Виктория - значит Победа. Серебряной горы хозяйка

Пролог

- Госпожа баронесса, её милость очнулась!

- В самом деле? А почему глаза закрыты?

- Слишком мало сил. Сегодня непременно откроет, вот увидите!

Моего лба касается… ладонь? Да, верно, прохладная ладонь. Легко поглаживает, осторожно массирует лоб и голову дальше кончиками пальцев.

- Да нет же, вам показалось, она же почти не дышит и такая же бледная, как и была!

- Госпожа баронесса, вы целитель? – спрашивает мужчина строго. – Вы что-то знаете о жизненной и магической ауре человека?

- Нет, господин Валеран, я не целитель, - мне кажется, что невидимая госпожа поджимает губы.

- Следовательно, не мешайте мне, - говорит он строго.

И продолжает обследовать мою голову. Как будто раздвигает волосы… стоп, какие волосы?

Волос я лишилась год назад, когда начали интенсивное лечение. Просто вылезли все, и новые росли медленно и неохотно. Поэтому – нет там никаких волос. Что за странные ощущения?

- И что там? Что вы у неё нашли? Она уже две полных недели лежит без движения, что там вообще может быть? – не отстаёт неведомая мне женщина.

Я не понимаю, почему лежу без движения две полных недели, это как-то не бьётся с воспоминаниями.

- Госпожа баронесса, сделайте милость, прекратите болтать, - говорит врач неожиданно сурово.

- Ну, знаете, - из невидимой госпожи баронессы сочится обида, я распознаю её даже на слух.

А почему только на слух? Вдруг получится открыть глаза?

Это неожиданно требует некоторых усилий, а потом я открываю их… и вижу руки, вижу какие-то вычурные кружевные манжеты, бархат рукавов…

- О, вы справились, дорогая госпожа де ла Шуэтт. С возвращением в мир! – говорит мне врач.

В жизни не видела такого врача, а я их повидала немало, и вообще, и в последние два года-то уж точно. Он одет, как будто сошёл с картины какого-то весьма приличного художника середины восемнадцатого века. Тёмно-синий бархат с умеренной вышивкой, тонкое плетёное кружево, серебряные пуговицы. Ухоженные руки и кольца на пальцах. Лет ему… да как мне, наверное, за сорок.

- Если слышите меня – моргните, - говорит странный врач.

Я усиленно моргаю, у меня получается. Пробую пошевелить ещё чем-нибудь – носом, например, тоже выходит. Разеваю рот, дышу глубоко. Облизываю пересохшие губы. Чуть поворачиваю голову – и вижу женщину.

Она тоже моих лет, и одета не так пышно, как этот непонятный врач. На ней тёмное платье, кружева на манжетах узкие, спереди на лифе шнуровка, по обе стороны от неё немного вышитых цветочков. Сорочка сколота у горла брошью, на голове накрахмаленный чепец, из-под него торчит седой локон.

И она так смотрит на меня, что понятно без слов – будь её воля, я бы никогда не очнулась. Интересно, что я ей сделала? Ничего не помню.

Мне не сразу, но удаётся еле слышно спросить:

- А где я? И что со мной было?

* * *

Вокруг бегают и суетятся, а я прикрываю глаза и отрешаюсь от них. И вдруг понемногу начинают приходить воспоминания. Только… в них нет места тому, что я вижу сейчас.

…Больница, поздняя ночь. Ещё палата в стационаре? Или уже хоспис? Две медсестры разговаривают.

- Вот так, смотришь – и понимаешь, что случись такое – и ничто тебя не спасёт. Ни громкое имя, ни деньги.

- А у неё были деньги?

- Ну так и отдельная палата, и вообще оплачено всё, что можно, и препараты куплены самые-самые, каких простому смертному не достать никогда.

- Наверное, деньги собирали? Всегда ж таким больным собирают?

- Не знаю, я о сборах для Мирошниковой не слышала. Но она вот на днях буквально приглашала нотариуса и заверяла какой-то дар, кажется, каким-то детям на лечение.

- У неё ж нет детей, оставлять некому. Вот и распорядилась. Добрая женщина.

- А мужа тоже нет? Вроде говорили, замужем она?

- Ой, ты что, это ж год назад ещё был скандал, она как заболела, так муж-то её и бросил, и ускакал к молоденькой.

…Квартира, большая хорошая квартира. Моя любимая квартира. Мы с Сергеевым покупали её в ипотеку, выплачивали кредит, любовно обставляли, вылизывали, придумывали дизайны и прочие всякие вещи. Я никогда не думала, что придётся… придётся поступить так, как я поступила.

Я загремела сначала на полное обследование, а потом, уже с диагнозом на руках, на химиотерапию, и вот вернулась домой – и обнаружила, что мужа у меня больше нет. Нет его вещей в шкафах и кладовках, нет его велосипеда, и даже кактусы свои забрал. На парковке не было нашей машины – новой, три месяца как купленной. Я-то так и не научилась водить, не до того было. А он – вполне.

Он даже ответил на звонок. Ровно для того, чтобы сообщить, что ушёл, что подаст заявление на развод через Госуслуги, что машину забрал, с остальным разберёмся как-нибудь потом. И тут же отключился. Общие знакомые донесли, что машину он уже успел продать, купить две попроще, одну оформил на своего брата, вторую на некую юную нимфу, свою аспирантку. И точно так же поступил со строящимся загородным домом, в который мы планировали перебираться уже скоро.

Меня тогда порвало. Ах ты, значит, с остальным попозже разберёмся, да?

Я даже поговорила с Виталькой, его братом.

- Ну Вика, ты же понимаешь всё, что ты хочешь услышать? – говорил он, а сам смотрел куда-то мимо меня. – У тебя такой диагноз, с которым долго не живут, а Лёха хочет жить долго и счастливо. С женой и детьми.

Ну да, ну да. Я-то бесплодна, и со мной, значит, жить дальше не нужно. Нужно только дождаться, пока я отдам концы, и с выгодой распорядиться имуществом, то есть той самой квартирой в дорогущей новостройке и дачей.

Вообще прогноз был – максимум полгода. Потому что четвёртая стадия. Где вы раньше были, женщина, и почему только сейчас спохватились. И чего вы вообще хотите с вашим диагнозом?

Я хотела прожить то, что мне было отмерено, по-человечески. И я воспользовалась тем, что у меня, как и у Сергеева, была доверенность на всё наше имущество, чем он, например, воспользовался при продаже машины и прочего. Второй машины у меня не было, а вот квартира и дача – были.

1. Кто такая Викторьенн

Я дала себе неделю – на адаптацию и выздоровление. Ну как, в нашей больнице, если у тебя приличный диагноз, конечно, и ты в целом поддаёшься лечению, тебя и держать-то больше не станут. Если операция – снимут швы и отправят долечиваться домой. Если какой дневной стационар – то и вовсе на работу. Не просто ж так это придумали, да?

Очевидно, здесь другие стандарты, поняла я через некоторое время. И вообще всё другое. И будет ли работать мой жизненный опыт – пока неясно.

Первое и главное – о да, я выздоравливала. Это позабытое восхитительное ощущение наполняло меня, не побоюсь громкого слова, счастьем – постепенно, по небольшому шагу, но – с каждым днём немножечко больше. И если в момент пробуждения мне было сложно даже шевелить глазами, не только говорить, то через неделю я уже довольно уверенно вставала с постели и ходила – по трём моим личным комнатам, ела не только бульоны, но и какие-то тушёные овощи, довольно безвкусные, запивала это травяными отварами от здешнего врача, и разговаривала.

Разговаривать было необходимо – как иначе понять, кто я, где я и что вообще происходит? Ещё неплохо получалось слушать, и здесь мне на руку оказался тот факт, что я, а точнее – то тело, в котором я очутилась, долго лежало без сознания и без движения. Слуги привыкли болтать, а слуг в доме оказалось как-то нездраво много. Ну то есть это с моей точки зрения много, а здесь все привыкли. И сами слуги – что их тут кормят и одевают за какую-то работу, и те, кого они обслуживали – что слуги есть. И вот как раз от слуг-то я и получила самую полезную информацию о том, кто и что.

При мне всё время находилась служанка – одна или две. Я даже выучила, что первую зовут Мари, а вторую Жанна, и обе они имели отношение непосредственно к Викторьенн де ла Шуэтт, так меня называли. Обеих устраивала должность и обязанности, и обе оказались весьма и весьма заинтересованы в том, чтобы я поднялась на ноги, да поскорее. И они преотличнейшим образом болтали между собой, если думали, что я сплю – обо всём, что происходило в доме, а я черпала из их болтовни полезные сведения. Мне довольно легко удавалось притворяться спящей, а что ещё делать прислуге, если хозяйка спит, ничего не просит, а чтобы никто другой тоже ничего не попросил, лучше всего скрываться именно в хозяйкиной спальне.

В итоге я так или иначе узнала то, что знали к тому моменту все.

