. Вернётся завтра вечером в свои владения, когда меня уже не будет, и снова почувствует себя хозяйкой.

Сразу после отъезда Регины нам привозят чемодан, оставленный в отеле — Максим послал за ним кого-то из помощников.

А я снимаю с крючка на кухне передник, надеваю его поверх блузки и приступаю к приготовлению ужина для племянника.

Тошка крутится рядом. Отодвигает кухонные ящики снизу и достаёт оттуда то, что его заинтересовало. Крутит в руках крышку от кастрюли. Затем плюхается на попу и стучит крышкой об пол.

Забираю у него из рук металлическую крышку и даю взамен пластиковый половник, пока все в доме не оглохли.

Открываю холодильник. Так, что тут у нас есть…

Решаю сварить для малыша кусок говядины и измельчить её потом в блендере. А на гарнир будет варёный картофель с зелёным горошком. Такая еда Тошке знакома и нравится.

У Регины на кухне идеальный порядок. Всё блестит и на своих местах. Крупы рассортированы по одинаковым баночкам с подписанными этикетками. Кастрюли сложены одна в другую и проложены мягкими тряпочками, чтобы не поцарапать бока.

Давлю в себе неуместное чувство вины. Это ведь не её кухня, а Максима. Он разрешил мне готовить для Тошки. И я бы в любом случае настояла на этом.

Стук половника о плитку смолкает, и я машинально оборачиваюсь к племяннику. Тишина — это повод для выяснения её причины, когда речь идёт о маленьком ребёнке.

Рядом с Тошкой на корточки присел Максим. Он успел сменить деловой костюм на свободные брюки и хлопковую футболку.

Ловлю себя на том, что мне это не нравится. Так бывший муж выглядит слишком по-домашнему… Это мешает воспринимать его чужим посторонним мужчиной.

Поиграв с Тошкой в ладушки, Качалов поднимается на ноги, снимает с крючка второй передник и надевает его на себя.

Удивлённо поднимаю брови.

Макс пожимает плечами.

— Я же дал Регине выходной, — говорит он. — Так что придется готовить для нас с тобой ужин самостоятельно.

Заставляю себя захлопнуть открывшийся рот. Качалов собрался готовить? При мне он даже микроволновкой ни разу не пользовался…

— Ты умеешь? — спрашиваю с сомнением.

Макс подмигивает мне, открывая дверцу холодильника.

— Вот и проверим… тебе же не нужно ложиться в больницу, так что можно рискнуть…

Ошарашенно смотрю, как бывший муж достаёт из морозилки кусок замороженной курицы. Затем из верхнего отсека берёт луковицу, красный перец и несколько крупных помидорок…

Одним глазом слежу за кипящей в кастрюльке едой для Тошки и самим племянником, а другим — поглядываю на бывшего мужа.

Он специально надел футболку, которая ему мала, или у него они все такие? В облипку…

Под тонкой тканью перекатываются накаченные мышцы плеч и груди, когда Качалов тянется за разделочной доской и ножом.

Измельчаю для Тошки сваренное мясо и разминаю вилкой мягкие кусочки овощей. Готово!

Сажаю ребенка за стол, который есть на кухне. Обычно Регина приносит всё в столовую, но я сейчас не вижу в этом смысла.

Племянник принимается за еду с аппетитом. Сам орудует ложкой и ловко справляется со своим ужином.

Пока он ест, завариваю ромашковый чай с изюмом. Затем разбавляю его на две трети водой, чтобы было не горячо и не горько, и предлагаю напиток Тошке.

27

Чувствую неловкость, когда иду за Максимом. Никого из домашнего персонала не видно. Тошка спит. Я установила в спальне привезённую с собой радио-няню. Если малыш проснётся и заплачет или встанет с кровати — мне на сотовый придёт сигнал.

Получается, мы с Качаловым будем ужинать вдвоём. Наедине…

Ладно. Это, по крайней мере, не шумная вечеринка, на которой нужно через силу улыбаться малознакомым людям.

Максим включил только один из светильников в столовой. Приглушённый свет создаёт вокруг обеденного стола уютную вечернюю атмосферу.

Когда-то мы любили так делать, если оставались дома. Не ужин при свечах, но более интимно, чем официальная трапеза за большим столом при ярком освещении.

На больших белых тарелках скрученные горки из длинных спагетти щедро завалены кусочками курицы и овощей. Сверху декоративно рассыпан кунжут. На вершине макаронных гор красуются листики какой-то зелени. Возможно, кинзы.

— Выглядит аппетитно, — признаю я, усаживаясь за отодвинутый для меня Максимом стул.

