Сегодня, как всегда по пятницам, мы с отцом планировали поездку на природу. Этот ритуал, ставший символом наших выходных, вызывал у нас особое ожидание. Но что-то изменилось, и это стало заметно ещё с утра.
Отец выглядел напряжённым, его добродушное лицо, обычно озаряющее всё вокруг, теперь было омрачено хмурой сосредоточенностью. Его плечи опустились, а взгляд, обычно полный тепла, был устремлён в пустоту. Я подошла к нему тихо, стараясь не нарушить его мысли. Обняла сзади, чувствуя, как его тело вздрогнуло, словно он только что вернулся из далёкого мира, куда его унесли размышления.
— Пап, что-то не так? — спросила я, заглядывая ему в глаза. Мой голос звучал мягко, но в нём проскальзывало беспокойство. — Ты выглядишь задумчивым. Всё в порядке?
Отец посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнула тень. Он сделал глубокий вдох, словно пытаясь собрать мысли в кучу.
Он вздохнул, провёл ладонью по волосам, и его взгляд, обычно такой спокойный и уверенный, вдруг наполнился тревогой. Я видела это выражение на его лице, но давно уже не замечала его таким. Его глаза, глубокие и задумчивые, будто искали что-то в далёком прошлом, а затем остановились на мне.
— Всё в порядке, доченька, — его голос звучал мягко, но в нём проскользнула лёгкая нотка беспокойства. Он смотрел на меня, словно вспоминая что-то важное, что-то, что могло изменить наш разговор. — Ты помнишь дядю Сашу?
Я кивнула, но внутри что-то сжалось. Мои щёки вспыхнули, как будто кто-то бросил в меня горсть горячих углей. Я помнила дядю Сашу, но воспоминания о нём были словно старые фотографии, пожелтевшие от времени.
Высокий, статный мужчина с широкими плечами и уверенной походкой. Его глаза, холодные и проницательные, всегда вызывали у меня странное чувство. Они были как тёмные озёра, в которых можно было утонуть, если не быть осторожной. Его голос — низкий, глубокий и раскатистый бас — звучал как гром, но в нём всегда была какая-то притягательная сила. Я помню, как он рассказывал истории, его голос завораживал, а взгляд удерживал, не давая отвести глаз.
В детстве он часто приходил к нам, когда я была ещё слишком маленькой, чтобы понять, почему взрослые иногда так странно на него смотрят. Он приносил с собой подарки, всегда что-то необычное и интересное, и я с нетерпением ждала его визитов. Но что-то в нём было такое, что заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке. Его присутствие было как тень, которая всегда оставалась рядом, даже когда он уходил.
— Конечно, помню, — вымолвила я, стараясь говорить ровным голосом, но внутри меня бушевал вихрь эмоций. Я пожала плечами, пытаясь придать своему лицу безразличное выражение, хотя сердце колотилось, как бешеное. — Так в чём же проблема? Приедет — и приедет.
Папа улыбнулся, но взгляд его оставался пронзительным, словно он пытался заглянуть мне в самую душу. Он вздохнул, словно собираясь с мыслями, и снова посмотрел на меня, будто хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.
— Ты не будешь против, если он у нас некоторое время поживет? — спросил отец, бросая на меня короткий, но внимательный взгляд, словно проверяя, не разозлюсь ли я.
— Нет, конечно, — ответила я, пожав плечами, пытаясь скрыть своё замешательство. Внутри меня вихрем проносились мысли: что происходит? Почему он так внезапно? Но внешне я старалась оставаться спокойной. — Пап, я думала, что-то случилось. Пусть приезжает, мне-то что?
Его взгляд смягчился, и он кивнул. Я заметила, как в его глазах мелькнуло облегчение, но он тут же снова стал серьёзным.
— Спасибо, дочка, — тихо сказал он, и в его голосе проскользнула нотка благодарности. — Я знал, что могу на тебя положиться.
Отец вздохнул и потер переносицу, словно пытаясь прогнать усталость. Его голос звучал мягко, но в нем сквозила нотка сожаления.
— Поездка наша отменяется, — сказал он, глядя на меня с теплотой, которая всегда смягчала даже самые трудные новости. — Но ничего страшного. Посидим дома, в дружной компании.
Я улыбнулась, стараясь скрыть волнение, которое охватило меня при этих словах. Сердце забилось чуть быстрее, но я постаралась не показать этого.
— Хорошо, — ответила я, чувствуя, как внутри меня разгорается предвкушение. — Что-нибудь вкусненькое приготовить?
Отец кивнул, и его глаза засветились.
— Да, что-нибудь домашнее, — сказал он с легкой улыбкой. — Может, пирог с вишней? И картошку с мясом запеки. А еще щи, раз уж собираемся просто по-домашнему.
