Виверна Викторовна

Пролог

Виверна или выверна, иногда выверница, реже встреч. аспидица

Существо видом отвратное,

тело имеет длинное, змееподобное, брюхо жирное, горло прожорливое,

зубы очень вострые.

Водится на болотах, любит лакомиться дохлятиной разною,

отчего дыханием смердит безбожно, но и на человека с голодухи напасть может.

От драконов отличается короткими

немощными крыльями и одной парой лап вместо двух и зубами с тремя зазубринами на вершинках.

Прим. автора: хвала Торопу и Маржижке, твари сии давно изведены напрочь рыцарями да охотниками на существ, на доспехи, кошельки и сумки пущены.

из “Мерзейшего бестиария” Фомы Приблуцкого

Кожа В. отличается большей прочностью и дорого ценится скорняками, не каждый мастер с ней может управиться. Но ежели вышло, то вещь такая будет стоить стократ дороже обычной.

Клык В. – сильнейшее магическое средство для обрядов колдунов разных и темнокнижников.

“Артефакторий” Мирок Мрак

На подсвеченном закатным солнцем пригорке собралась толпа селян. Один из них, немолодой и получше многих других одетый, стоял на коленях и держал мягкий клочок белоснежной шерсти в руках:

– Только не Ровена, только не она! – причитал он чуть ли не со слезами на глазах. – Как, как же такое сотворилось-то?

Вопрос был обращен к нанятому им давеча пастуху Орешку, тот сдвинул шапку и виновато почесал затылок:

– Я по нужде отошел в кустики, воды забыл с утра взять, только молока, а оно, видать, на солнце-то подскисло… А эти как разблеялись. Я выбегаю, штаны даж не натянул… А Ровенки нету. Как корова языком слизнула. Может, волк утащил?
– Лучшая моя овца! – подскочил с колен и накинулся на него пострадавший хозяин. – Из-за границы выписанная! Как отрабатывать будешь? Кого я теперь на ярмарку поведу? Кем хвастать буду?

– Ай! – прикрылся руками Орешек и подался назад.

– Погодь, Назарьян, – обратился к нему всегда рассудительный Жихарь, надо чтобы следы здесь кто-то сметливый глянул. – Может, волк, а может, и не волк… Давайте-ка тут топтаться не будем, а скликаем Деяна, он охотник опытный. Сообразит, кто овцу уволок, волк или человек.

Орешек отогнал стадо чуть дальше, чтобы отара не затоптала место преступления. Пока бегали за Деяном в охотничью избушку, народ организовал большое кольцо. Молодой охотник пришел недовольный, знать, оторвали его от важного дела.

– Сто лет как уже волков в наших окрестностях нет, – проворчал он, ступая мягкими сапогами внутрь кольца. – Если только пришлый одиночка какой, и то вряд ли. Даром звали, тут трава сухая, да вы своими сапожищами натоптали, какие я вам следы должен искать? Он вгляделся себе под ноги и быстро присел на корточки, а затем поднялся, держа в руках что-то похоже на кусок кости.

– Что там? Что там? – зашептались люди.

– Нашел чего? – вытянул шею Жихарь.

– Зуб, – в глазах обычно уверенного во всем, что говорит, Деяна мелькнула растерянность.

– Это от какой такой зверюги? – пригляделся Назарьян.

– Ну-ка, дайте глянуть! – седоусый Жихарь растолкал всех, схватил зуб с Деяновской ладони и поднял на вытянутой руке, дальнозорко вглядываясь. – Три вершинки на клыке! Святая Маржижка! Никак, выверница у нас завелась!

Глава первая

В кабинете известного пластического хирурга Вениамина Кульбецкого было тепло и солнечно, в большом настенном аквариуме плавала некрасивая рыбёха с толстым лбом и шлепала губами.

Вика расстегнула полупрозрачную черную шелковую блузку и продемонстрировала седому мужчине в белом халате идеально плоский живот.

– Вот. Недостаточно выражен изгиб талии по отношению к бедрам. Хочу удалить лишние ребра. И хотелось бы увеличить грудь на два-три размера, – она приложила ладони к чашечкам дорогого итальянского бюстгальтера.

– Лишние рёбра? – Кульбецкий приспустил очки на кончик носа. – У вас чудесная тонкая талия, Виктория Викторовна. Вы понимаете, что торакопластика – серьезное хирургическое вмешательство, которое проводится под общим наркозом и требует определенного реабилитационного периода? Вкупе с изменением размера груди, это будет весьма болезненно.

– Надо полагать, понимаю, раз пришла к вам, – Вика вскинула идеальную, не обошедшуюся без очень умелых ручек проверенного мастера, бровь.

Рыба в аквариуме снова пришлепнула губешками, выпуская изо рта пузырь.

– Губы тоже бы не помешало добавить, – покосилась на аквариум Виктория, запахивая блузку и выпячивая вперед и без того вызывающе пухлые губки.

– У вас дети есть? Замужем? – спросил Кульбецкий.

– Нет. И нет. А какая разница?

– Вам сейчас тридцать один, – зачем-то сообщил он, заглядывая в карту, словно она не знала своего возраста. – Если мы будем делать удаление рёбер, в ближайшие несколько лет беременность будет противопоказана.

– Ну и ладно, – пожала плечами Вика.

– Что ж, – вздохнул доктор, который таких дамочек повидал предостаточно. – Я бы рекомендовал вам взять паузу на размышления. – А что уже делали? Пока только ринопластику?

– Да, перегородку мне исправили, заодно убрали горбинку, – провела она пальцем по спинке носа.

– Как прошел послеоперационный период?

– Без проблем.

– В любом случае вам нужно сдать анализы, мы не принимаем пациентов с результатами не из нашей клиники, и побеседовать со штатным психологом. Простая формальность. Отговаривать вас никто не собирается.

– И не получится. А можно как-то ускорить все? У меня летом важное событие. Хочу быть в форме.

– Могу поставить вас в план на восемнадцатое, – обвел он ручкой в кружок нужную дату. Это ближайший возможный день. При условии удовлетворительных результатов анализов, конечно. Моя помощница выдаст список всех рекомендаций, и запишет вас на следующую консультацию. Пока на этом все.

– Ага, – кивнула Вика, поднимаясь со стула. – Спасибо.

Она вышла из кабинета Кульбецкого, забрала у девочки на ресепшне сумочку с Оливией, прошла по коридору и нажала кнопку вызова лифта.

В зеркальной стене отразилась ухоженная молодая женщина, воплощающая собой эталон современных косметических ухищрений. Но Вика всегда смотрела на себя оценивающе, с мысленным вопросом: “а что бы еще улучшить”?

Вот исправит талию и грудь, и станет идеальной. Почти.

Из сумочки высунула мордочку Оливия, шпиц оранжевого окраса, и недовольно тявкнула.

– Знаю, ты не любишь замкнутые пространства, детка, – потрепала ее по голове Ви.

***

В приемной офиса, за стеклянными дверьми с изящным логотипом из переплетающихся сиренево-черных букв “ВиВи” и слоганом, гласившим ниже “Мы знаем, как делать людей красивыми”, Вика отпустила Оливку размять лапы, а сама недовольно скривилась.

Место за столом администратора, вместо позавчера уволенной девицы, занимала девушка совершенно непрезентабельной внешности.

– Здравствуйте, – вскочила она на ноги, признав в Вике своего нового работодателя и смущенно натянув безвкусную трикотажную кофту на полноватые бедра.

– Добрый день! – Вика смерила ее таким критическим взглядом, что та покраснела до корней собранных в унылый хвост волос, понимая, что первое впечатление провалено.

– Я Наташа, меня прислала Надежда из агентства…

– Неважно, – бросила Вика, и прошла в свой кабинет, вынимая из сумочки телефон и набирая заклятую подружку из агентства по подбору персонала.

– Ви, моя дорогая, привет! – звонко ответила ей Надя, как всегда чуть манерно растягивая слова.

– Надин, а что за бегемот сидит в моей приемной? – сходу взорвалась Ви, набрасывая классический тренч оттенка “кэмел” на плечики, и убирая их в шкаф.

– Викуля, это не бегемот! – вызывающе дружелюбно пояснила Надя. – Это Наталья, очень ответственная девочка, грамотная, после университета.

– А что ее в университете не научили нормально одеваться? И не жрать, как свинья, чтоб потом юбка на боках не трескалась? Ну ты серьезно? У меня сеть магазинов профессиональной косметики, а не сельмаг.

– Вика, – Надин голос стал суровее, – а ты серьезно? За месяц пятую девочку уволила. И это только за апрель. У меня кадры закончились, а те, что остались, к тебе идти не хотят, наслышаны. Чем прошлая не угодила?

– Ты брови ее видела? Что за Пьеро? Вот эти “запятые” у переносицы. Она мне настроение портила своим лицом. Я ей даже сертификат подарила к броумастеру. Эта дура опять со своими бровями пришла, счастливая… Матери передарила.

– А до нее?

– Бесила! Мало того, что голос писклявый, еще и нос огурцом.

– А перед писклявой?

– Эту лучше не вспоминай. Зубы, как у бурундука из “Чип и Дэйла”, вразлет. Ты где их всех достаешь? Найди хоть раз нормальную!

– У Кейт Мосс зубы тоже вразлет, и ничего, икона стиля! – сходу парировала вредная Надька. – Брижит Бардо опять же…

– Ну ты не сравнивай Брижит и Настю из Кукуева! – рявкнула Вика, распаляясь не на шутку. – Нормальную, говорю, найди!

– Да для тебя нет нормальных! – не выдержала и Надя. – У тебя все уродки, отстойные да сельские коровы. Получит зарплату, купит себе нормальные шмотки! Похудеет. В любом случае других кандидаток нет, появятся – пришлю фото.

– Ладно, – Вика чуть остыла. – Просто эстетика – это важно. В моей сфере особенно. Буду ждать.

Глава вторая

– На, детка, на, моя золотиночка, моя скотиночка любименькая, ам-ням-ням, – Вика взяла с блюдца в холодильнике заранее отваренные и очищенные домработницей креветки и скормила Оливке.

Та проглотила лакомство, облизнулась и уставилась на хозяйку черными глазками-бусинками, выжидая добавки.

– Но только одну, – уведомила ее хозяйка, – больше нельзя.

Оливка с таким скупердяйством была не согласна, на что коротко тявкнула, выражая неудовольствие.

