– Божественный вкус, – пробормотал Пётр и тут же в ужасе зажал свой рот руками, в надежде, что его никто не расслышал. Вкус пирожного и впрямь был превыше всяческих похвал, но вот обожествление результатов кулинарного искусства здесь явно бы никто не поощрил.
Мёфи саркастически хмыкнул.
– Ты правда думаешь, что тебя покарает огненная молния или, тем паче, разжалуют в бесплотные духи, лишь за подобные словесные конструкции? Поверь мне, Единому давно уже до одного места, кто и как выражается, особенно в Пламенных Чертогах. Как говорится, каждому воздастся за деяния его. А про слова и выражения в этой формулировке даже намёка нет.
Кандидат в ангелы, не сдержавшись, сыто икнул и покраснел. В последнее время демон часто ставил своего стажёра в тупик своими рассуждениями.
Они сидели за столиком возле небольшой кондитерской на тихой улице, вдыхая ароматы ванили, корицы и свежей выпечки, от которых почти кружилась голова и неприлично активизировалось слюноотделение.
– Надеюсь, ты уже догадался, что сегодня мы на собственном примере изучаем…Что?
– Чревоугодие, – обреченно выдохнул Пётр. Догадка была неожиданной и неприятной, ибо кремовые эклеры были уж очень…Короче, за всю свою недолгую жизнь, и чуть более длинное посмертное существование юноша не вкушал ничего столь прекрасного. И поэтому он как никто, наверно, начинал постепенно проникаться сочувствием к людям, подверженным подобному невозвышенному, почти животному пороку. Хотя может ли грех быть возвышенным? На досуге он дал себе слово об этом поразмышлять.
– Браво! Ты явно небезнадёжен! – закаркал ворон, садясь на плечо к Мёфи, и тут же выхватил пирожное, которое демон хотел было засунуть в рот, но не успел.
– Вот видишь, оказывается, греху обжорства, подвержены не только люди, но и дохлые вороны, – с издевкой проговорил Мёфи и щелкнул Иртэ по испачканному кремом клюву. В ответ птица долбанула его по макушке. Но терпение Мёфи было явно на исходе, поскольку он вдруг схватил зарвавшегося друга и свернул ему шею. – А вот теперь можно спокойно договорить. – Как ни в чем не бывало продолжил разговор демон.
Петр с изумление и испугом смотрел то на своего наставника, то на неподвижное черное тельце, лежащее тут же на уличной брусчатке.
– Мотайте на ус, который еще не отрастили, так будет с каждым, кто будет излишне назойлив, – и вдруг, глядя на застывшее лицо воспитанника, он громко расхохотался. – Уж не решил ли ты, что бренное существование Иртэ завершилось таким нелепым образом? Можешь проверить, примерно через минут пятнадцать он вновь будет подавать некие признаки жизни, а через тридцать - снова раздражать нас своим карканьем. Умереть здесь по-настоящему по определению невозможно, ведь мы и так давно мертвы. Хотя признаюсь, выглядит каждый раз правдоподобно, да и ощущения «умирающего» максимально близки к настоящим.
– Но всё равно, это чудовищно? Он же ваш друг!
– Ну, у нас с ним своеобразные отношения, – его голос звучал почти мечтательно, – и порой, зная мой темперамент, он специально меня провоцирует, а я не без удовольствия поддаюсь. Есть в этом что -то такое…Но боюсь, эта информация не для твоих невинных ушей, юный отрок, – и Мёфи вновь рассмеялся.
Все, что говорил демон, было странным. И Петр смог окончательно ему поверить только тогда, когда заметил легкое подергивание крыльев и осмысленный взгляд ворона.
– Но мы отвлеклись. Вернёмся к чревоугодию и разберёмся с теорией. Итак, как тебе, несомненно, известно, обжорство в самом общем виде является чрезмерным увлечением или потреблением чего-либо, доходящим до расточительства.
Одна из причин его осуждения заключается в том, что в Темные века переедание со стороны зажиточных людей могло оставить нуждающихся голодными. Но по мне, это объяснение- полная ерунда. Хочешь больше кушать- сей, жни, разводи скотину и прочее. Думаю, мысль понятна.
Средневековые церковные авторитеты придерживались более широкого взгляда на обжорство, утверждая, что оно также может включать в себя навязчивое ожидание еды и чрезмерное увлечение деликатесами и дорогостоящей пищей.
Йосиф Волоколамский перечислил пять форм обжорства: вкушать слишком дорого, вкушать слишком вкусно, вкушать слишком много, вкушать слишком часто, вкушать слишком жадно.
Истинным грехом из них считается последняя форма, поскольку это страсть к простым земным удовольствиям, которая может заставить человека есть импульсивно или даже свести жизненные цели к потреблению пищи. Примером этого является то, что Мазеп продал своё родство за жаркое из кабана.
– Юноша, если ты еще не уснул, пора переходить к практической стороне вопроса. А именно, научиться определять одержимых именно нездоровой страстью к еде.
– Нет, я просто задумался.
– Оглянитесь вокруг! Пред вами несколько ярких образов тех, кого мы можем, возможно преждевременно, обвинить в склонности к чревоугодию.
И действительно, посмотрев по сторонам, Петр с удивлением обнаружил неподалеку несколько любопытных субъектов. Но как же так? Еще пару минут назад их тут точно не было. Впрочем, удивляться этому ему было лень, и так впечатлений сегодня на его долю выпало предостаточно.
Первым, на кого пало его внимание, был импозантный господин плотного сложения, с мясистым породистым лицом и пышными бакенбардами, одетый в платье вельможи средних веков. Он сидел за соседнем столом и с упоительным чавканьем поглощал огромных омаров.
Следующей оказалась женщина средних лет в мужском потрепанном костюме. Сидя прямо на тротуаре, она жадно ела огромную булку, из которой торчали какие-то овощи и нечто похоже на небольшую колбаску.
Третьим стал мальчишка-оборванец, который, притаившись в углу между домами, затравленно оглядывался по сторонам, и пачкая руки, лицо и одежду, яростно пожирал огромный торт. Давился, не успевая прожевать, но тянулся, чтобы вновь откусить желанное лакомство.