Шестнадцатилетнюю сироту, воспитывавшуюся в монастырском пансионе, шесть лет назад взял в жёны Гаспар де ла Шуэтт. К тому моменту ему уже стукнуло сорок четыре, он похоронил трёх жён, но наследника не смог породить ни с одной. Поэтому когда он увидел эту самую Викторьенн, и узнал, что давно покойные родители оставили ей заметную сумму денег и немного земли, то сразу же обратился к настоятельнице монастыря, опекунше Викторьенн, с предложением о браке. Мать Урсула, кажется, не имела других предложений для подопечной, и сразу же согласилась. Викторьенн стала госпожой де ла Шуэтт и прожила в браке те самые шесть лет, однако тоже не родила супругу ни сына, ни дочери. Господин де ла Шуэтт сначала беспокоился, после злился, приглашал к Викторьенн новомодных докторов и целителей – я пока не смогла уловить разницу между этими понятиями, но, судя по всему, разница была. Так вот и доктора, и целители хором говорили, что Викторьенн здорова, и очевидно, господину Гаспару следует получше стараться – наследник и появится.

Вопрос о наследнике был совсем не праздным, потому что наследовать было что. Господину Гаспару принадлежали изрядные владения на юге и юго-западе Франкии – и не просто так земля, а виноградники и серебряные рудники. Всё это работало, как часы, и приносило доходы, которые господин Гаспар не проедал и не прогуливал, а вкладывал в дело.

Мне даже показалось, что это какое-то не вполне дворянское поведение – не проматывать, а преумножать. И я поняла, откуда оно взялось – господин Гаспар был дворянином всего-то в третьем поколении. Его дед получил дворянство, когда помог кому-то из принцев с деньгами, и тот подписал ему патент. Старший господин де ла Шуэтт сразу же воспользовался привилегиями нового сословия и купил всё то, что раньше арендовал, а продавцы и рады были, как гласила легенда. Сын и внук продолжили дело с почти неприличным для дворян рвением, более того, та же самая легенда гласила, что ещё прадед господина Гаспара был еретиком-протестантом, был воспитан в традиции «молись, работай, довольствуйся малым», и эти представления о правильном поистёрлись за годы, но не исчезли совсем.

Так что господин Гаспар был богат, но оставить свои богатства сыну он никак не мог – потому что не случилось того сына, даже внебрачного.

О внебрачных связях господина Гаспара не говорили ничего. Я бы удивилась, если бы их не было совсем, но если он был женат на своих владениях, то где уж там место любовницам! Тем более, любовники нужны расточительные и щедрые, а господин Гаспар по единодушному мнению всех, кто говорил о нём, был изрядно прижимист.

И вот этот во всех отношениях достойный человек однажды отправился из столицы на юг, в те самые владения, чтобы лично надзирать за порядком в них, и взял с собой супругу, по словам доверенного целителя – наконец-то беременную. Однако, незадолго до Массилии, конечной цели их путешествия, на отряд напали. Господина Гаспара застрелили на месте, госпожа Викторьенн получила по голове, осталась жива, но две недели находилась между жизнью и смертью – никто не мог сказать, очнётся ли она, даже целитель господин Валеран, состоявший в штате её супруга.

Она очнулась… только это уже была не Викторьенн, но я. И первое, что сказал мне господин Валеран на следующий день после моего пробуждения, должно было ввергнуть меня обратно, не меньше, так он боялся.

- Госпожа Викторьенн, вы должны это знать. Вы потеряли ребёнка после нападения.

Я не ожидала такой информации, потому что в тот момент ещё не знала о всех заморочках с наследником. И не поняла, как должна реагировать. Дома-то у меня даже беременности ни разу не случилось, нет опыта. Поэтому я просто вздохнула и закрыла глаза.

2. Я поднимаюсь на ноги

Что же, на ноги я рано или поздно поднялась.

Когда целитель господин Валеран дозволил мне одеться и выйти к обеду, я обрадовалась, как давно уже не радовалась ничему в жизни. Слабость никак не хотела уходить, ведь черепно-мозговая травма не шутки, голова ещё кружилась, но – я несомненно выздоравливала.

- Господин Фабиан сказал, что если ты сегодня сможешь просидеть обед и ужин, и сможешь поесть, и тебе не станет хуже, то завтра утром господин Тиссо зачитает нам завещание, - тихо и горячо говорила Тереза.

Тереза частенько приходила ко мне в комнату посидеть и поговорить, но говорить долго мне пока ещё было трудновато. И она отлично справлялась сама – вспоминала моменты общего с Викторьенн прошлого.

- Помнишь, как мы с тобой выбрались из нашей монастырской спальни через окно и сидели на дереве? И лазали туда до тех пор, пока матушка Онорина не поймала нас за этим делом? А как уговаривали сестру повариху дать нам лишний кусочек? И мечтали о том, как будем жить за монастырскими стенами?

Когда господин Валеран заметил, что я далеко не всегда могу что-то сказать уверенно, он сделал совершенно нормальный вывод – частичная потеря памяти. И прямо сказал Терезе – госпожа де Тье, разговаривайте с госпожой Викторьенн побольше. И она вспомнит.

Почему-то Терезу напугало это заявление врача.

- Ты не помнишь? Молчи об этом, хорошо? – шептала она. – Если Эдмонда прознает, то нам всем конец. У неё есть какой-то прикормленный нотариус, она обещала ему кучу денег из наследства. И обещала оспорить завещание, если вдруг она сама или Симон получат по нему недостаточно. А ей будет достаточно только если Гаспар отписал им всё, а такого не может быть, понимаешь?

- Угу, - кивнула я.

А про себя думала – детка, знаешь, что может быть? Ко мне на передачу приходили такие люди, что ой, и дела у них были такие же. И делить имущество между родственниками люди любили во все времена, и во всех мирах, кажется, тоже. И господин Гаспар мог вообще посмеяться над всеми и завещать движимое и недвижимое имущество какой-нибудь богадельне.

Но нет, если он таков, каким мне кажется из рассказов – то при отсутствии явного наследника завещает тому, кто, на его взгляд, будет наилучшим управляющим. Госпожа Эдмонда, опять же по рассказам, умеет управлять примерно никак. Что-то я не верю, что допустившая разорение мужа сможет разобраться в делах покойного брата. Или же все о ней чего-то не знают, так тоже может быть.

Умеет ли управлять Тереза? Если да, то почему она здесь, а не у себя дома, есть же у неё какой-то свой дом? Или у неё отличный управляющий? Придётся узнать.

И что я знаю о третьем неизвестном, то есть о самой Викторьенн? Конечно, можно будет сказать, что я о чём-то забыла, но не обо всём же разом, да? И скорее всего, потеря памяти сыграет против меня, так что нужно молчать.

Терезе тоже было интересно – о чём я забыла. Она спрашивала меня о каких-то событиях – как мы праздновали в столице прошлое Рождество, как представлялись ко двору, как шили придворные платья, как танцевали на том единственном балу, куда господину Гаспару удалось получить приглашение.

Ага, единственный придворный бал. Значит, при дворе не фигура, так?

- А о Жермене ты помнишь? Понимаешь, его ведь так и не нашли.

Что ещё за Жермен? Я нахмурилась.

- Я не могу сказать с уверенностью, что помню.

- Ну как же, любимый секретарь Гаспара. Он был внимателен к нам обеим.

И что же скрывается за словами «внимателен к нам обеим»?

Я вздыхаю, стараюсь сделать это погорестнее. А Тереза продолжает еле слышным шёпотом:

- А о господине виконте ты тоже позабыла?

Какой ещё, к чёрту, господин виконт, Тереза? Да не помню я ничего! Расскажи сама, не мотай душу!

То есть, мне хотелось сказать это громко, но я не решилась. А Тереза вдруг запнулась, вздохнула… и начала говорить, сбивчиво и тихо.

- Ну как же, ты его любила, сильно любила. Была готова слать ему письма, но я не решилась передавать, Гаспар следил. И Жермен следил. Хоть одна записочка – и ты бы погибла. И даже беременность не спасла бы тебя, если бы Гаспар разгневался.

О как. Есть шанс, что ребёнок был не от мужа? Или нет такого шанса? Что вообще эта самая Викторьенн думала о своём муже и своей жизни?

- И что же, ты думаешь, у Гаспара было, за что гневаться на меня? – спросила я так же тихо.

- Ты всегда говорила, что за мысли и мечты не спросят. И что в мечтах мы всегда свободны, как бы оно ни было на самом деле.

О как, Викторьенн, оказывается, была прямо философом, так выходит. И принимала судьбу, как она есть? Или нет?

- Я и сейчас так думаю. Но вдруг у нас появилась возможность не только мечтать? – прошептала я Терезе в ответ.

