Влюблённое одиночество

1. Часы

"Помни, где только есть место — везде есть сознание".
© Тибетская книга мёртвых

Юные леди обычно ведут дневник с тем, чтобы спустя неделю, две, а может быть, месяц с точностью и во всех подробностях освежить в памяти сплетни, которые они с тщательностью вносят в упомянутый дневник после каждого светского мероприятия, встречи, разговора. Именно с этой целью юные леди препроводят своё драгоценное время в компании пера и бумаги. И вряд ли кому-нибудь пришло бы на ум вести дневник, если бы на то не оказалось бы достаточно оснований. Однако мне на ум может прийти и не такое.

И вот я, которая проводит всё свободное время в одиночестве в своей собственной спальне, необременённая светскими встречами и не знающая сплетен, совершенно безосновательно взялась за неблагодарное дело бумагомарательства. И вот что из этого получилось.

Скудная светская жизнь никогда не приводила меня в уныние. Ибо мне было достаточно несколько раз вкусить её, чтобы навсегда разочароваться в её прелести. Поэтому если я и могу о чём-либо посплетничать, так это о вымышленных персонажах.

Я с завистью зачитываюсь готическими любовными романами, которые описывают искусство общения и флирта в эпоху «целомудренной» светскости и интриганского лицемерия и рассказывают о благородстве и силе искренних чувств, и доказывают существование настоящей любви, которая победит всё и будет длиться до смерти и после неё. Книги заполняют нечто такое в моей жизни, что всегда будет пустым. В них есть то, чего никогда не может быть наяву. В них несравнимо много смысла и историй. Хочется на время оказаться там, в суровой, но наполненной сюжетом книжной реальности.

Вымышленный мир — он не прошлое и не будущее. Он не отрезок времени, истории или логики. Мир вымысла идеален, как сон, или же как мечта. Фантазия, наполненная реальностью без её жёсткости и неповоротливости. Всё, что в реальности основа, в фантазии всего лишь реквизит и бутафория. Этим и прекрасен мир вымысла. В нём чёткие мотивы, чистые чувства и непрерывное действо.

И порой кажется, что оттуда на меня главная героиня, так же как и я на неё, смотрит с завистью и хочет занять моё место в хоть и пустой, но спокойной жизни. Она умеет любить и хочет жить, но ей всё время что-то мешает. А я, имея все права, хоть и женщина, целый мир возможностей и знаний, развлечения на любой вкус, кров в стенах дома и хлеб на столе, не хочу ни жить, ни любить, ни быть счастливой. Должно быть, она не просто завидует мне, она меня презирает.

Анжелика де Сансе де Монтелу*, Кэтрин Эрншо*, Джейн Эйр*, Мэгги Клири*, Мина Мюррей*, президентша де Турвель* — все они меня презирают, а я страшно хочу на часок окунуться в их жизни. Правда, есть одно исключение: Элизабет Беннет*. Её жизнь я бы хотела прожить целиком, а она мне ни капли не завидует. Её жизнь — это баланс между моей реальностью и историями готических любовниц. Элизабет Беннет, пожалуй, завидуем все мы.

Четыре часа утра.

Февраль.

За окном оранжевый свет фонарей, отражённый от снега, освещает морозную ночь, а у меня в комнате душно. Тусклый свет экономной лампы позволяет моим утомлённым многочасовым чтением глазам следить за тем, как мистер Дарси и мисс Элизабет Беннет прогуливаются неподалёку от Лонгборна в преддверии помолвки. И история заканчивается, а мне жаль закрывать книгу.

Приближается рассвет. Наступает настоящее. Я ощущаю утреннюю дрожь и чувствую, что живу. И я знаю, что всё проходит. И тоска по оконченной книге тоже скоро пройдёт.

Легко понять, когда читаешь книгу, кому принадлежит множество слов, букв, действий и мыслей. Но когда живёшь, бывает трудно вообразить: кто же мыслит мои мысли? Мои желания, кто вас желает? И что же, в сущности, я такое? Я прихожу ночью, я пробуждаюсь на рассвете, и я страдаю днём, чтобы было к чему прийти ночью. Я алкоголь, я хмель вселенной, я то, что называют душой. И, как и положено душе, я страдаю, потому что так чувствую жизнь.

Кроме себя я каждый день вижу людей. И ты тоже человек. Ты изучаешь курсы валют, читаешь новости, следишь за разговорами. Ты много понимаешь, даёшь советы, пытаешься быть хитрее. Куда ты стремишься? Но стремись же, иначе станешь пустым, как я. А мне в моей пустоте нестерпимо скучно. Однако скука не заставляет меня следить за твоим содержанием. Любопытно, следишь ли ты за моим? Хочешь ли узнать обо мне больше?

Все мои желания сводятся лишь к одному: спать… О, эта сладостная тяжесть век. О, это пугающее погружение в сон. Кажется, что не вернёшься больше никогда, но утром возвращаешься. Я возвращаюсь. И снова вижу тебя. Кто же ты?

Ты моё пленительное одиночество. А я капризная дурочка, и не знаю иной радости в жизни, кроме меланхоличной грусти. Чего во мне не хватает, и для чего я послана в этот мир?

Капризно бушует страсть в моей терпкой и багровой душе. Словно залита кровью моя мысль. Словно моя мысль — это сердце, перекачивающее кровь. Сердце всего мира. И оно бьётся и бьётся, снова и снова. Нет у него выбора. Кровь должна пульсировать. Жизнь должна продолжаться. И жизнь продолжается, даже когда меня одолевает безразличие к ней.

Я думала, что те, кому всё равно, они правят миром. Ведь, когда всё равно, тогда тебе ничего не нужно, а когда тебе ничего не нужно, то по закону подлости ты можешь получить всё что угодно. Но когда понимаешь, что можешь получить всё что угодно, тогда неинтересно что-либо иметь.

Мне всё равно, но я ничего не имею. У меня ничего нет. У меня нет даже жизни. Нормальной человеческой жизни у меня нет. Меня поглотили желтоватые страницы книг, испестрённые мелкими буквами, словно пасть чудовищного хищника коварно устроенными зубами, и пытаясь выбраться из его пасти, я всё глубже насаживаюсь на острые зубы своей плотью, и раны кровоточат всё сильнее, и оттого всё яростнее разгорается аппетит во чреве ужасного монстра. И моя душа соком моих вен сочится ему в глотку. Так вот, пока я стенаю в этой живодёрне — я живу. Закончатся страдания — закончится моя жизнь.

2. Черновик мечты

С рассветом к девяти часам утра мы как призраки прячемся по офисам. Странный ритуал. Другой жизни я не знаю, почему же всё в моей жизни кажется мне таким странным? А когда после пяти я выхожу из офиса, становится немного тоскливо, особенно по пятницам. Тоска теперь случается со мной всё чаще и по разным поводам.

Как будто праздник подходит к концу. Он ещё не закончился, но гости уже начинают расходиться. Неторопливые прощания, на-посошок снова и снова, половина гостей уже в куртках, но ещё не ушли и вот-вот уйдут. Мучительное завершение, которое никак не наступит, и так не хочется, чтобы оно наступало, но оно ведь неизбежно, и это мучает.

Примерно такая тоска. Примерно такие ощущения испытывает девушка двадцати пяти лет, когда одна половина её подруг уже замужем, а вторая, вроде бы не занятая поиском мужей, как и она сама, но и они, по крайней мере, одна из них неожиданно нашла себе парня. И ни у кого нет больше на тебя времени. Парни не звонят. Да и сама ты уже не знаешь, чего, в сущности, хочешь. Ни на что нет сил. И ты начинаешь вспоминать былое.

Всегда так с прошлым: оно просто есть и разрушает настоящее, потому что ты всегда оглядываешься и тоскуешь, думаешь, что всё могло быть иначе. И всё же, это заблуждение. Всё может быть лишь так, как оно есть сейчас. И если то, что есть сейчас, тебя не устраивает, тогда тоска начинает причинять физическую боль.

В жизни многие вещи причиняют боль. Самые прекрасные вещи причиняют боль. Любовь причиняет боль. Рождение ребёнка тоже причиняет боль. А ведь это самые прекрасные вещи, которые нам дарит мир. За всё надо платить, даже за дары. Но у нас есть веские основания всё же принимать эти дары. Самая главная плата впереди. И все мы понимаем, что глупо иметь в должниках смерть, поэтому нужно брать от жизни всё.

Все хотят оставить после себя «след», потому что все когда-нибудь умрут. И все ужасно боятся умирать, поэтому обретают бессмертие через свои дела, а главным образом, через своих детей. Размножение — это реализация инстинкта бессмертия смертной клетки. Вероятно, я бессмертна, потому что инстинкт размножения отсутствует во мне напрочь.

Во мне есть какие-то иные инстинкты, продиктованные физиологией, которые с возрастом кажутся мне всё более отвратительными. Не то чтобы я мечтаю спариваться, но моя плоть жаждет эротической власти над собой другого человеческого существа, преимущественно мужского пола.

Пятница, вечер, тоска, воспоминания, ускользающая молодость, утраченная, нет, попусту растраченная юность… красное вино…

После полуночи мысли заиграют по-новому. Я буду стыдиться их утром. Я не знаю, как поступить. И я устала думать.

Почему я не могу себя представить в облике жены. Это уж точно не моя роль. И дело не во множестве печальных примеров семейной жизни перед глазами, а в чём-то ещё.

Должна бы случиться любовь, зависимость, неизбежность. И всё должно было бы кончиться, но всё началось заново. Сердце обнулилось.

