Вкус вины и крови

Пролог. Мертвый город

— Где же носит этого мальчишку?!

Старый учёный зябко укутался в плащ. Дуло с узких провалов окон и дубовых дверей: Клаудио сам распорядился установить их, чтобы зал снова не занесло песком. Вечера в Мёртвом городе стали холодней, особенно для его дряхлой плоти. Осень вступала в права. Скоро зарядят дожди и бесконечные бури. Может статься, это последний вечер, чтобы спокойно покинуть Карамаргосу, не боясь угодить в шторм. Тяжело решиться на это. Он посвятил всю свою жизнь раскопкам в Мёртвом городе. Он поднял из недр этих желтых песков столько свитков с бесценными знаниями предтеч, что уже сбился со счёта. И теперь нужно бросить всё и бежать. Сможет ли он? Большая часть его жизни позади. Уже поздно начинать с чистого листа.

Клаудио еще раз осветил фонарем высокие стены. Из ниш и альковов на него смотрели шестирукие изваяния. Джаалдары. Предтечи. Клаудио успел выкопать только этот зал величественного здания, которое назвал Первым Храмом. Здесь джаалдары некогда молились и приносили жертвы, здесь они оставили бесценные сведения о своей истории и почти идеально сохранившиеся мощи. Царь? Святой? Жрец? Уже не понять. Важнее то, что было похоронено вместе с ним.

Джаалдары существовали до людей и эльфов. Великий Ткач создал их по своему образу и подобию, дал ключи от всех земель и народов, знания о сотворении чудес. Они ушли в другой, идеальный мир, созданный для них Великим Ткачом, и оставили после себя руины покинутых городов и засыпанные песком библиотеки. Так считалось до недавних пор, пока рядом с Карамаргосой, буквально под её стенами, не обнаружили эту джаалдарскую колонию. Город усыпан костями, поэтому его называют Мёртвым чаще, чем его настоящим именем — Лилеон. Тысячи шестируких останков поставили Клаудио в тупик, как ревностного последователя Великого Ткача. Это подтолкнуло его к открытию. Открытию, из-за которого и нужно бежать.

Лики джаалдаров из альковов равнодушно смотрели на него с высоты своей немыслимой древности. Шорох, голоса, мерное постукивание раскопок за стенами Первого Храма казались несущественными. Когда мальчишка вернётся, Клаудио отправится в порт и отплывет в Галлу, а оттуда — кто знает. Палладия, Нолир, Ромат. Подальше от этого города.

Скрип двери. Повеяло сквозняком. Наконец-то!

— Ченте, почему так долго?

Быстрые колебания воздуха. Тень на стене. Клаудио обернулся, и в этот момент в его живот воткнулся нож. Ученый завалился на землю, цепляясь за мантию убийцы. Из темноты накинутого капюшона раздался тихий шёпот:

— Простите меня…

Глава 1. Этюд в цветах убийства

Чего только не встретишь в сутолоке королевского порта. Людей со всех концов Ойкумены. Корабли из Квараны, континента Вечной Ночи, под тёмно-синими парусами с серебряными узорами паутины. Моряки, купцы, стражники, карманники, гулящие девки и нотариусы — кипящий рыбный суп из цветов, криков и запахов.

Едва лишь Терций Веласко сошёл по трапу «Беглянки Розы» и окунулся в суматоху королевского порта, как почувствовал: он скучал. На мёртвом острове лишь чайки и редкие рыбачьи деревни, запах гниющих водорослей и шум океанской волны, а здесь — торжество жизни.

Он, от природы высокий, возвышался над толпой, как темноволосая башня, увенчанная шляпой с узкими полями. Тело заковано в черный бархатный колет[1]. Высокий воротник так туго стискивает шею, словно вот-вот отсечет голову. Короткий плащ на одном плече струится красивыми складками. Память о былой роскоши. Если б не золотые руки Бонамико, его слуги, то одежда давно бы превратилась в ветошь. Изгнание ударило по его мошне куда сильнее, чем по гордости. Он научился жить скромно и довольствоваться малым. Восемь последних лет он сидел на голой скале посреди океана, изучал древние руины джаалдаров на архипелаге Ожерелье Приски, писал заметки об образе жизни островных иста — потомков и наследников джаалдаров. Терций и сам был из иста, только родился и вырос в королевстве Онте, прямо здесь, в Карамаргосе, так что он считал себя онтейцем. До тех самых пор, пока ему не указали на его место, и он не отправился на родину предков.

Чем иста отличаются от людей? Да практически ничем. В среднем они более долговязые, чем люди, но бывают у них и особенные приметы. Терций как раз обладал такой. У него три руки, две из которых — левые. Обе прекрасно функционировали, если нужно поставить росчерк на бумаге или воткнуть вилку в блюдо, но привлекали слишком много внимания, поэтому Терций привык носить плащ на левой стороне. Другая особенность иста — долгий век жизни, почти равняющий их с эльфами, и врожденные магические способности. Во сне разум иста способен путешествовать по Стране Идей — особому измерению, где обитают образы и метафоры. Можно увидеть истину, краем глаза заглянуть в будущее… или сойти с ума от этих головокружительных путешествий. Говорят, что иста с детства учатся управлять этим даром. Терций радовался, что его способности оказались слишком слабыми, чтобы свести его с ума.

— Амико, распорядись насчет поклажи. — Терций обернулся к невысокой юношеской фигуре за спиной, что куталась в необъятный серый плащ, словно больной проказой. — И можешь больше не прятаться.

Амико, за восемь лет привыкший ходить только с глухим капюшоном на голове, наконец откинул его и начал распоряжаться звонким мальчишеским голосом. В Карамаргосе никого не удивить сиреневыми глазами и волосами, мраморно-белой кожей. В Карамаргосе каждый пятый на улицах — гомункул, искусственный человек, созданный служить истинным людям. Согласно великому эдикту двухсотлетней давности, внешность гомункулов должна быть неестественной, чтобы его даже издали нельзя было спутать с истинным человеком. Великое алхимическое достижение, унаследованное у джаалдаров и поставляемое Карамаргосой во все уголки Ойкумены. Кому нужны жаждущие свободы рабы или ропщущие крестьяне, когда есть гомункулы — идеальные, беспрекословные слуги?

Терций проследил на Бонамико внимательными черными глазами. Когда-то ему подарила этого мальчика особа столь высокого полёта, что отказаться от подарка было равносильно смертному приговору. «Он создан специально для тебя, — сказала дарительница, — и он послужит тебе верой и правдой». С тех пор не было ни дня, чтобы он пожалел о своем приобретении, особенно в изгнании. Амико стал ему другом и отдушиной, когда весь мир отвернулся.

Топот кованых сапог по дереву, и вот к «Беглянке Розе» подбежал отряд гвардейцев в цветах главного жреца.

— Господин Веласко? Господин Молина ожидает вас.

Терций вздохнул. Печальное напоминание, почему он вернулся из своего изгнания. Кто знает, сколько бы еще лет он вялился на присоленной скале, если бы не письмо секретаря главного королевского жреца, Альваро Молины. Тот призывал его в столицу, как главного онтейского эксперта по тёмным эльфам. Молина обещал помилование и возвращение былых привилегий. Редчайший сыр в изысканной мышеловке, но Терций ухватился за эту возможность.

Веласко сказал Амико подготовить дом к его прибытию, и гвардейцы сопроводили его к экипажу. Внутри, старательно прикрыв нос надушенным платком, сидел и сам личный секретарь главного королевского жреца. Альваро Молине было почти шестьдесят, и он не часто спускался к порту из хором на Священном Холме. Его накрахмаленный воротник напоминал огромную волнистую тарелку, на которую водрузили оплывшую от возраста и возлияний голову.

— Вы должны были прибыть позавчера, — проворчал Молина. — Я начал сомневаться в вашем желании вернуться на континент.

— Пережидал шторм в Галле. — Терций откинулся на обитую бархатом скамью. — Вы же хотели специалиста, а не груду обломков, разве нет?

— Вы всегда были заносчивы не по статусу, за что и поплатились однажды. Надеюсь, вы чему-то научились за эти годы. С чего вы желаете начать?