- Это было бы замечательно, и я хочу этого больше всего на свете, господь свидетель, - радостно рассмеялась Тереза. – И я счастлива, что мы с тобой снова вместе. Все эти дни мне было совершенно не с кем пошептаться, поговорить о самоуправстве Эдмонды, посмеяться и поплакать. Как хорошо, что ты вернулась к нам!

- На всё господня воля, - сказала я на всякий случай.

- Это точно. Но теперь-то, когда господь помог, остальные пускай тоже помогают! И господин Фабиан, и господин Тиссо, и господин Палан! Ты вдова Гаспара, и ты носила его ребёнка, и не твоя вина, что тебе не дали его доносить. У тебя все права.

Интересно, думала я. Ты так говоришь потому, что искренне заботишься обо мне, или потому что подруга всегда заботилась и о твоих нуждах тоже? Ладно, послушаем завещание и поступим исходя из того, что услышим.

- Спасибо тебе, что веришь в меня, - улыбнулась я и пожала Терезе руку.

Слабо и еле-еле, но по её ответной улыбке и ещё каким-то образом поняла, что она ожидала от меня именно этого.

Но для того, чтобы покинуть комнаты, мне следовало одеться. Да не как-нибудь, а как подобает. И это оказалось… своеобразно.

Я уже думала, что выпавшие мне место и время очень похожи на нашу Францию середины восемнадцатого века. Я немного читала об этом – забавы ради, было интересно. Во время учёбы в университете – литературу эпохи, а потом ещё и некоторые другие источники. Потому что… было нужно.

3. Бледная и похудевшая

Я порадовалась про себя, что здешней версии меня не положено ходить одной, потому что я бы непременно заблудилась – куда идти-то, не знаю. Дом господина Гаспара оказался велик. Три этажа, ходы-переходы, много людей – кто кланяется, а кто и шныряет из-под ног, пряча глаза, и неизвестно, что говорит нам в спину, когда мы не видим и не слышим.

Дом полон людей, и наверняка у них есть своё мнение о том, кто должен здесь командовать. Да только их же никто не спросит, верно?

Тереза привела меня в светлую комнату, где за столом уже разместились двое. Известная мне Эдмонда, баронесса Клин-сюр-Экс, такая же строгая и серая, как обычно, и молодой человек лет двадцати пяти, наверное – это и есть её сын. Обильно припудренный, с напомаженным лицом, одежда сверкает серебряной вышивкой, под горлом кружевное жабо. Да уж, маменька жалеет денег на себя, но не жалеет на Симона.

- Поднялась, значит, - прошипела госпожа Эдмонда.

Я уже знала, что ей сорок два года, и что её сын старше нас с Терезой, ему двадцать пять.

- Не вашими молитвами, - промолвила я, садясь на отодвинутый слугой стул.

Тереза разместилась рядом.

Так вышло, что хоть стол и был круглым, но сидели мы двое по двое – мы с Терезой напротив Эдмонды и Симона. И передо мной вальяжно расположился именно Симон.

- И что же, тётушка Викторьенн, вы уже здоровы? – лениво поинтересовался он.

- Почти, - сообщила я.

- И что собираетесь делать дальше? Вы ведь уже присмотрели себе другого мужа?

А на лице прямо написано – проваливай из этого дома. Если бы не какие-то представления о воспитании, то прямо так и сказал бы.

- И зачем же мне другой муж? – я глянула на парня недобро. – Надо же, я тут, значит, лежу, а меня уже замуж выдают, какая прелесть.

- Всем нужен муж, - заметил парень с мерзкой улыбочкой. – Правда, даже и не знаю, кто позарится на такую бледную и заморенную, так ведь, матушка?

Замолчал бы ты, что ли, раздражённо подумала я. Хотелось ответить нехорошо, но не ругаться же за столом?

Тем удивительнее было, что Симон раскрыл рот, вероятно, хотел что-то сказать… и не произнёс ни слова. Закрыл рот и уставился в свою пустую тарелку. Вот и славно, да?

Маменька его только смотрела на меня волком, но не задиралась. И то хлеб.

Впрочем, хлеб нам начали подавать. Я поспешно накрыла колени салфеткой – накрошу ещё или накапаю, а как потом стирать?

Слуги понесли блюда – некий прозрачный бульон, в котором плавали редкие корешки и чуть-чуть мяса, почти несолёный. Я поискала глазами солонку на столе, не нашла, взяла за рукав слугу, поставившего блюдо с хлебом.

- Будьте любезны принести соль, - и смотрю так, как хозяйка.

Тот сморгнул, будто я что-то не то сморозила, а баронесса Эдмонда прошипела что-то вроде «ещё дорогую соль на неё тратить».

Вроде мы не бедствуем, или я что-то не так поняла?

Вообще я не очень-то задумывалась о еде, пока мне приносили исключительно какие-то протёртые супчики и травяные отвары. А теперь вдруг задумалась. Что вообще здесь едят?

Однако, соль мне принесли в красивой серебряной солонке с маленькой ложечкой. Я демонстративно добавила немного в тарелку, размешала, попробовала. Что ж, такой вкус меня радует намного больше.

- Благодарю вас, - кивнула слуге, отпуская его.

Бедняга чуть сквозь землю не провалился, вот так. И мгновенно исчез.

На второе подали столь же недосолённое жаркое из кролика с морковкой и ещё какими-то корешками. Как тут у них с картошкой, наверное, ещё не прижилась? А что с пряностями? На вес золота, да? Но мы же богаты, или как? Нужно разбираться.

Захотелось пойти на кухню и изучить меню. Успеется, да?

Запивали еду вином. Наверное, со своих виноградников. Лёгкое, почти не терпкое, но – я сделала небольшой глоток и попросила принести воды. Дома мне после черепно-мозговой травмы вообще бы алкоголь запретили, тут тоже не стоит злоупотреблять. И вообще, горячего бы, запить всю эту еду.

Из горячего предлагалась опять же вода – согрели и принесли, я снова поблагодарила.

И поняла, что устала так, как будто провела в студии весь день и записала три программы на некоторое время вперёд – так делали, например, перед моим отпуском. Выложилась вся, даже сорочка где-то там, внизу, совсем мокрая от усилий. Поэтому стоило моим тарелкам-кубкам опустеть, и я чуть подождала, пока доест Тереза, поднялась – только и успели подхватить и отодвинуть мой стул – и поблагодарила прочих за компанию.

- Пойдём скорее, я сейчас упаду, кажется, - сказала Терезе в коридоре.

Она подхватила меня под руку и осторожно повела в мои комнаты. У меня реально ослабли ноги – хотелось прислониться к стене и дышать, но – это лучше делать у себя и на кровати, и вообще поспать. Нужно собраться с силами и дойти.

Ничего, дошла, не развалилась. Упала на кровать и провалилась в сон, стоило донести голову до подушки. И проснулась от негромкого разговора рядом.

- Правду говорят, что госпожа Викторьенн там всем показала, кто хозяйка? – спрашивала Жанна.

- Говорят-говорят! Госпожа Эдмонда прямо язык проглотила, и господин Симон тоже. Не вздумали бы отыграться, - отвечала Мари.

- Они не ожидали, что она может дать им отпор. Я буду молиться, чтобы и дальше у неё так выходило.

- Только видишь – пришла, и спит, а уже дело-то к вечеру.

- Господин целитель сказал – если не проснётся до заката – будить. И его звать.

Кажется, они уже собрались будить, поэтому я пошевелилась погромче и открыла глаза.

- Не нужно будить! Радость-то какая, вы проснулись! Сейчас позовём господина Валерана.

Вместе с целителем пришла и Тереза, тоже радостная.

- Эдмонда шипит у себя, обвиняет тебя во всех смертных грехах, - прошептала она. – Но ничего, переживёт.

- Как вы себя чувствуете, госпожа де ла Шуэтт? – осведомился господин Валеран. – Очень хорошо, что вы вышли наружу, поели и поспали. Это сейчас для вас самое важное – понемногу ходить, есть и спать. Лежите, не шевелитесь.

4. Вечерние разговоры

Еда снова показалась мне недосолённой, а по смыслу была весьма и весьма незамысловатой. Что там, в жарком, кроме лука, морковки, чеснока и какой-то травы? Курица, что ли? Но ничего, мы ещё разберёмся, что они тут едят. И какие у них в доступе продукты, и сколько они стоят, и вообще. В этом ведь нет ничего сложного, да? Сколько человек живёт в доме и сколько продуктов они съедают, например, за неделю…

Так, я отвлеклась. А мне, тем временем, что-то говорят.

- Посмотрите на неё, расселась, в тарелке ковыряется! – шипела негромко госпожа баронесса, а сын её просто не сводил с меня глаз.

- И дорогую соль ей подавай, - добавил он.

- Можете есть мясо вовсе без соли, - пожала я плечами. – Ваше дело.

- Значит, крольчатина ей сама по себе не годится. Что-то пока Гаспар был жив, ты не привередничала, - мне показалось, что госпожа баронесса сейчас попытается съесть меня – в тарелке у неё уже было пусто.