Порции великоваты, но видно, что к оформлению блюд Качалов подошёл с душой.

Беру со стола вилку, накручиваю на зубцы несколько спагеттин и захватываю кусок курицы.

Пробую.

Надо же… кисло-сладкий соус. Очень даже неплохо... Мясо мягкое и легко жуется.

— Ты умеешь готовить! — почему-то я произношу это с претензией.

Максим довольно ухмыляется. Тянется к бутылке вина, стоящей на столе, открывает её и наполняет два бокала.

Смотрю, как красная жидкость течет в прозрачное стекло, и напряжение прошедшего дня начинает понемногу отпускать.

Самое главное удалось. Тошку осмотрели. Операция состоится. И даже Саша успеет прилететь, чтобы лечь с сыном в больницу.

Как будто бы мы тут неплохо справились…

— Я ведь не родился с золотой ложкой во рту, — говорит Максим, отпивая из своего бокала. — Не скажу, что люблю это дело, но я готовил маме, когда она болела и уже не могла.

— Ты мало рассказывал о своём прошлом…

— Не люблю его вспоминать… — Максим ставит бокал рядом с тарелкой и принимается за ужин. — И ты, между прочим, тоже мне не готовила. Не умеешь, наверное…

Я покупаюсь на эту провокацию. В груди вспыхивает возмущение.

— Я умею! Просто…

Когда мне было ему готовить? Мы вечно куда-то ездили и спешили. А если оставались дома, то я была загружена учёбой, так что полностью полагалась в быту на Регину.

— Умеешь? Ну супер, тогда следующий ужин готовишь ты! — Качалов хитро подмигивает мне.

— Максим… — смотрю на бывшего мужа с осуждением.

Это последний наш ужин. Другого не будет.

— Ну ладно, тогда с тебя хотя бы завтрашний завтрак, пойдёт? — предлагает Макс.

Как ловко он меня поймал. Ладно…

— Хорошо, — сдаюсь я.

Беру свой бокал, чтобы сделать глоток вина, а Качалов быстренько «чокает» наши бокалы.

— Давай выпьем за будущее, — предлагает Максим.

— Какое? — уточняю я.

Из-за того, что Качалов ведёт себя спокойно и вежливо, мне не хочется воспринимать его слова в штыки.

Он отослал Регину и сам приготовил нам ужин. Пожалуй, можно немного ослабить оборону и просто поговорить по-человечески…

— Ну как какое? — Максим улыбается. — Такое, чтобы в нём всё было по сердцу. Так ведь ты сказала? Пусть каждый из нас найдёт это драгоценное «своё»…

Максим салютует мне бокалом и делает глоток. Ощущаю на себе его теплый пристальный взгляд. Он сегодня другой… без наглости и желания прогнуть под себя…

— Да… — бормочу рассеянно, — верно…

Мы замолкаем и сосредотачиваемся на еде. Я осиливаю только половину порции, хоть, должна признаться, что это действительно вкусно.

Чувствую себя очень сытой. А выпитое вино замедляет мысли, снимая накопившееся напряжение.

— Погоди, у меня ещё есть десерт! — Максим встаёт из-за стола и уходит на кухню.

Через минуту он приносит прозрачную стеклянную миску с чем-то вроде пудинга внутри.

— Как ты успел? — искренне удивляюсь я.

Качалов ставит блюдо на стол передо мной.

Погружаю зубцы вилки в нежную кремовую массу. Там, на дне, кусочки каких-то фруктов… Тонко порезанные дольки клубники. Пахнет сливками, ванилью и ягодами...

Отправляю десерт в рот. Он тает на языке, оставляя во рту приятную сладость.

М-м-м…

Съедаю ещё немного, а потом ещё.

— Очень вкусно! — признаюсь я. — Просто пальчики оближешь! Как ты заставил пудинг успеть застыть?

— Секрет, — Максим двигает ближе ко мне мой бокал с вином.

Запиваю десерт и наслаждаюсь гармонией вкуса терпкого вина и сливочного десерта.

28. Максим

Делаю вид, что смотрю на звёзды. Они, конечно, красивые, но стоящая рядом бывшая жена кажется мне куда более привлекательным зрелищем.

Даже если рассматривать её просто как картину, без намерения заняться сексом, всё равно вставляет. Юлю хочется разглядывать и наслаждаться тем, какое совершенство умеет творить природа.

Хрупкие плечи. Тонкие линии ключиц в вырезе блузки. Лёгкая пластика. Юля двигается не как танцовщица или томная кошечка, нарочно утрирующая свою грацию. Юля естественна, и в этом до невозможности трогательна. Её движения изящны не потому, что они выучены и отрепетированы. Она двигается так же просто, как дышит.