Глава 2. Слежка

Слуги посла обязались доставить картину и аванс рано утром прямо в дом Веласко. Терция сопроводили и усадили в тот же экипаж, на котором он въехал в квартал. Внутри его уже ожидал Иззе.

— Вы теперь постоянно будете ходить за мной? — поинтересовался Терций, усаживаясь на скамью.

Иззе постучал по стенке кареты, и та двинулась по дороге.

— Разумеется, — сказал он. — Считайте меня своей тенью.

— Тенью? — хмыкнул Терций. — Со своей тенью я хорошо знаком. Может, вы представитесь настоящим именем?

Лёгкая улыбка на лице эльфа напоминала изгиб кинжала.

— Вы знаете, как меня зовут. Иззе.

— «Слуга в маске»?

— А вы и правда хорошо знаете наш язык. Скажем так, это моё новое имя, а старое вам знать необязательно. Оно ничего вам не скажет.

Иззе отвернулся к окну, сохранив на лице всё ту же тщательно выверенную улыбку. Нет, маска этого эльфа не ограничивалась глазной впадиной. Она куда больше и сложней, из кожи и мышц. Терций много раз видел такую при дворе матриархов. Это театр, танец лжи, и мужчины-дроу — превосходные актёры. Поэтому Терций предпочитал иметь дело с тёмными эльфийками. Грубые, жестокие и властные, они, однако, выше того, чтобы интриговать против презренного мужчины. Они говорили, что думали, прямо в лицо, потому что не боялись мести. Чем выше положение женщины, тем меньше она церемонилась, и Веласко это устраивало. А вот мужчины — пауки в банке. Нужно быть очень осторожным с этим эльфом.

Из храма Матери Ночи послышалась мелодия молитвы. Иззе схватился за брошь в виде шестиногого паука, прикрыл глаза и зашептал заветные слова. Терций много раз присутствовал на мессах в храмах Матери Ночи и знал молитвы. Даже сам молился, чтобы не оскорбить мстительную богиню своим молчанием. Не удивительно, что Великий Ткач отвернулся от него.

«Богобоязненный или хочет таким казаться, — подумал Терций, наблюдая за Иззе. — И все-таки очень странно, что его лишили имени. Судя по цвету кожи и глаз, он вполне может быть урождённым Валасте. Родственник, приравненный к рабу — разве это не позор для такой влиятельной семьи?»

— Вы будете рядом даже днём? — спросил Терций, терпеливо выждав конца молитвы.

Солнечный свет вызывал на коже тёмных эльфов болезненные ожоги и слепил их чувствительные глаза, поэтому средь бела дня они никогда не ходили без большой необходимости.

— Тени все равно, день или ночь, — ответил Иззе. — Не забивайте голову.

Экипаж остановился в двух кварталах от дома Терция. Он шёл по плохо освещённым узким улочкам, ощущая лопатками пристальный взгляд своего нового помощника. Иззе представился Терцию бдительной гранитной гаргульей, сидящей на крыше любого дома в Карамаргосе. Успокаивающе и зловеще одновременно. Это зудящее чувство отпустило только за порогом собственного дома.

Несмотря на поздний час, огонь в камине горел приветливо и ровно. Амико принял плащ с плеча господина, усадил с чашей каркаде и миской отличного онтейского рагу. Терций смотрел на танец огня на поленцах и планировал завтрашний день. На кухне привычно суетились служанки. Амико готовил его плащ к новому выходу. Мальчик, как и любой гомункул, мог работать несколько дней кряду без сна и пищи. Веласко подпер подбородок кулаком. «Кстати, в последнее время Амико чаще спит и охотней ест, — подумал он. — Значит, пришло время». Хоть гомункулы и выносливей людей, но их энергия тоже со временем истощается. В последний раз Амико заряжался восемь лет назад и уже значительно исчерпал запасы.

— Завтра зайдем к алхимику, — сказал он мальчику. — Подновим тебя.

— Благодарю, господин.

Терций лег спать сильно за полночь и, несмотря на трезвую голову, проворочался в пьяных, вязких кошмарах. Ему снилось, что он летит высоко над ночной Карамаргосой в облике большого белого ворона. с тремя крыльями. Город потерял краски, окутался бледным маревом. Пахло дымом и кровью. Тени затапливали Карамаргосу. Кровавые реки текли по мостовым и стены покрывались зловещими символами Матери Ночи. Веласко немного снизился и увидел крадущегося по улицам белого спруга, хромающего на несколько лап. Несчастное создание пыталось спрятаться в какую-то щель, но тени захлестывали его и утаскивали в чернильную глубину. Белый ворон залетел в спальню, сел на грудь спящего Веласко, посмотрел на вспотевшее лицо и нависшую над ним тень. Нож по рукоять вонзился в грудь Терция, и на этом он проснулся. Амико тут же оторвался от своей работы, подошел к постели, спросил:

— Вам что-то нужно, господин?

«Да, Амико всегда рядом. Он никого не подпустит к моей постели».

— Всё хорошо. Всего лишь дурной сон.

Терций провалялся еще несколько часов, но понял, что ему не уснуть. Он приказал подготовить ему платье и накрыть к завтраку, но позавтракать так и не успел, потому что с чёрного хода настойчиво постучали. Амико встревожился, но Терций невозмутимо приказал:

— Отвори им дверь. Это принесли картину.

В гостиную вошла четверка тёмных эльфов, несущая замотанное в ткань полотно. У всех четверых были красные глаза, приятные, но грубо вытесанные лица, и ни у одного из них не было яркой приметы — зачерненных ресниц и бровей. Простолюдины или потомственные слуги. Не так красивы, как аристократы-дроу. Те — результат многих веков скрещивания только самых привлекательных и успешных.

Глава 3. Таинственный наследник

Иззе понял Терция сразу, только взглянув в испуганные глаза. У самого при этом начисто пропало какое-либо выражение. Надгробная статуя, и та выглядит эмоциональней.

— По правде говоря, я с сомнением отнёсся к беспокойству госпожи матриарха по поводу вашей безопасности, — сказал дроу, надевая шляпу. Мантилья закрыла от Терция лицо говорящего. — Теперь я вижу, что она не зря волновалась. Я немедленно доложу ей об этом. А вы оставайтесь дома. Никому не открывайте до моего возвращения.

Здравая мысль. Терций и так не на шутку испугался слежки. Но пока он отсиживается в убежище, убийца может окончательно замести следы. А если госпожа Валасте потеряет всё, то на дно погрузится и вся его жизнь.

— Нет, Иззе, у меня другая идея, — ответил Терций. — Я собираюсь пойти в Мёртвый город. Возьму с собой Амико. Он сможет защитить меня, если потребуется. Вы же отправляйтесь к госпоже послу. Ещё я хочу, чтобы вы зашли к Сауресу, опросили слуг.

Иззе удивлённо хмыкнул из-под мантильи, но ничего не сказал. Только после его ухода Терций понял, что, кажется, сделал большую глупость. Во-первых, добровольно подверг себя опасности; во-вторых, послал тёмного эльфа к людям, которые уверены, что их господина убил тёмный эльф. За Иззе он не переживал. Этот унесёт ноги откуда угодно. А вот повторить визит к Сауресу придется уже самостоятельно.

— Вы сказали, что я смогу вас защитить, — с сомнением протянул Амико. — Я… не уверен.

— Ты неплохо обучился за восемь лет. — Терций погладил гомункула по сиреневой голове. — Дерёшься куда лучше меня. Не сомневайся в себе.

Прежде чем выйти в город, они припрятали в одежде по кинжалу. Носить при себе клинок было непозволительной роскошью и совсем не по статусу. Это — их единственное оружие помимо бдительности.

Еще на подходе к Мёртвому городу Терций поразился удивительной тишине. Если Карамаргоса была полна городского шума, пригород — пением птиц и голосами домашнего скота, то здесь словно падал отделяющий от окружающего мира занавес. Ни стука молотков, ни шуршания песка под ногами, ни криков и брани бригадиров. Абсолютное безмолвие, только ветер рисовал узоры песком между старых зданий. Куда подевался весь народ?

