1

Теперь я понимаю, что все, что происходит сейчас, уже прописано прежде. И не судьбой, как принято считать, а нами же. Где-то …, нами же прожито. Отсюда, часто встречаемые чувства дежавю….

Один из героев повествования


*******


Ничего Дмитрий не помнил из последних мгновений. Он лишь четко для себя отметил, что в эти самые мгновения он как-то отделился от, окружавшей его до этого момента, реальности. Она реализовывалась теперь сама. Без него. А он был здесь. Торчал и болтался, как столбик на крыше. И только шумом в ушах давила на мозг высота. И еще … эта непонятная табличка с цифрами, которую совал ему в лицо какой-то мужик. На табличке маячили цифры: 70 и 18.

2

Мы все кочевники, и не живем, а лишь сбиваем с поля жизни пыль, даже не пытаемся ее рассмотреть, стряхивая с туфлей, идем дальше, ну, или запечатлеваем ее в телефон,- молодой человек произнес фразу и продолжил, не торопясь, свой путь, мерно отмеряя шаги по парку. Деревья томно шуршали листвой, спокойно провожая взглядом шествующих мимо прохожих. С виду спокойные, но вечно шумящие исполины, просто наслаждались своим пребыванием в этом оазисе, окруженные снежными шапками гор. Они переговаривались между собой, свысока обсуждая блуждавших внизу людей. Этих незадачливых и, как им казалось, очень поверхностных маленьких существ, которые вместо того, чтобы принять этот спокойный мир и предаться молчаливому созерцанию вместе с ними, освещали все своими синими вспышками и бежали дальше. Бежали, чтобы выхватить и вырвать для себя какой-нибудь понравившийся кадр из контекста этой цельной и совершенной картины, забрать себе нечто, им вдруг показавшееся, новое. А ведь это новое также останется для них без ответа. Просто застывшей навсегда, и уже ничего не значившей картинкой. Просто фрагментом, когда-то живого мира. Именно так шептались между собой деревья, обескураженные таким поведением таких бестолковых прохожих. По-прежнему оставляя накопленную мудрость при себе. Так и не имея возможности поведать ее людям. А ветер врывался в их кроны, подслушивал их шепот, и несся прочь, разнося умудренные многолетним наблюдением за жизнью мысли дальше, всему остальному истинно живому зеленому братству.

- Кочевники? Хм, …, обоснуйте, пожалуйста, будьте так любезны. Докажите свою идею человеку, который до своих старых седин строил этот мир. День за днем вносил свою посильную лепту. И теперь которого вы так легко называете просто … кочевником?
- Да, уж, порой тяжело обосновать то, что просто …, где-то там, на уровне ощущений моей, как я только что понял, слишком юной впечатлительной души. Хотя …, нет ничего невозможного. Кто-то же занес сюда своим воображением этот чудный парк. Этот прекрасный оазис в буре стихии эры металла и небоскребов,- улыбнулся молодой человек.

Но пожилой господин уже устремил на него взор своих серых глаз. Глаз, которые многое уже видели на своем пути. Они обещали, что уйти от ответа уже никак не удастся.
- Что ж, ладно …,- молодой умник остановился и посмотрел, как его собеседник грациозно оперся на свою трость, выпрямил свою спину, и стал готов не просто слушать, а и дать достойный отпор идее, которая не шла в унисон с его. Которая, по всей видимости, разрушала его представление о его лично прожитой жизни. Им лично сотворенном мире, в котором и собирался спокойно прожить уже достойно встреченную старость.

Грациозно выглядела и его тень. Она безупречно легла на выметенную дорожку парка, словно тоже, выражая сиюминутное несогласие. Возможно с засильем, солнечных лучей. А возможно с проказником ветром, который все время норовил передвинуть упавшие листья, и ей снова и снова приходилось стараться укрывать их собой, прятать от безжалостных солнечных лучей, убивающих их до конца. А их шорох так был прекрасен, особенно, когда приходили сумерки. Она всегда завороженно слушала их шуршащий шепот, ведь он так много мог рассказать об увиденном ими сверху, когда они еще были там высоко и сверкали богатством зелени. А когда их срывал ветер, они часто поднимались еще выше и скребли своими зелеными боками прямо по небу. А она, тень, никак не имела такой возможности подняться так высоко. В такое светлое манившее ее небо. Ее также, безжалостно убивал свет. И она, беззвучно скандировала, проявляя свой протест, в унисон голосу хозяина.


- Да уж, постарайтесь. Но помните, что беспощаден буду я. Наслышан, знаете, этими новыми идеями, могу вас я уверить. Идеи, навеянные непонятными нам ветрами, пришедших вдруг. Вдруг и ниоткуда. Ничего особенного, ничего сносного. Одни лишь поругания устоев, не более того. Противно даже, могу я вам сказать, в который раз мне их уже услышать. Все ж таки, ругаете устои, которые вас и воспитали. Так что, постарайтесь, чтобы теория эта ваша была бы достойной жизни, пускай даже пятиминутной.
Молодой человек вдохнул, осмотрел окружавшие их деревья, игру солнца в их зеленых листьях на фоне снежных шапок гор, и ответил:
- И как ни странно, но именно эти устои я и желал бы поддержать, но только не они нас воспитали. Мы слышали всего лишь отголоски. Но все же, думаю, благодаря им мы все еще живы.