- Я и сейчас ем всё, что предлагают, - пожимаю плечами. – Ничего не требую, ни редкостной дичи, ни заморского вина, - мне очень вовремя вспомнились разговоры Мари и Жанны.

К слову, вино-то я пока и не пью, всё ещё опасаюсь. Дома после такой травмы тоже ничего бы не пила. Так что всё закономерно.

А господин управляющий поглядывает на меня… со значением поглядывает. Может быть, удастся привлечь его в сообщники? Если его слово здесь вообще что-то значит? Или хотя бы попробовать, и если не удастся, то я буду знать – сделано всё возможное?

- Господин Фабиан, - я пользуюсь тем, что баронесса что-то тихо говорит сыну, и он вынужден слушать, - мне нужно поговорить с вами.

- Охотно, госпожа Викторьенн.

- Вы можете прийти ко мне после ужина?

Он оглядел меня даже с некоторым изумлением. А что, так было нельзя? В этот момент баронесса и её сын закончили свои переговоры и синхронно на нас уставились. Я тут же перевела взгляд в тарелку и подобрала с неё вилкой остававшийся кусочек… крольчатины, как оказалось. Дома не понимала этого мяса, здесь тоже не понимаю. Наверное, у меня просто нет привычки к такой еде.

Снова попросить подогретой воды и запить. И раскланяться со всеми, в первую очередь – с неприятными родственниками.

И пока Симон отодвигал баронессе стул, господин Фабиан тихо сказал:

- Я зайду к вам… вскоре.

Вот и славно. Я кивнула в ответ – слышу, мол. Поднялась, дождалась Терезу и пошла.

Терезу кто-то окликнул – из прислуги, и что-то спросил. Я же не стала дожидаться и пошла себе дальше, дорогу вроде запомнила. Но стоило мне завернуть за угол, как уже поджидавший там Симон мгновенно притиснул меня к стене.

- Что ты выдумала, ведьма? Даже и не вздумай, поняла?

- А то что? – вообще сердце колотилось, как ненормальное, потому что я понимала – отпор я дать не смогу.

И потому, что ещё слаба, и вообще. Дома не дралась никогда, да и Викторьенн вряд ли что-то такое умела.

- А то будет хуже, - чёрные глаза смотрели злобно.

Вообще он даже хорош собой, но эта злость в глазах всё портит – сощурился, оглядывает меня. А я оглядываю его.

- И что же, не боитесь угрожать посреди дома, полного людей? – щурюсь в ответ.

- И чего же мне бояться?

- А разве вам известно, кто возьмётся свидетельствовать против вас, случись что? – улыбаюсь легко, хотя мне и страшно, и противно.

- Никто не рискнёт, - быстро сказал он, слишком быстро, чтобы это было правдой.

- А вдруг? Нам никогда не дано знать до конца всех тех, кто нас окружает. И если вы со всеми столь же добры, как и со мной, драгоценный сын сестры моего покойного мужа, то врагов у вас поболее, чем друзей, - я старалась говорить пожестче.

- Да что вы об этом можете знать, ведьма, - начал было он.

- Кое-что могу, - быстро сказала я. – Кто ударил меня по голове? Не вы ли? Меня должны расспросить, - об этом что-то говорили Мари и Жанна, что придёт дознаватель – как только я смогу отвечать на его вопросы. – Вот я и поделюсь своими соображениями.

- Больно мне это надо, я и так получу всё, - сказал злобно, и я поняла, вот прямо поняла – не врёт, скотина, и вправду он не причастен.

Но я увидела кое-что… и рассмеялась, вот прямо рассмеялась.

- Не смейте надо мной смеяться, ведьма, - прошипел он.

- Что заладили – ведьма, ведьма. У вас ведьмы все, кто вам не дал, так? – кажется, вежливо этот молодой человек не понимает, будем грубо. – Ну и правильно не дают, зачем давать нищему, который даже дыры на сорочке заштопать не умеет? И слуг у него тоже, наверное, нет, а если есть – то их не научили держать в руках иголку, - презрительно сказала я.

- Вы о чём? – нахмурился он.

- О том, что кружево у вас на манжетах дырявое, - кажется, оно просто было ветхим, и порвалось от старости.

Вообще, конечно, над таким смеяться грешно, но простите меня все, нужно ж как-то его продавить, чтобы в себя пришёл хоть немного!

- Вы… вы…

- А ещё можно руки мыть после еды, если не умеете есть аккуратно. И что, хотели ко двору, да? Да вас там засмеют, оборванного неряху. Зубы-то хоть чистите?

И вправду, от его рук пахло тем самым кроликом, и я не смотрела, как он ел – ножом и вилкой или ещё как-то.

Он отпрянул от меня, замахнулся… но послышались шаги, и ему пришлось отступить. Сначала на пару шагов назад, потом – дальше по коридору.

- Вы всё поняли, я полагаю, - холодно процедил он, прежде чем совсем исчезнуть.

А я выдохнула… и едва не стекла по стене на пол.

- Что тут было? С кем ты разговаривала? – спрашивала появившаяся Тереза. – Нужно было не ходить без меня! Эдмонда бы пережила, если бы ты послушала её камеристку, что ей нужны чистые простыни, а ей их не дали!

Ах, наша баронессочка тоже без чистых простыней? Потому, что её не слушают, или не знает, кому приказать? Что ж, сочувствовать не буду, своя рубаха ближе к телу. И своя… простыня.

- Идём, Тереза. Господин Фабиан должен прийти поговорить.

Господин Фабиан появился – мы ещё и дух перевести не успели, я-то точно. И что же я смогу ему предложить, чтобы он поддержал меня? Какие у него слабые стороны и тайны? Не знаю ничего, эх, где моя команда поддержки, которая могла раскрутить любого, ну, или почти любого? Что нужно господину управляющему? И могу ли я это ему дать?

5. Завещание и с чем его едят

Утром я проснулась сама, и кажется, время было подходящее. В соседней гардеробной разговаривали Мари, Жанна и Берта. Я не слышала слов, но мне стало очень-очень любопытно, вот прямо загорелось узнать, что они там обсуждают.

- Ты не видела, как госпожа Викторьенн вчера с господином Фабианом здесь говорила! Как равная, будто она всё-всё в этих делах понимает! – внезапно я расслышала реплику Мари.

- Откуда бы? Или смотрела на господина Гаспара? Никогда бы не подумала. Или её в монастыре учили дела вести? – это Берта.

- Какие там дела в монастыре! Вот домашнее хозяйство – да, они ж обе говорили, и госпожа Викторьенн, и госпожа Тереза. Но госпожа Тереза знать не хочет ни о хозяйстве, ни о делах, точно как госпожа Эдмонда. А госпожа Викторьенн разбирается. Она и раньше могла госпоже Сандрин что-то сказать, и та бывало что соглашалась, даже если и сама не всегда думала так же. Фыркала, но делала, - сказала Мари.

Так, новое имя, кто это – госпожа Сандрин?

- Да у господина Гаспара все по струнке ходили, и госпожа Сандрин, и жена, и сёстры, и господин Фабиан тоже, - вступила Жанна. – А сейчас некому навести порядок. Госпожа Эдмонда вчера сильно шумела, что-то у неё там с постелью не то, а госпожа Сандрин сказала – как заведено, так и сделаем, завтра свежие простыни постелим.

О как. Кажется, мне срочно нужно знакомиться с госпожой Сандрин и привлекать её на свою сторону. А пока…

Я осторожно села на кровати, спустила ноги на приступочку, нашарила комнатные туфли. Кровать скрипела, и на скрип тут же прибежали и Мари, и Жанна, и Берта.

- Доброго вам утречка, госпожа Викторьенн!

- Как вы себя чувствуете? Сейчас попросим для вас завтрак!

- Господин Фабиан прислал человека передать – господин Тиссо придёт к полудню!

Отлично, конкретика.

- А который у нас час? – нужно же понимать, сколько в моём распоряжении времени.

- Начало девятого, - сообщила Мари.

- Отлично. Мне бы завтрак, и помыться уже наконец-то.

- Вы уверены, госпожа? – обе, и Мари и Жанна, смотрели с тревогой. – Вам не станет хуже?

- Мне станет лучше, - сказала я как можно более сурово.

Девы поклонились. А Берта улыбнулась:

- Вот и правильно, раз желаете помыться, то значит – пошли на поправку.

Завтрак прибыл довольно скоро – и это оказался омлет, вот прямо омлет, и свежий хлеб, и немного масла, и – кофе, да? Кофе? О радость, о награда.

- Раз вы пошли на поправку, значит, будете арро, так? – спросила Мари.

- Буду, - кивнула я.

Слово запомним, и как же хорошо, что Викторьенн тоже любила кофе!

- Госпожа Эдмонда будет бурчать, что нечего тратить деньги на заморскую горечь, но вы же хозяйка, - выдохнула Жанна.

