Властный муж. Развода не будет

Глава 1

Я в сотый раз бросаю взгляд на часы и нервно тереблю подол своего шёлкового вечернего платья.

Двадцать минут седьмого. Все гости давно уже собрались в огромном загородном доме, который я арендовала специально для этого вечера.

Из гостиной доносится звон бокалов и приглушенный смех, каждому не терпится приступить к главному торжеству, но пока что все обходятся закусками и весёлой болтовнёй.

А я вообще стою в стороне, ближе к выходу, ожидая сразу двоих опоздавших...

Я сразу поняла, что тридцатилетняя годовщина свадьбы Льва Игнатьевича и Елены Васильевны Орловых, родителей Давида, это событие, которое стоит отметить с достойным размахом.

Когда три месяца назад Давид попросил меня организовать этот праздник, я едва сдержала радостную улыбку.

Впервые за два года брака Орлов младший обратился ко мне не с холодным равнодушием, а доверил что-то важное. Что-то, что касалось его семьи.

– Ты же у нас мастер по праздникам, – сказал он тогда и даже улыбнулся краешком губ, – Справишься?

– Конечно, я справлюсь. – кивнула я, сразу представив картину того, как пройдёт годовщина.

Никогда ещё я не была так готова хоть весь мир перевернуть, лишь бы сделать самый яркий, но при этом уютный и чувственный праздник для нашей семьи.

Всё для того, чтобы лёд между нами растаял до конца...

Последние месяцы подарили мне надежду. После нашего крайнего скандала из-за его интрижки с секретаршей Юлечкой Давид вдруг резко изменился.

Он наконец-то перестал пропадать в офисе. Больше не смеет болтать при мне с другими девушками и засматриваться на них. И даже сделал несколько комплиментов по поводу моего нового цвета волос.

"Тебе очень идёт смена имиджа, Вик", – бросил Давид недавно утром за завтраком, первый раз взглянув на меня с тем самым интересом, что у него был тогда, когда он решил в выпускном классе украсть мой первый поцелуй, чтобы "другим не досталось", как он сам сказал.

И моё сердце подпрыгнуло, как в те самые семнадцать лет.

Нет, я влюбилась в Давида Орлова не сразу, совсем нет, тот поцелуй просто был первым шагом, из-за которого я начала смотреть на всё иначе...

Давид был тем, чего у меня ещё никогда не было и что перевернуло весь мой мир с ног на голову.

Высокий, темноволосый, с пронзительными серыми глазами, Орлов казался мне воплощением мужественности. И вёл он себя соответственно.

Безумно нагло. Свободно. Так, как будто весь мир ему принадлежит.

Если он хотел украсть меня на свидание - он это делал. Если хотел что-то подарить, ты ни за что не можешь от этого отказаться. Если он хотел моего внимания... ты ни за что от него не избавишься.

Наши семьи дружили годами, и когда родители объявили о помолвке, я восприняла это как подарок судьбы.

Я не позволяла ничего лишнего, не считая того поцелуя. Но Орлов всё равно добился своего. Я влюбилась в него.

Тогла Давид лишь пожал плечами и тоже согласился на решение родителей.

"Это разумное решение, будет полезно объединить наши бизнес-империи", – сказал он мне, резко дав понять, что относится ко всему, что между нами происходило, совсем иначе.

Но я всё равно верила, что колкий тогда ответ Давида со временем перерастёт в нежные чувства. Ведь он первый проявил ко мне интерес, тем самым поцелуем...

Но того, чего я так хотела, не произошло. Стоило нашей свадьбе произойти, как Орлов потерял ко мне интерес.

Я доверила ему своё сердце, душу и тело, до этого не доверяя ни одному другому мужчине и Давид это всё взял, а затем просто "отложил на дальнюю полочку".

До тех пор, пока я не устроила тот самый крайний скандал из-за интрижки. Обычно покорная, я устроила такую истерику с битьем посуды, что Давид потерял дар речи.

Затем я сменила гардероб и перекрасила волосы, желая хоть внешне избавиться от боли и внезапно, муж вспомнил, что я его жена.