С этими мыслями я шла в октябрьскую пятницу с работы. Мне стало зябко, как будто я попала под проливной дождь в ветреный день. Плечи опустились, спина округлилась. Глаза наполнились слезами, которые словно линзы покрыли зрачки, так что пространство передо мной чудовищным образом искривилось, и если бы этой дорогой я не ходила бы прежде сотни раз, и оттого не помнила бы её наизусть, я сейчас не смогла бы ступить ни шагу. Я не позволяла слезам течь, так что они несколько минут пеленой стояли в глазах, а потом хлынули по щекам, и нельзя было их остановить. Распущенные волосы спутывались и электризовались, руки замерзали, дышать было трудно. А желанная темнота никак не наступала.

Мы должны были встретиться сегодня с подружками, но всё отменилось из-за парней и мужей. Мне и так в последнее время было нестерпимо одиноко, и эта встреча была для меня надеждой почувствовать, что я ещё кому-то нужна и интересна, но я снова оказалась одна. Я была предана, обнажена и выставлена на посмешище безумной толпе, которую я презирала всем сердцем в этот момент. Во мне что-то сломалось. Надо мной словно смеялся весь мир.

Внезапно приступ прекратился. Я отёрла от слёз лицо, поглубже утопила голову в капюшоне и зависла, глядя на мелькание фонарей в окне троллейбуса. Всё закончилось: грусть, мысли, слёзы, и дорога в какой-то момент тоже закончилась. Но я знала, что день-другой спустя приступ повторится: по какой-нибудь другой причине я непременно вскоре разрыдаюсь. Теперь это для меня норма. Мои слёзы просто ищут повода, но созрели они уже давно.

Я отрицала навязчивые мысли о том, что плачу от любви. Мне бы хотелось, чтобы причиной была любовь. Моя фантазия хотела выдать желаемое за действительное. Но во мне не было любви, и я это знала. Её просто не может быть. Чтобы любить, нужно уметь сосуществовать с другим человеком, более того нужно желать этого сосуществования. А я не вынесу никого рядом с собой, тем более человека, который возомнит однажды, что может претендовать на моё внимание, внемля своим прихотям. Я не хотела рушить романтику, поэтому не утоляла навязанное желание оказаться в отношениях.

Не важно. То будет после. Главное, что сейчас в моей душе покойно.

У меня уже голова раскалывается от музыки, но такое ощущение, если я её выключу, весь мир исчезнет.

А в субботу ближе к обеду меня охватывает утомительная тяжесть во всем теле. Странное чувство, как перед отправкой в дорогу, когда уже нет сил ждать, всё потеряло значение, хочется наконец выйти из квартиры, хочется уже войти в поезд. А потом ты нетерпеливо ждёшь, когда пейзаж в окне вагона начнёт двигаться. И если всего этого не происходит, что-то замедляется, а особенно, если ты никак не выйдешь из квартиры, например, слишком рано ещё, то всё тело ломит, хочется выть от томления.

И я вою. В моём вое можно услышать: «Как изменить жизнь?»

В реальности, может, и никак. Но я могу представить то, что не могу иметь, то, что не могу пережить. Могу вообразить, как вдыхаю морозный воздух через открытую форточку и представляю, что убегу из своего душного поместья. Словно меня по расчёту хотят выдать замуж, но моё сердце принадлежит другому.

3. Монарх и Вице-король

Я действительно потеряла запал. Любую задумку вырываю с корнем словно сорняк. Мои былые мечты и взгляды вызывают у меня отвращение. Я презираю то, чем занимаюсь, то, как живу. Всё, во что я когда-то верила, терпит пересмотр моим изнурённым сознанием. Я начинаю сомневаться буквально во всём. И каждый понедельник для меня на грани самоубийства.

За окном сказка, зима, пушистые сугробы, предновогодние огни, а я сижу в душной комнате. Надо отдать должное моей предприимчивости, потому что иногда я всё же утруждаю себя тем, что стою у открытой форточки. Но вот о том, чтобы выйти на улицу, речи идти не может. Во-первых, попросту не с кем, а во-вторых, мне кажется, что я как будто меньше отдохну, если выйду из дома.

Мне надо оставить работу в захудалом издательстве, оставить свою воображаемую дружбу с Сергеем и Лизой, я должна уйти отовсюду. Но куда?

Как я могу уйти?! Я почему-то возомнила, что если уйду, то предам их. А между тем, не так уж я здесь и нужна. Лиза держится рядом со мной, видимо, из того лишь разумения, что врагов нужно не избегать, а приручать. А мне, видимо, нравится быть «врагом».

Все мы мечтаем быть Элизабет Беннет, но в какой-то момент обнаруживаем, что мы — Шарлотты Лукас. Мне двадцать шесть лет, и я не знаю, что дальше делать со своей жизнью. Выйти замуж за Сергея?! Он меня не звал, вопреки всем лицемерным уверениям Лизы, что он в меня по уши влюблён. Если кто-то в кого-то по уши и влюблён, то это Лиза в Сергея. Она пишет свои жёлтые статьи для журнала, в котором Сергей главный редактор, а я просто бухгалтер.

Издательство молодое, филиал британского журнала, но уже захеревающее. Сергей и Лиза верят, что всё наладится. А я… я не понимаю, что я здесь до сих пор делаю. Не такие уж мы и друзья, и не так уж много они потеряют с моим уходом, ведь бухгалтер я не очень. Но у меня сложилось такое впечатление, что если кто-нибудь из нас троих решит уйти, то уйдут все. Как будто здесь нас держим только мы. Хоть это и грустно, я думаю, что каждый из нас втайне надеется, что кто-нибудь решится разорвать замкнутый круг. Но никто не решается.

Не то чтобы я вела дневник. Но время от времени, я что-то записываю. Тогда ещё была зима. Но мало что изменилось за полгода.

Кто же такие Лиза и Сергей. Хоть я и воображаю привязанность к ним, на самом деле ничего между нами нет. Я прячу от себя истинное происхождение нашей взаимосвязи, чтобы совсем не впасть в отчаяние, так что я прекрасно представляю, кто мы друг другу.

Я прекрасно представляю, что я марионетка в руках Лизы в её интриге, заключающейся в том, чтобы влюбить в себя Сергея. А Сергей, как и все мужчины, при удобном случае поимел бы любую из нас, а так он с нами дружил.

Когда я только устроилась сюда на работу, я ни с кем не общалась. Я не запоминала лиц, кроме тех, что были со мной в бухгалтерии. И с кем бы то ни было, кому я не была лично представлена, хоть я в принципе, может, и знала, что мы работаем вместе, я не считала нужным здороваться. А Сергей, будучи по натуре очень общительным и прямолинейным, заявил как-то на всю нашу бухгалтерию, что я с ним не здороваюсь. Я тогда работала только две недели, а Сергей ещё не был главным редактором, и поэтому я смогла сослаться на то, что пока не всех помню. С тех пор я начала с ним здороваться, но будто по принуждению. И поэтому мне было чертовски неловко с ним видеться. Так что я избегала его.

И один раз я перестаралась в своём избегании, и резко сдав назад за угол, увидев Сергея в конце коридора, когда он ещё не заметил меня, я толкнула Лизу. Она сначала разозлилась, но после моих извинений успокоилась. К счастью, в этот момент мимо нас прошла Катя, и Лиза ошибочно подумала, что я избегала Кати, к которой Лиза и Сергей относились крайне недружелюбно. Эта неприязнь когда-то объединила их, а теперь они приняли и меня в свой клуб «ненависти».

В то время как раз образовалась вакансия на должность главного редактора, в связи с переездом в Лондон предыдущего. Катя работала со мной в бухгалтерии, но её амбиции не знали границ. И она хотела посоревноваться с Сергеем за престижную должность. Разумеется, Сергей не боялся такого соперничества, но она раздражала, мутила воду, смущала настроения в коллективе. Сергей и Лиза, для которой в связи с повышением Сергея открывались перспективы, хотели избавиться от Кати. И им показалось очень удобным то, что я работаю так близко к ней. И вскоре они втянули меня в одну гнусную интригу, в результате которой Катя вынуждена была уйти, чтобы избежать публичного позора.

Надо признать, отобрать у Кати все её претензии на «трон» и заставить уйти, оказалось довольно легко, стоило только понять, что она как «Вице-король» — бабочка, которая только похожа на ядовитого «Монарха», но на самом деле безобидна. Многие часто путают эти два вида насекомых. Кате стоило вести себя более продуманно, а не беспокоить атмосферу своими пустыми от яда крыльями. Ядовитые так себя не ведут. Так ведут себя только самозванцы.

Однако многие остались в неведении о том, что никакой угрозы в Кате не было, — её побаивались. И когда благодаря нам коллектив избавился от «отравы», нас зауважали. Правда, интриги вошли в моду. А Сергей, Лиза и я стали вроде королевской семьи, в которой, тем не менее, я себя чувствовала всего лишь шестёркой, и особых преимуществ для меня не образовалось.

Хотя сейчас авторитет «королевской семьи» и был сильным, но лишись «табурет» третьей ноги, на двух бы вряд ли устоял. Потому что на смену Кате пришли новые «бастарды», со своим пониманием "лучшего будущего". Мы же уравновешивали некие силы в коллективе. Мы были на данный момент самой мирной и самой сильной стороной издательства.