В просторной квартире царил идеальный порядок, полированная черная столешница отражала блики дизайнерских светильников, в вазе стояли свежие фрезии – Викина заморочка. Когда-то она решила, что любить розы или лилии – слишком банально, и придумала любить фрезии, чтобы кавалеры сразу понимали – перед ними не какая-то простушка. Мужчин, желающих познакомиться с Викой поближе было предостаточно, поэтому фрезии редко доживали до стадии увядания.

Она переоделась в пижаму из натурального шелка, взяла бокал на тонкой ножке и поставила на стол. Из шкафчика достала бутылку белого полусухого и там же нашарила рукой штопор. Вкрутила винт, чуть пошатала и опустила “лапки”. Штопор вылез вместе с кусками крошащейся пробки. Вика выругалась и повторила попытку. Пробка лишь крошилась.

– Тоже мне, с Парижу! Дерррьмо собачье! – разозлилась Вика на бутылку. – Не умеют пробки нормальные делать.

Она взяла телефон в руки и стала просматривать диалоги в мессенджере, размышляя кем бы занять сегодняшний вечер. Все были не те. Лысоватые кандидаты на роль “папиков”, холеные молодые ребята, которые по факту не вывозили уровень ее притязаний, просто случайные лица, желающие склеить “грамотно упакованную телочку”. Вика несколько раз прошлась по диалогам, делая вид, что не замечает одного-единственного, который магнитом притягивает ее взгляд, заставляя возвращаться к нему снова. И все же остановила на нем палец и нажала кнопку вызова.

– Я тебя просил не звонить мне вечером, – раздраженно прошептал долгожданный бархатный голос. – Моя еще не спит.

– А где “здравствуй”, Рома? – добавляя в свой тембр как можно больше низких сексуальных нот промурлыкала Вика. – Ром, приезжай, а? Так одиноко, так грустно. Хочу тебя… видеть.

– Не могу, солнц, – пробормотал он. – Завтра рано важное совещание, Дианкин отец представит меня совету директоров. Нам вообще уже давно пора взять паузу.

– Ну, пожалуйста, – прошептала Вика в отчаянии, – я тебя очень-очень прошу.

– Все, не могу больше говорить, – быстро пробубнил Рома и нажал отбой.

Увы, но из всех существующих в мире мужчин Вике нужен был только он.

Рома был сложен, как греческий бог, имел бесподобный профиль, обаятельный смех и сумасшедшую уверенность в себе. А еще он был такой мужественный…

И летом женился на Диане, в будущем наследнице очень большого капитала. Разумеется, не по любви.

Вика часто представляла себе, как появится в самый разгар торжества эффектно, драматично, сногсшибательно. И все сразу поймут, кто здесь истинная королева. А главное, Рома все осознает и будет валяться у нее в ногах и умолять вернуться.

Она, зачем-то продолжая слушать короткие гудки, прикрыла глаза и села на пол, издавая отчаянное “ыыыыыы”.

Оливка поднялась со своей лежанки, подбежала к ней и уткнулась носом под коленку.

– Только тебе я и нужна, – Вика вытерла глаза и расцеловала собачку в пушистую голову.

***

– Ты все еще здесь? – на Наташино “здравствуйте” раздраженно бросила Вика, влетая утром в офис.

Под большими солнечными очками у нее скрывались патчи: вино и слезы имеют свойство портить женские лица. Вчера у нее снова было предостаточно и того, и другого. – Звонил кто?

– Да, Виктория Викторовна, – Наташа продолжала раздражать всем своим существом. – Звонили из клиники пластической хирургии. Просили связаться с ними по номеру…

– У меня есть их номер, Настя, дальше!

– Несколько счетов попало на главную почту, я переслала их в бухгалтерию. Вам звонили из журнала “Бьюти… Бьюти”, сейчас, – она стала искать на столе бумажку с записанным названием.

– “Бьюти-сторис”? Господи! Два слова не запомнила? Что хотели?

– Предлагали сделать обширное интервью в рубрике “Предприниматель года”.

– Это все? Насть, ты фильтруй информацию, что ты мне все подряд рассказываешь?

– Я Наташа, а не…

– Какая разница? Смысл мне запоминать, Маша ты или Наташа, вас тут конвейр.

Вика зашла в свой кабинет и набрала клинику Кульбецкого. Ей ответил сам хирург.

– К сожалению, Виктория Викторовна, операцию придется отложить на неопределенный срок.

– Почему? – выдавила она из себя.

– Показатели свертываемости вашей крови недостаточны для проведения хирургического вмешательства. Клиника, и я в частности, не готовы нести такие риски. Вы можете приехать и забрать результаты всех анализов, я готов даже пояснить вам все лично, но это ничего не изменит. Мне жаль. Я рекомендую вам обратиться к своему лечащему врачу и пройти дополнительные обследования. Свертываемость крови – величина непостоянная, бывало, что проходило время, человек снова сдавал анализы, и все было успешно.

– Вы перепутали, все у меня итак хорошо. У меня уже были операции, вы же знаете. Нужно пересдать этот анализ. Мне необходимы операции сейчас! Я готова оплатить риски!

– Ничего не могу добавить к уже сказанному. До свидания.

– Ааааа! – Вика бросила трубку и посмотрела в огромное зеркало, что занимало добрую часть стены.

Оттуда на нее робко глядела неказистая девочка-подросток со скобками на зубах, пухлая, с крошечными глазками и широким носом. Угольно-черные крашеные волосы патлами свисали вокруг лица и только подчеркивали изрытую акне кожу, неумело замазанную дешевым тональником.

– Настя! – крикнула она в приемную. – Настя! Как тебя там?

Глава третья

– Наташенька, случилось чего, что понурая такая? – древняя бабка с чудным именем Немезида Никаноровна, у которой девушка снимала комнату в квартире, прошаркала в коридор, заслышав хлопок входной двери. – Обидел кто?

– Ненавижууууу! – взвыла Наташа, опускаясь на табуретку и стягивая с шеи шарф и тряся им в воздухе. – Всю душу вытрепала! Стерва, стерва!

– А кто же это такая? – жадно спросила старушка, чувствуя что сейчас будет что-то интересное.

– Начальница! Придирается, внешность ей моя не нравится! Все для нее во мне не так, злющая, только с собакой своей целуется, а на меня гавкает или гадости говорит.

– Какая плохая женщина, – сочувственно поддакнула Немезида. – Вот бы её взять да под поезд, правда же? И чтоб кровища по рельсам!

– Вы что, – шмыгнула Наташа носом и испуганно взглянула на женщину. – вы что ж такое говорите, нельзя так с людьми!

– А чего тогда ты бы хотела? – призадумалась кровожадная бабулька.

– Ну чтобы она осознала, что не права, поняла…

– Ууу, – Немезида Никаноровна махнула рукой. – Не зря она на тебя орет! Скучная ты, Наталья, прям, как моя жизнь на пенсии. Без хребтины ты, девка.

– Эх, зарплата-то большая должна быть, мне бы хоть до конца месяца продержаться, – подвыла Наташа.

– Знаешь, когда силы есть держаться? – прищурилась старуха хитро, – Когда понимаешь наверняка, что будет сатисфакция.

– Что? – молоденькая Наташа художественных книг читала мало и слов таких не знала.

– Воздаяние, – пояснила Немезида. – Она на тебя орет, а ты терпишь и даже немного улыбаешься внутри себя, потому что знаешь, что отмщение не за горами.

– Ну так откуда ж оно возьмется, это воздаяние?

– Можно организовать, – у старушки от предвкушения приятной работы даже руки затряслись сильнее обычного. – Только я уж от себя немного фантазии добавлю, у тебя-то, видать, все плохо с этим делом. Делаем?

– Делаем, а как?

Немезида хлопнула в ладоши и обрадованно засмеялась.

– Две недельки жди. Я все порешала.

– Хотя погодите! – воскликнула Наташа, одумавшись. – Давайте, все же под поезд!

– Ну уже поздно, как получилось, детонька, – качнула головой старушка.

***

– Мне сказала Софа, – журчал в трубке инфантильный Надькин голос, – что у него все селебы носы и титьки делают повально. Поэтому он сам из Тайланда в Москву иногда приезжает, ради удобства. У него рука знаешь как набита! По десять операций в день шпарит и даже не потеет. Все, что угодно может. Из крокодила делает конфетку. Но у тебя итак все хорошо, ты ж красоточка. Но не рекламируется, чисто по сарафану, чтобы проверенные люди шли.

– Номер телефона есть? – с надеждой в голосе спросила Вика и записала на первой подвернувшейся бумажке.

Вика в тысячный раз открыла Ромину страничку в соцсети и в недоумении уставилась на экран телефона. Сердце оборвалось, рухнуло в пропасть, разбилось на куски. Страница стала для нее недоступна. Она набрала номер, который знала наизусть, несколько раз подряд, но звонок автоматически сбрасывался.

Мужчина ее мечты молча и в одно мгновение вычеркнул ее из своей жизни!

Ну ничего, Вика давно устала мотать сопли на кулак. Он еще будет жалеть и локти кусать!

Уже через час водитель вез Вику по адресу небольшой клиники, в которой на время обосновался тайский новомодный пластический хирург. Он оказался менее категоричным, чем ретроград Кульбецкий, и счел вполне приемлемыми результаты Викиных анализов. Почти две недели, и привет, обновленное тело! Это будет страшно красиво.

Две недели с одинаковым нетерпением ждали обе: и Вика, и Наташа. Одна предвкушала свою будущую неотразимую, сногсшибательную красоту, другая то страшилась неизвестно чего, то, после очередного разноса, мстительно поглядывала на холеную начальницу.

– Знаешь, Насть, а я уже и привыкла к тебе, – заявила однажды ей Виктория Викторовна. – Может, и сработаемся. Вот выйду после операции, и помогу тебе с новым образом? С диетой? Если хочешь. Я же раньше тоже была эээ… с лишним весом.

– Угу, – кивнула Наташа и страшно устыдилась. А вдруг теперь из-за нее и полоумной бабки с начальницей случится что-то ужасное?

Она еле дождалась конца рабочего дня и заторопилась на съемную квартиру. Немезида Никаноровна смотрела шоу по телеку, в котором обсуждались семейные дрязги каких-то сомнительных личностей.

– Немезидканоровнааа! – забежала Наташа к ней в комнату. – Я передумала, давайте не будем эту самую, сатисфакцию! Человек просто вспыльчивый, период тяжелый в жизни…

– А я тебя за язык не тянула, – улыбнулась Наташе старушка. – Колесо запущено уже.

И славненько рассмеялась.

На следующий день Вика, завезла Оливку Наде и, унимая дрожь от волнения, поехала в клинику. Там ее проводили в палату для подготовки к операции.

