Ветер океана звёзд. Часть 1

Глава1. Астрологический прогноз от Найдиса Сергеева

Дорогие читатели, эта книга - продолжение книги "Эфемерида звёздного света":

https://litnet.com/shrt/VBDT

Приятного чтения!

***

В Главном Поясе астероидов, этом древнем кладбище так и не родившихся планет, на поверхности гиганта по имени Церера мы и развернули свою деятельность. Здесь, в приполярных широтах среди кратеров-ловушек, мы вгрызались в вечную мерзлоту. Глубина залегания – не больше метра. Ледяные бруски, вырубленные примитивными инструментами, грузили на челноки. Минус 106 по Цельсию, гравитация, едва удерживающая пыль, и скудный запас воздуха в баллонах. Рай для старателей? Вряд ли.

Планетоид скрывал под ногами ледяную мантию – двести миллионов кубических километров чистого льда. Больше, чем все запасы пресной воды на покинутой Земле. Работы – непочатый край!

На звёздной карте Церера – едва различимая точка. Микроскопическая булавочная головка рядом с Юпитером. С Солнцем – и вовсе несравнима. Но в реальности этот карлик, принявший почти сферическую форму, раскинулся на площади, сходной по размерам Аргентине на забытой Земле. И сейчас, благодаря нашим усилиям, стал почти обитаемым – на свой лад.

Легальные базы – «Деметра», «Фердинанд-3», «Ульерикс» – кипели, словно разворошенные муравейники. Рабочие сновали по поверхности, их машины дробили ледяные глыбы, методично сдирая с планетоида верхние слои, пытаясь добраться до каменного ядра, но куда уж им. Толщина ледяного панциря – сорок километров, а местами – до сотни.

Но вся эта кипучая жизнь на Церере – временна. Безопасные купола и модули, возведённые Объединенным Космическим Флотом Земли, проработают лишь до тех пор, пока транспортировка льда к уходящим кораблям не станет экономически невыгодной. Слишком дорогой. И тогда Церера умрёт во второй раз.

И что будет с рабочими – возможно, они и сами не знают. Может, перебросят на следующие астероиды, а, может, и вовсе отправят на Землю. Но базы-поселения здесь точно свернут.

В отличие от нас, «официалы» Флота добывали не только лёд, но и ценные минералы. Нам же «Смотревший на звёзды» поставил задачу проще: топить лёд и очищать воду. Мы расщепляли её на кислород и водород. И вот парадокс: энергию для наших вибрирующих лёдодобывающих установок давали... топливные элементы на том же водороде. Солнечный свет, как источник энергии, здесь не в пример слабее, чем на матушке-Земле. Оно и понятно, ведь Пояс астероидов куда дальше от Солнца. А потому необходимо использовать для работы установок другой энергоноситель. Отсюда и вышел этот ироничный парадокс: мы расходуем водород, чтобы его добывать.

Чистый, кристальный лёд, который так и просился кубиком в стакан виски, на поверхности не валялся. Разве что в полярных «ловушках», куда нам, нелегалам, путь был заказан – там хозяйничали официалы. Мы же копались в приповерхностном реголите, в пористой глине, где лёд был перемешан с пылью и камнями. Наши ручные инструменты – кирки, буры, дробилки – годились лишь для индивидуальной работы. Они крошили мёрзлую грязь, отделяя скудные ледяные крупицы от пустой породы. Конвейерная лента везла эту смесь на сепаратор – отсеять зёрна льда от плевел реголита.

Наша задача была проста: копать и выживать. Последнее оказывалось сложнее. Любая отдача инструмента, сильнее обычной, могла швырнуть тебя в бездну из-за мизерной гравитации Цереры. Смерть подстерегала на каждом шагу. Грунт норовил выскользнуть из-под сапог скафандра. Или какой-нибудь заблудший булыжник – осколок астероида – мог врезаться в отряд, превратив старателей в кровавые пятна на бурой поверхности. Пятна, которым суждено было сохраниться миллионы лет – вечный памятник «водотрусям», как мы себя звали. Ироничное утешение: когда на Земле не останется и следа от человечества, эти пятна на Церере всё ещё будут рассказывать нашу историю.

– Ваня, ты весь дрожишь! – прокомментировал я без особого участия, глядя на его скафандр, подрагивающий в такт работе.

В ответ по радиосвязи донесся сдавленный, нервный голос:

– Я… я просто хочу вернуться домой!

– Чувак, у тебя нет дома, – отрезал я холодно.

Ваня не ответил. Он с яростью вонзил бур в серо-бурую мерзлоту, работая теперь с удвоенной, почти истеричной силой, выплескивая в удары всю накопленную злобу и отчаяние.

Да, мы все – экипаж «Владимира Крючковатого» – водотруси, летаем от астероида к астероиду и вытряхиваем из них водичку, но Ваня Плотников единственный среди нас водотрус! В сверхразреженной атмосфере Цереры, в дымке водяного пара, этот румяный упитанный светловолосый юноша в скафандре смотрелся совсем уж не к месту. Даже я это осознавал. Слишком он был нервным и слабохарактерным для нелегальных приисков Цереры и суровой реальности «Владимира Крючковатого».

Ваня как-то рассказывал, что и на Земле знал: светлого будущего ему не видать. Сирота, без гроша, без связей. Да ещё и вечный неудачник. А когда пришли вести об Эстерайской Империи и её планах, будущее начало представляться парню совсем уж безрадостным. Потому он проник на Флот неаккредитованным сотрудником, и обрёл пристанище на корабле-«курорте» «Заря на Азове».