Это была одна из последних записей в моём дневнике, но все они вкупе были не первые. Довольно много страниц в начале записной книжки перемотано скотчем. Сверху под скотчем вклеен старый календарик. Я была совсем юной, когда писала так тщательно спрятанную историю, и даже не помню, сколько мне было лет, не помню подробностей истории, помню только, что она о любви. Моё сердце тогда было разбито обстоятельствами и собственной фантазией, и я решила изложить на бумаге всю свою боль и заклеить её. Помню, я тогда ещё поклялась на тех страницах больше никогда не любить, а когда собирала листы, поранила палец до крови, и капля крови точно подпись легла под страшными словами, а рыжий след и сейчас виден на срезе страниц под скотчем. Пугающее стечение обстоятельств, как и всё в той истории. Но мне не хочется воскрешать воспоминания, так они и покоятся непрочитанными и не воскрешёнными, — моя первая и всё-таки последняя история любви. Совпадение это или нет, но я с тех пор не влюблялась.

4. Бардо

Скованный лесом, Рекой и Морем, окружённый высоким берегом из скал существует загадочный город-порт. Имя ему Ба́рдо. В отличие от французской провинции (Бордо), Ба́рдо на Реке произносится с ударением на первый слог. Но также как и французская провинция — славится, пусть и в очень узких кругах, вином местного производства.

В Ба́рдо не забредёт случайный путник, здесь не бывает нежданных гостей. Места эти окутаны плотным туманом легенд и непроницаемой завесой тайн, так что всякий как будто случайный гость, на самом деле, непременно должен был сюда попасть.

Мало кто знает об этом городе-порте, и ещё меньше тех, кто знает о таинственном уголке, расположенном за непроходимым лесом за чертой города. Даже местные жители не рискуют лишний раз входить в этот лес, ибо печальны истории тех, кто туда входил. Говорят, что оттуда не всегда возвращаются. Этот лес называют Боалэсондэвьеже (от фр. boire le sang des vierges) — пьющий кровь девственниц. И пусть невинность девушкам навязана легендой для пущего тумана, всё же несколько десятков страждущих душ поглотила мрачная тайна Боалэсондэвьеже.

Хотя со стороны моря было видно, что лес заканчивается обрывом, и всё же считалось, что там есть некий замок.

***

До сих пор не верю, что решилась уехать в другую страну, одна, да ещё в непонятную башню, о которой я узнала совершенно странным образом. Скорее, она сама меня нашла. Постройка представляет собой широкую трубу, выложенную из камня, и помещения в ней пригодны для жизни.

Башня именно такая, какой её описали: несколько заброшенная, диковатая, старинная. Чувствуется, что рядом море; его даже видно из окна «моей спальни». Комната, где мне предстоит жить, пока я буду здесь, в отличие от других комнат обставлена. Каменные стены без отделки, немногочисленная мебель под старину: шкаф, кровать, стол, кресло, — уютно и атмосферно. Видно, что здесь давно не наводили порядок — пыльно. Хорошо, что под покрывалом чистое белое постельное бельё сохранило свежесть. Есть даже санузел, в том числе большая ванная. Во время экскурсии по башне я нашла погреб, из тех, где хранят овощи с огорода и закатки на зиму, но здесь держали несколько десятков бутылок вина; ещё в одной комнате стояли шкафы с книгами. Никаких инструкций по поводу моего проживания здесь у меня нет. Свобода!

Свобода от всего! Здесь на десятки километров вокруг ни одного человека. Мало кто найдёт дорогу сюда. У меня была довольно подробная карта: я ни за что не нашла бы это место без её помощи. Я даже до последнего не верила, что место, которое ищу, существует. Решила поехать, проверить, приключений захотелось.

Узнала я о Башне странным образом. Я люблю периодически заходить в книжные магазины. Особенно люблю маленькие магазинчики, где торгуют дешёвыми книгами, многие из которых старые, потрёпанные и, видимо, непопулярные. Но ведь гениальное никогда не было популярным. Меня забавляло рассматривать немногочисленные полки с такими книгами. Иногда я даже что-то покупала.

И вот однажды, пасмурным майским днём, кажется, был четверг, я гуляла по проспекту в центре, чтобы почувствовать себя частью города и бурлящей в нём жизни. Автомобили, люди, кафешки, светофоры, театральные кассы и магазины с красивыми витринами были полны действа. Шумная компания студентов, воплощая какой-то свой странный замысел, пронеслась мимо меня с хохотом и ликующими криками. Попав в настроение безумия по проспекту проехал девичник в лимузине, из окон и люка которого по пояс вылезли барышни с шампанским в руках и вперемешку с визгом и звенящим смехом призывали прохожих радоваться вместе с ними. Лёгкую зависть ощутила я при виде столь живых и безрассудных в своих опрометчивых поступках людей. Но я быстро отпустила отравляющее чувство, вернулась к своим интересам и забрела в один из маленьких книжных магазинчиков, неприметно расположенный за узкой дверью на стыке двух больших магазинов в одном здании.

В этот день там было тесно — целых пять человек! Мне досталась секция с учебниками, так что я без интереса разглядывала её содержимое, в ожидании, что кто-нибудь сейчас уйдёт. Но никто не торопился. Моё внимание привлекла книга, на бордовом корешке которой вверху стояла золотая буква "Ф".

«Что за "Ф"? — подумалось мне. — Словарь со словами на букву "Ф"?»

Я с любопытством подцепила эту книгу за корешок, но как только попыталась её достать, к моим ногам что-то упало. От испуга привлечь к себе лишнее внимание и от неловкости за свою безалаберность я принялась шёпотом извиняться словно бы перед самой собой и присела к упавшей книге. Тоненький томик в мягкой обложке под названием «Дао дэ цзин» словно насмехался надо мной: такой маленький и столько шума.

Никто не обращал на меня внимания, я успокоилась и принялась листать свалившуюся мне книгу.

«Превращение в противоположное есть действие дао, слабость есть свойство дао. В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии».*

«Ух ты ж, ёлки! — подумала я. — Тут не мешало бы выпить».