Старик сделал еще более удивленное лицо, но ничего не ответил. Жестом предложил лишь продолжать.

- Как сильна ваша уверенность, что вы построили этот лучший мир, который должен быть так близок к тем первичным золотым стандартам, из которых, возможно, хотели черпать вы идеи. Или получилась лишь ваша комфортная для жизни оболочка, удобно текущая по обычному, даже ухабистому, кем-то другим и, возможно, для других целей, созданному миру? А этот, настоящий, и молчаливо стоящий теперь уже в стороне, будто только для того, чтобы его фотографировали, а потом слали куда-то в какое-то невидимое пространство ….

Молодой человек не успел договорить свое предложение, как прилетел новый ветер. Тот самый внезапный, после прихода которого всегда что-то менялось. Он был поначалу очень легким. Он подхватил несколько листьев, заиграл ими. А потом подхватил их с новой своей силой и поднял вверх и закружил в невероятном танце. Вокруг раздались восторженные возгласы людей. И они принялись освещать это неожиданное действо своими вспышками, вылетавшими из телефонов и фотоаппаратов. А ветер, будто приняв их в свою игру, закружил все с новой силой и стал выхватывать эти яркие блики, отрывать их от аппаратов, что держали в люди в руках, и уносить их в свою высоту вместе с листьями. Возможно, он решил поиграть с людьми, или решил просто забрать у них эти, как ему казалось, для них все равно уже застывшие впечатления ….

3

- Черт...! Что это!? Какого черта …, творится?
Дмитрия качнуло порывом ветра и едва не сбросило с края крыши вниз. Он огляделся по сторонам, пытаясь вернуться к реальности. Но то, что он считал таковой, то чему уже давно перестал удивляться, просто изо дня в день наблюдал ее, и с каждым шагом втаптывал ее поглубже в землю, оглядываясь иногда, в придуманной надежде встретить хоть что-нибудь новое, чтобы его впечатлило …, она уже ушла. Ушла, оставив его разум один на один с новой, нереальной? Его испуганный взгляд блуждал по силуэтам города. Привычного города. Но на его фоне плыли странные картинки, рожденные его воображением. Картинки, которые возникли, когда он прочитал странный отрывок непонятного рассказа, с каким-то диалогом в каком-то парке, присланного на его новый электронный почтовый адрес.

Дмитрий стоял на краю крыши. Стоял, пытаясь прояснить свою память. И под ним было несколько сотен метров пространства, ветреного и холодного. Каменного, с блестящими квадратами стекла, и снующими вспышками света внизу. Он находился именно на крыше одного из тех небоскребов, о которых говорил тот молодой умник из этого странного повествования. Но где был сейчас тот парк, который так явственно привиделся ему всего несколько секунд назад? Он и сейчас все еще отражается в стеклах окон? Или это тоже вдруг окажется игрой разыгравшегося воображения.

А голову его все так же кружил выпитый алкоголь. Пульсирующий в глазах, он коварно искажал поступавшую в мозг информацию. Делая мир каким-то плавающим, подвластным порывам холодного ветра, который раскачивал его болтающееся тело.
И удерживала его болтающееся тело лишь рука, которая всего минуту назад выронила бутылку пива. Та просто выскользнула и очень смешно упала, воткнувшись в снег, даже не расплескав содержимого.

Теперь эта рука удерживала его самого, ухватившись за какой-то тонкий кабель.
- А где все?- спросил он себя или вдруг опустевшее пространство.

А где, действительно, были все его друзья? Они же всей толпой ввалились на крышу. Они праздновали очередной корпоратив. Очередную победу его фирмы и еще кое-что, он не мог сейчас вспомнить, что. И он решил посмотреть, как выглядит мир, когда он весь у его ног. Когда он уже совсем может почувствовать себя хозяином этого серого, как он думал каждое утро, без новых впечатлений, скучного и такого покорного ему мира.
Теперь он стоял на краю крыши, мир был где-то там внизу. Он не видел никого из своих друзей. И был на грани падения с нескольких сотен метров вниз. Но беспокоило его совсем не это.

Ведь он, практически упал. Вес его тела уже переместился за ту тонкую грань, когда баланс соблюсти уже было невозможно. Можно сказать, что он уже разбился. И какая-то часть его сознания знала это.

Другая же часть его сознания была в недоумении. В недоумение ее привел вид таблички, на которой были изображены цифры:70.18. Табличка эта появилась тут же перед его глазами, как некий субъект его падение остановил.

