Вера
Я устало опускаюсь на стул в ординаторской, налитые свинцовой усталостью ноги еле держат меня.
Неделя превращается в сплошную череду бессонных ночей, постоянных дежурств в роддоме и напряжения. Едва удаётся поймать полчаса сна, когда пациентки засыпают и кабинет ненадолго пустеет. Головокружение, тошнота, общая слабость напоминают о необходимости отдыхать и полноценно питаться. Но нет, не сегодня.
Утром смотрела на свои тесты на беременность, аккуратно разложенные на туалетном столике. Десяток упаковок, каждый со знаком минус.
— Вера, опять… Ничего? — Вздрогнула от разочарованного голоса мужа за дверью в туалет. Я зажмурилась так сильно, что белые пятна танцевали перед глазами, словно снежинки в зимнюю метель. Струйки слез пробрались сквозь сомкнутые веки, оставляя солёные дорожки на щеках.
Ничего, — воздух заканчивается в легких, когда слова мужа бьют наотмашь.
Три долгих года мы с Онуром пытаемся забеременеть. Сдавали анализы, проходили лучших врачей в России, тщательное соблюдение рекомендаций, дорогостоящие препараты и диагностика — и всё напрасно. Специалисты ставят штамп «абсолютно здоровы», отправляют домой, советуют подождать и не волноваться.
Я снова и снова думала о тех девушках, чьи животики округлялись, чей смех был беззаботным, кто получал поздравления с рождением ребенка. Пары выбирали коляски для долгих прогулок с малышом, в детских магазинах подбирали игрушки и развивающие игры, а также детское кресло для их ляльки. Им было легко и просто, они не знали, что такое ежемесячное разочарование и чувство безысходности.
Как же иронично, я врач акушер-гинеколог и ежедневно сопровождаю женщин на их пути к родительству, наблюдаю за появлением малышей на свет, но у меня с мужем так и не выходит забеременеть. Каждый раз чувствую себя беспомощной.
Каждая чужая успешная беременность напоминает о личной неудаче.
Обессиленно пью четвертую кружку растворимого кофе. Морщусь, глотая горячий напиток. Кадров в роддоме не хватает, приходится оставаться на дежурства.
Чем больше работаю, тем меньше бодрости приносит кофе.
В голове крутятся: третья смена подряд, семьдесят два часа на ногах, девять успешных родов, шесть осложнений, два неотложных кесаревых сечения... Колени болят, поясница ноет, но пациенты требуют внимания.
Закрываю глаза и тру переносицу. В ординаторской темно, окна закрыты жалюзи, освещение тусклое, лампочка мерцает, отбрасывая слабые блики на медицинские приборы и записи в журнале. Голова раскалывается. Пациентки приходят одна за другой, несут свои тревоги и переживания, задают десятки вопросов, которые приходится терпеливо выслушивать и подробно разъяснять.
— Вот ты где, Вера! — Дверь резко открывается, и на пороге возникает запыхавшаяся Лиза, моя лучшая подруга, с которой мы выросли в одной деревенской глубинке. Вместе решили бросить вызов судьбе, переехать в столицу, чтобы учиться медицине и достичь карьерных высот. Спустя годы обе получили дипломы врачей, устроились работать в один роддом. — Кажется, я беременна!
Горло сжимается в спазме. Я неверяще на нее смотрю и не могу вымолвить ни слово.
Беременна? Но от кого? Она же совсем одна. Ни мужа, ни парня.
— Пойдем посмотришь моего малыша на УЗИ! — Она в нетерпении хватает меня за руку, в которой находился кофе и случайно проливает его на меня. Я подскакиваю с места и шиплю в разочаровании. Хватаю влажную салфетку из пачки, что стояла на столе и пытаюсь спасти белую ткань. Но халат безнадежно испорчен, везёт, что кофе успел остыть.
— Ну ты совсем рассеянная! — цокает она, покачивая головой. Тянет меня в кабинет УЗИ.
Я следую за ней абсолютно обессиленная. Сонливость мешает сосредоточиться, голова тяжёлая, будто наполнена жидким металлом, ноги заплетаются, и каждое движение требует усилий.
Я сажусь на вращающийся стул перед аппаратом УЗИ, стараясь привести мысли в порядок. Лиза тем временем удобно устраивается на кушетке, с удовольствием рассказывая:
— Я так мечтала об этом малыше!
Выдавливаю гель на ее живот.
Экран монитора загорается синим цветом, изображение начинает формироваться, показывая контуры формирующейся жизни. Она и правда беременна!
— Я знаю счастливого папу? — спрашиваю ее.
— Еще как! Ты-то его знаешь лучше всех! — лукаво улыбается Лиза. Ее глаза блестят в темноте. Она смотрит на меня исподлобья, как кошка, играющая с мышкой перед тем, как выпустить когти. В этом взгляде – вызов, насмешка, торжество победителя
Воздух сгустился и дышать стало нечем. Ощущение внутри, словно буря надвигается и я не в состоянии буду с ней справиться.
— Правда? И кто… кто он? — прочищаю горло и убираю датчик с ее живота. Она поднимается и начинает стирать гель салфетками.
— Отец моему малышу — твой муж.
Ч-что?
Ее слова – яд, медленно разъедающий мою душу.
Вера
Этого не может быть! Перед глазами кабинет кружится. Ее слова – ядовитые иглы, вонзающиеся в самое сердце.
Мой Онур сделал ребенка Лизе? Они за моей спиной?
Подруга поправляет свою мини-юбку, застегивает на себе халат. Пальцами тянет к тонкой цепочке на шее и усмехается, увидев растерянное выражение моего лица.
— Смотришь на меня так, словно я превратилась в корову! Но у меня срок же всего несколько недель! — капризно фыркает и поднимается с кушетки.
— Постой, звенел датчик, когда отключался и мне, наверное, послышалось… Ты сказала, что Онур отец твоему ребенку? — в горле застревает ком. Кровь пульсирует в висках.
Несколько секунд длится пауза, пока Лиза рассматривает мои глаза, словно взвешивая целесообразность правдивого ответа. Наконец, слегка усмехаясь, произносит:
— Да, ну что ты, милая? — произносит Лиза, слегка усмехаясь и явно наслаждаясь произведённым эффектом. — Это шутка! Я хотела тебя взбодрить, а то ты по роддому передвигаешься, словно призрак!
Шутка?.. Я глотаю слюну, пытаясь унять дрожь в коленях. Такая шутка может отправить человека прямиком в реанимацию!
— Больше так не шути, Лиза! — поднимаюсь с кресла, чувствуя подступающую тошноту к горлу.
Но едва я успела выйти из кабинета, как на пороге возникла медсестра Любочка с взволнованным видом, махая руками:
— Вера Николаевна, днём с огнём не сыщешь вас! Скорее в родзал, преждевременные роды у Самохваловой!
Самохвалова поступила три дня назад. Будущая мамочка нанервничалась из-за мужа и попала к нам на сохранении, чтобы не родить раньше срока. Только вот нам удалось прекратить родовую деятельность. А что же сейчас случилось?
Перевожу все свое внимание на ситуации с роженицей. Стараюсь выбросить все мысли о Лизе и Онуре. Сейчас важнее жизнь малыша и матери, что в опасности!
Уже в родзале, я увидела её – бледную, измученную, с глазами, полными первобытного страха.
— Сердцебиение у ребеночка хорошее. Готовимся к родам! Не получится прекратить родовую деятельность! — проговариваю я Лизе, что заходит за мной следом в родзал.
Самохвалова, женщина средних лет, тяжело дышала, но готова была выполнять все, что мы ей скажем.
— Вера Николаевна, спасите моего сыночка! — в дурмане она просит меня.
По спине скатываются капельки пота. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы спасти две жизни.
Рядом находится операционная медсестра, ассистирующая в ходе сложной операции. Анестезиолог следит за жизненно важными показателями роженицы, непрерывно регистрируя их на мониторе.
Мы стараемся действовать быстро и слаженно, учитывая сложность ситуации и ограниченность времени.
— Это такое счастье, что я буду матерью, — прошептала она, бросив на меня быстрый взгляд. Я замираю на месте, когда до моих ушей долетают слова Лизы. — Жаль, что ты этого никогда не узнаешь. Ты же никогда не сможешь подарить Онуру дитя. Странно, что вы еще не развелись. Он же так мечтает о сыне…
Вокруг воцарилась гробовая тишина, только было слышно пищание аппарата, к которому пациентка была присоединена.
Слова подруги, словно кинжалом пронзили моё сердце.
Почему она говорит такие жестокие вещи?
Мне в голос выть хочется, как раненной волчице, а все потому что я мечтаю стать мамой нашему с Онуром ребенку, но не выходит. У нас с мужем не получается. Лучшие врачи пожимали плечами, когда мы появлялись у них на пороге и разводили руками. Они отмахивались от нас фразами:
Еще вам не время, значит.
Как моя подруга могла с насмешкой и жестокой издевкой насмехаться над моим горем?
У меня же руки опускаются все сильнее с каждым днем.
— Сейчас не время для обсуждения моих личных вопросов. Соберись, Лиза! — одергиваю ее и приказываю вернуться к роженице, что на операционном столе.
— А что я такого сказала? Просто болтаю. — Хмыкает она, оглядываясь по сторонам на коллег, чтобы поймать их взгляды Нины Васильевны и Антона Николаевича, что притихли. — Я просто не понимаю, почему Онур не бросает тебя! Ты же, как жена не выполняешь свою главную функцию!
Её слова звучат словно удары плетью, проникая глубоко в мою душу.
Я замерла, почувствовав, как кровь приливает к лицу, а руки начинают мелко дрожать. Боль пронзила сердце, заставляя его учащённо биться.
Не выполняешь главную функцию жены, — эта фраза повисла в воздухе, словно черный дым.
В последнее время мы с мужем отдалились. Он главный врач нашей городской больницы скорой помощи и отстраивает реабилитационный корпус с водолечебницей. Его не бывает дома, как и меня.
Я хватаю все дежурства только бы не приходить в пустую квартиру и не оставаться наедине со своими мыслями, что я не в состоянии подарить мужу сына, о котором он мечтает.
Момент истины. Маленький человечек появляется на свет, но вместо долгожданного крика — тишина. Мое сердце мгновенно пропускает удар. Он синюшный.
Дорогие друзья, приглашаю вас в горячую новинку! Будет очень эмоционально, приготовьтесь!
Вас ждут сложные отношения между Верой и Онуром. Сердце сжимается за нашу девочку! Ей будет не просто, но мы рядом и поддержим ее, ведь так? Мои дорогие, без вашей помощи не разберемся! Поддадим жару? Хотите узнать, что же произошло дальше?
Муз подгоняет строчить быстрее проду для вас, но без ваших звезд и комментариев совсем туго…
Жду вас в комментариях!
Давайте познакомимся с героями истории:

Одинёва Вера Николаевна:
акушер-гинеколог и девушка, что так отчаянно мечтала стать матерью их ребенку с Онуром.
Но он ее предал с лучшей подругой!
Несу вам показать предателя!

Акташ Онур Османович: главный врач известной городской больницы и предатель!
Уничтожил семью с Верой! Подруга его жены носит их общего ребенка!
Но он желает все вернуть Веру!
А пока хочу вас побаловать БОЛЬШИМИ СКИДКАМИ НА МОЕМ АККАУНТЕ! На сайте действуют максимальные скидки на мои книги, успевайте насладиться эмоциональными романами о любви!
После развода. Я верну тебя

— Ты укатил на машине мимо меня со своей любовницей! Мне такой предатель, как ты, не нужен!
— Чего ты хочешь, Машенька? А? — с издевкой обратился ко мне муж. В его глазах совершенно не было раскаяния. Будто для него ничего не значила его измена.