"Ты похорошела", "Будто в прошлое возвращаешь", "Давай после работы поужинаем вместе" - с одной стороны, это так безумно мало, после того, что Давид нагло позволял себе с другими женщинами, но с другой стороны... я не могу просто взять и вычеркнуть любовь к своему первому мужчине.

С самого утра даже надеялась, что когда гости распадутся по группам, мы сможем вильнуть в сторону и наконец провести время только вместе, просто за разговором по душам, чтобы наконец всё решить между нами нормально.

Но Давид опаздывает, как ещё никогда не опаздывал.

Я снова проверяю телефон, но не вижу ни одного ответа.

"Где ты? Все уже здесь", "Твои родители спрашивают", "Давид, ну пожалуйста, хоть что-то напиши".

Все мои сообщения просто улетают в пустоту. А вдоме, тем временем, становится всё шумнее.

Отец Давида, Лев Игнатьевич несколько раз успевает поинтересовался, где же его сын. Без него он не хотел бы начинать праздновать годовщину.

Мать, элегантная Елена Васильевна, лишь многозначительно смотрит на меня, но молчит. Понимаю, что она согласна с мужем. Им не хочется, чтобы единственный сын, доказательство их любви, пропустил праздник.

Мои собственные родители же делают вид, что всё в порядке, но я вижу, как мама нервно теребит салфетку, будто чувствуя что-то неладное ещё сильнее меня.

– Виктория Михайловна! – раздаётся голос из прихожей после торопливо стука.

Я спешу к входной двери, где меня ждёт курьер с пышным букетом синих роз - бонус к моему подарку для свекрови. Елена Васильевна как-то обмолвилась, что обожает именно такого цвета розы.

– Извините за опоздание, – запыхавшись, произносит молодой парень, – Пробки просто ужасные, я думал, не доберусь...

Я механически киваю, принимая букет, но слова курьера доходят до меня как сквозь вату.

Случайно, лишь краем глаза я заметила знакомый чёрный джип Давида у ворот.

Значит, он всё-таки приехал. Но когда? И почему я не услышала, как он вошёл?

– Да, да, всё хорошо, – поспешно отвечаю и оплачиваю доставку, – Спасибо большое.

Глава 2

Широкие ладони Давида лежат на тонкой талии Алины, моей хорошей знакомой ещё с института, которая, по совместительству, ещё и является невестой одного из гостей, моего дальнего родственника.

Орлов что-то нахально шепчет ей на ухо, и Кольцова запрокидывает голову, заливаясь весёлым смехом.

Для моего мужа это срабатывает как согласие, его нос мажет по чужой шее, останавливаясь у сгиба, что плавно переходит в плечо и он просто берёт и целует так удобно оголённую кожу из-за фасона платья Алины.

Долго, лениво, словно пробуя на вкус свой очередной интерес всего на одну единственную ночь.

Мои пальцы сами собой разжимаются.

Пышный букет синих роз с глухим стуком падает на деревянный пол террасы.

Окрашенные лепестки разлетаются по нему как осколки моей глупой, наивной надежды всё же стать любимой женщиной собственного мужа.

И хоть я стою на приличном расстоянии, Давид вдруг отстраняется от чужой кожи, почуяв неладное.

Они резко оборачиваются.

На лице Алины, моей так называемой "почти родственницы", красовалась хищная улыбка, когда всё внимание было приковано к моему мужу, но она тут же сползает, сменяясь испугом, когда Кольцова уже видит меня.

А Давид… он просто отстраняется от неё, даже не вздрогнув и не моргнув. На его лице нет ни капли вины или удивления.

Только ледяное, скучающее раздражение от того, что его прервали.

Орлов смотрит на меня, затем на цветы у моих ног, и на его губах появляется та самая снисходительно-презрительная ухмылка, которую я ненавижу больше всего на свете.

Она всегда мелькает на губах моего мужа в первые секунды наших скандалов.

– Вика? – его голос спокоен до жестокости, - А ты чего не с гостями?

Алина, напротив, бледнеет и делает шаг назад, нервно поправляя своё слишком откровенное платье.

– Вик, это не то, что ты подумала… мы просто столкнулись прямо у входа и… Давид просто… – она начинает тараторить и запинаться, но не успевает договорить.

– Свали отсюда, – холодно перебивает её мой муж, не отрывая от меня взгляда, – Мне нужно поговорить с женой.