Но вообще мне понравилось, как шестерёнки в мозгу встрепенулись от подобных витиеватых мыслей. Я полистала ещё и вдруг обнаружила, что в середину книги были вклеены инородные листы. Плотная желтоватая бумага, вверху стоял герб. Написано было от руки очень красивым почерком. Прочитав первые строки, я поняла, что это письмо, причём не чужое, а адресованное именно мне — случайному человеку. Я купила книгу с вклеенным письмом и отправилась домой. Вот что там было написано.

~~~

«Наконец-то, моё письмо нашло своего адресата. Каким бы образом оно ни попало бы к Вам, я чрезвычайно этому рад. Меня зовут Ян. И я прошу Вас прочесть мою историю.

Я родился в семье богатых родителей. Разбалованный ребёнок, который всегда получал то, чего хотел, имел деньги, ничего не делая. По большому счёту, мои родители тоже имели деньги, ничего не делая. Наше богатство — явление наследственное.

5. Сакрам

Было шесть часов вечера. Второй бокал вина меня расслабил. Неожиданно мне пришло в голову, что уже который день, поглощённая путешествием, я не вспоминаю ничего, что связано с домом. Особенно о своём одиночестве. А здесь, в безлюдной «пустыне», я наверняка с ним окончательно примирюсь. Хорошо, что я сейчас мало думаю. Потому что могла бы подумать, например, что это глупо и слишком рискованно оставаться в чужой старинной башне непонятно где одной. Испугалась бы и уехала. Но я не могу думать об этом. Мне сейчас хорошо: развалилась в кресле, слушаю музыку и пью вино. В распахнутом окне видно море. А воздух здесь такой тёплый и приятный, что я подумываю выпить ещё чуть-чуть и прогуляться по полю к берегу.

Не рассчитав своих сил, я напилась, но от прогулки не отказалась. Я попыталась сосредоточиться на главном и осторожно покинула башню. Пьяной, но лёгкой походкой я шла к морю. Улыбка не сходила с моего лица. Как же мне хорошо!

Вот оно… Прекрасное, огромное, бесконечное. Я никогда раньше не была на море. Как в фильме: «Никогда не был на море? Не знал, что на Небесах никуда без этого? Пойми, на Небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели. О том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым как кровь. И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя. И солнце было укрощено. И огонь уже догорал в глубине. А ты? Что ты им скажешь? Ведь ты ни разу не был на море…»*

Теперь мне определённо будет, о чем говорить на Небесах. А пока у меня есть время наслаждаться всем здесь и сейчас, надо собрать как можно больше информации для подобных разговоров.

С левой стороны дикий пляж тянулся далеко и плавно вырастал в отвесную скалу, которая сгибалась в поворот. А вот справа берег почти сразу довольно круто начинал подниматься над морем. Там, как продолжение леса, густо росли большие деревья. Гулять по бесконечному, хорошо просматриваемому пляжу мне не хотелось, а вот увидеть, что скрыто за деревьями, было интересно. Мне хотелось узнать, насколько высоко поднимется берег, и посмотреть на море с обрыва.

Здесь лес не такой густой, как мне показалось сразу. Не было ни корней деревьев, об которые можно споткнуться, ни высокой травы, где могли бы быть змеи, да и дикие животные в эту часть леса вряд ли ходят. Тем себя и утешая, я не давала чувству страха меня остановить. В моей всё ещё хмельной голове проносились разные мысли о том, что хватит уже с меня сегодня приключений. Нужно заканчивать подъём, спускаться и идти в башню отдыхать. Когда я поняла, что поднялась уже высоко над морем, я подошла ближе к берегу, вернее к обрыву. Чтобы не упасть, если вдруг закружится голова, схватилась за длинную ветку и оказалась у самого края. Волны разбивались в пену о камни внизу, завораживали и притягивали к себе.

Отсюда было видно, что лес скоро заканчивается, а берег становится всё выше. Даже скорее это море опускается, всё больше обнажая прибрежные скалы. Преодолев оставшуюся часть пути, я вышла из леса. Передо мной раскинулся огромный участок, как перед Башней, а невдалеке расположился замок. Вот так сюрприз! Не зря я проделала весь этот путь. Здесь есть, на что посмотреть. Неужели Ян его не обнаружил?! Нет, скорее всего, его отстроили недавно, на месте того, который по легендам сгорел. Да, наверняка этот замок новый, и появился здесь уже после того, как Ян покинул эти места.

Замок из серого камня с башенными пиками и стрельчатыми окнами выглядел как крепость, которая хранит много тайн, а лес зелёными доспехами обнимал его, словно верный и сильный страж, и как жадный любовник прижимал к обрыву, чтобы никто не подступился, чтобы никто не достал. Величественное здание в ухоженном ландшафте производило впечатление жилого, но людей нигде не было. Мне очень хотелось подойти поближе.

Чтобы навестить соседей и познакомиться с ними, нужно принести с собой бутылку вина и домашнюю выпечку, иначе я могу произвести впечатление невоспитанной и наглой девчонки, — рассуждала я. Сидя в траве, свесив ноги с обрыва, я подумала о том, что обязательно попробую приготовить что-нибудь вкусное, и что это замечательная идея. А потом моими мыслями полностью завладел закат.

Кроваво красный закат. Солнце пылало над горизонтом, а море было словно в огне. Я терпеливо ждала момента, когда раскалённый шар коснётся воды. Но с другой стороны неба внезапно начала надвигаться гроза. Море возмутилось, волны становились сильнее, и всё яростнее они бились о скалы внизу, пенясь и разлетаясь брызгами вверх. Я сидела настолько высоко, что брызги не долетали до меня. Из тёмно-серой тучи в воду впивались тонкие, ломаные молнии. Глухие раскаты грома говорили мне, что пора покинуть место в зрительном зале и укрыться в башне от надвигающейся бури. Наконец солнце коснулось воды. Жаль, что продолжения увидеть я не смогу. Наслажусь этим зрелищем в другой раз.

Я поднялась на ноги, напоследок окинула взглядом поле и замерла от удивления. Ко мне направлялся молодой мужчина лет тридцати. Рядом с собой он вёл чёрную лошадь. Он был ещё в метрах ста от меня. Моя нелюдимость должна была бы заставить меня скрыться в лесу, пока он не подошёл, но, что-то в молодом брюнете меня как будто околдовало. Меня не покидала абсурдная мысль о том, что это может быть Ян. К тому же смутное воспоминание и необъяснимая ностальгия обострили замешательство. Он был красив, но не это меня завораживало. И я, пытаясь что-то вспомнить или осознать, просто стояла и смотрела, как он приближался.

Он остановился в метре от меня и молча, но с удивлением и любопытством смотрел мне в глаза. Я пришла в себя, осознав, что передо мной стоит незнакомый человек. Не выдержав напряжения, я заговорила первой, понимая, что меня всё равно не поймут, ведь я не в русскоязычной стране.

— Добрый вечер. Наверно, я нахожусь на территории ваших владений. Я уже ухожу. Прошу прощения за вторжение.

Пока я говорила эти слова, запинаясь, смущаясь и волнуясь, он окинул меня взглядом с ног до головы, ещё больше смутив. Я оглянулась на море, откуда до меня донёсся пронзительный звук грома. Потом оглянулась на лошадь, которая нетерпеливо фыркнула, наверно для того, чтобы молодой человек поторопился. Я развернулась, чтобы уходить.

6. Моджо

Это печальное создание приводит меня в дикий восторг! Ты только посмотри на её грустные глаза, на ручейки слёз, на дымку во взгляде! Что может быть прекраснее! Когда причиняешь мучения, острее испытываешь то же самое, что чувствуешь, когда доставляешь удовольствие.

Твой ум извращён до невозможности… Ты омерзительна.

Перестань! Неужели ты не видишь той красоты, какую вижу я?

У нас разное понятие о красоте.

Вот она, самая одинокая душа во вселенной. Наконец я её нашла. Хочу, чтобы она принадлежала мне.

Зачем тебе ещё одна?

Нужна свежая кровь! Ты должен меня понять!

Я устал от твоих игр, и больше не хочу. Мы должны прекратить.

Почему вдруг?

Ты знаешь, а я слышу, как они кричат по ночам… Мне жаль их. Мне кажется, что их уже сотни… Я лишь увязаю всё глубже. Меня не спасти.

А что они кричат?

«Моя Королева!..»

~~~

Я проснулась от стонущего крика сотен голосов: «Моя Королева!..» Совершенно ужасный сон. Он был похож на воспоминание, давнее воспоминание, как будто из прошлой жизни. Я подслушивала чей-то разговор. Вокруг была такая же роскошная обстановка как в этом замке. Наверно, все прочитанные мною романы, гроза и убранства гостиной привели к такому жуткому сну. Или… моё имя, произнесённое Каем, — не последнее, что было произнесено при мне вчера. Мог ли этот диалог произойти между Каем и некой дамочкой, когда я потеряла сознание?!

Я открыла глаза и обнаружила себя в огромной роскошной комнате. Тонкий и сладкий аромат разносился по воздуху от букета благоуханных кустовых роз в вазе на тумбочке рядом с изголовьем кровати. Два кресла, кушетка, туалетный столик с зеркалом — всё в стиле шебби-шик, в нежных розовых и бежевых тонах, в миниатюрных цветочных принтах. Именно так я представляла себе комнату Элизабет в Пемберли.

Появилась надежда, что ясный день, заглянув в спальню, разгонит мрачные мысли. Распахнув окно, я объяла взглядом раскинутый на несколько больших холмов виноградник. Синее море завораживало бескрайностью. С этой стороны замка всё кажется иным. Я быстро отвлеклась от тревожного сна, и мысли вошли в романтическое русло.

Вспомнилось вчерашнее впечатление, которое произвёл на меня Кай. Как с каждой минутой он казался всё более красивым. И приятно было думать, что я могла бы увлечься им и насладиться курортным романом. О, об этом думать очень приятно. Давно я так не думала. Можно сказать, что никогда.

Романов у меня не было. Лишь однажды ещё в самом юном возрасте я была влюблена. И никогда об этом не вспоминаю, потому что заперла воспоминания в блокнот под скотч и под кругленькую сумму, уплаченную шарлатану-гипнотизёру, на которую разорилась мать, чтобы вывести меня из глубокой депрессии. Можно сказать, что гипнотизёр всё-таки не был шарлатаном, ведь я успешно забыла детали истории, которая сводила меня с ума, и успешно не вспоминаю их и по сей день.

Помню лишь, что была безумная, но ещё непорочная страсть. А когда «забыла», всё резко прекратилось. Не только страсть нашла свой конец, а всякое чувство во мне. Мир вокруг опустел. Чувства и желания исчезли. Я ощущала скуку. Не грусть, не печаль, а скуку. С каждым годом меня всё меньше радовали подруги, друзья или новые знакомства. И я стала много времени проводить в одиночестве.

В последнее время даже пропал аппетит и сон. Начала бесцельно бродить по городу: до работы, после работы и в выходные. Ходила по книжным и винным магазинам. Эти места казались полными таинственности, загадочности и смысла. Там было хорошо. Но ощущение скуки никуда не девалось, а становилось лишь сильнее.

И вот однажды я почувствовала, как моё сердце начало биться быстрей, а кровь разогреваться. Ощутила волнение впервые за многие месяцы. Это случилось именно тогда, когда я нашла письмо. Прочитав его, поняла, как сильно меня тянет к Башне. Это было не желание, а притяжение, магнит невероятной силы. Я знала, что всё равно сюда приеду, и вот я здесь.

Похмелье давало о себе знать лёгкой потерей координации и чрезмерной чувствительностью к свету. Я привела себя в порядок, пришла в норму и спустилась вниз. Представления об этом месте, как о загадочной безлюдной пустыне рассеялись. Несколько горничных уже хлопотали по дому. Одна из них на чужом языке позвала меня в столовую и накормила самым вкусным завтраком в моей жизни. Я выяснила, как пройти к винограднику и отправилась на экскурсию. И здесь жизнь кипела с самого утра. Множество рабочих трудились над урожаем, ухаживая за лозой. Зелёные градинки начинали приобретать бордовый оттенок. Потрясающее красное вино, которое мне предложили за завтраком, возможно, делали из винограда, выращенного здесь. У меня была мечта прикоснуться к искусству виноделия. Побывать на виноградниках и в винных погребах. Прав был Кай — это место меня не разочарует!

Я сорвала одну подрумянившуюся ягодку, чтобы попробовать. Она оказалась ещё кислой, даже горькой. Погримасничав, аккуратно выплюнула пожёванную виноградинку под куст, с которого её и сорвала. Чтобы убедиться, что никто не заметил мелкой пакости, окинула взглядом ближайших рабочих. Один из них всё-таки заметил меня. Он широко улыбнулся и что-то сказал на своём языке. Было похоже на приветствие, и я кивнула в ответ. Рабочий вернулся к своим делам и принялся снова что-то обрезать с лозы. Я наблюдала, как ловко он это делает.

— Как тебе мой виноградник? — послышался голос Кая за спиной.

Я не оборачивалась, боясь смутиться от стыда за вчерашнее, а мне сейчас хотелось только наблюдать за лозами.

— Он великолепен! Мечта! Какие сорта здесь выращивают? Каберне-Савиньон? Мерло? Шардоне?