Я почувствовала, как внутри меня разливается тепло. Отец любил домашнюю еду, и я знала, что этот вечер будет особенным. Я кивнула, чувствуя, как на меня наваливается множество дел.
— Отлично, — сказала я, стараясь не выдать своего волнения. — Я сейчас же начну готовить.
Я кивнула, чувствуя, как внутри меня разливается тепло от предвкушения. С каждым шагом на кухню воздух становился гуще, наполняясь ароматом свежих ягод, собранных прошлым летом. Они напоминали мне о тёплых днях, когда солнце щедро делилось своим светом, а я, в тени деревьев, бережно складывала в корзину сочные, чуть влажные ягоды.
Включив духовку, я замерла на мгновение, прислушиваясь к её мягкому гулу. В холодильнике, словно в ожидании своего часа, стояли стеклянные банки с заготовками. Я достала из одной из них глубокую миску, наполненную крупной, сочной вишней. Её алые ягоды блестели на белоснежном фоне. Я щедро посыпала их сахаром, наблюдая, как он растворяется, образуя сладкий сироп.
Аккуратно, словно боясь разрушить хрупкую красоту, я разложила вишню на раскатанном тесте, стараясь, чтобы каждая ягода заняла своё место. Затем поставила противень в духовку, чувствуя, как её жар обнимает пирог, даря ему золотистый оттенок.
Когда пирог был готов, его аромат наполнил кухню, вызывая у меня улыбку. Я достала его из духовки, чувствуя, как горячие края обжигают пальцы. Настало время для следующего этапа — картошки.
Я очистила клубни, счищая тонкую кожицу, которая легко поддавалась под ножом. Затем нарезала их кубиками, стараясь сделать их одинакового размера. Выложила на противень, посыпав солью, перцем и щепоткой сушёного чеснока. Рядом положила кусочки мяса, которое заранее замариновала. Оно источало соблазнительный аромат соевого соуса, чеснока и розмарина, пробуждая во мне аппетит.
Он переступил порог, и воздух словно загустел, стал вязким и тяжёлым, как вода перед штормом. Его присутствие ощущалось физически, будто невидимая сила давила на грудь, затрудняя дыхание. Я невольно сделала шаг назад, пытаясь спрятаться от этого ощущения, но оно не отпускало.
Мужчина шагнул вперёд, и его басистый голос, глубокий и насыщенный, обрушился на меня, как волна.
— Здравствуй, красавица, — произнёс он, и я замерла, словно превратилась в статую. Его голос был настолько осязаемым, что казалось, он проникает под кожу, обволакивает изнутри. Я почувствовала, как сердце пропустило удар, а затем забилось быстрее.
Его взгляд — тяжёлый, задумчивый, почти мрачный — медленно скользил по моему лицу, словно изучая каждую черточку, каждую тень. Он смотрел так, будто пытался разгадать меня, мои мысли, скрытые за моей улыбкой, за моими глазами. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, а затем жар разлился по щекам.
Я кивнула, стараясь не выдать волнение, которое охватило меня. Голос прозвучал тихо, почти шепотом.
— Здравствуйте, дядь Саш, — ответила я, чувствуя, как предательский румянец заливает лицо. Я опустила глаза, не в силах выдержать его пристальный взгляд.
Он продолжает рассматривать меня с тем же невозмутимым равнодушием, будто я не человек, а насекомое под микроскопом. Его глаза, холодные и проницательные, изучают каждую деталь моего лица, каждую линию тела. Мне становится не по себе от этого взгляда, словно он пытается проникнуть в самую глубину моей души.
— Улька, ты ли это? — наконец произносит он, прищурившись. Его голос звучит удивленно, словно он не ожидал меня здесь увидеть. — Вот это да! Какая красотка стала! Отец, наверное, не справляется с толпой поклонников?
Слова звучат неожиданно, и я не сразу нахожу, что ответить. Смущение заливает щеки, и я отвожу взгляд, пытаясь скрыть неловкость. В его словах есть что-то одновременно лестное и дразнящее, что заставляет меня чувствовать себя одновременно польщенной и смущенной.
Не успеваю и слова сказать, как из кухни доносится шум. Отец появляется в дверном проеме, его лицо озаряется улыбкой. Он явно рад встрече.
— Ну здравствуй, Саня! Сколько лет, сколько зим! — произносит он, подходя ближе и протягивая руку для рукопожатия.
Мужчины обнимаются, хлопают друг друга по плечам, словно не виделись целую вечность. Их голоса звучат громко, но тепло, наполняя пространство кухни знакомой атмосферой дружбы. Я стою в стороне, наблюдая за ними, чувствуя, как постепенно напряжение отпускает.
