Вернуть истинную

Глава 1

Мэдисон

Год спустя
Осторожно войдя в комнату, я почувствовала, как на моем лице сама собой появилась слабая улыбка. Буквально на цыпочках я подошла к окну, закрывая занавески, чтобы солнечный свет не проникал сюда, создавая уютную полутьму.

После медленно приблизилась к своему единственному и любимому мужчине. Мое сердце замирало каждый раз, когда я смотрела на него.

— Маленький мой, — прошептала я, осторожно поглаживая его по щеке.

— Мой малыш, мой сын. Николас.
Ник захныкал, услышав мой голос. Я бережно подняла его на руки, прижимая к груди, и начала кормить. Не могу на него наглядеться, не могу поверить, что он у меня есть. Мой маленький Николас.
Сглотнув, я осторожно поцеловала своего малыша в лоб, зажмурившись.

Мой сын.

Сын Хьюго, о котором он, скорее всего, никогда не узнает. Эта мысль пронзила меня насквозь, смешивая радость материнства с горьким сожалением.

Я стала качать его, баюкая, осторожно похлопывая по спине. Внутри меня боролись два чувства: безграничная нежность к моему сыну и невыносимая тоска по Хьюго. Я старалась не вспоминать, не думать, но это было невозможно. С того самого дня, как я приехала сюда, каждый день и каждую ночь мысли были только о нем.

Прошел уже год, но он никуда не уходил из моей души. Я все еще любила его. Вздохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

Хотела же не вспоминать, но ничего не выходит, как бы я не пыталась этого сделать.
Ник начал хныкать, видимо, мое состояние передавалось ему. Я осторожно вышла из комнаты, укачивая его на руках.

— Проснулся богатырь твой, — встретила меня Глинда, улыбаясь.

— Сама поешь, вся исхудала. Она взяла сына с моих рук.

Я благодарно кивнула ей и, опустившись на стул, почувствовала, как тяжесть в груди, не покидавшая меня с самого рождения малыша, снова навалилась с новой силой.

— Спасибо вам, — проговорила я.
— Что бы я без вас делала.
— Пустое, Мэди, — Глинда посмеялась.
— Я тебя всю беременность выходила, ты уже сто раз спасибо сказала и продолжаешь. Я смутилась, помешивая суп. Есть совсем не хотелось, но я понимала, что должна есть ради сына.
— Ешь, силы тебе нужны, все-таки сына растить нужно, — напомнила она. Я кивнула, поднеся ложку ко рту.
— Не нравится мне твоя слабость, Глинда снова посмотрела на меня с беспокойством. — Уж слишком ты похудела, да и чувствую, как слаба ты. Я потупила взгляд, не в силах ответить.

Сама это замечаю, но что делать, не представляю, чувствую, как внутри все сжимается.

— Отцу то его сказать не думаешь? — вопрос Глинды застал меня врасплох. Я сглотнула, ощущая, как от одной только этой мысли по моему телу пробежала дрожь.

Я много думаю над этим. Но если ему я была не нужна, зачем ему наш ребенок? Вдруг ему он тоже не нужен? А навязываться я не хочу. Не хочу, чтобы он думал, что я вешаю на него своего ребенка.

— Твой сын не просто ведун, Мэди, но и волк. Это сразу ощущается. Сама ты его вырастить не сможешь. Ему нужен тот, кто поможет с оборотом. Вдвоем мы с тобой это сделать не сможем.

Я зажмурилась, ведь сама это прекрасно понимала. Но Ник пока еще совсем малыш. Я родила его только три месяца назад. Всю мою беременность я чувствовала себя хорошо, только после родов начала болеть.

А когда узнала о беременности. Плакала. Мне было так обидно, что мой сын родится в тайне от своего отца. Но ничего уже нельзя было поделать. Метка исчезла, как и говорил Захарий. Но чувства мои никуда не делись.

Они становились только сильнее с каждым днём. Я хотела узнать, как он там, но не могла. Хотела увидеть его, часто плакала от того, что он не видел, когда я была беременна, не видел его рождения, не видел его совсем крошечного.

Я вздохнула, отложив ложку. Закрыла лицо руками, пытаясь унять дрожь, сотрясающую мое тело. Целый год разлуки с ним.

Целый год я ничего не слышала о нем. Страх перед встречей с ним сковывал меня. Боязнь увидеть его холодные глаза, в которых, как я знала, нет места для меня. Ведь я скрыла от него самое дорогое – его сына.

Как я буду выглядеть в его глазах? Как мать-обманщица, которая посмела утаить от него частичку его самого?

Если вдруг увижу его, я боюсь, что не смогу совладать со своими чувствами, которые пытаюсь подавать, пытаюсь абстрагироваться от них. Пытаюсь не чувствовать ничего.

Меня передернуло от необъяснимого холода. Несмотря на тепло, разливающееся по дому, я не могла согреться.

Мой внутренний огонь, который раньше согревал меня, теперь казался едва ощущался во мне, готовый погаснуть в любую минуту.

Я не говорила об этом Глинде, зная, что и так слишком ее обременяю. Мы живем на окраине, в небольшой хижине, и каждый день – это борьба за выживание. Я чувствовала себя такой обузой, такой беспомощной.

Глинда приняла меня, такую глупую, беременную, не знавшую, что делать дальше, и заботилась обо мне, как о родной.

— Не плачь, Мэди, — ее голос, мягкий и успокаивающий, прозвучал рядом.

— Всё будет хорошо. Я помогу тебе столько, сколько нужно. Не плачь. Такая глупенькая. Любишь сама своего волка, ребенка от него лелеешь, хотя не истинные больше.

— Я не люблю его, встала, поспешно отворачиваясь от неё, чтобы она не видела моих слез. Не хочу, не хочу показать, что ещё что-то чувствую. Ведь мне должно быть бол но, я должна его ненавидеть, должна. Но ничего не выходит.

— Твой сын будет одним из сильнейших, кого видел мир, — продолжила она.

— На ровне с Алексом, наследником нашего клана. Я сглотнула, чувствуя, как ком подступает к горлу.
Сама это понимаю, что скрывать уже не имею права, ведь мой сын, наш сын, оговорилась, вздохнула, сжимая кулаки.

Слишком тяжело, слишком больно, я не знаю, как справилась со всем этим. Только мой малыш держит меня, только благодаря нему я не раскисла, не пала в отчаяние. Без него я бы не выбралась.

Ник заплакала, осторожно взяла его на руки. Его глазки, такие же глубокие и зелёные, как мои, смотрели на меня. Но все остальное, все остальное было от Хьюго.

Глава 2

Хьюго
Я разминаю спину, каждый позвонок хрустит с болезненным, но привычным щелчком, готовясь к атаке.

Взгляд, острый как кинжал, пригвождает одного из моих воинов. Я чувствую, как напрягаются мышцы, как внутри клокочет тёмная энергия.

Тренировку никто не отменял, даже если я был не в настроении.

А я всегда не в настроении. Это стало моей второй натурой, вечным мрачным спутником, который лишь усилился после, после всего.

— Ну что, готов? — крикнул я, и мой голос прогрохотал по тренировочному двору, заставляя парня дрогнуть.

Малец. Он ещё не знает, что значит сражаться по-настоящему, с той яростью, что кипит во мне.

