Вернувший к свету

Глава 1

Я бросила последний взгляд на палату в больнице, где провела так много времени, что почти подкрались новогодние праздники — ведь попала сюда в середине осени, когда на серых, оголённых ветвях деревьев еще кое-где торчали самые упрямые листья.

«Спасибо этому дому, пойду к другому», только знать бы, где этот «другой дом».

Теоретически, мне было куда ехать сразу после того, как переступлю порог больницы, где мне спасли жизнь. Практически — я ни разу не была в квартире, в которую должна была заселиться пару месяцев назад, но прямо сейчас смысла в этом я не видела.

Я отлично помнила, что мне назначен курс реабилитации. Необходимо посещать врачей, ходить к ним, как на работу, только на всё эту роскошь нужны деньги, у меня же имелись другие потребности, более важные, чем собственное, собранное по крупицам здоровье. Главное — правильно расставить приоритеты. Я свои расставила.

Заглянула старшая медсестра, улыбнулась, протянула несколько листов:

— Смотрю, собралась? — дружелюбно поинтересовалась она. — Больничный не нужен, точно?

— Точно, — кивнула я в ответ.

Зачем? К шрамам прикладывать, как подорожник в детстве?

— Хорошо, — ответила старшая. — Удачи, счастливица! — подмигнула она напоследок, прежде чем скрылась за дверью.

Да уж, «счастливица», такая «счастливица», что хоть волком вой. На какой аспект жизни не посмотри — работа, финансы, здоровье, личная жизнь, на которой я и вовсе поставила большой и жирный крест, — сплошные счастье и удача! Просто бьют шоколадным гейзером, не захлебнуться бы в этой… субстанции.

Я подхватила два объемных пакета, в который раз удивилась, сколько вещей набралось за время пребывания в казенных стенах, и поспешила прочь из надоевшей палаты.

В лифте задержала взгляд на кнопках: почти все светились, лишь несколько этажей не понадобились пассажирам, в том числе и пятый. Протиснулась между бабкой в стоптанных тапках, закутанной в пуховый платок, и двумя молодыми парнями в майках-алкоголичках, шортах и резиновых сланцах. Больничный дресс-код для пациентов во всем разнообразии.

Лифт остановился на первом этаже, вначале выскочили парни, за ними вышли две женщины в тренировочных костюмах, которые живо обсуждали результаты анализа крови одной из них. Выкатилась медсестра, толкая впереди себя тележку с плотно перевязанными пакетами, прошаркала бабка. Я осталась стоять, гипнотизируя цифру «пять» на панели.

— Девушка, вы выходите? — гаркнул мужик с той стороны дверей.

— Нет, я наверх, — поспешила я ответить, в том числе и себе, и уточнила для чего-то, словно хмурому мужику в свитере, покрытым катышками, могло быть интересно. — На пятый.

Выскользнула на нужном этаже, по конфигурации ничем не отличающемся от любого другого в этом двенадцатиэтажном здании. Просторный холл у лифтов, три коридора выходящие из него, широкое окно, диван для ожидающих и посетителей, которых на пятом всегда мало. Операционный блок, ОРИТ и административные кабинеты столпотворению не способствовали.

Сердце колотилось как бешеное, в груди сдавливало до боли, руки вдруг затряслись, дыхание перехватило, спина мгновенно покрылась потом, будто при панической атаке. Я судорожно пыталась ответить себе на вопросы: зачем вернулась, для чего? Переживаний не хватает, проблем пожелала?

Того и другого в моей жизни было в таком избытке, что нестерпимо хотелось поделиться со всем остальным человечеством. И всё равно на мою долю останется.

Осторожно постучала в нужную дверь, заглянула, не дожидаясь ответа. Большой кабинет бы уставлен столами, заваленными бумагами, какими-то папками, ручками. На краю каждой столешницы красовался монитор компьютера, вдоль одной из стен возвышался стеллаж от потолка до пола.

За одним столом сидела женщина, обхватив голову руками, и задумчиво таращилась в широкое, от стены до стены, окно. Она повернулась, взглянула на меня, потом перевела взгляд на того, на кого смотрела я. Его звали Демидов Алексей Викторович, именно это имя я прочитала на вертикальном бейдже, который болтался у него на шее, увидев его в первый раз. Вернее, второй.

Женщина в медицинской форме выразительно фыркнула, встала, проплыла к выходу, вынуждая тем самым меня или выйти из кабинета, или зайти, а не изображать статую на пороге. Я выбрала зайти, раз пришла…

— Я в этот… — Красотка в хирургическом костюме неопределенно взмахнула рукой, якобы вспоминая, куда направилась. — …О! В статистический отдел, — резюмировала она и выпорхнула, прикрыв за собой дверь.

— Садись. — тот, ради кого я вернулась на пятый этаж, указал на стул рядом со столом, за которым сидел. — Чаю?

Я осталась стоять на месте. Не чаи ведь пришла распивать, а поблагодарить Алексея Викторовича, врача, который в прямом смысле спас мне жизнь. Собственными руками, знаниями, умениями, может быть даже душой. Как принято благодарить за подобное? Деньгами? Интересно, сколько стоит жизнь матери-одиночки с дырой в кармане и нулевыми перспективами по всем фронтам?..

— Меня выписали, — выдавила я. — Пришла попрощаться.

— Я понял.

Он улыбнулся, окинул меня взглядом с головы до ног, следом и я мысленно провела инспекцию собственного внешнего вида: свитер крупной вязки, джинсы, которые стали велики, ботинки на высокой, тракторной подошве, добавляющей роста — единственная дорогая вещь на мне, и та купленная не мной. Отросшие волосы собраны в хвост, руки давным-давно без маникюра, лицо без косметики. Наверняка в ярком свете, падавшем из окна, были прекрасно видны синяки и мешки под глазами, как и бледная кожа. Вот шрамы не видно, но для Алексея Викторовича, они, увы, не секрет.

Он резко встал, спешно подошёл ко мне, одной рукой перехватил мою ладонь, второй щёлкнул замком, закрывая дверь. Бережно притянул меня к себе, легко скользнув ладонью под свитер. Мой нос буквально упёрся в грудную клетку, покрытую тёмно-синей хирургичкой — теперь я знала, что «хирургичка» — это медицинская рубашка, верх от хирургического костюма. Я привычно не почувствовала никаких запахов, лишь совсем немного мыла — совершенно нейтральный. От врачей не должно пахнуть парфюмом.

Глава 2

На новом месте я спала плохо, вернее сказать, почти не спала, как любой другой ночью в последние месяцы. В голове бродили мысли, одна более упадническая, чем другая, следующая ещё грустней, потом и вовсе на грани отчаяния. При этом никакого понимания, как быть дальше. Как жить? Твёрдо знала лишь одно — жить я должна.

Ходила из угла в угол однокомнатной квартиры, которая оказалась больше и лучше, чем я предполагала. Видно, что накануне моей выписки была сделана тщательная уборка — ни пылинки, ни соринки, хорошая работа клининговой компании. Мои вещи лежали ровными стопками на полке шкафа-купе, не разобранные, деликатно оставленные в том виде, в котором упаковывались в чемодан. Кое-где я нашла пожитки Кирилла — своего трёхлетнего сына, — но основную массу его одежды и игрушек забрал мой отец, когда увозил внука домой.