— Развод и моя девичья фамилия!
Я полюбила его с первого взгляда. Думала, что именно нам удастся создать крепкую семью и прожить до самой старости. Но измена Каана все перечеркнула. После развода я не взяла у него никаких денег, только сохранила тайну под своим сердцем.
СКИДКА! СКИДКА! СКИДКА!
https://litnet.com/shrt/0q-M
Вера
Сердце сжалось в ледяной комок, и каждая его трещина отдавалась болезненным эхом в висках. Я отчаянно пыталась ухватиться за обломки своей прежней жизни, но они скользили сквозь пальцы, словно песок.
Онур, мой Онур, тот, кто клялся в вечной любви под звон свадебных колоколов, тот, кто обещал делить со мной каждую секунду жизни… Не может быть!
Это какой-то кошмар наяву! Дурной сон! Не может же Онур со мной так поступить! Он совсем не такой!
Мой муж верен своей клятве, что дал мне в ЗАГСе…Ведь так?
И в горе и в радости… Только со мной.
Но я вижу в глазах Лизы не сочувствие, а змеиный блеск удовлетворения. Она словно хищница, наслаждающаяся агонией своей жертвы.
Зажмуриваюсь. Перед глазами образ мужа, что устало смотрит перед собой, когда я делюсь о своей жизни, недомолвки, обрывки фраз, после которых я оставалась одна в квартире…
Наши разговоры превратились в тщательно выстроенные баррикады, за которыми мы прятали свои истинные чувства. И в этом молчаливом угасании я видела пророчество нашей погибели любви.
Все кусочки мозаики, которые я так старательно игнорировала, складываются в ужасающую картину предательства. Мой муж, моя любовь, моя жизнь… оказывается, все это было лишь красивой декорацией для грязной игры.
Уйди! — требует подруга.
У нее с моим мужем будет ребенок…
Слова подруги – это яд, капля за каплей просачивающийся в душу, разъедающий остатки веры и надежды. Мой мир, выстроенный с таким трепетом и любовью, вдруг превратился в пепелище, где обуглились самые светлые воспоминания.
Она скальп с меня снимает.
Как уйти от мужчины, которого беззаветно любила, когда в каждом его взгляде видела отражение собственной души?
Мне больно. Адски болит в груди. Сердце так колотится, что вот-вот разорвет мне грудную клетку.
Уйти – это шаг в пропасть, в неизвестность, где нет его тепла, его голоса, его взгляда, который когда-то был целой Вселенной. Но остаться – значит ежедневно умирать, гнить заживо под бременем лжи и обмана.
— Я тебе не верю! — Слова застревают в горле, словно смола, отравляя каждый вздох. Холодный пот проступает на висках, а во рту ощущается привкус пыли, будто я провела ночь в забытой библиотеке. В ушах звенит. К горлу подступает тошнота.
Мотаю головой, пытаясь справиться с предобморочным состоянием. Я отворачиваюсь, стараясь не дышать, и с трудом подавляю рвотный рефлекс.
Мир вокруг становится тусклым и нереальным, словно смотрю сквозь матовое стекло.
Что со мной? Почему мне так плохо?
— Ты такая глупая! Когда ты ночи проводила одна в вашей постели, твой Онур был у меня! Он хотел, чтобы я ему родила наследника!
Неужели мой Онур, такой правильный, такой серьезный, превратился в жалкого похотливого кобеля? Нет, не может быть! Это все ложь, грязная клевета, порожденная завистью и злобой! Но почему тогда сердце сжимается в ледяной кулак, а в глазах предательски щиплет?
— Ты меня обманываешь! Онур, трудоголик, он все время проводит в больнице и не шатается по постелям каких-то шлюх! — выдавливаю из себя и поднимаю на нее свой взгляд.
У нее никаких доказательств нет!
Вспышка ярости, словно удар хлыста, опалила лицо Лизы. Еще мгновение назад томная полуулыбка, сменилась гримасой злости.
Глаза, до этого сверкающими искрами победы, теперь походили на два потухших уголька, в которых тлели лишь остатки былого пламени. В них плескалось не просто обида – там была бездна унижения, зияющая пропасть осознания себя лишь тенью… Той, кто является подстилкой чужого мужа.
— Что ты сказала, дрянь?! — вспыхнула Лиза и стала наступать на меня. — Я одним своим словом вышвырну тебя из этой больницы! Стоит мне только шепнуть Онуру и ты вылетишь отсюда!
— Уволить профессионала своего дела? Звучит глупо. А вот уволить врача, что пренебрегает своими рабочими обязанностями — было бы правильным решением!
— Намекаешь на меня?! — ахнула она, втягивая ртом воздух. Ее лицо вспыхнуло багровым закатом, глаза метали молнии. Казалось, еще секунда, и она бросится на меня, как разъяренная фурия.
Так и было. Я всегда на операциях была в паре с Лизой. Она никогда не вела в одиночку кесарево. Да и не смогла бы.
— Говорю прямо. Ты бездарный врач! И надеюсь, Онур это увидит, когда я перестану тебе помогать на операциях!
— Ты… ты просто завидуешь! Завидуешь моей легкости! Да, я не профессор, не гений скальпеля, но я умею находить общий язык с людьми! А Онур совсем скоро разведется с тобой и женится на мне!
Смешно. До боли смешно. Эта кукла, намалеванная яркими красками поверх пустоты, осмеливается говорить о легкости? Она – словно бабочка-однодневка.
— Я надеюсь, твой ребенок не унаследует от тебя мозги!
Вера
Грозный голос мужа раскатился по коридору, отскакивая от стен, словно эхо грома в горах. Я замерла, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Зажмуриваюсь, пытаясь прийти в себя, но проклятое головокружение и тошнота вновь накрывают меня, словно волна, не давая вздохнуть полной грудью.
Что со мной? Никогда я не была такой слабой из-за стресса, даже на самых волнительных и сложных операциях я собрана!
— Ты позоришь меня своими скандалами и интригами!
Его голос звучал резко и властно, наполняя пространство тяжестью и угрозой.
Позорю? Я старалась спасти жизнь матери и ребенка в то время, как Лиза рассказывала об отношениях с моим мужем!
Нахожу в себе силы и поднимаю голову на мужа. Он волком смотрит на меня. Огромный, статный, его тело излучало мощь и опасность, словно хищник, готовый к прыжку.
Я почувствовала, как воздух вокруг стал плотным, тяжёлым, словно густая паутина, обвивая меня, не давая пошевелиться.
Его скулы, острые, как лезвия, подчёркивали решительность и силу. Его тёмные глаза, словно бездонные колодцы, смотрели на меня, сверкая холодным блеском. Я видела в них ярость, словно я была чем-то ненужным и грязным.
— Я не начинала никакие скандалы! — губы треснули, словно высохшая бумага, стирая с лица остатки надежды. Мой голос звучит глухо и тихо.
— С тебя больший спрос, потому что ты жена главного врача больницы! — В его словах звенела сталь, холодная и беспощадная, как лезвие скальпеля, что безжалостно рассекает живую ткань. Я ощутила, как этот приговор впивается в меня, словно шипы ядовитой розы, проникая под самую кожу и отравляя все вокруг.
Я для него не женщина, а лишь отражение его статуса, лакмусовая бумажка, по которой оценивают его репутацию.
Мой муж настолько жесток, что непримирим с конкурентами и со своей любимой женщиной.
Дыхание сбивалось, ноги подгибались, словно слабые ветви на ветру.
Любая моя ошибка, любая неверно оброненная фраза – это удар по его амбициям, пятно на его безупречной карьере.
В глазах напротив не было ни капли сочувствия, лишь ледяная твердость и разочарование. Он видел во мне не свою жену, а источник потенциальных проблем, мину замедленного действия, готовую взорваться в самый неподходящий момент. И в этот момент я поняла, что наша любовь – это лишь карточный домик, построенный на песке, который готов рухнуть от малейшего дуновения ветра.
— А с тебя нет спроса, когда ты за моей спиной спишь с моей подругой? — эти слова причиняют мне адскую боль. Я горю в агонии.
Мой голос дрожит, перед глазами черные пятна, но я не могу отвести взгляд от мужа – в нем бушует ураган из ярости, смешанный с бездонной печалью. Это цунами, готовое обрушиться на меня, смывая все, что мы строили с таким трудом.
— Ты что несешь, Вера?! Совсем из ума выжила! — рычит он, надвигаясь на меня.
— В момент операции, когда я держу в руках чужую жизнь, узнаю, что мой муж и моя лучшая подруга ждут ребенка! — мои слова эхом проносится вниз по лестнице и возвращаются к нам.
— Тебя может вся больница услышать! Дома поговорим! — Онур закрывает тему. Поясницей я упираюсь в перила и пытаюсь заставить себя сделать вдох.
На моё обвинение, что он изменяет мне с другой женщиной, он отвечает лишь тем, что нас могут услышать. Его беспокоит чужое мнение, что скажут санитарки о главном враче больницы! Но судьба нашей семьи, наше будущее его не волнует?
Дома поговорим?
— Я не думала, что вышла замуж за предателя! — выкрикиваю я, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Замолчи! Ты не в себе! Отправляйся домой и приведи себя в порядок! — приказывает мне. — Из-за нехватка сна, ты выдумала какой-то бред!
— Мне показать тебе снимки с УЗИ Лизы? Беременность подтверждена, Онур! Ваш ребенок будет носить твое фамилию!
— Ты меня не слышишь, женщина?! Замолчи! — срывается и орёт на меня, словно пытаясь заглушить мои слова и моё отчаяние.
Горячие слёзы текут по щекам, оставляя солёные следы на коже. Горький привкус предательства обжигает горло.
Память подкидывает наши моменты с Онуром. Каждый смех, каждое признание, каждое обещание – теперь лишь пепел в моих руках.
Я, словно мотылёк, летевший на яркий свет, обжигающий крылья, оказалась обманута блеском фальшивых обещаний.
Мужчину, которого я выбрала, оказался мерзавцем!
Хрустальный замок, в котором жили мои мечты о нашей совместной старости, большой и дружной семье, любви и счастье, разрушен.
Мир вокруг рушится, превращаясь в пепел.
Стиснув зубы, я сделала шаг в сторону, но ноги предательски подкосились. Перед глазами все потемнело.
Слабачка, – прошептал внутренний голос, – где же твоя стальная хватка, твоя выдержка, что спасала жизни других?
Вера
Слепну от слез.
— Вера!— рык мужа звучит за мой спиной, но я не останавливаюсь.
Нога соскальзывает со ступеньки лестницы. Я теряю равновесие.
Сердце, бешено колотясь, пыталось вырваться из груди, словно птица из тесной клетки. Мир перевернулся, превратившись в хаотичный вихрь стен, перил, ступенек.
Вот и все, — промелькнула мысль, холодная и неотвратимая, как лезвие гильотины.
Внезапно сильные руки, словно стальные обручи, сжали мою талию, вырвав из смертельной воронки. Тепло волной окатило все тело, прогоняя страх и ледяной холод.
Онур прижал меня к своему стальному торсу.
— Вера, — выдохнул он, и в этом единственном слове было столько боли и отчаяния, что я почувствовала, как слезы подступают к глазам. Его объятия были крепкими и надежными, словно стены неприступной крепости.
Вдыхаю его аромат. Терпкий и до боли знакомый. Это был аромат власти и силы, аромат, который вскружил мне голову когда-то давно, заставив поверить в иллюзию вечной весны. Но сейчас в нем что-то новое появилось такое… Сладковатое. Нота жасмина. Приторно. Оплетает его, словно ядовитый плющ.
Такими духами пользуется Лиза.