Ровно в три часа дня она лежала на кушетке и глядела, как анестезиологическая маска приближается к ее лицу. Четыре… три… два… Донеслось до нее, словно сквозь толщу воды.

В три часа и семь минут Надин, глядевшая в гостиной турецкий сериал, услышала, как Оливка оглушительно тявкает, взвизгивая и рыча. Надя поднялась с дивана и заглянула в комнату, где спала собачка. Оливки нигде не было.

Как и пациентки на операционном столе приезжего тайского хирурга…

Глава Четвертая

– Померла бабёнка? – произнес кто-то совсем близко.

– А ну тише, Буря, не лезь! – другой, тоже мужской, прикрикнул на собаку. – Да не лезь, говорю! Живая.

– Дышит? Срамотища какая! Чего ж она нагишом-то тут лежит?

В Викину шею ткнулся собачий влажный нос, затем на тело опустилось что-то вроде пледа. Ох, ну и замерзла же она тут лежать!

– У меня не спрашивала, нагишом ей тут на болоте валяться или нет, – проворчал тот, который с собакой.

– Ее, наверное, как овцу, чудище утащило, да сожрать не успело. А тощая какая, а до чего страшнючая!

“Это кто тут страшнючая, интересно?” – подумала Вика и чуть приоткрыла один глаз. Картинка была, мягко говоря, нечеткой. Перед глазами расползались радужные анестезиологические круги.

– Ты смотри, как губехи-то как разбарабанило, – подключился третий голос. – Ужель ее мошка так в рот покусала?

– Мошка тут лютая, – согласился первый. – Мне прошлым летом в глаз прилетела, так так же забубенило. Чего делать будем?

– Поднимайте да ко мне тащите, Буря, не трожь дохлятину!

“Надеюсь, это тоже не обо мне”, – подумала Вика, испытывая неудобства от лежания нагим телом на голой и холодной земле. Она приоткрыла второй глаз и свела зрачки к носу. Затем снова развела в разные стороны. Глаза разъехались, картинка, которая почти оформилась в четкую, теперь раздвоилась.

– Курицу дохлую, говорю, не тронь! – один, которого не было видно продолжал ругаться на собаку.

Крупная псина глухо и обиженно гавкнула, но, видимо, послушалась хозяина.

Над головой нависало две одинаковые пары бородатых мужиков в шапках. Мужики усилием Викиной воли съехались в одну пару.

“Ну и мерзкие рожи, чисто кунсткамера! – мелькнуло у нее в голове. – У хорошего тайского анестезиолога и отходняки занятные!”

Повальная мода у современных мужчин отпускать бороды Вике не нравилась: мало того, что борода идет не каждому, так еще и не все готовы следить за ней!

Эти двое были из последней категории.

Сейчас они отошли от нее и осматривали место поблизости.

– Гля, следы от лап и пуза, продавила аж землю тут и тут, выверна-то, – сказал один.

– Пойдемте-ка, чего стоять, – хозяин пса показался в поле Викиного зрения. Он оказался невысоким, при этом самым старшим и полностью седым. Светлая рубаха его на груди и манжетах была украшена интересной вышивкой в виде голубой листвы.

Интересно, что одеты они все были, как двинутые на экологии, в льняные штаны и рубахи, подвязанные поясами на старинный манер, у Вики тоже была пара платьев а-ля эко, годились, по ее мнению, они только для красивых фотосессий на природе, а так страшно мялись.

– Не будет Назарьян доволен, Лебёдка, что мы без спросу ее в деревню притащили мало ли какая хворая она или заразная. Надыть его уведомить.

– С Назарьяном я сам уговорюсь, уж будь спокоен. Чего репы чешете? У меня спина больная, сам потащу – без знахаря село останется. Пока тумкаете, чудо-юдо вернется падаль свою проверить.

Вика немного занервничала, когда два не самых симпатичных человека протянули ей свои немытые ручища:

– А ну, фу! – осипшим голосом прошептала она. – Лапы вонючие свои убрали!

– Ругается! – сказал левый.

– Сама пусть идет тогда, раз живая, – обиделся правый.

– Сама пойдешь, горемычная? – уточнил у нее старший, которого назвали Лебёдкой.

– Никуда я с вами не пойду, – прошептала Вика, думая, что машет руками и делает злое лицо, но выходило только нервное подергивание ладонью одной руки. – Сгиньте, куда ночь, туда и сон! – вспомнилась ей, как она в детстве говорила, когда снилось плохое. – Фу, фу, фу! Куда наркоз, туда и глюки!

– Чего несет?

– Дурочка, наверное, грех такую обижать. Сама не понимает, чего лопочет, – по-доброму сказал Лебёдка.

Мужики подхватили бормочущую какую-то околесицу женщину, знахарь поправил на ней тряпицу, прикрывающую срам, большой пушистый пес с хвостом, завернутым бубликом, затрусил впереди, разнюхивая и помечая все попадающиеся пни.

Рыжая курица, лежавшая неподалеку точь-в-точь околелая, неловко поднялась, крутанулась на месте, и поковыляла следом за процессией.

Вике уже стало и вовсе страшно, она притихла, тревожно размышляя о том, как относиться ко всему происходящему. К рукам и ногам возвращалась чувствительность, но вместе с тем тело все страшно зудело и болело, казалось, кожа вот-вот лопнет. Бедная, она только и делала, что ойкала, и было ей не до разглядывания бревенчатых домиков, средь которых они уже шли.

А вот народный интерес их компания привлекла очень быстро.

– Эй, Фрол, эй, Крол, это кто у вас там? – бежали за ними ребятишки, а женщины, выглядывали из-за калиток и от любопытства вытягивали шеи.

– Кикимору болотную тащим дядьке Лебёдке на лечение! – острил Фрол.

– Ох-оой, – плакала “Кикимора” от боли.

– Щас, бабонька, – приговаривал Лебёдка, – щас мы тебе поможем, только дойдем до избы. На болоте невесть сколько пролежать – это не шутки. Гадюки не покусали, и хорошо. Они, знаешь, не на каждого наползают. А вот от гнуса спасу нет. Эт тебе большое счастье, что я за цветом багульника пошел. – Ну, почти пришли. Кладите-ка ее на лавку. Буря, куда лезешь, иди в будку!

Он торопливо забегал по избе, разводя огонь в печи, гремя мисками.

– Мы пойдем? – спросил то ли Крол, то ли Фрол, не очень-то аккуратно опуская ношу на лавку.

– Пойдите, – разрешил Лебёдка, всыпал горсть трав в горшок, налил туда воды и сунул в печь. – Как зовут-то тебя, знаешь-помнишь? – присел он с краю, выжидая, пока вода закипит, отвлекая женщину от боли ласковым разговором.

– Ика, – выдохнула несчастная.

– Как-как? – знахарь приложил к уху ладонь.

– Ика…

– Ничего не понял. Найдёной будешь. Я так всех бродяжных зову. Коль мужик – Найдён, коль баба – Найдёна. Много вас таких, всех не упомнишь.

– Вика я!

– Так, Найдёна, у меня тут свои порядки. Потому не барагозь, потерпишь. А там вернешься, откуда пришла, хоть Викой, хоть Пикой, хоть Ежевикой.

Глава Пятая

Проснулась Вика, когда солнце за небольшим окошком, прикрытым с одной стороны короткой белой шторкой на веревке, уже клонилось к закату. Проснулась и поняла: из наркоза она не вышла.

Она лежала на низкой широкой лавке под тонкой грязно-белой простынью в застаревших бурых пятнах, вся облепленная тряпицами, пропитанными жирной вонючей мазью. Самая щедро сдобренная тряпка лежала у нее на губах, отчего Вику чуть не вывернуло. Благо, перед операцией ничего не ела.

Тело чуть покалывало, но было не в пример легче, чем накануне.

Однако ужас осознания того, что с ней случилось что-то страшное, усиливался.

Неужели она попала в лапы каким-то бандитам? Усыпили ее, может, подумали, что отбросила коньки, да выбросили возле какого-то колхоза. Сами небось, уже квартиру обчистили… Или (о ужас!) бизнес переоформили на себя! А если и Надька с ними в сговоре? Ну нет, Надька не может.
А что, если может? Дела-то у нее в конторе шли в последние месяцы неважно. Как наводчица, получила свою долю и в ус не дует. А! У нее же Оливка в заложниках!

– Проснулась, Найденка? – заглянул в избу знахарь, прерывая ее догадки, что были одна ужаснее другой. – Скоренько ты, думал, до утра проспишь. Полегчало?

– Я воняю, как барсук! – вместо ответа сморщилась Вика от запаха своего тела и “Найденки”.

Он бросил ей рядом одежку:

– Ну нет, барсуки в сравнении с тобой почти не воняют. Мазь забористая! Там банька истоплена, сходи, смой с себя грязищу болотную да натирки. А я ж тебя не спросил, откуда сама-то?

– Из столицы, – ответила Вика. – Мне бы позвонить. Дадите?

– Из самого Славограда! – удивился Лебёдка. – Это как тебя сюда притащило? А на кой тебе звонить? У нас в часовенке Маржижкиной только служки и монахи могут звонить. А кому-попало не разрешают, уж извиняй, колокола дергать.

– Дядя, какой Славоград, какие колокола? – Вика присела на скамейке, прикрываясь простынью. – Ты что несешь такое? Москва-сити, понимаешь? Из Москвы я.

– Это где ж такая столица? – нахмурился знахарь.

Тут уж Вике совсем сплохело. Она стала судорожно перебирать в голове страны, в которых столицей мог быть какой-то Славоград. Название отдавало Восточной Европой. “Точно не Болгария, Румыния – Бухарест, Венгрия? Там Будапешт! – перебирала она. – Может, Словакия? А какая столица в Словакии? Бинго! Точно, она родимая!”

– Мы в Словакии? – выпалила она, напряженно вглядываясь в морщинистое лицо пожилого мужчины.

И тут же в мыслях плавно всплыло кислое лицо школьной географички: “Братислава. Столица Словакии”.

– В Радони-матушке.

Знахарь сказал это, почесал затылок озабоченно и, придав голосу тошнотворную ласковость, спросил:

– Ты, наверное, сызмальства, немножко с дурнинкой? Или после беды какой не в себе стала?

– Хотя как ты ж ответишь. Вы ж, горемыки, сами того не ведаете, – добавил он задумчиво.

Буря во дворе взорвался громким лаем.

– Лебёёёдка! – зычно закричал кто-то с калитки. – Лебёёёд! Дома?