Холодильник был забит продуктами, в том числе фруктами. На нижней полке красовались три огромных граната, там же стоял литр гранатового сока — средство повышения гемоглобина. На кухонных полках имелся запас круп, макарон, растительное масло, примостился даже кукурузный крахмал — словно без него не прожить и дня.

От всего этого хотелось не радоваться, а выть. Громко. Отчаянно. Со злостью. Хотя на злость, обиду, разочарование я никакого права не имела. Помогали мне от чистого сердца, не требуя ничего взамен, не заикаясь о возврате долга. Мне и отдавать-то нечем, внутренние органы — и те не пойдут на трансплантацию в случае надобности, про деньги заикаться смешно.

И всё-таки я не могла радоваться, получалось лишь не скулить от отчаяния. Я не привыкла быть объектом благотворительности. Конечно, иногда мечтала, что прилетит волшебник в голубом вертолёте, подарит эскимо, оплатит аренду жилья, продукты, косметику, я же буду лежать на кроватке, поплёвывая в потолок. А когда случилось нечто подобное, оказалась совершенно не готова принимать помощь.

С семнадцати лет я заботилась о себе сама. Родители, естественно, помогали. Однако с самого первого дня самостоятельной жизни я твёрдо знала — мне необходимо работать, учиться, откладывать средства на чёрный день. Запасаться не только деньгами, ещё знаниями, умениями, опытом, знакомствами, в конце концов. Я жила своим умом, совершала собственные ошибки и единственное, чего хотела — никогда в жизни ни от кого не зависеть.

Той ночью, сидя в чужой квартире, разбитая в прямом и переносном смысле, сломленная, совершенно несчастная, испуганная будущим, я понимала, что на самом деле всегда была права — независимость важнее всего. Мне предстояло в очередной раз начать жизнь заново, но сил хватало лишь глотать слёзы, уткнувшись взглядом в светлые обои.

Приехала я в этот город полная если не надежд, то планов. Через неделю после приезда должна была выйти на работу. За это время предстояло успеть устроить сынишку в садик, и я заранее подобрала несколько частных на время, пока дождёмся места в муниципальном. Потом осмотреться и обустроиться. Через месяц, убедившись, что всё хорошо, перевезти остатки вещей на новое место жительства. Не такие и грандиозные планы, в общем-то. Осуществимые. Первое время пришлось бы трудно, но не сложней, чем после развода, когда я осталась ни с чем и с ребёнком на руках. Наверняка проще времён, когда я приехала в столицу Сибири из небольшого села, что стояло на берегу реки, среди густой тайги и диких зверей, которые иногда забредали в поисках лёгкой наживы к окраинам деревни.

Всё оборвалось быстро, почти мгновенно, несмотря на то, что тогда казалось — произошедшее тянулось целую вечность. Из моей памяти стёрлись детали. Психологи в один голос твердили, что это защитная реакция психики. Мозг отказывался погружаться в негативные воспоминания, сопротивлялся, замещал странными, сюрреалистичными картинками, которые не имели отношения к случившемуся в тот день.

Однако, я отлично, буквально по миллисекунде могла вспомнить последние колебания воздуха своей нормальной жизни. Миг, когда услышала оглушающий грохот взрыва, почувствовала ломающую боль во всем теле, которая, казалась, раскалывала на миллиарды осколков, и поняла, что крепко держу перед собой сына, развернувшись спиной к источнику опасности.

Позже я узнала, что именно это спасло жизнь моему Кириллу. Если бы я каким-то невероятным чудом не успела закрыть его собой — он бы наверняка не выжил. В итоге он «обошёлся» лёгкой контузией, а я… Я выжила, потому что позволить себе умереть попросту не могла, несмотря на то, что хотела этого сильнее всего на свете.

Следующее моё относительно чёткое воспоминание было о том, как нечто неясное, агрессивное, вытаскивало меня из окружающей темноты, настолько комфортной, удобной, что хотелось остаться там навсегда. Клиническая смерть. Вот только я не летела по длинному коридору, не видела свет в конце туннеля, никто не простирал ко мне руки, я не видела своё тело со стороны. Мне было тепло, спокойно, я не чувствовала ничего, кроме оглушающего желания оставаться там, где находилась.

Резкий искусственный свет, нарушающий мой маленький, уютными мирок, за который я изо всех сил держалась, ужасно раздражал. Я пыталась отмахнуться от него, отбиться, понимая, что не могу ни того, ни другого. Нечто держало меня, хватало с такой отчаянной силой, что хотелось наорать, избить, искусать, чтобы снова очутиться в спасительной темноте, где не было боли, свет не резал глаза, не драло горло, не ломило тело.

— Пожалуйста, — мысленно кричала я. — Пожалуйста! Оставьте меня там!

Вот тогда, резко вынырнув, как из проруби, я очнулась. Первое что увидела — серые глаза в обрамлении пушистых неярких ресниц. Странно, позже я не могла сфокусировать зрение ни на чём, но те глаза рассмотрела в мельчайших подробностях. От разреза, густоты ресниц до расцветки радужки — тёмной, почти чёрной по краю, с расходящимися от зрачка лучиками более светлого оттенка серого.

— Жить не хочешь, значит? — спросил обладатель этих глаз.

Рост, возраст, даже пол я идентифицировать не могла.

Глава 3

Я отступила на пару шагов, хотя единственное, что нужно было сделать — быстро рвануться вперед и успеть закрыть дверь перед лицом гостя. Ногу в проём двери он не поставил, это я отметила краем сознания, скорее рефлекторно, но отчего-то отступила. Дура!

— Я зайду? — неверно истолковал мой жест Алексей Викторович.

И действительно зашёл, скинул куртку одним движением, вторым пристроил её на пустующую настенную вешалку, где одиноко висел мой пуховик, на верхней полке устроились мои же вязаная шапка и шарф. Разулся, аккуратно поставил обувь, пробежался взглядом по полу в поисках мужских тапочек, которых, естественно, не нашёл. Рядом с обувницей пристроились мои — розовые с изображением малиновых бантиков, те самые, в которых я ходила в больнице. В квартире я, по привычке, ограничилась носками.

— Проходите, — понуро, с опозданием, кивнула я, тяжело, с физически ощутимым скрипом соображая, что нужно сказать, сделать… — На кухню?

Прозвучало вопросительно, однако, меня поняли и пошли, куда пригласили.

Показавшееся накануне просторным помещение сразу стало меньше, когда туда вошел Алексей Викторович. Я поплелась к столу, нажала кнопку электрочайника. Внимательнейшем образом изучила и сам электроприбор, и двойную розетку, в которую он был подключён, и рисунки на кафельной плитке в стиле пэчворк.

Обернулась от колкого чувства присутствия постороннего человека в своём пространстве. Вроде знала, что здесь, совсем рядом, находится мужчина. Сама же сказала ему: «проходите», но холодные мурашки поднялись на ледяные лапки, заметались в панике вдоль спины.

