Рома выбрался из бассейна последним. Он стоял у бортика, вода стекала с него ручейками, оставляя ощущение прохлады на разгорячённой коже. Воздух в зале сегодня не вымораживал до костей, как в тот злополучный раз с Яшиным пари. Напротив, лёгкая свежесть была приятна, и Рома не спешил в душевую, давая телу обсохнуть.
К трамплину подошла фигура. Сухая, собранная, готовая к прыжку. К собственному непередаваемому волнению, Рому узнал в этой девушке, Блайз Тартедлав. Рома последним выходил из бассейна, а Блайз в противовес ему вошла в зал для занятий первой из своего взвода. Американская блондинка в чёрном открытом купальнике выглядела… ослепительно.
Из Ромы как будто весь воздух одним ударом вышибли. Каждая встреча с Блайз подтверждала досадную истину: присутствие красивых женщин порождало внутри у парня неприятную робость.
Холодок пробежал по спине, и Рома инстинктивно попятился, надеясь раствориться в тени колонн. Не получилось. Блайз заметила его в последний момент, но её взгляд был открытым, без тени подозрения в его бегстве.
– Привет, – её улыбка была солнечной и непринуждённой.
– Здравствуй, Блайз, – голос Ромы прозвучал неестественно громко, попытка уверенности обернулась натянутой скорлупой.
Её красота обрушилась на него, как тепловая волна. Он сделал шаг навстречу, почувствовав, как земля уходит из-под ног в прямом и переносном смысле.
– Как плавать? – любезно поинтересовалась она, поправляя очки.
– Хорошо, – Рома торопливо кивнул, чувствуя, как взгляд самопроизвольно скользит по её полуобнаженной фигуре. Внутри закружилась карусель – жар сменялся ледяными мурашками, и эта внутренняя буря заставляла его слегка дрожать. Слова застревали в горле комком.
Блайз не торопилась заполнять паузу, а Роме в голову не приходило ничего, кроме запретных мыслей. Тишина становилась невыносимой, звенящей. «Нужно что-то сказать! Но что? – Голос совести бил тревогу: – Ничего нельзя ей говорить! Это предательство по отношению к Саше!» Он попытался спастись вежливой улыбкой и отступлением, но Блайз опередила:
– Ты, наверное, замёрзнуть, – заботливо спросила она, поправляя резиновую шапочку на светлых волосах.
– Да нет… – начал было Рома, собираясь объяснить, что плавание согревает само по себе. Но мысль, что он отвергает её участие, показалась грубой. – То есть… да, – поправился он, сдаваясь.
– После мой плавание, мы можно идти в кают-компани? – предложила Блайз, и её глаза искрились теплом. – Я угостить… горячий шоколад? Или кофе?
Рому бросило в жар. Заметила ли девушка, как покраснело его лицо?
– Кофе? – переспросил он глупо, пытаясь выиграть секунду.
– Yeah! – ответила она, и переход на родной язык сделал её ещё более живой, раскованной.
«Саша. – Имя прозвучало в его голове ударом гонга. – Как же Саша?» Но ведь это всего лишь кофе. Просто кофе. Вежливость не позволяла отказать. Цивилизованное предложение…
Голова Блайз слегка склонилась набок – вопрошающе, по-кошачьи. И этот жест – такой знакомый, такой сашин – пронзил Рому острой болью. Саша. Из-за которой у Ромы на протяжении нескольких месяцев что-то болезненно сжималось внутри. Саша, которая поверила вычурной лжи Стефана и приняла сторону его и своей бабушки. Саша, которая до сих пор не знала, кто на самом деле вытащил её тогда из темноты и хаоса.
– Okay, – выдохнул он по-английски.
Улыбка Блайз расцвела, как солнце. Она кивнула и осторожно ступила по лесенке в мерцающую бирюзу бассейна, где уже вовсю резвились её однокурсники.