– Что такое? – выглянул хозяин во двор.

– Спасай! Рожает, Радмилка моя рожает!

– Дак бабку зови, – крикнул ему Лебёдка. – Я пошто в это дело буду лезть?

– Не справляется бабка, она и послала! Говорит, пусть Лебёдка в помощь идет, вся уже измучилась моя.

– Совсем плохо дело? – подхватился знахарь и стал собирать мешочки с травами в холщовую сумку да другие снадобья укладывать.

– Совсем, – Вике показалось, что мужик у калитки всхлипнул.

Знахарь забеспокоился:

– А как же я тебя оставлю тут. Только б избу не спалила… Ты в баню-то сходи, в печку не лазь, задвижки не трогай, дров не подкидывай, тихонько помойся. Да тут на столе чего лежит, поешь. И сиди, как мышка. Я постараюсь побыстрее. Если что, там тряпки, вон, возьми, да на печи укладывайся спать.

– Я что, Жихарка в гостях у Бабы-Яги? – Вика посмотрела на него с недоумением. – Печи, бани, знахари… Идите, ладно. Ничего лишнего трогать не буду.

– Ну, храни тебя Тороп, – сказал знахарь преимущественно своей избе, а не Вике, подхватил сумку и заторопился к роженице, наказав Буре стеречь имущество.

Вике страсть как хотелось смыть с себя липкую жирнючую мазь. Идеальным вариантом был бы горячий душ, мочалка с хорошей порцией ароматного геля для душа. Но за неимением оного, и баня казалась неплохой идеей.

– И как я в баню, пойду, – высунула Вика голову из дверей, оглядывая пушистого сторожа, который разлегся на крыльце. – Ты чего тут валяешься?

Буря гавкнул.

– Стемнеет скоро! Итак жутко в какую-то баню переться, пусти, а?

Она аккуратно выставила одну ногу за дверь, затем переместила другую. Буря повел ухом, но промолчал. Под его недовольным взглядом Вика, как солдат, вытянувшись по струнке, медленно спустилась по ступенькам крыльца. Осмотрела нехитрый двор (колхоз – колхозом!) в сумерках и направилась в невысокую, потемневшую от времени баню.

Из собачьей будки вдруг выскочила рыжая курица и кинулась Вике под ноги.

– Ууууй! – взвизгнула та, подпрыгивая от ужаса, – Это что это, кто это? Иди отсюда, кыш!

Радонь, блин! Нашли дуру. Выдумали несуществующее государство. Но она еще докопается до истины! А дедок-комедиант притворяется славным таким. Сектанты. Мошенники. Наверняка, он где-то прячет телефон.

Старая баня была мало похожа на те чудесные бревенчатые спа-сооружения с запахом свежей древесины и широкими купелями, которые иногда посещала Вика.

Она брезгливо огляделась и принюхалась. В носу все заполонил сомнительный запашок от Лебёдкиной чудо-мази.

На стене в предбаннике сушились пучки трав.

Стараясь ничего лишний раз не касаться телом, она встала голыми ступнями на склизковатый пол, отыскала деревянные ушат и черпачок, и набрала холодной воды, потом, едва не прижарив себе филейную часть о печку, добавила кипятка.

– Господи, он еще и хозяйственным мылом моется!

Без мыла мазь не смывалась даже водой погорячее. Вика долго решалась. Затем взяла мерзкий обмылок двумя пальцами, обдала кипятком для дезинфекции, намылила тело.

Глава Шестая

Можно многим вещам найти логическое объяснение. Даже самым странным. Можно думать, что у тебя галлюцинации, что тебя чем-то опоили или что ты находишься внутри какой-то крутой игры и проходишь квест в виртуальной реальности, поразительно похожей на настоящую жизнь. Но станет ли от этого легче? Возможно, но лишь отчасти.

Если ты голоден так сильно, что сводит живот, какая разница снится тебе это или нет? Ты пойдешь искать еду. Во сне ли, в игре или наяву.

Так утешала себя Вика, оставив тщетные попытки объяснить все происходящее с ней рационально. И в итоге пришла лишь к одной стратегии.

Есть проблема – решай проблему. Нет проблемы – ищи способ выбраться из этого дурдома.

Как решить проблему превращения из человека в уродливую рептилию, было неясно.

Первые пару часов чудище ревело, как могло, потом обессиленно лежало на полу и грустило, под утро, обессиленное, провалилось в тяжелый сон. И проснулось лишь, когда рассветные лучи солнца пролезли в маленько банное окошко и пощекотали веки.

Отчего Вика, от души чихнув, проснулась.

Знахаря, судя по всему, не было всю ночь, иначе он бы наверняка обнаружил пропажу и догадался заглянуть в баню.

Буря устал гавкать и торчал рядом, иногда с любопытством суя свой нос в дверь, чтобы поглазеть на привалившее в хозяйство лихо. Пернатая же, наоборот, испытывала к Вике-ящеру необъяснимую привязанность и не отходила от нее ни на шаг.

Хлопнула калитка. Буря сорвался встречать хозяина и по доносящемуся выразительному гавканью Вика поняла – ябедничает, поросёнок.

Шуму-то будет, когда тут в бане её такую обнаружат! Она горько вздохнула и приложила ладони к щекам. Ладони были обыкновенными, человеческими, ее собственными. Она подскочила к зеркалу и счастливо ахнула: личико родненькое, любименькое, хорошенькое, только вот как будто губы чуть подсдулись. Будто филлер слегонца рассосался.

– Найденка! – позвал Лебёдка, заглядывая в дом. – Ты где?

Вика судорожно натянула штаны, огромные штаны, не имевшие резинки, тут же свалились, – все равно, что мешок на оглоблю надеть. Пояс где-то потерялся. Кое-как она ухватила их за разные края и завязала узлом под грудью поверх рубахи. С той тоже было все не слава богу. Пошитая на крепкого мужчину, рубашка чрезмерно открывала грудь и пришлось и там навязывать морские узлы из стягивающих тесемочек, да закатывать рукава. Отошла подальше от зеркала, чтобы увидеть себя в полный рост и загрустила: обнять и плакать, ну чисто телепузик на выгуле.

– Найденка! – распахнулась дверь и удивленный Лебёдка в сопровождении пушистого ябедника вытаращился на нее, – Ты чего в бане-то сидишь?

– Печь стерегу, – сказала Вика, моргая глазами.

Лебёдка открыл задвижку: угли разве что только инеем не покрылись.

– Она ж давно протопилась!

– Да? – Вика с удивлением заглянула в печь. – И, правда, уже прогорели. Ну, раз теперь переживать не о чем, можно и позавтракать!

Она протиснулась мимо знахаря и пошла в избу. Курица побежала за ней.

– А курицу у кого упёрла? – тихо спросил ей вслед Лебёдка.

– Где ж ты жила-то, что ничего не можешь? – удивлялся он, когда оказалось, что от новой жилички проку немного, и кашу готовить придется самому. – А руки-то как у царевны! Если ты тут жить собираешься, я против слова не скажу, мне даже веселее. Но лентяйки и дармоедки даром не сдались. Будешь воду носить из колодца, избу мести, все, что скажу, по хозяйству делать. И не бухтеть. Умеешь-не умеешь, научишься! А не хошь помогать, так я никого не держу. Калитка всегда открыта.

– Поняла, – кивнула Вика, приглядываясь к мешочку на шее знахаря: и форма, и размер уж очень смартфон напоминали. Да еще и так по-стариковски на шее носит. – Роженица-то живая?

– Выкарабкалась. И разродилась. Не зря мы с бабкой-повитухой ночь не спали, дело хорошее сделали, человеку в мир помогли выйти и без мамки не оставили. Только спину совсем разогнуть не могу.

– Так а что ж вы, как сапожник без сапог? У вас этих мазей на любой вкус и аромат.

– Запустил я уже это дело, все не до себя было. Так намажу на ночь под собачий пояс, легчает. А постою ночку у постели хворого, так сразу и прихватывает. От старости мазилки нет. Кого там опять принесло? Смотри за кашей.

– Буря, цыц! – прикрикнул он, выходя во двор.

Ясное дело, Вика уставилась в окошко, а не на чугунок с пшенной кашей, что стоял в печи, хотя живот уже нетерпеливо подвывал в ожидании питания.

У калитки стоял высокий крепкий мужчина лет эдак сорока пяти, может, старше, в темно-русой бороде виднелись полосы седины. Он держался степенно, по-хозяйски опершись на Лебёдкин хилый забор. Вика напрягла слух.

– … там следы ее, будто повалялась рядом аспидица, – объяснял Лебёдка, – мы так помыслили с мужиками, что она Найденку-то приволокла, придушила маленько и оставила кваситься. Они свежатину не любят. Раньше так говорили, кгда их больше водилось.

Бородатый нахмурился.

– Экой беды на селе еще не хватало! И что ее в наше урочище-то принесло! Ровенку мою пожрала, бабу какую-то подбросила! А где хоть та горемыка, душа несчастная, глянуть на нее?

– Найдёна! – закричал знахарь, поворачиваясь к избе, и Вика пулей отскочила от окна. – Поди сюда! Иди, скорее, ну же!

Вике гость не особо нравился и идти зачем-то показываться ему вовсе не хотелось, но она подтянула штаны повыше и опасливо подошла.

– Это Назарьян, – показал Лебёдка на своего собеседника, – староста наших Холоват, всеми делами тут ведает.

– Ну, здравствуй, горемычная, – покровительственно пробасил староста. – И правда, худыра какая, – повернулся он к Лебёдке. – Ты уж ее откорми что ль, глядеть больно. Но так-то Фрол говорил, что уж больно страшна с лица. Гляжу, не так все и плохо. С Марьяшей хоть и не сравнить…

– Ну с Марьяшей-то никого не сравнить! – подхватил Лебёдка. – Такую девицу, как твоя Марьяша днем с огнем! Женихов-то полон двор небось!

Глава Седьмая

Никогда бы в жизни Вика не подумала, что будет кашу простецкую есть да еще и ложку деревянную радостно облизывать. Знахарь, еле на ногах стоявший после бессонной ночи, поручил ей посуду убрать, чугунок вычистить, а сам улегся на свою лавку, застеленную мягкой перинкой (у Вики-то тюфячок был поскромнее), и захрапел.

Вика еще раз поглядела на мешочек на его шее, что скатился с груди в самую подмышку, и занялась посудой.

“Точно телефон!” – покосилась она на Лебёдку.