Мы все вместе направляемся на кухню. Отец что-то рассказывает, Саня смеется, и я, несмотря на смущение, не могу не улыбнуться. Атмосфера становится легкой и непринужденной, и я понимаю, что этот вечер может оказаться интересным.
— Костян, — мягко, но с лёгкой ноткой любопытства в голосе, произносит дядя Саша, глядя на моего отца. — Улька твоя настоящей невестой стала. Жених-то есть?
Его слова падают на меня, как раскалённый уголёк, обжигая щёки. Я чувствую, как они вспыхивают, и быстро отворачиваюсь, пряча смущение за кухонным полотенцем, которым помешиваю щи на плите. Звуки шипения и бульканья помогают мне справиться с неловкостью.
— Нет у нас женихов, ведь так, Уль? — уточняет отец, его голос звучит спокойно, но в глазах мелькает лёгкая усмешка. Он явно наслаждается моментом, наблюдая за моей реакцией.
Мне ничего не остаётся, кроме как повернуться к ним лицом. Дядя Саша смотрит на меня с живым интересом, его глаза искрятся, как маленькие солнечные зайчики. Отец улыбается, но в этой улыбке нет насмешки, только тепло и забота.
Я пытаюсь собраться с мыслями, но сердце всё ещё колотится, как бешеное.
Щёки пылают, будто их опалило летним солнцем. Хочется провалиться сквозь пол, раствориться в воздухе, исчезнуть. Но я продолжаю стоять на месте, упрямо глядя в глаза отцу. Он внимательно смотрит на меня, прищурившись, словно пытается прочитать мои мысли.
— Нет, пап, — отвечаю я, стараясь придать голосу твёрдость. — Ты же знаешь. Если что-то случится, ты узнаешь первым. Обещаю.
Слова звучат неубедительно даже для меня самого. Но я стараюсь не подавать виду.
Расставляю тарелки на столе с особым тщанием, словно от этого зависит моя судьба. Наполняю их янтарным варевом, которое источает аромат свежей капусты и мяса. Каждый вдох наполняет лёгкие приятным теплом.
Мы садимся за стол. Атмосфера в комнате становится напряжённой. Дядя Саша, как гость, сидит во главе стола, его взгляд цепкий и внимательный. Мне кажется, он может видеть меня насквозь.
С замиранием сердца слежу за тем, как он подносит ложку к губам. Его лицо остаётся серьёзным, но в глазах мелькает искра интереса. Он пробует щи, и я задерживаю дыхание.
Дядя Саша делает глоток, и его глаза округляются. Он издаёт довольное мычание, словно пробует что-то невероятно вкусное. Я чувствую, как внутри разливается облегчение. Это не просто похвала — это знак того, что я сделал что-то правильное.
— Рассказывайте, откуда такие щи? Сто лет не ел ничего подобного! — воскликнул он, отправляя в рот ещё несколько ложек с таким аппетитом, что казалось, будто он пробует блюдо впервые в жизни. Его глаза зажмурились, а на лице появилась блаженная улыбка, словно он вкушал нечто божественное.
Его восторг передался и мне. Сердце наполнилось теплом, а на губах заиграла улыбка. Я была счастлива, что смогла порадовать его.
— Это не ресторан, — с гордостью произнёс отец, взглянув на гостя с лёгкой усмешкой. Его глаза блестели, а в голосе звучала нежность. — Это всё Улечка готовила. Она у меня просто мастерица, — добавил он.
Я, услышав похвалу, засмущалась сильнее. Щеки порозовели, а в глазах вспыхнуло удовольствие. Я скромно опустила взгляд, но поняла, что гордилась собой. Мои усилия были не напрасны.
Лицо гостя вытянулось, словно он увидел нечто совершенно невероятное. Его глаза расширились, а брови взметнулись вверх. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Наконец, он выдохнул, словно пытаясь справиться с эмоциями:
Я молча кивнула, чувствуя, как внутри всё сжимается от волнения. В этот момент в кухню вошёл папа, его лицо озарила довольная улыбка.
— А вот и я, — сказал он. — Итак, выпьем чаю? — папа посмотрел на гостя, его взгляд был тёплым и немного лукавым.
Дядя Саша, сидевший напротив меня, отложил вилку и посмотрел на пирог.
— Я сладкое не люблю, — сказал он, но его голос звучал мягче, чем обычно. — Но этот пирог просто обязан попробовать! Его же Улька готовила!
Он взял кусок пирога, глядя на него с лёгким недоверием, и осторожно откусил. Его лицо мгновенно изменилось: глаза зажглись, а на губах появилась довольная улыбка.
— Вкусно, — произнёс он, чуть ли не мурлыча. — Не ожидал. Для вишни, всё же, сделаю исключение. Вишенка — теперь моя любимая ягодка. — он перевёл взгляд на меня и подмигнул, от чего мои щёки вспыхнули. Дядя Саша в детстве называл меня вишенкой, когда я краснела от смущения... Или, он сейчас не по это?