Никакого притворства и улучшения себя. Она такая. Красивая и искренняя.

И мне нравится любоваться расслабленной Юлей. Пусть даже исподволь. Краем глаза — чтобы не спугнуть её открытость.

Она немного ослабила оборону, и мы можем поговорить…

Вот что мне неясно — зачем я её провоцирую? Просто не могу удержаться.

Собирался ведь просто расспросить об этом её «своём счастье». Хотел понять, что она туда вкладывает. А потом зачем-то выдал:

— Почему бы тебе не родить от меня?

Просто сам я всё отчётливее понимаю, что Юля для меня и есть то самое — «своё». Моя женщина.

Глупо понять это через два года после развода. Ещё тупее было не дойти до этого, пока были вместе.

Зачем я её отпустил? Зачем вообще смотрел на других? Они не могут дать и толики тех эмоций, что бурлят в груди рядом с бывшей женой.

Она будто и есть звезда с неба. И в сердце рождается незнакомый прежде трепет от того, что можно просто стоять рядом.

Я хочу обладать этой звездой. Хочу, чтобы она светила мне. Для меня. Хочу совместных детей и ездить на праздники в её место силы.

Кажется, она и есть моё место силы...

— Максим, твоё чувство юмора бывает странным… — Юля опускает голову.

Заправляет прядь светлых, словно сплетённых из звёздного света волос за ухо и поджимает губы.

— Да, прости, плохая шутка.

Я повторю это предложение позже, когда она будет готова.

Ведь если она действительно моя женщина, то не может так быть, чтобы нельзя было вернуть… нас…

— Уже поздно, я пойду спать… — говорит она.

Кидаю взгляд на наручные часы.

— Десять вечера, Юль. Для чего поздно? — уточняю я.

Кусает губы…

Хочется обнять её в этой беззащитности и пообещать, что всё будет хорошо. Но… она не поверит. А я не умею, на самом деле, делать ей хорошо. Хоть и хочу научиться.

— Поздно для нас, — шепчет она и отворачивается.

Тянет схватить за плечи, встряхнуть и потребовать, чтобы призналась, что любит. Потому что это правда. Она меня не забыла, как и я её.

Все её реакции говорят об этом. Каждый отведённый взгляд.

Юля думает, что можно перечеркнуть свои чувства. Отказаться от них. Я потратил на это два года и сдался. А вот она пока не сдалась…

Знаю, что сам виноват. Знаю, что предал её доверие. Облажался и всё испортил…

Будь на её месте, сам бы не простил такой херни.

Но… я не на её месте. И мне, как воздух, необходим её свет…

— Спокойной ночи, Юля.

Я стараюсь подарить ей нежность хотя бы словами, раз прикосновения пока под запретом.

— Спокойной ночи… — бормочет сбивчиво, неуверенно.

Оборачивается через плечо. Растерянный, но такой пронзительный взгляд голубых глаз заставляет сжаться сердце.

Вспоминается наша первая встреча. Её открытая улыбка, от которой перехватило дыхание. Я вспоминал об этой улыбке, пока мы падали в тайгу. И вот сейчас почему-то вспомнил…

— Юль, а можешь… улыбнись мне, пожалуйста? — вырывается само собой.

Голос почему-то хриплый.

В голубых глазах появляется удивление, а потом… грусть.

Взгляд бывшей жены остаётся печальным. Даже обречённым. Я вижу в нём ту же боль, что мучает и меня.

А губы Юли растягиваются в улыбке. Она не фальшивая. Юля не умеет притворяться. Это действительно улыбка.

Только она светится не счастьем, а печалью…

Совсем не то.

Я чувствую глубокое разочарование от того, что не могу получить ту её улыбку. Как не могу достать звезду с неба.

И это моя вина. Я убил в ней счастье, и теперь, как дурак, отчаянно хочу увидеть его вновь.

29

Кажется, происходит то, чего я так сильно боялась.

Рядом с Качаловым я… вспоминаю, как сильно его любила.

Можно было прятаться от своих чувств два года. Жить словно в анабиозе… Отрезать себя от прошлой жизни в надежде на то, что со временем станет легче. Но стоило увидеть его снова, поговорить, провести вместе время, как я снова сгораю изнутри.

Когда я разводилась, сердце превратилось в кровоточащие осколки. Когда уехала, оно будто заморозилось. Перестало на время чувствовать.

А вот теперь разморозилось…

И мне снова очень-очень больно!