И тогда Ване странным образом повезло. Очень скоро он показал себя блестящим системотехником и зажил припеваючи. Но недолго музыка играла, и вскоре светлая полоса вновь сменилась тёмной. Слух о том, что объявился якобы самородок по имени Ваня Плотников, пронёсся по Флоту со скоростью лесного пожара. Феномены – эти внезапные звёзды на фоне безмолвной космической ночи всегда заявляют о себе яркой вспышкой. А известие о них быстро доходит до Смотревшего на звёзды благодаря крепкой работе осведомителей. Через некоторое время Ваню похитили, а время спустя сирота и неудачник стал ценным активом корабля с дурной славой, но гордым именем «Владимир Крючковатый».

Глава 2. Парень с Земли

Жилищный корабль «Мурманск» дышал упорядоченной жизнью гигантского улья. Его гражданские палубы, плотно укомплектованные квартирами-сотами, опоясывали правый и левый борт стального острова. В сердцевине, на основной палубе, широкой лентой раскинулся центральный бульвар – артерия и фактическая площадь этого космического города-сада.

В двух стратегических точках стеснённые ряды жилых ячеек отступали, уступая место озеленённым оазисам. Здесь, под куполами специальных прожекторов, излучавших жизнетворный спектр, пышнели настоящие земные сады. Шептались листвой деревья, пестрели клумбы, а фигурно подстриженные топиары – львы, слоны, лошади и медведи – застыли в зелёной скульптурной тишине, напоминая о потерянной планете.

За парками, как драгоценное ожерелье, тянулась галерея: шесть отполированных блоков, соединённых ажурными переходами. Их плоские крыши, укреплённые и озеленённые, служили вторым ярусом променада – смотровой площадкой над суетой бульвара. Внутри же кипела земная (почти земная) цивилизация: бутики мерцали витринами, из кафе плыли ароматы кофе и сдобы, работали ателье, ремонтные салоны, виртуальные киоски. Пространства между блоками стали миниатюрными райскими уголками: искрились фонтаны, манили прохладой бассейны, зеленели дендрарии, а в специальных зонах можно было виртуально побродить по городам, лесам и пляжам давно покинутой Земли.

Здесь, на «Мурманске», люди яростно цеплялись за иллюзию земного быта. Жили по заведённому расписанию: утренний кофе, работа, вечерний отдых. С рассветом (искусственным, но тёплым) оживали кафе, садовники с почти религиозным трепетом обрезали листву в садах, и город гудел знакомым земным гулом. Почти знакомым.

Отличия же, как подводные рифы, таились в самой системе. Вода – драгоценная влага – проходила бесконечный цикл: очистка, фильтрация, повторное использование. Мусор не выбрасывали в никуда – его препарировали, разбирали и превращали в ресурс. И этот процесс, эта скрытая алхимия, стала жирным, теневым бизнесом. Весь корабль, от капитана до младшего механика, был вовлечён в этот симбиоз, как шестерни единого, безупречно смазанного механизма. Или как органы живого тела: кровь (ресурсы) бесперебойно текла по артериям трубопроводов и капиллярам коммуникаций, питая комфорт и порядок, порождая зависимость и прибыль.

И если отбросить мрачные мысли, жизнь здесь казалась идиллией – довольной, благополучной. Многие знали друг друга ещё со времён Земли, а за полтора года космического плавания «Мурманск» сплёл их в плотную, почти родственную общину. Архитектура палуб – эти сближающие соты и общие пространства – только способствовала этому.

В разгар искусственного лета 2123 года, у обзорного окна пятой жилой палубы стоял молодой человек по имени Роман Никитин – один из трёх с половиной тысяч душ, населявших этот стальной мир-улей. Но смотрел он не вниз, на оживлённый бульвар, где кипела тщательно срежиссированная жизнь космического «града земного», а на ледяное сияние звёзд за особо-прочным кварцевым стеклом.

Что влекло его к этому виду сегодня? Рома не мог дать себе ясного отчёта. Но в этот вечер, 30 августа, за сутки до возвращения в родные стены Военной Академии, он захотел свернуть полюбившийся искусственный пейзаж, установленный неподалёку от их с отцом каюты, и обратиться к суровой, неприукрашенной правде чёрной бездны, усыпанной алмазной крошкой далёких солнц.

До сего дня он не решался перекрыть трансляцию интерактивной проекции, испытывая смешанное чувство благодарности и смущения. В окошке коридора вечно колыхался знакомый до боли Кольский залив Баренцева моря – иллюзия, созданная «умными» жалюзи с беспрерывной голографической трансляцией. Этот дар – возможность видеть кусочек родной Земли – был особой привилегией, символичным жестом признания. Как создателю Пространственного визуализатора, принёсшему ощутимую пользу Объединённому Космическому Флоту Земли, Роме устроили эту персональную трёхмерную проекцию. Официального торжества с оркестром и речами не было, весь «Мурманск» не собрали на площади, но по его прибытии из Академии на двухмесячный летний отпуск, капитан, старпом и глава управы города вручили парню знак «Почётный гражданин корабля-города». Знак лежал в ящике, а залив – в окне. До сегодняшнего вечера.

Виртуальный тур по Земле набирал всё больше положительных отзывов. Купить его за умеренную плату мог любой желающий на официальном ресурсе Романа Никитина. А среди населения загуляло название «Земля-онлайн». Но потом молодой предприниматель понял, что надо изменить название. Пространственный визуализатор – таково было его решение. В ходу также появились названия «Пространственный имитатор», «Телепортационный симулятор» и «Планетарный визуализатор». В народе мигрирующего флота название «Пространственный визуализатор» почему-то хотели исковеркать на любой лад, какой только возможно.