Ох, чувствую, мне сегодня ещё не раз краснеть придётся!
После плотного обеда мужчины вышли из кухни, оставив меня наедине с грязной посудой и мыслями. Я смотрела, как они удаляются, и чувствовала, как в воздухе повисает напряжение. Их шаги гулко отдавались в тишине, оставляя за собой шлейф разговоров, которые я не слышала, но которые, казалось, были полны тайны.
Я вытерла последнюю тарелку, тщательно смыла остатки еды и поставила её в шкаф. Из головы не выходили мысли про то, что дядя Саша сидел. Почему? За что? Что он сделал, что его осудили и отправили за решётку на долгие годы?
Закончив с посудой, я направилась в гостиную. Здесь, в центре комнаты, стоял большой диван, обитый мягкой тканью, на котором сидели мужчины. Их лица были напряжены, а голоса — резки и резки. Я остановилась в дверях, прислушиваясь, любопытство взяло верх.
— Даже не думай об этом! — голос дяди Саши прозвучал резко, словно удар хлыста. — Это опасно, не лезь. Я сам разберусь. У тебя Улька.
— В прошлый раз ты прикрыл меня, сказав, что у меня маленькая дочка на руках. И что вышло? — папин голос всё ещё звучал твёрдо. — За мой косяк ты отсидел почти пятнадцать лет. Нет уж, за свои поступки каждый должен отвечать сам.
— Улька уже большая, — продолжил папа. — Случись что со мной, я за неё спокоен. Ты будешь рядом, ведь так?
На мгновение повисла напряжённая тишина.
— Саня, пообещай мне, — наконец сказал отец. — Мне нужно знать, что моя дочь будет под твоей защитой, в случае чего.
Дядя Саша вздохнул, но всё же, согласился.
— Костян, без вопросов, — спокойно ответил дядя Саша. — Она мне не чужой человек. Но сам ничего не предпринимай, — добавил он с лёгкой тенью строгости в голосе.
Я не слышала, что он говорил дальше, потому что мои мысли унеслись далеко. Почему-то мне сейчас представился дядя Саша, сидящий в тюрьме. Сидящий за моего отца.
Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Я никогда не задумывалась о том, почему дядя Саша оказался за решёткой. Он всегда казался мне таким сильным и уверенным в себе, что я даже не допускала мысли о том, что он может быть преступником. Но теперь я начала сомневаться. Они с отцом явно чего-то не договаривают.
Может быть, мой отец действительно совершил что-то ужасное? Может быть, именно поэтому дядя Саша решил взять на себя вину и сесть в тюрьму? Я не могла себе представить, что мой отец способен на такое. Но если это правда, то значит, что он не такой простой человек, каким я его всегда считала.
Я бесшумно приоткрыла дверь, на мгновение задержавшись на пороге. Комната наполнилась гулом разговоров, но, стоило мне появиться, он смолк, словно по команде. Мужчины, сидевшие за столом, резко повернули головы в мою сторону. Папа, заметив меня, отложил в сторону чашку с чаем и, слегка улыбнувшись, спросил:
— Уль, как насчёт того, чтобы съездить с дядей Сашей в лес? Порыбачим, ты погуляешь.
— Пап, конечно, почему бы нет? — я пожала плечами.
Дядя Саша, сидевший напротив, просиял. Его глаза заблестели, а руки, до этого спокойно лежавшие на столе, забарабанили по столешнице.
— Сто лет не был на рыбалке! — воскликнул он с неподдельным энтузиазмом.
Сборы были короткими, но суетливыми. Папа торопливо упаковал рыболовные снасти, дядя Саша проверил мотор лодки, а я, словно тень, скользила по дому, собирая вещи. На заднем сиденье папиной машины уже стояли две палатки, спальники, котелок и складные стулья.
— Готова? — спросил папа, садясь за руль.
— Всегда готова, — я улыбнулась, устраиваясь рядом.
Машина плавно выехала со двора, и вскоре мы оказались на шоссе, ведущем к лесу. Солнце, давно поднявшееся над горизонтом, бросало яркие лучи на дорогу, отражаясь в стёклах автомобиля.
Я достала из сумки фотоаппарат. В такие моменты, когда природа раскрывается во всей своей красе, хочется запечатлеть каждую деталь. Букашки, ползающие по травинкам, цветы, распускающиеся на лугу, птицы, поющие в кронах деревьев — всё это казалось таким хрупким и драгоценным.
Мы ехали молча, наслаждаясь звуками природы. Лишь иногда дядя Саша, сидящий на переднем сиденье, что-то тихо бормотал себе под нос, вспоминая былые времена. Я знала, что сегодня нас ждёт не только рыбалка, но и что-то большее. Что-то, что объединит нас всех.