Алексей Викторович, как остановился в дверном проёме в виде арки, ведущей из небольшого коридора в кухню, так и остался стоять. Прислонился одним плечом к косяку. Совершенно непривычный, непохожий на себя. Внешне тот же: высокий рост, я бы не удивилась, узнай, что он играл за сборную института по баскетболу или волейболу. Длинные ноги, широкие плечи. Про такое телосложение говорят «атлетическое».

Тёмно-русые волосы, скорее каштановые, серые глаза. Светловатые и настолько густые ресницы, что невольно задаёшься вопросом, для чего природа наградила таким богатством мужчину.

Лицо? Приятное лицо, наверное, красивое. Высокие скулы, волевой подбородок. Ямочка на щеке, которая словно заблудилась, случайно прыгнула к взрослому мужчине от беспечного старшеклассника и осталась навсегда. Эта ямочка умело сглаживала любые резкие слова её обладателя, придавая лицу добродушное выражение.

И всё-таки совершенно другой. Скорей всего на меня влиял непривычный вид. До этого утра я видела Алексей Викторовича только в хирургическом костюме, зелёном, бирюзовом или сером. Иногда поверх был накинут белый халат. Обязательный бейдж на груди, медицинская обувь.

Джемпер, подчёркивающий мышцы рук и груди, современные тёмные джинсы, крупная пряжка ремня — всё это дезориентировало. Я словно видела другого человека перед собой. Двойника, брата-близнеца, голограмму, кого или что угодно, но не Алексея Викторовича.

— Неловко получилось, — улыбнулся он. — Первый раз пришёл в гости к девушке — и без вина, цветов и конфеты.

Интересно, существовали ли ситуации, когда он улыбался, а заблудшая ямочка на щеке не заставляла улыбаться в ответ? Я поймала себя на смущённой улыбке, хотя радоваться было нечему.

В моём доме находился мужчина, про которого я почти ничего не знала. Фамилию, имя, отчество, место работы, цвет глаз, то, что он спас мне жизнь. При этом вряд ли хоть один человек на земле знает, что он сейчас находился здесь. Бестолочь…

— Я не пью, — промямлила я. — И не ем. Конфеты.

— Зря, — фыркнул он. — Конфеты — дар богов бестолковому человечеству.

— А… ну да… — ответила я. Дар богов. И опомнилась: — А вы зачем пришли?

Мурашки, дары богов — это всё интересно, но мне не хотелось думать обо всём этом. Лишние, пустые мысли, которые скакали как блохи, раздражали. Позволить себе расслабиться я не могла. Поверить, что этот привлекательный мужчина, спасший мне жизнь, прилетел сюда после бессонной смены только потому, что волновался обо мне, было слишком откровенной роскошью.

Я закрылась на сотни замков. Была твёрдо намерена никого, никогда, в любой, самой фантастической ситуации, не пускать на свою территорию, как бы соблазнительно это ни выглядело в фантазиях. Что греха таить, время от времени я представляла, как бы всё могло выйти у меня с Алексеем Викторовичем, если бы не бесконечные «но» в моей неустроенной жизни.

В моих мечтах, Алексей Викторович был Алексеем или Лёшей. У нас с ним закрутился долгий, страстный роман, телесная близость постепенно переросла в душевную. Все закончилось созданием дружной, счастливой семьи. С тем же успехом можно было мечтать о цветущих вишнёвых садах на Марсе. Жизненный опыт и жестокая реальность бесцеремонно подсказывали, что время розовых единорогов, если оно и было у меня, бесследно прошло.

Я должна была позаботиться о сыне, о родителях. Об их здоровье, благополучии, финансовой стабильности, которые я, и только я могла дать. У меня были и есть братья, но они давно жили обособленно, своими семьями и нуждами. Ничего не просили у родителей, но и давать не спешили. Ограничивались поздравлениями с праздниками и редкими телефонными звонками. Один забрался в Германию, второй в Австралию — с тем же успехом он мог жить на обратной стороне Луны. Мне необходимо было помочь родителям, подумать о Кирюшке.

Помнить, что мечты о прекрасных принцах — удел наивных девушек, которые пока не знают, что принцев нет. Их не мало, они не штучный товар, достающийся хорошим девочкам, их попросту не существует.

И главное — отдавать себе отчёт, что не с моей теперешней внешностью заводить отношения, даже временные и поверхностные. «Для здоровья», как советуют женщинам современные гуру психологии из Инстаграма.

Здоровье… Интересно, перелом двух рёбер или сломанные пальцы кому-нибудь приносили здоровье? Нет! Именно это мне принесли отношения с мужчиной, помимо сына и бесконечных передряг, из которых я несколько лет не могла выбраться. Пока не попала в новый виток, который показал — раньше у меня проблем не было вовсе.

Глава 4

Время до четверга тянулось долго и совершенно бесполезно. Я осваивалась в квартире, переставила кое-какие мелочи на свой вкус. Попыталась сдвинуть диван ближе к окну, тем самым освободив пятачок свободной площади для детского столика, поняла, что это мне не под силу. Что ж… пока так.

Выходила на улицу, рефлекторно стараясь не отходить далеко от дома. Шестым, иррациональным чувством боялась удалиться чуть дальше условно обозначенных границ в голове, будто постройка из красного кирпича — моё временное пристанище — гарантирует безопасность. Усилием воли заставляла себя пробираться дальше, обследовать окрестности, заходить по пути в магазины.

С крошечными торговыми точками, больше похожими на лавчонки коробейников, проблем не возникало. Я могла видеть происходящее в магазине почти с любого угла. Одновременно в поле зрения попадали касса, прилавок, выход.

С супермаркетом, который располагался в одной автобусной остановке от дома, дела обстояли намного хуже. Психолог предупреждал о подобном, но я не думала, что всё окажется настолько… пугающим. До дрожи в коленях, до пересохшего рта и холодного пота по спине.

Первый раз я смогла дойти до входа. Увидела ряд тележек, составленных у стены, тут же поспешила на выход. После почти сорок минут гуляла по небольшому скверу напротив, считая шаги и дыхание, чтобы преодолеть внутреннюю панику. Почему я веду себя как истеричка?

Да, случилось. Да, страшно. Но жизнь продолжается. Жить я обязана, и жить полноценной жизнью. Насколько позволит здоровье и финансы. Ради Кирюши. Зачем ему мать, которая не в состоянии зайти в торговый центр с супермаркетом на первом этаже? Которая не сможет элементарно купить молока, масла, каши, хлеба, не говоря уже о менее значимых, но всё-таки важных вещах.

Второй раз продвинулась чуть дальше, до конца овощного отдела. Сразу у холодильников с молочными товарами позорно ретировалась. Как выскакивала на улицу, не вспомнила даже через сутки.

В итоге на третий день, с утра, мне удалось неспешно выбрать полкило ненужного мне картофеля, авокадо, взять литр молока, десяток яиц. Пройти в рыбный отдел, прицениться там. Отстоять очередь из трёх человек, расплатиться и почти неспешной походкой выбраться на улицу.

