Весенний мотив

Пролог

Звон. Еще раз. Этот звук в моей голове. Эта мелодия. Она играет каждую ночь, каждый раз, когда я закрываю глаза и окунаюсь в другой мир. Тихая, плавная- в один момент, и резкая, бушующая, словно взрыв вулкана- в другой. Детская колыбельная прерывается шумом оркестра. Скрипка. Ее я слышу громче всех. И вижу образ. Образ, возникающий там, в зале- большом, наполненном людьми. Она играет. Играет так, будто в последний раз. Будто знает, что не возьмет свою любимую скрипку больше никогда. Не приложит подбородка, не проведет смычком по струнам, издающим ее любимые звуки. И все это происходит на самом деле: доиграв сонату, она останавливается, чтобы отдышаться, а потом падает. Но падает не громко, а тихо. Совсем тихо. Как перина, плавно ложащаяся на поверхность земли. И засыпает. Занавес закрывается, мелодия затихает и остается кромешная темнота, где нет ни единого звука. И тут, я просыпаюсь.

Глава 1

Должно быть, я бы так и остался жить в своем сером мирке, если бы в один прекрасный день я не познакомился с человеком, изменившим меня и мою жизнь, открывшим мне мир с другой стороны, «под другим углом». Хотя, по правде сказать, мы изменили друг друга вдвоем. Мы ворвались в наши мирки не стучась, не прося войти – нагло, порывисто, смело. Но мы и не были против.
То была весна. Очень холодная весна. Кое-где все еще лежал слой снега, властвовали мороз и холодные ветра, а гололед вызывал у людей негативные эмоции и проявление осторожности. За эту зиму я успел отбить себе все, что смог. И потому с нетерпением ждал прихода весны. Но весна, по-видимому, не сильно к нам спешила.
Глядя на бушующую метель за окном, я совсем не обращал внимания на монолог учителя. Да и одноклассники тоже не особо вслушивались в его тираду. Всем поскорее хотелось вернуться домой и заняться своими делами, вместо того чтобы скучающе смотреть в пустоту и выслушивать объяснения учителя на непонятном для них языке.
Физику в моем классе никто не любил. Я, впрочем, вхожу в этот список. И место я занимаю предположительно в самом начале. Я никогда не понимал этот предмет, а может и вовсе не хотел его понимать. Он мне вечно казался скучным, нудным и непонятным. Потому и оценки у меня были не самые лучшие. В точных науках я никогда не был профи, мою жизнь занимала музыка. С самого раннего детства я жил среди музыки. Она окружала меня, занимала меня. Мои родители были музыкантами. Мама ездила на гастроли, привлекала внимание зрителей своей очаровательной игрой на виолончели, а отец был преподавателем музыки в музыкальной школе, куда я после был отправлен.
Раньше отец мне говорил, что, когда я был маленьким, моя мама постоянно слушала Паганини и Вивальди, потому у меня такое большое пристрастие к этим композиторам. Они надеялись, что когда-нибудь я стану таким же известным и талантливым.
Я тоже надеялся.
Я упорно занимался игрой на различных инструментах и освоил игру на скрипке, фортепиано, контрабасе и виолончели. Но больше меня привлекала утонченная скрипка, издающая нежные и волнующие душу звуки. Я брался за самые сложные произведения, резал пальцы в кровь, и порой это пугало моих родителей, но я не мог остановиться. Я был зависим от музыки, от скрипки.
Видя мое дикое пристрастие к музыке, мои родители помогали мне, направляли в нужное русло, советовали. И мои успехи их поражали. Я видел гордость в их глазах, и моя душа переполнялась счастьем. Но к сожалению я больше не смогу услышать теплых слов матери, в которых таилась вера в меня, поддержка; не почувствую тяжелую руку отца на своем плече и не увижу полный гордости взгляд.