Мы почти на месте! Сердце колотится в предвкушении.
Представляю, как мужчины достают вещи из багажника. А я иду вглубь леса, к краю поляны. Воздух наполнен ароматом хвои, прелой листвы и сырой земли. Лёгкий ветерок колышет ветви, шелестит листвой, и этот шум кажется музыкой.
Я достаю камеру из рюкзака. Солнце пробивается сквозь кроны деревьев, освещая капли росы на траве. Я ищу взглядом что-то особенное. Вот несколько птиц на ветке: их оперение переливается всеми оттенками зелёного, синего и красного. Вот кузнечик, замерший в траве, его лапки вытянуты вперёд, словно он готовится к прыжку. А вот пчёлка на цветке, её маленькое тельце покрыто золотистыми волосками. Хочется сделать несколько снимков, стараясь поймать момент.
Я погружаюсь в свои мысли, словно в глубокий водоворот, и не замечаю, как машина становится подозрительно тихой. Слишком тихой. Даже ветер за окном не нарушает эту гнетущую тишину. Внезапно до меня доносится голос дяди Саши, от которого я вздрагиваю:
— Уль, пристегнись.
Эти слова выдергивают меня из размышлений, и я перевожу взгляд на дядю. В воздухе висит напряжение, словно невидимая нить, связывающая нас всех. Отец молча смотрит на дорогу, его руки крепко держат руль, но я чувствую, как его пальцы слегка подрагивают. Что-то не так.
— А что случилось? — спрашиваю я, механически фиксируя ремень безопасности.
Отец бросает на меня короткий взгляд и отвечает, не отрываясь от дороги:
— Ничего. Просто так безопаснее.
Но дядя Саша не унимается. Его голос звучит твёрдо, почти грубо:
— Костян, не ври ребёнку.
Он поворачивается ко мне, и его глаза, обычно спокойные и добрые, сейчас кажутся холодными и решительными.
— Уль, за нами едет какая-то тачка. Уже километров двадцать. Сейчас попробуем оторваться, но тебе лучше пригнуться. Мало ли что.
Я смотрю на него, пытаясь осмыслить услышанное. За нами кто-то едет? Но зачем? Я чувствую, как моё сердце ускоряет темп.
Смотрю на него, не понимая, шутит ли он. Заглядываю в окно — и правда, за нами, метрах в двадцати, едет чёрный внедорожник. Он идёт на обгон, и мне кажется, что его водитель нарочно поджимает нас к обочине.
Внезапно из окна внедорожника высовывается человек. В руках у него автомат, и я замираю от неожиданности и страха.
— У него автомат? — успеваю только прошептать, когда глаза дяди Саши расширяются от ужаса. Он вскакивает с места, словно пружина, и кричит:
— Пригнись!
Его голос звучит так громко и резко. Он наклоняется через переднее сидение, хватает меня за плечо и резко тянет вниз. Я падаю на заднее сидение, ударяясь спиной о спинку кресла. Дядя Саша прижимает меня своим весом, и в этот момент раздаётся оглушительный грохот.
Автоматная очередь разрывает воздух. Стекло перед нами разлетается вдребезги, осыпая нас осколками. Я слышу, как они впиваются в металл и пластик салона, и чувствую, как воздух наполняется запахом горелого пластика и металла.
Внедорожник проносится мимо, оставляя за собой клубы пыли и дыма. Я сижу на полу, прижавшись к сиденью, и смотрю на дядю Сашу. Его лицо бледное, глаза широко раскрыты. Он тяжело дышит, но молчит.
Машину начало швырять из стороны в сторону, как будто она решила поиграть со нами в смертельную игру. Сердце колотилось в груди, а в голове стучала лишь одна мысль: что происходит? Я бросила взгляд на дядю Сашу, сидевшего рядом. Его лицо было бледным, губы сжаты в тонкую линию.
— Костян, ты цел? — его голос прозвучал тихо, но в нём сквозила тревога.
Ответа не последовало. Дядя Саша мгновенно перепрыгнул на переднее сидение, его движения были быстрыми и точными. Он выругался, его пальцы сжались на руле, а потом он резко развернулся ко мне.
— Ульян, — его голос был ровным, но в глазах я видела что-то, чего раньше никогда не видела. — Подними сидение под собой. Там коробка. Открой её.
Я замерла, не в силах пошевелиться. Кровь застыла в жилах. Что-то было не так. Я опустила взгляд на пол и увидела тёмное пятно. Кровь. Нет... Нет, нет, нет!
— Папа... — прошептала я, и по щекам потекли слёзы. — Папа, нет!
Я закричала, но крик застрял в горле. Воздуха не хватало, лёгкие сжались, как будто кто-то сдавил их невидимыми руками.