На птичьих правах хозяйка, что уж. Но готова делать всё, чтобы по-настоящему. Интересный проект, да?

Но чтобы получить этот проект, за него придётся побороться. Равно как и дома – чтобы получить финансирование, нужно долго доказывать, что ты разумна, благонадёжна и деньги пойдут именно туда, куда заявлено.

Отличный завтрак поднял мне настроение.

- Пожалуйста, поблагодарите всех на кухне, было очень вкусно, - сказала я.

Девы переглянулись – что-то новое, да? Но Жанна кивнула и отбыла с подносом. А я оглядела Берту и Мари.

- А сейчас – что там нужно? Натаскать воды? Согреть? Кому скомандовать?

- Воды принесли, - поклонилась Берта. – Если вы готовы, можно пойти в умывальную.

О, умывальная. Отлично. Мне приносили кувшин и тазик, а тут прямо умывальная?

Комната оказалась следующей в ряду за гардеробной, и там на ножках стояла… фарфоровая ванна. Не всё потеряно, честное слово. А рядом – два бака с водой.

Дальше я стала свидетелем чуда, не меньше – потому что Берта всплеснула руками, и вода из бака оказалась в ванне мгновенно и вся, и ни капли не пролилось на пол. А потом она опустила ладони в воду и держала их там, держала, держала… и от воды пошёл пар. Ну и дела. Волшебство, как оно есть.

С меня сняли сорочку, придвинули к ванне приступочку, помогли забраться в горячую воду… блаженство. Полное блаженство. Как будто пришёл из долгого похода и наконец-то смог попасть в ванну. Я закрыла глаза от удовольствия и кажется, едва не замурлыкала.

Берта, посмеиваясь, скомандовала остальным – чего стоите, мол, вперёд. И дальше меня в шесть рук приводили в порядок.

Спа-салон на дому в восемнадцатом веке включал отмокание в ванне, мытье – и спинку потёрли, и бока, и пятки поскребли, и ногти подстригли и заполировали, и все лишние волосы удалили каким-то средством, тоже магическим.

За косу взялась Берта – осторожно расплела, распутала пальцами мокрые пряди, и принялась мыть, а потом намазывать какими-то веществами и столь же осторожно расчёсывать. Меня дважды извлекали из ванны, полностью меняли воду, и погружали туда снова. Да, если бы не удивительные способности Берты – мыться бы мне в холодной воде, и никогда не достичь этого прекрасного состояния чистоты и лёгкости.

После мытья волосы сушили – сначала Жанна отжимала льняным полотенцем, потом Берта осторожно водила ладонями вдоль всей их длины и я ощущала приятное тепло. А потом меня завернули в простыню и подвели к зеркалу.

Что ж, в зеркале отражалась по-прежнему худая, но уже намного более симпатичная особа. Волосы у Викторьенн оказались светлые, прямые и неплохого качества – будут держать причёски, как миленькие. Это хорошо, значит – по возможности никаких париков сомнительной чистоты. Сейчас же Мари заплела косу, уложила её на затылке, закрепила шпильками и накрыла кружевами.

Берта вновь что-то делала с платьем, теперь серым с вышивкой – оглаживала мои бока сзади, подтягивала шнуровку спереди, закрывала её клапаном, расправляла кружева – новые и прочные, не то, что у Симона.

И в этот момент пришла Тереза – она тоже была одета в другое платье, серо-розовое, и причёсана, и косынка у горла застёгнута брошью с жемчужиной.

6. Первые решения

- Как вы это себе представляете - разобраться? – нахмурился господин Фабиан.

О да, о да, женщины в бизнесе не разбираются. Ни одна.

- Я понимаю, что это звучит… странно. Но я в самом деле желаю разобраться. О нет, не подумайте, я доверяю вам, и вашему положению не угрожает ничего. Вы сейчас тот единственный человек, который в курсе всех дел и тонкостей, без вас я не справлюсь. Поэтому я готова подтвердить все договорённости, какие были у вас с Гаспаром. Только сначала, всё же, желаю узнать о деталях этих договорённостей.

Он посмотрел… странно посмотрел, вот.

- И чего вы ещё желаете?

- Для начала – ин… сведения об этом доме, - нужно говорить «сведения», а не «инфу», запомни уже, Вика. - Сколько человек здесь проживает и работает, на каких условиях, какие средства расходуются на обслуживание дома, как закупаются продукты, где и какие. А после – будем постепенно разбираться с отдельными частями того самого имущества.

Господин Фабиан вздохнул. Что я делаю не так?

Или женщине не положено совать везде свой нос?

- Госпожа Викторьенн, - начал он мягко. – Я ценю ваше рвение. Но ведь вы едва-едва поднялись на ноги после тяжёлой болезни, после нападения, унесшего жизнь и вашего супруга, и вашего нерождённого ребёнка. Я понимаю, вы, наверное… несколько расстроены. Но – не стоит так расстраиваться, всё хорошо. Я и вправду готов служить вам дальше, как служил господину Гаспару. Вы богаты, и можете не переживать о вашей дальнейшей жизни. Я думаю, вы и мужа подыскать можете, мы придумаем, как это сделать, чтобы ни в чём вас не ущемить. Главное – чтобы он не захотел, как господин Симон, продать всё.

Я тоже вздохнула.

- Я пока не собираюсь замуж, и сначала я должна понять, чем я владею. Пока мне кажется, что госпожа баронесса знает о том лучше меня.

- Она, конечно же, будет судиться с вами. Но мы постараемся заинтересовать Тиссо, и он выиграет для нас процесс, вот увидите. Или заинтересовать кого-то ещё.

Я глянула на него. Тиссо? Почему-то мне не хочется привлекать его к делам, не доверяю я ему по итогу сегодняшней встречи.

- С какими ещё юристами работал мой супруг? Здесь и в столице? Господин Тиссо… он был его постоянным консультантом, или только для завещания?

Господин Фабиан снова посмотрел на меня внимательно.

- Вы правы, госпожа Викторьенн, только для завещания. Его обычные поверенные – это Палан и сын, у них контора в Паризии и здесь, в Массилии. Но по завещанию господин Гаспар назначил им вознаграждение, поэтому завещание он оформил и заверил через Тиссо. С Тиссо он иногда вёл дела, у него тоже контора и в Массилии, и в Паризии.

- Приглашайте на завтра господина Палана, или сына, или кто тут у них есть? Будем разговаривать. Пускай помогают нам обезопасить собственность от госпожи баронессы.

- Но госпожа Викторьенн, мне кажется, вы торопитесь. Вам сначала необходимо прийти в себя.

- Я в себе, спасибо, - ох, друг мой, ты не видел, как мне доводилось орать на планёрках, если вовремя не находили нужную информацию, или если кто-то не договорился, или не исполнил назначенное, или исполнил на отвяжись, или ещё что там бывало. – И вот ещё. Скажите, если мы попробуем… немного задобрить госпожу баронессу? Ну там, чутка с ней поделимся. Чем-нибудь. По моей доброй воле. Что думаете? – я посмотрела сначала на господина Фабиана, потом на молчавшую всё это время Терезу.

- Она не согласится на малость, ей нужно всё, - вздохнула Тереза.

- Госпожа Тереза права, госпожа баронесса не согласится, - покачал головой Фабиан. – Но вы, конечно, можете ей предложить. Только что?

- Нужно придумать такой актив, от продажи которого нам не слишком-то поплохеет. И хорошо бы сделать это до того, как она перейдёт к активной войне. Так сказать, попытка досудебного урегулирования. Есть у нас люди, которые займутся этим? Не обидим.

Тереза смотрела не меня, только что рот не разинула. Кстати, Тереза.

- Скажи, Тереза, а чего хочешь ты? Эдмонда желает всего и сразу, Симон желает денег, а ты?

За все эти дни Тереза уже много в чём мне помогла, и я пока не заметила в ней двойного дна. Но почему она мне помогает?

Тереза рассмеялась.

- Если ты позволишь жить у тебя, как раньше позволял Гаспар, я буду рада. Ты, наверное, позабыла, а ведь он поначалу пытался выпроводить меня в мой дом, а после замуж, но не сложилось, и я очень рада, что не сложилось.

- Но ведь ты не должна всю жизнь жить при мне? Тебе захочется свою жизнь и свой дом, и я буду рада помочь тебе, - я смотрела на Терезу и пыталась понять – есть там что-то или же нет?

Но она рассмеялась и бросилась ко мне обниматься.

- Вот, ты точно выздоравливаешь! Ты становишься прямо как в пансионе – такая же уверенная, великодушная и очень-очень умная!

Я обняла её и тоже улыбнулась.

- Спасибо за помощь, Тереза. Без тебя мне было бы намного труднее сейчас. И если что-то будет нужно – скажи. Мы решим, мы сделаем.

Нет, не вижу я двойного дна. Может быть, его и нет? И это моя прошлая жизнь, точнее, её финал, сделали меня подозрительной?