С первым же вдохом я перевоплотился в своего волка.

Шерсть прорезалась сквозь кожу, кости ломались и срастались заново, а мир вокруг мгновенно обострился.

Каждый запах, каждый шорох, каждая капля страха, исходящая от этого юнца, била по рецепторам.

Чувства обострились до предела ещё вчера, после того, как она снова появилась в моей жизни, и теперь эта дикая, неконтролируемая энергия рвалась наружу.

Я приготовился, когда воин бросился в бой.

Отступил с грациозностью хищника, давая ему ложную надежду, возможность хоть как-то задеть меня.

Мои волчьи глаза, полные дикой мудрости, наблюдали. Я изучал каждое его движение, каждый удар, каждую ошибку.

Его техника была неуклюжа, предсказуема. Но он имел хороши навыки, если будет тренироваться ещё больше то станет хорошим бойцом.

И вот настал уже мой черёд.

Парень совсем выдохся, его удары стали медленными и отчаянными, он не смог достать до меня.

Одним молниеносным движением я опрокинул его на землю, а затем, не издавая ни звука, лишь силой своей воли, мысленно приказал ему подчиниться.

Тот заскулил, жалкий, почти детский звук, стоило мне это сделать. Его тело мелко дрожало под моим невидимым давлением.

Я вернулся обратно в облик человека, ощущая, как горячая волна дикой силы отступает, оставляя лишь послевкусие горечи.

Сплюнул в сторону, часто дыша. Для меня это разминка, когда для них целый бой.

— Прошёл. Следующий! — крикнул я, не дожидаясь, пока этот встанет.

Несколько часов провёл на тренировке, истощая себя до предела, пока не почувствовал, что гнев немного отступил, уступая место лишь вымотанной усталости.

И всё равно, единственный образ, её желанный образ, не уходил из головы.

Она не уходила. Я сжал кулаки до побелевших костяшек, впиваясь ногтями в ладони.

Не хотел думать о ней, не смел. Не хотел вспоминать о том, что могло быть, о том будущем, которое я сам разрушил.

Целый год. Ровно год прошёл с того дня, когда она уехала, когда мы расстались, когда я, как идиот, отпустил её.

Отпустил, зная, что это будет стоить мне всего.

Я взъерошил свои волосы, чувствуя, как внутренняя агоняя бурлит внутри меня, съедает изнутри.

Выхватил ножи, сжимая рукояти так сильно, что они, казалось, должны были сломаться.

Помню, как дурак, пришел к её комнате а последни день, не решаясь зайти.

Знал, что она не спит, знал, что её терзают те же мысли.

Вместо того, чтобы уйти, просидел под её дверью целую ночь в тот день. Зачем?

Просто мне было это необходимо.

Как не зашёл тогда? Не знаю, как смог остановиться. Что-то внутри кричало, рвалось к ней, но я заглушил этот порыв, заковал его в цепи своей упрямой гордости.

Не мог я выдержать того, что творилось внутри, того обжигающего пламени, которое готово было испепелить меня изнутри.

Я прав, я всегда прав, я не должен иметь слабостей, не должен был пасть перед ней. Но все-таки это случилось.

Думал, что станет легче, если я не выйду проводить её. Что если не увижу, то боль будет не такой острой, что сердце не разорвётся на части.

Но сделал только хуже. Для себя в первую очередь. Ведь сам следил за каждым её движением из своего проклятого укрытия.

Видел, как она садилась в повозку, как её плечи дрожали, как она резко обернулась, словно почувствовала мой взгляд, моё присутствие.

Видел, как ей было больно, как блестели слёзы на её глазах. И видеть это было не выносимо.

Но так было лучше, говорил я себе. Лучше для всех. Ложь.

Доложили, что все мои подарки принимать не стала, все осталось лежать ровно так, как и принесли. Все украшения были осталены, все платья. Служанки сказали, что она взяла все самое простое, это злило. Ведь я четко ей дал понять, что это в моей власти, но она поступила по своему. Отправляю ли я деньги, каждый месяц, много, не экономлю на ней нет. Пусть живет в достатке.

Лучше не стало.

Она уехала, и без неё я стал лютовать. Моя ярость, которую я прежде как-то сдерживал, вырвалась наружу.

Никто не смел связываться со мной, никто не смел что-то мне говорить в ответ. Они видели моё состояние – глаза, полные дикого огня, сжатые челюсти, готовность разорвать любого, кто посмеет приблизиться.

И молчали, всё, до единого. Приказал не напоминать о ней.

Я думал, что смогу справиться, пережить это, забыть. Но не смог. Не смог даже до сих пор. Сердце ноет, болезненно сжимается при каждом воспоминании.

Я думал, что остался прежним, чтоничего не может меня изменить, но она смогла.

Все мысли только о ней, о её уходе, о её глазах.

Ничего не помогало заглушить эту боль, эту тоску, что грызла меня изнутри, превращая в зверя.

Я сглотнул, сухой ком застрял в горле, и, выругавшись про себя, начал метать ножи.

Лезвия со свистом рассекали воздух, впиваясь в деревянный щит с глухими ударами. Один. Второй. Третий. Точные, смертоносные броски, доведённые до автоматизма.

Но всё это было впустую, совершенно без толку.

Руки двигались, тело работало, но разум отказывался подчиняться.

"Не думай о ней, — приказывал я себе, стискивая зубы.

— Не смей думать". Но её образ, как заноза, глубоко сидел под кожей, отравляя каждую мысль, каждый вдох.

Я даже убрал слежку с того места, где она живёт. Отдал приказ,чтобы молчали, чтобы не упоминали о ней.

Глава 3

Хьюго
Разъярённый, я зашагал в сторону замка, внутри всё клокотало. Каждый день, с утра до ночи, я обучаю молодых волков, гоняю их до седьмого пота, тренирую безжалостно, не жалея никого.

Это не в моих правилах — проявлять слабость или снисхождение. Меня никто не жалел. Стоит вспомнить Вальтера, который не жалел никого из нас.

Его жестокость, его беспрекословные требования выковали нас.

От этого мы и стали теми, кем являемся сейчас — самыми сильными и опасными волками в этих землях.

Эта мысль дарила горькое удовлетворение, но не заглушала боль.

Я сглотнул, чувствуя, как желчь подступает к горлу, и огрызнулся, услышав за спиной шаги, которые совершенно меня не волновали.

Обычно я чувствую чужое присутствие ещё до того, как его обладатель приблизится, но сейчас моё сознание было затуманено, погружено в водоворот собственных терзаний.

— Я занят! — гаркнул я, даже не пытаясь разобрать, кто это посмел нарушить мой покой, и рванул в свои покои.

Мысли и дела витали где-то далеко, все они крутились вокруг мышки. Её хрупкий образ.

Я зажмурился, облокотившись обеими руками о тяжёлый дубовый стол, пытаясь унять дрожь, пробирающую тело.

— Значит так ты встречаешь брата? — Голос. Спокойный, насмешливый, до боли знакомый.

Я замер, дыхание перехватило. Логан. Резко развернулся, и перед моими глазами предстала его фигура, расслабленная, уверенная.

Он улыбался своей самодовольной, ехидной улыбкой, в которой сквозило лёгкое осуждение.