Судьба их оказалась жестокой по отношению к ним: они погибли в салоне автомобиля. Причиной смерти являлось столкновение с фурой, которую занесло на дороге. Эта была самая холодная зима для меня. Я никогда не был настолько одинок как тогда.
И даже тут спасала меня музыка.
Поначалу было нелегко: она напоминала о родителях, которые были связаны с музыкой так же, как и я. Играя, я видел их образы, слышал их отдаленные голоса. В душе отдавало неприятной ноющей болью, к глазам подступали слезы. Справиться с болью мне помогала моя тетушка Агата, младшая сестра моей мамы. Не имея своих детей, она воспитывала меня как родного сына. Я редко заставал её плачущей, и на то есть объяснение – её желание не отягчать и без того мое тяжелое положение. Но даже если она и старалась скрыть от меня слезы, мокрые от слез глаза выдавали её. Тогда я обнимал её, и наша боль от утраты сливалась в одно целое. Тогда и переносить её было легче.
Но мне начинало казаться, что моя игра становилась хуже.

Учителя первый год не давили на меня, прощали мои промахи. Но их взгляды, полные сочувствия, и перешептывания о том, какой я бедный и несчастный, как судьба сыграла со мной злую шутку, вызывали у меня раздражение. Я не хотел выслушивать их соболезнования, перешептывания, чувствовать на себе их косые взгляды. Мне хотелось выплеснуть на них свою ярость, разбросать все их документы, лежащие на столе, крушить мебель. Я хотел, чтобы меня оставили в покое. Дать ранам затянуться, а не вскрывать их день за днем.
Раздавшийся звонок оповестил об окончании урока и я, запихнув учебник в портфель и закинув тот на плечо, вышел из кабинета, не глядя по сторонам. Учебный день подошел к концу, благодаря чему я мог вздохнуть спокойно. Я с самого детства не особо любил школу и предметы, которые там преподают. Но, несмотря на это, учился я вполне нормально. А вследствие аварии и потери родителей моя успеваемость снизилась, и сейчас мне с трудом удается её подтянуть.
Ученики уносящим потоком высыпали на улицу, радуясь, несмотря на льющий как из ведра дождь, возвращению домой. Благо за мной приехала тетя, ведь я как обычно забыл главный предмет в такую погоду – зонтик. Увидев тетушкин «опель» у подъездной дороги, я двинулся прямиком к нему. Она встретила меня радушно, с нежной улыбкой на устах.
-Как твой школьный день? – поинтересовалась она, глядя на меня в зеркало заднего вида. Она часто задает мне этот вопрос, надеясь, что в моей жизни что-то меняется, происходит что-то хорошее, изменяя меня.
-Все как обычно – ничего криминального, - отозвался я, бросив портфель на заднее сиденье и примостившись подле него. – Меня хотят взять на дополнительные занятия из-за плохой успеваемости.
-А ты?
-А я не хочу.
Тетя как-то странно посмотрела на меня, будто я сморозил глупость. Хотя, может, это действительно глупо. Ведь дополнительные занятия должны помочь мне, но я не изъявляю желания сидеть там еще несколько часов.
-А как же выпускные экзамены?- с беспокойством в голосе вопрошала тетя.
-Как-нибудь сдам,- без эмоций ответил я, следя за стекающими по окну каплями.- Все равно я буду поступать в консерваторию.
Она тяжело вздохнула.
-Делай как знаешь,- обреченно изрекла Агата.
Пока мы ехали, я смотрел на тетю Агату в зеркало заднего вида и изумлялся её красоте. Её светлые с едва заметной проседью волосы были заколоты в пучок, из которого выбивалась пара прядей. На лице не виднелось морщинок, она совсем не походила на женщину своих лет. Агата выглядела моложе, свежее, чему могли бы позавидовать женщины её возраста. Вдруг её взгляд скользнул на зеркало и наши взгляды встретились. У неё были большие темно-карие глаза, в обрамлении густых ресниц. Они, насколько я помню, никогда не отражали гнева. Огорчение – да. Горе - да. Но ничего похожего на ярость там не зарождалось.