— Будь начеку, Амико, — предупредил Терций.

Из-за угла здания показалась одинокая фигура и медленно приблизилась к ним. Это был тот самый белоснежный гомункул, который водил их вчера по руинам. Он поклонился:

— Добрый день. Что требуется господину?

— Я пришёл задать еще несколько вопросов по поводу раскопок. — Терций снова оглянулся. — Где ваш хозяин? Где все?

— Все? — Гомункул посмотрел по сторонам, улыбнулся. — Отправлены на другие работы. На какие точно, мне неизвестно.

— Что это значит? А как же раскопки?

Гомункул вздохнул:

— К сожалению, со смертью господина Сауреса раскопки временно остановили. Вчера вы застали последний день.

Терций удивлённо кивнул на гомункула:

— А… вы?

— А я был создан специально для помощи в раскопках Мёртвого города. Я буду ждать их возобновления. Несмотря на все разногласия.

— Разногласия?

— Да. — Гомункул печально кивнул головой. — В последнее время господин Саурес очень сильно нервничал. Конфликты с руководством.

— Руководством?

— Жречеством, — уточнил Белый. — Не знаю деталей, но я был создан обращать внимание на всё, что может повлиять на раскопки.

Какая удача. Этот гомункул многое мог рассказать. Терций предложил ему прогуляться, и тот благодарно согласился. Лилеон в лучах полуденного солнца выглядел полуразрушенной сахарной фигурой на столе богатого вельможи.

— Серьёзные раскопки Лилеона начались почти шесть лет назад, — рассказывал Белый, пока они шли вдоль улицы. — Меня создали примерно в то же время. Конечно, раскопки проводились и раньше, но без какой-либо системы и конкретной цели, кроме поиска сокровищ. Никого из этих копателей не интересовали сами джаалдары. И вот церковь поручила это дело Клаудио Сауресу. Тот быстро навёл порядок в Лилеоне. Появился план, полная опись найденного. Останки начали отправлять на перезахоронение в Апарон. Потом наткнулись на Первый Храм. Да…

Они как раз пришли к дверям упомянутого храма. Белый провел руками по грубо вытесанным дверям.

— Господин Саурес был одержим этим храмом, — продолжил гомункул. — Остальной город перестал для него существовать. Наверное, поэтому у него и возник конфликт. Незадолго до смерти его вызывал к себе главный жрец, и господин Саурес вернулся очень расстроенным. Кричал, ударил своего гомункула, даже мальчишке досталось.

— Мальчишке? — Терций встрепенулся. — Гомункул?

— Нет, человек. Служил на посылках. Ребенок кого-то из его слуг, я так полагаю.

«Мальчишка на посылках. Нужно найти его и расспросить».

— Спасибо за информацию, — сказал Терций. — Может, вы заметили что-то ещё накануне убийства? Днём, вечером, ночью? Всё, что угодно.

Белый удивлённо посмотрел на Терция:

— Господин вы… интересуетесь моим мнением?

Глава 4. Ход поджигателя

Лишь однажды Терций одевался так же стремительно: когда невовремя вернулся хозяин дома и по совместительству супруг его тогдашней любовницы. Сейчас же его гнал не страх за себя и честь женщины, имя которой он уже давно забыл, а жгучий стыд. Только глупец мог решить, что пожар в доме Сауреса – всего лишь роковое совпадение. Люди в этом доме погибнут по вине Терция, прямо как Яззар из Васбасте.

— Постойте! Что вы делаете? — воскликнул Иззе, когда Терций уже запрыгнул в сапоги. — Вы… Вы это всерьёз?!

«Как это мило. Сам спросил, сам ответил. До чего же самостоятельные эти тёмные эльфы».

— Да, я всерьёз, — ответил Веласко. — Амико, за мной.

В спину ему понеслись забористые темноэльфийские ругательство. Пожалуй, его телохранителя можно было бы пожалеть, да некогда. Барабанная дробь шагов по деревянным ступеням, вниз, во двор, и оттуда Терций опрометью выбежал в ночной холод. Амико на ходу запалил фонарь и поманил Терция в другой проулок:

— Нет, сюда, господин. Тут будет быстрее.

Они понеслись по городу, который не спешил просыпаться. Прямо как задремавший у камина пес, не сразу осознавший, что его шерсть уже начала тлеть. Чем ближе они были к пожару, тем ярче ночь полыхала янтарем и кровью, тем сильнее улицы пропитывались страхом. Если воздух будет слишком сух, а ветер — неумолим, то ярко-красный змей понесется от одного дома к другому, проедая в городе обугленные проплешины.

Терций едва не столкнулся с бегающим в панике мужчиной, неуклюже перепрыгнул через мешок с наспех вынесенным скарбом и застыл у огромного факела, в который превратился дом. Огонь уже завладел первым этажом. Языки выглядывали из окон и двери, жадно тянулись ко второму уровню и лениво перекидывались на два соседских дома. Горели забор и какие-то дворовые пристройки. Вокруг стояла неразбериха: дым, люди, обезумевшие от страха звери. Из-за ворот выскочил закопчённый молодой мужчина, а за ним — четверка лошадей. Конюх? Терций подбежал к нему.

— В доме кто-то есть?!

Парень раздражённо посмотрел на Веласко, но тут лицо его исказилось от ужаса, когда он увидел, что происходит с домом. Он шагнул к толпе, к одному из стариков, ища кого-то глазами.

— Где матушка и братец?!

Старик кивнул на дом:

— Там… Все там…

Терций забежал в двери одновременно с молодым конюхом и еще одним крепким мужчиной, следом устремился Амико. Ловко уворачиваясь от горящей мебели, гомункул протянул что-то Терцию:

— Держите, господин!

Смоченная в воде тряпка прильнула ко рту и носу, спасая от дыма и горячего воздуха. У Сауреса был добротный дом. Ещё он был любителем огромных шпалер[1] на всю стену и резных деревянных ширм из Нолира. Стены превратились в огненные равнины, а ширмы повалились, перегородив проход. Одна из них забаррикадировала лестницу на второй этаж. Люди кричали и звали на помощь, придавленные предметами гордости покойного хозяина. Со второго этажа слышались крики, но лестница превратилась в сплошную стену пламени. Краем сознания Терций подумал: «Какой сильный огонь. Как странно!» — и тут же отмел лишние мысли. Высота невелика, чтобы прыгнуть из окна. Значит, люди застряли там, в смертельной ловушке. Человек не сможет преодолеть этот огонь. Человек не сможет, но гомункул гораздо крепче. Терций повернулся к Амико и решительно приказал:

— Иди на второй этаж и спаси людей.

Мальчик кивнул, и тут Терций ужасно испугался за него. Гомункулы очень крепкие, но переживёт ли он настолько мощное пламя?

— Приказываю тебе спасать свою жизнь, если почувствуешь, что на пределе! — только и успел крикнуть он вслед исчезающей в огне фигурке.

Услышал ли он? Некогда размышлять. Терций сцепил зубы и зарычал от боли, переворачивая горящую ширму. Всё, что он сейчас может сделать — спасти людей на первом этаже.

Они вынесли пятерых и обнаружили во дворе обожжённую, но живую женщину. Та сидела прямо на брусчатке и красными от слез глазами смотрела на пожар.

— Матушка! — Конюх кинулся к ней, чуть не опрокинув Терция. — Ты жива! Где Ченте?!

Женщина кивнула на пламя, вырывающееся из окон второго этажа.

— Вас вынес гомункул?! — крикнул ей Веласко. — Отвечайте!

— Святой Мельхиор Заступник, пощади душу моего мальчика… — сбивчиво зашептала женщина, словно ничего не видя и не слыша его вопроса. Можно было её понять. Такой шок.

Терций обеспокоено посмотрел на дом. «Амико, пожалуйста, только не умри там».

— Как это случилось? — спросил Терций у конюха.

Тот потер слезящиеся глаза:

— На конюшне начался пожар, ну мы и побежали тушить. А там такой огонь занялся, совсем беда. Мы начали спасать лошадей. А оно вона как… Пожар перекинулся на дом! — и всхлипнул вдруг, показавшись Терцию еще младше. Да, совсем мальчишка ещё.