А с другой стороны, кто-то убил Гаспара и постарался убить Викторьенн, и не его заслуга, что не удалось. И мне кажется, это был совсем не посторонний семье человек. Или задание давал не посторонний человек.

Впрочем, как там говорится? Всё тайное становится явным, да? Значит, и здесь станет.

- Господин Фабиан, вы говорили, сегодня придёт дознаватель? – перевела я тему.

- Верно, госпожа Викторьенн. В два часа пополудни.

- И до этого момента нам бы пообедать.

- И господин Валеран велел позвать его после оглашения завещания, чтобы он тебя осмотрел, - сказала Тереза.

Точно, было такое.

- Будь добра, попроси, чтобы его позвали, - улыбнулась я ей. – А потом будем обедать.

У меня оформилась пара мыслей по итогу разговора. Во-первых, какова была замужняя жизнь Викторьенн, если она перестала быть великодушной, уверенной, и, прости господи, умной? И во-вторых, что за принц и откуда он взялся в свидетелях завещания?

7. Кому мешал господин Гаспар

Господин Ренель оказался весьма молодым человеком – ненамного старше Викторьенн. Как Симон, наверное, да только выглядел он намного успешнее и увереннее того Симона. Тёмные волосы завязаны атласной лентой в хвост, широкие плечи и тонкую талию облегает не старый камзольчик, но алый жюстокор, такие же алые брюки-кюлоты до колен – о да, это вам не бесприданник, живущий надеждой на какое-то там наследство, а человек, вид которого громко кричит о том, что у него всё хорошо.

- Добрый день, слушаю вас, - кивнула я ему, усаживаясь.

- Здравствуйте, госпожа де ла Шуэтт. Рад видеть, что вы поднялись на ноги, - кивнул дознаватель и хищно улыбнулся.

Увидел добычу?

- Да, мне удалось, благодарю вас. И что же, поймали тех, кто на нас напал?

- Отчего вы так уверены? Вы помните, кто это был?

Я покачала головой.

- Увы, нет, я не помню. Но вот только что мне рассказали, что поймали каких-то разбойников.

- Да, именно – каких-то. И это именно разбойники, то есть – люди, которые выходят на дорогу, чтобы разжиться имуществом проезжающих путников. Я же слышал, что у вас ничего не пропало.

О как, ничего, значит, не пропало. А я не слышала. Нужно кого-нибудь расспросить.

Я поняла, что вообще ничего не знаю о нападении. При мне деталей не обсуждали, я совершенно не в курсе – кто ещё был в том экипаже, кроме Викторьенн, Гаспара и секретаря, куда дели кучера, при каких обстоятельствах напали, о чём там ещё спросить-то можно? И кого, самое главное.

- Валеран сказал, вы отчасти потеряли память. Что последнее вы помните?

А что я помню? Примерно ничего.

- Я узнала всех, кто меня окружает. Моих камеристок, родственников моего мужа, людей, которые служат, то есть – служили ему. Господина Валерана, господина Фабиана. Наших слуг. Я понимаю, где я нахожусь, представляю, кто я, но не помню деталей. Бреду на ощупь, в общем. И спасибо тем добрым людям, кто помогает брести, например, руку протягивает, и не даёт упасть, - я позволила себе усмешку.

Вообще книжным попаданкам нередко выдавали память тела – кому во сне, кому просто как в замедленной съёмке, кому – как хранилище, в которое можно было обращаться по мере надобности за деталями. Мне не выдали ничего. Это было… достоверно, реально и нормально, но неудобно.

- Это… хорошая позиция. А вдруг вы сами покусились на супруга? Чтобы оказаться наследницей?

Тьфу ты.

- Раз вы в курсе, что я наследница, то должны быть и в курсе про условия и сопутствующие обстоятельства, - сказала я недобро.

Вообще господин Гаспар, каким я его уже успела себе представить, мог бы быть и поумнее. В смысле – составить завещание почётче. Потому что и документ дурацкий какой-то, и мне уже готовы предъявить, что в моих интересах было избавиться от мужа.

- Это вы о чём? – вкрадчиво спросил Ренель, не сводя с меня чёрных своих глаз.

- О том, что завещание завязано на того ребёнка, что не родился у меня, знаете вы об этом? – я тоже умею пристально смотреть.

Бесцеремонно разглядываю кружевное жабо, серебряную брошь на нём, рисунок вышивки на алом сукне, манжеты, кольца на пальцах.

- И отчего же он не родился?

- Расспросите господина Валерана. Я в тот момент ещё не пришла в себя, - качаю я головой и сжимаю губы.

Не знаю, что бы думала Викторьенн, выживи она. Хотела она этого ребёнка, или нет, или, может быть, думала, что порадует мужа долгожданным наследником, или сама была рада без памяти, что наконец станет матерью?

- Хорошо, я непременно последую вашему совету, - кивает он. – А сейчас извольте рассказать, как происходила подготовка к отъезду. Что говорил ваш супруг, с кем он обсуждал маршрут, что он собирался здесь делать, и кто вообще знал о поездке.

- Я думаю, вам нужно задать эти вопросы Терезе. Терезе де Тье, сестре Гаспара. Моей подруге, - говорю спокойно, пускай видит, что я честна и обо всём этом ни сном, ни духом.

- Почему именно ей?

- Возможно, мы с ней что-то обсуждали перед поездкой. Возможно, она видела приготовления и знает о них больше моего.

Я уже слышала краем уха, что Тереза и камеристки ехали в другом экипаже, он был впереди, а экипаж, в котором находились Гаспар, Викторьенн и пропавший секретарь Гаспара Жермен, чуть задержался, и напали именно на него.

Ренель смотрел недоверчиво – но я изо всех сил думала о том, что – не знаю. Не помню, не могу сказать. Увы. Знала бы – сказала бы непременно.

- Знаете ли вы, госпожа де ла Шуэтт, где находится секретарь вашего супруга, Луи Жермен?

- Нет, господин Ренель, не знаю, - твёрдо ответила я.

Я и вообще его не знаю и помочь не смогу.

Точно так же я ответила и ещё о двоих, кого тоже не нашли. Кучер и лакей, находившийся на запятках кареты.

- Может быть, нашли тела? Или… их части? – поинтересовалась я.

- Откуда в вашей голове взялась мысль о частях тел? – он снова впился в меня взглядом.

Откуда-откуда… от верблюда. Но он прав, Викторьенн не журналист, о криминале ничего не знает и никогда не беседовала с теми, кто имеет отношение к теневой стороне жизни. И программ не делала ни с ними, ни с их жертвами.

- Просто подумала, - пожимаю плечами. – Если человека нигде не могут найти в живом виде, то он может где-то оказаться в виде мёртвом. И… тело можно спрятать не только целиком, но и по частям.

- Вообще вы правы, конечно, - он качает головой, смотрит заинтересованно.

Да, сидит такая блондинка, сама еле живая, и рассуждает о частях тел. Сюр какой-то. Пожимаю плечами – мол, вам виднее.

Но он снова хищно улыбается, и на меня обрушивается град вопросов. Во что были одеты Гаспар, Жермен, кучер и я сама, то есть Викторьенн. Лошади какой масти были запряжены в карету? Какие вещи были у меня с собой? В котором часу в тот день выехали с постоялого двора?

Наверное, он надеялся, что я устану отвечать «не знаю», сорвусь, как-то выдам себя. А я и вправду не знаю, поэтому мне было легко, хоть и надоело уже отвечать одно по одному. Не знаю, не могу сказать, не помню. Вещи – спросите у моих камеристок, Мари и Жанны, они ведь их собирали. Спросите у господина Фабиана, у Терезы, у господина Валерана.

8. Детали завещания

Наутро я проснулась бодрой и весёлой, и кажется, даже какой-то хороший сон видела, но ничего не запомнила. Лежала, соображала – что там было вчера и чем мне грозит и завещание, и совершенно непонятная мне магическая сила – что там только наш врач разглядел? На мой взгляд, ничего не изменилось ни во мне, ни в мире.

С другой стороны, а что я знаю об этой их магии? Да ничего пока, кроме того, что платья можно руками чистить и гладить, и воду греть. Так что – пускай будет, да?

И имущество тоже пускай будет. Послушаем сегодня второго юриста, что скажет. Если работал с господином Гаспаром, должен говорить по делу, а не драть нос, как нотариус Тиссо.

А вот вопрос о покушении на семейство де ла Шуэтт огорчал. Потому что кто бы это ни затеял, он, скорее всего, знает, что Викторьенн осталась жива. И раз этот человек знал детали о путешествии Гаспара – кто в каком экипаже, в какой последовательности едут и когда окажутся в лесу – то узнает, что несмотря на отсутствие ребёнка, я приняла наследство. Другое дело, стала бы Викторьенн вникать в дела, или положилась бы на господина Фабиана? Я-то стану, и пусть только попробуют помешать, я придумаю, что с ними сделать. А если злоумышленники рассчитывают на характер Викторьенн, то… они немного просчитались, вот.