Она не была похожа на мою мать. У моей матери волосы напоминали смолу, глаза – глубокий океан. Да и Агата была рождена от другого отца, потому они являлись единоутробными сестрами. Но отец Агаты, вопреки тому, что Роза, моя мать, была ему приемной дочкой, любил её не меньше Агаты. А родной отец моей матери смылся еще тогда, когда она была рождена. И за это я его ненавижу. Он не смог выполнить свой отцовский долг и смылся, как последний трус, боясь взять на себя ответственность и оставляя мою бабушку одну, во времена, когда шла война.
Отведя взгляд к окну, взирая на проносящиеся мимо здания, магазины, улочки и парки я прокручивал в голове «Водный танец» Вангелиса, одного из моих самых любимых композиторов.
-Сегодня мы заедем в гости к одной моей хорошей подруге,- вдруг заговорила Агата, мельком поглядывая на меня в зеркало.- Она пригласила нас на ужин. Обоих. И ты не имеешь право отказаться. Это будет некрасиво с твоей стороны,-последнее предложение Агата произнесла особенно четко и ясно.
-Хорошо, я обязательно пойду с тобой,- заверил я её.- И даже буду делать вид, что мне очень хорошо.
Я наигранно улыбнулся, но тетя лишь закатила глаза.
Тетя Агата считает, что я до сих пор не выбрался из своей депрессии, в которой гнил и медленно умирал несколько месяцев. Но она уже давно прошла, а сейчас – лишь последствие её, небольшой остаток, который выветриться из моей души. И все тогда станет как прежде.
Почти..
Тетя Агата спустя пару месяцев после смерти родителей пыталась внести в мою жизнь яркие краски. В её попытки входило вождение меня в филармонию, на пьесы, в гости к своим знакомым, у которых были дети моего возраста, младше и не намного старше. Но я так и не смог с ними нормально поладить. Попытки подружить меня с кем-то из ровесников не увенчались успехом. И даже сейчас я уверен, что в том доме, куда мы поедем этим вечером, я снова с кем-нибудь познакомлюсь.
-Но к кому мы поедем?- осведомился я.
-Семейство Вилморов. Возможно, ты о них не помнишь, но я неоднократно упоминала об их семье,- ответила тетя.
Я попытался вспомнить хоть что-нибудь об этой семейке и ни к чему так и не пришел. Скорее всего, в тот момент, когда она рассказывала о них, я не придавал этому значения, потому ничего так и не смог найти о них в темных уголках своей памяти.
Серые тучи, обволакивающие небо, изливающие на нас свои слезы, нагоняли на многих людей тоску. Но я неотрывно смотрел на них, чувствуя что-то родное в этой тусклости, блеклости, в лирической песне дождя.

Глава 2

Дом у Вилморов был достаточно уютным и скромно обустроенным, а хозяева его вызвали у меня положительные эмоции – крайне вежливые и приятные люди. Мне доводилось встречаться с достаточно богатыми семьями, где владельцы своих роскошных коттеджей любили задирать нос и расхваливать каждую свою вещицу, приобретенную по дорогой цене. На нас же они смотрели с некой жалостью, высокомерием, словно мы бездомные, держащие в руках шляпку с надеждой, что кто-то да сжалится и подкинет монетку.
Хотя мы и были не из бедных.
Такие семьи вызывали у меня презрение и дикое отвращение. Пусть моя тетя старалась не замечать такого отношения, но я этого терпеть не мог и на каждое высокомерие я отвечал колкостью, дерзостью. Мнение у них обо мне складывалось не самое лучшее, но мне было все равно. Я не нуждался ни в их жалости по отношению к смерти моих родителей, ни в их хорошем мнении. Я не мог понять, как мой отец мог находиться в кругу лицемеров, как не замечал всех этих надменных взглядов. А может, замечал, но делал вид, что ничего об этом не знает? Друзья детства, как же иначе.