Замкнутое пространство стерильного корабля всё же угнетало однообразием. Заменить родную Землю искусственными парками невозможно. Люди всё равно будут скучать по настоящей планете. А через Пространственный визуализатор они могут её хотя бы видеть. Гулять по оставленным городам, посещать любимые места.

Именно поэтому, как казалось самому Роме, ему присвоили звание почётного гражданина и обвешали всяческими регалиями. Хотя он прекрасно понимал, сколь многие ему должны были если не завидовать, то хотя бы раз взглянуть с презрением. Но аттракцион приносил разрядку и снимал нервное напряжение. Родные места и сочные краски живого органического ландшафта Земли пробуждали радость в душах людей и даровали отдых на какое-то время. Во время торжественной церемонии Рома видел чувство искренней благодарности на лицах глав управы города.

Однажды, активировав «Землю-онлайн», Рома погрузился в виртуальную прогулку по вечернему Североморску. Родные улочки раскинулись перед ним, как живая карта памяти. Пространство для этого призрачного странствия давала широкая городская эспланада «Мурманска», правда, путешествие требовало осторожности: периодически вынимая чип изо рта, он сверялся с окружающими предметами, чтобы не споткнуться обо что-нибудь или не натолкнуться на кого-то из горожан.

Глава 3. День Рождения

За десять дней до этого вечера Роме исполнилось девятнадцать. Однако настроение его было не слишком праздничным. Сердце покалывала гнетущая тоска. В этот день, в день его рождения, не стало его матери. Но отец, Фёдор Никитин старался быть максимально тактичным, бережно обходя эту дату, чтобы хотя бы тень скорби не ложилась на сына в день рождения.

На празднование Фёдор и Рома позвали Ирму и Зоитерн Иноземцевых. Хотя «пригласили» – не совсем точное слово. К тому времени Фёдор и Ирма уже жили вместе на её личном корабле, и их союз казался крепким и счастливым. Хоть один островок стабильности, о котором Рома мог не тревожиться. Подготовкой праздника занимался в основном Фёдор, и сейчас он был на «Мурманске», в их с Ромой каюте, которую они ещё с прошлого года иронично назвали «неродной».

Большую часть летнего отпуска Рома провёл здесь в одиночестве. Фёдор же обитал у Ирмы, откуда удалённо курировал их общий проект, часто советуясь с невестой.

Сама госпожа Иноземцева определила новоявленного жениха в свою организацию. Так Фёдор стал консультантом по вопросам энергоснабжения кораблей телеканала. Решение оказалось идеальным: рабочие вопросы Фёдор и Ирма решали на месте, а его включение в систему было максимально эргономичным. Да и после работы они могли сразу сесть за ужин без лишних задержек. Правда, порой Ирма срывалась по неотложным делам на корабли телеканала, а Фёдор пару раз прилетал и проводил целые дни на «Мурманске» с сыном.

Свою сводную сестру Зою Рома за весь отпуск видел лишь дважды – один раз заскочили в бар «Море космонавтов», другой – закупились одеждой в «Золотом Руне». Теперь же Зоя и Ирма прибыли к праздничному столу, который накрывали мужчины. Фёдор и Рома радушно встретили гостей – прелестных, празднично одетых женщин.

– Ох, что-то мы долго провозились, – Фёдор бросил взгляд на полупустой стол и развёл руками. – Не успели накрыть.

– А всё потому, что особое украшение для стола у нас с собой, – улыбнулась Ирма и достала из элегантной сумочки бутылку выдержанного сухого красного.

– Всегда знал, что в дамской сумочке таятся самые приятные сюрпризы, – рассмеялся Фёдор.

Настоящая еда в космосе оставалась роскошью. А уж напитки – тем более. Дорогое, почти недоступное удовольствие для тех, кто не мог позволить себе раскошелиться на гастрономические изыски. Остальным служили верой и правдой вкусовые имитаторы.

Ирма и Зоя сразу включились в помощь, расставляя посуду и раскладывая угощения. Пока шли последние приготовления, Рома успел изрядно проголодаться – намеренно пропустив днём нормированный паёк Объединённого Флота, он теперь ощущал, как желудок жалобно урчит. Нетерпение взяло верх. Подойдя к отцу, он с провокационной невинностью заявил:

– Я уже аккуратно отрезал себе кусочек от «Наполеона».

Торт, по задумке, должен был предстать перед гостями во всей своей нетронутой красе лишь к десерту. Отец, не веря своим ушам, в немом ужасе уставился на сына. Рома поспешил раскрыть карты, расплываясь в ухмылке:

– Шучу!

Фёдор смерил его укоризненным взглядом, но уже с тенью облегчения предложил:

– Отрежь себе кусок языка.

– Своего?! – изобразил преувеличенный ужас Рома.

Отец лишь хмыкнул:

– Хочешь – своего. А хочешь – деликатесного. Выбор за тобой.

За время путешествия земляне, и Рома, в частности, постигли истину о еде. Месяцы безвкусных, точно отмеренных питательных пайков обострили восприятие. Разница между жизненно важным синтетическим рационом и натуральной кулинарией как искусством стала разительной. Теперь любое, некогда обыденное блюдо поражало деталями: золотистой корочкой, хрустом овощей, стекающим с губ жиром. Вкус обрел неисчислимые оттенки – на вкус и цвет товарищи появились, открыв нюансы, прежде не замеченные за изобилием.

Получая долгожданное натуральное угощение раз в месяц, Рома подходил к делу как знаток: оценивал прожарку, сытность, баланс соли и сахара, искал подвох в виде дешевых заменителей. Сплошной хлеб в котлете или всё же есть мясо? Калорийная трапеза или постная халтура? Теперь это различали все на Флоте! Каждый кусочек смаковали до последней крошки, продлевая удовольствие и мысленно возвращаясь к нему. Пищевые имитаторы были лишь бледной тенью настоящей еды.