Правда, кассирша несколько раз озадаченно на меня посмотрела, поинтересовалась, всё ли в порядке, не нужна ли мне — бледной, трясущейся, со струйкой пота, стекающей у виска, — помощь. Я молчаливо отказалась и, довольная собой, вышла на улицу. Маленькая, такая важная для меня победа!

Что ещё? Несколько раз в день звонила родителям. Отец, который всегда был противником новых технологий, тем более интернета, осваивал подаренный соседями смартфон. Не всегда удачно получалось, но с трёхлетним внуком они составляли вполне бодрую команду, готовую к новым открытиям.

Видела маму. На экране она смотрелась неважно, говорила с трудом, растягивала слова, но всё-таки это было значительно лучше ожидаемого. С Кирюшей она лепила снеговика, снежных человечков, крепость, в которой «ни один бандит» их не достанет. Слова о бандите принадлежали Кирюше, они заставляли болезненно сжиматься сердце. Маленький, как же сильно он испугался в тот день, сколько перенёс потом. Мой крошечный, храбрый мальчик.

Отец, естественно, настаивал на том, что мне нужно немедленно возвращаться домой. Нажилась самостоятельно — хватит! Сама чуть не погибла, едва дитя не погубила. Ради чего? Денег? Есть у него деньги! Не миллионы, конечно, но на жизнь довольно. Особенно если ужаться, на ерунду не тратить, лишнего не покупать.

Например, бесконечные игрушки, бестолковые сладости для Кирюши. Наряды для себя. Пара платьев, верхняя одежда по сезону — того и хватит. Не перед кем, а главное — незачем форсить. Нафорсилась, достаточно! Бог же своей милостью не оставит. Поможет.

Я не могла себе позволить полагаться на божью милость. Я выжила, мой ребёнок был цел, здоров, в безопасности. Отец и мать в относительном, но ведь в здравии. Большего не просила и не ждала.

Чтобы не провоцировать лишние волнения, сказала родителям, что попробую найти работу по силам, но усердствовать не стану, если за пару недель не сложится — перееду в родной посёлок. Действительно, если не шиковать, то прожить можно. Не стану больше испытывать судьбу.

Для себя же составила план: ищу работу, неважно, насколько по силам — выдюжу, выстою, выживу. При первой возможности заберу сынишку.

Во-первых, я до боли, до наворачивающихся слёз скучала по родному человечку. Во-вторых, родителям, особенно маме, будет легче без обузы. А дальше… жизнь покажет.

Необходимо маме санаторное лечение устроить, оплатить реабилитацию. Кирюшу на спорт отдать, на карате или гимнастику, неважно, для здоровья, чтобы друзей нашёл. Начал жить обычными для трёхлетки заботами: мультфильмы, игрушки, шумные дни рождения с аниматорами. К логопеду нужно записаться, к психологу походить, чтобы перестал строить «крепость от бандитов».

Вот об этом и решила думать. Простой, незатейливый план. Исполнить бы… Сил не хватало даже на двухчасовую прогулку. Паника охватывала часто, буквально на пустом месте. Любой резкий звук заставлял холодеть, цепенеть, сжиматься. И всё-таки, вопреки собственным страхам, я была твёрдо намерена начать жить полной жизнью.

Деньги сами себя не заработают. Сын сам себя не вырастит. А значит, как поется в нашумевшей песне «Чего ждать? Встала и пошла!»

В простом, как три копейки, плане я оставила огромное слепое пятно в пункте «личная жизнь». С одной стороны, думать об этом аспекте было до боли смешно. С другой — не думать становилось сложно.

Приглашение Алексея Викторовича было в силе. Оно было реальностью, не плодом воображения, не галлюцинацией, как и его сообщения в течение нескольких дней.

Сообщения совсем простые, ненавязчивые. Пожелания доброго утра, спокойной ночи, забавные картинки, мемы. Иногда я ощущала себя старшеклассницей в разгар виртуального романа. Вернее, я думала, что именно так должна себя чувствовать совсем юная девушка, получающая сообщения и комментарии от молодого человека.

Глава 5

Лёша проводил меня домой на такси. У дверей машины я замешкалась, никак не ожидала, что он решит ехать со мною вместе.

— Не хочу расставаться, — объяснил он, нырнув на заднее сидение. Устроился рядом со мной.

— Поздно уже, — чтобы сказать хоть что-нибудь, произнесла я. — Тебе завтра на работу.

— Ничего страшного, высплюсь.

Я не стала озвучивать, мол, надеюсь на то, что выспаться он собрался в своём доме, а не в моём, тем более в глубине души не была в этом уверена. Но себе можно было признаться: я смертельно хотела продолжить вечер с Алексеем. Не просто продолжить, а переспать с ним. Жадно, жарко, даже пошло, как в кино для взрослых, что немного удивляло.

Мой измочаленный последними месяцами организм, который перенёс слишком много для обычного женского тела наверняка не должен был чувствовать и сотой части желаний, обуревающих меня.

Но, ожив в буквальном смысле, тело начало посылать однозначные сигналы, требовать своего. Это и радовало — значит, я была жива, шла на поправку, и всё произошедшее со мной осталось позади, во всяком случае, в физическом плане. И огорчало — потому что я привыкла трезво смотреть на мир, не питать иллюзий. Надежда на то, что секс со мной, с моим телом, каким оно теперь стало, окажется хотя бы удовлетворительным, была ничем иным, как иллюзией — именно так я считала тогда.

Лучше бы естественная потребность в близости с мужчиной погибла под теми же руинами, под которыми рухнули мои надежды на новую, счастливую жизнь. Так было бы в сотни, тысячи раз проще. А ещё лучше, если бы моё израненное тело не реагировало настолько остро на конкретного мужчину — обладателя серых глаз в обрамлении густых ресниц и ямочки на щеке, что неизменно придавала ему доброжелательное выражение. Намного лучше, в сотни раз спокойней.

Алексей уверенно положил руку мне на колено, когда такси тронулось с места. Другой рукой придвинул меня ближе, почти вдавив в себя, отчего я, никогда не отличавшаяся субтильностью, почувствовала себя хрупкой. Нагнулся к моей голове, с видимым удовольствием повёл носом у волос, вдохнул полной грудью. Продвинул руку, которая лежала на колене вверх, преодолевая сопротивление тесно сжатых ног, остановил на самом мягком, нежном месте бедра, чувствительно сжал.

Рефлекторно я расслабила ноги, незначительно отодвинув одну в сторону, почти сразу же сжала снова, чем сделала ещё хуже — ладонь Лёши поднялась выше, уткнувшись ребром в промежность. Пришлось замереть, чтобы прийти в себя.

Позволить себе интимные ласки прямо в салоне такси я не могла, впрочем, вне салона тоже. Не сейчас, не сегодня, и, похоже, никогда.

Я уже проходила подобное, жизнь преподала мне хороший урок, который я усвоила со старанием ученицы, окончившей школу с золотой медалью: не стоит слушать собственное тело — обязательно аукнется.

Несколько лет назад я точно так же ехала в такси со своим будущим, теперь уже бывшим, мужем. Мы познакомились случайно, на корпоративе в честь восьмого марта, куда были приглашены сотрудники партнёров компании, в которой я трудилась. По сути, два владельца решили сэкономить и устроили один банкет на две фирмы, столкнув незнакомых людей на совместной пьянке.

