Пролог

Из неоплаченных долгов,

Беззвучных слов, бесполых мыслей,

Из в никуда бегущих снов,

О том что я посланник смысла;

Я создаду свой мир с нуля,

Пусть тени за спиною тонут;

Я должен сам идти туда,

Где тьма со светом вечно спорят.

Я по тропе разбитых грёз,

Иду, увеча свои стопы;

Я по тропе замерших слёз,

Бреду к туманному истоку.

Кто сокрыт под этой маской?

Я, иль змей, что жрёт свой хвост?

Кто в финале этой сказки?

Прост и сложен сей вопрос.

Путь лежит к руинам Дамаска,

Я несу хаос и бурю внутри;

Пусть начнётся эта страшная сказка,

Ну что, готов со мною пойти?

Я замираю… Меня обволакивает туман… Погружаюсь всё глубже и глубже, барьер за барьером. Предо мной великое множество хаотичных прозрачных нитей, которые зовутся воспоминаниями. Мне предстоит просмотреть и прочувствовать каждое из них, прожить каждое воспоминание заново. Я намерен упорядочить моё хранилище памяти, чтобы подвести итог моего существования. Это моя конечная цель, моё логическое завершение. По неумению спешу предупредить читателя, что погрузившись и слившись с воспоминаниями детсва и юности, я могу подать события в несколько искажённом меланхолично-драматичном виде. Прошу не относиться к этому строго и не конфузиться, ведь в юношестве я имел совершенно другой образ мыслей и другое мироощущение. Сейчас же я пребываю в иных мыслях, но тогда я был именно тем, на кого сейчас гляжу с невыразимым сожалением. Некоторые воспоминания возможно могут выдать мою частичную необразованость, невежество и безграничную наивность, но это не столь важно, ведь все они искренни. Я попытаюсь облечь мои мысли в более гладкую и корректную форму, несмотря на призму чувственности юности. На ваших глазах, я постраюсь собрать этот витраж воспоминаний.

Детство… Я возвращаюсь к тебе… Светло, как светло…

Глава I – Сранный сон и рыжий кот

Эпиграф

Империя жизни в огне,

Истина жаждет родиться во зле;

Осмыслить хаос я попытаюсь,

Созидать в разрушении я постараюсь.

Я надену на себя железную маску,

Я смою с уст багровую краску;

По тропе из мечей я отправлюсь,

К забытым руинам Дамаска.

Меня зовут… Нет. Не хочу начинать свою историю банальностью. Если сейчас уважаемый читатель прочтёт моё имя, он его совершенно не поймёт. И его реакция (недоумение, злоба, улыбка или растерянность) помешает моему замыслу. Ведь для того, чтобы понимать моё имя, вы должны знать Кто я, и Что я. Ведь моё Имя, связанно с каждым, кто прочтёт мою историю. И если вы не готовы идти за мной до конца, то сейчас самый подходящий момент, чтобы бросить читать мою рукопись. Ведь назад дороги не будет. Не говорите потом, что я вас не предупреждал. Я не писатель и не политик, я не заманиваю вас бахвальством и красноречием в западню. Помните, мысль подобна вирусу, однажды поселившись в нашем мозгу, от неё не будет покоя. Я не гарантирую комфорта вашей совести и мира вашей душе. Я лишь правдиво раскрываю пред вами свою историю, которая связанна с каждым из вас.

В то время, когда начинается мой рассказ, у меня были родители. Считаю нужным о них рассказать. Мать у меня политик, однако не спешите пугаться, в этом нет ничего страшного. По крайней мере в её случае. Она представляет собой коренастую брюнетку среднего роста. У неё овальное лицо, курносый нос и добрые карие глаза. Она довольно симпатична. Однако всё её существо бурлило и кипело чрезмерной энергией, которая проявлялась от бытовых мелочей до поведения в обществе, и мешала ей по жизни. Посуда, которую она мыла с чрезвычайной быстротой и усердием, время от времени совершала побег из её трудолюбивых рук, и разбивалась об пол. Кухонные ножи, не выдерживая её напористой манеры нарезания овощей и фруктов, чертовски быстро тупились. Бытовая техника стонала под её энергичными руками, и почему-то ломалась чаще чем в других семьях. По этой причине отец никогда не покупал ей автомобиль, и всегда возил её сам. На школьные собрания, она приходила первой. Во время обсуждений моей успеваемости с учителями, мать общалась привычной атакующей манерой политического деятеля, от чего учителя виновато опускали глаза, словно их вычитывали как школьников, за парту расписанную матерными словами.