На первое мужчины подали ароматный говяжий суп по-китайски: бульон с яичной лапшой, по половинке варёного яйца, тонко нарезанный душистый зелёный лук и аппетитные кусочки нежной рубленой говядины. Далее последовали холодные закуски: нежнейший говяжий язык и канапе. Горячее блюдо порадовало филе трески на хрустящей подушке из жареных овощей. А венчал ужин «Наполеон» с девятнадцатью трепещущими свечами.

После десерта Фёдор и Ирма устроились на диване у телевизора, но голубой экран лишь мерцал фоном. Для Ирмы речь Фёдора была неизмеримо интереснее телевизионной болтовни.

– Ну, я же энергетик, – начал он, будто Ирме требовалось напоминание. – Видишь ли, в узлах подключения генераторных трансформаторов к сетям, где происходит конвертация ультрафиолета в ток... ну, принцип солнечных батарей тебе ведом...

Ирма одобрительно кивнула. Фёдор оживился:

– Так вот: в этих стыках провода порой оголяются из-за недостаточной изоляции. От перегрева оплётка расширяется и сползает. Вот тут-то и нужно «бронирование» – дополнительный защитный контур из керамопласта.

– Мы слишком отдалились от Солнца, чтобы обсуждать прежний энергоноситель, – напомнила Ирма.

– Несомненно, но обсуждение принципа действия может приносить удовольствие и сейчас…

Тем временем, Рома и Зоя, менее увлечённые энергетикой, устроились за настольной игрой.

– Знаешь, – завела разговор Зоя, передвигая фишку, – я тебе совсем другой подарок хотела сделать. Заказать отливку... такую фигурку, сантиметров двадцать: человечек в скафандре, стойкий, бесстрашный, смотрящий в космическую даль, готовый ко всему. В руке – магнитно-газовый самострел с гарпуном наизготовку, а сам гарпун уже выпущен, висит неподалёку на извивающемся тросе. И стояла бы она на подставке с надписью: «Храброму и Самоотверженному Роману Фёдоровичу Никитину», – сказала она с пафосом, делая ход.

Глава 4. Первый советник Эстерау

Эстерайская империя готовилась к экспансии долго и тщательно. Выйдя в межзвёздное пространство, она обладала всеми козырями, благодаря уникальной технологии – Взрывным инверторам на кораблях, деформирующим само пространство-время и позволявшим обходить релятивистские ограничения. Флотилии рассеялись по Галактике и десять миров пали одновременно.

С момента покорения Десяти миров на Эстерау миновало семь веков. Шла 11-я Эпоха, 4208-й год от Восстания Арадриана Боушеса. За 50 лет по стандартному летоисчислению эстерайцы возвели и запустили «Континуумный Синхротрон» – гигантский генератор стабильных кротовых нор на базе их ключевой технологии Взрывного Инвертора. Он не только создавал пространственно-временной тоннель, но и принудительно синхронизировал метрику времени на обоих концах, используя каналы концентрированного экзотического поля с отрицательной плотностью энергии («Струнный Тоннель»), чтобы предотвратить гравитационный коллапс и временные парадоксы. Этот синхронизированный мост проложил путь от Лирюлта в системе Кровавых Близнецов Нимрода и Ариэль (144 световых года от Эстерау) к форпосту у Сатурна в Солнечной системе.

До войны с Землёй оставались месяцы. Скоро бомбы обрушатся, вирус развеется, и Земля станет одиннадцатым завоёванным миром Империи.

Перелёт флотилии на кораблях с Взрывным инвертором занимал двадцать один год. За это время на Эстерау и Земле проходили те же двадцать один год – технология двигателя-искривления избегала релятивистского замедления времени. Военные, чиновники, разведчики планеты-столицы жили, умирали; их сменяли дети или новые кадры с актуальным взглядом на меняющуюся реальность. Лишь Малюстель Куаранд бессменно вёл свои планы к цели. Средства совершенствовались, обиход менялся, но замысел Первого Советника оставался неизменным.

Закрытый военный совет собрался. Настал час вторжения, рассчитанный до минуты. Сократить путь к неожиданной войне мог лишь прилёт кораблей с пленниками через Кротовую Нору к Лирюлту и столице. Это занимало не двадцать один год, а куда меньше. Всё ради победы над иным, куда более масштабным противником.

Пока Эстерайцы увязли в завоевании слабых миров, к рубежам Млечного Пути подошла раса сверхсуществ – телепаты, звавшие себя Творцами Мироздания. Смирианцы, с планеты Смира в Галактике Экв. Их экспансия в Млечный Путь совпала с последними семью веками эстерайских завоеваний – удобное для смирианцев, роковое для Эстерау стечение.

Силы Гегемонии были раздроблены. Флотилии контролировали десять покорённых миров, ещё одна шла к одиннадцатому – Земле. Идеальный момент для новой, могучей силы появиться неожиданно. Ударить исподтишка по обнажённой столице эстерайцев. Отсутствие флотов у родного мира подставило захватчиков под удар.

Атака на Эстерау была звеном долгого плана. Творцы Мироздания методично сжимали кольцо, захватывая порабощённые миры и приближаясь к сердцу Империи.

Эстерайцы знали: контроль над дальними колониями требует огромных сил. Это неизбежно создаёт дефицит ресурсов у родного мира. Потому столица всегда хранила мощный оборонительный контингент.

Ни одну планету не сдавали без боя. Полководцы Гегемонии – не бездарные дилетанты. Их доктрина – побеждать. Они – талантливые стратеги, профессионалы войны.