Илья мне приглянулся сразу, несмотря на то, что внешность имел самую заурядную. Среднего роста, среднего телосложения, русоволосый, без ярко выраженных черт. Но я и сама не могла причислить себя к сонмам красавиц, хотя никогда не считала себя в чём-то хуже или ущербней остальных.

Он пригласил меня танцевать, я легко согласилась. Мужское внимание тогда мне нравилось, оно льстило, повышало самооценку. Я любила флиртовать, быть в центре мужских взглядов, вызывать определённые мысли, недвусмысленные желания… Не всегда удавалось, потому что, как уже упоминала, я никогда не была жгучей красавицей, при взгляде на которую мужчины сворачивали шеи и забывали собственные имена.

Вниманию со стороны незнакомца не удивилась, приняла как должное. Не только он приглашал меня, пытался развлечь, пригласить для более интимной беседы, а то и продолжения банкета. В тот злополучный вечер я определённо была в ударе.

Как мы оказались в одном такси, впоследствии я вспомнить не могла. Пить алкоголь, в отличие от флирта с противоположным полом, я не научилась. В какой-то момент банально потерялась в мыслях и пространстве, пришла же в себя на заднем сидении машины.

— Куда мы? — задала я вопрос, который всерьёз меня не беспокоил.

— Ко мне, — ответил Илья, сжав мою грудь сквозь ткань платья и бюстгальтер. Пуховик на мне оказался расстёгнутым. — Не возражаешь? — участливо уточнил он.

Я не возражала, несмотря на то, что понимала, зачем меня везёт в свой дом мужчина. Более того, я хотела этого. Так случилось, что с последним своим кавалером, если можно так назвать партнёра для секса с приставкой «для здоровья», мы расстались ещё до Нового года. За три месяца мой организм, привыкший к регулярному, довольно частому сексу, истосковался по мужской ласке. Я не была ханжой, не брезговала достижениями секс-индустрии, в студенческие годы купила вибратор, потом ещё один, но никакие достижения не могут сравниться с живым человеком. Мой организм буквально корёжило от желания близости. Свой темперамент я никогда не считала проблемой, и в тот день, в такси, не стала скрывать, что я не возражаю, напротив — хочу.

Мы провели ночь с Ильёй. Нельзя сказать, что она была фееричной, но мы оба заснули удовлетворёнными. Утром продолжили знакомство, благо был выходной день. Занялись сексом, прогулялись в ближайший магазин за продуктами, опять занялись сексом, вечером отправились в ресторан, а ночью снова…

Так начался наш роман, который закончился браком. Вернее, сначала я забеременела, не имея таких намерений. Попросту «залетела», чем не осчастливила Илью. Поначалу он уговаривал меня сделать аборт, утверждая, что прямо сейчас ребёнок ни к чему.

Он только-только начал карьеру, из простого водителя стал экспедитором — продвинулся по карьерной лестнице. Насколько же смешно это звучало. Стал экспедитором почти в тридцать лет. Головокружительный карьерный рост. Уже тогда нужно было уйти, не впутывать его в жизнь своего ребёнка, которого собиралась родить в любом случае.

Глава 6

Неделя прошла в тщетных поисках работы. Я понимала, что быстро ничего не получится, но преодолеть расстройство от собственных неудач, похожее на густой черничный кисель, никак не могла.

Подбирался новый год. Через три недели грянут фейерверки, счастливые граждане поднимут фужеры с шампанским под бой курантов, начнутся каникулы, которые продлятся до середины января, а мне до него еще нужно на что-то жить.

Я понимала, что оставаться в этом городе дальше, без работы, без средств к существованию — роскошь, которую я не могла себе позволить. Самым верным решением в моей ситуации было уехать к родителям, перестать ловить Жар-Птицу за хвост — всё равно в руки не даётся. Но упрямая вера в собственные силы держала меня прикованной к однокомнатной квартирке в высотном доме.

Откуда во мне взялась эта вера в себя, почему теплилась все дни отчаяния, проведённые в больнице, которые остались в прошлом, но продолжали колоть то воспоминаниями, то фантомными болями, а то и реальными, я не знала. Может быть, она была во мне всегда, иначе откуда в семнадцатилетнем возрасте, живя в далёком Сибирском селе, я была убеждена, что уеду, стану самостоятельной. Буду сама править своей жизнью.

Именно эта вера, пусть не подкреплённая ничем, глупая и отчаянная, тоненькая, как огонёк лучины под сквозняком, заставляла меня вставать каждое утро, чтобы снова и снова искать работу. Преодолевать страх, обливаться холодным потом в супермаркете, но медленно проходить отдел за отделом. Разглядывать упаковки, читать надписи, заставлять себя находиться там, где находилась, не поддаваться охватывающей панике.

А может, веру мне внушал Алексей. С самого первого мгновения, когда я увидела, услышала, вернее сказать — почувствовала его, вера в то, что я непременно справлюсь, не покидала меня. Ведь если я выжила благодаря ему — значит, должна продолжать жить. И жить хорошо. Насколько получится, пусть не сказочно прекрасно, но хорошо.

Моё упрямство, отчаянное нежелание прогнуться под обстоятельства, принесло неожиданные плоды. Возвращаясь из магазина, я увидела свет в высоких витринах своего дома. Рабочие устанавливали вывеску с названием крупной сети универсамов, за стеклом расставляли стеллажи для товаров, а на входе, у обновлённых раздвижных дверей, красовалось объявление с предложением работы.

От неожиданности у меня спёрло дыхание. Я быстро забила номер в телефон, посмотрела на время — без пятнадцати пять — рабочий день не закончен, поднялась на лифте в квартиру. Уселась на банкетку в прихожей и там, не снимая пуховика, набрала заветные цифры.

Спросила про работу, любую работу. На руководящую должность я не рассчитывала, была бы рада вакансии продавца, кассира, фасовщицы, кладовщицы. Работа прямо в доме, в котором живу — это даже больше, чем я смела мечтать.

— Сейчас подойти сможете? — спросил уставший женский голос на том конце провода.

— Могу! — мгновенно отозвалась я. — Куда именно?

— В магазин, где видели объявление. Я сейчас здесь.

— Да, конечно! — выпалила я, подрываясь с места.

— Заведующую Галину Акимовну спросите, — с долей раздражения ответили мне и тут же отключились.

Через несколько минут я топталась в просторном, ярко освещённом пустом зале, куда затаскивали стеллажи, в ожидании некой Галины Акимовны.

— Вы по поводу работы? — появилась передо мной женщина.

На вид ей было около пятидесяти лет. С лишним весом, который не портил. В джинсах, обтягивающих плотные бёдра, в свитере и синей жилетке с логотипом супермаркета. Невольно я сморщилась, когда увидела тот самый логотип, но быстро отбросила сомнения прочь.