Веласко посмотрел на прогорающую конюшню, на дом, и понял, что ничерта там не перекинулось. Просто кто-то отвлек внимание, а потом хорошенько полил дом маслом и поджёг. Пламя занялось так быстро, что никто ничего не успел понять. Хладнокровно и тихо. Бесчеловечная жестокость.

Маленькая летучая мышь подлетела к дому. Вдруг небо загрохотало, уплотняясь в черную тучу. Она заискрила молниями и обрушилась на дом сплошным потоком дождя. Магия погоды. Магия дроу. Люди такой не владеют.

Глава 5. Змея в посольстве

После ухода эльфийки Терций погрузился в заботу о раненых. Зеленоглазый лишь раз поморщился, когда ему накладывали новую повязку, с мазью и травами. Он наотрез отказался прижигать рану, назвав это «человечьим варварством». Дроу гораздо более искусны в лечении, поскольку прекрасно владеют мастерством причинения боли. Жестокость и прогресс идут у них рука об руку. Парадоксальный народ.

Терций сам согрел воды, чтобы омыть тело гомункула. Амико не издал ни звука, когда Веласко начал бережно стирать остатки ткани и копоти. Болезненная экзекуция, но иначе новая кожа не нарастет. Несерьёзные раны для гомункула после перезарядки у алхимика, и все же… у Терция никого не было, кроме него. Долгий век иста – это и дар, и проклятие. Учишься не привязываться ни к кому во избежание новых горьких расставаний. Но вот спустя столько лет он снова к кому-то прикипел и даже не заметил этого, пока не рискнул его жизнью.

— Прости меня, — тихо сказал Терций, обмывая обожженную руку слуги. — Ты чуть не умер по моему приказу.

Амико улыбнулся:

— Благодаря своей доброте вы получили новую зацепку в расследовании. На мне же все быстро зарастет.

— Нет! — Веласко сжал белую ладонь. — Я хочу, чтобы ты понимал. Ты не просто слуга. Ты очень важен для меня.

— Я рад это слышать, господин.

Немного отлегло от сердца, но пальцы все еще продолжали нервно подрагивать.

Чтобы Амико исцелился быстрей, он погрузился в особый летаргический сон. Через дня два или три он будет как новенький. К этому моменту нужно позаботится о его новой одежде и обуви.

С этими мыслями Терций устроился у камина. За окном уже вечерело. Дни становятся все короче, рано темнеет. Из задумчивого состояния его вывел голос Иззе:

— Так вы и правда очень дорожите этим гомункулом?

Терций вздрогнул от неожиданности. Он совсем забыл, что не один в гостиной.

— Да. Это странно?

— Очень. — Эльф поерзал в кресле, принимая более удобную позу. — Обычно люди относятся к животным лучше, чем к ним.

— Он такой же человек. Почти, — поправился Терций. — Да, он отличается и, возможно, у него действительно нет души, как говорится в писании. Но глядя на него, я не верю. Это чушь. — Он покачал головой. — Я доверяю своим ощущениям.

— Тогда не удивительно, что вас сослали за ересь. Доверять себе больше, чем священному писанию!

Иззе рассмеялся и тут же поморщился, схватившись за грудь. Терций и сам улыбнулся. Горькая правда. Он кивнул на эльфа:

— А вы… Кто так изувечил вас, Иззе?

Тот коснулся волос, занавешивающих обожженную половину лица:

— Это слишком личная история. Прошу, поймите меня правильно. Я могу защитить вас от опасности, но не обязан изливать душу.

— Это ваше право. — Терций пожал плечами. — Но ваше положение в доме Валасте кажется мне странным.

— У нас вообще очень странный дом, господин Веласко. Хотя всё равно не такой странный, как вы. — Эльф хитро прищурился. — Чистокровный иста… с человеческим именем. Хотя вы — первый иста, кого я вижу. Может, среди ваших это нормально.

— Иста только внешне похожи на людей, да и то не все. — Терций махнул третьей рукой. — Многие из нас одной ногой живут в Стране Идей, другой — в реальном мире. Поэтому мы такие равнодушные ко всему. Живём на развалинах, питаемся рыбой и боимся всего вокруг. Чем меньше развит дар, тем менее уважаем иста в своём сообществе, но и тем меньше страх ко всему чужому. Говорят, мои родители были такими. Я их не знал. Они пропали, когда я был еще в нежном возрасте. Меня воспитали люди, поэтому я ношу человеческие имя и фамилию. Я пытался искать родителей. — Терций печально покачал головой. — Ходили слухи, что их корабль потерпел крушение у берегов Квараны, но за двадцать пять лет я не нашёл ни единой ниточки. Только много интересных сведений о тёмных эльфах.

— И каково это, не знать своих родителей?

— Нормально. Я считал своими родителями людей. Конечно, мне было любопытно, какими они были и насколько я похож на них. Когда меня сослали на Лебо, я попытался найти свою дальнюю родню, но для них я — изгой, навсегда испорченный человеческим миром. Значит, я никогда не узнаю, сколько во мне от родителей.

— У нас бы тоже не приняли дроу, воспитанного людьми, — фыркнул Иззе. — Ибо истинная порода – это не только кровь.

— Истинная порода — не гарантия счастья, — Терций кивнул на эльфа.

— Вы правы. Как и расти под крылом родителей. Иногда лучше их вовсе не знать.

Иззе смолк, и Терций не нашелся, что ему ответить. Слишком горько прозвучала последняя фраза. Истинная порода… Что это такое? Неужели островные иста были правы, что не приняли Терция? Он для них слишком чужой. Онте стало его домом, но и тут он оказался не нужен. Есть ли ему вообще место в этом мире?

Вдруг Терций понял, как ловко Иззе избежал ответа на вопрос. Досадно, что ещё и побудил самого Веласко на какую-то неуместную откровенность. Интересно, ему было любопытно или он просто хотел отвлечь от себя внимание? За этими невеселыми мыслями Терций не заметил, как задремал.

Белый ворон сидел на чем-то, напоминающем гриб, и смотрел в огромные окна посольства. Убранство зала казалось зыбким и черно-белым. В окнах виднелись серые тени, невысокие, в пышных платьях и мужских костюмах. Они смеялись и танцевали. Наконец напротив окна остановилась высокая широкоплечая тень, отмеченная знаком черного паука. За ней проскользнул ярко-белый миниатюрный силуэт, похожий на змею. Он просочился под ногами высокой фигуры, мгновенно взобрался по штанине до груди. Окружающие тени совершенно не обращали внимания на змею несмотря на её яркое сияние. Наконец змея схватила черного паука и растворилась в толпе.

Глава 6. Галерея смерти

Бал продолжался почти до самого утра. Терций выбился из сил от бесконечных танцев и болтовни. Кроме того, он никак не мог расслабиться. Постоянно думал об Яззаре, Рильдинтре и своей вынужденной лжи. Чарна же расценила его рассеянность, как очарованность ею, и была невероятно этим довольна.

— Обычно мои кавалеры всё равно что услужливые рабы, — говорила она. — Не смеют промолчать, если я спрошу. Не смеют отказать в просьбе. Но в этой вышколенности и услужливости я не вижу ни единого искреннего чувства.

Понятно, почему Чарна не была ни жрицей, ни высокопоставленной чиновницей среди дроу. Она не могла отличить одну сложную эмоцию от другой. Терцию это было даже на руку. Он мог позволить себе роскошь раздумий.

Стоило только выйти за ворота посольства, как из темноты выскользнул Иззе. Словно материализовался из воздуха.

— Долго вы, — сказал он. — Какие новости?

— Никаких. Разве что я наконец поговорил с вашим матриархом начистоту, и мне это совсем не понравилось.

Иззе нахмурился:

— О чем вы?

— Не стройте из себя дурачка. Ваш дом собирается прибрать Онте к рукам.

— Ах это…

Терций остановился, грозно посмотрел на Иззе. Тот вздохнул:

— Люди не так сильны, как семьдесят лет назад. На троне сидит мальчишка, которым вертит жадная аристократия во главе с главным жрецом. Они вскормили его из золотой сиськи и будут вертеть им всю жизнь. Да если он до самой смерти будет гадиться в штаны, они будут только рады. Чем наша власть хуже?