Мир качнулся. Ноги ослабели. Аромат продолжал заполнять мои легкие, отравляя каждую клетку. Я должна была уйти, сбежать от этого запаха, от этого места, от этой правды.
— Немедленно отпусти меня, Онур! Как ты смеешь ко мне прикасаться после той шлюхи?!
Царапаюсь и кричу. Стараюсь вырваться из его загребущих рук, но его хватка только крепчает, словно сталь, сжимающая добычу.
Онур сжимает мои запястья, словно стальные браслеты, гася в моих глазах искры сопротивления. Его взгляд – буря, предвестник неминуемой катастрофы, – прожигает меня насквозь.
— Лиза, шлюха? — рычит он, и этот вопрос бьет, как хлыст, оставляя на сердце кровавые рубцы. — Не смей открывать рот в ее сторону!
Защищает ее?
Предательская слеза обжигает щеку. Где тот Онур, которого я любила до безумия, чьи прикосновения были нежнее шелка, а слова – бальзамом на душу? Неужели он испарился, оставив после себя лишь этот холодный, чужой силуэт?
Моя подруга украла моего мужа! В то время, когда я думала, что у меня замечательная лучшая подруга, она планировала увести Онура! Я пригрела на груди змею.
— Я разведусь с тобой, Онур! Не прикасайся ко мне! — кричу, что есть силы. Задыхаюсь.
Боль такая, что хочется кричать, выть, рвать на себе волосы!
Онур замирает, словно пораженный громом.
Я смотрю на него с презрением, с ненавистью, с горечью.
— Остынь! Не устраивай здесь истерику! — его рык проносится у меня над головой.
Пытается меня заткнуть. Хочет иметь и жену и любовницу одновременно? Нет, я на такое не согласна!
И в этот момент я вижу в его глазах отражение своего собственного страдания, своей собственной боли. Но это уже не имеет значения. Точка невозврата пройдена.
Мои слова — это приговор. Сухой и безжалостный.
— Мне плевать, что твои подчиненные услышат, как ты изменял своей жене с ее лучшей подругой! Вы это делали прямо в больнице, пока я ждала тебя дома? Скажи! А может, ты предпочитал к ней ездить в квартиру, пока твоя жена дежурила ночами?
Меня разрывало от боли внутри. Но я не могла молчать.
Какой же я была идиоткой! Верила в байку, что мой муж трудоголик, что работа у него занимает важную часть жизни. А он, вместо работы, делал ребенка моей подруге!
Кровь прилила к лицу, словно раскаленное железо, прожигая щеки. Каждое слово, каждое воспоминание вспыхивало, когда Онур отсутствовал дома, как молния, освещая всю глубину моей наивной, доверчивой глупости.
Я чувствовала себя так, будто меня выпотрошили, оставив лишь пустую оболочку, наполненную горечью и презрением. Презрением к себе, за слепоту, за слабость, за то, что позволила двум ничтожествам так жестоко растоптать мою жизнь.
Но нет! Я не позволю им сломить меня!
Я встану с колен, расправлю крылья и взлечу так высоко, что они никогда не смогут дотянуться до меня своими грязными руками.
Глаза мужа потемнели, обещая мне смертельную буру. Таким взглядом убивают. Но я не опускаю головы.
— Твоя шалава хочет занять мое место! Но если я уйду, роженицы начнут умирать от некомпетенции твоей шлюхи! Присмотрись к ее работе! — шиплю ему в лицо.
Он двинулся ко мне, как грозовая туча, неотвратимо нависшая над горизонтом. Каждый его шаг отдавался гулким эхом.
Я же стояла, как статуя, высеченная из глыбы ледяного презрения, не позволяя страху сковать мои конечности. Внутри бушевал ураган.
— Я во всем разберусь, — проговаривает он так, словно сомневается в моих словах.
Вера
Что есть силы несусь в свой кабинет.
Меня всю трясет. Глаза застилают слезы.
Мой муж сделал ребенка моей лучшей подруге! Они обманывали меня. За моей спиной зажимались в уголках больницы!
Дверь с грохотом захлопнулась, словно захлопнулась крышка гроба над моей прежней жизнью. Внутри все горело, как после ядерного взрыва, оставляя лишь пепел надежд и обугленные руины веры.
Слезы текли, как кислота, разъедая остатки гордости.
Обрывки воспоминаний — словно осколки разбитого зеркала — ранили сознание, в каждом отражались я, Лиза и Онур. Лиза флиртовала с моим мужем прямо в моем присутствии. Но я… я была слепа. Ослеплена любовью, верой, глупостью. Верила, что наш брак — это неприступная крепость, а Онур — рыцарь без страха и упрека. Верила в честность его чувств!
Какой же я была дурой!
Занималась своим здоровьем. Проходила врачей, чтобы выявить в себе причину, почему у нас с мужем не получаются дети! А Онур тем временем резвился с этой потаскухой?!
Мерзавец! Как я его ненавижу!
Ненавижу за ложь, за предательство, за то, что он вырвал кусок моей души и растоптал его.
Запах стерильности в больничных коридорах теперь резал, словно нож. Он казался издевкой, напоминая о чистоте и непорочности, которых больше нет и никогда не будет. Моя жизнь больше не является отражением моих надежд. Мой мир рухнул, и под обломками погребены мои мечты о счастливой семье.
Я чувствовала себя пустой. Внутри — лишь пепел надежд и ледяная пустота. Боль пронзала насквозь, парализуя волю. Хотелось кричать, рвать на себе волосы, но я стояла, словно каменная статуя, замороженная горем.
Рядом оказалась моя санитарочка Людмила. Она заглядывала мне в глаза, пока я хлопала мокрыми ресницами.
— Будете увольняться, Вера Николаевна? — вздрагиваю от ее любопытства. Я для нее была новой сенсацией в больнице. Сейчас все выяснит и побежит разносить по кабинетам свежую сплетню.
Увольняться? Да, эта мысль ворочалась в голове, подобно раненому зверю, не находящему покоя.
Больница, бывшая когда-то моим храмом, превратилась в пыточную камеру. Каждый коридор, каждая палата теперь дышали не исцелением, а предательством.
Язык мой, словно приклеенный к небу, отказывался выдавать хоть слово. Внутри бушевал шторм. Снаружи, наверное, я выглядела так же жалко, как бабочка, попавшая в паутину.
Людмила ждала, в глазах ее плясали искры не скрываемого интереса.
Увольнение. Звучало как приговор. Но разве это не освобождение? Разве не конец душной, затхлой жизни, где каждый день — повторение вчерашнего, только с нарастающей болью? Здесь я буду видеть каждый день Лизу, у которой будет расти пузо.
А что, если Лиза решится рожать в мою смену? Я буду принимать ребенка моего мужа?
Глубокий вдох. Плечи расправились. Взгляд приобрел прежнюю твердость.
— С чего бы мне увольняться? Разве больница полна профессионалов? — хмыкаю я.
— Да нет же. Больница потерпит сильнейший удар, если вы уйдете из коллектива врачей. Но я не представляю как вы собираетесь работать бок о бок с любовницей вашего мужа?! Это же такое унижение! И вы готовы это терпеть?! — Людмила ахает и косится на меня, теряя ко мне всякое уважение.
С трудом сглатываю. Еще не хватало демонстрировать свою слабость.
— Людмила, вы разве всем роженицам поставили клизмы? Займитесь своей работой, — отрезаю я и захлопываю за собой дверь ординаторской.
Закрываю лицо дрожащими руками. Заставляю себя дышать.
Что за слабость у меня такая? Я едва не слетела с лестницы, когда говорила с Онуром. Может нужно провериться? Или все дело в недосыпах…
Сердце колотится, как безумная птица в тесной клетке грудной клетки, рвущаяся на свободу. Я чувствую, как кожа покрывается липким слоем пота, словно я только что вынырнула из кошмарного сна.
Я отрываюсь от лица и смотрюсь в зеркало. Бледное отражение с расширенными зрачками смотрит на меня в ответ.
Нужно взять себя в руки. Я — врач, я должна быть сильной. Но как можно быть сильной, когда внутри бушует ураган эмоций, сметающий все на своем пути? Как можно лечить других, когда собственная душа нуждается в срочной реанимации?
Вдох. Выдох. Я заставляю себя успокоиться. Я соберусь. Я разберусь в этом. Я найду ответы на свои вопросы. И если для этого нужно пройти через ад, то я пройду.
Собираю вещи и выхожу из больницы. Направляюсь к машине. Звоню в магазин дверей, в котором я сделала заказ.
— Через сколько ваш мастер привезет новую дверь и установит ее?
— Двадцать минут и он будет у вас. Он уже едет со склада.
Замечательно. Этого времени должно хватить, чтобы я собрала вещи Онура в пакетик и выставила их за дверь.
Не пущу этого предателя в нашу квартиру! Пусть едет к своей шлюхе и ютиться с ней в квартире-студии!
Вера
Меня всю потрясывало, когда я встала напротив шкафа с рубашками Онура. Соленые слезы текли по щекам. Я захлебывалась в своей боли.
Распахнула дверцы шкафа. На вешалках висели отглаженные рубашки предателя.
Каждый воротничок, каждая пуговица кричали о его лицемерии, как безмолвные свидетели его порока. Сердце сжималось в кулак от оглушительной тишины, исходящей от этих вещей.
Я схватила первую попавшуюся рубашку. Белая, без единого пятнышка и следов его предательства. В этих вещах он заявлялся к Лизе и соблазнял ее?
Ткань пахла им, его умиротворяющим сандалом, ароматом, что раньше был моим утешением, а теперь – ядом, просачивающимся в мои вены.
В голове всплыли воспоминания: вот он, в этой самой рубашке, обнимает меня, нашептывает слова любви, казавшиеся тогда искренними, как солнце в летний день.
С диким рыком, рвущимся из самой глубины души, я принялась рвать рубашку на части. Клочки ткани, словно осколки моей души, разлетались по комнате, падая на пол, как опавшие листья с дерева, лишенного корней. Я рвала, кричала, плакала, изрыгая проклятия в пустоту, туда, где когда-то были наши мечты, наш общий дом.
Онур все уничтожил! Сделал ребенка моей подруге! Скрыл эту правду от меня!
Он даже не нашел в себе смелости признаться во всем! Сказал, что мы с ним дома поговорим!
Дома? Где каждый угол пропитан фальшивыми клятвами и призраками обманутых надежд? Нет, этому дому больше не видать его грязных следов!
Не будет никакого разговора!
Сейчас меняют дверь. И связка ключей будет только у меня!
Новая дверь — это не просто железо и замки. Это стальной занавес, опускающийся между мной и его предательством.
Пусть теперь стучится в закрытую дверь, пусть скребется у порога, как голодный зверь, запертый в клетке отчаяния. Его мольбы будут глухим шепотом, которые я буду игнорировать.
Обессиленная, я осела на пол, окруженная обрывками его лжи. Боль сдавила горло, не давая дышать. Я чувствовала себя как птица со сломанными крыльями, обреченная на бесцельное скитание по земле, лишенной неба.
— Принимай работу, хозяйка! — крикнул рабочий.
Я схватилась за стену и шатаясь, поднялась на ноги. Голова ужасно кружилась, но все это из-за расшатанных нервов! После отдыха, я надеялась все пройдет.
Добираюсь до двери. Принимаю ключи и благодарю за проделанную работу.
Закрываю за ним и поворачиваю ключ в замке.
Прижимаюсь спиной к дверному полотну. Понимаю, что осталась в тишине.
Тишина давила на барабанные перепонки, оглушая пуще грома.
Смотрю на фоторамки с нашими свадебными фотографиями, что висят вдоль стены.