Голос Орлова не терпит возражений, и Алина, бросив на меня виноватый взгляд, пулей вылетает из беседки, скрываясь в доме.

"С женой."

Это слово бьёт под дых, вышибая остатки воздуха.

Давид так уверенно, так властно произносит его, будто это даёт ему право унижать меня.

Даёт право называть меня женой, только что лапая другую женщину, почти что на глазах у всего света. В день тридцатилетия брака его родителей - праздника, который должен был стать символом крепкой семьи.

Мои руки начинают дрожать. Сердце в груди сходит с ума, настолько, что дыхание сбивается, словно я бежала.

– Как уверенно ты говоришь "жена", – шепчу я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.

– Угомонись, – фыркает Давид, закатывая глаза, будто я ребёнок, устроивший истерику из-за сломанной игрушки, – Если бы не выгодные бизнес-планы наших семей, мы бы никогда не поженились. Да и, может быть, мой отец изменяет матери по десять раз на дню. Это распространено у мужчин, нечего из-за плакать.

Стоит только это услышать, как в этот же самый момент что-то внутри меня обрывается. Окончательно.

К горлу подкатывает тошнота - едкая, горькая. Мне становится физически дурно не только от вида измены Давида, но и от этих слов.

От этого цинизма. От того, как легко Орлов обесценивает тридцатилетний брак собственных родителей, лишь бы оправдать свою грязь.

Неужели он даже родную мать не уважает, если так просто допускает мысль о том, что отец мог бы так с ней поступать, как он сам поступает со мной, потому что не любит?

Я чувствую, как мир вокруг начинает плыть. Вся моя любовь, все мои надежды, все три месяца призрачного счастья, что вот, налаживается же что-то...

Всё это превращается в тошнотворный, липкий ком отвращения.

Я жмурюсь так сильно, что из-под ресниц срывается первая горячая слеза и катится по щеке, оставляя мокрый след.

Делаю глубокий вдох, открываю глаза и смотрю прямо на Давида.

На того, кого я любила больше жизни.

Муж делает шаг ко мне, его лицо становится серьёзным. Наверное, сейчас он снова попытается меня заткнуть поцелуем и обнять, а затем утащить в спальню, как он всегда делает, даже на гостей наплевав.

Это единственная его ласка по отношению ко мне. Сперва делает нестерпимо больно, чтобы потом, уже на нежных шёлковых простынях сжимать меня в своих руках так жадно, словно бы снова и снова доказывая, что да, я действительно не досталась больше никому.

Только ему. Тому, кому никогда не нужна была по настоящему.

Давид открывает рот, чтобы что-то сказать, но я его опережаю. И мой голос звучит на удивление твёрдо и чисто.

– Я больше так не могу. Мне нужен развод.

Визуализация

Визуализация героев для тех, кто хочет посмотреть на них поближе)

Виктория:

Давид:

Глава 3

Никогда ещё мой голос не звучал так уверенно.

Мы ссорились сотни раз. Я кричала, плакала, била дорогую посуду, даже пыталась колотить Орлова своими слабыми кулаками.

Я угрожала, что уйду, соберу вещи и исчезну. Но я никогда не произносила это слово. Развод.

На несколько секунд между нами повисает оглушительная тишина. Настолько тяжёлая, что кажется, будто воздух стал густым и вязким.

А затем Давид начинает смеяться. Громко, раскатисто, так искренне и весело, будто я рассказала ему лучший анекдот в его жизни. И от этого звука моё сердце, и без того разбитое, сжимается ещё сильнее, будто его в тисках раздавить пытаются.

– Смешная шутка, дорогая, – говорит мой муж, отсмеявшись.

– Это не шутка, – отрезаю я, и мой голос звенит от напряжения.

В ту же секунду смех Давида буквально умирает. Губы сжимаются в тонкую, злую линию. Лицо становится маской из холода, а взгляд темнеет.

И это выворачивает наизнанку ещё сильнее. То, какое недовольство он показывает в ответ на моё отчаяние.

Я терпела и унижалась так долго, что не вижу больше другого выхода, кроме как чуть ли не прокричать о том, что Давид добил меня окончательно своим поведением, но даже это муж запрещает мне делать.