Как же это несправедливо! Почему я не могу просто забыть человека, который меня предал? Почему не способна убить в себе чувства к нему и жить дальше счастливо?

Ну почему?!

Приезда Саши я жду, как спасения. Считаю часы и минуты.

И когда водитель Качалова привозит из аэропорта сестру, я несусь к ней с Тошкой на руках, не теряя ни секунды.

— Юля! Антошенька! Родной мой… — сестра обнимает нас крепко-крепко.

И тут же начинает плакать.

Тошка без ума от счастья. Верещит от восторга и прижимается к Сашке всем телом. Сестра зацеловывает его и никак не может остановиться.

Отхожу от них на шаг. Пусть насладятся встречей.

На лице Саши остались следы от перенесённой ветрянки. Свежие маленькие шрамики по всей коже. Думаю, они выровняются со временем. Но пока выглядит пугающе…

— Не дрейфь, у меня есть справка, что я больше не заразна! — сестра подмигивает, заметив мой взгляд.

— Да ну тебя!

Я ведь не за себя боюсь. И вообще не боюсь. Просто переживаю за неё и Тошку.

— Максим! — Саша замечает вышедшего к нам Качалова.

Сует мне в руки сына, идёт к моему бывшему мужу и без всякого стеснения стискивает его в крепких объятиях.

— Спасибо, что помогаешь! Это… не представляешь, сколько это значит! — говорит сестра.

Ловлю немного растерянный взгляд Качалова и усмехаюсь.

Он видел Сашу на нашей свадьбе и, можно сказать, всё. Внешне мы очень похожи. Но внутри совершенно разные. Саша — энергичная, деловая и хваткая.

Не стесняется и, обычно, ничего не боится.

Она благодарит Максима столько раз, сколько считает нужным, и ей наплевать, что он уже просил больше этого не делать.

— Так, через час нужно быть в больнице! — напоминает Качалов.

Я помогаю Саше собрать Тошку и обнимаю племянника напоследок.

— Так волнуюсь из-за операции… — шепчет сестра мне на ухо, прижимая к груди Тошку. — Ты ведь останешься, пока Дима не прилетит?

— Ну… если хочешь… — уклончиво отвечаю я.

Качалов, который, вроде бы, даже не слушал наш разговор, тут же встревает:

— Конечно, Юля, оставайся. Поможешь сестре, а потом все вместе улетите.

Тут же хочется сделать не так, как он говорит. Наперекор.

Но оставлять Сашу одну, раз ей требуется поддержка, я не стану.

— Хорошо, конечно, ты можешь на меня рассчитывать, — кошусь в сторону Качалова и злюсь, заметив в его глазах огонёк триумфа.

Чему он радуется?

— Ты тоже так сильно мне помогла… — сестра целует меня в щёку. — Так… сегодня мы с Тошкой ложимся в больницу. Готовимся к операции… а ты тут отдыхай. Устрой себе выходной. Наверняка, даже ни с одной подружкой не успела встретиться из-за наших проблем.

Если бы не эти проблемы, я бы и не оказалась в Москве…

— Хорошо, позвоню кому-нибудь, — обещаю я.

— Хочешь, отвезу тебя в центр? — спрашивает Качалов.

— Нет, не нужно, — качаю головой.

После того как отвозим Сашу и Тошку в больницу, я звоню подруге, вместе с которой снимала когда-то квартиру.

Кира с радостью соглашается встретиться.

Саша права — мне просто необходимо отвлечься и выдохнуть. А еще побыть вдали от бывшего мужа, а то уже совсем какие-то глупости в голову лезть начинают.

Типа той, что мы можем попробовать ещё раз.

Идём с Кирой в наше любимое кафе недалеко от дома, в котором мы когда-то снимали квартиру. Заказываем себе по пирожному и погружаемся в ностальгию по тому времени, когда мы обе были студентками.

Разговорившись, рассказываю ей и о том, зачем приехала в Москву, и, в общих чертах, о проблемах с бывшим мужем…

— Так, ладно, с тобой и Качаловым всё понятно… — отмахивается Кира, — у вас впереди секс, потому что вам обоим хочется, а дальше — видно будет… Может, потрахаетесь — и вас обоих отпустит…

Смотрю на подругу с осуждением. Я ей тут душу изливаю, а она мне что предлагает?

— Ты лучше прямо сейчас позвони тем красавчикам, друзьям твоего бывшего, о которых ты упомянула! — требует Кира. — А то ты их так описала, что у меня уже слюнки текут…

30. Максим

Спускаюсь по ступенькам и подхожу к Антону. Честно стараюсь держать себя в руках.