Рома заставил себя оторвать взгляд от её скользящей в воде фигуры. Словно стряхивая морок, он развернулся и почти побежал в душевую, под струи обжигающе горячей воды. Он задержался дольше всех, пытаясь смыть не только хлор, но и навязчивый образ – чёрный купальник, светлые волосы под шапочкой, тёплый взгляд. Обсохнув, он натягивал форму, а в голове стучала одна мысль: острой необходимости в согревающем напитке у него нет. И это… предательство. Тихое, мелкое, но предательство – по отношению и к Саше, и к самому себе. Ощущение гадливой лживости не отпускало.
Проведя в раздевалке почти полтора часа в водовороте противоречивых чувств, Рома наконец направился к бассейну – к месту их условленной встречи. Зал уже наполнялся шумом и брызгами: начиналось занятие следующего взвода. Рома и Блайз неуклюже перекинулись приветствиями, как вдруг его взгляд выхватил в толпе пловцов знакомую фигуру – Рейнара Гару. Немец, в чёрных плавках, находился у дальнего бортика.
Увидев их приветственные жесты, Рейнар мощно оттолкнулся, нырнул и стрелой прорезал дорожку. Он вынырнул прямо перед ними, вода стекала с его мощного торса. Рейнар был не просто высоким – он был монолитом. Поджарый, с рельефными мышцами, напоминавшими туго натянутые канаты под гладкой кожей. На его высоком, атлетичном теле даже пресс прорисовывался чётко, несмотря на крупный вес. Будущий пилот выглядел воплощением мужской силы, живой иллюстрацией к женским фантазиям.
– Hello, – произнесла Блайз, и в её голосе прозвучало невольное восхищение, взгляд стал чуть расфокусированным.
– Hallo! – Рейнар сиял улыбкой, его белые зубы контрастировали с загорелой кожей.
Рома пожал его сильную руку, ощущая небольшой контраст между собой и этим Аполлоном.
Если с Ромой Блайз смотрела прямо в глаза, то Рейнар возвышался над ними обоими, создавая с девушкой визуально гармоничную, даже эффектную пару. «Они так подходят друг другу,» – пронзила Рому трезвая мысль. Он скользнул взглядом по Блайз. Блеск в её глазах, лёгкий румянец на щеках – всё кричало о неподдельном интересе к немцу.
– Рейнар, after swimming… – начала Блайз, слегка запинаясь. – Может, ты захотеть?.. Мы с Ромой идти пить кофе, греться. Можем подождать тебя, если хочешь. – Предложение прозвучало робко и чуть виновато.
Рейнар вопросительно посмотрел на Рому. Блайз быстро добавила:
– Ты не против? – Её улыбка была натянутой, почти умоляющей.
Из-за наплыва новых курсантов в этом году пришлось задействовать ранее пустовавшие жилые модули. Их планировка, в силу особенностей архитектуры, отличалась от уже обжитого общежития. Новые каюты для прибывших парней и девушек были разделены на две обособленные секции, соединённые общим длинным коридором, тянувшимся по продольной оси модуля. Общение между ними происходило в общих вестибюлях, где стояли удобные диванчики. По вечерам там чаще всего собирались первокурсники.
В тот самый вечер, после необъяснимого минутного отключения главной корабельной системы, четверо друзей – Офелия, Блайз, Рейнар и Рейк – собрались на диванах в вестибюле после вечерней поверки.
– Нам такая клюха паршивая попалась, – завела разговор Офелия. – Командир отделения Настя Мардова.
– Очистка воротничок и бляха на ремен, подготовка ко сну и проверка каюта перед отбой , – подхватила Блайз, явно разделяя недовольство своей соседки по каюте. – Отдаёт команды приказной тон, like старши начальник, when на самый дель равная мы, то есть just like us, i mean так же – курсант.
– Да? А нам повезле, – дружелюбно ответил Рейнар. – У нас командир отделень относиться с уважение. В нашу каюту заходить на цыпочки. По всему видно – добродушно, пугается напрягать или потревожить. А мы платим ему та же монета. Следим за чистота, строго выполняет все пожеланье в срок.
– В конце самы концов… – начал Рейк, но Офелия мягко поправила:
– В конце концов.