Попробуйте представить такую женщину в политике. Мужчины боялись её как огня, и называли за глаза “генералом в юбке”. К тому же она была идеалисткой, и наивно считала, что изменить мир к лучшему возможно чрез политическую деятельность. Порой она очень искренни переживала за свое дело, после бесчисленных бесполезных дискуссий со своими коллегами “дармоедами”, коих она так нелестно величала. Она не имела со своего занятия почти никакой выгоды, кроме положения в обществе, семью полностью содержал отец.

Однако мать была добрейшей души человеком. Её внутренняя чувственность выливалась в любви к мыльным сериалам и женским романам. С детства я вынес чувство необъяснимого покоя и безопасности, которое всегда окружало меня возле неё. Она имела очень выразительный взгляд. Когда я проказничал или хулиганил, она не устраивала сцен, взамен этому я съёживался под её упрекающим огорчённым взглядом. Она ничего не говорила, когда я прогуливал уроки и курил на задворках школы, но я знал, что её это очень расстраивает. Наверняка в душе она упрекала себя, за то, что уделяла мне мало времени. За то, что её политические дебаты иногда занимали её больше, чем семья. Однако мать была тем человеком, которого огорчать мне хотелось меньше всего на свете.

Отец у меня бизнесмен. Он плотного телосложения, ростом выше матери, обладатель волевого носа, квадратного подбородка, хитрых серых глаз и плешивой головы. Внешне он производил впечатление человека, связанного с криминалитетом, однако это было совсем не так. Отец занимался вполне легальным бизнесом грузоперевозок. Однако сходство с неким образом бандита лихих 90-х бесспорно присутствовало. Отчасти этот образ дополняла его манера одеваться (толстая золотая цепочка, такой же толщины перстень на мизинце, часы Longines с металлическим браслетом, кожаная чёрная байкерская куртка, дешёвые спортивные футболки под ней и всегда белые новые кроссовки). К тому же половина его зубов имела золотые коронки. При разговоре он иногда хитро прищуривался, и часто сально подшучивал. Отец был старше матери шестью годами.

Ко всему прочему он человек не глупый (хотя и недалёкий, в жизни не бравший в руки книги, кроме налоговой документации), предприимчивый, гордый и немного дурашливый. Первые деньги он заработал своим трудом, которые и позволили ему построить успешный бизнес с нуля. Он имел небольшой круг “корешей”, с которыми частенько заседал всегда в одном и том же кабачке. Перед ними он обыкновенно норовил чем-то похвастать, будь то новые часы, новый мобильник или хромированные диски на колёса. Отец слыл душой компании. От регулярного потребления пива у него в последние годы появился заметный живот, или как он его посмеиваясь называл “комок нервов”.

О своей семье, то есть обо мне с мамой, он заботился как мог. Мне было не просто понять этого человека: на роботе он был прагматичным толстеньким весельчаком, позволяющим себе пошлые шутки, одержимый мыслями о новых сделках, выгодной купле/продаже и постоянной наживе; а дома – спокойным, собранным, готовым всегда помочь матери в бытовых вопросах, и решить всё её житейские проблемы. Должны быть эта двойственность его характера часто говорила не в его пользу, для тех, кто его знал ближе. Однако, я считал, что он никогда не изменял матери. Этого мнения придерживаюсь и сейчас. Возможно, их отношениям не хватало сердечности, но это уже другой вопрос. Ведь найти человека, к которому испытываешь духовную близость, практически невыполнимая задача. Отец просто однажды нащупал единственно правильную линию поведения в семье, учитывая темперамент матери, и придерживался её всю жизнь. Если им обоим было так комфортно, то, стало быть, мне нечего осуждать.

Глава II - Экскурсия

И вот, спустя несколько дней волнующего ожидания, наконец пришло время моей оправки. С минуты на минуту должен был подъехать работник отца, чтобы отвезти меня в аэропорт, так как мой родитель ещё рано утром умчался в контору по делам. Прощание у нас с ним так и не состоялось, только небольшой короткий разговор, и пара напутствующих слов с его стороны. Я уже давно собрал свой дорожный рюкзак, зарядил телефон и молча сидел, смотря в окно.