– Ты сволочь, Давид… я тебя нен... – начинаю я, но не успеваю договорить.

– Не смей! – рявкает Орлов так, что я невольно вздрагиваю.

После чего в несколько хищных шагов он оказывается передо мной.

Я инстинктивно делаю шаг назад, пытаясь уйти, чтобы не попасться в ловушку грубых пальцев, но не успеваю.

Пальцы Давида стальной хваткой впиваются в мой локоть.

– Ты же знаешь, что ни о каком разводе не может быть и речи, — чеканит муж, глядя на меня сверху вниз, – Ты моя навсегда.

Эти слова прошибают меня, словно крепкая пощёчина.

– Твоя?! – я взрываюсь, и копившаяся годами боль вырывается наружу. – За два года нашего брака ты проявлял ко мне интерес всего несколько раз! И то только после того, как я застукала тебя уже со второй любовницей и устроила погром! Я тебе не нужна! Ты относишься ко мне хуже, чем к вещи!

Чем больше я говорю, тем сильнее моё тело бьет крупная дрожь. Не от холода, а от эмоций.

Вместе с чем хватка Давида на моём локте усиливается, а в глазах его разгорается ярость.

– А с чего ты вообще взяла, что может быть иначе?! Ты не знаешь, на чём держатся другие браки и…

Я не даю ему договорить. Собираю все силы и толкаю Орлова в грудь. Он едва сдвигается с места, но этого достаточно, чтобы вырваться из его захвата.

Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, но мне плевать.

– Что, снова отца своего обвинишь в том, что он такой же? Или всех мужчин на планете? Лишь бы не признавать, что ты просто изменщик-козёл! Тебе перед своей матерью не стыдно-то?! У неё сегодня тридцатилетняя годовщина, а ты пытаешься меня убедить, что её любимый муж - такой же бабник и лгун, как ты!

– Пример с отцом был для наглядности, что ты их мухи слона раздуваешь! – рычит Давид в ответ, — У них всё иначе! Мать для отца - особенная!

Я горько усмехаюсь. Ну да. Конечно.

– А я не особенная, точно... по акции досталась вместе с бизнес-сделкой!

Слёзы застилают мне глаза, и я почти всхлипываю от обиды и бессилия.

– Я устала от твоих постоянных измен! – мой голос дрожит, но я заставляю себя посмотреть мужу в глаза как можно острее, чтобы хоть на секунду ему стало не больно, нет, эотя бы неприятно! – Это была последняя капля. У меня есть гордость, как бы глубоко она не была закопана. Я требую развод!

Снова на мгновение между нами повисает тишина.

Не знаю, хватились ли нас уже в доме, подслушивают ли наш скандал уже или ещё нет, это не важно.

Чувствую себя растоптаной настолько, что абсолютно всё равно, сколько родственников после перемоют мне кости.

Надеюсь лишь на то, что чёртов Орлов отступит первым, раз ему всё равно на мою любовь. Но нет. Он слишком жесток для такого.

На всё моё отчаяние Давид лишь снисходительно ухмыляется, складывая руки на груди.

– Дорогая, сколько раз тебе повторять? Наши родители договорились о нашем браке, ещё когда мы пешком под стол ходили. На кону слишком многое. Я не позволю всё это разрушить, и остальные тоже. Наша семья важна.

– У нас не семья, а просто пародия! –выкрикиваю я, задыхаясь от отчаяния, – Может, ты ещё и любовницу свою к нам домой притащишь?! Одну, вторую, третью или всех сразу. Ну так, чтобы наверняка мне моё место показать!

– Притащу, если будет нужно, — холодно чеканит муж, а затем делает шаг ко мне.

Он снова перехватывает моё запястье и резко дёргает к себе так, что я впечатываюсь в его твёрдую грудь, чувствуя себя пойманной птицей.

Глаза Давида темнеют ещё сильнее, в них нет ни капли сочувствия, только раздражение.

И несмотря на то, что я всегда хотела большую семью с этим человеком, следующие слова Орлова пробирают всё нутро ледяными мурашками:

– Лучше давай пойдём в спальню. Ты слишком нервная в последнее время. Сделаю тебе ребёнка, чтобы не было времени на истерики и глупую ревность.