Толку гадать, не проверишь – не узнаешь. Она на цыпочках подошла к знахарю: тот с упоением свистел носом на вдохе и булькал, как закипающий чайник, на выдохе.

Вика протянула руку к мешочку. Храп прекратился.

Она кабанчиком отскочила в другой угол избы и стала натирать тряпочкой чугунок, косясь на спящего. Лебёдка снова засвистел носом. Вика с грацией кошки подкралась к нему опять и ухватила мешочек за стянутое тесемками горлышко, тесемки разошлись…

– Ты что же это творишь, распутница? – храп закончился одновременно с недоуменным возгласом знахаря. – Обесчестить меня решила?

– Чего? – не поняла Вика.

– Я на могиле своей Марфунюшки поклялся хранить ей верность до самой смерти! Ишь какая, пригрел на груди блудницу!

– Да я… – до Вики дошло, к чему он клонит.

– Я, конечно, мужчина еще видный, – Лебёдка свесил ноги с постели и выпятил грудь, – но все же не надо тебе это, Найденка, ох, не надо. Слишком большая разница у нас в годах, да и Марфуня не одобрит, с неба синего глядючи. Хотя…

– Нет, нет, – заторопилась согласиться Вика, пока не продолжил свои размышления, невольно выстраивая свою речь по подобию Лебёдкиной. – и правда, попутала меня сила нечистая! Марфуню никак нельзя обижать.

– Это правда. Вот, – вынул он из мешочка на груди какую-то деревяшку, окованную по углам железом, – любимая икона ее была. Повсюду с собой брала. Теперь я при себе ношу, вспоминаю.

Вика поглядела на изображение, расплывшееся по древесине: то ли индюк, то ли мельница, то ли вообще вигвам какой-то, а на вершине белый кругляш типа колобка.

– Святая Маржижка целебные коренья собирает, – важно пояснил Лебёдка.

– Красивая она, Маржижка! Ты спи, спи, я мешать не буду, – заверила Вика.

– Ну, гляди у меня, – погрозил пальцем знахарь и снова улёгся.

– Глядю, – буркнула Вика и вернулась к чистке горшка.

Дело это было неблагодарном и вскоре ей надоело, она поставил чугунок на полку начищенным боком вперед, а закопченым к стенке, посуду распихала, как бог на душу положил, и пригорюнилась. Телефон, значит, ей померещился!

Ну неужели никаких следов нормальной жизни здесь нет? Ложек из нержавейки, шнурков от ботинок, батареек, синтетической одежды, – хоть что-то же она должна отыскать? Но печаль заключалась в том, что укромных мест в избе знахаря было не так-то много.

“У тебя собака стала курицей, Вика, а ты сама ночью еще брюхом пол царапала, какие батарейки?” – бубнила она себе под нос, заглядывая в Лебёдкин большой сундук с разными тряпицами.

– Ты кто такой, стой на месте! – гаркнул за спиной мужской голос.

Вика подняла руки вверх и медленно повернулась к двери.

Позади нее стоял крепкий мужчина в коричневой рубахе и широких штанах с грубо пришитыми к ним карманами. Один рукав был разорван и покрыт темными пятнами. Через плечо у него висела холщовая сумка, с которой капали подозрительные красные капли прямо на дощатый пол. Лицо мужчины было слишком загорелым и контрастировало с бледной шеей, наверное, много времени проводил на улице. Удачные, в целом, черты портило настороженное выражение и неприязнь во взгляде, даже брезгливость.

– Баба что ль? – удивился он. – Воровка?

– Нет, – ответила Вика.

– Тогда кто ты?

– Найдёна я… – она глянула на Лебёдку в надежде, что вопль незнакомца его разбудил, и старик сейчас все объяснит. Но тот по закону подлости спал, как младенец. Этот же плечистый производил пугающее впечатление, как-то так, по мнению Вики, должны выглядеть маньяки-убийцы.

– Какая такая Найдена? – прищурился он. Из сумки снова на пол шмякнулась смачная. капля. За широким поясом виднелась рукоять огромного ножа.

– У вас там капает!

– У нас? – маньяк обернулся на дверной проем. – Я тут один стою. Так что, Найдена, зубы мне не заговаривай, решила дядьку моего разграбить, сундуками поживиться?

– Это клевета! – воскликнула Вика. – Во-первых, а во-вторых. Ты сам кто таков?

А затем и вовсе расхрабрилась она:

– Я-то живу тут с хозяйского позволения, а что за человек в гости приходит да в дверь не стучит? Ты что с собакой сделал? Почему он не гавкает? – раздухарилась Вика и даже прихватила из-за сундука какую-то расписную скалку, показывая, что готова биться с маньячиной не на жизнь, а на смерть.

– Такой человек, который в этот дом привык ходить сызмальства, как в свой собственный! – вышел из себя он. – Дядька тут мой живет родной.

– Деянушка, – изволил проснуться, наконец, знахарь. – Ты чего тут сердишься? А с рукою чего?

Глава Восьмая

По дороге бежал паренек, голосивший на всю улицу, а за ним свита из разной детворы.

– Убили! Фрола убили!

Вика подхватила Оливку на руку, чтобы не тревожилась, обернулась на дом знахаря: слышит ли он? В окне виднелся силуэт подозрительного племянничка. Спустя минуту Лебёдка уже сбегал по крылечку, закидывая на плечо свою неизменную YfhFTbjN сумку:

– Да что ж делается-то? Мне когда покой случится? Деяна не успел перемотать, а там уже Фрол помирает! Где? – спросил он паренька, что топтался уже у самого забора и с опаской поглядывал на Бурю.

– На урочище.

– Вдругорядь на болота тащиться? Да что вам всем там понадобилось? Пойдем, Буря. Орешек, веди!

Еще одно странное имя! Юноша по имени Орешек легким шагом побежал вперёд, бедолага Лебёдка с больной спиной торопился внагибку следом.

– Найдёна, – обернулся он к женщине, наблюдавшей за всем молча. – Ты уж там перевяжи как надо племяшка, мазями проложи, уже достано всё.

Вика кивнула, но в избу не побежала. Села на солнышке, ноги вытянула блаженно, поежилась, когда Оливка вскарабкалась на одно плечо, потом, царапая коготками, перебежала на другое.

– Эй, – окликнул Деян ее в открытую дверь, – ждать-то долго тебя?

– Пфф, – Вика нарочито медленно поднялась, сняла Оливку с плеча и бережно усадила на кучу прогревшейся на солнце соломы. Затем сладко потянулась, положила руки на бока и покачалась в разные стороны, разминаясь.

– Да ты никак издеваешься? – осерчал охотник.

– Да иду я, иду! – снисходительно сообщила она.

– Я не дядька, я в твою юродивость шибко не верю. По глазищам видать, что хитрая баба, – проворчал Деян, когда женщина зашла в избу и стала мыть руки в ведре. – Только откуда такая спесь? Ни красы, ни стати, ни хозяйской умелости, а ведешь себя, как княжеская дочка. Ты что тут забыла?

– Да я бы рада свалить, куда-подальше! – взорвалась Вика. – Только не знаю, как выбраться.

– Выходишь за околицу, – махнул рукой Деян. – И пошла, и пошла! За Холоватами – Битюги, за Битюгами – Осмовск, за Осмовском – Горяново, а за ним и сам Славоград.

– А за деревом – дерево, а за деревом – пень, – пробормотала Вика, наливая теплой кипяченой воды в чашку и подходя к столу, за которым расположился Деян.

– Чего? – нахмурился охотник, следя за ней внимательным взглядом.

– А за пнем – снова дерево! – заорала Вика, резко отрывая рукав с запекшейся кровью от раны.

– Ну дура, нет? – Деян аж подскочил с места.

– Хотел помощи, терпи, – погрозилась Вика, размачивая и смывая кровь. – Сам дурак, грубиян, газлайтер фигов.

Она щедро наплюхала оставленной Лебёдкой на столе мази на кусок ветоши и приложила к ране. Оставшимся длинным куском замотала руку и края завязала аккуратным бантиком.

– Ишь ты! – посмотрел на бантик Деян. – Ладно, не серчай, коль не прав. Странная ты просто, нутром чую, что не то с тобой что-то. Скажи лучше, все, что про чудище помнишь. Какого росту, где напало, всё, что видала.

– Да ничего не помню я, – повела бровями Вика. – Хоть убей. Ни-че-го. Помню, что нашел меня дядька твой с двумя мужиками и Бурей. И было мне очень и очень плохо.

“Еще помню, – с тоской подумала Вика, – как жила я в комфортной квартире, ездила с личным водителем на авто, ела на завтрак тосты с гуакамоле и форелью, сплетничала с Надькой и ленту в соцсетях долгими одинокими вечерами скроллила. Кабы знать, что сделать, чтобы назад-то вернуться, в комфорт, уют, чистоту и нормальный туалет? “.

Вика вынырнула из размышлений, а Деян снова к окошку прилип. Ухо уловило доносящиеся женские голоса.

– Девки воют! – бросил Деян. – Златку отвывают.

– Умерла? – спросила Вика.

– Тьфу на тебя! Вон она, живая, в венке из берёзы и мать-и-мачехи. Замуж выдают.

Он быстро вышел из избы и встал к заборчику, аккуратно выглядывая из-за него, как разведчик: не хотел привлекать внимания.

Вика исключительно из любопытства отправилась за ним, поглядеть, что там за “отвывание”.

Голоса приблизились. Скоро за забором появилась толпа девушек в голубых сарафанах до пят, все – с длинными косами, у кого погуще, у кого – потоньше. Одна девушка в самом центре была в красном сарафане и венке из древесной листвы и простых желтых цветочков.

Вика проследила за взглядом Деяна: тот смотрел на одну из поющих девушек, что шла по правую руку от невесты. Девушка, продолжая натужно голосить, повернулась лицом ровненько в сторону Вики, и та обомлела: ну, чисто, ее недотепа-помощница Наташа из приемной!

И фигура, и круглое лицо с чуть задранным носиком-пуговкой, усыпанным веснушками, тот же невнятный цвет волос: русый, отдающий в рыжину.

Вот только нет этой Наташиной неуверенности, суетливых движений, наоборот, в серо-голубых глазах читается женское превосходство.

Вика наметанным глазом глянула на эту компанию и без сомнений решила: главная здесь не невеста, а вот эта самая “Наталья”. Другие девушки стараются быть к ней поближе, поглядывают на нее, как на заводилу.

– Эй, – окликнула она через забор Вику. – Ты что ль, Найденка знахарева? Утром батюшка мне про тебя сказывал! – она смерила Вику оценивающим взглядом с ног до головы, что в данных обстоятельства было той не особенно приятно.