– В конце концов, – благодарно повторил Рейк, – получать по шапка от комвзвод, если случай несоблюдене или нарушень дисциплина, не только он, но и мы! – Разговор давался ребятам нелегко, но они старались изо всех сил, не жалуясь. С каждым днём получалось лучше.
– Hell of a gamble, фортуна! – фыркнула Блайз. – And Настя is a shithead.
– Кстати, о порядке, – перевела тему Офелия. – Я и не знала, что в каюте можно держать личные вещи, да ещё такие... внушительные. Их ведь надо регистрировать у каптёра. А такую штуковину – кто зарегистрирует? Слишком габаритная. – Она выразительно кивнула на красивый баскетбольный мяч с дисплеем, мирно лежавший рядом. – Ваш милый командир не интересовался этим мячом?
– Может спросить, – озабоченно промолвил Рейк. – Он не видеть его пока. Но что пойти не так?
– Ну, вдруг устроите в каюте бардак, перебрасываясь им с Рейнаром.
Рейнар невозмутимо ухмыльнулся – такие опасения его не смущали.
– Нет-нет, – зачастил Рейк, улыбаясь. – В каюта мы не играем мяч. Рейнар хотеть, я отказывать. Вы видеть его? Туча, неповоротливый, с такой габарит – один раз крутиться – каюта – нет.
Лукаво покосившийся на друга Рун сразу получил шутливого тумака.
– Так что, я строго следить, что играть мяч только в спортзал. Да, и ещё что! Внутри мяч есть металлич сетка – опль…
– Оплётка, – подсказала Офелия.
– Оплётка, – старательно выговорил Рейк. – Увеличить мяч или уменьшить. Делать мяч маленький. Оплётка – почти невесомый. Но, благодаря оплётка, мяч твёрдо приклеить к магнитный платформа. – Рейк указал через плечо в открытую дверь своей каюты, где на тумбочке виднелась стильная подставка того же бренда. – Активировать, и магнитный присоска делать свой дело. Я включить и класть мяч на платформа всегда на ночь.
– Только не забывай это делать, – полушутя, полусерьёзно сказала Офелия.
– Спасибо, Офели, не забуду, – благодарно улыбнулся Рейк, надеясь, что глаза его горят не слишком явно. Он не хотел, чтобы друзья заметили смущение, охватывавшее его при разговоре с Офелией.
Ребята ещё немного поболтали о пустяках, а потом разошлись по своим делам. Рейк и Рейнар решили лечь пораньше. Рейк уснул почти сразу, и ему снилась Офелия. Однако предаваться сладким снам долго не пришлось.
Его вырвало из сна, будто крюком из воды. Неведомая сила швырнула его с койки на пол. Он вскочил, дико озираясь в полутьме, усиленно моргая. С перебоями замигал тусклый аварийный свет. Рейк жмурился, прикрывая глаза ладонью. Когда зрение немного адаптировалось, он выскочил в коридор, чтобы понять, что случилось. Рядом почти сразу возник Рейнар, выглядевший не менее ошарашенным.
Весь коридор и каюты их секции освещались теперь тусклым багровым светом. Академия, казалось, проснулась, но лишь наполовину – заспанные курсанты высыпали из дверей, заполняя узкий коридор шумом и гомоном. Обсуждали произошедшее. Самой правдоподобной версией, взятой на вооружение, стало очередное отключение системы жизнеобеспечения и гравитационный скачок из-за ремонта – второй за последний день.
Сквозь общий гул к Рейку и Рейнару донёсся суровый, отчитывающий голос командира взвода Блайз. Смущённые и недоумевающие, Офелия и Блайз выслушивали выговор – речь шла об их каюте, расположенной напротив мужской, но дальше по коридору от комнаты парней.
– Почему храните посторонний предмет? – взводная оперативно тыкала в планшет, видимо, просматривая личные дела девушек. – Пронесли тайком. Один маленький скачок гравитации, отказ бортовой системы – и посмотрите, какой бардак устроила ваша контрабанда! – Действительно, каюта Офелии и Блайз выглядела, будто её пронёс ураган. Последствия были видны всем через распахнутую дверь.
Блайз, как и Рейк, училась на инженера терраформирования. Буквально на последнем занятии по химии каждому выдали комплект стеклянных электродов для измерения окислительно-восстановительного потенциала почв. До ЧП Блайз хранила их в пенале на прикроватной тумбочке. Теперь же осколки стеклянных палочек были разбросаны по всей каюте вместе с книгами и личными вещами. Электроды были ценным инвентарем, и хотя их выдавали в достатке, уничтожать их было крайне нежелательно.
– Но это ведь происходить because of… Because of… – зачастила Блайз, но словарный запас в минуту волнения подвёл.
– Из-за скачка, – подсказала Офелия. – Мяч всё перевернул по независящим от нас обстоятельствам. Лариса Евгеньевна, мы же не отвечаем за сбои в Академии!
– Верно. Вы отвечаете за то, что происходит в вашей каюте.
В коридоре, ещё не успевшем прийти в себя после хаоса, появилась подполковник Виктория Николаевна Жокей, а следом за ней, неуклюже запыхавшись, подполковник Захар Юрьевич Ящиков. На лице Жокей застыла строгая, жёсткая укоризна; лицо преподавателя терраформирования выражало тревогу, недовольство и нетерпеливое раздражение – его явно потревожили по пустякам.
– Ну вот видите, не такая уж и катастрофа! – Ящиков махнул рукой в сторону общего беспорядка, как будто это было неопровержимым доказательством его правоты. – Гравитация не пропала, функциональность восстановилась достаточно быстро!
Жокей бросила на него презрительный, сердитый взгляд именно на слове «быстро».
– А, то есть поводом для беспокойства было бы только отключение гравитации вкупе с жизнеобеспечением? – возмущенно вскинулась Виктория Николаевна. – Одной минуты днём вам показалось мало, вот и увеличили до целых пяти? Вы вообще помните, что на этом корабле – целая дивизия курсантов? Забыли выговор Полуненко после вашей сегодняшней «шалости»?
– О словах генерала Полуненко я помню! – вспылил Ящиков. – И у вас нет полномочий мне о них напоминать! А мои эксперименты с термоядерным реактором – не шалость, а работа во имя будущего всего Объединенного Флота!
– Вы, человек, пренебрегающий приказами генерала и устраивающий опасные опыты на борту учебного заведения – последний, кто может рассуждать о полномочиях! – свирепо нажимала она на слова.
– Не учите меня, как сопливого курсанта, Виктория Николаевна! – взорвался Ящиков. – Ваша назойливость невыносима! Вечно суёте свой нос куда не надо!
– Вы забываетесь, Ящиков.
– И вы забываете, что мы равны в званиях!
– Пожалуйста, не ругайтесь, – кротко попытался вставить Рейнар, надеясь сбить накал.
– Молчать, Гару! Вас не спрашивали! – рявкнула Жокей. Рейнар смиренно потупился. – Молитесь, – вернулась она к Ящикову, – чтобы Виталий Сергеевич не отправил вас под трибунал за эти эксперименты! – С этими словами Жокей резко развернулась и зашагала прочь.
– Мне не нужна помощь немцев! – Ящиков бросил взгляд сначала на Рейнара, потом на Блайз. – Или американцев! Ко всем вам – ни капли доверия!
– Почему? – лицо Рейнара вытянулось от искренней обиды и недоумения. Блайз тоже была удивлена, но на её лице застыла маска надменного недовольства и неприступного достоинства. Вердикт Ящикова она явно не принимала.
– Потому что людям ваших наций не хватило интеллекта оценить по достоинству технологию, способную спасти нашу цивилизацию! – выпалил Ящиков.
– Какую технологию, Захар Юрьевич? – осторожно спросила Офелия.
Ящиков долго и оценивающе смотрел на неё, будто решая, достойны ли курсанты узнать о его боли. Наконец, внутренне сдавшись, он начал:
– Я уверен, вы слышали о моём… интересе к кораблям британского, американского и немецкого подразделений Флота. Так вот, я хотел выразить им своё восхищение и заручиться поддержкой, потому что мне пришла в голову гениальная, революционная идея противостояния эстерайцам! Но мне требовались ресурсы и умения лучших инженеров. Я собрал проектные отделы «Американ Спэйсдрайв», «Королевских верфей» и «Немецкой инженерной корпорации» на их корабле.
– А как вы с ними общаться? – аккуратно спросил Рейнар.
– Der Mensch, der den Schiffen der amerikanischen, britischen und deutschen Flotteneinheiten so ehrfürchtig gegenübertritt, ist schlichtweg verpflichtet, sich in den Sprachen ihrer Ingenieure ausdrücken zu können, – с достоинством ответил подполковник и поставленный на место Рейнар, умолк. Ящиков вернулся к русскому:
– Встретили меня прилично, с почтением. В конференц-зале я изложил суть: чтобы спастись от эстерайцев и достичь Проксимы Центавра b, каждого из 28 миллионов пассажиров Флота нужно превратить в киборга. Перенести мозг, глаза, сердце и кровеносную систему в металлический каркас. Всё остальное – пищеварение, размножение, иммунитет, кости, мышцы – лишнее. Если корабль проиграет бой и будет взят на абордаж, киборг-пилот помещается в одноместную спасательную гондолу. Она выстреливается взрывом из корпуса и летит в одиночку к Проксиме b. Собрать миллионы таких «семян», разлетевшихся по космосу, эстерайцам будет невозможно! Гондола автоматически летит 30 тысяч лет. В шлюпе всё автоматизировано: навигация и полёт – без участия пилота. Мы спасёмся и достигнем новой планеты!
– А что будет с киборгом по прилёте? – спросил представитель американского проектного отдела.
– Как что? – ответил недоумением Ящиков. – Приземление на планету. На гондоле будут установлены стабилизаторы системы маневрирования и парашюты, которые и помогут спуску на поверхность планеты с мягким приземлением. Выживание гарантировано. А уже тогда… – он сделал паузу. – Восстановление популяции.
– И как же её восстанавливать? – озадаченно спросил представитель британских «Королевских верфей». – Если у таких киборгов, как вы сказали, не предусмотрена репродуктивная система, а имеется лишь минимальный набор внутренних органов?..
– В каждой гондоле будет криобанк с замороженными эмбрионами, яйцеклетками и сперматозоидами! Люди новой планеты вырастут из пробирок! Мы перевезём ДНК и сконструируем цивилизацию заново! Мы станем… стальными родителями нового человечества! – голос Ящикова дрожал от пафоса. – Мы пожертвуем своими телами, чтобы обеспечить будущее! Станем машинами, но машинами, одушевлёнными разумом!
Главы отделов переглянулись. На их лицах читался скепсис.
– А как киборг проживёт 30 тысяч лет? – спросил немец.
– Гондолу будет питать компактный термоядерный реактор холодного синтеза! – Ящиков был готов ко всему. – Он же даст энергию для поддержания биологических компонентов пилота! Также, в шлюпе нужно обустроить особенно мощный защитный кожух, ограждающий пилота от радиации такой батареи. Киборг может лететь в анабиозе…
– Анабиоза нет ни у нас, ни у эстерайцев, – холодно заметил американец.
С подполковником Жокей отношения не клеились ни у кого. Рома и не надеялся, что его недавнее вмешательство в финансовые дела преподавательницы пробудит в ней теплоту к нему или, тем более, к Яше. Лишь однажды он подметил, как Перов, столкнувшись с Викторией Николаевной в коридоре, попытался выдать что-то вроде смущённой улыбки. Ответ Жокей был молниеносным и убийственным – взгляд, острый как битое стекло, полный ледяного презрения. Она тут же отворачивалась, будто само присутствие Яши оскверняло пространство, а встреча глазами была пыткой.
На Рому же она теперь бросала лишь быстрый, напряжённый взгляд – настолько мимолётный, что его можно было и не заметить. Ни слова благодарности, ни малейшего намёка на произошедшее. Её отношение к «курсанту Никитину» осталось прежним – суровым, неумолимым, как космический вакуум. Впрочем, доброта и вовсе не значилась в репертуаре Виктории Николаевны.
Как-то поздно вечером, когда стрелки часов уже перевалили за девять, Тамар вернулся в каюту из комнаты досуга. Он вошёл с понурой спиной и тяжело опустился за стол. Воздух вокруг него вибрировал от подавленности и усталости.
– Что случилось? – спросил Рома, отложив свой планшет.
Науменко издал долгий, утомлённый стон, прежде чем заговорить:
– Жокей... – его голос звучал глухо, будто из колодца. – Ещё одно «Удовлетворительно» по её проклятой астрономии. – Он сжал кулаки на столешнице. – И всё из-за сегодняшнего провала с пульсарами, помнишь? Она специально придирается! А самое поганое... – он поднял на Рому глаза, полные отчаяния, – ты же знаешь условие для Лирюлта? Только «Отлично» по всем дисциплинам. Одна «четвёрка» – максимум, что допускается. Но «тройка»? Это крест на экспедиции. А она... – Тамар сглотнул ком, – она намекнула, что если я не вылезу из этой ямы, то могу даже не надеяться сдать экзамен.
Тамар покачал головой.
– Я не спорю, пульсары это важно, – раздражённо бросил он, – но ведь их не то, что в системе Нимрод-Ариэльской двойни нет, даже ближайший находится в тысячах световых лет.
Рома встал, подойдя к другу. Он положил руку ему на плечо, чувствуя напряжение мышц под тканью.
– До экзамена ещё есть время, не сдавайся, борись!
Науменко горько усмехнулся, уголки губ дрогнули.
– Только это и остаётся.
Их разговор прервал мягкий *ш-ш-ш* пневмопочты. В приёмный лоток бесшумно выскользнул световой листок, туго свёрнутый в трубку. Ещё одно послание. Рома почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он развернул хрустящий лист, а Тамар, забыв на мгновение о своих бедах, с мрачным любопытством наблюдал.
На этот раз послание было куда более кратким.
«Если ты долго вглядываешься в бездну, то бездна тоже вглядывается в тебя. Взгляни в эту тьму, узри своего врага. Иначе беда коснётся твоих близких.»
Как и прежде, к записке был прикреплён небольшой чип-имитатор. Рома опробовал его и убедился, что содержимое у него такое же как у предыдущего.
– Что там? – спросил Тамар, отвлекаясь от своих мыслей. Праздный интерес сквозил в его усталом голосе.
– Да посылает мне всякие несуразности какой-то чудик. То ли поклонник, то ли преследователь. Вроде угрозы, но на Найдиса не похоже.
– А на кого тогда? – Насторожился Тамар.
– Не знаю.
– А что посылает? – Любопытство Тамара оживилось, он потянулся к другу.
– Рома махнул рукой в сторону чипа-имитатора, лежавшего на столе. Затем протянул только что полученную записку. – На, глянь сам.
Тамар взял световой листок, пробежал глазами по строчкам. Брови слегка поползли вверх. Он перечитал текст ещё раз, медленнее, потом поднял взгляд на Рому, оценивающе.
– Нелепица какая-то, – заключил он, но в его тоне уже не было прежней уверенности.
– А я о чём! – с раздражением пробормотал Рома и стал переодеваться.
– И много таких посланий он прислал? – уточнил Тамар, не выпуская записку из рук.
– Пока два. Но мне и этих хватит.
– А где первое? – Тамар повернулся к нему, его внимание полностью переключилось.
Рома порылся в ящике прикроватной тумбочки и вытащил первый, уже слегка помятый листок. – На, изучай.
Тамар взял его почти с благоговением. На этот раз он погрузился в чтение глубже, вдумчивее. Рома видел, как взгляд друга скользит по строкам, как губы чуть шевелятся, повторяя слова. Когда Тамар наконец оторвался от текста, выражение его лица изменилось. Ранее скептическое, теперь оно стало сосредоточенным, почти азартным.
– Так ты говоришь, это от поклонника? – переспросил он, перепроверяя раннее предположение Ромы.
– Нет, я не берусь это утверждать, хотя тут сказано, – Рома ткнул пальцем в первую записку, – что он благодарен мне за пространственный визуализатор.
– М-да... – протянул Тамар, вновь погружаясь в текст. – Но это ещё не делает его фанатом. Фанаты так... не угрожают.
– Точно! – Кивнул Рома. – Не может быть фанатом человек, который знает о моих отношениях с Сашей. Дом на полуострове в Сочи и всё такое…
– Да... – Тамар замер, его мысли явно унеслись куда-то далеко. Глаза смотрели сквозь стены каюты. – Знаешь, бывает, – заговорил он наконец, медленно, словно вылавливая идею из глубины, – что самая нелепая, на первый взгляд, абракадабра... оказывается упаковкой. Упаковкой для чего-то другого. В детской несуразице может прятаться взрослый шифр. Закономерность. Код. – Он встал, сжимая в руках оба световых листка. – Дай я проверю кое-какие догадки. Верну позже, с ответами... или с вопросами. – И, не дожидаясь согласия, Тамар вышел из каюты, унося с собой тайну посланий.
Рома остался один. Вторая записка, с её откровенной угрозой близким, навалилась на него тяжестью. Эти сообщения были как дым: пугали, но не давали ухватить суть. Кто этот незнакомец? Союзник, предупреждающий о реальной опасности? Или сам источник угрозы, играющий с жертвой? Знакомый, скрывающийся под маской? Или абсолютно чужой человек, знающий о нём слишком много?
Близился ноябрь. В продолжавшихся соревнованиях за «Псионин-X» наметились промежуточные результаты. По очкам лидировали Рома, Зоя, Валера и Рейнар. «На вторых позициях, – как говорил Яша, – костыляли Эмма, Блайз и Офелия. И безнадёжными дистрофиками, желающими смерти остальным», – были сам Яша, Рейк, Вектор и Наташа.
Вектор отказывался признавать себя слабее других, просто ему не везло, говорил он. Но против правды не мог идти даже он – если в усилиях, прикладываемых для обретения заветного приза Вектор не отличился, то в количестве нарядов, вменённых ему за эти попытки, он преуспел больше всех. И жаловался, что к началу войны будет выжат как лимон. Яша же в ответ на причитания Вектора окрысился, мол он, к собственной горечи, тоже не в числе счастливых кандидатов на получение «Псионина-X», при том, что наказаний тоже схлопотал уже немало. «Тогда как эта драгоценная пилюля изначально была в твоём полном распоряжении, гений!» – ядовито поддел Вектор.
Саша Коневод однажды случайно узнала от старшей сестры о задуманной их братом хитроумной идее, наградой в которых станет революционный препарат, дарующий псионическую способность. Но побороться за такой соблазнительный шанс для неё уже не представлялось возможным. Оттого, что открытие этого интригующего чемпионата пришло к Саше слишком поздно, настроение девушки стало совсем пасмурным.
Рому Саша избегала уже не так активно, а иногда и вовсе игнорировала его присутствие. Они не разговаривали, но взгляд девушки, прежде колючий и отстранённый, смягчился. В нём читалось нерешительное желание что-то сказать, спросить, но каждый раз она словно спотыкалась о собственное сомнение.
Наконец всё тайное для Ромы стало явным, когда Саша сама накинулась на него, требуя всё объяснить.
– Это правда?! – она слегка стукнула его кулаком в плечо.
Рома от неожиданности буквально оторопел, уставившись на неё широко раскрытыми глазами.
– Правда, что ты тот самый неизвестный герой, который первым бросился на «Носитель Факела»? Что это ты поднял тревогу и спас город? – слова вырывались стремительно, будто она боялась, что он снова улизнёт.
Печальная догадка осветила лицо Ромы. Он устало потёр виски.
– Как ты узнала? – спросил он тихо.
Саша, натянутая как тетива лука с шумным вздохом всплеснула руками, мол наконец ей подтвердили столь долго скрываемую информацию.
– Я случайно подслушала разговор Зои и Вектора о подвиге их отчаянного безрассудного друга Ромы. – Её слова понеслись торопливо, сбивчиво. – Они говорили об инициативной группе по высадке на Лирюлт, и предполагали, что ты и есть тот самый отличившийся курсант. А когда я подошла и спросила, о каком таком подвиге идёт речь… – она нервно мотнула головой. – Они вдруг примолкли так неуклюже, словно в жизни никогда говорить не умели. Мне показалось это подозрительным.
– И это всё? – Рома смотрел на неё, пытаясь понять.
– После твоих витиеватых объяснений насчёт разговора с моей мамой о «Носителе Факела», я решила пойти к источнику, который, как мне казалось, не станет лукавить. К Александру Балдерову. Спросила его прямо: кому поставлен памятник в его клубе? Кому там всегда будут рады? – Саша усмехнулась, вспоминая. – Бедный Александр! Он так растерялся! Видно было, что я застала его врасплох. Он пробормотал что-то вроде: «Не могу сказать!». – Саша передразнила его смущённый тон. – «Если это незнакомый мне человек, то какая разница?» – настаивала я. Его несчастный вид был красноречивее любых слов. «Значит, это кто-то мне знакомый», – заключила я. Тогда всё и встало на свои места.
Рома не сдержал улыбки и покачал головой, восхищённый её догадливостью. Саша же тяжело выдохнула, её плечи опустились, будто она только-только снова отработала два наряда вне очереди.
– Замечательно… – в её голосе зазвучала горькая ирония. – Так и повелось у нас: ты меня спасаешь, а потом исчезаешь в ночи, не проронив ни слова. Благородный молчун.
– Героям не пристало распыляться о своих добрых делах, – попытался отшутиться Рома, но Саша лишь посмотрела на него с немым укором.
– Не хотел тебя тревожить попусту, – выпалил он другое объяснение, но тут же понял его фальшь и несостоятельность.
– А! – воскликнула Саша, её брови резко сошлись у переносицы. – То есть спасение тысяч жизней, включая мою, – это «попусту»? Это «не тревожно»? – Голос её звенел от нарастающего раздражения и чего-то ещё – обиды? Беспомощности?
Рома растерялся. Он не понимал, почему она злится. Он спас её, поступил, как считал правильным, не ища славы... а теперь его же упрекают?
– Что ты от меня хочешь?
– Я от тебя?! Это что ты от меня хочешь? Я просто девушка, Рома, – продолжила Саша, и в её тоне зазвучала горечь. – Я не спасаю тебя в ответ. Не бросаюсь в огонь. У меня нет... вот этого! – она резко махнула рукой в его сторону, словно указывая на невидимый нимб героя. – Я не супергероиня, как ты! Как мне отплатить? Как соответствовать? – Последнее слово прозвучало почти отчаянно.
– Да не надо никак отплачивать! – вспыхнул наконец Рома, его смущение сменилось обидой и гневом. Он был окончательно сбит с толку. Его самоотверженность обернулась осуждением?
– И ты думаешь, я смогу просто... принять это? Смириться? – спросила она, глядя ему прямо в глаза. Взгляд её был сложным – злость смешивалась с болью и тем самым мучительным чувством «несоответствия».
Рома видел этот взгляд, но его собственная обида и непонимание застилали разум. Тут он вспомнил, что Саша вообще-то первой в самом прямом смысле слова спасла ему жизнь, закрыв собой от контрольного выстрела из пистолета Полярина Алфёрова. Эта мысль должна была всё перевернуть, примирить... Но, видя её сжатые губы, надутые щёки, весь её вид, говорящий о глухой стене непонимания, он лишь ощутил новую волну раздражения. Зачем объяснять? Зачем что-то доказывать, если она уже всё решила?
– Не знаю, что тебе с этим делать! – резко бросил он, отворачиваясь. Голос прозвучал грубо, отрезая все нити. Его переполняли возмущение и досадная беспомощность – чувства, которые он терпеть не мог.