Потому я был рад оказаться в кругу столь любезных и доброжелательных людей.
К тому же меня поразила больше всего еще одна обитательница этого дома. Как я и предполагал, в общем-то, обязательно будет кто-то из ровесников. Эта девчушка вызвала у меня интерес еще в тот момент, когда я выходил из машины. Тогда мой взор упал на окно на втором этаже, откуда выглядывала девушка. Заметив мой взгляд, она мигом отскочила от окна и слилась с тьмой в своей комнате.
Когда же мы вошли в дом, она стояла с родителями и приветливо улыбалась нам. Её золотистые волосы волнами спадали по спине, небесно-голубые глаза светились радостью, а бледное лицо озаряла яркая, доброжелательная улыбка. Она протянула руку и учтиво улыбнулась, представляя себя:
-Меня зовут Хана Вилмор. Надеюсь, мы поладим.
Я немного опешил от её слов, от доброжелательности, что потоком лилась из неё. Я, ради приличия, тоже улыбнулся и пожал её руку, добавив при этом: « Я тоже». Но я не был верен своим словам, ведь я и не надеялся в тот момент завязать с ней беседу, которая в итоге могла бы перерасти в дружбу.
-А ты еще лучше, чем я тебя представляла,- произнесла миссис Вилмор, разглядывая мое лицо и тепло улыбаясь, когда мы дружно сидели за столом.
Она была прекрасной на вид женщиной с золотистыми волосами, ниспадающими на плечи, и глазами цвета изумруда. Она была одета просто: красный свитер и немного потертые джинсы. Её муж, мистер Грегори, как и она не слишком заморачивался в выборе одежды. Они были простыми людьми, не строящими из себя важных особ, да и профессии у них были самыми простыми: миссис Вилмор была преподавателем истории в школе, а её муж хирургом в Центральной больнице.
-Представляли?- искренне изумился я.
-Именно так,- кивнула Хана, задорно улыбаясь.- Агата много рассказывала о тебе, о твоем таланте музыканта.
Я мимолетно взглянул на тетю, которая в то время гордо улыбалась. Интересно, что она еще обо мне рассказывала? Каким человеком представила?
-Она говорила о твоей глубокой любви к музыке, о перспективах, которые тебя ждут, как музыканта,- продолжала рассказывать Хана, а в голосе её слышалось воодушевление.- Если ты будешь давать концерты, мы обязательно на них будем приходить.
Такое заявление меня смутило, и я неловко улыбнулся.
-Что ж, мне будет очень приятно.
Я не особо любил, когда о моих способностях и таланте распространялись, но её слова вызвали у меня приятные чувства. Но мысль о том, что я буду играть перед большим количеством людей пугала меня. После смерти родителей я настолько сильно ушел в себя, что отдалился от друзей, которые пытались помочь мне. Я больше не ходил в музыкальную школу – она навевала воспоминания о погибших родителях. Вследствие этого единственным слушателем моей игры была тетя.
Тем временем, пока я копался в собственном разуме, беседа между моей тетей и родителями Ханы велась легко, непринужденно. Они разговаривали непрерывно, находя темы для беседы. Но мы с Ханой почти не участвовали в их диалоге, лишь изредка отвечали на заданные вопросы. Хана зачастую с любопытством поглядывала на меня, а я боялся встретиться с ней глазами.
-Каких композиторов ты предпочитаешь, Ник?-вдруг обратилась ко мне Хана.
-В наибольшей степени меня привлекают такие авторы музыкальных произведений, как Вивальди, Паганини, Вангелис,- перечислил я.
-Как интересно, что Вангелис присоединился к скрипачам,- чуть склонила голову набок девушка.
-Паганини не только скрипач. Он был и гитаристом,- сообщил я.