— Солнце. Разве не очевидно? —Терций покачал головой. — Хотя, вам, конечно, этого не понять. Вы родились, выросли и умрете в темноте, но люди так не смогут. Это уже не сотрудничество, а захват.

По лицу Иззе трудно прочитать эмоции. Он оглядел Терция с ног до головы, потом сказал, осторожно роняя каждое слово:

— Тогда Онте придется показать силу. Силу, а не подлость. В подлости мы всё равно искусней.

Всю дорогу Терций думал о словах Иззе, о силе и подлости. А если весь заговор против дроу — самозащитное проявление подлости со стороны Онте? И за этим стоят чиновники, которые могут убрать его одним щелчком пальцев? Терций провёл остаток ночи, запершись на все окна и двери, словно рыцарь внутри башни накануне штурма, и всё равно вздрагивал от каждого вскрика ночной птицы.

Утро он встретил ослабевшим от бессонной ночи. Первым делом проверил, как Амико. Тот всё ещё находился в трансе. Затем помог Иззе сменить повязку. Его порез начал потихоньку зарубцовываться. Во время завтрака глубоко задумался, что же ему делать. У него есть ещё примерно два дня до встречи с Рильдинтрой и много белых пятен на карте его расследования.

— Сегодня я пойду в колледж Святого Лура и узнаю, сколько ещё учеников было у Сауреса, — сказал Терций, очнувшись от раздумий. — Если кто и знает, где свитки и Эспехо, так это они.

— Я не смогу сопроводить вас внутри, но буду рядом, — ответил Иззе. — Вы помните, что нужно делать?

Терций слегка улыбнулся:

— Помню. Орать как можно громче.

В колледже Святого Лура Терций бывал реже, чем в соборе Святого Мельхиора, поэтому поразился, как сильно он изменился за последние годы. Появились новые статуи. Они изображали не только Ткача и Святых, но и эльфов из белого и черного мрамора. Мирское проникло в эти стены. Искусство наполнилось страстью, жизнью, плотью. Даже картины на религиозные мотивы стали гораздо телесней. Глядя на изможденный лик Святого Лура, на складки его небеленого хитона, легче поверить, что этот человек скитался по пустыне, голодал, вел праведную жизнь. Художники научились передавать такую тоску в глазах, такую искру мудрости, что Терций ощутив прилив религиозного экстаза. Он сложил руки и помолился перед картиной, как в прежние годы, когда его вера ещё не пошатнулась. И почувствовал себя лучше, чем в любой из последних дней.

В колледже он получил информацию об учениках Сауреса. Оказывается, несмотря на вклад жреца в изучение джаалдаров и теологию, он был не слишком популярен. Всего четыре имени. Все они принадлежали к знатным родам Карамаргосы. Среди них был и Галеасо Масиас, который стал наследником Сауреса, но почему-то не воспользовался своим правом, и Раймундо Эспехо, который спешно покинул город в ночь убийства. Саурес и Эспехо чего-то боялись. Интересно, остальные ученики знают, чего именно?

В архиве колледжа он запросил всю информацию о научных работах Сауреса и все его переводы касательно раскопок Первого Храма. Пожилой архивариус расточал униженные поклоны.

— Простите, господин Веласко. В нашем архиве не оказалось его последних работ, только старые.

— А согласно записям гомункула-секретаря, они должны здесь быть.

— Должно быть, гомункул ошибся.

Недовольный Веласко провёл несколько часов за изучением старых работ Сауреса. Ничего нужного для дела, сплошь теология.

Они с Иззе отобедали, затем сели у камина, попивая каркаде, для эльфа — в синей кружке, щедро сдобренный сахаром и корицей. Следовало обсудить полученную информацию.

— Почему Масиас не заявил права на дом после смерти Сауреса? — задумчиво спросил Терций, глядя на огонь. — Неужели он не знал? Нужно спросить у него…

Глава 7. Приказ-приглашение

Закрыть глаза и позволить несправедливости случиться? Неприемлемо. Терций хотел разобраться в этом деле, чтобы виновные были наказаны, а невинные спасены. Он не подписывался плести интриги и взбивать грязную пену предательств.

— Постойте, — крикнул он, выступив вперёд. — В чём именно обвиняется эта женщина?

— В воровстве, — ответила Чарна. — Гости время от времени жаловались, что у них пропадают артефакты. Обыски ничего не давали. До этого дня.

— Почему вы решили, что виновна она? Может, её кто-то подставил.

Терций стрельнул глазами в Рильдинтру. Тот поджал губы, но в остальном выражение лица не изменилось. Завидное самообладание у эльфа, а вот Чарне оно заметно изменяло.

— При всём уважении, — без всяческого уважения прошипела она, — но мы сами в состоянии решить, кто виновен, а кто нет. Не лезьте в наши внутренние дела.

Кажется, Чарна, искренне огорченная своим провалом, цеплялась сейчас за любую возможность показать матриарху свою полезность. Как это некстати. То, что он сейчас сделает, может подорвать их отношения. Хотя… в бездну эти отношения. Нет ничего хуже внимания тёмной эльфийки к твоей персоне.

— Отнюдь, — сказал Терций, а затем обернулся к послу. — Леди Эльвала, вы даровали мне возможность просить у вас всего, что я могу пожелать. Я желаю, чтобы Лирду отдали мне. Я уверен в ее невиновности. К тому же, мой дом нуждается хозяйственных руках. Моя экономка слишком стара, чтобы управляться с ним в одиночку.

Над траурным залом повисло напряжённой молчание. Глаза Чарны горели заколдованными изумрудами. Эти ножи мысленно кромсали его, отсекая голову, руки и ноги, вырезая ещё бьющееся сердце из груди – Терций чувствовал это кожей. Кошмарное ощущение. Леди Эльвала выждала паузу, словно обдумывая его слова, затем холодно заметила:

— Эта женщина воровка. Вы это осознаете? То, что вы возьмете её под свое крыло, может плохо для вас кончиться. А ей, — она кивнула на насупившуюся Лирду, — теперь закрыт путь в приличные дома нашего квартала. Никто не возьмет её на работу.

— Ничего, это уже будет моей проблемой. Так я забираю её?

Эльвала пренебрежительно махнула рукой:

— Позже я подготовлю соответствующие бумаги. А сейчас простите, у нас траур.

Вероятно, Эльвала разочарована его решением. Она ожидала чего-то поинтересней, но Терцию осточертело развлекать эльфиек. Чарна демонстративно отвернулась, и её снова окружила толпа ухажёров. Терций выдохнул. Двух зайцев одним камнем, ну что за прелесть. Молчавший до этого момента Иззе тихо спросил:

— Зачем вам воровка?

— За сундуком, — ответил Терций. — Понравилась. Вас устраивает такой ответ?

Эльф недовольно хмыкнул, но больше ничего не сказал. Терций вздохнул. Кажется, сегодня он умудрился испортить отношения со всеми. Разве что остался Рильдинтра. Только радости это не приносило. Просто восхитительный «друг». Терций опасался, как бы и ему чего-нибудь совершенно случайно не подкинули для защиты эльфийской шкуры.

Они вернулись домой. Лирда сдержанно поблагодарила Терция, но в остальном всё ещё пребывала в шоке. Она словно никак не могла принять, что она попала в такую безвыходную ситуацию. Как бы не сделала какую-нибудь глупость от безнадёжности.

— Теперь, Лирда, ты будешь работать на меня, — ласково сказал Терций, показывая свой дом изнутри. —Мне очень жаль, что всё сложилось таким печальным образом. Надеюсь, мы с тобой будем понимать друг друга.

— К вашим услугам, — хмуро буркнула Лирда, сделав сдержанный поклон. Совсем не такой глубокий, какого ожидаешь от слуги. — Какие у меня будут обязанности?

— Уборка, поддержание порядка, стряпня… Сильвия? — Терций подозвал старую экономку. — Сильвия посвятит тебя в курс дела. Думаю, ты будешь заниматься всем тем, с чем она сама с трудом справляется. Да, Сильвия?