Я поднялась с постели, отметила, что сегодня это даётся мне легче, чем вчера и позавчера, нашла на приступочке свои комнатные туфли и пошлёпала в умывальную. По дороге нашла в гардеробной Мари и Жанну, обе поклонились низко, Мари пошла со мной, Жанна усвистала за завтраком.

- Который час, Мари? – кажется, наш первый посетитель придёт в девять, так мне сказали вчера?

- Недавно восемь пробило, рано ещё, спали бы, - Мари подобрала мои волосы и лила тёплую воду на руки.

- Так вот дела, куда уж спать, - отмахнулась я.

- Ну какие там дела, - начала было Мари, а потом уставилась на меня. – Или правду болтают, что вы вместо господина Гаспара теперь будете?

- Буду, - кивнула я, отфыркиваясь, и взяла полотенце – вытереть лицо.

- Куда ж это годится-то, вам бы платьев новых, да на балы, вон, говорят, наместник королевский на следующей неделе бал даёт, вам бы приглашение! Вы ж дама, куда вам по полям да по рудникам ездить!

- Разберёмся, Мари, и с полями, и с балом тоже.

Что говорить, мне хотелось посмотреть на здешний бал. Я видела, как мои бывшие современники создают подобные реконструкции, но тут-то всё самое настоящее, так?

Тем временем Мари заплела мои волосы, приколола сверху кружева, и помогала одеться. Застёгивала крючки на поясах юбок, шнуровала спереди лиф.

- Эх, нужно снова Берту звать, пускай лишнее убирает, - платье всё ещё было мне велико.

- Может быть, ушить? Есть у нас портной? – а вдруг?

- Есть Большая Бланш, я спрошу, возьмётся ли она, - кивнула Мари.

Тем временем Жанна принесла завтрак – похожий на вчерашний, и с кофе, со здешним кофе. Хорошо-то как! А пока я ела, пришла Берта, и двумя движениями привела мой болтающийся лиф в приличное состояние.

- Бланш? Может быть, и возьмётся, - кивнула она, когда ей изложили дело.

- А почему может не взяться? – не поняла я.

Вообще я и сама понимаю, что нужно сделать – распустить боковые швы, и рельефы, и убрать в них лишнее. Но мне ощутимо не до того.

- Да она не шьёт господских платьев, - пожала плечами Берта. – Простые сорочки, да штаны, да жилетки, да дырки штопает, а с тонкими тканями не умеет. А возьмётся ли господин Дешан, здешний портной, я и не знаю, раз бал объявили, то у него, наверное, отбою нет от заказов.

Так, разберёмся. Ещё Терезу спрошу – что тут с приобретением одежды. А пока – вперёд, в кабинет.

Я успела вовремя – только вошла, следом за мной появился и господин Фабиан, а следом за ним – молодой человек серьёзного вида, в чистейшем белом паричке, синем суконном камзоле и синих кюлотах, чулки его были такими же белоснежными, как и парик, а кожаные туфли украшены бантами. Если и старше Викторьенн, то ненамного.

- Вот, госпожа Викторьенн, извольте видеть – господин Палан-младший, - представил его управляющий.

- Слушаю вас, госпожа де ла Шуэтт, - господин Палан поклонился мне и сел на стул, который я ему указала.

А господин Фабиан достал вчерашнюю собачку в корзинке и установил её на стол. Пускай охраняет, правильно.

- Рада видеть вас, господин Палан. Знаете ли вы уже о завещании моего супруга?

- Да, госпожа де ла Шуэтт. Знаю. Весьма благодарен господину Гаспару, ибо за мой не такой уж большой вклад в его дело он решил вознаградить меня.

- Что ж, значит, давайте разбираться дальше. Потому что я желаю понять – что я могу, чего не могу, что может баронесса Клион, что может барон, её сын, и как нужно поступить, чтобы обезопасить имущество от посягательств. Кстати, господа, - я строго взглянула на них обоих, - я правильно полагаю, что дела у нас в порядке? Или мне следует о чём-то узнать? Чтобы, так сказать, не питать иллюзий?

Оба переглянулись, и что-то там было, такое, неуловимое. Но я уловила – лёгкую нерешительность. Впрочем, оба тут же взглянули на меня.

- Дела в порядке, госпожа Викторьенн, - уверенно произнёс господин Фабиан.

Он старше и опытнее, так? Поэтому… если что, потрясу именно его.

- Это отрадно слышать, - улыбнулась я. – Господин Палан, слушаю вас. Могу ли я как-то обезопасить себя и имущество от притязаний баронессы и её сына?

- Госпожа баронесса непременно будет судиться, но это долгое дело, и у неё нет денег на хорошего поверенного, - улыбнулся мне Палан.

- А у меня?

- А у вас есть, - важно кивнул он. – Вы приняли наследство, значит – мы продолжим работать с вами, как до того работали с вашим супругом. И если понадобится – то отец, конечно же, возьмётся представлять ваши интересы.

- Хорошо, - киваю, - а что там у нас со свидетелями завещания? Что вы знаете о них?

- О его высочестве – то же, что и все, - пожимает он плечами в ответ.

9. Что там с магией

В столовой уже сидела Тереза, и она улыбалась совершенно неизвестному мне пожилому мужчине. Аккуратный белый парик, шёлк одежды, внимательные серые глаза смотрят прямо на меня.

- Викторьенн, нас удостоил своим посещением господин граф Ренар! – радостно сообщила Тереза.

О, точно. Человек, который может что-нибудь рассказать мне о здешней магии. Если захочет. Если я ему чем-то там глянусь. И что же, хочу ли я глянуться ему, или же так обойдёмся?

- Приветствую вас, господин граф, - я села в почтительный реверанс.

Ни один граф в этот дом пока не заглядывал, а имеющийся барон не вызывал к себе никакого уважения.

- И я приветствую вас, госпожа де ла Шуэтт, - граф поднялся и поцеловал мою протянутую руку.

И снова принялся оглядывать меня – бесцеремонно и пристально. Я же сделала вид, что ничего особенного, кивнула на места за столом господину Палану и господину Фабиану. Интересно, появятся ли баронесса с сыночкой? Или придумали другое место, где их будут кормить?

Нет, не придумали, появились, оба. С изумлением уставились и на господина Палана, и на графа Ренара. Симон принялся изображать поклон, расшаркался перед графом, что-то неразборчивое буркнул Палану. Тот позволил себе чуть заметную усмешку. Что же, Палан аккуратен и свеж, а господин барон… как всегда.

А госпожа баронесса прямо мелким бисером рассыпалась – какая невероятная радость настигла её от того, что граф посетил наш дом. Ну да, ну да. Граф довольно сухо кивнул ей и продолжил с любопытством разглядывать теперь уже нас всех.

Я велела подавать обед, понесли блюда. К счастью, сегодня краснеть не пришлось, ну и солонку мне теперь подавали просто по умолчанию, запомнили, молодцы. Я улыбалась и похваливала. Господин Фабиан руководил разговором – о городских новостях.

- Все же слышали, что господин наместник объявил бал на следующей неделе? – спросил он и со значением поглядел на нас с Терезой.

- Это же прекрасно, - вздохнула Тереза.

- Не будет ли преждевременным мой выход в люди? – спросила я разом с Терезой. – Гаспар погиб так недавно, и здоровье моё вряд ли позволит мне провести на ногах столько времени, - пожала я плечами.

Баронесса поджала губы – наверное, уже собралась говорить, что я выскочка, вежества не знающая.

А господин Фабиан еле заметно кивнул. Видимо, одобрил. И в самом деле, какой мне сейчас бал, во всех смыслах? Хотя, конечно, интересно, во что здесь на бал одеваются, и что танцуют. Эх, я бы попробовала.

Но… ещё попробую. Непременно. Пока – насущное.

- Тереза, если хочешь – ступай на бал.

- Кто ж меня пригласит, - вздохнула она.

- Подумаем. Заодно и новости узнаешь, будет полезно.

В финале обеда я попросила подать в кабинет арро и сладостей и обернулась к графу.

- Господин граф, я буду рада побеседовать с вами, - и смотрю на него внимательно.

Вообще от него исходило престранное ощущение – этакой спокойной и уверенной силы. Я такого и дома не припомню ни от кого, и здесь не встречала пока ни разу, но здесь я и людей-то толком пока не видела, кроме домочадцев и немногочисленных гостей.

- Взаимно, госпожа де ла Шуэтт, - поклонился граф. – Есть ли такое место, где нас не потревожат?

- Да, кабинет мое… мой кабинет. Идёмте, - я улыбнулась ему безо всякой задней мысли и пошла в сторону кабинета.

На месте указала ему на кресло напротив моего, достала из ящика стола собачку, и уже хотела было запустить её – я разглядела, за какой рычажок трогал господин Фабиан, но граф остановил меня.