— Удивлён? — Он раскинул руки.

— За год ни привета, ничего, даже письма не отправил. Между прочим, матушка волнуется.

Я сглотнул, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу.

Он не знает. Никто из них не знает, что я сотворил. Теперь он здесь, и его присутствие лишь усиливает гнетущее чувство надвигающейся расплаты.

— Почему без предупреждения? — хладнокровно спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, без единой эмоции.

— Вдруг меня бы тут не оказалось. Мои руки дрожали. Я налил себе воды, осушил бокал одним залпом, затем налил второй.

Пытался унять бушующее сердце внутри, заглушить его бешеный стук.

— Думаешь, меня бы это остановило? — Логан приподнял бровь, и в его глазах промелькнула искра понимания. Он всегда видел меня насквозь.

Я чувствовал, что здесь что-то не то, что его появление неспроста. Я оскалился, обнажая зубы, и с такой силой сжал бокал в ладони, что тонкое стекло жалобно скрипнуло.

Должен игнорировать. Должен игнорировать всё то, что творится внутри, всю эту бурю эмоций, эту панику.

Только тогда буду спокоен. Только тогда смогу нормально смотреть на вещи, принимать решения.

Я слабо кивнул ему, потупив взгляд, не в силах выдержать его пронзительный взор.

— Один приехал или с Сереной? — спросил я, ощущая странную неловкость.

— С ней, — Логан усмехнулся, в его голосе прозвучали нотки нежности.

— Не могу её одну оставить, ты же знаешь. Я зажмурился, кивнув ему в знак согласия. Знаю.

Конечно же, знаю. Он бережёт её, трясется над ней.

И это понятно. Любой бы так поступил, зная, что с твоей истинной сделали.

Это слово. Оно впилось в меня, раздирая изнутри, как коготь. Боль снова вспыхнула, острая и невыносимая. Истинная.

— Ну, вижу, ты неплохо здесь устроился, — Логан понимающе усмехнулся, его взгляд скользнул по моим покоям.

Он подошёл ко мне, и мы пожали друг другу руки.

Его хватка была крепкой, но в ней не чувствовалось прежней дикой агрессии. Логан стал другим. Серена изменила его, разумеется, в лучшую сторону.

— Покажешь свои владения? — Я повёл его за собой, надеясь, что хоть так смогу отвлечься от этих мучительных мыслей, от этого грызущего изнутри ощущения потери.

Шаги отдавались эхом по коридорам, но я почти не слышал их, погруженный в свой внутренний хаос.

— Сам как, мама? — спросил я у него, смотря перед собой, в пустоту, а не на брата.

Сжимал кулаки, ощущая его пристальный взгляд на себе, словно он пытался прочесть мои мысли.

— Дела стоят, укрепляем границы, как и приказал Вальтер, — ответил Логан, его голос был непривычно серьёзен.

— Мама тоже хорошо живёт с нами. Он кивнул мне, и в его глазах промелькнула теплота, от которой мне стало ещё более не по себе.

Понравилась бы ей Мэди. Эта мысль вспыхнула яркой искрой и тут же была отброшена. Они ни к чему.

Я выше чувств, я кремень, которого никем не пробить, никто не сможет. Даже она.

— Хорошо, — только и ответил я, не в силах добавить ничего больше. Моё горло сдавило,

— Ты стал странный, Хьюго, — Логан внезапно произнёс это, и его голос был полон беспокойства.

— Не припомню, чтобы ты таким был. Я молчал, сам же бесился от того, что это так заметно. Что моя маска, которую я так старательно носил, дала трещину.

— Ерунду не неси, — жёстко отчеканил я, пытаясь вернуть прежнюю властность в свой голос. В нашем тандеме я был старше, и это означало, что ответственность была на мне. Ответственность за всех, за всё.

Я показывал ему свои владения, неохотно рассказывая о новых пристройках, об укреплениях, о тренировочных площадках.

Слова выдавливались из меня с трудом, каждое из них казалось пустым и бессмысленным.

Остановившись в моём кабинете, я опустился на стул, ощущая, как тяжесть давит на плечи. Логан же расположился напротив, в своём привычном расслабленном стиле, но его взгляд был острым, испытывающим.

— Надолго? — спросил я, взъерошивая волосы. Чувствовал, как напряжение нарастает. Логан откинулся на спинку стула, закрывая глаза на миг, словно собираясь с мыслями.

— Опасно в округе, — начал он, и в его голосе прозвучало непривычное беспокойство.

— Слышал, что Верховная творит? Я скривился только от мысли о ней.

— Слышал, — ответил я, чувствуя, как злость снова поднимается.

— Сам бешусь, что достать её не можем. Думал Майк сможет, но. Я выругался, вспомнив нашего друга, который отправился по её следу.

Глава 4

Мэдисон

Я мягко укачивала сына, прижимая его к себе, вдыхая сладкий запах его кожи

Медленно покачиваясь из стороны в сторону, сама думала над тем, как же безвозвратно изменилась моя жизнь.

За окном уже темнело, и мне почему-то было очень неспокойно.

На душе тяжело, словно навалился огромный камень. Странное, неприятное предчувствие охватило меня, будто что-то должно произойти, что-то неотвратимое, но я не понимала что.

Сглотнула вязкую слюну, пытаясь успокоиться, убедить себя, что волноваться не о чем. Никто не знает, что я здесь. Никто не должен знать. Я просто сильно разволновалась. Это всё нервы, подумала я, но сердце продолжало колотиться где-то под рёбрами.

Ник закряхтел, нарушив тишину. Я тут же наклонилась над ним, моё сердце сжалось от беспокойства.

— Тихо, сынок, — прошептала я, стараясь успокоить его дрожащим голосом. Легонько погладила его по тёплой, маленькой ручке. По ночам он плохо спит, часто просыпается, кряхтит и плачет, и каждый раз это разрывает моё сердце на части. Я чувствую себя такой беспомощной в эти секунды.

Его глаза, большие и глубокие, внимательно следили за мной в полумраке комнаты. Заметила на его щечках крошечные ямочки, которые появлялись, когда он пытался улыбнуться или просто шевелился.

Глинда говорила, что он ещё маленький, для трехмесячного ребенка, а то и понятно. Мой малыш родился слабым, таким хрупким.

Захарий помогал. Они с Глиндой выходили меня, когда я заболела.

Поцеловав Ника в лобик, ощутив его тёплую, мягкую кожу, я осторожно, едва дыша, положила его на нашу скромную кровать.

Он уютно свернулся клубочком, тихонько засопев во сне. Сама же стала готовиться ко сну, стараясь отогнать дурные мысли. Взгляд невольно зацепился за мешок с монетами, лежавший на небольшой тумбочке.

Я вздохнула, тяжёлый вздох, полный смешанных чувств, и взяла его в руки. Снова отправил. Хьюго. Покачала головой, взвесив мешочек в ладони. Золото приятно оттягивало руку, и я чувствовала его холодную тяжесть сквозь ткань.

Подойдя к старому деревянному комоду, я осторожно открыла его, затем выдвинула тайный ящик, скрытый под двойным дном.

Внутри уже лежали такие же мешочки. Это были его деньги, которые он продолжал присылать, несмотря ни на что.