Старуха зло оглядела Лирду, сморщилась и проворчала:

— Не дом, а паучий угол. Скоро серорылых станет больше, чем нормальных людей… Чего зенки свои кровавые растопырила? Я не умею говорить на вашей квакающей тарабарщине. Привыкай к нормальной речи. Пошли на кухню, обед сам себя не сготовит.

Амико хихикнул, Иззе выгнул бровь. Терций хотел было поспросить Сильвию быть повежливей с Лирдой, но эльфийка сама нашла, что сказать. Скрестив руки на груди, она вздорно прошипела:

— Расхрабрилась при господине, толстая тараканиха. Будешь звать меня серорылой, и покинешь этот мир быстрей, чем скажешь «старая кошёлка».

— Ты что ж мне, деточка, угрожаешь? — Сильвия бесстрашно посмотрела на эльфийку. — И не таких я порола розгами. Ты не смотри, что я старая.

— Тем более, что я всегда помогу тебе, Сильвия, — весело подхватил Амико. Мальчишка приобнял старую женщину и проворковал: — Если хочешь, я подержу негодницу.

— Устроили бардак… — проворчал Иззе.

— Так, никто никого не держит, —— громко и чётко произнес Терций. — Все мы будем жить в мире и гармонии. Или у вас будет очень недовольный хозяин. Усвоили?

— Аха, — протянула Лирда. — Яснее ясного. Только учтите, господарь, ежели меня кто-то хоть пальцем тронет, то слуг у вас поубавится, — и она ядовито улыбнулась, глядя на Амико и Сильвию. Те одновременно вздрогнули. — На кухне всякое случается. Кипяток, калёное железо и огонь. Иногда в еду случайно падают стальная стружка и швейные иглы.

Глава 8. Третий путь

Даже окованная сталью дверь в королевскую сокровищницу не способна остановить личную гвардию жреца. Чего уж там дверь — даже привратник самого Ткача. Терций понимал, что нельзя заставлять этих господ ждать. От нетерпения они становились уж очень агрессивными. Терций кивнул Амико, тот понял его без слов:

— Господин Веласко сейчас выйдет, — кинул мальчик, а затем опрометью побежал наверх. — Лирда, сюда, не стой столбом!

Эльфийка побежала за ним, ворча на ходу:

— Ну чего тебе, сопляк?

Пока эти двое возились наверху, Терций сунул руку за ворот камзола, открепил паука и отдал Иззе, сказав:

— На хранение. Нельзя, чтобы эту вещь нашли при мне.

В этот самый момент гомункул вместе с Лирдой спустились на первый этаж, перенося картину и амулет из кабинета в подпол. Иззе растерянно посмотрел на Веласко, потом на них. Терций вздохнул:

— Я позже объясню. Идите с ними.

Снова раздался стук в дверь, да такой мощный, что от стены отвалился кусок штукатурки. Еще немного и снимут с петель. Хорошо, что в этот момент Амико поднялся из замаскированного подпола, отряхнулся от паутины и пошел открывать. Терций слегка смочил волосы каркаде из кружки. Гомункул распахнул дверь как раз тогда, когда вояка собрался постучать в третий раз. Гвардеец едва не завалился на порог. Веласко с презрением посмотрел на него:

— Господа, имейте терпение. Я сомневаюсь, что секретарь хочет видеть меня мокрым и без одежды. Не дадите мне обсохнуть?

Увидь его сейчас Иззе, засмеял бы за паршивую игру, но капитан гвардии как будто смутился.

— Велено доставить без промедлений, — пробубнил он, — и осмотреть дом.

Гвардейцы оттеснили Терция к стене, оттолкнули Амико, замешкавшегося на пути, и деловито рассыпались по дому. Капитан гвардии пошел в сторону кухни и столкнулся в дверях с Сильвией. Та охнула от страха и вылила ему на ноги ведро грязной воды. Капитан разразился бранью и полез было за оружием, но Терций грозно напомнил:

— Капитан, за любое злоупотребление властью я взыщу с вас, так и знайте.

Это немного остудило пыл вояки. Его гвардейцы осмотрели дом снизу до верху, но без должного усердия, и это было просто замечательно. Спустились в продуктовый погреб, но потайной не приметили.

— Осмотр окончен, — наконец сказал капитан. — Что здесь у нас? — Он глянул на клочок бумаги, что принес ему один из помощников, и Терций напрягся. — Как интересно… Теперь пройдемте.

«Что они нашли?»

— Амико!

— Вы пойдёте один, — оборвал гвардеец. — Простите, господин. Приказ есть приказ.

Ух и неприятно. Что с ним там будут делать? Публично четвертовать? Терций кивнул Амико и распорядился:

— В мое отсутствие ты за главного. Позаботься… и не злоупотребляй.

Гомункул кивнул в ответ, а Терций сел в предоставленный для него экипаж. Со всех сторон его окружила стража. Секретарь явно боялся, что он куда-то убежит. Интересно, почему? Наверное, где-то всплыло, что Терций спелся с тёмными эльфами, вот и решили досмотреть дом. Искали улики. Будь у секретаря доказательства, конвоировали бы в темницу, да в кандалах. Подумав об этом, Терций принял более расслабленную позу. Незачем показывать, насколько он растерян, напуган и озабочен. Только не давал покоя довольный вид капитана, когда он посмотрел на тот клочок бумаги…

Карета качалась по мощёным улицам города. Гвардия зычно отгоняла от неё всех любопытствующих. За плотными занавесками пробивалось солнце и звуки жизни: рынок, постоялый двор, смех детей, ржание лошадей. Терций концентрировался на этом, чтобы успокоиться и спланировать, как он будет вести себя и что говорить во дворце главного жреца. Молину явно разозлило его промедление и не порадуют те выводы, которыми с ним собирался поделиться Терций.

Звуки города стихли. Карета взобралась на Священный Холм, на который, по легенде, спустился сам Великий Ткач и передал книгу Мельхиору Заступнику, чтобы тот научил человечество, как двигаться в сторону лучшей судьбы. С тех самых пор люди наизусть выучили слова из книги и, казалось, вот-вот уже станут чище самого солнца в погожий день. Но в канавах под холмом многие люди всё еще искали себе пропитание. Только живущие в сытости могут принять голодную аскезу. Прежде чем очистить и улучшить весь мир, его сначала нужно хотя бы досыта накормить.

С этими мыслями Терций рассматривал парадную лестницу, которая вилась вверх по холму. По замыслу архитектора любой гость должен был сначала вскарабкаться по ней к высокому и чистому образу Великого Ткача. Даже короли и богатеи обязаны прилагать усилия для достижения внутренней чистоты. Терций почти не сомневался, что у дворца есть парочка удобных пологих подъездов. Потому что ему с трудом представлялось, как туша Молины каждый раз умудряется подниматься по такой лестнице.

Дворец был невысоким — всего два этажа — зданием, однако с дальней части виднелся острый верх колокольни домашней часовни. Её купол сиял как маленькое солнце. Массивный портал входа, украшенный скульптурами из белого мрамора и декоративными колоннами, немного напоминал двери в собор Святого Мельхиора Заступника. Терций неоднократно бывал внутри дворца. В центре находился обширный круглый двор с фонтаном и лимонным садом, откуда можно было бы попасть в любое помещение. Всё в композиции было навеяно погребённой под песком архитектурой Лилеона. Рустовка[1], напоминающая восходящее солнце, пилястры[2], символически рассекающие фасады на два яруса – земной и горний. Белый мрамор и золото – священные цвета.

Глава 9. Магия солнечной крови

Терций смотрел в оранжево-медовые глаза и гадал, сколько же за этой теплотой скрывается лжи. Однажды ему случилось наблюдать за чисткой днища прекрасной каравеллы. Деревянный лебедь на парусных крыльях, блестящие на солнце лак и позолота, и мерзостные гады, облепившие выпуклое брюхо. Бугры живых наростов, отверстия, оставленные корабельными червями. Изнанка прекрасного, о которой стоит вспоминать всякий раз, когда подпадаешь под дурман очарования.

Дульсе с любопытством посмотрела на него, затем спросила:

— Задумались, как поступить, господин Веласко?