-Да, но Вангелис отличается от них тем, что является создателем электронной музыки.
-Но ведь это на самом деле неважно, правда?- я улыбнулся.- Главное, что тебе нравятся их произведения.
Хана утвердительно качнула головой. Уголки её губ были слегка приподняты.
-Полагаю, ты сама немало знаешь о них,- предположил я, изучающе глядя на Хану.
-Это правда,-подтвердила мои догадки девушка.- Я также увлечена произведениями Вангелиса и могу выделить среди любимых и Бетховена, и Крейслера.
Я слегка удивился, но не подал виду. Не ожидал, что придя в этот дом, я познакомлюсь с любителем классической музыки. Из прошлых знакомств большинство моих сверстников увлекались видеоиграми, фильмами, рок-музыкой или выпивкой. Некоторые из них уважали мои вкусы, хвалили меня, хотя даже и не слышали моей игры, а некоторые совсем не понимали. «Как ты можешь слушать такое старье? Сейчас двадцать первый век, время рока и попсы»,- твердили мне, на что я предпочитал ничего не отвечать.
Оставшийся вечер мы с Ханой обсуждали общие интересы, в которые входили музыка, литература. Она с ума сходит по книгам Рэя Бредбери. Хоть я и не был проникнут его произведениями, но все же я считаю, что он замечательный писатель.
Ужин подходил к концу, и мы с тетей собирались уходить. Не могу не признать, что Хана действительно мне понравилась своим легким и беззаботным характером, а также пристрастием к музыке. Она понимала меня, слушала, вставляла свои мысли. Этот разговор наделил меня энергией и приятными впечатлениями, которые будут пребывать во мне еще некоторое время.
Прощаясь с семьей Вилморов, я надеялся, что когда-нибудь смогу снова встретиться с Ханой. И, к моему счастью, это действительно произошло. Но я и не предполагал даже, что это будет так скоро.

Глава 3

К концу четвертого урока я решил прогуляться по школе. Длинные и узкие коридоры, которые вмещали в себя четырех человек, если их выстроить в ряд, были похожи на катакомбы. Странное сравнение, но мне казалось именно так. Большие и широкие окна были чуть распахнуты и пропускали свежий весенний воздух. Со школьного двора доносились радостные крики, птичьи напевы и лай собак. Но среди этих смесей звуков был слышен еще один: нежный, манящий и тоскливый. Это была мелодия. И я узнал инструмент, издающий этот жалобный мотив. Это была скрипка. И доносилась эта мелодия не с улицы. Кто-то из учеников играл на скрипке. Здесь. В школе. Мне захотелось отчетливее услышать эту мелодию, она казалась мне очень знакомой.
Пока я шел на звуки, я вспоминал, где я мог её слышать. Дойдя до класса музыки, я остановился: дверь была открыта. Я осторожно ступил за порог и огляделся вокруг. Класс был большой и просторный: у дальней стены стояла небольшая сцена, на которой располагался пюпитр с нотной тетрадью, виолончель, синтезатор и бас-гитары. На левой стене висела доска с какими-то записями. Тут были пара стульев и столько же пюпитров. Но больше всего внимание привлекла меня девушка, стоявшая на сцене. Только вот, она была повернута спиной, и я не мог разглядеть её лица, но она кого-то мне напоминала. Эти золотистые кудри, ниспадающие по спине, хрупкое телосложение и невысокий рост.
Хана? Неужели это она?
И, словно в подтверждение моих мыслей, золотоволосая девушка остановила игру, обернулась и удивленно взглянула на меня. Это определенно была она. Меня как громом поразило. Неужели она учится в моей школе? Почему же я раньше её не замечал?
Озадаченный, я не находил слов и тупо пялился на Хану. Изумление на её лице сменила улыбка.
-Привет, Ник!- поздоровалась она.- Рада снова видеть тебя.
-Я тоже,- вымолвил я наконец, не отводя от неё глаз.