В горле встал ком, словно каменная глыба, перекрывающая кислород. Каждый вдох давался с трудом, напоминая хрип умирающей птицы, попавшей в капкан.
Лиза заходила в наш дом и каждой восхищалась, говоря какие мы счастливые на снимках, но это ей не помешало разбить мое счастье!
В памяти всплывали общие вечера, смех, разговоры до утра… Фальшь! Все это было лишь маской, за которой скрывалась чёрная бездна зависти и коварства.
В глазах защипало, предательские слезы грозили вот-вот хлынуть потоком. Нет, нельзя! Нельзя позволить себе эту слабость. Нужно быть сильной. Но как? Как остаться сильной, когда сердце изранено, словно старая скрипка, из которой вырвали струны?
— Вера, что это за дверь?! Открой! — вздрагиваю от рычащего голоса за дверью. Онур вернулся с работы… или после своей Лизы?
Бросаю взгляд на настенные часы. Девятый час.
Я поднимаюсь на ноги. Следую в спальню. Хватаю приготовленный пакет с разорванными по швам рубашками и брюками.
Открываю дверь и со всей силы бросаю эти вещи Онуру в лицо.
— Как это понимать?! — Предатель озверел. Он разглядывал кучу рубашек на полу.
Его лицо исказилось, словно маска, сброшенная с лицемерного актёра. Глаза метали молнии, готовые испепелить всё вокруг. Я стояла, словно статуя ледяной ярости, наблюдая за его агонией.
— Это то, чего ты достоин, Онур. Кусочки нашего прошлого, что тебя никогда не согреют!
На прощание сказала и захлопнула перед его носом дверь.
— Вера, ты решила меня на прочность проверить?! — по лестничной площадке разносится звериный рёв.
— Ненавижу тебя! Проваливай к своей Лизе! — кричу ему через дверь.
Ярость его плескалась о мою дверь, словно шторм о скалистый берег. Каждый удар отдавался в моей груди глухой болью, как эхо похороненных надежд.
Каждый звук с той стороны двери – рычание зверя, мольба о прощении, угрозы – был подобен раскаленному углю, который подбрасывали в костер моей души. Слезы жгли глаза, но я не позволяла им вырваться наружу. Сейчас я должна быть сильной, непробиваемой, как эта самая дверь.
А дверь я купила хорошую. Она выдерживает ярость мужа.
— Что тебе Лиза наплела? Верь мне… своему мужу! — требовал Онур.
Вера
Рассвет вполз в комнату незваным гостем, окрасив все в болезненно-желтый оттенок, будто напоминая о вчерашней муке.
Всю ночь меня тошнило желчью. Во рту привкус старой меди, горький. Я так и не съела за вчера ни кусочка еды.
Заставляю себя подняться с постели и пойти умываться.
Мир вокруг поплыл, запахи стали нетерпимыми, каждый аромат – предательским ударом под дых. Даже любимый парфюм, прежде вызывавший восторг, теперь казался ядовитым зельем, способным свалить с ног.
Зеркало отразило бледное, измученное лицо, обрамленное темными кругами бессонницы.
Мне так и не удалось сомкнуть глаза и поспать. Стоило это сделать, как я перед собой видела этих двух смеющихся голубков.
Онур поглаживал животик Лизы, а та звонко смеялась надо мной.
Я чувствовала себя птицей со сломанными крыльями, обреченной наблюдать, как мой муж летает в небесах с другой. Каждая секунда, проведенная в этом доме, становилась пыткой.
Голова раскалывалась, словно ее пытались расколоть изнутри.
Я сквозь сжатые зубы одевалась на работу.
У меня до сих пор в ушах звучал голос Онура, чтобы я зашла в его кабинет. Но я не могла его видеть! Не хотела! Не осилю ту боль, что меня пожирала изнутри.
Я хотела верить, что мой невроз и это разбитое состояние пройдет, стоит страстям улечься.
Заявление на развод я уже отправила через ГосУслуги. В эпоху интернета, можно было одним кликом закончить брак, в котором двое любящих клялись создать крепкий союз.
Казалось, мое сердце превратилось в ледяной осколок, а в венах вместо крови текла густая, тягучая смола отчаяния.
Я вошла в лифт, стараясь не смотреть в зеркало. Добиралась до работы я в полном помутнения рассудка. И только стоило мне переступить порог больницы, как я постаралась встрепенуться и выключить все чувства.
Никто на работе не будет обсуждать мое состояние и развод! Я не дам им повода!
Работа… лишь еще одна арена, где нужно притворяться. Фасад, за которым я прятала обломки своей души. Я прошла мимо кабинета Онура, чувствуя, как дрожь пронзает все тело.
Бежала на планерку. Я должна быть сильной. Должна пережить этот шторм.
Без опозданий я вошла внутрь и заняла свое место. Открыла ежедневник с записями о болезнях своих пациентах и времени операций. На сегодня запланировано три.
Нужно медсестрам напомнить подготовить операционную вовремя.
Онур приветствует всех врачей, что собрались. Он говорит, что сейчас буйствует грипп и нам нужно быть внимательнее и не забывать дезинфицировать отделения, а также напоминает сотрудникам о мере предосторожности.
Разбирают сложный диагноз пациента в терапии. Я слушаю одним ухом. Пишу в ежедневнике заметку:
Позвонить адвокату по разводам. Назначить встречу.
Этой Лизке ничего из моих вещей не достанется!
Когда совещание закончено, я встаю вместе со всеми и с потоком пытаюсь слиться, чтобы Онур меня не заметил, как раз он сейчас разговаривает с Анжелой, врачом из терапии.
— Вера Николаевна, прошу задержитесь! — голос мужа басом проносится по аудитории, вынуждая меня замереть на месте.
Онур оттесняет уж больно заинтересованную в нем Анжелу Викторовну, и направляется ко мне. Он хватает меня за локоть и дергает на себя, не обращая внимание ни на кого вокруг нас.
Прожигает своим взглядом.
— Я тебе вчера, что сказал? Почему ты не зашла ко мне в кабинет до планерки?! — прорычал мне в губы этот предатель.
Решил, что имеет право с меня удержать деньги за причиненный вред его одежде? Ни шиша ем не будет!
— Ты вчера попросил как главврач или как предатель? Но в любом случае, я с мерзавцами не веду никакого диалога! Будешь общаться с моим адвокатом! — шиплю я и впиваюсь ногтями в его руку, в попытке освободиться.
Его глаза вспыхнули, словно два угля, раскалённых добела в адском пламени. Взгляд, прожигающий насквозь, будто кислотный дождь, разъедал мою решимость. Я видела в них не прежнюю нежность, а лишь змеиную ярость человека, которого я когда-то боготворила.
Предатель. Это слово эхом отдавалось в моей голове, словно похоронный звон по нашим отношениям.
Все между нами кончено!
— Адвокат? — презрительно выплюнул он, словно я предложила ему отведать отравы. Дернул на себя, впечатывая меня в свой торс. — Никакого развода не будет! Я все сказал! Ты моя жена и на этом точка!
Его слова, как осколки стекла, ранили острее любого ножа.
Он даже не хочет слушать меня!
— Онур Османович, мне долго ждать Веру Николаевну? Мне нужна ее помощь в вопросе одной операции, — передо мной вырастает Евгений Анатольевич, заведующий гинекологии.
Вера
Воздух в аудитории, казалось, наэлектризовался, потрескивая невидимыми искрами. Запах дезинфекции внезапно сменился густым привкусом адреналина, словно в операционной вскрыли резервуар с гормонами стресса.
Слова Евгения Анатольевича прозвучали как пощечина, хлесткая и публичная.
Онур такое не стерпит!
Лицо моего мужа исказилось в ярости. Скулы заострились. Ноздри раздулись, выдыхая, как огнедышащий дракон. Глаза стали чернее ночи.
Все произошло стремительно.
Онур бросился на заведующего отделения гинекологии. Тот, видимо, предвидел подобный исход, потому что успел уклониться от первого удара, и кулак главврача просвистел мимо его виска, оставив в воздухе ощутимую волну страха. Началась драка. Нелепая, жестокая сцена разворачивалась в стенах больницы.
Я стояла, парализованная ужасом. Не могла вымолвить ни слова. Их ярость казалось, заполнила собой весь мир, я боялась даже пошевелиться.
Онур не жалел Евгения. Он наносил удары с особой жестокостью, словно это искупит его предательство.
Кровь окрасила белые стены, словно кто-то решил написать на них безумный, экспрессионистический автопортрет. Наконец, другие врачи, очнувшись от шока, бросились разнимать дерущихся. Их усилиями, окровавленных, тяжело дышащих врагов растащили в разные стороны.
— Не смейте говорить о моей личной жизни, Евгений Анатольевич! Иначе, будут последствия! — прорычал Онур, вырвавшись из крепких рук своих подчиненных. Он вытер кровь с уголка рта тыльной стороной ладонью. Провел пятерней, что покрыта кровью, по волосам.
Но Евгений не дрогнул. В его глазах, несмотря на боль и унижение, горел огонь, огонь правды, справедливости.
— Ты что творишь, Онур?! Нельзя убивать людей за правду! Ты, своими руками, разрушил наш брак и бьешь окружающих за то, что они напомнили о твоем предательстве? Это несправедливо! — Я падаю на колени к Евгению и подношу к его сломанному носу платок, помогаю ему остановить носовое кровотечение.
Наступила тишина, настолько звенящая, что казалось, можно было услышать биение сердец всех присутствующих.
На Евгении не было ни единого живого места. Кровь размазана по лицу. Сломан нос. Глаз стал стремительно заплывать отеком и менять цвет на синий.
— Если бы ты вела себя тихо, то никто бы не распространял такие слухи обо мне! — Онур обвиняет меня в том, что Евгений получил в нос? Он это серьезно?
— Твоя Лизонька позаботилась, чтобы слухи о вас и о вашем ребенке услышала вся больница! Я даже не старалась твое имя коверкать! — зашипела на него.
Помогаю своему коллеге подняться на ноги и прошу его скорее приложить холод к разбитому носу. Нужно остановить кровотечение и сделать рентген.
— Жду вашего заявления на увольнение Евгений Анатольевич! — ему в спину бросает Онур.
Мы замираем на месте.
Оборачиваюсь на Онура. Смотрю на него так, словно видела перед собой не человека, а воплощение вселенской несправедливости, чудовище, вырвавшееся из глубин ада.
— Заявление? — прохрипел Евгений, с трудом разлепив разбитые губы. — Я столько лет отдал отделению… Отдал больнице!
— Ты не можешь, Онур!
— Заткнись, Вера! Твоими усилиями, мне придется распрощаться с хорошим специалистом! — рявкнул муж на меня.
— Решили меня убрать за то, что всю правду вам в лицо сказал? Хорош руководитель, ничего не сказать!
С этими словами Евгений, пошатываясь, направился к выходу.
Я чувствовала, как внутри меня закипает ярость, способная испепелить все вокруг. Онур стоял, словно каменное изваяние, его лицо исказилось от злобы и горькой усмешки одновременно.
Мерзавец! Как ты мог? — хотелось кричать, но слова застревали в горле, словно кость, не давая вырваться наружу.
— Ты превратил нашу жизнь в театр абсурда, Онур, — крикнула я. — В театр, где ты — жестокий деспот, а мы — безвольные актеры, пляшущие под твою и Лизки дудку! Но я больше не буду играть никакую роль, не буду терпеть твою тиранию!
Глаза мужа вспыхнули опасным пламенем, взгляд моментально похолодел, превратившись в ледяной шторм, проникающий сквозь кожу, замораживая внутренние органы.
— Через пять минут подпишите и мое заявление на увольнение, которое будет на вашем столе, Онур Османович! — ни секунды не сомневалась в своих словах. — И не я постаралась, чтобы хорошие специалисты покинули эту больницу, а твоя Лизонька! Ее усилиями! Ты понял, Онур?!