В соседней комнате я слышал тихий голос матери, она читала молитву. Она делала это редко. В сфере её деятельности люди не отличались особой набожностью. Но если сейчас она шептала про себя священные слова, значит для того была причина, значит она чего-то боялась. Должно быть, она верила, что так сможет меня уберечь. Но от чего уберечь, понимала ли она сама? Уберечь можно от царапины, от ссадины, от холода и голода. Но от судьбы уберечь невозможно. Она настигнет тебя на улице в виде падающего камня с крыши, она появиться кочкой на дороге и попадёт под колесо твоей машине, она небрежная улыбка незнакомки в проходящем автобусе, она молния на небе без единой тучи. Я верил в бога и не верил в судьбу, я ждал, мечтал и надеялся.

Я увидел, как возле нашего дома остановилась машина, это было знакомое серое БМВ старой модели. Я закинул рюкзак на плечо, и вместе с матерью вышел на улицу. Владельцем автомобиля был молодой парень, двадцати двух-двадцати четырёх лет, работавший у отца уже несколько лет. Мать пожелала мне хорошо провести время, и как-то выразительно посмотрев, попросила вернуться поскорей. Я улыбнулся, обещал, что обязательно вернусь и поцеловал её на прощание. Поздоровавшись с водителем, я сел на заднее сидение. Водитель тоже занял своё место. Мотор завёлся, дверь захлопнулась. “Ну что ж, пора в путь”. – Молвил я себе. Автомобиль развернулся и начал медленно набирать скорость. Через задние стекло я всё ещё видел фигурку моей родительницы, стоящую возле дома и провожающую меня взглядом. Я видел её в последний раз.

Машина неслась по центральной улице, мимо знакомых домов, магазинов и парков. Я радостно наблюдал как быстро они появлялись и исчезали, и меня веселила мысль о том, что я их не увижу больше месяца. Я не любил свой большой и серый город, пропахший промышленными отходами заводов и выхлопными газами машин, пронизанный суетой и угрюмостью его жителей. Автомобиль подъехал к аэропорту, к массивному зданию с высокими стеклянными стенами. Машина остановилась, я пожал руку работнику отца и вышел наружу.

Недалеко от центрального входа, я заприметил небольшую группку людей, человек десять, с сумками и рюкзаками похожими на мои. В них я без труда узнал туристов, должно быть это и была моя экскурсионная группа. Народ был разный: женщина до тридцати лет с двумя детьми, молодая пара – парень и девушка, несколько туристов-одиночек похожих на меня, в общем люди всякие. Вскоре к нам подошёл представитель тур агентства, и начал свою занудную речь про страховку, длящуюся где-то десять минут. Интересно что сам он считал свою болтовню нисколько не скучной, и даже с пылом пытался доказать нам, что их тур фирма просто эталон качественного обслуживания, а остальные канторы всего лишь жалкие ничтожные шарлатаны с дерьмом вместо мозгов. Затем он вкратце рассказал про каждую ожидающую нас страну, про то, что нас там будет ждать гостиница, представитель агентства и гид. Мне уже порядком поднадоели его разглагольствования. Наконец объявили посадку. Я летал раньше на самолёте, но всё равно немного нервничал. Пройдя таможенный контроль, моя группа направилась к белому ширококрылому гиганту.

Места были в первом классе. Объявили, чтобы все пассажиры пристегнули ремни. Ещё пару минут и самолёт начал двигаться, а вскоре взмыл вверх. И так началось, началось моё путешествие за мечтой. * * * * Полёт проходил где-то три часа. Ели бы не возрастная пара что сидела возле меня, мне бы было ужасно скучно всё это время. Инфантильность, глупость и капризность этих полных потных субъектов являлись их отличительной чертой, и я провёл большую часть полёта наблюдая за ними. Сначала этот толстопузый сорокалетний господин и его жёнушка, обладательница индюшачьей шеи, желатиновых рук и бочкообразной фигуры, пытались втиснуться в сидения и пристегнуться. Это заняло у них не мало времени и усилий, так что толстяки ещё больше вспотели. Муж же постоянно ворчал и как ребёнок ныл, что ему всё не нравиться: то кресло узкое, то ремень тугой, то ему душно, то стюардесса принесла не тот сок. На что жена ему отвечала, что он вечно брюзжащий бурдюк, набитый салом и дерьмом, а он обозвал её за это старой индюшкой. Я еле сдержал вновь нахлынувший приступ смеха. Однако это было ещё не всё.

Толстяка периодически тошнило, и он ругался то на брокколи с картошкой и беконом которые он съел утром, то на гамбургеры c тунцом которыми перекусывал в аэропорту. Раз в несколько часов, всё вокруг содрогалось от громкого возгласа “бэээээээ!”, и очередной бумажный пакет наполнялся странной неприятно пахнущей консистенцией. Могу предположить, что у этого потного нервного субъекта всего лишь был слабый вестибулярный аппарат. Когда полёт закончился и люди из первого класса стали выходить, я увидел в их глазах то же чувство облегчения, которое испытывал и я.