— Дядь Саш, скажи, что папа живой... — мой голос дрожал, но я не могла остановиться. — Скажи, что это неправда!
Но в ответ была лишь тишина. Холодная, тяжёлая тишина, которая давила на меня, как могильная плита.
— Ульян, успокойся, — дядя Саша говорил спокойно, но я видела, как его руки дрожат. — Сейчас не время для паники. Твоему отцу уже не помочь. Подними сидение под собой, там коробка. Открой её.
Его слова прозвучали как приказ, но в них была и мольба. Я кивнула, не в силах говорить, и начала поднимать сидение. Под ним действительно оказалась коробка. Я дрожащими руками открыла её и увидела внутри пистолет.
— Что это? — задала я глупый вопрос, но мой голос был едва слышен.
— Это то, что поможет нам выжить, — ответил дядя Саша, его взгляд был твёрдым, но в глазах мелькнула боль.
Машину заносит на повороте, и меня резко откидывает вбок. Я ударяюсь плечом о дверцу, чувствуя, как боль пронзает тело. В голове туман, но я слышу собственный дрожащий голос:
— Открыла…
Поток слёз наконец-то остановился, и я пытаюсь взять себя в руки. Передаю оружие, чувствуя, как пальцы дрожат, и по команде ложусь на сиденье, глядя на растекающуюся лужу крови на полу. В салоне пахнет порохом и металлом.
Новые выстрелы разрывают тишину, и резкий толчок в бок машины заставляет меня закричать. Всё перемешалось: выстрелы, звуки двигателя. Кто стреляет? Дядя Саша или бандиты? Не знаю.
— Уль, ты плавать научилась? — вдруг раздаётся спокойный голос дяди.
Я замираю, не сразу понимая, о чём он говорит. Мысли путаются, и я отвечаю, слегка помедлив:
— Нет…
— Ты пристёгнута? — он задаёт очередной странный вопрос, и я снова теряюсь.
Мы почти на месте! Сердце колотится в предвкушении.
Представляю, как мужчины достают вещи из багажника. А я иду вглубь леса, к краю поляны. Воздух наполнен ароматом хвои, прелой листвы и сырой земли. Лёгкий ветерок колышет ветви, шелестит листвой, и этот шум кажется музыкой.
Я достаю камеру из рюкзака. Солнце пробивается сквозь кроны деревьев, освещая капли росы на траве. Я ищу взглядом что-то особенное. Вот несколько птиц на ветке: их оперение переливается всеми оттенками зелёного, синего и красного. Вот кузнечик, замерший в траве, его лапки вытянуты вперёд, словно он готовится к прыжку. А вот пчёлка на цветке, её маленькое тельце покрыто золотистыми волосками. Хочется сделать несколько снимков, стараясь поймать момент.
Я погружаюсь в свои мысли, словно в глубокий водоворот, и не замечаю, как машина становится подозрительно тихой. Слишком тихой. Даже ветер за окном не нарушает эту гнетущую тишину. Внезапно до меня доносится голос дяди Саши, от которого я вздрагиваю:
— Уль, пристегнись.
Эти слова выдергивают меня из размышлений, и я перевожу взгляд на дядю. В воздухе висит напряжение, словно невидимая нить, связывающая нас всех. Отец молча смотрит на дорогу, его руки крепко держат руль, но я чувствую, как его пальцы слегка подрагивают. Что-то не так.
— А что случилось? — спрашиваю я, механически фиксируя ремень безопасности.
Отец бросает на меня короткий взгляд и отвечает, не отрываясь от дороги:
— Ничего. Просто так безопаснее.
Но дядя Саша не унимается. Его голос звучит твёрдо, почти грубо:
— Костян, не ври ребёнку.
Он поворачивается ко мне, и его глаза, обычно спокойные и добрые, сейчас кажутся холодными и решительными.
— Уль, за нами едет какая-то тачка. Уже километров двадцать. Сейчас попробуем оторваться, но тебе лучше пригнуться. Мало ли что.
Я смотрю на него, пытаясь осмыслить услышанное. За нами кто-то едет? Но зачем? Я чувствую, как моё сердце ускоряет темп.
Смотрю на него, не понимая, шутит ли он. Заглядываю в окно — и правда, за нами, метрах в двадцати, едет чёрный внедорожник. Он идёт на обгон, и мне кажется, что его водитель нарочно поджимает нас к обочине.
Внезапно из окна внедорожника высовывается человек. В руках у него автомат, и я замираю от неожиданности и страха.
— У него автомат? — успеваю только прошептать, когда глаза дяди Саши расширяются от ужаса. Он вскакивает с места, словно пружина, и кричит:
— Пригнись!
Его голос звучит так громко и резко. Он наклоняется через переднее сидение, хватает меня за плечо и резко тянет вниз. Я падаю на заднее сидение, ударяясь спиной о спинку кресла. Дядя Саша прижимает меня своим весом, и в этот момент раздаётся оглушительный грохот.