-Как долго ты тут стоишь?—поинтересовалась Хана, спрыгивая со сцены.
-Всего пару минут. Пришел под самый конец твоей игры.
-И как тебе моя игра?- лукаво улыбнулась девушка, склонив голову набок.
-Она бесподобна,- без тени лжи ответил я. Хана скептически на меня взглянула, потом неопределенно хмыкнула и направилась к стулу, где покоился чехол для скрипки.
-Мой отец считает, что я недостаточно хорошо играю,- в её тоне сквозило огорчение, некое неудовлетворение.- Хотя я часами просиживаю за игрой.
Я был удивлен. И не только тому, что Хана играет так хорошо и её отцу этого недостаточно, но и её резкой смене настроения. Я наблюдал за её движениями, за взглядом. Она так бережно относилась к своему инструменту, будто это не скрипка, а её ребенок.
Взяв в руки чехол, она направилась к выходу из музыкального класса, где у порога стоял я. Теперь её лицо снова озаряла легкая улыбка.
-Пойдем, скоро звонок прозвенит, а тебе, наверное, на урок надобно,- сказала она оживленно.
-Разве у тебя занятия закончились?
-Да, и не только. Занятие в музыкальном кружке тоже.
В душу проникло неприятное чувство огорчения. Я надеялся, что смогу еще увидеть её сегодня, разузнать о ней побольше. Мне стало интересно, почему она вчера не рассказала мне, что тоже увлекается игрой на скрипке. Почему утаила. Я хотел было сейчас же задать мучивший меня вопрос, но прозвеневший звонок не дал мне этой возможности, откладывая её на следующий раз.
-Ну, увидимся,- она махнула мне рукой и зашагала прочь. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом.

На уроке географии меня не покидали мысли о Хане, о её родителях, о её таланте. При упоминании отца, её лицо мгновенно сменилось, выражая печаль. Неужели он совсем не такой человек, каким предстал вчера? И на самом деле так жесток и требователен к Хане? Мне хотелось поговорить с ней об этом, но я не знал, захочет ли она поделиться этим со мной, с человеком, которого знает всего день.
Я вспоминал её игру, её покачивающиеся от легких движений золотистые локоны. Мелодия звучала прекрасно - никакой фальши, будто играет она с пеленок. Но больше всего мне нравилось то, как точно она хотела передать эту мелодию: чтобы слушатели почувствовали эти звуки так же, как чувствует их она.
Еще одна мысль, сильно беспокоившая меня – почему я раньше её не замечал? Хотя, быть может и замечал, но не придавал этому никакого значения. Ну, подумаешь, учащаяся моей школы. Должен ли я тут каждого запоминать?

На следующий день я решил найти Хану и поговорить с ней. Но она нашла меня сама.
-Как здорово, что мы учимся с тобой в одной школе,- говорила она, когда на большой перемене мы сидели за столом в библиотеке. Хана просматривала стопку книг, ища необходимую.
-Ты ведь знала об этом в тот вечер, когда мы ужинали у вас?-спрашиваю я, неотрывно глядя на лицо Ханы.
Девушка таинственно на меня взглянула и, задорно улыбнувшись, произнесла:
-Да, я знала.
-Но почему ты не упомянула об этом? Как и о том, что тоже музыкантка.
-Я так увлеклась твоим рассказом о музыке, что напрочь забыла сказать тебе о школе. А что касается музыки.. Я не хотела на тот момент тебе об этом рассказывать, иначе мой отец беспрерывно стал бы расхваливать меня. А я этого терпеть не могу,- последние слова она произнесла с явственным отвращением.- Перед ужином я настойчиво просила их обоих не заикаться о моих способностях, иначе я бы точно этого не вынесла.
Я не до конца понимал её ответ, но все же решил, что допрашивать не буду. Лицо Ханы исказила гримаса боли, от которой она совсем не походила на ту себя, что была пару секунд назад.