Я не могла себе позволить упустить свой шанс только потому, что какой-то урод взорвал самодельное устройство в магазине этой сети. Ни за что! Это всего лишь нечаянное воспоминание, ряд ассоциаций. Реакция, о которой предупреждал психолог. Необходимо взять в себя в руки — спешащий человечек на эмблеме не сможет сломать мои планы ни за что на свете!

Мы отошли в сторону от галдящих рабочих, которые забористо выражались, когда что-то шло не так, невзирая на присутствие женщин. Подошли к импровизированному столу, попросту — к куску ламинированного ДСП, что лежал на низких строительных козлах.

— Продавцом, значит? — посмотрела на меня Галина Акимовна, когда внимательно изучила мои документы.

— Кем угодно, — выпалила я.

— Приходят «кем угодно», потом убегают через неделю.

— Я не убегу, — твёрдо ответила я.

— Ребёнку, значит, три года. Болеть будет… Есть, кто будет с ребёнком сидеть?

— Сын у родителей. Пока… хочу место в садике получить, тогда заберу.

— Как всё просто на словах, — кинула Галина Акимовна небрежно. — Ладно, не принимай близко к сердцу. Я такой же была, как иначе? Слабину дашь — жизнь размажет. Согласна?

— Согласна, — кивнула я.

Галина Акимовна произнесла истину, которую я могла выгравировать золотым тиснением на обложке своей жизни. Дорого я заплатила за слабость с бывшим мужем, больше такой ошибки не совершу.

— Так, Барханова Любовь Петровна… — заведующая споткнулась на моём имени, посмотрела на меня внимательно, будто пыталась что-то вспомнить, или мы встречались раньше, но она никак не могла припомнить где именно. — Редкое имя у тебя по нынешним временам, Любовь Петровна.

Я промолчала в ответ. Пожалуй, редкое, хоть и самое обычное.

— Продавцом я тебя не возьму, — проговорила Галина Акимовна, у меня опустилось сердце. — Кассиром тоже, — отрубила она. — Администратором торгового зала тем более. Не выдержишь, уйдёшь через месяц.

— Не уйду!

— Мне виднее, — отрезала она в ответ. — Пойдёшь супервайзером, считай, товароведом. Опыт у тебя, я смотрю, есть. Программы знаешь, а что не знаешь — научим. График с девяти до шести с перерывом на обед. Суббота, воскресенье выходной. Обучение две недели за счёт работодателя, одна неделя стажировки. Завтра поедешь в отдел кадров, вот по этому адресу, там все формальности расскажут. Обязательно скажи, что с Галиной Акимовной уже говорила лично. Я и сама позвоню, но лишним не будет.

Глава 7

Я безумно нервничала, когда Алексей зашёл в комнату и огляделся, несмотря на то, что умом отлично понимала — это съёмное жильё, которое не имело ко мне никакого отношения. Пусть благоустроенное, прилично обставленное, но чуждое мне. По обстановке этой квартиры невозможно было судить о том, какой я человек.

Несколько репродукций на стене не выдавали мой художественный вкус, они закрывали неаккуратные дырки в стене, оставшиеся от прошлых жильцов. Стопки книг на полке не указывали на мой вкус в литературе. Скорей всего, фантастические боевики читал и оставил кто-то из ранее проживающих. Светлые обои с мелкими незабудками ничего не могли сказать о моей личности.

Однако, безликое пространство отражало главное — прямо сейчас я была точно такая же чуждая всему миру и безликая. С неопределённым, неясным будущим

Без прошлого, которое я отчаянно мечтала забыть, стереть из памяти и жизни, без настоящего. Бледные незабудки и репродукции импрессионистов — это не я, не про меня.

До прихода гостя я успела понять, что скатерти хозяйка квартиры не оставила. Откровенно говоря, я не задумывалась об этой мелочи в интерьере, пока не пришла нужда. Пришлось обойтись салфетками-подставками из бамбука, которые были на кухне. Несколько минут кряду я стояла у стола с этими салфетками в руках, соображая, как лучше их расположить.

Самое очевидное решение, бросавшееся в глаза — устроить бамбуковые коврики вдоль стола со стороны дивана, к которому придвинут стол. Только это смотрелось слишком… провокационно.

Он и я, вдвоём, на одном диване… Пусть это простая формальность, и оказаться в горизонтальной плоскости с мужчиной можно независимо от того, где вы находились минутой раньше, но я цеплялась за эту формальность, искала маячки стабильности, что гарантированно уберегут меня от поступка, о котором впоследствии пожалею.

Устроить салфетки с торцов овального стола, значило обозначить чопорную дистанцию, неуместную, как мне казалось, в нашей ситуации. Я позвала мужчину в гости — глупо устраиваться вдали друг от друга, чтобы степенно вкушать блюда. К тому же посуда, которая нашлась в квартире, не тянула на сервировку английской аристократии. Неполный столовый сервиз вполне приличного производителя, но, естественно, не фарфор. Как и фужеры, что я откопала в самом углу кухонного пенала, были вовсе не хрустальные. Да и я сама, от макушки до пят и происхождения, не могла похвастаться голубой кровью.

В итоге поставила два стула вдоль стола, устроила рядом салфетки. Сервировала, как и из чего смогла. С грустью вспомнила сервизы, белоснежные скатерти, столовые полотенца и салфетки, которые я покупала со времён начала самостоятельной жизни — домашняя утварь и детали интерьера всегда казались мне важными атрибутами, — всё осталось у бывшего мужа. Он не позволил забрать ничего, оставил себе даже моё бельё, которое было в корзине для грязного, и описанные штанишки сына.

Для чего?.. Разбираться у меня не было ни сил, ни желания. Тогда, больше года назад, я не стала об этом думать, сейчас тем более не собиралась. Мне было неуютно от того, что я не могла накрыть стол так, как хотела бы, как накрыла бы всего несколько лет назад, зато я стала самостоятельной. Не зависела ни от мужчин, ни от псевдо-убеждений, которые надевали невидимые кандалы на души и тела женщин.

— Здесь мило, — сделал Лёша комплемент моему пристанищу.

— Это съёмная квартира, — для чего-то напомнила я.

— Помню, — он улыбнулся. — Теперь ты не планируешь уезжать?

Он напомнил о моих рассуждениях на совместном ужине в ресторане, тогда я вслух размышляла о том, чтобы отправиться к родителям и остаться там навсегда.

— Нет, — помимо воли засияла я. — Конечно, нет.

Я нашла работу в своем же доме — это больше, чем я смела мечтать, пока её искала. После завтрашнего посещения отдела кадров, я собиралась позвонить арендодателю, сказать, что продолжу снимать квартиру, оплатить вперёд несколько месяцев проживания. Для этого придётся залезть в запасы, которые отложены на чёрный день, но нам с Кирюшкой была необходима стабильность. Относительно постоянное жильё в первую очередь.

— Хорошо, — ответил Лёша. Посмотрел на меня внимательно, и, не успела я смутиться от пристального взгляда, продолжил: — Тебе идёт улыбка.

От накатившего, совершенно неуместного девичьего смущения, я спрятала лицо в бутоны роз, которые так и держала в руках. Спохватилась — надо поставить цветы в воду, благо подходящая ваза стояла на подоконнике, едва скрытая полупрозрачным тюлем.