– Ну, допустим! – Вика в любой ситуации реагировала вызовом и делала уверенный вид. – А ты кто такая?

– Ну приходи как-нибудь с нами гулять, если работы мало будет, токмо штаны на сарафан смени! А то подумают, что за нами парень таскается! – она захохотала, а с ней и вся девичья стая залилась хихиканьем на все лады.

– А я приду, отчего же не прийти? – ответила Вика, – Спасибо за приглашение.

– Давай! – подмигнула “Наталья”, – А ты что ж Деянушка, за забором прячешься? Может, по сердцу кто, да сказать стыдишься? – кокетливо обернулась она на приклеившегося к забору охотника.

Тот покраснел немного.

– Ты, Марьяша, все итак знаешь. А коль поиздеваться хочешь, так уж хоть не при всей толпе.

Глава Девятая

И тут Вика поняла: она попала в уязвимое место. Суровый на вид мужчина, действительно, не на шутку маялся от любви. Эти мучения ей были знакомы не понаслышке. Благо, в последние пару дней было не до того, слишком все завертелось странно. Но раньше-то не было и вечера, чтобы она не легла спать с мыслями о Роме. Все грезила о будущем с ним, не могла отпустить, строила какие-то планы…

Деян смотрел на нее в ожидании пояснений.

– Ты чего на меня смотришь, как на сову в полдень? – Вика поправила прядь волос, выбившуюся из косы, по местным меркам вовсе не длинной – всего-то чуть ниже лопаток, поднимаясь с чурочки для рубки дров.

– Пойдем-ка в избу, разговор есть. Хуже, чем как о сумасшедшей, ты все равно обо мне не подумаешь. Ниже я уже не упаду.

Деян молча прошел за ней в избу, погромыхал печной заслонкой, растапливая её, и стал чистить нож от заячьей крови.

– Странная ты, – сказал он, наконец. – А одну косу носишь, значит в девках еще ходишь? Вековуха? Сколь годков, уж хорошо за двадцать наверно?

– Нормально так за двадцать, – хмыкнула Вика. – А косу ношу… Ну, хватит. Скажу, как есть. Я... не отсюда. Не из этой деревни. Не из этих мест.

Он прервал свое занятие.

– Издалека? – спросил просто.

– Даже не из этого мира, – сказала на выдохе, думая, что сейчас либо очень усложнит себе и без того непростую жизнь, либо приобретет союзника. Хоть бы так!

– Чего? Опять мудришь? – нахмурился Деян.

– Нисколько. И это только мое предположение, что из другого мира… Может, это как-то по-другому называется. Но у нас нет никакой Радони. Никаких чудищ не бывает, разве что только в сказках и ужастиках, да неважно, в общем, не бывает.

– Попала сюда… как?

– Не знаю. Легла на операцию. К лекарю, по-вашему, под нож. Закрыла глаза. Проснулась тут на болоте, полумертвая.

Он кивнул, будто услышал не откровение, а прогноз на погоду.

– Хворала чем?

Да почему его именно это заинтересовало?

– Да нет, просто так…

– Просто так легла к лекарю под нож? Жертва какая что ль? – впервые за весь разговор Деян выказал сильное удивление.

— Да ты вообще не о том спрашиваешь! Суть не в этом!

Вике вдруг стало неловко объяснять, зачем именно она отправилась на операцию.

– А в том, что мне трудно тут одной, я ж ничего не понимаю, даже печь затопить эту не могу! Не понимаю, что да как. Мне очень нужен хоть какой-то человек, который будет это знать… И может быть, ты поможешь мне понять, как вернуться назад. А я тебе помогу!

Деян уже принялся ловко освежевывать заячью тушку и произнес:

– Люди сказывали и не такое. Есть ходоки между мирами, это известное дело.

При этих словах Вику словно током шарахнуло! То есть это у них почти норма? А Деян продолжил.

– В нашу таракань никого не заносило покамест, но мы тут не отсталые какие. Новости тоже слушаем, что люди говорят. Только ты об этом на каждом углу не пиликай, мало ли. Надо потумкать. Если я тебе буду помогать, от тебя мне какой прок?

– Какой! Женская логика! Вот какой прок, – постучала Вика пальцем по своему лбу. – Староста ваш на дочь свою грандиозные планы имеет. С княжеским сыном думает свести, чтоб он от красоты такой голову потерял. А я тебе помогу от Наташи… пффф... Марьяши женихов лишних отвадить, а тебя перед ней в лучшем свете показать.

– Ладно, уговор, – пожал Деян плечами.

Он положил нож, взял разделанного зайца и принялся натирать тушку травами и солью. Вика подошла ближе, наблюдая.

– Ну ты прям шеф! И у нас бы не пропал. Ну, если бы мыл руки и не ронял кишки на пол.

– Это на счастье.

– Но я все равно такое есть не буду, – сморщила нос Вика. – Мне голод нипочем. Я на одной гречке и томатном соке однажды две недели просидела.

– Не хошь, не ешь. Никого не вынуждаю.

Печь за их спинами гудела мягко и жарко. Он заложил в глиняную утятницу жир, мясо и какие-то корнеплоды, долил водицы, сверху шмякнул большую ложку сметаны, такой густой, что Вике поначалу показалось, что это масло.

Ароматы чеснока и мяса начали кружить голову.

– Я сейчас съем кого-нибудь, – буркнула она, уцепившись за подоконник. – Есть тут кусок хлеба?

– Поищи в клети… Может, найдешь мякушку.

– Как сложно-то все у вас, – протянула Вика, хоть слово “клеть” ей уже от Лебёдки было известно. И местоположение продуктовых запасов тоже. И добавила тише. – Если не получится вернуться… Я, конечно, сильно расстроюсь. Но уговор не нарушу. Мы же договорились: ты – мне дорогу домой, я – тебе план обольщения.

– Договор – святое.

Она усмехнулась. Он кивнул.

Так и сидели. Вика, жуя найденную краюшку хлеба, Деян просто так, подперев здоровой рукой подбородок, покрытый щетиной. Дальше разговор не шел. Про свое ночное превращение Вика решила не откровенничать.

Когда заяц по мнению Деяна должен был вот-вот уже сготовиться, двор наполнился шумом голосов и лаем. Дверь в избу распахнулась. На пороге стоял знахарь. За ним двое мужчин. Меж ними – тело.

– В сторону, ребятки! Дайте-ка места! – прокряхтел Лебёдка.

Тело с глухим стуком легло на лавку, ту самую, что еще вчера занимала Вика.

– Фрол, – присвистнул Деян. – Чего с ним?

– Не знаем. Нашли на урочище. Живой, но на нитке висит, – отозвался один из мужчин. – Нож в спине торчал.

– А ножик где? – поинтересовался Деян.

– На! – бросил ему другой обычный резак с деревянной рукояткой, весь в красных разводах.

– Понятно, – вздохнул Деян, оглядывая орудие. – Таких ножей в каждой семье по нескольку штук. Хошь мясо режь, хошь масло, хошь Фрола…

Мужики ушли. Раненый стонал в забытьи на лавке. А солнце клонилось к закату.

Лебёдка с Деяном вынули утятницу из печки и принялись за еду. Знахарь, разгоряченный происшествием и своей повсеместной востребованностью, был разговорчив и восхвалял Деяновы охотничьи умения сверх всяческой меры.

Глава Десятая

Когда её пальцы стали когтями, спина — гибкой, а кожа покрылась чешуёй, Вика только выдохнула с облегчением. На этот раз все прошло не так болезненно и… противно. Она свернулась кольцом на полу: прошлая ночь без сна давала о себе знать – тут хоть какой буквою “зю” завернись, а сон все равно сморит. Только б не пришел никто в ее прибежище! Крылышки были небольшие, при желании разворачивались в туго натянутое, как на барабане, полотно. И толку с них? Махать махали, а брюхо даже на сантиметр от пола оторвать были неспособны. “Викуха-жируха” – вспомнила Вика школьные дразнилки и грустно усмехнулась про себя.

Оливка сидела у нее на спине ближе к хвосту.

И хорошо ведь, что курица, а то где бы они сейчас креветки брали, печеньица собачьи, а тем более корм класса “холистик”? А тут и Оливка присмирела, как поглядела Вика на питомицу: ходит себе по двору, зернышки выискивает, да червяков ковыряет. Простор, свежий воздух, Буря не обижает, чует видать, дальнего сородича, попавшего впросак, сопереживает!

В нетопленой бане было неуютно, мрачно и сыро. Самое-то для логова болотного чудища!

Вика прикрыла глаза: нижнее веко затянуло полупрозрачной пленкой, оставляя пространство вокруг вполне себе видимым. Вика закрыла глаза опять, на этот раз пелена, как и положено, погрузила ее в темноту. Перед глазами вереницей пронеслись Лебёдка и Надька, Оливка-собачка и Оливка-курица, Наташа и Марьяша, Деян и Рома… Все смешалось в один дурацкий калейдоскоп, закрутилось и, наконец, растаяло, уступив место сну.

Проснулась Вика-Виверна от того, что кто-то деловито гремел тазиком, шумел водой. И в бане будто даже потеплело, запахло старыми травами и чем-то... солёным. Если Лебёдка в баню поперся, то почему он спокойно обошел ее распластавшееся тело? Тряхнула змеевидной головой Вика, поворачивая длинную шею, чтобы разглядеть ночного чистюлю. И он обнаружился незамедлительно.

Сидящий на нижней полке абсолютно голый дед был лыс и розовощёк. Он зевнул, глядя на Вику, и совсем не испугался.

– Ух ты. Проснулась? Виверна, как она есть. А я, значит, Семён. Был банщиком, а стал банником. За дело, между прочим. Любил, знаешь ли, подглядывать за бабами в банное оконце, а теперь вот на службе.

Он почесал пузо.

– Ночью кто моется — того пугай. Работа. Не то, чтоб по душе, но всё при деле, не самом поганом, замечу.

Вика моргнула. Она не умела говорить в этом обличье, но банник будто слышал мысли.

– Ага, я понимаю, чего ты хочешь. Домой, да? Так вот — не выйдет просто так. Тут путей мало, а цена у каждого ого-го. Но…

Он потянулся, опять зевнул.

– Какая цена? Что делать нужно? – с мольбой в мыслях произнесла Вика.

– Мне сие не ведомо. Но знаю, кому может быть известно. Есть место, если по тени идти. За околицей. Где в полночь приносят кое-кому – не святому. А другому. Старому. Ему жертвы, ему шёпот. Вот там, если повезёт, может, приоткроется то, что спрятано. Но осторожно. Он не любит чужих. Особенно – нелюдей.