Эстерайцы не отступали, лишь смерть останавливала их. Но война с Творцами лишала их контроля над мирами. Непревзойдённые доселе, они терпели поражения. Эхо-в-ночи, Аспартан, Рэлос, Прогресс пали. На очереди были Пикеринг, Харадна, Аполлинария, Аква-Инфинит, Нехла, Мир-Спираль.

Высшее руководство Гегемонии Эстерау пребывало в хроническом состоянии «латания дыр». Острая фаза ещё не грянула, но эстерайцы считали войной и подготовку к ней. Со строгими, как их мундиры, лицами они сидели за длинным столом. Карты, сводки разведки, стаканы воды, скромные блюда – вот всё, что требовалось этим людям на военном совете в столице, на Эстерау. Первый Советник Малюстель Куаранд, администраторы Азарион Брард и Сектур-тур Хороно, правители Сирел Даскон и Аракод Оравом, генералы и адмиралы – война с флотилией Творцов Мироздания стояла у их порога.

– Наконец введён в строй Хроно-Мост от Лирюлта до Сатурна, – доложил Сектур-тур Хороно. – Путь от Земли к Эстерау теперь – не десятилетия. Пленников доставят в систему Кровавых Близнецов за часы, а оттуда – за три недели в Лаврентийский перст. Но смирианцы вторглись в Нимрод и Ариэль. Корабли охраны Хроно-Моста оттянуты на Лирюлт, где к тому же зашевелились повстанческие движения нехлианцев.

– На форпосте у горловины – минимальный резерв, – добавил Аракод Оравом. – Кроме техников на станциях, проход пуст. Оголён. Любой предприимчивый враг обнаружит это и пройдёт беспрепятственно. Наш Сатурновский форпост сдержит землян, но, если те отвлекут огнём – могут проскользнуть.

– Значит, нельзя дать им шанс, – заключил Азарион Брард. – Если флотилия вместо вируса сразу вступит в бой с Объединённым Флотом Земли, у того не будет времени рыскать у Портала. Земляне уже сыграли свою роль – осуществили бегство с планеты. Отравлять её теперь бессмысленно. Через тоннель ещё можно отменить приказ.

– Необходимость есть, – поправил Сектур-тур. – Уничтожить их базу ресурсов, предотвратив возможную борьбу с Гегемонией. И проверить вирус: годы разработки требуют полевых испытаний. Данные о пандемии помогут создать оружие против смирианцев. Не пожать посеянное – абсурд.

– Человек прямоходящий и смирианцы – два разных биологических вида, – упорствовал Брард.

– Земля станет полигоном, – парировал Сектур-тур. – Данные о заражении, доставленные через тоннель, мы сопоставим с генетическим кодом этих «Творцов». И попробуем выковать оружие специально для них. Кто знает? Возможно, этот шаг... – его голос понизился до шепота, полного значения, – переломит ход всей войны.

– Сто с лишним лет... – Сирел Даскон заговорил тихо, но каждый слог падал как камень. Его глаза были устремлены в прошлое. – Полёты первых разведчиков... Синтез вируса... Перевозка спор... Смерти экипажей... Вербовка предателей... – Он поднял взгляд, и в нем горел огонь. – Люди на тех кораблях... Экипажи флотилии отдали двадцать один год жизни, их дети родились и выросли в пути, обучаясь этой миссии. Для них атака – смысл существования.

Глава 5. «Сын Земли»

Адмирал флотилии российского подразделения Объединённого Космического Флота Земли, Евгений Васильевич Журавлёв, мужчина преклонного возраста с нарочито неприметной внешностью, замер в центре кают-компании. Стены вокруг него пульсировали голографическими проекциями одиннадцати звёздных систем. Обычно высший офицерский состав собирался на адмиральском мостике – просторном помещении атласно-голубых тонов с панорамным остеклением, открывавшим бездну космоса. Но последнее время в качестве оперативной части использовали более камерную и защищённую кают-компанию.

Журавлёв восседал за массивным эллиптическим столом. На его поверхности мерцала миниатюрная, почти живая, карта Солнечной системы. Условные значки отмечали диспозицию: флотилии, соединения, станции, форпосты. Караван Объединённого Флота у Юпитера казался застывшим в космической патоке, тогда как армада Эстерайской империи – роем чёрных скорпионов – неумолимо продвигавшейся сквозь Облако Оорта, на самой границе земного звёздного дома. Каждому присутствующему было ясно: к январю 2124 года эти символы сдвинутся, и зловещая виртуальная вуаль накроет Землю, как саранча.

– Состояние флангов? – резко спросил Журавлёв, его голос, как всегда, был стегающим кнутом. – Ход ремонта? Сроки?

Адмирал славился взрывным нравом и глубоким убеждением: человек обязан выкладываться на пределе в любом деле. Только так жизнь обретает вес. А у того, чьи плечи несут тяжесть большого долга (как его собственный – командование боевым крылом российского сектора Флота), каждое решение, каждый приказ могут определить судьбу миллиардов и будущее самой Земли.

– Ремонт обшивок на заключительной стадии, товарищ адмирал, – отчеканил капитан-лейтенант Брзенов, сверяясь с планшетом. Информация стекалась к нему через старшего лейтенанта. – Роботы-механики залатывают пробоины и выправляют деформации от микрометеоритов.

Брзенов, упитанный молодой человек с блестящей проплешиной и вечно «уплывающим» вверх левым глазом, был воплощённой неуклюжестью. Но за этой внешностью скрывался ум острой стали и редкая преданность делу. Будучи своего рода адъютантом Журавлёва, он заслужил уважение старших офицеров своей феноменальной работоспособностью, пунктуальностью и способностью ухватить самую незначительную деталь. Его путь к званию капитан-лейтенанта был тернист, но заслужен. Лояльный, беспрекословно соблюдающий субординацию, он при этом не утратил человеческого достоинства и готовности дать исчерпывающий ответ.