Ставлю точку и выхожу из аудитории прямиком в отдел кадров, где напишу заявление на увольнение.
Ярость обжигала меня изнутри, словно лава вулкана. Едкая кислота обиды разъедала грудь.
На душе тяжесть грузила камнем, желудок крутило от тошноты, ладони покрылись липким потом.
Эта швабра, Лиза, строила козни за моей спиной, разрушила мою семью и сейчас займет мое место в этой больнице.
Вера
Меня разрывало от боли. Сердце на осколки разбито.
Онур растоптал нашу любовь! Уничтожил все то, что было между нами!
Мир померк. Краски сгорели в адском пламени предательства. Каждый вдох — как глоток раскаленного железа, каждая мысль — отравленный дротик, вонзившийся в сознание.
Все, что осталось — это выжженная земля воспоминаний, пепел несбывшихся мечтаний, осколки разбитых надежд. Я хожу по этому пепелищу, как призрак былого счастья, и шепчу слова, которые уже никто не услышит. Слова, пропитанные болью и отчаянием.
Возможно, когда-нибудь я смогу собрать осколки своего сердца и склеить их заново. Но отныне на нем останется шрам — уродливый рубец предательства, который будет вечно напоминать мне о том, что любовь — это не всегда свет, иногда это — темная бездна, способная поглотить тебя целиком.
Онур выбрал мою подругу, что родит ему малыша… Наследника, о котором он так давно мечтал!
Они создадут крепкую семью…
Но нельзя построить счастье на чужом несчастье! Им не удастся быть счастливыми на костях разбитых моих грез!
Пепел надежд, словно ядовитый дым, застилает горизонт моего будущего. Каждая слеза, пролитая по Онуру, станет каплей стали, закаляющей мою волю. Пусть он купается в мнимом счастье, воздвигнутом на фундаменте моих разрушенных мечтаний.
Он будет напоминать мне о том, что доверять слепо — значит обрекать себя на верную гибель. Его имя отныне — лишь эхо пустой клятвы
Я хочу запомнить каждую боль, что испытываю по вине Онура! Это позволит мне быть сильной и стойкой! Мне нельзя больше думать о нем! Отныне он чужой!
И пусть он увидит, чего лишился!
Сегодня прилетает из командировки Лена. Она ездила на подписание сделки с иностранными инвесторами. Вот пару минут назад, Лена писала мне, что приземлилась в аэропорту города и садится в такси, чтобы приехать ко мне. Подруга еще не в курсе последних новостей. У нее была плохая связь в горах, но скоро она появится на моем пороге.
Я уже приготовила ее любимый чай с жасмином.
— Свершилось! — звонко вырывается у Лены, когда она видит меня. — Сделка подписана! Инвесторы готовы вложить миллионы!
Она светится счастьем, ведь ее труды вознаграждены хорошей премией и новым опытом в работе.
Я обнимаю ее.
— Твой восточный принц подождет! А мы рванем на Гавайи! Гавайи зовут нас!— улыбается она и начинает танцевать хулу. Она кружится, имитируя движения гавайских танцовщиц, и в её глазах сверкают искры безудержного счастья. Её энергия заразительна, как солнечный ожог на коже после долгой зимы.
Но я ежусь и отступаю от нее на шаг назад. Обхватываю плечи своими руками.
— Я поймала Онура на предательстве. — Мой голос сорвался, как тонкая нить, не выдержавшая тяжести страшной правды.
Эти слова обрушились на нее, словно лавина отчаяния, погребая под собой всю радость подруги.
Тишина повисла в комнате, словно плотная, удушающая ткань.
— Ч-что? Как это?! — она замирает на месте и смотрит на меня с широко раскрытыми глазами.
— Он сделал ребенка Лизе. У них будет семья, — проговариваю я, опустив взгляд себе под ноги.
Во рту все пересохло.
Лицо подруги исказилось, словно холст, по которому прошлись грязными мазками отчаяния. В глазах, еще недавно искрившихся счастьем, теперь плескалось море боли, грозясь затопить все вокруг.
— Я же верила, что у вас… Любовь! Вы же были для меня примером идеальной пары, чьи отношения заслуживали подражания!
— Онуру не хватило смелости мне во всем признаться! Лиза всю правду мне рассказала. Она устала прятаться с ним по углам…
Подруга рухнула на диван, словно подкошенное дерево.
— Эта мерзкая дрянь, кружилась вокруг Онура, пока ты ей чай наливала! Какая она змея! — сокрушается Лена.
— Я ушла с работы. Не могу работать в той больнице, где Онур и Лиза находятся каждыми днями.
Лена, сжимая кулаки, ходила по комнате, словно тигрица в клетке. В ее глазах сверкали молнии гнева.
— Им надо отомстить! Этот жалкий шут, что разбил тебе сердце ответит! А эта Лизка… Эта мелкая тварь, будет горькими слезами рыдать, когда мы с ней разберемся!
Лена подошла ко мне и обняла меня крепко.
— Ты заслуживаешь счастья, подруга, — шепнула мне Лена и погладила меня по волосам.
— Давай что-нибудь приготовим и ты расскажешь мне о своей поездке? — предлагаю отвлечься.
— Хорошо. Мне есть о чем рассказать… — начала Лена, когда мы вошли на кухню. Она взяла муку и яйца с сахаром. Я принялась резать яблоки для шарлотки.
— Там я встретила своего бывшего мужа, — Я замерла с яблоком в руке, словно окаменела от неожиданности. Бывший муж? Шарлотка внезапно показалась мне самым скучным блюдом на свете.
Вера
— Поздравляю, вы беременны! — проговаривает врач, с теплой улыбкой глядя на меня поверх очков, и убирает датчик УЗИ с моего живота. В этих простых словах заключалось такое огромное счастье. — Срок пять недель!
Мир вокруг замер.
Беременна.
Слезы радости, теплые и соленые, хлынули из глаз, неконтролируемым потоком орошая мои щеки. Я не могла их остановить, да и не хотела. Это были слезы счастья, слезы надежды, слезы благодарности.
Я прижала руки к животу, пытаясь осознать всю реальность происходящего.
Получилось! У меня будет малыш, о котором я так давно мечтала!
Врач протянула мне бумажную салфетку, и я с благодарностью приняла ее, с трудом сдерживая рыдания.
— Все хорошо? — спросила она участливо.
Я смогла только кивнуть, не в силах выдавить из себя ни слова.
— Вам нужно отдохнуть, избегать стрессов, правильно питаться, — продолжала врач, давая обычные рекомендации, которые я в этот момент почти не слышала.
И тут меня словно окатили холодной водой.
У меня ничего не готово к рождению малыша! Ни кроватки, ни одежды, ни коляски… Ничего!
Прощаюсь с доктором и тороплюсь выйти из кабинета. Мне нужно поскорее позвонить подруге и сообщить о беременности. Она была права: я беременна!
Но тут же, словно невидимая рука, меня останавливает, приковывая к месту. Замираю, как пленница собственных мыслей. Поднимаю голову, и сердце болезненно сжимается. В этот момент в кабинет врача заходит семейная пара. Молодой мужчина, с нежностью в глазах, придерживает свою жену за локоть, заботливо проводя внутрь. В его взгляде — столько любви, столько тепла, столько предвкушения… Он смотрит на нее так, как когда-то смотрел на меня…
И тут, словно удар под дых, меня накрывает волна горечи и обиды. А мне не доступна эта любовь. Недоступна эта забота и поддержка. Мой муж меня предал. Растоптал наши мечты, разбил наши надежды. Выбрал другую. Ту, что подарит ему наследника…
И осознание этого факта ранит с новой силой. Я осталась одна. Одна с этой беременностью, одна с этим ребенком. Одна против всего мира.
Слезы подступают к глазам, и я машинально отворачиваюсь, стараясь скрыть свою слабость. Мне не хочется, чтобы кто-то видел мою боль, мою тоску, мое одиночество.
Глубоко вздыхаю, собираясь с силами, и выхожу из больницы. На улице светит солнце, поют птицы, люди улыбаются друг другу. Мир вокруг живет своей жизнью, словно не замечая моей внутренней бури.
Достаю телефон, нахожу в контактах имя "Лена" и нажимаю кнопку вызова. Гудки тянутся бесконечно долго.
— Ну, что, милая? — В ее голосе слышится надежда, сочувствие и бесконечная поддержка.
— У меня будет малыш, — шепчу я еле слышно, словно боясь, что мои слова рассеются в воздухе, как дым. Слезы снова наворачиваются на глаза, но на этот раз это слезы облегчения и счастья. Вытираю их дрожащей рукой, шмыгаю носом, пытаясь взять себя в руки.
Благодарю Бога, что могу стать мамой.
— Поздравляю! Ты это заслуживаешь! — чувствую ее искреннюю улыбку на её губах, несмотря на то, что нас разделяют километры и телефонная связь. — Но скажешь ли ты Онуру о ребенке?
Она задает тот самый вопрос, на который я боялась отвечать самой себе. Вопрос, который, словно острый нож, пронзает мое сердце.
Что я сказала бы Онуру? Как я могла сказать ему? Что ношу его ребенка, когда у него совсем скоро появится другой малыш, в другой семье, с другой женщиной, которую он выбрал вместо меня?
Моему ребенку будет лучше, если он вырастет, зная, что у него есть любящая мама, хоть и одна, чем если он будет жить в семье, где его отец не захочет его, где он будет чувствовать себя обузой.
— Мне нужно сейчас оградить от любого стресса. Первый триместр — самый волнительный. Все что мне хочется, это думать какие детские вещи купить своей крошке и какую коляску заказать.
— Ты права. Займись своим здоровьем и огради от волнений! — соглашается Лена. — У меня тоже новости… Меня на свидание позвал бывший муж.
— А ты? Согласилась? — захожу внутрь торгового центра.
Кондиционированный воздух приятно обдувает лицо, успокаивая разгоряченные эмоции. Здесь, среди ярких витрин и счастливых покупателей, я надеюсь найти все необходимое для своего будущего ребенка.
— Низачто! Никогда я не сяду с ним за один стол и не будут кокетничать! Он растоптал меня и не заслуживает даже моего взгляда! — вскипятилась Лена.
То что пережила подруга и как сложно было ей вернуть к своей жизни… Это никогда мне не забыть.
— Он подавился твоим отказом? — улыбаюсь я, стараясь разрядить обстановку.
— Выпучил глаза, весь покраснел, но пообещал, что я буду на его коленях сидеть и в глазки ему заглядывать! Мерзавец! — фыркнула она.
Вера
Сердце сжимается от осознания того, что мой ребенок вырастет без отца. Но я тут же отгоняю эти мрачные мысли, решая, что не позволю этой ситуации сломать меня, не позволю своему ребенку чувствовать себя обделенным или несчастным. Пусть у него не будет отца, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить ему счастливую жизнь, наполненную любовью и заботой. Я стану для него и матерью, и отцом, буду любить его безгранично и сделаю все, чтобы он вырос достойным человеком.
— Ты что делаешь в “Детском мире”, Вера? Решила нам с Онуром подарок на рождения малыша подобрать? — неожиданно раздается за моей спиной голос Лизы.
Я застываю на месте, словно парализованная, и перестаю дышать. Чувствую, как кровь отливает от лица, а в ушах начинает звенеть.
Лиза не дает мне ни минуты покоя, заставляя снова и снова сталкиваться с предательством и болью.
Внутри меня разгорается ярость, смешанная с отчаянием.
Она серьезно решила, что я тут по ее “счастью”? Выбираю им подарок к рождению малыша?