— Мы предпочитаем красные сорта, не столь популярные, но для нас наиболее подходящие. К примеру, Карналин родом из Вале, юго-запад Швейцарии. Дольчетто из Пьемонта, Италия. Из Дольчетто получается отличное молодое вино «Эл пекадо капричосо». Ты могла попробовать его за завтраком. А вот из сорта Карналин производим одно из лучших вин: «Эл венэно дэ ла соледад», с длительным сроком выдержки. Пойдём, — завершил свою речь Кай.

7. In vino veritas

Как только я ощутила вкус, все чётко различимые ароматы слились в один, до сих пор мне неведомый. Мягкая вяжущая жидкость топила в плотных дурманящих тенях бархатной горькой сладости и в густом как дым пряном запахе чёрных слив, карамели и дубовой смолы. Как будто пьёшь эссенцию поры года. Как будто у осени есть кровь, её забрали из вен, поместили в бутылку, и теперь ты пьёшь кровь осени. Кровь её созревала целый год: сначала под мглистым туманом прела в остывающих пёстрых грудах опавших листьев; потом промерзала до льдин в кипучих снегах серебристых вьюг; весенним розовым рассветом она исходила мутными соками из рваных ран по берёзовым стволам; под палящим летним солнцем сочилась окуренной цветочной сладостью из золотых медовых сот, брызгала вишнёвой кислинкой из лопающихся от зрелости бордовых ягод и в конце концов под сытое жужжание ядовитых ос истекала медной терпкостью яблочного нектара в стальных тисках беспощадной давильни — такова кровь осени на вкус сразу и в один миг. Ты пьёшь нечто таинственное: чувства, эмоции, стихию, любовь, Вселенную. Пробуждаются воспоминания, или фантазии сходят за воспоминания, от которых не по себе. Чувство времени и реальности растворяется. В глазах собираются слёзы. Разверзаются самые недра памяти, и бурлящей лавой просыпаются такие родные, но давно забытые запахи, звуки, свет и тепло. Ты почти касаешься босой ногой искристой росы у самого подступа, ты почти там, но в тот же миг тебя хватает и утягивает обратно неизбежная реальность. Она наступает и разрушительно сметает в небытие взбудораженные вином иллюзии. Жалом вонзается в сердце щемящая боль расставания и забвения. Проступающие черты винного погреба разбивают прекрасную картинку в нити трещин. Упасть бы осколками на пол и звенеть в крошащейся истерике. Не хочу обратно, хочу остаться. Это мой Рай. Он неумолимо уносится прочь и окончательно затихает, словно и не было его. Тяжёлое тело, казалось, высечено из камня, как будто душа вернулась не в плоть, а в мрамор. А там, где мгновение назад лучилось счастье, теперь зияет бесцветное умиротворение.

— Что ты чувствуешь? — спросил Кай.

— Опустошённость, — как будто и не я произнесла эти слова. Видений не стало, и я почти исчезла.

— Это пройдёт. Выпей ещё, — в его голосе слышался оттенок жалости.

Я сделала ещё один глоток. Вкус, запах повторились, но иллюзии и фантазии уже не пришли. И тут я вспомнила, как закончился вчерашний вечер.

— А ещё тот же дым, что и вчера, прежде чем потерять сознание. Что это? — беззастенчиво с вызовом взглянула на Кая.

На его губах мелькнула лёгкая тень улыбки, он пожал плечами и промолчал. А я смутилась, подумала, что дело могло быть во мне. Возможно, выпила лишнего.

До чего же странно всё складывается со вчерашнего дня. Со мной за полгода произошло меньше событий, чем за последние сутки. Что я делаю? Где я? Как одержимая письмом, не перед чем не остановилась. На меня совсем не похоже. Тянуло сюда, так тянуло. А ведь здесь хорошо. Море, солнце, замок, виноградник, вино и красивый мужчина. Никаких ненужных людей, города, работы, метро, асфальта, утомительных мыслей. Ничего. Всё исчезло, как будто и не было. Может, я умерла и попала в Рай.

Ещё не допив свой первый бокал, мне очень захотелось поцеловать Кая. Я отчётливо признавалась себе в этом, и было невыносимо, что он не пытался сблизиться. С этой мыслью я резко встала из-за стола, и сказала:

— Мне пора возвращаться в дэ Эскобъядо.

Кай тоже поднялся вслед за мной.

— Так скоро?

— Думаю, что уже достаточно злоупотребила твоим гостеприимством. Мне пора.

Я еле сдерживала себя, чтобы не броситься бежать прочь.

Кай оставил на столе всё как есть и даже не погасил свет. Было невыносимо подниматься по лестнице первой, ждать каждую секунду, что он остановит меня, обнимет, когда этого не происходило. Мы вышли на улицу, я наспех попрощалась с ним и быстро направилась к себе. Напоследок лишь дала неуверенное согласие на его предложение наведаться снова.

Я шла улыбаясь и на полпути почувствовала себя абсолютно счастливым человеком. В вине ли причина или в Кае и моём неожиданном желании, непонятно. Мне было так хорошо. Я чувствовала себя персонажем из романтической истории. Юная аристократка влюбилась в принца или что-то в этом роде. Я как будто заняла своё место в книге. Теперь и про меня напишут роман. Всё это было так похоже на сюжет.

Что же мне теперь делать? Ведь я не могу здесь остаться. Надо завтра вернуть авто в прокат, и что потом? Добираться сюда пешком сквозь глухой лес? С другой стороны, что в этом такого страшного? Ведь я изначально планировала так поступить, если захочу остаться. Нужно провернуть это не откладывая. Сегодня же. Попробую. Если струшу, возобновлю прокат на один день, чтобы вещи забрать. А может, от брони номера отказаться? Хотя нет, всю сумму мне, наверно, не вернут, а вдруг что-то пойдёт не так, то останусь на улице. Ладно, попробую сначала пешком через лес. Всё будет хорошо.

Благополучно покинув лес, я со странной опаской проехала мимо дома привратницы и вернулась в город. Пришлось сдать автомобиль, потому что денег на продление проката у меня почти не было. Несколько часов я гуляла по городу, решаясь на следующий шаг: уехать домой или остаться и вернуться в Башню?

Сердце сжималось от тоски при мысли об отъезде и раскалывалось на части от предвкушения разочарования, если я вернусь, а Кай окажется ко мне равнодушным. И странным вызовом мысли вторили об опасности пешей прогулки сквозь лес. Если уеду домой, то героиней романа мне не быть. Променяю ли возможность ожить словно на страницах книги на погребение в пыли офисного небытия? Небытия моей глупой бесцельной жизни среди непонятых мною людей, вещей и процессов.

Мне мешает остаться в дэ Эскобъядо страх — другой страх. Но это так глупо. Если сбегу отсюда, значит, я стала как все — такой вызов самой себе. Сделка, аскеза. Не бойся! Хотя, я и есть как все. Может, не стоит себя обманывать?