– Приоритет – боевым судам, – продолжил он, крепче сжимая планшет. – Затем – кораблям-фермам. Американский, японский, китайский подразделения докладывают: полная боевая готовность. Действуют согласно единому плану.

– Запасы? – отрывисто бросил Журавлёв. – Топливо? Боеприпасы?

– О дефиците не сообщают, товарищ адмирал. Расход в рамках утверждённых норм, согласно графику перехода.

Контр-адмирал, вице-адмирал, адмиралы флотов, капитаны рангов – все хранили каменное спокойствие. Их защитные кители на пяти гербовых пуговицах были безупречны. Но главное – не форма, а непоколебимая выправка, воля, читающаяся во взгляде, и та особая сосредоточенность, что выдаёт высших офицеров в любой обстановке.

Совет проходил на борту крейсера «Сын Земли» – флагмана российского подразделения Объединённого Космического Флота Земли.

Корабль среднего класса, с обтекаемым, как кинжал, корпусом и сдвоёнными гондолами реактивных двигателей, служил мозгом и стальной волей этого формирования. Флот объединял силы земных наций под одним космополитичным флагом. Его кораблям – боевым, жилым, транспортным – давали имена-символы: «Сократ», «Константин Циолковский», «Дочь Солнечной Системы», «Воин во Тьме». Название «Альберт Эйнштейн» присваивали себе с гордостью и американцы, и немцы.

– Церера? – следующий вопрос Журавлёва прозвучал как удар молотка.

Вода с карликовой планеты была кровью Флота. Она питала не только людей, но и гидропонные фермы на агро-кораблях. Сейчас, в преддверии войны, нужно было создать максимальные запасы зерна и продовольствия – добыча и транспортировка воды в ходе боевых действий станут смертельно опасны, а затем и невозможны. Под распашку даже пошли потенциально плодородные зоны на кораблях-парках «Зелёное Наследие». Агро-флотилия и исправительно-трудовые корабли (чьи откормочные комплексы обеспечивали мясом) требовали воды всё больше.

– Через три месяца, к началу декабря, добыча и экспорт будут завершены, объекты на Церере – законсервированы, – доложил Брзенов.

– А эстерайцы? Их график? – Журавлёв не тратил лишних слов.

– Торможение завершится в срок, товарищ адмирал. Январь 2124-го. Двадцать один год перехода к финалу. Прибытие в Солнечную систему.

– Они войдут из Оорта, – вступил вице-адмирал Плехов, его голос был низким и металлическим. – Двадцать один год в варп-пузыре позади. Теперь финальный, самый опасный этап: медленное, как яд в крови, проникновение. На полной варп-скорости от Оорта до Земли – считанные часы. Но выход вблизи Солнца чреват катастрофой – гравитационные вихри разорвут пузыри Алькубьерре. На обычной тяге – мы бы засекли их за месяцы. Потому они идут малыми, почти неслышными рывками искривлённого пространства, растянув последние 0.8 световых года на четыре долгих месяца. Маршрут: мимо Плутона, Урана, Нептуна, через пояс астероидов, мимо Сатурна, Юпитера, Марса... на Землю. Но лобового столкновения с нами не будет. Они пройдут выше или ниже плоскости эклиптики. Им не нужны бои до главной цели. Первая фаза: биооружие. Земля. Только после этого они развернутся и пойдут в атаку на нас, у Сатурна. Если мы уже будем там.

Наступила тяжёлая пауза. Четыре месяца скрытного маневрирования в Облаке Оорта. Четыре месяца на осторожное торможение, развёртывание армады, сбор финальной разведки и синхронизацию удара. Неизбежная плата за точность и внезапность. Журавлёв медленно обвёл взглядом собравшихся.

– Прогноз их конечных целей? – спросил он, и каждый слог звучал отчётливо, как удар набата. – Рабство? Ресурсы? Что говорят перебежчики? Ради чего они выманили нас в эту пустоту?

Глава 6. Королёв

31 августа в час пополудни личный космолёт Ромы приближался к Военной Академии Разведки и Терраформирования имени Сергея Павловича Королёва. Знакомый силуэт – перевернутый конус, сужающийся к основанию-«наконечнику» и расширяющийся к вершине-«окуляру» – казался еще величественнее вблизи. Три струи ионизированной плазмы, невидимые глазу, но чьи следы искрили пространство искажениями, холодным сиянием вырывались из сопел ядерных двигателей на концах поддерживающих пилонов-«треног». Они беззвучно толкали гигантскую обитель познания и силы сквозь вакуум.

Около семи лет строили корабль, послуживший пристанищем для Военной Академии. Строительство шло на Космическом адмиралтействе – верфях российского подразделения Объединённого Флота. Со стапелей корабль-академия сошёл чуть более трёх лет назад. Набор курсантов, в котором оказался Рома, был первым, а учебный год – 2122-й – проводимый на борту корабля – дебютным.

Григорий запрашивал разрешение на посадку. Этот серьёзный и внимательный молодой человек работал доставщиком. Именно он пополнял кладовую Академии свежей провизией с кораблей-ферм (мука, масло, молоко, яйца, мясо, зелень) и сухими продуктами – какао, кофе, чай. Также он занимался доставкой запасов алкоголя для выдачи винной порции на выбор – водка, джин, вино, коньяк и пиво.