Разворачиваюсь к Лизе, ощущая, как внутри всё сжимается в тугой комок. Она стоит, сияя радостью, и смотрит на меня с лицемерным любопытством.
Я не позволю ей увидеть меня сломленной и униженной! Слишком много боли, чтобы давать ей шанс насладиться моим крахом. Нужно показать ей, что я сильная, что их предательство не сломало меня. Дам ей понять, что мне плевать.
— Зачать ребенка — не нужно много ума. Тебе стоит переживать о том, получится ли родить этого малыша. Первый триместр — всегда очень опасный… — выплюнула ей в лицо, словно яд.
Разворачиваюсь, чтобы уйти прочь, как можно дальше от этого места, но Лиза, словно коршун, хватает меня за локоть и останавливает.
— Ах, ты, дрянь! Я хотела с тобой дружить, а ты себя ведешь, как последняя сука! — шипит мне в лицо.
Ее слова, как нож, вонзаются в мое сердце.
Лиза обвиняет меня в том, что я дрянь, после всего, что она сделала? Она хотела со мной дружить, предав меня самым подлым образом?
Лицемерие ее слов зашкаливает. Лиза перешла все границы.
— Мы с Онуром будем очень счастливы! Он будет прекрасным отцом моему ребенку! А ты сгинешь в одиночестве, стерва! — выкрикивает она, и в ее голосе слышится торжество.
Ее слова, словно приговор, звучат в моей голове. В этот момент я чувствую себя совершенно опустошенной и беззащитной. Она права. Я одна, а они вместе, счастливые и полные планов.
Я найду в себе силы, чтобы пережить это.
Смотрю в ее глаза и вижу лишь самодовольную уверенность в то, что она достойна счастья с Онуром. Ненавижу ее!
— Ты все разрушаешь вокруг себя, Лиза! Интересно, сколько Онур будет рядом с тобой пока не найдет себе другую такую же дурочку? Или ты веришь в то, что он с тобой так не поступит? — выдавливаю из себя эти слова. Вырываю руку из ее хватки, словно сбрасываю с себя грязь, и ухожу прочь, не оглядываясь.
— Онур никогда не полюбит никого, кроме меня! Мы с ним идеальная пара! — кричит мне напоследок, и в ее голосе слышится истеричная нотка. Ее слова — жалкая попытка убедить в этом саму себя. И это заставляет меня слегка улыбнуться.
Чувствую ее злобный взгляд у себя спине, но не останавливаюсь. Нельзя показывать свою слабость, нельзя давать ей повод для радости.
Ухожу из "Детского мира", словно из клетки, где меня чуть не задушили воспоминания и обиды. Мне нужно свежего воздуха и пространства.
Вздрагиваю, когда слышу звон мобильного. Автоматически лезу в сумочку за ним, но застываю на месте, словно громом пораженная, когда вижу на экране имя мужа. Онур.
Первым желанием было сбросить вызов, стереть его номер из памяти и навсегда вычеркнуть этого человека из своей жизни. Я так и делаю, сбрасывая вызов, надеясь, что на этом все закончится.
Я не собираюсь с ним говорить, слушать его лживые оправдания и пустые обещания. Он предал меня самым подлым образом, и я не хочу иметь с ним ничего общего.
Но звонки не прекращаются. Онур, словно одержимый, названивает без перерыва, опуская меня на дно Ада. Каждый звонок — это напоминание о его предательстве, о моей боли и унижении. Это продолжается до тех пор, пока у меня не сдали нервы.
— Чего тебе, Онур?! Почему ты никак не можешь отстать от меня?! — срываюсь в крике, не в силах сдержать гнев и отчаяние. Мои слова звучат резко и злобно, но мне плевать. Я не хочу с ним разговаривать, не хочу его слышать, не хочу знать, что у него на уме.
— Объясни своему адвокату, что ты в его услугах не нуждаешься! — рычит мне в ответ с другого конца трубки, и в его голосе я слышу угрозу. — Не будет никакого развода!
Его слова ошеломляют меня.
Как это не будет никакого развода? Он что, с ума сошел? После всего, что он сделал, он думает, что я останусь с ним?
— Еще как будет! Я не собираюсь участвовать в твоей жизни и жизни Лизки, что носит твоего ребенка! Справляйтесь как-нибудь без меня! — шиплю я. Мне противно даже произносить ее имя.
Вера
Раздраженно сбрасываю звонок предателя. Не могу найти себе места, мечусь, словно зверь, загнанный в тесную клетку. Воздуха не хватает, сердце колотится как бешеное, в голове пульсирует ненависть и обида.
Как он только посмел говорить о том, что наш брак не будет расторгнут? Серьезно считает, что я буду снисходительно улыбаться, принимать его извинения и радоваться его ребенку от этой…этой Лизы, как будто ничего не произошло?! Мерзавец!
Он, видимо, считает меня полной дурой, бесчувственной куклой, готовой проглотить любую его ложь и оставаться рядом, пока он преспокойно играет в свою счастливую семью на стороне.
Как он мог так поступить со мной? Сколько лет я отдала ему, сколько любви, заботы и тепла вложила в наш брак! А он… он просто растоптал все мои чувства, предал мою любовь и сломал мою жизнь одним своим подлым предательством. И теперь еще смеет звонить, говорить какие-то нелепые вещи о сохранении брака, как будто это что-то изменит!
Ненавижу! Ненавижу его всем сердцем! Готова разорвать на куски!
Голова идет кругом. Все плывет перед глазами, словно я смотрю на мир сквозь толстое кривое стекло. Я покачиваюсь, цепляясь за перила эскалатора, чтобы не упасть. Едва удерживаюсь на ногах, чувствую, как земля уходит из-под них.
Тошнота подкатывает к горлу мерзкой волной, переполняя меня отвращением. Внутри все сжимается в тугой ком, и меня начинает мутить с неимоверной силой.
Тошнота нарастает, заставляя меня согнуться пополам.
В голове стучит, в висках пульсирует, и кажется, что сейчас я потеряю сознание. Нужно срочно сесть, но сил нет. Кажется, что вот-вот рухну, словно подкошенное дерево.
Воздуха не хватает, дышать трудно, в груди давит, словно навалилась огромная каменная плита.
С замиранием сердца ловлю себя на мысли: а что с малышом? Неужели что-то пошло не так? Паника накатывает волной, затмевая разум.
— Девушка, вам плохо? — встревоженный голос пробивается сквозь пелену шума и звона в ушах. Чьи-то сильные руки подхватывают меня под талию, не давая упасть, и аккуратно усаживают на стул в небольшой кафешке, расположенной прямо в центре торгового центра. Передо мной на колени опускается… Евгений.
Он растерянно смотрит на меня, обеспокоенно хмурит брови.
— Господи, Вера… Вера Николаевна, вы в порядке? — Он помогает мне расстегнуть верхнюю пуговицу одежды, чтобы я смогла задышать полной грудью. Подает мне бутылку с водой из своего рюкзака. — Вы вся побледнели. Что случилось?
В его глазах неподдельная тревога и сочувствие. Кажется, он тоже не ожидал увидеть меня здесь, в таком состоянии.
— Может, вызвать врача? — настойчиво спрашивает Евгений, продолжая обеспокоенно наблюдать за мной. — Может, скорую?
Мне не хочется привлекать к себе внимание, рассказывать о своих проблемах. Хочется просто, чтобы меня оставили в покое.
— Нет, не нужно, — тихо отвечаю я. — Просто немного переволновалась. Сейчас все пройдет.
Прошептала я едва слышно, принимая бутылку с водой и делая жадный глоток.
Прохладная вода приятно обжигает пересохшее горло, и мне действительно становится немного легче. Стараюсь дышать глубоко и размеренно, чтобы успокоить сердцебиение и не потерять сознание.
— Вам бы показаться нашим коллегам, чтобы выяснили в чем дело. Как врач скажу, что вот так бледнеть — плохо.
— Спасибо, — благодарно шепчу я, поднимая на Евгения глаза. В его взгляде читается искренняя забота и беспокойство.
— А вы что-нибудь ели сегодня? — с настойчивым беспокойством интересуется Евгений.
Я устало отрицательно качаю головой. Голова до сих пор немного кружится, в груди ощущается неприятная тяжесть, и аппетит отбило начисто.
— Ну вот, — вздыхает Евгений. — Тогда все понятно. Давайте поужинаем? Может, вам плохо потому, что вы ничего сегодня не ели…
Без лишних слов Евгений берет меня за руку и ведет в небольшой уютный ресторанчик, расположенный неподалеку от торгового центра.
Внутри тепло и пахнет свежей выпечкой и ароматным кофе. Мягкий свет приглушенных ламп создает атмосферу спокойствия и умиротворения. Кажется, именно то, что мне сейчас нужно.
Я была рада, что мы пришли сюда. Сейчас возвращаться в пустую и холодную квартиру совсем не хотелось.
Там меня ждали лишь одиночество, тревожные мысли и кошмарные сны. Здесь же, в тихом уютном ресторанчике, в компании искреннего человека, я чувствовала себя в безопасности и тепле. Как будто на время сбросила с плеч груз проблем и забот, словно мне дали передышку хотя бы на несколько часов.
Но, несмотря на уютную обстановку и приятную компанию, от мыслей об Онуре никак не удавалось отделаться. Он продолжал терзать меня. Его слова, его предательство, его наглость — все это сжимало меня в тиски, не давая дышать полной грудью.
— Вы остались работать в больнице? — осторожно спрашивает Евгений, отрывая меня от моих мрачных размышлений.
Вера
Я испуганно вздрагиваю от неожиданности, и вилка выпадает из моих рук, с неприятным звоном ударяясь о тарелку. Сердце бешено колотится в груди, готовое выскочить.
Как он меня нашел?
Всё вокруг замерло.
Глаза Онура, сейчас горели ледяным пламенем ненависти. Его лицо исказилось в злобной гримасе, обнажая хищный оскал.
Каждое слово мужа било в самое сердце.
Я видела, как напрягся Евгений, как сжались его кулаки под столом. Он был готов защищать меня, но я понимала, что это только усугубит ситуацию.
Ледяной страх, сковавший меня, неожиданно отступил, сменившись жгучим гневом. Я не дам ему ни малейшего шанса почувствовать свою власть надо мной.
— Какое тебе дело до моей личной жизни? — резко отвечаю я, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Ты мне — никто! Просто человек из прошлого, которого я стараюсь забыть.
— Я твой муж, Вера! Ты мне сказала “да” в ЗАГСе и клялась быть верной… — выплюнул, словно ядом хотел меня отравить.
— О своих клятвах ты не вспоминал, когда делал ребенка моей подруге! — выкрикнула я, не в силах больше сдерживать гнев. — Ты предал меня, Онур! Растоптал нашу любовь, нашу семью! И теперь приходишь сюда, чтобы читать мне нотации о верности? Ты смешон!
Евгений молча наблюдал за нашей перепалкой, его лицо было напряжено, а глаза полны сочувствия. Я благодарна ему за поддержку, но сейчас мне нужно было самой расставить все точки над “и”.
— Да что ты на ней зациклилась?! — жарко выдает он, выставляя меня словно истеричную “пилу”. — Я же сказал, что разберусь!
— Это не пустяк, Онур! Я не собираюсь воспитывать вашего ребенка с Лизкой! — Поднимаюсь с места и тычу в грудь Онура, усиливая свои слова. — Я оставлю все мысли о вас в прошлом! И в новой жизни я буду счастлива… Без тебя! Ты уяснил это, Онур?!
Я ненавидела его! Ненавидела за ложь, за предательство, за боль, которую он мне причинил. Я ненавидела себя за то, что когда-то любила этого человека.