Первой страной, с которой должен был начаться экскурсионный тур, была Франция. Ночью мы прилетели в Париж, однако ночь в моём городе, и ночь во всемирном городе любви явно отличались между собой. Париж был ярким, так что ночь, а именно 01:34, скорее походила на ранее утро. Я с удовольствием отметил сей контраст, сравнив свой угрюмый серый индустриальный город с романтичным сказочным Парижем. Нашу группу встретили сражу же в аэропорту, уставших и заспанных порассаживали по машинам такси и отвезли в хорошую гостиницу.

Глава III – Забытая расчёска

Сороковой день моего путешествия. Небольшой комфортабельный микроавтобус марки “Мерседес” вывез нас на широкую шоссейную дорогу. Бухарест остался позади, и сейчас мы направлялись в историческую румынскую область, имевшую название Трансильвания.

За окнами мелькал хоровод деревьев, иногда разбавленный небольшими населёнными пунктами и дорожными знаками. Несколько часов я смотрел в окно наблюдая за дорогой, слушал музыку через наушники, а затем задремал под композицию “the Noose” группы “A Perfect Circle”. Очнулся я от того, что автобус начало сильно качать из стороны в сторону: он прыгал как мячик, вилял как пьяница после хорошей стопки портвейна. Я взглянул на часы, было 19:27. Мы в дороге уже шестой час. За окном шоссе я больше не видел, а видел размытую дождём всю в ямах дорогу. Окружали нас большие густо растущие ветвистые деревья, путь микроавтобуса пролегал через лес. Этот тёмный старый лес окружил маленькое транспортное средство, поглотил его в своё мрачное чрево.

Вечерело, пушистые кроны деревьев совсем не пропускали свет. Автомобиль, мирно покачиваясь в полумраке, преодолевал дорожные рытвины, а лес всё тянулся и тянулся. И казалось, что уже больше ничего не существует, кроме этого, бескрайнего сумрачного старого леса. Кроме его чёрных стволов и изогнутых сучьев, кроме его мирного сановитого спокойствия, кроме его мёртвой тишины. Мы ехали через лес уже час с лишним, и никто не знал, будит ли конец его мраку. Молчаливый водитель еле слышно слушал местную радиостанцию. Полненькая кареглазая Анна несколько раз его спрашивала, долго ли нам ещё осталось ехать? На что водитель отвечал ей всё той же неприветливой фразой: i don't speak English.

Так что никто не имел понятия, как скоро мы выберемся из леса? Да и вообще, выберемся ли? Среди этих тёмных ветвистых стражей, ощущалась безграничная оторванность от цивилизации. Словно деревья никогда не знали о том, что где-то за пределами чащи существует совершенно другой мир, наполненный суетой, кутерьмой и эмоциями. Словно они поклонялись культу отчуждённости. Их размеренное шелестение будто говорило: “Не спешите, путники. Посмотрите на нас! Мы спокойны, мы не знаем печалей и страхов, мы вечны. За пределами наших крон что-то есть, но оно нисколько нас не заботит. Всё суета, всё страхи и печали. А в нас успокоение, а в нас вечный путь, одна вечная мысль. Мы почтенные старцы, внимайте нашим речам! Кроме нас ничто не вечно. Мы одни стояли и стоим здесь, как и сотни лет назад. Всё суета. Не спешите, путники, не спешите…” Так говорили они. И я уже будто знал этот лес, будто чувствовал его. Он олицетворял для меня все мои сомненья и все мои мечты о будущей жизни. Обрету ли я своё место в мире? Или я до конца своей жизни останусь мечтателем? Хорошо ли то, что я думаю о жизни и смерти? Зачем люди не знают кто я, и какие мысли роятся в моей голове? И от чего люди не знают зачем живут? Преодолею ли я сей лес сомнений?

Дети Тамилы изрядно извелись от скуки. Мальчуганы больше не плевались, не толкались и не щекотались. Они дружно в один голос повторяли по десять раз в минуту один и тот же вопрос матери: когда мы уже приедем? Мать пыталась их успокаивать, однако её старания успеха не возымели. Супруги Левшенко беседовали, если так можно выразиться. Здоровяк Борис сидел в неуклюжей позе, скучающе глядел в окно, делая вид что слушает бесконечный трескот своей жены. Рита что-то оживлённо пыталась ему донести, всё больше и больше раздражалась и морщила свою лисью мордочку, смотря на отсутствующий взгляд и безразличную физиономию мужа. Господин Крумский уже как несколько часов подряд с серьёзной миной напряжённо изучал толстый путеводитель, изредка поглядывая на часы. Марк и Анна некоторое время тихонько беседовали. Затем Анна поудобней устроилась, положила голову на плечо супругу и закрыла глаза. Марк обнял её одной рукой, и дальше они ехали молча. Голубоглазая девушка со светлыми волосами слушала музыку через наушники, прислонившись к стеклу щекой. Её красивые глаза что-то выискивали в темноте, пытливо открывались и закрывались.

Никто уже и не надеялся на то, что чаща, когда ни будь кончиться. Однако то, что имеет начало, имеет и конец. И, следовательно, этой аксиоме, лес стал редеть. На землю спустились сумерки. В начале десятого вечера ещё было более или менее светло, и то, что проплывало за окнами возбудило в пассажирах автобуса неимоверное любопытство. Лес кончился, смиловался и выпустил отчаянных путешественников на свет божий. Деревья плавно перешли в крутые скалы, а скалы в высокое ущелье. Многотонные каменные гиганты обступили беззащитное транспортное средство, казалось, что они готовы были навалиться всей своей безграничной мощью и без сожаления раздавить копошащихся под ними букашек. Но они этого не делали. И единственной причиной сему, было всё тоже мирное спокойствие и абсолютное безразличие к окружающему миру, такое же красноречивое, как и у оставшегося позади тёмного леса.

“В странном краю очутились мы, - подумалось мне, - будто лес перенёс нас в совершенно другой мир”. Ущелье вскоре кончилось, и открыло перед нами неожиданную картину. Уставшим глазам туристов предстала зелёная уютная долина, одним боком упирающаяся в дремучий лес, другим – в крутые могучие холмы. В долине располагалось небольшое селенье, могу предположить, что оно состояла не более чем из восьмидесяти домов. По размытому грязному подобию дороги микроавтобус направился к нему. Должно быть наша конечная цель находилась здесь.

Селенье напоминало собой старинные посёлки России, где-то в районе Сибири. Грубо рубленные небольшие домики из цельных брёвен с круглыми маленькими окошками и чёрными дымоходами на треугольных крышах, напоминали русские избы, и стояли тихонько прижавшись друг к другу. Возле домов располагались цветущие сады, засаженные овощными культурами грядки, сараи, конюшни, укрытые брезентами стога сена, а также горки дров. Частенько можно было увидеть аккуратную старенькую лошадку, пасущуюся возле ворот у двора, либо везущую повозку. Четырёхколёсных транспортных средств я заприметил только два, это был видавший виды грузовичок, нагруженный мешками с овощами, и маленький облезлый с разбитыми фарами и треснутым лобовым стеклом Фольксваген старой модели, мирно почивающий в большой луже. Должно быть незадолго до нашего прибытия, посёлок накрыло ливнем. Деревья шелестели мокрыми листьями, а из-под колёс нашего микроавтобуса разлетались обильные брызги грязных луж. За нашим скромным автомобилем, упрямо продвигающемся через село сквозь бездорожье, с весёлым лаем увивалось несколько собак. Из открытых окон был слышен запах дождя, сена и навоза.

Глава IV – Поместье грёз

Когда уставшие туристы вместе со своим багажом, помятые и удручённые, выгрузились из микроавтобуса, они ожидали найти комфорт и отдых в конце долгого пути. А нашли лишь запертые дубовые двери большого двухэтажного особняка и грязь под ногами. После бесполезных продолжительных стуков в дверь и отборных ругательств Павла Крумского, во время которых Тамила пыталась закрывать уши своим сыновьям, стало ясно что нас здесь никто не ждал.

- Где чёрт носит этого проходимца гида, подоходный налог ему в задницу?! Нам что здесь до утра куковать! – раздражённо причитал господин Крумский, - Этот идиот-водитель, двух слов по-английски связать не может, привёз нас в какой-то мухосранск, выгрузил и удрал поскорей! Да ещё к тому же нас никто не встречает! Да это просто фигня какая-то!

- Мам, а что такое “мухосранск”? – пропищал Кирилл.

- И что такое “фигня”? – вторил брату Данил.

- Павел, вы могли бы по осторожнее выбирать выражения, - сердито проговорила Тамила, взглянув на своих сорванцов, - либо уже ругайтесь на английском языке, чтобы дети вас не понимали.

- Bullshit! Damn it! Fucking-digging! Fuck my bald skull! – тут же услужил недовольный мужчина еврейского характера.

- Thank you. – Процедила покрасневшая женщина.

Мы переглянулись с Валерией и рассмеялись.

- Похоже ничего другого не остаётся, как только ждать. – Сказал Марк, устало взъерошив волосы.

- Да, пожалуй. – Отозвались все.

На широкое деревянное крыльцо мужчины перенесли весь багаж, чтобы сумки и рюкзаки окончательно не выпачкались в грязи. Женская же половина разместилась на сумках сверху дабы передохнуть, сонные сыновья Тамилы легли с обеих сторон от матери и положили светлые головки ей на колени, мужчины остались стоять. Марк, Борис и Павел закурили, и немного отойдя в сторонку, чтобы не дымить на дам, перекидывались словами. Рита принялась жаловаться Анне, что муж так часто не восприимчив к тонкостям её ранимой души. Анна вежливо слушала её, но по её лицу было видно, что особого удовольствия от этого она не испытывает. Я не курил. Не скажу, что не пробовал, пробовал конечно же, несколько раз с приятелем Борькой мы курили на заднем дворе школы. Однако мне не понравилась постоянная сухость во рту после сигарет и запах дыма, который впитывался в одежду заглушая дезодорант. Так что вскоре я бросил это дело. Борька, кстати, тоже. Поэтому я присел на корточки возле дорожной сумки, на которой сидела Валерия. Девушка была одета в белую майку с цветным рисунком и короткие голубые джинсовые шортики. На ногах у неё были чёрно-белые высокие кеды. На запястьях находилось несколько браслетов, а на тонких пальчиках несколько колец. Ровные мягкие волосы были собраны в хвост.

- Ты чего так на мои ноги уставился? – строго спросила Вал.

- Я?! Ну я… эээ… как бы… я… просто… – растерянно замямлил я.

Девчонка залилась звонким смехом, а я покраснел как помидор.

- Просто у тебя красивые ноги. – С усилием выговорил я.

- Не обязательно так краснеть, когда хочешь сделать мне комплимент. – Произнесла голубоглазая хохотунья.

- Да я же не специально… - вымолвил я, на что Валерия опять звонко рассмеялась.

- Как ты думаешь, где мы? – спросила она.

- Где-то в Трансильвании, в забытой богом глуши. Судя по всему, здесь должен располагаться замок Дракулы.

- Я и не думала, что замок Дракулы находиться в таком захолустье. Представляешь, Дракула просыпается ночью и выходит на улицу. Думает: “Вот сейчас кровушки то попью!” Вдруг вдыхает запах навоза и развернувшись разочарованно уходит, бормоча себе под нос: “Аппетит пропал, пойду опять посплю”. – Весело защебетала светловолосая девушка.

- Бедный князь, здесь явно не подходящее место для него. – Улыбнулся я.

- Я тоже так думаю. – Она немного помолчала. – Странно как-то… почему нас никто не встречает? Может водитель ошибся, и не туда нас завёз?

- Не похоже… Зачем бы он тогда просто так вёз нас в такую даль через этот тёмный лес?

- И то верно. – Бросила Вал.

Откинувшись немного назад, девушка заболтала худенькими ножками, лукаво поглядывая на меня. Так прошло несколько минут.

- Слушай, - вдруг серьёзно начала она, - у меня всё не выходит из головы та старуха из Бухареста… она такого нам наговорила…

- Да уж, пугать эти цыгане мастера. – Хмыкнул я.

- Меня, кажется, её слова всерьёз напугали. И… мне тревожно с тех пор на душе. – В сметении проговорила Валерия.

- Да брось, Вал. Я уверен, что цыгане так потешаются над туристами. За деньги она бы напророчила что я стану владыкой вселенной, а ты – женой президента. Все её слова чушь, хотя и оригинальная. – Ответил я.

- Но ведь она денег с нас не взяла? – заметила девушка.

- Это верно. – Произнёс я, почесав затылок. – Ну она и так повеселилась, брать за это деньги было бы верх хамства.

- Понимаешь, в моей жизни несколько месяцев назад произошла страшная трагедия… Мне больно вспоминать об этом. И… та старуха сказала так: любовь – которая прорастает из смерти, и упирается в смерть. Я боюсь её слов. Я, боясь, что смерть снова ворвётся в мою жизнь и изменит её. – Печально проговорила Валерия.

Загрузка...