Как и другие доставщики, Григорий так же перевозил продукцию судов-лабораторий, производивших на основе грибков коллоиды питательных веществ. Протеиновые плитки, витаминные пластинки, калорийные вафли – иначе, питательные пайки или нормированное питание, также получившее неблагодарное название «Флотские сухари». Таким образом, маршруты Григория пролегали между продовольственными кораблями и холодильными камерами Академии, спрятанными глубоко в каркасе нижних палуб.

Но по совместительству Гриша выполнял и обязанности личного пилота Романа Никитина, когда на то возникала необходимость. Рома шагнул в кабину, ощущая нарастающий стук сердца. Вид в обзорное окно захватил дух, как и год назад.

От острого «наконечника» в основании корабля расходились три могучих пилона, несущих гондолы двигателей. Стальные кольца корпуса, формировавшие ярусы палуб, плавно расширялись вверх. На пятисотметровой высоте их накрывал широкий диск, над которым, словно копьё, вонзался в пустоту шпиль коммуникационной башни. Кормовую часть судна отвели под инженерный отсек, топливные хранилища и сердце корабля – машинное отделение с высокофункциональным оборудованием.

В верхней части Королёва располагались аудитории, плац, каюты и отсеки с пространством, предназначенным для жизни и учёбы курсантов. Фюзеляж этого причудливого семипалубного конусообразного корабля-телескопа имел характерный изгиб – выпуклый наружу, что изнутри создавало ощущение расширяющегося пространства, уходящего ввысь. Из-за этого борта палуб не просто «отодвигались» от пассажиров, а формировали наклонную плоскость, которая, начинаясь под ногами, «убегала» вверх и в стороны.

Сотни иллюминаторов и обзорных окон, как созвездия рукотворных звёзд, горели на ярусах корабля. В модулях-отсеках, походящих на «коробки» и соединённых с фюзеляжем могучими рукавами переходов, мелькали живые фигурки: повара, святые отцы «кухонного конвейера» от лифтов до столовой; кибертехники, сканирующие пульс систем; роботы-уборщики – невидимые хранители чистоты. Лишь библиотека и комната досуга пока пустовали – тихие омуты в бурлящем потоке корабельной жизни.

А на сшитой из композитных плит обшивке, сиял герб. Знакомый серебристый космонавт в скафандре с матовым, а не зеркальным блеском. Щиток его шлема – непроглядная чернота, обращённая в вечность. Его меч в опущенной руке, острием вниз – символ разведки. Другая рука его вытянута, тыльной стороной пальца касаясь сферы планеты. Сверху – серая мёртвая пустыня с тенями кратеров. Снизу – наступающая волна бирюзового океана и изумрудных континентов. От точки касания исходит ослепительное золотое сияние, от которого расходятся серебряные дуги – импульсы преображения. Над фигурой – дуга из восьми золотых звёзд, символизирующих факультеты Академии. В самом низу треугольного заострённого щита – лаконичная латынь: «GLADIO ET RATIONE · AD ASTRA», а внизу – весомое и неоспоримое имя: «АКАДЕМИЯ ИМ. С.П. КОРОЛЁВА».

Флагман противостояния с Эстерайской империей плыл во тьме космической ночи под своим девизом «Мечом и Разумом – к Звёздам». За три года службы матово-зеркальное покрытие фюзеляжа приобрело патину космических путешествий – сеть микроцарапин от пыли и микрометеоритов, создававшую причудливую игру света и тени, словно морозные узоры на стали. Оно не тускнело, а сияло переливчато, вбирая и преломляя свет далёких солнц.

Рома широко улыбнулся и крепко хлопнул Гришу по плечу. Два долгих месяца отпуска он не видел этот корабль. Волна неподдельной радости на мгновение смыла навязчивые проблемы с визуализаторами и приглушила сердечную боль от мыслей о Саше Коневод – девушке, которую, возможно, он больше никогда не увидит.

Может, всё самое яркое уже позади? И прошлый год подарил свой предел счастья, за который стоит быть благодарным? Всему своё время: и той встрече, и тем опьяняющим чувствам, что она пробудила. Теперь – новый виток, второй курс, открывавший дверь в совершенно иную реальность. Рома любил её. Но разве в его власти заставить Вселенную вернуть Сашу обратно в его жизнь? Увы. Жизнь, как река, течёт вперёд. Она длинна, эта река. На просторах Флота немало интересных девушек. Может, когда-нибудь, в непредсказуемом будущем, его путь снова пересечётся с чьим-то особым взглядом... И тогда эта тихая печаль о Саше наконец отпустит его сердце?

Пока личный челнок Ромы приближался к Академии, взгляд парня цеплялся за новшества на могучем корпусе – о которых он лишь слышал, но теперь видел воочию.

Каждый лишний грамм брони в космосе – вызов и огромная цена. Но стальной конус Академии теперь нёс на себе предельно возможную защиту, какую только позволяла его конструкция. Без этого панциря Королёв не выдержал бы и первого серьезного удара, рассыпавшись как карточный домик. Теперь же у него был шанс выстоять. Хотя бы какое-то время.

Глава 7. Вновь на плацу

Рома миновал каюты старпомов и капитана, вступив в строгий коридор штабного крыла. Его внимание привлёк парень чуть впереди: модная стрижка со светлыми локонами на затылке и резко укороченными, более темными прядями ниже. «Слишком модный павлин для Академии», – мелькнула мысль у Ромы, как вдруг, на повороте, он узнал знакомые черты.

– Тамар?! – вырвалось у него радостным возгласом.

Парень обернулся, и на его лице расцвела искренняя улыбка удивления:

– Рома!

Да, это был он. Тамар. Лучший друг, дружбой с которым Рома дорожил пуще всего. Весна этого года навсегда врезалась в память стыдом: Рома втянул Тамара в смертельно опасную гонку на космолетах. Он ненавидел себя за тот поступок, считал недостойным прощения. Но Тамар простил. И эта милость, это доверие, которое Рома боялся потерять, делали их связь ещё крепче.