8. Мертвец, который боится забвения

В какую же глубокую меланхолию погрузила меня эта «книга» — повествование юной девушки, которую увезли сюда, в башню, чтобы спрятать её странный недуг от огласки.

~~~

Мой дед, ещё в пору юности своей, будучи единственным наследником знатного и могущественного дома де Шеву, объявил родителям своим неслыханное: он восстаёт против их воли, пренебрегает устоями общества и намерен сочетаться браком с безродной девицей, коей сердце его принадлежало и что носила под сердцем дитя его.

Однако в домах подобных де Шеву такое благородство считалось не достоинством, но безумием. Закон их был прост: цель оправдывает средства, а союз дозволялся лишь с теми, у кого в жилах течёт кровь столь же знатная. Так укреплялись родственные узы, и чужакам не было места среди них.

Родители Граса не могли допустить недостойного союза и жестокой рукой разлучили юных влюблённых. Девушку увезли в неведомые края, скрыв её от взора и памяти. Подобно легкомысленным ветрам, уносившим прошлое, юное сердце Граса уступило искусу в блестящем обществе. Три месяца скорби — и вот уже он преклоняет колено пред прелестной Жюли де Гранж, и союз сей был и угоден, и предопределён с детства.

В положенный срок Жюли родила дочь Кристину. Но и другая девочка, София, узрела свет Божий, рождённая от той, что некогда пленила душу Граса. Судьба, однако, была не столь милостива к Кристине: младенец явился на свет хилым, а роды так истощили мать её, что врачи единогласно вещали: ни новых детей не будет у Жюли, ни долгой жизни у её единственной дочери. Грас же всем сердцем прилепился к Жюли, и велика была его привязанность настолько, что, предаваясь горестным размышлениям, клялся он более не связывать себя узами любви, ибо, казалось ему, рок неумолимо обращает всякое его чувство в трагедию.

Столь роковая весть встревожила старейшин рода де Шеву: ведь если дитя не выживет, а иных наследников не будет, то род их прекратится. Тогда же в умы их змеёй вползла мысль коварная: выкупить у несчастной, позабытой всеми любовницы Граса её дочь и выдать девочек за сестёр-близнецов. Так и было решено.

Первые годы жизнь Софии проходила в тени: до поры до времени её держали подальше от людских глаз, дабы не порождать ненужных слухов. Но в стенах фамильного поместья пересуды не утихали, и шёпот о бастарде следовал за Софией неотступно. Жюли же не смирилась с присутствием чужого дитя в доме своём и неустанно изливала на неё презрение.

Предсказание врачей не сбылось: Кристина росла, и, хоть была слабым созданием, но достигла восемнадцати лет и обрела жениха — Гомеца Суареца де Фигероа, чей пылкий взор запечатлел в ней единственную возлюбленную. Этот союз, столь желанный Жюли, был отпразднован с пышностью. А вскоре явилась на свет Каролина (я), дочь Кристины.

Но счастье было недолгим: роды унесли жизнь молодой матери, а за нею в скорби угасла и Жюли. Так София, некогда униженная, вознеслась на место госпожи дома, став женой Гомеца. Тогда же и родилась её дочь Алёна.

Мы с Алёной, несмотря на всё, что предшествовало нашему появлению на свет, жили в ладу, ибо над нами стоял отец наш, блюдя семейный мир. Нас сближала любовь к бабушке по отцу — Елене де Фигероа, урождённой Соболевской, чья душа, подобно чистым снегам родины её, была светла и прохладна. В её доме мы провели не одно лето, вбирая в себя язык её столь же естественно, как родные нам.

С годами мы постигали науки, жизнь и её уклады. Но в сердце моём не пробудилось ещё того чувства, что пело в душе Алёны. Она влюблялась вновь и вновь, в то время как я не ведала того томления, что овладевало её разумом. Она скорбела, зная, что окажись любовь её недостойной или неугодной, никогда не приведёт к браку, в то время как я не понимала, отчего печалиться о том, что есть закон.

Однако был у меня друг. Доминиан, юноша с нездешней душой, приезжал в поместье раз в две недели, привозя лекарство, что испокон веков принимали в нашем роду. Сколько себя помню, каждое утро доводилось мне испивать по малой чарочке ужасного, густого состава багряного цвета. Сие был тайный обряд, и учили меня, будто совершают его все, однако беседы о нём строго воспрещены. Однажды осмелилась я признаться, что осведомилась у Алёны, пьёт ли и она сию мерзость, и та ответила что нет. Была я за то любопытство и признание сурово наказана. А ответ сестрицы растолковали мне так, будто она куда лучше знает, что есть подлинная тайна и сколь прилежно её следует блюсти. С того дня обречённо исполняла я обряд, не смея боле вопрошать о нём.

Доминиан рассказывал мне о городе своём — Бардо, полном тайн и преданий, и я слушала, забывая обо всём.

Алёна же, наблюдая за нами, качала головой и шептала, что я, сама того не ведая, влюблена в Доминиана. Но разум мой был спокоен и не внимал её речам. Я без труда переносила разлуку с другом и знала, что настанет день, когда супруг мне назначен будет, и им не станет Доминиан. Сие осознание не смущало меня, и я покорно принимала свою судьбу.

Шли годы, и возраст наш неизбежно умножался. Благосклонность Доминиана ко мне с каждой встречей всё явственнее облекалась в одежды ухаживания. То льстило мне и доставляло немалое удовольствие, однако я, разумеется, всякий раз обращала всё в шутку, будто бы не ведая истинного смысла его знаков внимания.

Настал день, когда решена была судьба Алёны. Она должна была стать супругой Гуго де Баса, но сердце её отвергало этот брак. Жених, однако, прибыв в наш дом, был поражён не своею невестой, но мною. И поскольку Алёна противилась судьбе своей, а мне было всё едино, я приняла тайное предложение Гуго, воспламенив великий гнев мачехи моей.

Когда же Доминиан в очередной раз посетил нас, я с радостью поведала ему о скором своём замужестве. Но нерадостной была весть для него.

Чем ближе становился день брачный, тем мрачнее и тревожнее становился мой друг. В глазах его зажглась та же безумная страсть, что прежде владела Алёной. Однажды он признался мне в любви и молил бежать с ним в его таинственное Бардо.

9. Фата-моргана

Я проснулась рано. Погода была прекрасная. Мне пришло в голову, что нужно больше узнать о легенде башни дэ Эскобъядо со слов местных жителей. Кто, как не они знают историю своих страхов? А Кай не рассказывает ничего пикантного, то ли по незнанию, то ли из вредности. Поэтому я как можно скорее выбралась в город, прихватив с собой самое необходимое на случай, если вдруг не вернусь. Мало ли, что я узнаю? Выходя из башни, я заметила в воротах записку от Кая. Он благодарил за прекрасно проведённое время вчера и добавил, что я всегда желанная гостья в его доме.

В городе было пыльно, шумно. Маленький старый посёлок жил своей жизнью, полной хлопот. Многоквартирные пятиэтажки стояли вперемежку с частными деревенскими домиками. Людей на улице было много, и каждый что-то говорил, чем-то занимался. Женщины носились с корзинами: то с едой, то с одеждой. Дети дурачились, играли, шумели и мешали взрослым. Мужчины загружали большие машины, таскали доски, ящики. В общем, дел в этом городишке было много.

Я всё шла и шла, подыскивая нужного человека для расспросов. И оказалась возле винной лавки. Я зашла внутрь и окунулась в благодатную прохладу, которая дарила отдых от полуденной жары. Хозяин тут же обратился ко мне. Это был среднего роста мужчина в очках, седой, с такой же седой запущенной щетиной. Он был неплохо одет и, когда я вошла, читал газету. Что он мне говорил, я не понимала. Ещё в башне я перевела свой вопрос на местный язык. Он был записан на бумаге, и я отдала продавцу записку: «Что вы знаете о легенде, связанной с башней дэ Эскобъядо? Пожалуйста, ответьте письменно».

Мужчина посмотрел на меня, а затем начал писать. Ответ был коротким. Он показал мне газету, которую читал, записал её название на мой листочек и указал года. Потом мужчина слегка улыбнулся и отдал мне листочек. Я поблагодарила его и отправилась искать библиотеку, чтобы поднять подшивку газеты.

Библиотека оказалась совсем недалеко, и там мне любезно предоставили нужную информацию. Сидя в читальном зале, я листала старые газеты несколько часов, ведь язык был мне не знаком, и это могла быть какая угодно статья. В итоге я нашла то, что искала. Сфотографировав все статьи, что были связаны с башней, я вернула газеты и показала свою записку с вопросом библиотекарю. Она тоже написала пару строк под текстом торговца вином.

Надо сказать, что я пыталась и в интернете что-то отыскать, но куча непроверенной информации казалась не такой достоверной, чем та, что из газет и первых уст местных.

Удовлетворённая количеством собранного материала, я расположилась в уютном баре и принялась переводить. Все статьи были в газетах десятилетней давности.

Девушка пропала без вести

Поиски исчезнувшей в городе Бардо три месяца назад Патриции Лоравц не увенчались успехом. Девушка официально объявлена без вести пропавшей. В последний раз Патрицию видели направляющейся к черте города в сторону, где по легенде стоит башня дэ Эскобъядо.

Родители девушки утверждают, что накануне исчезновения она была не в себе, не здорова и озабочена мыслями. Они собирались показать её психиатру.

В городе хорошо знают легенду башни дэ Эскобъядо. Она известна даже за пределами страны. Если верить легенде, то в башню попадают девушки, страдающие от любви. Якобы Каролина, призрак прекрасной русской аристократки, трагически погибшей в башне, зазывает мучающихся от любовных страстей девушек. Они приходят к ней, а затем превращаются в сирен, чтобы заманивать моряков на верную смерть среди подводных скал у берегов башни.

Известны случаи гибели кораблей вблизи тех мест. Поэтому башню, как по земле, так и по воде стараются обходить стороной. Также легенда гласит, что по соседству с дэ Эскобъядо существовал замок, где жил возлюбленный Каролины. Замок сгорел вскоре после того, как Каролина во время августовской полной луны покончила с собой.

Местные жители придерживаются версии, что Патриция оказалась в башне дэ Эскобъядо, однако стражи порядка в этом случае ничем не могут помочь в поисках пропавшей девушки.