— Это серьёзный выбор, — ответил тот. — Слишком серьёзный, чтобы принимать решение под влиянием эмоций или страха. Вы же не рассчитываете на мгновенный ответ?

Снова медовая улыбка.

— Нет, — кивнула эльфийка, — вы слишком разумны для этого. Я дам вам ночь на размышление. Понимаю, вы обескуражены. Работать с Белым Солнцем не входило в ваши планы, но уверяю, мы будем отличными союзниками.

— Благодарю. — Терций вежливо поклонился эльфийке. — Доброй ночи, госпожа Эдретель.

— Доброй ночи, господин Веласко.

Терций вышел на улицы ночной Карамаргосы. В носу стоял запах мёда и апельсинового цвета. Перед глазами сладкая улыбка, красное платье на тонком девичьем теле, блестящий завиток золотого локона. Святая Ноэми. Но если он будет верить этому фарфоровому личику, верить безоговорочно, на слово, то будет еще одним дураком-поклонником у её ног. Если её единственная сила — связи, то она умело убеждает и манипулирует. Нужно соблюдать осторожность.

Слева раздался шорох, а затем тихое:

— Не напрягайтесь. Это Иззе. Как прошло с принцем?

Ну конечно! Терций совсем забыл об эльфе. Иззе выплыл из черноты, по горло закованный в дублет, как в кирасу. Мантилья полностью скрывала лицо. Кружевной призрак.

— Замечательно, — ответил Терций. — Кажется, теперь я вхож во дворец.

Из-за мантильи лицо эльфа превратилось в серое пятно, по которого сложно было определить эмоции, но голос прозвучал нахально:

— Высоко взлетели. Честь уже продана или всё ещё держите оборону?

Веласко улыбнулся:

— Приберег для более выгодной сделки. — Затем он посерьёзнел. — Иззе, вы посоветовали мне бежать из города. Вряд ли это вписывается в планы госпожи Эльвалы. Тогда почему вы так сказали?

— Пытался быть честным. Если любой выбор подразумевает проигрыш, то остается только избегать выбора. Оставить всё на волю случая. Бежать.

— Это заманчиво, — задумчиво протянул Терций, — но неправильно. Судьбу нужно держать в руках, как вожжи.

— Разве судьба — не нить в руках Господа? — подразнил Иззе, кивнул на громаду собора у них за спиной.

Терций обернулся, посмотрел на остроконечную колокольню.

— Ткач вручает нам ту нить, которую мы заслуживаем, — сказал он. — Но иногда очень сложно сделать правильный выбор.

— Если плюсы и минусы разных сторон равнозначны, остаются только личные симпатии.

«Как тонко подмечено. Какие же эльфы тебе больше нравятся, Терций?».

— Зря вы это сказали, Иззе. — Веласко едко усмехнулся. — Я отправился в Кварану по сугубо личным мотивам, но в итоге застрял на четверть века. Это был не самый приятный опыт.

— Да, я знаю, вы были в плену у матриарха дома Вейстури, пока вас не вызволили онтейские дипломаты. Также я знаю, что с вами хорошо обращались. Не в пример другим пленникам или рабам дома. Однако вы всё равно болезненно вспоминаете о том времени. Почему?

Почему? Такой простой вопрос, но какой же каскад болезненных воспоминаний он вызывает.

— Я предал Онте, — глухо ответил Терций. — Стал любовником Беларссин, был её советником касаемо Онте, а затем королевство вызволило меня. Это… постыдно.

— Кто осудит? Тот, кто осудит, никогда не бывал на вашем месте. Мы… крайне убедительны.

Что это? Утешение от дроу? Как дико звучит. И вдруг слова полились сами, словно кровь из раны:

— Дело не в этом. В какой-то момент я смирился, что никогда не вернусь в Онте, и начал налаживать свою жизнь. Пытался привыкнуть к Кваране. Научился считать её своим новым домом. Перестал быть прежним Терцием. Стал на толику тёмным эльфом, прям как вы и сказали. В Онте, по ночам, меня мучала тоска по Кваране. Наверное, поэтому я и стал дроуведом

Из-за мантильи раздался смешок:

— Вы меня удивили. Почему же не вернулись? К чему эти бессмысленные страдания? Пускай о вашей душе беспокоятся духовники.

«И правда, почему я не вернулся?»

— Я боялся, — признался Терций. — Там случилось много плохого, Иззе. Много поводов для ночных кошмаров. Наверное, вам не понять.

Да, что может понять этот дроу? Даже если он жил в Кваране с рождения и был в немилости у родного дома, что он может понимать в страданиях попавших туда иноземцев, у которых отняли солнце? Ни-че-го. Может, это знак, что стоит выбрать сторону угнетенных? Терций задумался, замолчал, а Иззе не пытался вновь разговорить его.

Когда они вернулись домой, Сильвия отворила им дверь. Терций удивленно спросил:

Глава 10. Мертвец и Астролябия

Подумав немного, Терций запросил корабль до Галлы. Найти и допросить Эспехо, казалось единственной возможностью докопаться до правды.

— Пока я буду в отъезде нужно сделать три вещи, — сказал Терций напоследок. Первое, связаться с Мардокео Даурте из колледжа Святой Приски. Необходимо, чтобы он опознал ноквулил. Второе, найти душеприказчика Сауреса и опросить по поводу завещания. Это может сделать жена Галеасо Масиаса. Третье, допросить гомункула из Мёртвого города. Не знаю, как его зовут. Белоснежный. Он единственный, кто остался в Лилеоне.

Вернувшись домой после долгих обсуждений с эльфами, Терций первым же делом достал с дальней полки медальон с портретом Беларссин. Он долго вертел его в руках, а затем надел на шею. Терций решил, что теперь будет постоянно носить его, как напоминание о сделанном выборе.

Эльвала настояла на скорейшем отплытии. Терций не стал брать с собой много вещей. Ему хватит Амико, кинжала и одежды. Отчасти он был согласен с Эльвалой. Пускай светлые не знали, что и кого искать, но они прекрасно знали, где. Среди них достаточно умных голов, чтобы быстро дойти до того, о чём узнал Терций.

Уезжая, он оставил несколько распоряжений для Сильвии. Краем глаза он наблюдал, как Амико неловко прощается с Лирдой. Эльфийка только фыркнула в ответ и взъерошила аметистовые волосы гомункула. «Какая странная дружба», — подумал Терций и тут же осёкся, глянув на Иззе. Эльф тоже смотрел на парочку, улыбаясь краешком рта. «Кто бы говорил, — подумал Терций. — У тебя с Иззе ведь тоже очень странная дружба».

Уже в порту они встретились с Чарной. Эльвала настояла на её участии в поездке. Терций не стал спорить. Если придётся снова столкнуться с магией солнечной крови, ему было бы спокойней рядом с волшебницей, которая в этом разбирается. Чарна вновь облачилась в черный мужской наряд, а волосы заплела в тугую косу. Эта простота шла ей больше дорогих платьев и драгоценностей. Чарна все ещё была отстранённо холодна с Терцием, но милостиво позволила ему нести свои вещи. Признаки первой оттепели в их отношениях.

«Шриэл» был слишком маленьким кораблем, чтобы торговать или сражаться. В Онте аналогов у него не было. Разведчик, гонец, маленькая чёрная чайка над буйными волнами. Его паруса отливали синим грозовым облаком. Корпус из тёмно-серого зарха, грибной древесины Вечной Ночи, переливался металлическим блеском, как надкрылья большого жука. Серебряная паутина рисовала причудливые узоры по бортам. Корабль пах свежей смолой, лаком и пенькой. К сожалению, с комфортом на нём дела обстояли гораздо хуже, чем с ремонтом. Терций уступил единственное место в каюте капитана Чарне. В конце концов, капитан тоже была женщиной. Море и возраст подточили ее красоту, зато закалили, сделали крепкой и твердой, а в общении — грубой до бесцеремонности. Другим важным членом команды был погодный маг, молодой пронырливый мужчина, чем-то напомнивший Иззе, которому зачем-то пришили болтливый язык Амико. К слову, маг и гомункул быстро подружились, поэтому их отселили подальше, чтобы звонкая трескотня не мешала отдыхать всем остальным.