- Что вы, госпожа де ла Шуэтт, оставьте артефакт в покое. Нас не потревожат, пока мы с вами не выйдем из этой комнаты.

Он сделал что-то пальцами – легко и небрежно, красивый такой жест, и я поняла – к нам в самом деле не войдут.

- Валеран сказал, что любопытный случай, и я согласен с ним, пожалуй, - граф продолжал рассматривать меня. – И что же, ваша магическая сила никак раньше не давала о себе знать?

Я вздохнула.

- Понимаете, я не смогу вам определённо ответить. После травмы я мало что помню о прежней жизни, и господин Валеран сказал, что так бывает.

- Травмы, говорите… что за травма?

- В меня стреляли, меня ударили по голове, когда увидели, что я дышу, я потеряла ребёнка. Я пришла в себя и с трудом сообразила, кто я вообще, где я нахожусь, и что за люди меня окружают.

- И потом Валеран углядел у вас силу, - усмехнулся граф. – Что ж, наверное, и такое бывает, и кто я таков, чтобы сомневаться в божественном промысле и многообразии всего, что существует в мире? Хорошо, и что же вы желаете, госпожа де ла Шуэтт?

- А я могу что-то желать? – растерялась я.

- Безусловно. Для чего-то ведь вы меня позвали?

- Господин Валеран сказал, что вы сможете рассказать мне о магии. Если захотите. Если мой случай вас заинтересует.

- Считайте, что заинтересовал. Итак, что вы желаете?

Я подвисла. Как ответить-то?

- Я желаю знать, что я вообще могу, и как этим правильно пользоваться, - пожимаю плечами.

- А что для вас значит – правильно? – и смотрит сощурясь.

- Правильно – это с пользой для себя и без вреда для других, - думаю, мне тоже можно усмехнуться.

И каким-то образом понимаю, что дала верный ответ. Его усмешка становится чуть мягче.

- Хорошо, слушайте, - кивнул он.

- Итак, госпожа де ла Шуэтт, вы – определённо маг. Это хорошо, потому что быть магом почётно и нередко приятно, но это и тяжело, потому что магическая сила накладывает на носителя определённые обязательства. Господь решил, что мне для чего-то нужно видеть детали и оттенки магической ауры человека, и у вас я вижу несомненную стихийную силу, о деталях поговорим позднее, сколько-то бытовых воздействий, и задатки отменного менталиста. И есть ещё одна странная деталь, я должен её осмыслить, пока не могу сформулировать точно. Но – вы несомненно богаты, осталось только сделать так, чтобы от того богатства вы получили пользу, а не вред.

10. И вышла жаба

На следующее утро я уже прямо сразу попросила горячей воды, завтрак и платье. Потому что до обеда нужно просмотреть какую-нибудь часть документов и порешать вопрос о столичном доме, если предлагать его в качестве отступного.

Вчера я ещё спросила Терезу – что я могла забыть о себе?

- Ты о чём? – нахмурилась Тереза. – Ты могла забыть о себе многое, наверное.

- Меня когда-нибудь учили магии?

Она только что рот не раскрыла.

- Нет, конечно, как и меня. Ты говорила, что твой отец немного маг, да и всё. О тебе никогда такого не говорили, и главное – ты ничего такого не делала, что делают маги!

- Вот именно, не делала. А теперь внезапно могу, кажется. Только пока ничего не понимаю.

- Это… граф Ренар тебе сказал?

- Это господин Валеран углядел, а граф подтвердил. И сказал, что будет приходить и учить меня. И что необученная я опасна для окружающих.

Тереза осматривала меня в изумлении… видимо, для обычного человека во мне ничего не изменилось. Та же самая я. А потом рассмеялась.

- Это же замечательно, что ты маг! Может быть, ты научишься зажигать свет и греть воду? Или будешь повелевать водой и ветром?

- Я совсем не понимаю, для чего это мне, - качаю головой.

- Ты станешь ещё более ценным призом для возможного будущего мужа, - усмехается Тереза. – Богатая, да ещё и маг.

- Я пока не готова снова замуж, - говорю как могу весомо. – После этого-то брака едва-едва собираю себя обратно. Кстати, а что с твоими владениями? Они приносят тебе доход?

Тереза пожала плечами.

- Какой-то небольшой, да, - говорит она, и я понимаю – не задумывается.

Если Гаспар обеспечивал её нужды, то и можно было не задумываться.

- Ладно, посмотрим ещё, что там у нас и где. А пока скажи – ты собираешься на бал, о котором вчера говорили?

- Мне бы хотелось, - вздыхает, - но я не представляю, как получить приглашение. Мы не настолько знатны, и не настолько популярны в городе, чтобы нас приглашали.

- А наша госпожа баронесса? Она захочет пойти? – у госпожи баронессы есть титул, титул должен открывать двери в разные полезные дома.

- О, конечно, Эдмонда хочет пойти. И один раз она может сходить в том нарядном платье, которое у неё есть. Это же возможность найти для Симона богатую невесту, - фыркает Тереза.

- Дыры пускай сначала зашьёт, дырявые женихи богатым невестам ни к чему, - смеюсь и я.

- Эдмонда заказывала для него наряд у столичного портного, и не позволяет Симону надевать его каждый день, бережёт для выходов, - сообщает Тереза. – Кажется, за тот наряд до сих пор не расплатились.

- Они могут взять тебя с собой? Или подумать, кого ещё можно попросить?

- Лучше подумать, - вздыхает Тереза.

- А у тебя есть подходящее платье?

- Одно есть, да. Я могу его надеть, его шили всего лишь зимой, и шили в столице, здесь оно будет модным.

- Вот и хорошо. А дальше подумаем, кто будет шить нам новые платья. А они, кажется, будут нужны.

- Платья всегда нужны, - смеётся Тереза.

После завтрака я иду к господину Фабиану, и мы с ним усаживаемся за документы. Что ж, пока его работа производит хорошее впечатление – он показывает мне папки, в каждой из которых – документы на недвижимость. В них во всех стоит имя Гаспара.

- Скажите, господин Фабиан, мне нужно будет переоформить всё это на своё имя, так?

- Со временем – конечно. Господин Палан нам поможет, и его отец тоже. Начнём с того, что будет необходимо сделать прежде всего. Скажем, если вы готовы что-то отчуждать в пользу баронессы.

Документ на право владения столичным домом я осмотрела, сравнила с другим – там шла речь о доме, в котором проживал господин Гаспар с домочадцами, и окончательно решила отпустить от себя это имущество. Пускай поможет уговориться.

- Я готова уже прямо сегодня за обедом поговорить с баронессой, или же сразу после обеда. Пускай думает. Ей нужно сыночка пристраивать в хорошие руки, лишним не будет, - усмехнулась я.

- Только вот согласится ли она на часть, если до сих пор думает, что могла получить всё? – развёл руками господин Фабиан.

- Если не согласится, мы будем знать, что хотя бы попробовали, - утешаю его я.

Кроме двух домов в столице, передо мной лежали документы на дом в Массилии – улица Морская, дом восемь, на некоторое количество земельных владений – по-хорошему, нужно садиться с картой и смотреть, где они находятся и как вообще туда попадают. Видимо, в каких-то из них растёт тот самый виноград.

В отдельной папке – свидетельство о покупке неких рудников, я смотрю – сделка совершена три года назад, то есть – не так и давно, продавец – некто Рауль д’Эскар. Неужели это – тот самый лакомый кусочек, на который точит зубы баронесса?

- Господин Фабиан, расскажите о рудниках. Они доходны? Они выгодны?

- Да, госпожа Викторьенн, они доходны и выгодны, всё верно. Господин Гаспар долго уговаривал прежнего владельца расстаться с фамильным имуществом, потому что ему они не приносили почти ничего, и он думал, что всё выработали и искать там больше нечего. Однако, господин Гаспар позвал каких-то знающих людей, даже не просто людей – магов, и ему подтвердили, что жилы не иссякли и что их можно разрабатывать ещё долго. За эти сведения пришлось заплатить кругленькую сумму, но они позволили господину Гаспару уверенно вести себя с продавцом. Тот, кажется, до последнего думал, что продаёт просто землю, бесполезную во всех отношениях.

- Что ж, вы ещё расскажете, что мы там добываем, и куда оно потом идёт.

Появившийся без стука господин Палан изрядно взволнован, дышит тяжело – наверное, быстро бежал.

- Новости, господин Палан? – интересуюсь я.

- Госпожа баронесса Клион взялась оспаривать завещание господина Гаспара в суде. И представлять её интересы будет здешний юрист Питу.

- Располагайтесь, господин Палан, и рассказывайте – как именно звучит её запрос в суд? – спросила я.

- Они с Питу утверждают, что документ – подделка. Что вы оба куда-то дели подлинное завещание господина Гаспара, и заплатили Тиссо за то, чтобы он выдал за него вашу выдумку.