Мужское объятие было крепким, но кратким – в нём спрессовались и радость встречи, и невысказанная благодарность.

Обменявшись крепким рукопожатием, друзья принялись расспрашивать друг друга о делах. Непринуждённая болтовня тонула во взаимном разглядывании: новый учебный год требовал обновленных образов. Они словно поменялись стрижками: у Ромы теперь топорщился короткий русый «ёжик», а Тамар сменил острый тёмный клинышек надо лбом на струящуюся волнами прическу «Вояж» с удлиненными, выгоревшими до бледно-палевого мелированными кончиками. Рома отметил про себя: все второкурсники щеголяли в гражданском – последний день свободы перед привычной формой.

– Кого-нибудь из наших уже видел? – поинтересовался Рома.

– Нет. Летел на маршрутном челноке – сплошь первокурсники, чужие лица, – ответил Тамар.

– А я на своём прилетел, – не без гордости сообщил Рома.

– Барин, – ухмыльнулся Тамар.

Внезапно на плечи обоих легли ладони. Парни синхронно обернулись и увидели улыбающегося Армавира Минасяна, направлявшегося в штаб с той же целью – доложить о прибытии.

Едва троица успела обменяться хлопками по спине и короткими приветствиями, как из двери штаба, прямо на их пути, раздался до боли знакомый голос:

– Ну, здравствуйте, мужики! – провозгласил Вектор Лесов, четвёртый и, пожалуй, самый безрассудно решительный член их компании.

Вектор был живым воплощением обманчивости первого впечатления. Внешность – неприметный паренёк в очках (простая металлическая оправа), аккуратной бордовой рубашке, заправленной в чёрные брюки, и скромных ботинках. Типичный «ботаник» до мозга костей. Но стоило взглянуть в его карие глаза за стёклами, уловить дерзкую искорку во взгляде и вызывающую ухмылку, как иллюзия рассыпалась. Сила духа Вектора была такой, что Рома вряд ли знал кого-то крепче. И что восхищало – эта сила не лишила его простоты и живого, почти мальчишеского задора.

– Какие мы тебе мужики? – притворно возмутился Рома. – Мы – курсанты!..

– Будущие офицеры! – парировал Тамар. – А ты, Вектор, мужик с полей!

– Ха! В вашем случае – это одно и то же! – отбрил Вектор, не моргнув глазом.

– Курсант Лесов! – Армавир попытался придать голосу командирские нотки, но получилось скорее робко, словно он пробовал глубину. – Пять нарядов вне очереди!

– Ого! Рядовой Минасян, вы сегодня не в меру дерзки! – немедленно парировал Вектор, сосед по каюте.

Армавир ответил улыбкой, но в его глазах мелькнуло тщательно скрываемое неудовольствие.

Умный, любознательный, всегда готовый помочь с теорией – будь то устройство космолёта, тонкости орбитальной механики или философский трактат. Добрый, отзывчивый, избегающий конфликтов – ему было куда сложнее, чем Роме, Тамару или Вектору, постоять за себя. Но Армавир Минасян, второй «очкарик» в компании, компенсировал это с лихвой, будучи их незаменимым тылом в любом теоретическом вопросе. Они были четверо. Они были друзьями. Это был нерушимый факт.

Объятия по кругу – ритуал обязательный.

– Привет, парни! – раздался новый голос.

К ним подходил Валера Незадачин. Крупный, рослый блондин, на голову возвышавшийся над всеми. Широкоплечий, с рельефом мускулов – настоящая гора. Но самым разительным был контраст во взгляде: исчезла прежняя «набыченность», искусственная броня непробиваемости. Вместо неё – открытость, даже отзывчивость, словно он, подобно жуку-рогачу, сбросил старый хитиновый панцирь и предстал обновленным. Валера держался уверенно, но любое его движение выдавало лёгкое, вполне объяснимое смущение перед этой сплоченной группой.

– Что такое? Потерял своего дружка и стало одиноко? – мгновенно, как порох, вспыхнул Вектор.

– Предупреждаю, Вектор. Ещё одно слово... – Валера сделал шаг вперёд, его тень накрыла Вектора, в голосе зазвучала низкая, зловещая нота.

Тому только того и нужно было. Он расправил плечи, готовый принять вызов.

– И что? Что? – подначивал Вектор, жадно ловя момент для схватки. – Говори!

Их едва успели растащить друзья.

– Так, – властно вклинился Рома, вставая между ними. – Либо мы все здесь живём в мире, либо разбредаемся по углам. В наше время – только так.

Валера, с выражением внезапно найденного достоинства, сразу отступил. Вектор скорчил недовольную гримасу, но тоже отпрянул. Напряжение спало, разговор потёк в более спокойное русло.

Вчетвером (Валера ненадолго задержался) они поочередно отметились в штабе. Вектор терпеливо дождался. Затем вся компания двинулась в каптерку. Академия гудела, как растревоженный улей. С наплывом первокурсников пространство сжалось: везде – толчея, давка. Воздух казался спертым, словно системы жизнеобеспечения едва справлялись. Приходилось то и дело уступать дорогу, протискиваться, ловко лавировать меж людских потоков.

У лифтов выстроились нескончаемые очереди – несколько шеренг нетерпеливого люда. Курсанты второго взвода стратегической разведки без лишних слов выбрали лестницы. Но они были не одиноки: по ступеням вверх и вниз текли настоящие реки людей – группы абитуриентов, сливаясь и расходясь, образуя бурлящие человеческие потоки между палубами.