Разум подсказал, что пора заканчивать этот цирк. Слишком много внимания мы уже привлекли. Хватаю свою сумку и решительно поворачиваюсь лицом к Евгению.
— Пойдем, — сказала я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело от ярости. — Не хочу больше тратить время на этого человека.
Евгений встает, намереваясь следовать за мной, но тут же сталкивается с непреодолимой преградой. Онур, подобно разъяренному быку, преграждает ему дорогу, упираясь лбом в лоб. Он пышет гневом, словно готов взорваться в любой момент.
— Ты никуда не пойдешь с моей женой! — рычит Онур сквозь стиснутые зубы, стараясь запугать Евгения своим угрожающим видом.
— Угрожаешь мне? — презрительно усмехнулся Женя, сохраняя невозмутимость. В его голосе не было ни страха, ни сомнения. — Я не подал заявление на тебя из-за Веры. Не хотел ее втягивать в эту грязь. Но, видимо, ты не оставляешь мне выбора.
Неожиданно Онур хватает Женю за грудки и яростно встряхивает, словно тряпичную куклу.
— Не смей произносить имя моей жены!
Онур его сейчас убьет!
Не раздумывая ни секунды, я бросилась вперед, пытаясь остановить мужа.
— Онур, не трогай его! Отпусти немедленно! — кричу я, подлетая к ним, и судорожно хватаю его за пиджак. Я пальцами вцепилась в ткань, пытаясь оттянуть его от Евгения, но мои усилия были тщетны. Он был слишком силен, и я не могла сдвинуть его с места.
Онур, словно обезумевший зверь, не слушает ни мольбы, ни доводы разума. В одно мгновение он грубо отталкивает меня плечом, и я, потеряв равновесие, отлетаю спиной к стене.
Удар об кафель обжигает болью каждую клеточку тела. Голова идет кругом, словно в водовороте. Дыхание замирает в груди.
В глазах темнеет. Я судорожно пытаюсь вдохнуть.
В животе тянет, словно кто-то сжимает его в кулак. Я кладу руку на живот, пытаясь успокоить панику. Нет, этого не может быть! Не сейчас!
Боль пронзает поясницу, отдаваясь в ногах. Я чувствую, как по ним пробегает дрожь. Сердце бешено колотится, отсчитывая последние секунды… секунды, которые могут стать роковыми.
Мой ребенок! Что-то не так! Почему так больно?!
Жгучая, нестерпимая боль пронзает живот, напоминая о том, что внутри меня бьется еще одна жизнь, беззащитная и хрупкая.
Слезы обжигают глаза, стекая по щекам. Я больше не могу сдерживать стон. Он вырывается из моей груди, полный отчаяния и страха.
— Мой малыш! — шепчу я, сгибаясь пополам на полу, обхватив живот руками. Боль становится невыносимой.
Вдруг все вокруг замирает. Онур и Евгений, застывшие в своей яростной схватке, словно окаменели. Они оборачиваются ко мне, и в их глазах отражается ужас и осознание содеянного.
Вера
Каждая кочка отзывается острой болью в животе. Страх, холодный и липкий, волной накрывает меня с головой. Закрываю глаза, шепчу молитвы. Прошу сохранить это маленькое чудо, эту долгожданную жизнь, что бьется во мне.
Каждая минута кажется вечностью.
Этот малыш… Он долгожданный! Сколько слез было пролито, сколько надежд разбито, прежде чем я смогла забеременеть. И теперь, когда наша встреча с этим чудом так близка, его жизнь висит на волоске.
Пальцами, дрожащими от волнения, сжимаю живот, словно пытаясь удержать его, защитить от надвигающейся беды. Неужели все это может оборваться так внезапно? Нет! Не сейчас!
Не после всего, что я пережила! Я не позволю этому случиться! Я буду бороться за своего ребенка до последнего вздоха.
Я отдам за него все, что у меня есть. Лишь бы он жил… лишь бы он родился здоровым и счастливым.
Машина резко тормозит, и мир вокруг меня словно замирает на мгновение. Чувствую, как Онур бережно вытаскивает меня из салона на руках, словно хрупкую фарфоровую куклу.
Его голос, обычно спокойный и уверенный, сейчас сорвался на отчаянный звериный рёв.
— Врача! Врача сюда! — орал он, метаясь взглядом по сторонам.
Вокруг меня, словно вихрь, закручивается больничная суета. Белые халаты, озабоченные лица, обрывки фраз. Меня укладывают на холодные пластиковые носилки и стремительно везут по длинному больничному коридору.
— Ей стало плохо. Она бере… беременна! — хрипел муж.
Я не хотела, чтобы Онур все знал. Не хотела делить с ним это сокровенное, это чудо, которое я бережно хранила под своим сердцем. Но в тот момент, когда жизнь моего ребенка оказалась под угрозой, я больше не могла молчать. Страх за мою крошку оказался сильнее обиды и недоверия.
Меня тут же отправили на УЗИ, чтобы узнать ситуацию с моим малышом. Холодный гель на животе, взгляд врача, сосредоточенный на экране монитора, и звенящая тишина, которая казалась невыносимой.
Риск был. И… очень сильный. Врач молчал, но я видела это в его глазах, в его напряженном лице. Кровотечение не останавливалось.
Врачи суетились вокруг, пытаясь спасти моего малыша, но время шло, а ситуация не улучшалась. Я лежала на кушетке, беспомощная и испуганная.
Прошло долгих, мучительных часов, наполненных болью, страхом и отчаянными молитвами. Мир вокруг словно замер, а затем вернулся, окрашенный в новые, более яркие цвета. Кровотечение удалось остановить.
— Мы сделали все, что могли. Ребенок жив. Сейчас вам нужен покой.
Мой малыш жив! Он выжил! Слезы радости и облегчения хлынули из моих глаз. Я пережила это. Мы пережили это.
Меня перевезли в отдельную палату, где я могла спокойно прийти в себя. Сил не было совсем. Но я чувствовала, что теперь все будет хорошо. Мой ребенок жив, и это самое главное.
В палату вошел Онур. При его появлении дыхание в груди перехватило. Его присутствие вызывало целый вихрь чувств — недоверие, страх, злость.
Он был бледным, как полотно, словно пережил сильное потрясение. Под глазами залегли темные тени, а в уголках губ застыла горькая складка.
— Ты в порядке? — его слова прозвучали сухо и отстраненно, словно насмешка.
Я видела, как напряжены его плечи, как окаменели мышцы лица. Он словно застыл, превратился в ледяную статую. Он держался на расстоянии, не решаясь подойти ближе, словно боялся обжечься.
Но я не могла его прогнать. У меня не было на это сил.
Я чувствовала себя слабой, измученной, словно выжатый лимон. Каждое движение отзывалось болью во всем теле. Я едва могла говорить, и в горле пересохло. Но главное, я была жива. И мой ребенок тоже.
— Лучше бы извинился, — выпаливаю ему. — Неужели не понимаешь, что перешел все границы?!
Выстраиваю между нами нерушимую стену. Хочу закрыться от Онура и больше не видеть его никогда.
— Ты не сказала, что беременна! — выдавливает из себя, игнорируя мои слова. — Скрыть хотела?
Обвиняет меня во лжи! Пытается показать мне насколько я жестоко с ним повела, что нечестно поступала, лишив его права знать о собственном ребенке. Как будто это я одна виновата в пропасти, разверзнувшейся между нами.
— Ты это заслужил! — мои слова эхом разносится по пустой палате, усиливаясь акустикой в тысячу раз. В них вся моя боль, всё отчаяние, вся та ярость, что накопилась во мне.
Онур сжимает челюсти так сильно, что на его скулах проступают желваки. Его лицо наливается багровым оттенком. Яремная вена на шее вздулась и пульсирует от напряжения, выдавая его ярость. Он готов взорваться. Но я не боюсь его. Я больше не боюсь его. Он сам разрушил все, что между нами было.
— У моего ребенка будет отец! — заключает муж.
— Именно! — киваю ему, стараясь казаться уверенной, хотя внутри все дрожит от волнения. Нервно дергаю рукой, из которой торчит катетер с капельницей, и чувствую острую боль. — А я буду очень счастлива, Онур! Выйду замуж за настоящего мужчину и этот человек станет отцом моему ребенку! Он научит его смелости, верности и честности… Как не научил бы его биологический отец!
Вера
— Собираешься выкинуть меня из своей жизни?! — рычит от злости Онур. Звук его голоса режет слух, словно лезвие ножа. Его злость от бессилия, от осознания того, что он теряет контроль. — Но я отец этого ребенка!
В его глазах отражается боль и ярость.
Его боль — отголосок моей. Но уже слишком поздно, слишком многое разрушено, слишком много доверия потеряно.
Он не готов меня отпускать, тем более когда узнал о малыше. Онур думал, что рождение ребенка автоматически вернет все на свои места, что я прощу его, забуду все обиды и вернусь в его объятия. Но он ошибся.
Мое молчание — лучший ответ. Он должен понять, что я приняла решение, и оно окончательное. Онур должен смириться с тем, что мы больше не вместе, что у нас больше нет будущего.
— Это жестоко, Вера! — отчаянно произносит. Он понимает, что теряет все, что было ему дорого, что он сам виноват в этом.
Муж думал, что сможет распоряжаться моей жизнью, что сможет вернуться в любой момент, когда ему вздумается. Но я — не игрушка, не предмет, которым можно пользоваться и выбрасывать.
В его глазах потухла жизнь.
— Ты не думал о моих чувствах, когда имел Лизку за моей спиной! — выдавливаю из себя эти слова с трудом. Морщусь от яда, что выходит из моего рта. Мне противно говорить об этом, но это правда! Это то, что преследует меня в кошмарах, то, что разъедает мою душу.
Я вижу, как его лицо искажается от боли и стыда. Ему нечего сказать в свое оправдание. Он знает, что виноват, что он предал меня.
— Ты совершаешь большую ошибку, Вера! — упрямо пытается меня вразумить. В его словах — отчаянная попытка спасти то, что осталось от наших отношений. Он хватается за последнюю соломинку, надеясь вернуть меня, вернуть нашу семью.
Но его слова звучат фальшиво, его обещания пусты. Я больше не верю ему, я не могу простить его предательство.
— Остановись! Одумайся, Вера! Ты отнимаешь у нашего малыша полноценную семью, где есть и папа и мама!
— А я не хочу присутствие третьих лиц в своей семье… — отвечаю я ледяным тоном. Мои слова — как приговор, как окончательный разрыв.
— Не будет Лизы в нашей семье! — жарко говорит он, словно пытаясь развеять мои сомнения. — Я даю тебе свое слово!
Но его слова ничего не значат для меня. Слова ничего не стоят, когда они не подкреплены действиями.
— Предатели мне тоже не нужны! — отрезаю я.
Онур замолкает. Он отшатывается назад, словно от удара. Не сводит с меня умоляющего взгляда, в котором читается боль, раскаяние. Он похож на затравленного зверя, загнанного в угол.
Я отворачиваюсь от него, не желая больше видеть его страдающее лицо. Я хочу забыть о нем, хочу стереть его из своей памяти. Я должна думать о себе, о своем ребенке.
— Предатель — это тот, кто отворачивается от своих любимых, а это не я! — Его слова как гром среди ясного неба.
Предатель не я! — заявляет он с такой уверенностью, словно это решило все проблемы, словно одним этим предложением можно стереть все обиды, все страдания, которые я пережила.
Он пытается все перевернуть вверх дном. Старается выставить меня виноватой в разрушении нашей семьи.
Онур отказывается признавать свою вину, отказывается брать на себя ответственность за свои поступки. Он готов обвинить кого угодно, лишь бы не признать, что он сам уничтожил наши отношения.