Автоматная очередь разрывает воздух. Стекло перед нами разлетается вдребезги, осыпая нас осколками. Я слышу, как они впиваются в металл и пластик салона, и чувствую, как воздух наполняется запахом горелого пластика и металла.
Внедорожник проносится мимо, оставляя за собой клубы пыли и дыма. Я сижу на полу, прижавшись к сиденью, и смотрю на дядю Сашу. Его лицо бледное, глаза широко раскрыты. Он тяжело дышит, но молчит.
Машину начало швырять из стороны в сторону, как будто она решила поиграть со нами в смертельную игру. Сердце колотилось в груди, а в голове стучала лишь одна мысль: что происходит? Я бросила взгляд на дядю Сашу, сидевшего рядом. Его лицо было бледным, губы сжаты в тонкую линию.
— Костян, ты цел? — его голос прозвучал тихо, но в нём сквозила тревога.
Ответа не последовало. Дядя Саша мгновенно перепрыгнул на переднее сидение, его движения были быстрыми и точными. Он выругался, его пальцы сжались на руле, а потом он резко развернулся ко мне.
— Ульян, — его голос был ровным, но в глазах я видела что-то, чего раньше никогда не видела. — Подними сидение под собой. Там коробка. Открой её.
Я замерла, не в силах пошевелиться. Кровь застыла в жилах. Что-то было не так. Я опустила взгляд на пол и увидела тёмное пятно. Кровь. Нет... Нет, нет, нет!
— Папа... — прошептала я, и по щекам потекли слёзы. — Папа, нет!
Я закричала, но крик застрял в горле. Воздуха не хватало, лёгкие сжались, как будто кто-то сдавил их невидимыми руками.
— Дядь Саш, скажи, что папа живой... — мой голос дрожал, но я не могла остановиться. — Скажи, что это неправда!
Но в ответ была лишь тишина. Холодная, тяжёлая тишина, которая давила на меня, как могильная плита.
— Ульян, успокойся, — дядя Саша говорил спокойно, но я видела, как его руки дрожат. — Сейчас не время для паники. Твоему отцу уже не помочь. Подними сидение под собой, там коробка. Открой её.
Его слова прозвучали как приказ, но в них была и мольба. Я кивнула, не в силах говорить, и начала поднимать сидение. Под ним действительно оказалась коробка. Я дрожащими руками открыла её и увидела внутри пистолет.
— Что это? — задала я глупый вопрос, но мой голос был едва слышен.
— Это то, что поможет нам выжить, — ответил дядя Саша, его взгляд был твёрдым, но в глазах мелькнула боль.
Машину заносит на повороте, и меня резко откидывает вбок. Я ударяюсь плечом о дверцу, чувствуя, как боль пронзает тело. В голове туман, но я слышу собственный дрожащий голос:
— Открыла…
Поток слёз наконец-то остановился, и я пытаюсь взять себя в руки. Передаю оружие, чувствуя, как пальцы дрожат, и по команде ложусь на сиденье, глядя на растекающуюся лужу крови на полу. В салоне пахнет порохом и металлом.
Новые выстрелы разрывают тишину, и резкий толчок в бок машины заставляет меня закричать. Всё перемешалось: выстрелы, звуки двигателя. Кто стреляет? Дядя Саша или бандиты? Не знаю.
— Уль, ты плавать научилась? — вдруг раздаётся спокойный голос дяди.
Я замираю, не сразу понимая, о чём он говорит. Мысли путаются, и я отвечаю, слегка помедлив:
— Нет…
— Ты пристёгнута? — он задаёт очередной странный вопрос, и я снова теряюсь.
Вскоре дядя Саша вернулся с охапкой веток, и огонь вспыхнул с новой силой, освещая наши лица. Он сел рядом, и я почувствовала, как напряжение постепенно уходит.
— Уль, — снова начал он, — Я знаю, что это непросто, но мы справимся. Мы просто обязаны справиться со всем, в память твоего отца.
Эти слова согрели меня не только физически, но и духовно.
На моей майке виднелось яркое красное пятно. Дядя Саша нахмурился, пытаясь понять, откуда оно взялось. Его взгляд скользнул по мне, а затем он сделал шаг ближе. Лицо дяди Саши исказилось от тревоги, когда он осмотрел мою голову.
— Улька... — выдохнул он, словно не веря своим глазам. — Ты же себе голову пробила. Ох, я идиот... Прости меня, это всё из-за меня. Если бы я не приехал, ничего бы не случилось...
Он запустил руку в свои влажные волосы, словно пытаясь удержать их на месте, но они всё равно падали ему на лоб. Его плечи опустились, и он посмотрел на меня с такой болью, что моё сердце сжалось.