Башня всего лишь городской миф. Никакой недвижимости у побережья за лесным массивом не зарегистрировано и не наблюдается. Неоднократно предпринимались попытки попасть туда, но они не дали результатов. В лесу множество болот, не позволяющих продвинуться вглубь более чем на 300 метров. Добраться туда по морю нет возможности из-за подводных скал. К тому же с моря видно, что лес заканчивается обрывом, а значит либо башни и вовсе не существует, либо она находится в лесной чаще. Но даже с воздуха никаких строений в чаще не наблюдается.

В полиции придерживаются версии, что Патриция отправилась в печально известный лес и погибла в болотах.

Возле дома привратницы башни дэ Эскобъядо произошло нападениедикого животного

Местные жители обнаружили у проезжей части рядом с домом на опушке леса за чертой города, известным как дом привратницы башни дэ Эскобъядо, супружескую пару в критическом состоянии.

По всей вероятности, мужчина и женщина были атакованы диким животным. Пострадавшие были госпитализированы. От полученных травм они скончались в больнице в течение часа.

Местные жители связывают происшествие с печально известной башней дэ Эскобъядо.

Загадочные исчезновенияв дэ Эскобъядо. Комендантский час

В связи с тем, что за последнее время пропало семь девушек в районе леса, власти приняли решение ввести запрет на посещение леса, а также установить комендантский час. Пока проблема не будет решена, жителям строго рекомендуется не покидать свои дома после 21:00. О дальнейшем развитии событий будем держать в курсе.

Ответ от торговца винной лавки:

«Знаю лишь, что ни одной живой души в том районе Вы не найдёте. А любая живая душа, попавшая туда, станет заложницей Каролины. Держитесь подальше от этого проклятого места. Оно пристанище одиноких женских душ - Царство одиночества».

10. Петрикор

Когда проходит ночь, события вчерашнего дня смягчаются, теряется яркость впечатлений, словно краска на холсте высыхает, и всё кажется уже не таким хрупким — не таким пугающим.

Ясное утро обещало Бардо столь же ясный день. Облака исчезли, открыв настежь бездну небес, как всегда, голубую, но загадочно прикрытую сегодня белой прозрачной пеленой. Горячий густой воздух собирал в себе влагу испарины, и даже ветер не мог набраться силы, чтобы преодолеть его вязкость и чуть сильнее обдать своей прохладой установившуюся духоту.

Тень стройных высоких деревьев и их пышных крон в лесу укрыла мою голову от солнцепёка, и похожая тень мыслей окутала мой разум, увлекая в загадочные дебри об истории Каролины и заставляя нетерпеливо стремиться к башне, чтобы узнать больше подробностей и тайн.

Почти часовая прогулка показалась мгновенной, и вот передо мной раскинулось поле, посреди которого теперь уже загадочно расположилась дэ Эскобъядо: за ней никакого леса, а пляж; вокруг неё никакого леса, а пустое просматриваемое пространство. Если бы мне рассказали эту историю, я бы боялась, но когда ты участвуешь в чём-то подобном и видишь своими глазами, то даёшь всему происходящему шанс объясниться. Я уже говорила, что не сильна в ориентировании на местности, и могу, хоть и с большой натяжкой, оправдать неувиденное мной тем, что я просто не разобралась куда плыть и куда глядеть. Пусть так.

Несмотря на утреннее обещание, со стороны моря на меня надвигалась большая серая туча, и глухие раскаты грома точно смеялись над моими обманутыми ожиданиями хорошей погоды и возвращения в город. Всё же раньше времени мне не было нужды сдаваться — день только начинался. Оставаться здесь на ночь мне бы, конечно, не хотелось. Одна лишь только мысль о том, что я нахожусь в месте, которого «не существует» и куда никто не решается прийти, заставляет содрогнуться.

Не успела я зайти в башню, как начался дождь. Бутылка вина, прихваченная мною из погреба, хорошая музыка, открытое, несмотря на непогоду, окно были призваны успокоить мои тревоги. На втором бокале я решилась взять в руки дневник Каролины. Текст непослушно мелькал перед глазами, слова неохотно складывались в предложения. И меня не покидало желание заострить внимание на определённом моменте. Среди повествования Каролины есть место, где она принимается рассуждать о своей судьбе. И это поистине наводящие ужас рассуждения.

«Я чувствую, как сильна моя жажда любви, и осознаю, каким ужасным даром наградила меня моя семья, моя кровь и сама любовь — одиночеством. Будь проклято всё, ради чего мне приходится терпеть такие муки! Будь проклята их любовь! Пусть и они узнают моё одиночество! Или дайте мне покой, или страдайте от одиночества, как и я!»

Ведь это настоящее проклятье! Принимая во внимание легенды, распространённые в Бардо, то можно предположить, что Каролине удалось продать душу дьяволу и предварить в жизнь сформулированное в дневнике проклятье. Если только её душа уже не была продана. Мне кажется, она считала, что её душой расплатились за лекарство от презирающего дневной свет недуга. Именно поэтому она проклинает всех тех, кто её любил. Именно за такую эгоистичную любовь она проклинает всех.

«Нужен особый источник информации, чтобы попасть сюда, и недюжинная смелость, чтобы тут остаться. Здесь не бывает случайных людей. Это закрытый клуб, и ты попала внутрь. Я предлагаю тебе изучить это место, его истории, и поверь, оно тебя не разочарует».

Не покидали мои мысли слова Кая.

Закрытый клуб… Что бы это значило?.. Похоже на предупреждение. Меня одновременно пытаются и напугать, и в тоже время предлагают изучить историю Каролины, а зачем изучать что-либо, если об этом нельзя рассказать?! Я, конечно, сомневаюсь в том, что имею право открывать узнанную мною историю кому бы то ни было, тем более широкой публике. В любом случае, чужие тайны опасны. Здесь пропадали девушки, и может, вся эта история связана не с призраками и не с тайными обществами, а с маньяком. Вряд ли им мог быть Кай… Хотя… А ведь мог быть. Вдруг это Кай? Тогда даже опасно совать нос в его дела. Но что-то здесь не так. Лучше молчать об этой истории. И зачем мне тогда вовсе её знать? Чужие секреты интересны только для сплетен.

Мои размышления были грубо прерваны. Сквозь распахнутое окно до меня донёсся шум с улицы, со стороны ворот, но вид из окна не охватывал ту сторону. Кто-то стучал по железным прутьям ограды. Я перепугалась, закрыла окно, создавая иллюзию безопасности, и спустилась вниз. Когда я приоткрыла входную дверь башни, человек у ворот коротко крикнул:

— Диана!

Он произнёс моё имя, и во мне словно что-то запорхало, ожило, затрепетало.

Несмотря на то, что дождь несколько искажал очертания, я без труда разглядела в человеке возле ворот Кая. Опираясь одной рукой о железный прут ограды, он доверял ей поддерживать своё утомлённое и пошатывающееся тело в вертикальном положении. При этом не облегчая задачу стальной изгороди, только при мне уже дважды отхлебнув из полупустой бутылки рома, так по-дружески приютившейся в его свободной руке.

Снова раздался звон ударяющихся друг о друга стальных прутьев — Кай сделал очередную попытку открыть ворота, но тщетно. Тогда невероятно привлекательный молодой мужчина поднял на меня свои пьяные глаза и односторонне улыбнулся. Он знает, какое впечатление производит? Распахнутая на груди белая рубашка от влаги прилипала к его телу; с чёрных волос стекала вода; губы краснели, от «поцелуев» с бутылкой — он выглядел беззащитным и сексуальным.

В голову настойчиво лезли неясные образы, как из далёкого прошлого, и становилось неуютно оттого, что ухватить их не получалось, как будто воспоминания были не мои, словно я их украла.

Мне было слишком не по себе, чтобы проявить вежливость и укрыть незваного гостя под крышей башни, учитывая, что он недавно спас меня от участи промокнуть под дождём. Я не доверяю ему, не доверяю себе рядом с ним, я не хочу рисковать.

11. Лауданум

Про своё мрачное впечатление от истории Каролины нужно забыть на время, чтобы оно не влияла на моё представление о Кае. Мне следует хорошенько расспросить его несмотря на то, что разговорить его будет непросто. Кай очень скрытный. Но я должна узнать историю Каролины с его точки зрения.

Дождь под вечер прекратился. Я могла бы ещё затемно попасть в город. Но небо по-прежнему низкое, хмурое. Дождь может снова начаться, так что в город не пойду. До заката ещё есть время, а мне не даёт покоя то, как я поступила сегодня со своим странным соседом. Можно отправиться к нему, извиниться и заодно задать несколько вопросов, способных пролить свет на его личность и тёмную историю этих дождливых мест.

На улице было жарко. Испарина наполняла воздух влагой. Ощутимый ветер пах мокрой зеленью, землёй и морем. Стоял шум разбивающихся в пену о высокий берег волн и шелест возмущённого леса.

Но в какой-то момент звуки природы были перебиты красивой мелодией, ни на что не похожей. Чем ближе я подходила к замку Кая, тем более прекрасной мелодия мне казалась. Кай явно не боялся гостей, будь то званых или незваных — приоткрытые двери в замок не просто выражали гостеприимство, они приглашали войти даже случайных прохожих, которых здесь априори быть не может, конечно же. И упоительная мелодия из гостиной не давала надежды победить любопытство.

Я вошла внутрь. Приглушённый свет томностью опережал сумерки и накрывал вуалью теней дюжину полуголых молодых девушек, который не пойми откуда взялись в «безлюдной пустыне» и теперь бесцельно и беспорядочно кружили по гостиной Кая. Они были прекрасны, будто русалки, которые покинули холодную пучину морских волн. Длинными волосами они прикрывали чрезмерную откровенность своих нарядов. И это они своими голосами создавали мелодию, заворожившую меня. Девушки заметили моё появление, но не придали значение. Я ощутила лишь несколько беглых взглядов в мою сторону.

Так всё-таки у него много девушек — ответила я на свой недавний вопрос. Вся моя прорепетированная речь в момент исчезла, а в груди прожгло от досады. Может, он ещё и извращенец, вдобавок ко всем своим странностям?

Кай стоял возле окна в левой части гостиной и смотрел на улицу. Когда я зашла, он повернулся, подошёл к барному столику, наполнил ещё один бокал вином и направился ко мне. Он подал мне бокал и сказал:

— Присоединяйся к нам.

Высоко подняв брови в надменном удивлении, я попыталась вернуть ему напиток, что он решил проигнорировать. Тогда мне пришлось прокомментировать свой жест:

— Нет. Я не могу остаться. Мне нужно в город. Я зашла извиниться за то, что не впустила тебя сегодня в башню.

Кай строго посмотрел на меня. Как-то он слишком быстро протрезвел. Ещё несколько часов назад он держался за ограду, чтобы не потерять равновесие, а теперь бросается такими сосредоточенными взглядами.

— Ну так искупи вину, — с вызовом произнёс он. — Составь мне компанию.

На этот раз не «нам», а «мне». Подумал, что я ревную? Может, и вправду ревную. Он взял меня за руку и отвёл к тому месту, где мы с ним провели первый вечер.

— У тебя и так неплохая компания, — действительно ревную. — Это они поют? — спросила я.

— Бездушная компания. Но поют прекрасно.

— Кто они?

В ответ Кай промолчал.

— Неважно, не уверена, что хочу знать, — я выдержала паузу и добавила: — Кай, я тут выяснила, что этого места не существует, то есть здесь не зарегистрировано никакой недвижимости. Как же ты купил её?

Он хрипло посмеялся и перевёл взгляд с танцовщиц на меня.

— Ты в земельном кадастре справлялась? — насмехался он.

— Нет. В старой газете прочитала, — пристыженно ответила я.

— Ну вот и разгадана тайна несуществующего места.

Мне было действительно гадко и обидно от собственной глупости, поэтому я никак не смогла выдавить из себя что-то вроде: «Но ни башни, ни замка не видно с моря! Глазами! Сейчас!» Не смогла и всё.

Несколько минут в напряжении я раздумывала над тем, почему сдаю назад, если собиралась расспрашивать Кая. Нужно спрашивать. Нужно говорить. Но не могу. Страшно. И обидно. И я ревную. Кто, в конце концов, эти девушки? Что, если они призраки вместе с этим замком? Я точно хочу это знать? И от Кая мурашки по коже.

— Чувствую себя очень неловко, так что лучше пойду, — сказала я и поднялась из кресла.

Но когда попыталась сделать шаг, одна из девушек прошла мимо меня так близко и быстро, что я отшатнулась назад. Кай улыбался. Я попыталась ещё раз двинуться с места, и история повторилась. Я была вынуждена сесть обратно в кресло. Кай несколько секунд смотрел на меня, а потом перевёл взгляд на девушек. Я, следуя за его взглядом, тоже посмотрела на них. «Русалки» улыбались ему и, как мне показалось, начали соблазнять его. Мелодия зазвучала по-новому. Она стала такой душераздирающей, что мне захотелось плакать. По коже побежали мурашки. А через несколько минут, когда я уже была готова разрыдаться, мелодия зазвучала томно и эротично.

Кай поднялся с места и направился к большому дивану. После того, как он там расположился, несколько девушек незамедлительно прильнули к нему. Они принялись его ласкать и расстёгивать на нём рубашку. Они касались губами его губ, лица, ладонями скользили по его полуобнажённому торсу. Мне казалось поразительным то, с какой наглостью и лёгкостью и безо всякого страха они позволяли себе так вести себя с ним. Мне очень хотелось оказаться на их месте, рядом с Каем. Мне захотелось, чтобы он касался меня так же, как он касался их, притягивал бы к себе, наслаждался бы мной. А наслаждался он ими как уже сытый кот, тем не менее не способный отказаться от очередного угощения. Он с удовольствием тонул в ласке, которую не приходилось даже немного требовать, она сама лилась к нему в руки, как из неиссякаемого источника. Я видела, что ему хорошо, но он не закрывал глаза и часто смотрел на меня: с укором ли, или с насмешкой? Я краснела, я старалась отвести взгляд, но не могла. Мне так хотелось видеть это. Я понимала, что сама не смогу, как они. Было что-то продажное, шлюшье в поведении девушек. Если бы я себя так повела, это выглядело бы до смешного нелепо. Но словно споря с моими мыслями одна из девушек подошла ко мне. Она взяла обе мои ладони в свои и заставила подняться. Я на ватных ногах следовала за ней к дивану, где был Кай. Моё сердце разрывалось от осознания собственной неуместности в этом спектакле. Он смотрел на меня, он ждал меня, но не звал, и пусть не целовал их, но позволял им целовать себя. Я не смогла подойти к нему, к ним.

12. Цугцванг

Уже в отеле, в уединении номера и, как мне казалось, в большей безопасности, я думала над тем, как поступить с дневником Каролины. Поверят ли мне или примут за сумасшедшую, когда я приду в издательство с такой историей? Материал в любом случае заинтересует местных газетчиков, даже если он покажется им неправдоподобным, что вполне может быть, ведь я не собираюсь отдавать им или даже показывать ни оригинал текста, ни то, что написано не Каролиной, и тем более не собираюсь показывать карту.

И я подумала: имеет ли вообще смысл попусту пугать жителей Бардо существованием этого дневника? Ведь тогда легенда о Каролине и о башне дэ Эскобъядо перестанет быть голословной и бездоказательной. Чего доброго, найдутся смельчаки, которые захотят добраться до башни и разрушить её. Так что, может, оно того не стоит. Этот секрет не мой, и не мне его раскрывать. А если говорить о моём желании поделиться загадочной историей, то я могу опубликовать её дома и подать как легенду Восточной Европы. Книгу забирать не стану, сфотографирую страницы и положу её на место, когда вернусь в башню за чемоданом завтра.

Попытка перевести остальные подшивки, написанные не Каролиной, а другими девушками, ни к чему конкретному не привела. То были письма, адресованные «Моей Королеве», содержащие извинения и сожаления девушек по поводу неудач, которые они потерпели. В чём именно они потерпели неудачи, тоже не понятно. Речи девушек были страстными и пафосными, но ничего, кроме эмоций они не описывали. Все послания были без подписей, без дат. Были ли эти девушки пленницами Каролины? Если да, то легенда — не сказки. А значит, утешить местных жителей мне нечем. Но и подливать масло в огонь тоже не стану. Пускай всё остаётся, как есть.

А как на счёт меня? Может, я тоже пленница Каролины? Но она меня не звала. Да, меня тянуло сюда письмо Яна, но я не страдаю от любви, меня не мучают страсти. Я одинока, но это не то, что по легенде характерно для пленниц Каролины, хотя характерно для самой Каролины.

Моя страсть как погасла когда-то давно, так никто её и не мог разжечь. Лишь когда Кай поцеловал меня, я смогла вспомнить, что такое влечение. Он красивый, но до чего же странный! Его вино, цветочный дым, девушки в его замке и то, что он назвал себя Одиночеством, — невозможно воспринимать, как нечто нормальное, объяснимое, естественное. Моё воображение, взбудораженное здешними легендами, могло придать налёт необъяснимости вполне нормальным вещам, которые можно организовать при помощи больших денег и технологий. Но ощущение их мистического происхождения меня не оставляет.

Кай сказал, что я ещё вернусь. И он был прав. Но я вернусь за чемоданом, а что имел в виду он? Когда он далеко, ко мне возвращается рассудок, и я начинаю задумываться, ни незаслуженно ли побаиваюсь Кая? И ко мне снова приходит мысль о том, что я рискую потерять друга из-за мистификаций, которые заставляют меня считать Кая то ли призраком, то ли маньяком.

И вот он далеко, а я между мирами. К нему, хочу к нему, ко всем больным фантазиям рядом с ним. Лучше безумие со сладким ароматом яда, чем безумие с пыльным смрадом контор.

Моё Одиночество. Я тоскую по тебе. Ты далеко и ко мне возвращается холодность с новой силой. С каждым уходящим часом я ощущаю, как меня покидают чувства. Всякие: и плохие, и хорошие. Я бы заплакала, если смогла бы. В дэ Эскобъядо, рядом с Каем, в том «несуществующем» месте я так сильно чувствовала, как, наверное, ещё никогда не чувствовала. Может, меня пугает сила моих чувств?

Лягу спать и буду надеяться, что утром приду в себя.

Проснулась я поздно, по-прежнему опустошённая. Не хотелось никуда идти. Всерьёз подумывала провести день в постели. Но заснуть больше не смогла, а разные мысли не давали спокойно отдыхать.

Не хочу уезжать, хочу вернуться в башню и жить той странной жизнью, которой жила последние несколько дней. Одна в безлюдной пустыне, там, где море и дождь, и запах цветочно-мускусного дыма. Где огромный виноградник у загадочного соседа. Где вино и легенды. И одиночество…

Я вышла в город, чтобы развеяться и заодно забрать чемодан.

В этот день погода была хорошей: не душно, небо чистое. Жизнь в маленьком городке по-прежнему бурлила шумно и беспорядочно. Но меня это больше не забавляло. Я не спеша направлялась к прокату автомобилей. В какой-то момент не только чувства, но и мысли оставили меня. Мне было спокойно и хорошо. А затем рассуждения нахлынули с новой силой.

Разве можно бояться того, чего не знаешь? Что бы ни происходило в башне или замке, я не могу этого бояться. Призраков не существует. А если бы Кай хотел меня убить (если он вдруг маньяк), он бы уже давно сделал это. Чего же мне бояться? Только неизвестности, но её бояться глупо. Разбитого сердца? Пусть разбивается в дребезги.

И всё же судьба просчиталась, если хотела, чтобы именно я сюда попала и разобралась в здешних тайных (если вдруг в этом смысл всего со мной происходящего). Мне, конечно, не хочется ехать домой, не хочется влачить жалкое и неинтересное существование. Но такова моя жизнь. Со смыслом или безо всякого смысла я буду её жить.

Утопая в размышлениях, я не заметила, как прошла мимо проката автомобилей и направлялась к черте города в сторону леса. А ноги с такой лёгкостью туда несли, что я и не противилась, просто шла.

Ко всем своим достоинствам и странностям, Кай ещё и очевидно очень богат. Есть ощущение, что баснословно богат. Не кажется ли такое благосостояние подозрительным? Чем оно обусловлено? От богатства всегда веет злодеяниями, не так ли?

И всё же, а хотела бы ли я закрыть глаза на все подозрения и насладиться хотя бы и мимолётной причастностью к безграничным возможностям денег? Что бы я почувствовала? Пройдут ли страхи? Почувствую ли я себя хозяйкой своей жизни? Я бы стала счастливой?

Мир не кажется местом пригодным для счастья. Пусть я ещё довольна молода и мне не знакомы болезни и смерть, но я словно предчувствую что-то трагичное, уготованное мне судьбой. Когда ничего нет, нечего терять, когда нет даже сил защититься, остаётся только испытывать жалость к себе, как к жертве обстоятельств. Но если у тебя что-то есть, что-то, что можно потерять — тогда, как ты себя чувствуешь в этом мире? Ещё более уязвимым? Сильным из страха? Вынужденно жестоким?