Для себя не брала ничего, кроме самой необходимой мелочи, только на нужды сына, на еду, на одежду, и все остальное , если понадобятся. Ну и для Глинды, конечно, за её помощь.

А для себя, для себя не смела. Я не имела на это права.

Убрав мешочек с монетами обратно в тайный ящик, я медленно закрыла его. Расплела длинную косу, позволяя волосам водопадом упасть на плечи, и провела по ним пальцами. Каждый жест был наполнен задумчивостью, взгляд устремлённый перед собой.

Рукав сам собой стянулся, обнажая предплечье. След от метки, нашей общей, той, что связывала нас, всё ещё остался. Едва заметные, почти стёртые, буквально пару росточков, еле виднелись на коже, но они были.

Они были напоминанием, постоянным, болезненным свидетельством того, что когда-то существовало.

Я зажмурилась, пытаясь отгнать воспоминания о нём, о его прикосновениях, о его голосе, о его взгляде. Нельзя. Запрещено. Я повторяла это как заклинание, чтобы удержать себя на грани.

Но в душе так хотелось узнать, как он там, как поживает, думает ли обо мне. Вряд ли. Если бы думал, не допустил бы этого. Не позволил бы нашей связи разорваться. Эта мысль пронзала насквозь.

Взглянула на сына, который мирно спал в и у самой сердце сжалось. Так сильно. Ведь Хьюго не видит его, не знает. От этого и больнее. Эта боль была самой острой, самой невыносимой.

Боль матери, которая лишила своего ребёнка права на отца, на часть себя.

Я обняла себя за плечи, словно пытаясь удержать ускользающее тепло, но холод внутри не отступал. Как бы ни пыталась себя обмануть, убедить, что всё забыто, что всё позади, но ничего не выходило.

Я люблю его. Эта мысль была как жгучий уголёк, который я пыталась спрятать глубоко внутри, но он всё равно обжигал, проникая в каждую клеточку. Я не должна его любить.

Но ничего не поделать. Моё сердце продолжало биться в унисон с его несуществующим ритмом, вопреки всему.

Это осознание пугало до дрожи.

Я боялась встречи с ним, как огня. Боялась увидеть в его глазах холод, гнев и злость, ведь наверняка они там будут.

Я была в этом уверена. Хьюго не из тех, кто простит такое, я скрыла его ребенка. Он не простит предательства. Я слышала, что по деревушке о нём ходят слухи. О его ярости.

Дотронулась до своих щек, которые горели только от одной мысли о нём. Глупая. Я мысленно отругала себя. Он давно тебя забыл, зачем ты ему нужна будешь? Неопытная девица, которая его даже ничем удивить не сможет.

Я была нелепой, неумелой, не соответствовала ему ни в чем. Почему он вообще должен думать обо мне, если он показал, что ему всё равно?

Значит, и мне должно быть. Я должна была быть сильной, гордой.

Но каждый раз, когда я пыталась убедить себя в этом, боль лишь усиливалась, обволакивая меня, затягивая в бездонную пучину тоски.

Осторожно легла рядом с сыном, ощущая его теплое, маленькое тельце. Я медленно поглаживала его по животику, пытаясь унять своё сердце, которое отчаянно колотилось в груди.

Я взглянула на его пухлые щечки, на милый маленький носик, который время от времени смешно вздергивался, на надутые губки, застывшие в безмятежном сне.

Он был таким крохотным, таким беззащитным, и в то же время таким прекрасным.

Моё сердце сжималось от нежности, смешанной с щемящей тоской.

Как бы отреагировал Хьюго, увидев его? Мой разум предательски подкинул этот вопрос, заставляя сердце забиться быстрее. Что бы он сказал? Полюбил бы? Эти мысли я не должна так думать.

Я зажмурилась, стискивая веки до боли, пытаясь отмахнуться от них, оттолкнуть прочь. Неправильно так думать. Неправильно.

Это лишь причиняло ещё больше боли, возвращая к тому, чего уже нет и, возможно, никогда не будет.

Глава 5

Хьюго
Вылетел из кабинета, направляясь куда угодно, чтобы унять своё сердце. Бесит то, что Логан прав, но уже всё закончилось.

Я не чувствую её. Не чувствую той тонкой нити, что связывала нас, того тихого зова в крови, который прежде сводил с ума.

И не почувствую больше. Пустота. Уже ничего не изменить, даже если бы мне всем сердцем и душой этого хотелось.

Даже если бы я готов был отдать всё, чтобы вернуть то, что было.

Откинул эти мысли, они ни к чему сейчас, совершенно ни к чему.

Чувствую, что Логан идет за мной, хотя я ясно дал понять, что не нужно. Что сейчас я хочу побыть один, что лучше меня вообще не трогать. Я справились, всегда справлялся, всегда сам.

Его присутствие давило. Давило не физически, а эмоционально, создавая ощутимую тяжесть в воздухе.

Он сжал моё плечо, призывая взглянуть на него.
Он буквально развернул меня, останавливая на ходу, прерывая мой нервный ритм.

Я поднял глаза и встретил его внимательным.

— Тебе лучше уйти, если не хочешь поссориться, — на мой ответ послышался смешок Логана.

— Пойми, я как лучше хочу, — произнёс он, чувствуя, как внутри меня нарастает гнев.

— Ты сам не сможешь. Ты же видел мои мучения!

Я усмехнулся, закрывая глаза на секунду, чтобы сдержать вспышку гнева.
Эта усмешка была горькой, полной боли.
— Уже год как могу и дальше получится. Чего ты хочешь от меня добиться? Я всё решил, не лезь!

Резко отчеканил, каждое слово вырывалось с надрывом.

Мой голос дрожал от сдерживаемых эмоций, и я чувствовал, как кулаки непроизвольно сжимаются.

— Так уверен в этом? — спросил он, его голос был на удивление спокойным, что только усиливало моё бешенство.

Я вздохнул, этот вздох был глубоким, тяжёлым, полным усталости от этой бесконечной борьбы с собой.

Внутри всё кипело, но я отчаянно пытался сохранить хладнокровие, чтобы не дать ему увидеть, как сильно его слова меня задевают.

— Что ты чувствуешь к ней? Я же вижу, что тебя ломает изнутри, не ври! Сам знаешь меня, Логан усмехнулся.

В его усмешке читалась и насмешка, и понимание. Он, должно быть, вспоминал, как я когда-то вытаскивал его из подобных передряг, а теперь пришла и его очередь пытаться сделать то же самое для меня.

Его слова ударили в самое больное место, пронзив мою тщательно выстроенную броню.

— Она не для меня. Такая никогда не будет со мной, ясно? Я отвернулся, не желая показывать ему боль, которая искажала моё лицо.

Он видел мои эмоции, хоть я и пытался их скрыть.

— И не надо продолжать этот разговор! Я недовольно поджал губы, сжимая челюсти так сильно, что скулы заныли.

Моё терпение было на исходе, и каждое его слово ощущалось как раскалённый уголь.

— Ты пошёл против своей природы, — прорычал он, и в его голосе прозвучала нотка разочарования, почти гнева.

— Ты не понимаешь, — начал я, чувствуя, как мои собственные слова застревают в горле.