Но…

Какого хрена вообще?

Это что — вызов? Привезти мне Юлю после того, как… понятия не имею, после чего!

Что они делали вместе?

Ревность скручивает внутренности узлом. Хочется врезать Тохе. И не важно, что он скажет.

— Привет, дружище, — Тоха поигрывает мышцами на плечах, предупреждая, что готов отвечать за свои действия.

— Привет, — перевожу взгляд на Юлю, вылезающую из машины. — Как выходной, милая? Поболтала с подружкой? Хорошо провела время?

Угроза в моём голосе говорит сама за себя.

— Макс, прекрати! — требует Юля, хмурясь. — У тебя нет права предъявлять мне претензии!

— Тебе — нет, а ему — да… — перевожу взгляд обратно на Тоху.

— Да идите вы… — Юля машет на нас рукой и взбегает по ступенькам вверх.

Уходит в дом, хлопнув дверью.

— Даже не попрощалась, — разочарованно тянет Тоха.

— Я за неё попрощаюсь, — улыбаюсь другу и тоже разминаю плечи.

Антон становится неприятно серьёзным. Такое с ним случается крайне редко.

— Слушай, Макс, давай так… — говорит он, — Юля — твоя бывшая жена, вижу, что между вами ещё не всё кончено. И я не лезу, честное слово, но… если у вас и в этот раз не срастётся, то я заберу её себе. Без обид.

— Срастётся, — обещаю себе и Тохе.

Без вариантов. Я не отпущу Юлю. Не хочу обратно в ту паршивую пустоту, которая была без неё.

Тоха кивает, а потом садится в свою тачку и уезжает.

А я давлю в себе неадекватную ревность. Злость стучит в висках. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки.

Возвращаюсь в дом с мыслью, что надо уйти к себе. Закрыться от Юли — на всякий случай. Потому что слишком плохо сейчас с самоконтролем…

Поднимаюсь по лестнице, когда в спину мне летит:

— Завтра я уеду в отель, Макс, или даже сегодня!

Хорошо, что я запер дверь на ключ. Хрен она куда-то свалит. Поэтому просто продолжаю молча подниматься по ступенькам дальше.

— Ну и супер! — доносится до меня взвинченный Юлин голос. — Сейчас схожу за чемоданом и закажу такси!

Медленно разворачиваюсь. Смотрю на неё сверху вниз.

Юля стоит на первом этаже у самой лестницы. Вид воинственный, даже боевой.

До чего же она… хороша! Нарывается, зараза, сверкая своими голубыми глазищами…

— Иди к себе в комнату, — велю я. — Поговорим завтра.

Едва выдавливаю из себя слова. Потому что мысленно уже схватил бывшую жену, повалил на ковёр в холле и стянул с неё эти дурацкие джинсы.

Стояк давит на брюки и на мозги. Не сорваться бы… Не хотелось бы… обижать…

— Ты… — Юля давится словами, а в её глазах вспыхивает ярость. — Мы не вместе! Не встречаемся! Ничего подобного. У тебя нет права злиться за то, что я просто сходила куда-то с твоим другом!

Молчу.

— И… и что такого, если бы не просто сходила, а? — Юлю явно уже несёт.

Голубые глаза лихорадочно блестят. Голос дрожит, словно в нём звенит колокольчик.

— Ты же сам изменял! Так что теперь? Что в этом такого?! — почти кричит она. — Это же нормально, по-твоему, не останавливаться на одном человеке! Да?!

Ну всё. Не могу больше!

Срываюсь с места. Пускаюсь к ней вниз.

Юля замолкает и шарахается назад. Пугается того, насколько стремительно я приближаюсь.

И выражение лица у меня, наверное, страшное…

Почти грубо хватаю её ладонь и прижимаю к своей груди. Вдавливаю хрупкие пальцы в кожу через ткань рубашки. Хочу, чтобы она оказалась под кожей. Она уже там, на самом деле…

Хватаю другой рукой её за затылок и давлю. Заставляю прижаться лбом к моему лбу.

— Нет, не нормально… оказывается, это больно… — шепчу хрипло.

Сердце под её ладонью гулко стучит.

— Да! Чертовски! — выдыхает Юля. — Словно ножом в живот, не так ли?

— Да… — ловлю каждый её вдох и выдох.

Не могу заставить себя разжать руки. Не могу отпустить…

— А за что? — на глазах Юли появляются слёзы.

Она моргает, и они скатываются вниз по щекам.

— За что ты так со мной? — шепчет моя девочка едва слышно.

— Прости, малышка…