— Ненавижу корабли, — признался Терций, устраиваясь в гамаке. — Они скрипят, раскачиваются и вечно черпают воду. Вы не поверите, сколько молитв я заучил за время морских путешествий.

Иззе усмехнулся, ловко запрыгивая в соседний гамак:

— У вас хотя бы было приличное место на корабле. Своё последнее морское путешествие я провел в трюме, в цепях и колодках. Мне приходилось рычать на спруга, чтобы тот не отнял у меня еду. Вы знаете, с голодухи сырой спруг очень даже ничего.

Терций вспомнил этих мерзких созданий, скривился. Иззе рассмеялся:

— Ладно, каюсь, про спруга я всё выдумал. Видели б вы своё лицо!

— С вами иногда сложно понять, когда вы шутите. Так вы прибыли в Онте уже будучи заключённым? Почему?

— Так решил мой матриарх. Вероятно, чтобы убрать источник позора как можно дальше от Квараны и других матриархов.

— Почему бы просто не казнить? Дроу — не самый сентиментальный народ. Прошу прощения, если это вас обидело.

Иззе рассмеялся:

— Обижает? Меня? Я почти поверил, что вы дроу, но «прошу прощения» всё испортило. Вы правы, казнить было бы проще, но мою жизнь выкупили. Как вашу. Убить меня в этом случае было бы неприемлемо. Дом потерял много крови. Ему нужно было восстановиться. Так я попал в Онте, а матриарх превратила поражение в возможность для роста дома.

В рассказанное сложно поверить. Чтобы какой-то дроу пожертвовал своей жизнью ради жизни другого? Наверняка Иззе что-то не договаривал. Хотелось расспросить поподробней, но разговор сам собой сошёл на нет.

Терций почти не разговаривал и не пересекался с Чарной весь первый день пути. Несколько раз он видел её на палубе, и каждый раз разговор с ней не клеился. Она молча смотрела в кипучую даль и находилась в своих мыслях. Один раз она так злобно нашипела на вертящегося вокруг неё погодного мага, что тот быстренько ретировался к корме.

— Море нервирует вас? — спросил Терций.

— Отнюдь, оно привлекает меня. Всегда привлекало. Просто в плавание не ходят без сменного погодного мага, — задумчиво ответила Чарна. — Из-за спешки пренебрегли безопасностью. Придётся самой сменять этого неумеху.

Терций задумчиво посмотрел на волны. Как он раньше не заметил? Зачем на континенте погодный маг, если ты не живёшь овощеводством? Чарна готовилась стать корабельным погодником, но Эльвала срочно вызвала её в Онте. Залатывала раны дома, как и говорил Иззе?

Глава 11. Змея без головы

Терций удивленно посмотрел на Чарну.

— Разве мы какие-то преступники? — спросил он.

— Сейчас не время думать о морали, — ответил за неё Иззе. — Если мы поступим согласно вашей совести, то проиграем всю партию. Вы это понимаете? Одобрите заведомый проигрыш?

Терций помотал головой, затем кивнул эльфам:

— К сожалению, вы правы. Однако мы уже привлекли внимание своим поведением, и когда Рубена сочтут пропавшим, то обязательно придут к нам.

— Когда придут, тогда и поговорим, — буркнула Чарна. — Может, нас к тому времени уже здесь не будет.

Терцию не понравился такой подход к делу, но он не стал спорить. Было противно от самого себя.

«Кем я стал? Пособником преступников, да и сам преступник».

— Чарна, тебе по силам создать иллюзию? — поинтересовался он. — Можно ли сделать вид, что мы помогаем пьяному товарищу дойти до дома? Иллюзию, что он после нашего ухода какое-то время шлялся по округе. Может, так отведём хотя бы часть подозрений.

— Попробую, — сказала Чарна. — Но в этом я не мастер, будет непохоже.

— И не надо, — вклинился Иззе. — Нагонишь тумана. Лишь бы фигура отдаленно напоминала пьяницу.

Пока дроу спорили между собой, Терций взвалил еще тёплый труп Рубена на спину, словно павшего в хмельном бою товарища, а Амико взял вещи капитана и хозяина. Мёртвая ноша давила на плечи, прямо как нечистая совесть. Увидев это, эльфы прекратили свои препирательства. Не ожидали, видимо, от Терция таких решительных действий.

— Мы с Амико принесём Рубена в его дом, а вы немного отстанете от нас и пойдёте к нам. — Он передал эльфам ключ. — Когда вернусь, Чарна наколдует иллюзию, и да будет благостной нить нашей судьбы.

Иззе скептически хмыкнул, Чарна молча кивнула. На том и порешили. Среди вещей Рубена нашлись ключи от его дома.

К возвращению всех пятерых в «Астролябии» уже успели устроить пьяное гульбище. Те, с кем играл Рубен, обратили внимание на вернувшихся, но быстро удовлетворись ответом, что капитан уже не в состоянии не то что играть — ходить.

— А он ведь знал, что за ним придут, — шепнул Амико, примеряясь ключом к замку. — Сразу кинулся наутёк, без вопросов…. Я пойду первым. — Он смело шагнул в двери, опередив Терция.

Внутри темно, пусто, холодно. Пахло пылью и сыростью. Накрапывало с крыши. Дом оказался совсем невелик и состоял из одного помещения с нечищеным камином и тюфяком, который с трудом можно было назвать постелью. К одной из стен прислонена кособокая лестница на чердак, больше похожий на птичье гнездо. На полу валялись бутылки, грязные вещи и засохшие объедки. Доски настила пестрели множеством грязных отпечатков. Сначала Терций не обратил на них внимание, но затем, сбросив мёртвый груз на тюфяк, присел у одного из самых чётких следов. Любопытно. У Рубена довольно крупная нога, а этот след узкий и небольшой, словно у девицы. Вполне возможно, что Рубен водил к себе проституток. Терций пригляделся к полу и увидел кое- что ещё: замызганную мужскую рубаху, какая не налезла бы на Рубена. Неужели он ходок по юношам? Ну и мерзость. Такую мог носить отрок… или эльф. От этой догадки волосы у Терция встали дыбом, и он медленно поднял голову к открытому люку на чердак. Он молча ткнул пальцем вверх, и Амико бесшумно двинулся к лестнице с кинжалом наперевес.

Всё случилось очень быстро. Стоило только Амико взобраться на середину лестницы, как подобная молнии вспышка отшвырнула его к стене. Он врезался в нее и, дымясь, упал ничком. Терций закричал, кинулся к нему, схватил за плечи, чтобы перевернуть, и его руки обожгло. Белая вспышка в голове, а дальше наступила темнота.

Темнота была долгой и засасывающей. Голоса, запахи, яркие вспышки, обрывки молитв и голоса жрецов в храмах. Они говорили о Ткаче, о Матери Ночи, о Господине Белое Солнце, а потом весь мир затопило водой. Очень холодной водой. Б-р-р!

Терций пришёл в себя. Он был привязан к стулу на все руки и ноги, да ещё и поперёк туловища. В помещении горела небольшая свеча, оранжевый свет почти не разгонял темноты. Подслеповато щурясь, Терций огляделся. Это не дом Рубена. Что-то помельче и с потолком пониже.

— Зря вы отринули нашу дружбу, — сказала тень вне поля его зрения. — Вы казались мне человеком совести.

Знакомый певучий голос, только теперь без жалобных или дружелюбных ноток. Холодный, как нож у горла. Терций снова дёрнулся в верёвках, но они крепко держали его.

— Не трепыхайтесь. — Рильдинтра вышел на свет. Хищно суженные серые глаза по-кошачьи сверкали. — Это крепкие моряцкие узлы.

— Где я?

— Там, где не найдут. — Эльф улыбнулся, пнул колченогий табурет поближе к Терцию и сел на него. — Начнём наш разговор. Что вы здесь ищете, господин Веласко?

— Так это ты всё подстроил? — догадался Терций. — Ловушка? С чего ты решил, что мы пойдём к Рубену? Как ты вообще понял, что дроу рядом со мной не будет?