— Она другая. Слишком чистая, слишком хорошая, нежная. Для такого, как я — фраза повисла в воздухе, не законченная, но её смысл был очевиден.

— Значит, ты её уже хорошо узнал, Логан сказал с ухмылкой, которая раздражала до глубины души.

В его глазах блеснул огонёк азарта, он явно наслаждался моим замешательством.

— Ты ещё ни о ком так не говорил, как говоришь о ней. Твой взгляд тут же меняется, когда ты думаешь о ней.

Я зажмурился, стискивая веки до рези в глазах, понимая, что выдаю себя, чёрт возьми!
Каждое его слово было правдой, и это злило меня ещё больше.

— Мы не пара друг другу, — выдавил я, стараясь придать голосу максимально твёрдое и решительное звучание.
ю

— Всё уже решено, и ничего менять я не хочу. — Ложь. Чистейшая, отчаянная ложь, которая жгла мой язык, но которую я должен был произнести.

— Она как раз то, что нужно для тебя, — Логан продолжал давить, его голос стал мягче, но от этого не менее настойчивым.

— Она сможет усмирить твою ненависть, сможет дать тебе то, что так тебе не хватало. Я не на пустом месте говорю, брат, я сам через это прошёл, ты знаешь, ты видел, видел всё. А теперь сам противишься.

Он усмехнулся, бросая на меня проницательный взгляд.

— Закончим на этом, — резко отрезал я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

В его глазах мелькнуло негодование, но спорить со мной он не стал, лишь тяжело вздохнул.

Я взъерошил свои волосы, нервно пропуская сквозь них пальцы, пытаясь убедить себя, что делаю всё правильно, что это единственно верный путь, правильно и никак иначе.

— Как вы, ужились? — спросил я, пытаясь сменить тему, отвлечься от гнетущих мыслей о себе и ней.

Он согласно кивнул, его взгляд стал задумчивым, когда он уставился на меня.

Осознание пришло сразу. В его глазах я увидел ту же тревогу, тот же скрытый страх, который так хорошо знал по себе.

— Не получается, — понял я, что его беспокоит. Логан рвано выдохнул, закрывая глаза на миг, словно пытаясь сдержать что-то внутри.

Аура Логана расшаталась не на шутку, я буквально ощущал волны его беспокойства, исходящие от него.

Мой собственный волк внутри напрягся, готовый к защите, и я быстро подавил его порыв, не позволяя эмоциям взять верх. Мой волк сильнее.

— Нет, — твёрдо и грозно ответил он, и в этом единственном слове прозвучала вся его внутренняя борьба.

— Она смотрит на меня с сожалением в глазах, — сказал он, сжимая руки в кулаки, так сильно, что костяшки побелели.

— Каждый раз в её глазах вижу этот страх, словно она боится смотреть на меня.

— Каждый день я даю ей такую любовь, чтобы не думала ни о чём, — его голос стал глубже, почти рычащим, полное отчаяния.

— Но вижу чувствую, что тревожится, переживает, что не сможет. Но мне плевать, всё выдержу, ведь люблю её, никак иначе.

Он рыкнул, полное волнения, хоть и пытается скрыть это от меня, закрыв глаза.

— Всё будет, брат, — сказал я, положив руку ему на плечо.

Глава 6

Хьюго
Бежал, каждая мышца ныла от напряжения, лёгкие горели, но я не мог остановиться.

А сам злюсь. До сих пор злюсь, что такое допустил вообще, что моя бдительность оказалась недостаточной, что я не смог предугадать этот удар.

Злость уничтожает меня изнутри, она пульсирует в венах, жжёт горло, затмевает разум, но в то же время подстёгивает, заставляя двигаться ещё быстрее.

Только бы успеть, чёрт возьми, только бы успеть!

Логан бежал рядом со мной, его мощный силуэт мелькал в зрении.

Внезапно я оскалился, зарычав низко, утробно. Я тоже учуял это — острый, едкий запах гари, который несся по ветру, становясь всё сильнее с каждым шагом.

Неужели на месте? Неужели мы уже здесь? Моё сердце подпрыгнуло, одновременно от страха и от нетерпения.

За этот год я не мог заставить себя доехать сюда, хоть одним глазком на неё посмотреть.

Просто не имел права, считал я. Моя гордость, мой долг, моя проклятая природа не позволяли этого.

Но контролировал, конечно контролировал, чтобы никто тут не ошивался. В большинстве случаев, чтобы не было мужчин.

Не мог позволить этого, мой эгоизм не давал это сделать, не давал и мысли допустить, что кто-то другой может быть рядом с ней.

Хотя понимал, что не должен так вести себя, что это неправильно, но ничего с собой поделать не мог.

Это была часть моей сущности, тёмная и собственническая.

Зажмурился на долю секунды, когда мы наконец забежали в деревню. Картина была ужасающей.

Гарь была сильная, воздух был густой от едкого дыма, обломки обугленных домов торчали из земли. Но не всё сгорело. Только несколько крайних домов.

Люди были на улице.

Но это совсем не волновало меня, нет. Главное — найти её. Мой внутренний волк выл, требуя её.

— Разделитесь и бегите в разные стороны, чтобы точно обезвредить, смотрите в оба! — мысленно приказал я своим волкам, и они тут же откликнулись, рассыпаясь по горящим улицам.

Сам же ускорился, игнорируя всё, кроме единственной цели.

Я добежал до дома Захария, дом, на удивление, был целый.

Он стоял, словно окаменевший, его лицо было бледным, глаза метались по мне, полные волнения и глубокой обеспокоенности.

Я тяжело дышал, лёгкие горели, каждая клеточка тела была на пределе. Мой волк внутри выл от предвкушения и ужаса одновременно.

— Где она? — мой голос прозвучал глухо, сдавленно, сквозь рычание. Захарий лишь качнул головой.

— Слишком рано произойдёт ваша встреча. Ты ещё не готов, — пробормотал он, его слова были полны мистического смысла, но меня они только бесили, лишь усиливали мою ярость. Сейчас не время для загадок!

— Где она?! — повторил я, сделав шаг к нему, угрожающе надвигаясь.

Мой взгляд упал на женщину, стоявшую рядом с Захарием. Она плакала, прижимая к себе грязный, опаленный платок, её плечи дрожали.

— Убежала, мы велели бежать, — выдавила она сквозь рыдания, её голос был едва слышен.

— За ней это пришли.

Я оскалился, закрывая глаза на миг, пытаясь сдержать дикий, первобытный вой, который рвался из груди. Вся кровь прилила к голове, пульсируя в висках.

Не говоря больше ни слова, я вновь перешёл в обличье волка.

Сейчас ничто не имело значения, кроме неё. Я бежал сквозь дым и разрушения, молясь чтобы она была жива, чтобы я успел, чтобы не опоздал.

Мой нос улавливал десятки запахов — гарь, кровь, страх.

Я осматривал всё, каждое укрытие, каждый закоулок, чтобы заметить её, хоть какой-то след.

Не могла она далеко убежать, не могла! Забежал в лес, туда, где деревья ещё стояли неприкосновенно, нетронутые огнём. Мой волк рычал, его ярость нарастала.

Глаза наполнились кровью, когда я услышал голос. Её голос. Голос, который я ни спутаю ни с чем на свете.

