Человек, чья главная сложность в жизни заключается в том, какое платье надеть к долгожданной встрече, несомненно, беззаботный человек.
Лилэй, с раннего утра погруженная в приятные хлопоты о своем внешнем виде, находилась в том пограничном возрасте, когда иные молодые женщины, познав груз житейских забот, а порой и ответственность близящегося материнства, получали право считаться взрослыми. Одурманенная романтическими грёзами принцесса, растимая как капризный цветок под всеобъемлющей опекой венценосного отца и заботливых нянек, сама казалась сущим ребенком.
По случаю ясной погоды обтянутые рисовой бумагой перегородки, отделявшие спальню ее высочества от галереи, были раздвинуты, а окна на самой галерее распахнуты настежь, но даже это не спасало от духоты.
Раскаленный воздух полнился горечью сирени и дурманом свежескошенной травы, к которым примешивался запах лака и краски — слуги перед приездом важного гостя вчера обновляли полы. Королевские карпы в обмелевшем пруду жались ко дну. Дворовый пес забился под кусты и дремал, высунув язык. И даже птицы, утомленные зноем, щебетали редко и неохотно.
В отличие от застывшего в картинном умиротворении сада, в комнате ее высочества бушевал ураган. Растрепанная Лилэй, разметав по полам, подушкам и немногочисленной мебели наряды из дорогого шелка, хваталась то за гребни, то за благовония, то за серьги и не замечала ни жары, ни кружившегося рядом шмеля, принявшего вспыхивавшие на солнце бронзой волосы за диковинный цветок.
Плевал на жару и ее личный телохранитель Джек, и мысли двадцатитрехлетнего стража были не столь радостны, как у его подопечной. А думал он о том, что пройдет немного времени — год или два — и беззаботная девочка, знакомая ему, безвозвратно исчезнет.
Легкие подпрыгивающие шаги сменятся степенной полной королевского достоинства поступью. Бесхитростная живая мордашка спрячется за маской наигранных эмоций: лицемерие — необходимое качество, без которого невозможно выжить среди венценосных особ и их советников. Карие глаза с тонкой золотой каймой, встречавшие каждый день с удивлением, радостью и надеждой, потускнеют, подернутся пеленой тревог и обыденности.
Может быть, нежелание потерять в череде дней солнечную, похожую на мотылька-однодневку девочку и заставляло Джека принимать в копье любое событие или человека, способных ускорить грядущие перемены.
— Джек! Ты вообще слушаешь?!
Лилэй, на секунду прервав хаотичные метания по комнате, замерла напротив стража.
— Ась? Вы что-то хотели, принцесса?
— Я тебя третий раз спрашиваю, какое платье мне выбрать? Красное или синее?
— Синее, — наугад брякнул Джек, думая не о нарядах, а о том, как принцесса забавно морщит нос, когда злится.
— Я в нем выгляжу точно призрак покойной бабушки!
— Возьмите красное.
— Оно слишком вызывающее! Благовоспитанной девице пристало быть скромной и... Принц Галаад не любит синий цвет, — невпопад закончила Лилэй, срываясь с места и заламывая в волнении руки. — Священное пламя, что же мне делать?!
— Выдохнуть и прекратить скакать как ужаленный под хвост кузнечик, — посоветовал с ухмылкой страж. — Его высочество Галаад намерен жениться на троне Эстии. Вы же всего лишь приятное дополнение. Так что даже будь вы страшнее первородной тьмы, это ничего не изменило бы в планах принца.
Вспыхивала Лилэй мгновенно. Залившая щеки и добравшаяся до кончиков ушек краска сделала по-детски пухлое лицо еще милей.
— Галаад совсем не такой! То есть трон его, конечно, интересует, но ведь это естественно для человека его происхождения и честолюбия. А моей руки он просил отнюдь не поэтому!..
Телохранитель скептически изогнул бровь, выразив отношение к пылкой речи Лилэй. Принцесса, чьи доводы разбились, точно капли дождя о камень невозмутимости ее слушателя, осеклась. Сердито топнула ножкой.
— Джек, тебе никто не говорил, что ты злюка и зануда? Поэтому и жены у тебя до сих пор нет!
— Мне достаточно вас, принцесса. К чему создавать самому себе дополнительные проблемы?
Лилэй открыла рот, собираясь в ответ сказать какую-нибудь колкость, но ее оборвал удар гонга.
— Священное пламя! — принцесса заметалась по комнате с удвоенной скоростью, но по-прежнему бестолково. — Галаад здесь! Я должна встретить его! Дона! Где мое красное платье?!
— Красное? — из гардеробной выглянула седовласая придворная дама, прижимавшая к пышной груди ворох ткани канареечного цвета. — Вы же десять минут назад попросили приготовить вам жёлтое?
— Красное! Жёлтое! Любое! Только, пожалуйста, скорее.
Лилэй выхватила наряд, тут же всучила обратно, когда поняла, что неудобно расшнуровывать ворот с занятыми руками. Встав в центре комнаты, потянула надетую на ней домашнюю тогу через голову.
В последнюю секунду опомнилась.
— Джек, отвернись!
Телохранитель пожал плечами и послушно уставился в сторону, давно привыкнув к резвости подопечной. За спиной ворчала Дона, до сих пор не потерявшая надежду привить принцессе хорошие манеры.
— Юная госпожа, да разве так можно! Оголяться! При мужчине-то! Как вам не стыдно?!
Пощипать простофилю, по мнению Ена, было деянием богоугодным поболее сквернословия и обжорства — а и в том, и в том двенадцатилетний непризнанный король улиц знал толк. Ограбить же ротозея-чужеземца среди приморской босоты и вовсе считалось делом чести: слишком быстро подзабыли плосколицые, как в последний раз им надрали задницы у Русалочьего мыса, снова лезут, куда не приглашали, вынюхивают.