Схватила несчастную вазу и рванула с ней на кухню. У раковины, где я набирала воду, отложив в сторону букет, меня догнал Лёша. Встал сзади, на расстоянии дыхания, упёрся двумя руками в края столешницы, так, что я оказалась в его плену, проговорил:

— Постарайся не нервничать. Всё хорошо.

В ответ я молчаливо кивнула.

«Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо», — повторила я про себя как мантру.

— Тебе помочь? — спросил Лёша.

Я резко развернулась и почти уткнулась в грудь Лёши носом. Он отошёл на шаг, убрав руки от столешницы. Забрал у меня протянутую вазу, потом захватил букет и отправился в комнату, предварительно одарив улыбкой, от которой ямочка на щеке стала заметнее.

На стол мы накрывали вместе. Получилось… мило, по-домашнему, хотя разум царапало то, что всё выглядит не так, как могло быть… Не так, как учили меня в родной семье, как следовало бы принимать гостя, если позвала в свой дом.

— Вкусно, — похвалил Лёша мои старания, прожевав кусочек говядины, которая действительно получилась недурно — рассыпчатой, с достаточным количеством соли и приправ.

— Спасибо, — поблагодарила я за комплимент, вдруг вспомнив, насколько приятно, когда твои усилия хвалит мужчина. Твой мужчина. Неуместные мысли, абсолютно ненужные… Лишние.

— Люба, ты почему хлеб не ешь? — вдруг спросил Лёша, показав глазами на корзинку с белым и чёрным хлебом. — Не говори, что на диете.

Глава 8

Время обучения пролетело незаметно. Я была рада занять мозги чем-то, помимо бесконечных мыслей о прошлом и неясном настоящем. Дорога в учебный центр сети, где я собиралась работать, занимала почти два часа в одну сторону, что тоже отвлекало.

Первые несколько дней дались тяжело. Поездки в общественном транспорте, внезапные звуки фейерверков, резкие крики, неизвестная местность — всё это выбивало почву из-под ног. Заставляло всё внутри сжиматься от накрывающих эмоций, неясного страха, паники, но отступать я не собиралась. Не могла и не хотела.

Я искала себе занятие — разглядывала город из окон автобуса, прогуливалась по улицам возле входа в метро. Находила интересные уголки, скверы, магазины, торчала на ёлочных базарах. Я совсем не знала города, в который приехала жить и работать. Пришло время познакомиться, пусть пока и не с парадного входа.

Учёба показала, что многого я не знала, что-то стёрлось из памяти за время декрета, в некоторых вопросах изменилось законодательство. Тем интересней было. Приходилось заново вникать в нюансы, запоминать мелочи, многое учить.

А ещё общаться с большим количеством людей. По сравнению с кругом моего общения в последние годы, а особенно — в последний месяц, просто огромным. В основном с женщинами, что не удивительно. Сфера, в которой я собиралась работать, считалась женской, несмотря на то, что работа непростая.

Я не старалась найти себе подруг, понимала, что наше тесное общение временное, но совершенно не чуралась взаимодействия. Становилось приятно перекинуться парой слов с теми, кто не знал обо мне ничего, и не стремился узнавать больше того, что было озвучено сразу: имя, будущая должность и филиал, в котором предполагается работа.

Женщины есть женщины, очень скоро мы выяснили возраст друг друга, семейное положение, имена детей, возраст — всё то, что неизменно всплывает в беседах, если отвлечься от темы погоды.

Оказалось, что я не единственная приезжая. Почти все, кто проходил обучение, были из других регионов. Совпадение это или политика компании, никто не знал. И какая разница? Главным для меня было то, что я нашла работу, проходила обучение. А накануне нового года, в случае, если я хорошо сдам «экзамены», нам полагались несколько выходных дней до момента, когда нужно будет начать стажировку. Значит, я могла поехать домой и забрать Кирюшу раньше, чем планировала.

Правильней было бы обустроиться на новом месте, втянуться в работу, но больше существовать без своего мальчика я не могла. Именно существовать, не жить. Никакие новые впечатления, места, люди, перспективы не могли заменить мне сына.

Эти же две недели у меня ушли на будущее обустройство Кирюши. Необходимо было найти ему частный садик, пока не подойдёт очередь в муниципальном. Няню на первое время, на случай, если задержусь на работе, и болезней — увы, дети болеют, при переезде, при смене климата это неизбежно.

Обошла округу в поисках развивающих занятий для малышей. Чудес я не искала, отдавать сына в дорогостоящие секции, которые требовали постоянного вливания денег и сил родителей, не планировала. Искала кружок для общения Кирюшки с детьми. Тревожилась, что после пережитого и месяцев жизни в далёком таёжном посёлке с дедушкой и бабушкой, сын одичал.

Купила детскую мебель: симпатичный диванчик, который прекрасно поместился в углу комнаты, небольшой столик со стулом, цветные пластиковые ящики для игрушек, что должны были заполонить квартиру. Наконец-то она станет по-настоящему живой, и я окончательно пойму: у меня началась новая жизнь.

Помимо мебели для Кирилла я начала покупать приятные детали интерьера, что придавали временному жилищу налёт жилья постоянного. По которым можно понять, какие люди в нем живут. На крупные, основательные покупки у меня не было денег, я хорошо понимала, что появятся они не скоро — неприкосновенный запас тратился лишь на нужды сына, — но мелочёвку, вроде недорогой посуды, диванных подушек и замену репродукций на стене на изображения, которые мне по вкусу, я могла себе позволить.

Одним словом, я всеми силами старалась вернуться к нормальной жизни. Осторожно, делая лишь робкие, неуклюжие шаги, но впереди маячила надежда на лучшее, и это подбадривало, придавало сил.

Накануне зачётов я плохо спала, вдруг стало страшно провалить, не пройти. Страх этот был необоснованный, точно такой же, как страх громких, неожиданных звуков, однако половину ночи я перечитывала собственный конспект, как это бывало в студенчестве, а потом до утра рисовала в воображении картину, в которой всё, что я с такой любовью наметила, не сбудется.

В положенное время я приехала в учебный центр. Трясясь, как куцый хвост, зашла в кабинет, где сидела «экзаменационная комиссия», состоявшая из тех же преподавателей, что нас учили. Присутствовали несколько заведующих, одна из которых Галина Акимовна.

Я не заметила полчаса, отведенных на моё тестирование и короткий устный экзамен. Ответила на все вопросы без запинки и единой загвоздки. В конце мини-собеседования Галина Акимовна улыбнулась мне и повторила однажды сказанное:

— Сработаемся.

Мне оставалось съездить в отдел кадров для решения бюрократических моментов, и несколько дней до начала стажировки я была свободна в самом лучшем смысле этого слова. Я была при деле, у меня появилось место и время работы, законные выходные и праздничные дни, а часы бесконечной неопределённости уходили в прошлое.

Помимо того, что я хотела как можно скорее закрыть вопрос с трудоустройством, освободить себе дни, которые я могла потратить на поездку домой за сыном, я решила съездить в отдел кадров сразу после экзаменом по ещё одной причине. Алексей. Офис, в котором располагался отдел кадров, находился недалеко от госпиталя, где работал Лёша.