— Помогите! Это был крик, её крик, такой отчаянный, такой болезненный, полный ужаса, что он пронзил меня насквозь. Каждый мускул напрягся, каждый нерв затрепетал.

Я направился на его зов, еле сдерживая себя, чтобы не сорваться в безумный, неудержимый бег, готовый разорвать любого, кто посмел её тронуть.

.Вдали, сквозь пелену дыма и ночной мглы, я увидел то, чего не ожидал.

Ужасная картина предстала перед моими глазами.

Мышка, Мэди.

На неё надвигались люди Верховной, их темные фигуры шли прямо на нее.

Они медленно, методично, загоняли её к краю болота. Она отступала шаг за шагом, её тело было напряжено, глаза расширены от ужаса, неотрывно следя за своими преследователями.

Измученная, испуганная, заплаканная – её вид разорвал меня на части.

Мой рык раздался сам по себе, дикий, первобытный, полный ярости и боли.

Он был неконтролируемым, вырвавшимся из самой глубины моей волчьей сущности. Рывком, молниеносным и беспощадным, я прыгнул на первого мужчину, который уже был готов схватить её.

Мои когти вонзились в плоть, разрывая её.

Мышонок медленно успела увернуться, инстинктивно, хромая шагая прочь, дальше в чащу.

Я же стал атаковать остальных приспешников Верховной, чтобы добить, чтобы заставить их пожалеть, что вообще сунулись на мою территорию, что посмели тронуть её.

Мои клыки и когти работали без промаха, ярость вела меня, и каждый удар был наполнен чистой, неистовой ненавистью.

Крики боли смешивались с моим рычанием, и я не чувствовал ничего, кроме желания уничтожить.

Закончив с ними, я увидел убегающий силуэт мышки.

Её волосы развивались на ветру.

Я нагнал её сразу же, когда она оступилась, и упала. Уже почти утопала в вязкой, чавкающей грязи болота.

Она прижимала к себе потрёпанный свёрток.
Я сглотнул, и наши глаза встретились.

В этот момент я понял – попал. Снова попал, окончательно и бесповоротно.

Моё сердце пропустило удар. Из её глаз хлынули слезы, они катились по её испачканным щекам, оставляя мокрые дорожки.

Она поджимала губы, пытаясь сдержать рыдания, а в глазах, полных страха, читалась боль и ужас.

Глава 7

Мэдисон

Я смотрю на эту картину, и сердце сжимается до невыносимой боли. Не ожидала его увидеть, совсем не ожидала, что он приедет, и уж тем более, что спасёт.

Моё тело пронзает дрожь.
Сглотнула, ощущая ужасную слабость в теле, словно все силы меня покинули, но я держусь, хотя уже не могу.

Смотрю на Хьюго, желваки ходят по его лицу, выдавая внутреннюю борьбу. Он удивлён, смотрит на нашего сына, пристально, глубоко.

А моё сердце, казалось, остановилось вовсе, когда наши глаза встретились, пересеклись.

Я замерла, в оцепенении, а слезы катятся по щекам, совершенно неконтролируемые, горячие дорожки на холодной коже.

Приехал. Он приехал. Как же он изменился. Стал шире в плечах, мощнее, сильнее, его фигура излучала такую первобытную силу, что от одного его взгляда я дрожу, как осиновый лист.

Мои чувства, которые я думала, что угасли давным-давно, вспыхнули вновь, только сильнее и мощнее, обжигая изнутри.

Сердце кровью обливается, ведь я не могу выдержать этого, просто не могу. Не будет мне пощады от него, никакой.

Я это знаю. Знаю по тому, как он смотрит на меня, по тому, как его губы сжаты в тонкую линию.

Резко Хьюго вновь взглянул на меня, и весь воздух испарился из лёгких, когда он приподнялся, его взгляд был подобен испепеляющему огню.

Хотелось спрятаться от него, провалиться сквозь землю, чтобы не было так больно.

Он зол. Как же Хьюго зол. Это ощущалось в каждом его движении, в каждой черточке лица, в натянутых до предела нервах.

Он преодолел между нами расстояние с неимоверной скоростью. Я смотрю под ноги, на него не решаюсь, просто не могу поднять взгляд.

Целый год не видела его, целый год не было никаких писем, ни единой весточки.

А сейчас он здесь, передо мной, ждёт ответов от меня, на которые я просто не смогу ответить. Не могу же ему сказать, что всё это время я была в опасности, что болела, скрываясь от всех.

Просто не имею права взваливать на него эту тяжесть.

— Это мой ребёнок, — прорычал он, его голос был низким и глубоким, словно рык хищника, смотря со злобой прямо на меня.

Слезы уже лились из глаз, совершенно не контролируемые, заливая лицо.

— Отвечай на вопрос! — новый крик, полный боли и ярости, раздался в округе.

Я сглотнула, чувствуя, как горло пересохло, видя, каким взглядом он смотрит на моего сына. Нашего сына.

— Ты скрывала от меня моего ребёнка?! — прорычал он, и это был уже не просто вопрос, а обвинение, тяжёлое, сокрушительное, которое разрывало меня на части.

Я зажмурилась, когда плач Ника,усилился, пронзая моё сердце насквозь.

Моё материнское сердце рванулось к сыну, я потянулась к нему, но Хьюго, словно невидимая стена, не дал мне это сделать. Его рука, сильная и твёрдая, преградила путь.

— Это мой сын, — низкий, глубокий рык раздался с его губ, и этот звук заставил меня вздрогнуть. Я сглотнула, собираясь с силами, чтобы взглянуть на него.

Как только это сделала, пошатнулась. Мои колени чуть не подогнулись.

Столько злобы, столько ярости и гнева бушевало в его глазах, что казалось, они вот-вот выжгут меня дотла.

Но сквозь эту ярость пробивалась столько боли, которая пробирала меня до костей, заставляя внутренности сжиматься.

Я слабо закивала головой, понимая, что скрыть правду всё равно не получится. Он понял. Уже сам понял, что Ник — его сын. Каждая его клеточка кричала об этом.

На его лице появился оскал, не улыбка, а именно оскал, полный горечи и предательства. Он вновь взглянул на Ника, словно пытаясь впитать каждую черточку лица ребёнка.

Я же смотрю на него, изучаю каждую линию его лица, каждый напряжённый мускул, пытаясь уловить хоть каплю старого, знакомого Хьюго.

— Ты намеренно скрывала его от меня, — его голос был суров и непоколебим, каждое слово словно удар.

Я взглянула на то, как он еле сдерживает себя, как тяжело вздымается его грудь, как напряжены его челюсти.

Что я могу сказать в своё оправдание, если его нет? Нет ни одного слова, которое могло бы облегчить его боль или объяснить мои действия.

Моё горло сдавило, а слова застряли где-то глубоко внутри.

Я закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться от его взгляда, от его обвинений, от собственного бессилия.

Глубокий, прерывистый вздох вырвался из моей груди, полный отчаяния и сожаления.

— В глаза мне смотри, — его строгий тон, жестокий и серьёзный, пронзил меня насквозь, как ледяной клинок.

Он звучал так, что в груди всё сжалось, а горло пересохло. Я сглотнула, чувствуя, как дрожит подбородок, и, повинуясь инстинкту, медленно подняла взгляд, выполнив его условие.