-Ник, а ты будешь участвовать в весеннем конкурсе?- неожиданно спросила Хана, быстро вернувшись к обычному расположению духа.
Я непонимающе на неё уставился.
-В каком конкурсе?
-Так ты не знаешь?- удивленно вскинула брови девушка, а после слабо улыбнулась.- И как это будущая знаменитость упустила новость об этом?
-Никто не говорил, что я стремлюсь к известности,- сухо заметил я, хотя и понимал, что эти слова противоречат моим желаниям.
Хана снова странно улыбнулась.
-Через две недели, двадцать пятого марта, в три часа дня в школьном зале,- уточняет Хана.- Это может быть твоим триумфом. Еще есть время записаться.
Эта мысль звучит довольно заманчиво, и мне кажется, Хана хочет, чтобы я принял участие в конкурсе. Но я не решался на это предложение. Что-то неведомое мне преграждало дорогу, не хотело, чтобы я показывал свой талант на людях. Что же это? Страх, который держал меня взаперти последние два года, отдалил ото всех? Нет, здесь даже больше.
Я вспомнил, когда впервые в своей жизни вышел на сцену. Тогда мне было четырнадцать, и я участвовал в конкурсе талантов в школе. Один из моих приятелей, который в прошлом году перевелся в другую школу, подтолкнул меня к этой идее. Я не особо хотел, ведь ранее мне доводилось играть только при родителях и в музыкальной школе, где в присутствии отца я чувствовал себя свободнее. Но все же я согласился, решив, что мне это не помешает. Но к моему удивлению, перед своим выходом я ощущал, как трясутся мои пальцы, и нахлынул холодный пот. Но ведь это нормально, решил я, ведь все волнуются.
Но все оказалось гораздо хуже.
Выйдя на сцену и ощутив на себе более двадцати пар любопытных глаз, я растерялся. Благо, я смог быстро взять себя в руки и начал игру. Однако передо мной всплыла большая сложность: я начал забывать ноты. Призрачный текст перед моими глазами таял, исчезал. Перед глазами все плыло, я слышал, как отдается сердцебиение в голове и чувствовал подступающую горечь. Кое-как доиграв, я невидящим взором оглядел присутствующих в зале, аплодировавших мне, но я их не слышал. Я был так расстроен собственным провалом, что, не дожидаясь результатов, мигом направился к выходу из школы. Я не мог понять, почему дикий страх овладел мною.
Эти люди, сидящие там, в зале, ждали от меня блестящего выступления, а я не оправдал их ожиданий, как и своих.
-Спасибо за информацию, но, пожалуй, я откажусь от этой идеи,- твердо произношу я, давая понять Хане, что мое решение неизменно.
Хана нахмурилась. Неужто это столь огорчило её?
-Но почему?- в её голосе было слышно огорчение.- Чего ты боишься? Ты ведь раньше выступал перед зрителями. Четыре года назад.
-И какой итог тогда вышел?- не сдержав раздражения выпалил я.- Опозорил себя. Не оправдал ожиданий.
Девушка хотела было что-то сказать, но я, не желая больше говорить на эту тему, решительно произнес:
-Закончим на этом.
Я попытался утихомирить свою злость, вышедшую из-под контроля. Мне стало досадно от того, что я сорвался на девушку, но в таком состоянии мне было нелегко просить прощения.
Хана некоторое время расстроенно переваривала в голове мои слова, взирая на стопку книг. Затем серьезно воззрилась на меня и, на удивление, холодно осведомилась:
-Позволишь страху взять вверх над тобой?- а затем, чуть помолчав, добавила:- Я не осуждаю тебя, Ник. Просто хочу помочь тебе. Не нужно вечно прятаться, ведь придет время, когда будет поздно, и шансы улетучатся.
Затем она быстро поднялась и столь же быстро вышла из библиотеки, оставив меня со стопкой книг. Она так и не взяла ни одну из них.