Человек, привлекший внимание Ена, и впрямь что-то искал. Рассеянно озирался по сторонам, едва не сшибая дубовым лбом вывески. Приставал к спешащим и оттого огрызавшимся прохожим.
Чудная непривычная одежда, нелепая соломенная шляпа, широкое тупое лицо: рыбьи губы, налитые здоровым румянцем щеки, озадаченно-восторженный взгляд мужичья, впервые выбравшегося из родной глухомани в большой город, — чужак, возвышавшийся над толпой на полголовы, казался безобидным увальнем. Опасение Ену внушал лишь увесистый посох, который шериец сжимал в руке: таким огребешь вдоль хребта, мало не покажется.
— Что думаешь? — одними губами прошептал он.
Напарник Дырка — белобрысый лопоухий мальчишка года на три младше — оскалил в усмешке зубы, среди которых не хватало верхнего выбитого в драке резца, и выставил два пальца, что означало «проще простого». Ен согласился: раздутый дорожный мешок болтался за плечами плосколицего без присмотра, соблазняя воришек одним своим видом.
— Давай!
Момент был идеальный. По случаю хорошей погоды людей на пристани шаталось много — подобраться вплотную будет легко. Солнце яркое, било в глаза, смазывало черты — значит, не запомнят. Кобель и Хохотун, должные следить за порядком в этой части города, залипли на другом конце улицы, больше интересуясь взиманием дани с недавно причаливших рыбацких лодок, чем происходящим вокруг. За жадными до легкой поживы стражниками на всякий случай приглядывал Плющ. Хоть они с Еном и цапались периодически, но, когда речь заходила о деле, на соученика всегда можно было положиться: даст знать, если почует опасность.
Дырка стянул с куцего белесого хвостика бечевку, растрепал давно немытые патлы, сразу став выглядеть младше и беззащитнее, мазнул пылью по щеке и лбу. Подмигнул Ену, скорчил жалобную мину и нырнул в движущийся вдоль причалов человеческий поток.
— Люююди дооообрые, паааадайте манееетку сироооотинуушке!
— Пошел прочь, оборванец! Сейчас стражу кликну, — шуганул попрошайку усатый судовладелец.
Молодая дама из благородных брезгливо сморщила аристократическое личико, прижимая к носу надушенный платок. Бабка-лоточница сунула «бедной диточке» пирожок — самый мелкий и подгоревший, но Дырка, не привередничая, тут же умял его за обе щеки, на пару минут прервав горестный вой.
— Пааадааайте маанетку. Матушка от чааахоооткиии помёёёрла, сестричку оставила, трёх годков нетути.
Небогато, но добротно одетая вдова протянула попрошайке серебряную монету, потрепала по макушке дрожащей рукой и быстро ушла, вытирая слезящиеся глаза тыльной стороной ладони. Женщину Ен запомнил, решив потом поинтересоваться у уличной братии, кто такая и где обитает.
— Пааадааайте, дооообрый чеееловек. Пааажалеейте, сииротинушку.
Паломник, наткнувшись на преградившего ему путь мальчишку, остановился. Дырка только того и добивался, чтобы затянуть жалобную песнь с удвоенной силой.
— Паааажалееейте сиротинушку. Батюююшку моооре прибрааало, мааатушка от чааахоооткиии помёёёёрла. Сееестричка маленькая, второй день куууска хлеба не виииидит.
Чужак растерянно улыбнулся. Прижав посох локтем, вытащил из-за пазухи туго набитый кошель, достал пару медяков, но отдавать не спешил.
— Малец, город знаешь? — балакал плосколицый с заметным акцентом, растягивая первый слог, и очень уж правильно, по-книжному. — Я ищу служителей Огненного Бога Короля-Феникса. Покажешь путь к их храму — заплачу за работу.
— Король-Феникс, — закивал Дырка. — Я знаю, где стоит храм Короля-Феникса, да! Шесть медных монет, и я провожу вас, добрый господин.
Кравшемуся за чужаком Ену нескольких секунд промедления хватило, чтобы подобраться вплотную. Заточка вошла в холстину, как нож в масло. Мешок треснул переспелой грушей, и на землю посыпались… книги. Плосколицый охнул, вмиг позабыл о «сиротинушке» и начал оборачиваться. Дырка, пользуясь моментом, выхватил кошель из рук чужеземца и дал деру.
Ену бы тоже сразу отступить, затеряться в толпе, как он всегда и делал. Но внимание мальчишки привлекла резная шкатулка, щедро инкрустированная янтарем: в таких богатые дамочки частенько хранят свои цацки, небось и плосколицый что-то ценное прячет.
Любой карманник знает, как опасно связываться с висюльками, но тут словно сама Темнейшая под руку дёрнула. Посох со свистом рассек воздух над головой — Ен, прижимая к груди добычу, еле откатиться успел.
— Стой! Держи вора!
Массивному паломнику петлять среди толпы было труднее, чем юркому мальчишке. К тому же плосколицый старался никого не задеть, Ен же вежливостью не заморачивался: больше шуму и суеты вокруг — легче скрыться. Вслед босоногому королю улиц летели ругань сбитых с ног прохожих и крики постепенно отстававшего чужака. У начала переулка, куда свернул мальчишка, паломник и вовсе перешел на шаг, понимая, что ни в жизнь не поймает знакомого с каждой щелью постреленка. Расстроенно сплюнул. И поспешил обратно, спасать книги, к которым уже присматривались ушлые дельцы, что всегда рады пристроить бесхозное добро.