Стоило мне взглянуть в его глаза, как я утонула в них, словно в бездонной пропасти. Эти омуты, когда-то полные тепла, теперь горели холодным пламенем.

"Скучала," — эта мысль пронзила меня, словно вспышка молнии, незваная и жгучая. Я не ожидала его увидеть здесь, в такой ситуации.

Не так представляла нашу встречу, совсем не так.

Моё сердце сжимается до физической боли, я вся трясусь от его взгляда, от его невысказанного осуждения.

Ненавидит. Чувствую. Чувствую, что ненавидит меня всей своей душой.

— Отдай мне сына, — прошептала я, переборов себя, собирая последние крохи мужества.

Мой голос был хриплым, едва различимым, но я всё же произнесла эти слова, видя, как его глаза загорелись ещё сильнее, словно два уголька, раздуваемых яростью.

Он сделал шаг ко мне, тяжёлый, решительный, и я дёрнулась, отшатнувшись, не желая касаться его, не желая ощущать его близость.

Он тоже виноват, ведь он понимал, что такое может случиться. Что могла сделать я в той ситуации.

Я выдержала его взгляд, но чего это стоило! Каждое мгновение казалось вечностью, наполненной болью.

Я чуть не упала от того, насколько это было больно и страшно.

—Ты его не получишь, пока я не разберусь во всём, — его слова, холодные, прозвучали как окончательный приговор.

Глава 8

Хьюго
Ребёнок. У меня есть сын. Эта мысль жгла меня изнутри. Я, чёрт возьми, не ожидал этого. Не ожидал, что такое возможно.

Злость, жгучая, испепеляющая злость на мышку за то, что скрыла, за то, что даже не сообщила об этом, разрывала меня на части. Как она посмела?!

Я медленно взглянул на сына, который, несмотря на всю суматоху, теперь пристально и с неподдельным интересом смотрел на меня.

Мои черты. Сразу вижу, как в нём отражаются мои черты – форма носа, изгиб подбородка. А глаза, эти глаза её. Мэди. Такие же глубокие, такие же красивые, такие же проницательные, как и у неё.

Эта маленькая деталь, этот факт, что в его глазах я вижу её, ударил меня с новой силой.

Я зажмурился, часто, прерывисто дышу, пытаясь унять бешеный ритм сердца. Эта новость не просто добила – она разнесла меня вдребезги, перевернула всю мою жизнь.

Её голос. Я вздрогнул, словно от удара, когда она сказала, что просила молчать. Намеренно.

Значит, не хотела, чтобы я знал, что у меня есть ребёнок, что родила от меня. Зловещая усмешка, полная горечи и ярости, исказила моё лицо, когда я взглянул на Логана, который поджимал губы.

— Пошли в дом, Хьюго, все замёрзли, — голос Захария звучал примирительно, но я лишь скрипел зубами, слепо следуя за ним.

Каждая мышца моего тела кричала о желании обернуться, посмотреть в глаза этой обманщице.

В глаза той, кто так безжалостно поступила со мной, хотела лишить меня отцовства, скрыв самое дорогое. Она не имела права скрывать его от меня. Не имела!

Дом был маленьким, скромным. За этот год я даже не поинтересовался, как она живёт. Эта мысль, горькая и резкая, кольнула меня.

Я пристально смотрю на мышку, которая еле дошла до стула, каждый шаг давался ей с трудом, она хромала, и в этом движении было столько боли, столько изнеможения, что что-то внутри меня сжалось.

Только сейчас я смог рассмотреть её по-настоящему. Она выбежала в одной лишь сорочке, накинутый сверху тонкий халат едва прикрывал её, и босая.

Её ноги были все в грязи, смешанной с запекшейся кровью. Я сглотнул, чувствуя, как этот вид раздирает меня изнутри, вызывая жгучую смесь ярости и беспокойства.

Беспокоиства за неё.
Её лицо осунулось, впалые щёки, острые скулы.

Она похудела с нашей последней встречи.
Волосы выросли, разметались по плечам, спутались.

Я снова сглотнул, пытаясь унять ком в горле. Но даже такой, измученной, она осталась такой же чертовски красивой.

Эта мысль пронзила меня, вызывая ещё большее замешательство.

Напряжённая атмосфера была в доме, густая.
Каждый вздох, каждый шорох казался оглушительным.

Я вновь взглянул на сына, который мирно кряхтел у меня на руках, привлекая внимание.

Мэди сразу же подскочила, инстинктивно, но остановилась, как вкопанная, увидев мой взгляд. Мой взгляд, который, как я знал, сейчас не обещал ничего хорошего.

— Стоять, — грозно прорычал я, и мой голос, казалось, сотряс эти хлипкие стены.

— Ты слышала, что я сказал в лесу? Я видел, какона сглотнула.

Видел, как дрожит её хрупкое тело, как она пошатнулась от моих слов, словно от удара.

Чувство власти в этот момент было горьким, оно не приносило удовлетворения, лишь новую волну ярости на себя за то, что довел её до такого состояния, и на неё – за то, что заставила меня так себя чувствовать.

Логан встал рядом со мной, его присутствие было твёрдым, давая мне силы удерживать эту маску безжалостности, не поддаваться внутренней буре.

— Как зовут? — хрипло спросил я, мой голос был натужным, указывая на сына, моё сердце стучало, как молот.

Она сжала кулачки, её глаза, полные волнения и страха, пристально смотрели на меня, словно пытаясь прочитать моё намерение.

— Ник, Николас, — прошептала она, и звук его имени прозвучал как эхо в моей душе. Я усмехнулся. Саркастически, но глубоко внутри я признал: красивое имя. Ему подходит.

— Хватило ума выбежать лишь в одной сорочке, и укутать его лишь в тонкое одеяло— я не мог остановиться, слова вылетали, как раскалённые угли.

Она стала осматривать себя, словно только сейчас осознав свой вид. Я же хотел её задеть, ранить так же глубоко, как она ранила меня. Ведь мне было так невыносимо больно, что я готов был сжечь весь мир, чтобы заглушить эту боль.

— Что успела накинуть, то и одела, прошептала она. Закрыл глаза на мгновение. Её голос, скучал по нему, но продолжаю игнорировать, что она волнует меня. Больше нет. После этого нет.

— Рассказывай, — грубо отодвинув стул так, что тот с грохотом скрежетнул по полу, я тяжелоопустился на него.

С вызовом, полным обвинения и боли, я смотрел на неё, не отводя глаз.

Мышонок стояла вся бледная, её губы дрожали, а взгляд был совершенно потерянным, испуганным до глубины души.

Она мялась, переминаясь с ноги на ногу, её руки были плотно сжаты в кулаки, а голова чуть опущена.

В этот момент пожилая женщина, Глинда, подошла к ней, её руки легли на хрупкие плечи Мэди, поддерживая её. В её морщинистом лице читалась искренняя тревога за девушку.

— Что, что рассказывать? — наконец произнесла она, её голос был едва слышным, срываясь на полутонах.

Я лишь усмехнулся, но эта усмешка была горькой, полной разочарования.

— Это мой ребёнок? — вновь этот вопрос, который словно молотом стучал в моей голове.