“– Куда за околицей? Околица – понятие растяжимое! Кому идти? Почему шептать?” – ничего не поняла из этого путаного объяснения Вика.

Семён махнул рукой:

– Еще раз для тех, кто в толстой коже, говорю подробно. Выходишь в полночь за околицу и шагаешь в самое темное место, туда, куда ни отблеск луны, ни огня не падает, туды ножку и втыкаешь. И идешь, пока не найдешь старое капище, ты его сразу приметишь. Там положи кусок сырого мяса. И прошепчи свой вопрос. Только есть тут одна закавыка. Он только с людьми разговаривает, поэтому вопрос свой вслух нужно произнести, так сказать, ртом.

“ – Ну спасибо, помог, так помог. В полночь я уже не в кондиции буду ртом разговаривать!” – расстроилась Вика.

– Ну, как говорится, – чуть надулся дед, – чем смог, тем помог. Не можешь потерпеть чуток до превращения, ради дела важного, я не виноватый. А теперь давай-ка, спи, не подглядывай. Мне еще домыться надобно. Хотя, можешь и подглядеть!

Он подмигнул Вике и соскочил с полка, вытягивая руки в разные стороны, отчего на уровне Викиной морды нарисовалась уж очень нелицеприятная картина.

“Фу” – отвернулась она, загнув шею в причудливую петлю.

– Что “фу”, что “фу”? Что естесственно, то не безобразно! – горделиво тряхнул своим естественным безобразием дед.

“Я спать” – дважды закрыла глаза Вика. А затем захлопнула сверху еще и третье бронированное веко.

На рассвете тонкая, звонкая, настоящая Вика поднялась с сырого пола, сделала пару асан из хатха-йоги, чтобы привести тело и голову в тонус и вышла из бани, готовая сворачивать горы ради того, чтобы вернуться домой.

Утро было зябким, но обещало солнечный майский денек. Из избы доносился Лебёдкин храп. Вика старательно погромыхала всем, что попало во дворе под руку, чтобы он долго не разлёживался: ведь так и завтрака не дождешься.

И стала усиленно думать план. План-капкан. План-пулю.

Как ни крути, а нужно для начала втереться в местную женскую диаспору. Разжиться бы сарафаном. Это раз. Придумать, как хотя бы отсрочить оборот в гигантскую ящерицу, чтобы успеть сбегать до капища в полночь. Это два. Вот и весь план создан,

а Лебёдка все не просыпается.

– Буря, – сказала Вика ленивому Барбосу, чей нос торчал из будки. – Голос!

Тот лениво зевнул.

– Буря, враги идут! – сдвинула Вика брови. – Кошка бежит! Сейчас хозяина украдет! А ну, погавкай! Гавкай, кому говорю! Ааав! Ав!

– Ты пошто собаку дразнишь, убогая? – Вика впервые увидела добродушного знахаря в ярости. Он всклокоченный возник на пороге избы и был до того зол, что аж уши покраснели. – Мало того, что я вчера по твоей милости спать лег немытым, так еще и утро мне испортить решила? Ты смотри, верну, где взял, глазом не моргну!

– Ой, прошу прощения за вчера, – Вика решила на рожон не идти. – Такой уж у меня режим. Как солнышко на закат, так я сразу просто падаю без задних ног, а поскольку когда сплю, могу лунатить, – все больше и больше завиралась она, – то чтобы никому не навредить, уж лучше мне отдельно. Да и негоже мне с вами, мужиками, в одной избе ночевать. Подумают люди чего дурного.

Глава Одиннадцатая

Сарафан оказался тяжёлым и подозрительно пахнущим нафталином и печным дымом даже после стирки мылом и экстренной сушки на солнце и майском ветерке. Ткань шуршала, тесёмки упорно норовили сдавить дыхалку, а в банном зеркале отражалась какая-то... барышня. С прямой спиной и странным выражением лица: ну не вязалось оно с этим народным образом, хоть убей! Вика покосилась на себя, вздохнула и попробовала улыбнуться. Получилось слишком натужно, но для первого раза сойдёт.

Она аккуратно заплела косу, стараясь, чтобы ни один волосок не выбился, и перевязала её яркой лентой, найденной в Марфуткином сундуке. Барышня в зеркале всё ещё выглядела слегка ошарашенной. Зато коса вышла знатная: ровная, тяжёлая, видно было, ч то плелась умеючи. С непривычки казалось, что шея стала длиннее, а лицо – открытее. В общем, не стыдно на люди показаться. Когда она вышла из бани, Лебёдка замер с ухватом в руках.

– Слушай, Лебёдка, – спросила Вика, поправляя косу, – а где это девки собираются, ну… чтоб посидеть, поболтать?

– У старой Антонюхи, возле пруда, – ответил он, не раздумывая. – У неё изба просторная, да и баба она не злая. Там все и собираются.

– Спасибо, – кивнула Вика.

– Вот это да, – сказал он, сдвигая брови. – Я гляжу, ты и не так дурна собой, коли приодета и коса заплетена. Еще и отек с губёх опал! Спасибочки мази, говорил же, хорошо дрянь всякую вытягивает.

– Низкий поклон, – хмыкнула Вика (“Еще и филеры все повысосала мазь твоя!).

– Гляди, ещё отбиваться стану от деревенских хлопцев, – добавил он и вернулся к крыльцу, напевая себе под нос.

Оливке новый образ хозяйки пришелся не по нраву и она сердито отвернулась, продолжая ковырять навозную кучу у грядок. Но на выходе все же быстро проскочила за Викой в калитку.

– Эх ты, всю репутацию мне испортишь! – посетовала Вика, но настырную Оливку остаться дома не переубедишь, это она давно знала, поэтому пришлось на руку посадить и с собой тащить.

Дом, где собирались девки, был далековато, ориентром Лебёдка указал большой пруд. Из окна доносился смех, звон посуды и девичьи прибаутки. Вика толкнула дверь.

– Да это ж Найдёнка пришла! – воскликнула Марьяша, что сидела в серединке и тут же расхохоталась – Курицу-то зачем притащила, глупыха?

– Ишь ты, и нарядилась, – добавила Злата, русоволосая, с чуть насмешливой улыбкой. – В сарафане, с косой... Да сарафан-то откуда такой выкопала!

– Да всё лучше, чем портки мужицкие! – оборвала ее Марьяна.

– А что, – усмехнулась Вика, оглядывая комнату, затем остановила взгляд на вредной Злате, – Не у тебя ли свадебка скоро? Уж нет ли какой срочности, что весной взялись играть?

Она сказала это просто, но Злата чуть дёрнулась, а Марьяна прищурилась внимательнее.

– Что ж, весной – не грех, – вскинула подбородок Злата.

– Не грех, конечно, – Вика прикусила губу, едва удержавшись от лишнего. Но мысль сама сложилась: она читала когда-то, что свадьбы праздновали раньше осенью, когда урожай и еды полно... А весной – значит, срочно. А почему со свадьбой торопятся? Вывод напрашивался сам, что подтверждал и свободный от самой груди Златкин сарафан.

Несколько девушек переглянулись. Кто-то прыснул в кулак. Марьяна нахмурилась, но промолчала.

Вика села на край лавки, сделала вид, что разглядывает вышивки, что лежали горкой. Больше ей ничего говорить не нужно было. Намёк прозвучал достаточно ясно.

Девушки с любопытством и без лишнего стеснения разглядывали её, приглядывались, но выгонять тоже, видно, не собирались. Это уже было хорошо.

– Это Оливка, кстати! – представила она питомицу девушкам.

Те снова захихикали.

– Ну и смешнючая ты! – сквозь хохот сказала Марьяша. А раз Марьяша, глава этой девичьей стайки, признала ее, то и с остальными проблем не должно быть.

Вика опустила Оливку на пол, присела на лавку, поправила подол и осмотрелась. В углу – кадка с сушёными яблоками, по стенам – травы в пучках. На столе – чаши с ягодами, миски с мёдом и орехами.

Помимо Златы и Марьяны по именам она запомнила еще двоих. В углу сидела Веслава – круглолицая, с пухлыми щеками, молчаливая, но внимательная. Рядом с ней – самая скромная из всех, Варюха, со встрёпанной косичкой, потупленным взглядом и тонким голосом. Они тоже смотрели на Вику – одна с интересом, другая с подозрением.

– Угощайся, – предложила Марьяна миролюбиво. – У нас тут посиделки как положено: и попить, и полакомиться.

– А если спляшешь, вообще красавица будешь, – вставила Злата ехидно.

– Плясать – не мой профиль, – усмехнулась Вика. – Но сплетни послушать люблю.

Посмеялись. Обстановка немного заладилась, девушки стали разговоры вести о разном. Вике сказать было нечего, но ушки она держала на макушке.

Девицы-красавицы нахохотались и притихли, вынимая каждый свое рукоделие.

– А ты, Найденка, вышивать умеешь? – спросила одна, протягивая ей круглые пяльцы и кусок светлой ткани.

Вика взяла их, посмотрела на ткань, на иголку, на тонкие руки девушек.

– Нет, – честно сказала она. – Меня как чудище помотало, так я вообще и самые простые вещи позабыла.

– Бедняжечка! – пожалели ее девчонки.

Кто-то рядом подсел, показал, как пяльцы держать, как вести иголку.

Стежки у Вики выходили кривые, но она старалась. Девушки ее жалели, но старания оценили.

– Мне ты по нраву, – сказала Марьяна позже. – Забавная и неглупая. Будешь с нами сидеть – глядишь, что и запомнишь.

Вика кивнула.

– Только Златку не цепляй, обидчивая она, – добавила шёпотом.

Вика даже увлеклась своими попытками вышить простенький цветочек, но вскоре запуталась, навязала узлов и раздраженно отложила рукоделие в сторону.

Девушки разговорились, отбросили скованность из-за присутствия новенькой, все чаще попивали квас из большого кувшина и разговаривали, хихикая уже на такие темы, что даже Вике с ее современными взглядами на жизнь и опытом приходилось смущенно краснеть и посмеиваться.

Глава Двенадцатая

Немезида Никаноровна прошаркала протертыми тапками по комнате, отыскала древний пульт в целлофановой плёнке и прибавила громкости телевизору.

“Таинственная история исчезновения тела столичной бизнес-леди Виктории Журцевой прямо во время торакопластики продолжает будоражить умы …”,– полился уверенный и напористый голос ведущей новостной сводки.