Мне захотелось поделиться с ним радостью, пригласить на ужин. Обязательно за свой счёт — это было важно для меня, как веха, обозначение начала новой жизни. Обязательно самостоятельной и независимой. Я никогда не была воинствующей феминисткой, мне нравилось, когда мужчина приглашал, ухаживал, платил по мере сил и возможностей, но в тот день хотелось пригласить и заплатить самой. Только потому, что я могу это сделать. Наконец-то!

Глава 9

Стоп-сигналы кроссовера прощально моргнули перед тем, как выехать на проезжую часть с парковочной зоны, и я наконец выдохнула. Боль никуда не ушла, наоборот, начала распространяться по всему телу чернильными потёками.

Однако, уже через минуту после того, как машина скрылась из вида, а я поняла, что именно случайно подглядела, я развернулась и направилась в сторону автобусной остановки. Жалеть себя не собиралась, отлично знала, насколько разрушительно это чувство. Как сильно оно деморализует, выбивает почву из-под ног. У меня же наконец-то появились планы на жизнь, которые я не собиралась спускать в унитаз из-за собственной боли.

Сидя в автобусе, озябшими руками я открыла сайт продажи авиабилетов. Цены на перелёты в предпраздничные дни были завышенными, но вполне посильными. Другого времени забрать сына не предвиделось, поэтому я нажала на ближайший рейс, на который успевала. Оставалось только добраться домой, кинуть в сумку минимум вещей, заранее приготовленные подарки Кирюше и гостинцы родителям.

В аэропорту, когда объявили посадку на мой рейс, пришло сообщение от Лёши с дежурным пожеланием спокойной ночи и припиской-вопросом, как прошёл мой день. Ужасно хотелось написать, что всё прекрасно, имела удовольствие воочию увидеть, что Демидов Алексей Викторович — лжец.

Конечно же не написала. Не посчитала нужным устраивать разборки. Случилось то, что должно было случиться — наши дороги разошлись. Это оказалось больно, но совершенно точно не смертельно. Говорят, всё, что не убивает, делает нас сильнее. Что ж, я стала сильнее на одно разочарование. Крошечное, если отбросить шелуху в виде женских переживаний.

Мы взрослые люди, единственное, что произошло между нами — это секс. Просто секс, ничего личного. Никаких привязанностей, обещаний, планов на жизнь. Секс. Не так и плохо для болезненного уродца.

И всё-таки мне было больно, обидно, к глазам подступали горькие слёзы, которые я сдерживала изо всех сил. Плакать я не собиралась.

«Всё хорошо. Экзамены сдала. Улетаю домой за сыном», — написала я нейтральный ответ. Показывать обиду, на которую не имела права, я не стала. Зачем?

«Когда? Я провожу», — пришел ответ.

«Прямо сейчас», — набрала я быстро, толкнув вперёд сумку ручной клади.

Подошла моя очередь на посадку. Протянула посадочный талон милой стюардессе, молоденькой, красивой, наверное, такой, какой я была когда-то… Жалко, что и это создание неминуемо подстерегают женские разочарования.

Тут же зазвонил телефон, и даже не глядя на экран, я могла уверенно сказать, кто звонит. Прошла в телескопический трап и только тогда, уже после второго звонка, ответила.

— Ты не говорила, что улетаешь сегодня, — с заметным упрёком проговорил Лёша.

— Так получилось, — постаралась я ответить ровным голосом.

Накатившая обида мешала говорить беззаботно. Обида на успевшего каким-то чудом стать родным человека теснила грудь. Подкатившие к горлу слёзы заставили глухо кашлянуть, сдавило горло. Я посмотрела перед собой, подхватила сумку и двинулась по «рукаву» в самолёт. За окнами стелилась позёмка, на фоне ночи кружился крупный, редкий снег в свете ярких софитов аэропорта.

— Люба, что случилось? — обеспокоенно сказал Лёша.

— Ничего. Я лечу домой за сыном, — повторила я, изо всех сил борясь с собственным дрожащим голосом.

— Я думал, ты скажешь заранее, и я провожу тебя.

— А я думала, что ты заранее расскажешь о своей дочери, — отрезала я и нажала сброс.

На повторные звонки я не ответила, хоть и была такая возможность. Пассажиры гудели, переговаривались между собой, кто-то радостно предвкушал полёт, встречу с родственниками, кто-то тревожно озирался по сторонам. Некоторые делали селфи, отправляли близким, друзьям. Я же просто отключила телефон.

У меня не было родных, которые бы интересовались, где я нахожусь, куда и насколько лечу. Кроме родителей и сына, но им звонить было поздно, даже когда я только купила билет. Сейчас же у них время летело к рассвету — самый сон.

Не было друзей. Все мои друзья остались в прошлом. В настоящем я не стремилась обзаводиться новыми. Возможно ли это к тридцати годам? Я сомневалась и проверять собственную теорию совершенно не хотела.

И не было близких… Больше не было. Единственный за последние годы человек, которого я причислила вопреки голосу разума к близким, меня обманул…

Несмотря на усталость, как физическую, так и моральную, я не смогла уснуть. Таращилась воспалёнными глазами в полутьму, освещаемую тусклыми лампами. В основном люди спали, с трудом пристроившись на узких, тесных креслах. Рядом со мной дремал высокий мужчина, держа за руку маленькую девочку, лет четырёх-пяти. Та облокотилась на плечо папы — это был именно папа, я невольно стала свидетельницей их разговора, — и обнимала рукой розового монстра, точно такого же, как несла дочь Лёши. Мирная, идиллическая картина, заставляющая меня снова и снова вспоминать и думать.

На что я обиделась на самом деле? Что обидело меня настолько, что я бросила трубку, подобно истеричной школьнице, которую мальчик не поздравил с первым днём весны.

Алексею за тридцать лет. Он был женат, наличие у него ребёнка логично. Нормально. Когда-то, в прошлой жизни, я не представляла семью без детей, видимо, его жена или сам Лёша думали так же. Ведь это объяснимое желание — родить ребёнка. Почему я не задумалась над этим, когда он рассказал, что был женат?

В самом ребёнке, милой девчушке, которую я видела, не было и не могло быть ничего ужасного, отталкивающего. Просто ребёнок, точно такой же, как спящая рядом девочка или Кирюша, или сотни других ребятишек.

Дело в том, что женщина, которая вела дочку Лёшу, поцеловала его в любезно подставленную щёку? Это могла быть родственница, двоюродная сестра, подруга детства. Кто угодно. Однако, та самая женская интуиция, которую невозможно погасить, подсказывала мне, что женщина в пуховике — бывшая жена… Бывшая ли?

Случается, что люди после развода остаются в хороших отношениях, порой дружеских, но поцелуй при встрече — другой уровень близости, далёкий от понятия «бывшая» или «бывший». Я представить не могла, чтобы увидев Илью, захотела его поцеловать. Моё желание при единственной встрече после развода было убежать, и только невозможность самостоятельно встать с больничной койки и демонстративно маячивший в дверях знакомый не позволили мне скатиться в банальную истерику.