Мне хотелось услышать это от неё, именно от неё, а не от кого-либо другого.

Она вздрогнула. Чтобы она подтвердила, чтобы сказала точно, что он мой.

Она молчит, лишь смотрит на меня, её взгляд, что аж за душу берёт. Так только она может смотреть, такие эмоции только она может вызывать у меня.

Никто, кроме неё.

— Да, это твой ребёнок, — прошептала она, её слова были еле различимы, но от них воздух в помещении стал ещё тяжелее.

Я сглотнул, чувствуя, как ком подступил к горлу, глядя на неё.

Такую нежную, ранимую, измученную. На мгновение в моей груди проснулось что-то, похожее на нежность, но я тут же откинул эти мысли, отдёрнул себя. Нет. Сейчас не время для нежности.

Глава 9

Мэдисон
Я зажмурилась крепко, еле дыша, пытаясь удержать всю боль и страх внутри себя. Как же тяжело мне слышать его обвинения — каждое слово, словно острый нож, режет сердце.

Невыносимо. Я помню, каким он может быть — этот взгляд, эта сила, его сила.

Помню всё. Ничего не смогла забыть, хотя пыталась всеми силами спрятать это в глубине души.

Моё тело дрожит под его взглядом, я боюсь его гнева — почти ощущаю, как он прожигает меня насквозь.

Сокрушает меня мысль, что он может действительно ненавидеть меня. Этого страха нет ни в чём сильнее.

Я сама понимаю, что должна была рассказать ему сразу же. Но боялась. Очень боялась.

Боялась, что он отвергнет меня, отвергнет моего ребёнка.

Ведь и так отказался от меня.

Ведь я — ведьма, а он ненавидит ведьм. Зачем ему ребёнок от меня, если он уже разрушил ту связь, которая нас когда-то связывала?

Значит, его чувства были лишь из-за этой связи, а мои — настоящие, искренние. Хотя боюсь даже себе признаться в этом.

Я болею, и осознаю это отчётливо. Моя сила слабеет. Я плохо её ощущаю сейчас — она, тихое пламя, едва теплится в груди.

Внезапный страх пробирает меня до костей — а что, если станет ещё хуже? Что, если у меня останется совсем мало времени с сыном. Эта мысль режет, давит, сжимает всё моё нутро.

— Вышли все, — повторил он вновь, его голос был твердым, безапелляционным. Я закрыла глаза сильнее, пытаясь справиться с бурей эмоций — чтобы не заплакать, чтобы выдержать, чтобы лишь не рушить ещё больше.

Удаляющиеся шаги, глухие. Тишина опустилась над помещением, давящая и тяжёлая. Но даже с закрытыми веками я ощущаю его взгляд — острый, пронзительный — сквозь всё моё тело.

Он словно впивается в меня, заставляя каждую клеточку трепетать.

Скрип половиц и приближающиеся шаги ко мне. Поджала губы, ощущая, что он встал напротив меня. Сразу стало горячо, очень горячо.

Я задрожала из-за него, пошатнулась, еле держась за ногах. Мне нужно отдохнуть, чтобы не упасть, нужно полежать намного, но не могу сейчас позволить, когда ничего не понятно, когда он здесь.

Его дыхание опаляло меня, я сжала ладони, чувствую как он наклонился.

— Сына я забираю себе, резко распахнула глаза, сталкиваясь с его и замерла. Замерла от того, что столько всего там вижу в них.

Любимый, пронеслось в голове, отдернула эту мысль.

Зачем он со мной так, разве не помнит как сам поступил, что не попращался, я ждала, хотела его увидеть. А ему было всё равно на меня. Эта обида не прошла до сих пор, ведь я привязалась к нему.

— Это мой сын, я его мать, пыталась придать своему голосе уверенности, но не получилось. Я теряюсь из-за его взгляда, теряюсь из-за него.

Только он единственный мужчина способоный так влиять на меня даже против моей воли.

Он молчит, давит своей аурой. Пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

Его кадык дёрнулся, он изучает меня, также как и я изучаю его.

— Это ничего не меняет, — его голос был твёрдым и непреклонным, жестоким.

— Сын останется со мной. Я сглотнула, смятение и боль так и забились клубком в горле. Он повернулся, собираясь уйти, но я резко схватила его за руку — и в ту же секунду нас обоих опалио.

Внезапно почувствовала забытое тепло,которое уже не вернуть.

Сердце застучало с бешеной скоростью, отдаваясь в ушах заглушающим гулом.

Я сильнее сжимаю его руку, цепляясь за неё. Я хочу, чтобы он понял меня. Чтобы увидел всё моё отчаяние, всю ту боль, что скопилась во мне за этот долгий, мучительный год.

— Я не отдам тебе сына! — голос дрожал, несмотря на всю мою попытку звучать уверенно.

— Я его мать, я ему нужна! Я пыталась прорваться через его холод, высокую стену непроницаемого гнева.

Хьюго мгновенно отдернул мою руку. Взгляд, который обрушился на меня, был словно пылающий огонь, который так сильно обжигал.

Я почувствовала, как что-то внутри меня треснуло, обнажая всю мою уязвимость.

Он двинулся на меня, и мне ничего не оставалось, как отступать. Каждый мой шаг давался с трудом.

Я столкнулась со стеной, больше некуда было идти. Сердце колотилось в груди, заглушая всё мои мысли.

Я поджала губы, видя, как гнев искажает черты его лица, как он часто дышит, словно пытаясь справиться с бушующей внутри него бурей.

В его глазах плескалась ярость, но сквозь неё я видела и что-то другое – боль, смятение, отчаяние. И это пугало меня ещё больше.

— А то, что ему нужен отец, ты не думала? — его слова с грохотом врезались в меня.

— Кто будет помогать ему с оборотом? — он кричал на меня, голос срывался и становился почти невыносимым.

Я вздрогнула от этой бури звуков, едва удерживая себя на ногах.

— Он волчонок, оборотень,растерялась от его слов, ведь сама прекрасно это понимала, но просто не могла иначе. Не могу же признаться ему, что боялась.

— Я хотела рассказать... — вырвалось из меня, но он оборвал меня на полуслове.

— Мне плевать на твои оправдания! — его слова были как холодный нож.

— Себя ты уже показала. И я почувствовала, как обида, горькая и тяжелая, придавила мне сердце.

— Я забираю его! — слёзы текли по щекам, непрошеные и обжигающие. Я при этом вижу, как его тело дрожит от напряжения, как ходят по лицу желваки, мышцы напрягаются, а губы искривляются в оскал — смесь гнева и боли.

— Это мой сын, Хьюго! — голос срывался, но я не могла замолчать. Его тело дёрнулось при слышании своего имени, будто удар. Он зарычал, и от этого звука даже стены затряслись от страха.

— И мой— он резко прервал меня, отрицательно качая головой, словно хотел вогнать меня в беспомощность.

— Он ещё маленький, пойми! — я пыталась вложить в слова всю глубину своей души.

— Ему нужна я! Моё молоко, моя забота! Я его мама— слёзы переливались в глазах, а голос дрожал от нарастающего отчаяния.

— В конце концов он и ведун, моя магия могла достаться ему, обессиленно прошептала, видя как он издал тяжёлый вздох, как его грудь ходит ходуном.