– Ну что ты сидишь там под одеялом, носу не высовывая! – проворчала старушка.

Из-под пледа шмыгнули носом и подвыли. Затем Наталья все-таки высунула кончик носа наружу:

– Что ж мы наделали-то, Немзидканоровнааа! Вчера весь офис вверх дном перевернули. Что-то искали, у меня все спрашивали, не было ли чего странного…
– Ты зарплату получила? – спросила ее бабка.

– Получила, – ответила Наташа и икнула.

– Вот и сиди, радуйся… Сопи в две норочки.

“… отрабатываются все возможные версии, – на экране уже разглагольствовал пузатый мужчина в форме следователя. – Да, ведущей версией пока что является попытка клиники скрыть следы неудачно проведенной операции. Но мы уделяем внимание…”

– Ой, – зарыдала Наталья, заползая снова под плед.

– Да все с ней будет там нормально.

Бабка пощелкала пультом и крикнула Наталье:

– На, погляди сама. Сидит в тепле. В баньке моется.

Наташа высунулась из-под одеяла. Телевизор показывал темный экран.

– Щас, яркость подкручу, – бабулька повозилась с пультом. Картинка прояснилась.

В небольшой квадратной комнате, похожей на баню, лежало чудовище с длинной шеей, что-то среднее между Лохнесским и драконом. На спине у твари лежали сложенные красноватые крылышки. В изгибах хвоста Наташа разглядела пригревшуюся рыжую курицу. Бока у ящера мерно вздымались и опускались.

– А где Виктория Викторовна? – прищурилась Наталья.

– Ты на неё смотришь в упор, слепошарая! – ткнула пальцем в экран Немезида.

– В курицу превратилась? – ахнула Наташа.

– Не совсем…

– Вот… вот.. в это?! – вскричала Наталья в полнейшем ужасе, разглядывая спящую тушу.

– Ну с детства у меня фантазия неуёмная, – горделиво потупила взгляд старушка и расправила концы платка, завязанного под подбородком. – Ладно, давай попробуем вытащить ее оттуда. Небось, выводы какие успела сделать.

Мимо драконоподобного чудища прошлепал лысый розовощекий дед, абсолютно голый. Он повернулся к телезрителям, продемонстрировав то, чего демонстрировать не просили, и подмигнул Наташе.

– Да что же там такое творится! – ужаснулась она.

Стоявший на лакированном столе доисторический телефон, прикрытый накрахмаленной салфеточкой, разразился оглушительной трелью. Наташа от такой неожиданности взвизгнула. А Немезида быстренько выключила телевизор и, пробормотав “не к добру”, опасливо подошла к телефону и подняла трубку:

– Хэллоооу, – проскрипела она.

– Немезида Никаноровна, – по комнате разлился спокойный мужской голос так, словно невидимый собеседник находился с ними в одной комнате. – Вы нас расстраиваете.

– Да как же я смею-то, уважаемый? – всполошилась старушка.

– Вот и я о том же, – голос зазвучал строго. – Как вы смеете? Мы приняли во внимание выслугу лет и безупречную службу и поэтому оставили вам на пенсии немного… силушки. Чтобы вы себе жизнь облегчили, так сказать. А вы что натворили? Решили тряхнуть стариной? Не-санк-ци-о-ни-ро-ван-но?

Бабка ловко плюхнулась на колени, словно ее видит тот, другой. Или видит? У Натальи по шее проскакал табун мурашек.

– Бес попутал! Вошла в соблазн! Это все девка тут одна! Сильно просила меня! Уж я очень прошу прощения! Простите на первый раз, я больше ни-ни.

Она сделала на коленках круг по комнате, сбивая лоскутные кружки на полу в кучу.

– Да если бы только на первый… Думаете, мы слепые тут? Все ваши проделки запротоколированы и подшиты в папочку. Но эта выходка перешла все границы, в прямом и переносном смысле! Такой резонанс в обществе!

– Мои золотые, мои золотенькие, пощадите! – горько заныла Немезида Никаноровна.

– Мы на вас не в обиде, – мягко продолжил голос. – Слышите? Что-то утекло. А, это ваша силушка убежала в трубу. Ха-ха. Более вы нам не нужны. Доживайте свою жизнь, как считаете нужным.

Вум-вум-вум.

Голос сменился коротким звуковым сигналом, а потом и просто тишиной в эфире.

Бабулька сгорбившись уселась в кресло и замолчала.

– Мезидканорна! – тихо подошла к ней Наталья. – Живая?

– Ууу! – подскочила старушка внезапно и замахнулась на девушку. – Из-за тебе все, малахольной! Нашла жиличку на свою голову! Помогла!

– А как мы Викторию Викторовну вытаскивать-то будем?

– А все! Теперь никак! – развела руками бабка.

Телевизор вернулся к обычному вещанию и теперь показывал сюжет о Всероссийской выставке шпицев в Ярославле.

***

– Все идет по плану, – приглушенно говорила Вика Деяну через заборчик. – С девчатами я контакт наладила. В следующий раз начну потихоньку Марьяне про тебя напевать.Ну и ты, при случае, тоже прояви ко мне интерес на людях. Женщины они знаешь какие! Как собаки на сене. Она как только почует, что ты у нее из рук уплываешь, сразу забеспокоится. Что у тебя?

Глава Тринадцатая

– На, – сунул Лебёдка Вике склянку с мутно-зеленой жижей.

– А как ее принимать?

– Тебе-то? – прищурил он глаз.

– Мне-то, – подтвердила она, вытирая мокрые, только вымытые от печной золы руки, тряпицей, и разглядывая приобретение на свет.

– Тебе-то вообще ни к чему, а мужику-то не более четверти за раз, иначе сердчишко может лопнуть.

Вика расстаралась с самого утра: и баньку подтопила, почти с первого раза, и кашу придумала сготовить с белыми сушеными грибами, что приметила в сенях. А чего б не порадовать себя чем-то вкусненьким? Сметанка, лучок, грибочки и гречка. Она еще покажет тут всем мастер-класс! В неумёхах ходить не очень-то и хотелось. Все Лебёдкины мешочки лентами аккуратно перевязала, в корзинки разложила, на утро подготовила.

В общем, судя по виду знахаря, остался он весьма доволен всем и даже похвалил Найдёнку за рвение.

Эх, скорее бы заката дождаться, да мерзкую жижу эту попробовать! Когда солнце пошло на закат Вика уже стояла в предбаннике со склянкой в руке и пыталась вынуть крепко засевшую пробку. Чпок! Выскочила пробка и баня наполнилась самым зловонным ароматом, какой ей доводилось только обонять в своей жизни. У Вики непроизвольно искривился рот.

– Ну и гадость! За ванну, за телефон, за интернет, за Рому! – зажав нос, отсалютовала она склянкой и сделала длинный глоток мерзкого пойла. И тут же приложила руки ко рту, чтобы оно наружу не выпрыгнуло.

Мужскую силу продлевает? Да после такого испытания вообще никаких постельных приключений не захочется. Она дыхнула на руку. Отнеси господь от любовничка с таким перегаром!

Но спина не чесалась. Позывов к очешуению также не наблюдалось.

– Найденка, а что это ты спать, как обычно, в баню не убежала? – поинтересовался знахарь, словив ее во дворе.

– Бессонница! – пожала она плечами коротко.

– А… Может, ждешь чего или кого?

Вика на это только невинно улыбнулась.

Зелье оказалось вонючим, но рабочим. Она наблюдала, как стемнело, и полная жёлтая луна поползла по небу. Убедившись, что Лебёдка храпит в своей мягкой постельке, Вика аккуратно вышла за калитку, придержав ее для неуемной курицы и попыталась идти так, как велел ей банник.

Выждав минуту-другую, знахарь откинул одеяло, спустил ноги с кровати и тихонько вышел вслед за ней.

Та, на мгновение замирая и вглядываясь, ступала ногой в самые темные места, пару раз залезла в жгучую крапиву. Но продолжала идти.

А тьма постепенно сгущалась, и сгущалась… И Вике стало уже не по себе. Зубы начали постукивать.

– Я в сказке, я в доброй сказке, я просто в сказке, ничего плохого не будет, – приговаривала она. – Если есть тут страшный монстр, так это я. Аааа, крокодилы-бегемоты, ааа… обезьяны-кашалоты… Аааа…

– И зелёный попугай, – прошептал кто-то совсем близко низким и глухим голосом.

Глянула Вика вокруг: а стоит она на черной поляне, усыпанной разными мелкими и крупными костями: и птичьими, и коровьими… А посреди поляны - пень с криво и грубо вырезанным злым лицом.

И завизжала, что было дури, оглядываясь в поисках того, кому голос принадлежал. Сердце в ужасе колотилось так, что казалось, сейчас до горла допрыгает. Побочка от зелья! Глюки. Догадалась Вика, чуть успокоилась.

– Чего хотела, певунья? – повторил пень. И это был совершенно точно он. Вика удивилась, обошла пень по кругу, ничего подозрительного не заметила.

– Тебе тут просьбы говорят?

– Мне, – просипел пень. – Мяса принесла, иномирная?

– На, – Вика положила на него кусок зайчатины.

– Негусто. Что надо?

– Домой меня верни. Хотя бы скажи, что нужно для этого сделать?

– Ха! – хохотнул пень. – Хоть сейчас!

Вика подскочила.

– Ну, давай же, возвращай.

– Ну нет, дорогуша. Для этого требуется усилие. А для усилия подношение поинтереснее.

– Ну? – выдохнула Вика.

– Единственное, что у тебя здесь есть.

– Штаны и рубаху? Голой меня хочешь домой отправить! Да запросто! – фыркнула Вика.

– Нет, – протянул зловредный пенёк.

– А что ж тогда?

Вика почувствовала, как Оливка припала к её щиколотке.

– Неет, – протянула она. – Только не это.

– Да-да, – издевательски произнес пенёк. – Уж больно курятинки хочется!

– В деревне кур хватает… – с надеждой в голосе произнесла она.

– А мне нужна именно эта. Курице голову своротить – секунда-дело. И ты снова дома. А дома хорошо! В родной квартире жить, в своей постели спать. А хочешь, я даже верну тебя чуть раньше по времени, когда ты с неким Роман-Иванычем Свиренко только познакомилась, в клубе плясала, как окаянная… И ты все заново сделаешь. Не позволишь ему уйти. Охмуришь, заколдуешь, опьянишь… Ты же можешь. А я посодействую.

Вике показалось, что застывшая морда на пне подмигнула. А он все продолжал искушать: