Вихрь

1. ДЖУН.

Плакать — это нормально. Давать волю эмоциям после нескольких часов в туристическом автобусе из родного Денвера до этого транзитного города, название которого после продолжительного залипания в потолок уже вымылось из головы, тоже в порядке вещей.

Слёзы помогают высвободить неугомонный поток эмоций, рвущийся наружу, и это всегда оставалось верным вариантом вернуться в строй.

Когда я ещё лет семь назад работала в закусочной и копила деньги на обучение, то после любого серьёзного конфликта запиралась на продуктовом складе и давала волю слезам — так было проще.

Со временем тревога и боль отступали, но чувство несправедливости продолжало давить на грудь, словно невидимыми руками прижимая к постели.

«Лежи и не двигайся, Джун, так будет лучше»

В комнатке, которой я поселилась лишь до следующего автобуса, не было ничего, что могло бы развеять скуку лучше, чем здорово проплакаться — не было привычных в моей прошлой спальне календарей с южными склонами, стены были серыми, а не бордовыми.

Снизу никто не кричал об оставленной кружке с недопитым кофе, а через стенку не кричал племянник, проигравший в мобильную игру и ругающий весь мир.

А ещё — плакалось как-то по-другому. Не было чувства облегчения, а уж вина скользила по груди с ещё большим рвением.

«Наиграешься и вернёшься» — писала мама в последнем сообщении, которое пришло на телефон при появлении целых двух палочек связи, — «Здесь твой дом, а там ты — гостья, привыкать придётся слишком долго. Но ничего, двери всегда открыты, как бы больно нам не было!»

Снова это «Как бы больно не было», излюбленная тактика — заставить меня чувствовать вину за свои действия. Даже если чужой жизни они напрямую не касались. Мне уже не шестнадцать. Мне двадцать, мать его, с лишним.

Я люблю свою семью: люблю сестру Кейси, её сына — Билли, люблю и маму, но после смерти отца всё пошло наперекосяк, а как только Кейси уехала работать в Атланту — так стало ещё хуже.

Поэтому я здесь — в мотеле на пути в никуда сижу на кровати, даже не разобранной, и смотрю на нетронутый стакан с кофе, купленный десять минут назад. Рядом с ним - пара пачек сигарет.

В никуда — сказано очень громко, но по-другому я сейчас и не чувствовала: таково это — быть тревожным человеком, который даже собственные принятые давно решения любит ставить под вопрос.

Довольна ли ты, Джун?

Уехала из родного места, обменяла умеренный климат на северные колики, забрала только один рюкзак с одеждой и зашвырнула его в угол комнаты, которую сняла за какие-то копейки, и теперь ждёшь одного из последних автобусов до пункта назначения.

Уайтвуд — город небольшой, это можно понять, приблизив карту до максимума даже на заляпанном слезами экране телефона. Я делала это каждый раз, когда приходила очередная мысль засомневаться.

Нужно ли мне это?

Определенно нужно.

В этом году мне исполнилось двадцать пять и, задувая одну единственную свечку в подаренном праздничном торте, я думала лишь о том, как сильно хочу сменить обстановку.

Сбежать — и это слово тоже подходило. В той ситуации, которой я оказалась посреди собственной семьи и насиженного годами местечка, побег был необходим и чертовски желанен.

И он исполнился, правда не обошёлся без укоров, ругани и ссор.

«Чем мы тебя не обеспечили, Джун? Почему ты так поступаешь?»

Даже вспоминая последнюю ссору, я невольно морщилась и вздрагивала. Тревога дрожала вместе со мной, заставляя делать вдохи-выдохи чаще нужного.

Меня не пугала смена мест, не наводил ужас северный колорит в деревянных досках на каждом шагу, совсем не мешало осознание неизведанного и незнакомого.

В новом городе у меня не будет ни единого знакомого, кроме подруги Кейси — Лин, которой было примерно столько же лет, как и мне. Они познакомились где-то на южном курорте, так что у меня оказался в рукаве неплохой козырь.

Мне смогли подыскать неплохой этаж в апартаментах, за который не пришлось бы скакать вокруг да около в местных агентствах; риелторы часто просят подтвердить текущий заработок, а его у меня не было.

Но были деньги, уж этого никуда не деть.

И вот, я, заплаканная и с опухшим лицом, смотрю на картонный стаканчик с кофе у себя в руках.

За окном — спокойно и тихо, за исключением проезжающих машин и паркующихся фур на дальней стоянке — оттуда тянулся стойкий запах топлива и машинного масла. Рядом разрослась узкая и длинная автомастерская.

От сообщения матери внутри всё переворачивалось, гнусно и гадко тянуло за все ниточки жалости; мне прекрасно известны все способы манипуляции моей же родной мамой, но сегодня они перешли все видимые и невидимые черты.

Пока я не собиралась отвечать. Осознанно ли она давила на меня или нет — я не знала, и вряд ли узнаю.

«Такого не было, Джун! Я никогда тебе такого не говорила!»

Отложив телефон, я провожу рукой по лицу и стараюсь не провалиться в очередной приступ слёз: горечь кофе помогает прополоскать горло и вернуть телу хоть какую-то бодрость.

Ночной автобус — тоже неплохо, и я всё ещё надеялась, что смогу нормально проспаться, пусть это и было наивно: я засыпала, как убитая, стоило мне прикрыть глаза даже в незнакомом месте. Более того, я спала даже стоя — на одной из вечеринок в университете.

Но сейчас, даже несмотря на жуткую сонливость и усталость, я не могла сомкнуть глаз даже на пару минут.

Позади осталась мама, вернувшаяся в наш дом Кейси с Биллом, так что компания у них будет неплохая: никому скучать не придётся.

Также в Денвере осталась Хлоя — девчонка с последней работы, — единственная, с кем я могу до сих пор спокойно общаться и рассказывать о каких-то важных вещах. Одна из немногих, кто адекватно отреагировал на моё решение рвануть на север в поисках новой жизни.

«Уезжаешь в глушь из столицы, это глупо! Попробуй найди там хоть какую-нибудь работу, хотя бы одного человека, кто примет приезжую за своего!»