Мне становится смешно. Это истерический смех, смех от абсурдности ситуации, от нелепости его слов. Смех сквозь слезы, смех от боли и отчаяния.
Я хватаюсь за живот, чувствуя, как он напрягается от смеха. Пытаюсь дышать ровно, но не выходит. Сердце бешено колотится, дыхание сбивается.
Предел моего терпения исчерпан. Я больше не хочу слушать его ложь.
Сжимаю дрожащими пальцами одеяло.
Я должна поставить точку в этих отношениях, прекратить этот мучительный фарс.
— Когда мы в следующий раз увидимся, я сделаю вид, что совсем тебя не знаю! И ты сделай также! — шиплю я, словно змея.
Я вижу, как его лицо перекашивается от боли, как он сжимает кулаки от злости. Я вижу, что мои слова ранили его, что они достигли своей цели. Он понял, что я больше не люблю его, что я не верю ему, что я презираю его.
— Чтобы ты не говорила, я не откажусь от своего ребенка! — рычит он, надвигаясь на меня. Его голос полон угрозы, его действия агрессивны.
Он нависает надо мной, подавляя меня своим присутствием. Его взгляд говорит об одном — он не оставит меня в покое. НИКОГДА!
Он будет преследовать меня, он будет мучить меня, он будет отравлять мою жизнь. Я в ловушке.
Онур не понимает, что своими действиями только отталкивает меня, что его присутствие причиняет мне невыносимую боль.
Вера
В глазах бывшей подруги — злорадство.
Каждое её слово, каждый жест — словно соль на открытую рану.
Присутствие здесь Лизы — как отрезвляющая пощечина. Как будто меня окунули в ледяную воду, чтобы окончательно привести в чувство. Но, кажется, я уже не чувствую ничего, кроме боли.
— Это ты ее сюда позвал?! — в шоке спрашиваю Онура, не веря своим глазам.
Неужели он мог так поступить со мной? Неужели он настолько жесток?
Он открывает рот, чтобы мне ответить, но его тут же перебивает Лизка:
— Я беспокоюсь за свою коллегу и подругу! Мы же с тобой подруги! — Её писклявый голос звенит у меня в голове, словно противная назойливая муха, жужжащая над ухом. Эти слова режут слух и кажутся верхом лицемерия, как заезженная пластинка. Смешно и противно одновременно.
Она наслаждается моей болью, наслаждается тем, что я оказалась в больнице, слабая и уязвимая. Наслаждается своим триумфом. В её глазах вижу торжество победительницы.
— Считаешь, что я буду делиться новостями о своем здоровье с любовницей моего мужа?! — выплевываю я каждое слово с ненавистью и отвращением. Голос дрожит, но я стараюсь держаться.
— Онур, дорогой, пойдем отсюда! — Лиза вцепилась руками в Онура, словно клещ, схватив его за локоть и потянула к выходу. — Ты только посмотри, как она разговаривает с матерью твоего будущего ребенка!
Ее слова — это еще одна порция яда, предназначенная для того, чтобы ранить меня еще сильнее. И это срабатывает.
Смотрю на Онура, жду его реакции.
Что он скажет? Что сделает?
— Поправляйся, Вера, — его слова звучат как грубая насмешка, как издевательский приговор. В них нет и тени сожаления, заботы или сочувствия. Только цинизм и безразличие.
Как я могу исцелиться от боли, которую он мне причинил? Как я могу забыть его предательство, его ложь, его равнодушие? Как я могу вновь доверять кому-то после того, как он растоптал мои чувства и надежды?
По его вине я здесь! Из-за его предательства, из-за его лжи и эгоизма.
Онур не собирался смотреть на то, как я строю жизнь без него и бросился в драку с Евгением, надумав себе, что у нас с ним отношения. Мой муж считал, что имеет право иметь любовницу и жену? Что я обязана сидеть дома и ждать его прихода, закрывая глаза на его измены и унижения?
Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются мне в ладони. Волна ненависти захлестывает меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать ему в лицо всё, что думаю. Но я молчу. Не хочу давать ему повод для злорадства.
Как же я ненавижу его сейчас! И как же я ненавижу себя за то, что так долго позволяла ему так со мной обращаться! За то, что была слепа и наивна. За то, что верила в его ложь и не видела его предательства. Хватит! Больше этого не будет! Я выберусь из этого кошмара и стану счастливой, несмотря ни на что.
Пусть уходит. Пусть забирает с собой свою любовницу и свою ложь. Я переживу это. Я стану сильнее. И когда-нибудь он поймет, что потерял. Он поймет, какую боль он мне причинил. Но будет уже слишком поздно.
— Онур, может мы заедем сейчас в “Детский мир” и купим нашему малышу игрушку, чтобы он уже сейчас чувствовал нашу любовь, — приторно-сладким голосом говорит Лизка. Так и сочится фальшивой нежностью.
Она нарочито гладит себя по еще плоскому животу, словно это самое ценное, что есть на свете, и тянется к руке Онура, чтобы и он прикоснулся к их ребенку.
На это больно смотреть, невыносимо больно. Она пляшет на моих костях, демонстрируя свое счастье на моем несчастье. Это жестоко, подло и унизительно.
Слезы рвутся наружу, несмотря на все мои усилия. Они текут по щекам, обжигая кожу. Я пытаюсь их вытереть, но они льются и льются, словно прорвало плотину.
Отвращение и бессильная ярость клокочут внутри. Хочется закричать, разбить что-нибудь, но я заставляю себя молчать.
Нельзя позволить им увидеть, как они меня ранили. Я должна выдержать это испытание с достоинством.
Как же мне хочется, чтобы они исчезли прямо сейчас! Чтобы я больше никогда их не видела!
В палату тихо стучится и осторожно заходит Лена. Она окидывает всех присутствующих удивленным, но сразу же суровеющим взглядом. Особенно она задерживается на Лизе и Онуре.
Лена моментально оценивает ситуацию и понимает, что происходит.
Моя лучшая подруга Лена — не из тех, кто церемонится. Она всегда готова встать на мою защиту, и сейчас я вижу это в ее твердом взгляде и решительном настроении.
— Парочка, на выход! — Её голос звучит неожиданно громко и властно, заставляя обоих вздрогнуть. — Еще раз вы появитесь около моей подруги, я вас не пожалею! — Лена скрещивает руки на груди и твердым тоном, не допускающим возражений, выставляет их из палаты.
По мере того, как дверь за ними закрывается, я чувствую облегчение. Словно тяжелый груз свалился с плеч.
Вера
Три года спустя.
Я сижу на неудобном пластиковом стуле в гудящей детской игровой комнате торгового центра. Мой взгляд прикован только к одной маленькой фигурке, порхающей среди разноцветного хаоса шариков и лабиринтов. Настенька. Моя доченька Настя.
Она в своем любимом воздушном платье, словно сотканном из лунного света и мечты. Ткань нежно колышется вокруг нее, когда она бегает и смеется вместе с другими детьми. Ее волосы, непослушные кудряшки, выбиваются из прически и игриво щекочут щеки. Она так похожа на ангела, спустившегося с небес в этот галдящий мир.
Я не могу налюбоваться ею. Каждое ее движение, каждый жест, каждый искренний взрыв смеха отзывается теплом в моем сердце. Она — мое солнце, мой воздух, мой самый драгоценный дар.
Я помню, как впервые увидела ее, крошечный комочек, прижатый к моей груди. Тогда эта маленькая девочка стала смыслом всей моей жизни.
Смотрю, как она беззаботно играет, и боль, терзающая меня от предательства ее отца, на мгновение отступает. Не хочу его вспоминать. Я вычеркнула из своей жизни Онура.
Есть только я и она, связанная невидимой, но неразрывной нитью любви. Я готова отдать все на свете, лишь бы видеть ее счастливой, лишь бы защитить ее от всех бед и невзгод этого жестокого мира.
Настенька постепенно растет, день за днем, превращаясь из крошечного комочка в маленькую личность, и каждой клеточкой своего существа я наслаждаюсь всеми прелестями материнства. Это не всегда легко, порой даже мучительно сложно, но каждый миг, проведенный рядом с ней, наполнен непередаваемым счастьем и любовью.
Я наслаждалась сначала ее первыми шагами, неуверенными и смешными, её лепетом, еще не совсем понятным, но таким трогательным, её объятиями, крепкими и искренними. Сейчас наслаждаюсь её любопытством, с которым она познает мир, её удивлением, когда она открывает для себя что-то новое, её радостью, когда она получает что-то, чего очень хотела.
Я наслаждаюсь своим отражением в её глазах, наполненных любовью и доверием. Наслаждаюсь тем, как она тянется ко мне, ища защиты и утешения. Наслаждаюсь тем, как она засыпает у меня на руках, чувствуя себя в безопасности и тепле.
Настенька очень быстро находит общий язык с другими детьми — у неё, кажется, талант очаровывать всех вокруг. Она словно маленькое солнышко, притягивающее к себе внимание. Поэтому у меня совсем не было поводов для волнения её первых дней в детском садике.
Она сразу влилась в коллектив, смеялась, играла и обнимала воспитательниц — словно всегда там и была. Это было огромным облегчением, ведь я знаю, как тяжело некоторым детям дается адаптация к новой среде.
Мой декрет стремительно заканчивался, и мои сбережения, к сожалению, катастрофически быстро таяли. Дальше тянуть нельзя.
Нужно возвращаться к работе, возвращаться к той жизни, которую я временно оставила ради Настеньки. С одной стороны, я безумно скучала по коллегам, по работе, но с другой… я боюсь оставлять свою девочку, боюсь пропустить что-то важное в её жизни, боюсь, что она будет скучать без меня. Но я знаю, что это необходимо, и что я должна сделать всё, чтобы обеспечить ей достойное будущее.
И вот, в награду за отлично проведенную недельку в детском садике — без слез, без капризов, без единой царапины — мы пришли повеселиться в этот огромный и гудящий торговый центр, в его яркое и шумное сердце — игровую комнату.
Я хотела, чтобы Настенька выплеснула всю энергию, чтобы почувствовала заслуженную радость. Мне приятно было видеть, как она несётся к горкам, к шарикам, к новым друзьям, как глаза её блестят от предвкушения и восторга.
В такие моменты все мои заботы и тревоги отступают на второй план, и я просто наслаждаюсь её счастьем.
Я делаю глоток горячего кофе, пытаясь хоть немного взбодриться после бессонных ночей и утренней спешки, и невольно улыбаюсь.
Наблюдаю, как Настя, моя маленькая кокетка, пританцовывает перед каким-то мальчиком, выделывая смешные па. Она заразительно смеется и широко, по-детски искренне улыбается ему, при этом щедро делится своими игрушками. Она так открыта и доброжелательна, что невозможно ей не улыбнуться в ответ.
На мой первый взгляд они ровесники.
Я приглядываюсь к этому мальчику и замечаю, что он отвечает моей дочке взаимностью. Сначала немного смущенно, а потом все более уверенно. Он тоже улыбается, рассматривая её, и в ответ на её щедрость делится с ней своей машинкой — кажется, она его любимая, ведь он крепко сжимал её в руке до этого момента.
А потом все происходит так внезапно, что я не успеваю даже моргнуть. Мальчик внезапно теряет равновесие и падает на пол. Настя, не понимая, что происходит, трогает его за плечо, думая, что это такая игра, что он хочет её развлечь. Она хихикает, ожидая, что он поднимется и продолжит дурачиться. Но игра затягивается.
Мальчик не двигается, лежит на боку, словно кукла. На лице Насти постепенно исчезает улыбка, уступая место непониманию и нарастающей тревоге. Она неуверенно отходит на шаг назад, замирает, обхватив себя руками, и испуганно поднимает свои большие глаза, ища меня.