— Ты ни в чём не виноват, дядь Саш, — прошептала я, стараясь сдержать слёзы. — Вышло, как вышло. Что теперь... А папа... Что с ним теперь будет? Он останется там, под водой навсегда?
Мои слова оборвались на полувздохе, когда слёзы хлынули из глаз. Я не заметила, как они появились, но теперь они текли по моим щекам, не желая останавливаться. Я всхлипывала, и смотрела на дядю Сашу, надеясь, что он скажет что-то, что поможет мне справиться с этим кошмаром.
— О твоём отце я позабочусь, обещаю, — шепчет он, его голос звучит твёрдо и уверенно, будто он держит всё под контролем. — Мы выберемся отсюда, и похороним его с честью и достоинством. Ну, что ты расклеилась? Иди ко мне, моя Вишенка, — он обнимает меня, и я чувствую, как его тепло проникает в каждую клеточку моего тела.
Одежда просохла быстро, и мы даже пообедали рыбой, которую дядя Саша поймал за считанные минуты, как ему это удалось, для меня загадка.
К ночи у меня снова был приступ грусти, и слёзы полились градом, как я ни старалась сдержать их, не удавалось.
Дядя Саша меня обнял, его руки, сильные и надёжные, словно якорь в бушующем море, успокаивают меня. Я закрываю глаза, позволяя себе раствориться в этом моменте. Он укачивает меня, как младенца, и я чувствую, как напряжение покидает моё тело.
Постепенно я расслабляюсь, и мои веки становятся тяжелее. Я погружаюсь в сон, ощущая его дыхание на своей щеке. В этот момент я понимаю, что больше не боюсь этого человека. Он не такой, каким кажется на первый взгляд. За его суровой внешностью скрывается нечто большее — забота и, возможно, даже нежность.
Хоть он и молчал почти всё время, я его понимала. Слова сейчас и не нужны.
Я засыпаю, и в этом сне я вижу его лицо, освещённое мягким светом заходящего солнца. Его глаза, обычно холодные и отстранённые, теперь полны тепла и понимания, и это успокаивает меня ещё больше.
Утром проснулась, свернувшись калачиком под его боком, лёжа на его толстовке, которая была заботлива подстелена по меня, а сам улёгся на голую землю.
Мне сразу так неловко становится...
Мужчина, заметив моё пробуждение, открыл глаза, и потянулся.
— Привет, Вишенка. Будем сегодня выбираться из этой глуши, пора домой. Как на это смотришь? — спросил он, щёлкнув меня по носу,будто я маленький ребёнок.
— Было бы неплохо, — произнесла я не своим голосом. Горло болело, наверное, о себе даёт знать холодная вода.
Дядя Саша нахмурился, сильный раз извинился и пошёл к реке.
Я надела свою одежду, размялась и умылась в прохладной реке, чувствуя, как вода смывает усталость и возвращает ясность мысли. На берегу, под лучами утреннего солнца, я заметила несколько рыбёшек, которых недавно поймал мой дядя Саша. Они лежали на траве, словно маленькие сокровища, ожидая своей участи.
Не знаю, как это произошло, но через полчаса я уже жарила рыбу на костре. Она пахла дымом и была невероятно вкусной, даже без соли. Я сидела на бревне, наслаждаясь каждым кусочком, и чувствовала, как силы возвращаются ко мне.
Дядя Саша, сидя рядом, поднял свой телефон с земли и проверил, работает ли он. К сожалению, связь была минимальной, почти никакой. Но, несмотря на это, ему всё же удалось дозвониться до кого-то.
Мы ждали машину на берегу реки, наблюдая за тем, как вода медленно смывает наши следы.Ч
Через час за нами приехали, и мы, наконец-то, направились домой.
Всю дорогу домой я сидела на заднем сиденье автомобиля, подобрав ноги и уткнувшись в колени. Мысли хаотично кружились в голове, словно осенние листья на ветру. Как же всё могло так сложиться?
Мужчины впереди о чём-то оживлённо говорили, но я не вслушивалась. Их слова тонули в моём внутреннем диалоге, полном сомнений и вопросов. Лишь изредка я поднимала глаза, чтобы убедиться, что машина всё ещё движется.
Внезапно кто-то осторожно коснулся моего плеча. Я вздрогнула, но не обернулась.
— Вишенка, приехали. Пойдём, — раздался тихий голос дяди Саши.
Он протянул мне руку, и я, помедлив, приняла её. Его ладонь была тёплой и надёжной. Он помог мне выбраться из машины, и я сделала первый шаг на землю.
Место, куда мы приехали, было мне совершенно незнакомо. Я огляделась по сторонам, но вокруг не было ни одной знакомой детали, и это вызывало странное чувство тревоги.