Он толкнул Дмитрия в грудь, и сунул в лицо эти цифры. И ничего больше не оставалось делать, как в очередной раз тряхнуть головой и уставиться на картонный прямоугольник.
Цифры были выведены, похоже, маркером, от руки. И смысл их, конечно, был непонятен, но молодой человек больше был поражен, с какой аккуратностью они были нанесены. С какой, возможно, педантичностью их выводила чья-то рука, словно это было произведение каллиграфического искусства.
Отследив эти свои мысли, Дмитрий понял, что уже не в силах отвести от них взгляд. Поэтому на помощь ему пришел старый уже давно проверенный рефлекс, часто используемый им в таких состояниях. Он снова тряхнул головой.

- Черт, пьяный бред,- пробубнил он, забросил опять свой взгляд на табличку, и уже ничего такого особенного не увидев в этих маркерных цифрах, уставился на незнакомца.
- И чего … это такое?
- Это тебе решать,- просто ответил тот.
- Ниче се...?!- возмутился для начала Дмитрий, потом получше сфокусировал на человеке глаза, добавил, вопрошая больше информации,- а … ты вообще … кто?

- Позволь мне уклониться от прямого ответа. Ведь для тебя сейчас уже больше представляет интерес не кто - я. А что значат эти цифры,- он приподнял табличку ближе к глазам собеседника, и убрал руку. И та, просто повисла на некоторое время в воздухе. Секунду висела, просто пошатываясь, будто была прибита гвоздиком. Потом ее подхватил поток. Сильный поток ветра, что заставил Дмитрия крепче ухватиться за кабель. И кусок картона улетел в нем, описывая загадочные петли между зданий.

- Семьдесят, восемнадцать …. Это что … я кому-то каких-то денег должен?- ухмыльнулся молодой человек,- так … это, сумма какая-то … слишком смешная. Или это какая-то особенная валюта? Жутко дорогая? Крипта?
Но человек продолжал просто стоять, и не выражать никаких эмоций. Просто с каменным лицом, но, как Дмитрию показалось, все равно с добрыми глазами. Они были, конечно, странными, эти его глаза. Какими-то невероятно глубокими. Они смотрели и завораживали. Потом в теле возникала глубинная дрожь. Взгляд в них был похож, словно прыгнув в море, в не свою, неведомую стихию, решишь посмотреть далеко ли до дна. И мысли в Димкиной голове закрутились с невероятной силой.

- А где, вообще, все? Я же здесь не один был?- И то ли мороз уже пробрался под одежду, то ли мысли посетили его голову очень страшные, но холод ударил по спине. И заставил протрезветь.
- Так вот они, все здесь,- все так же просто ответил незнакомец,- а если цифры эти тебе показались смешными …, что ж тогда потом вместе посмеемся.

Он медленно развернулся и спокойно отправился прочь по краю крыши.
Молодой человек огляделся и увидел своих друзей, своих подчиненных, своих коллег, они все смотрели с удивлением на него. Не понятно было, почему он не видел их секундой раньше. Они смотрели на него, так и замерев с поднятыми руками и держа в них свои камеры и телефоны, в которых уже запечатлелись последние, на эти минуты, фрагменты его, Димкиной жизни.
И Дмитрий еще внимательней уставился на своего недавнего собеседника. На то, как тот шел, как время от времени останавливался и поглядывал куда-то вниз. Постарался понять, осознать ту манеру, с которой держался он.

- Слушай, а ты …,- закричал ему вслед он свой вопрос, но поперхнулся от волнения какой-то горькой жгучей субстанцией, которая подкатила к горлу вместе с желудком, и в голове уже застучал не шум от высоты, а его собственный пульс,- ты …, вы …, случайно не …? Это …, может жить мне столько осталось? Времени …? Но что это? Что … дни часы … минуты?
Кровь в венах пульсировала. Накатывала, наступала усиливающимися волнами на видимую им картину мира.

4

«Пожилой господин сильней оперся на свою трость. И посмотрел на молодого собеседника уже с некоторым недоумением.

- Это, скажу я вам уже даже и наглость! Эта дерзость, хотя, конечно и свойственная вашему поколению, но и ее вы смогли превзойти! Что за идеи вы, простите, вбили в голову себе?!

Молодой человек посмотрел на него и просто ответил:

- Нет, просто скажите, все ли вам здесь по нраву? Что вы видите, если бросите не поверхностный взгляд? Если вы построили для себя ваш собственный мир. В нем и живете. И вас все в нем устраивает. Тогда, возможно, не стоит нам сталкивать наши миры, ударять их нашими словестными дуэлями. Пускай себе кочуют друг мимо друга дальше по этой огромной бескрайней Вселенной. Ровно столько, сколько позволено им будет. Даже не задумываясь, что она собой представляет. В этом ничего странного и необычного нет, так многие живут, так многие и поступают.


Молодой человек посмотрел еще раз в глаза своему собеседнику и, медленно развернувшись, пошел по дорожке парка. Шел, аккуратно переступая через опавшие листья. Будто где-то здесь был еще один особенный мир, их, опавших листьев. Почему-то именно так в данный момент подумал пожилой господин, рассматривая этого умника юного. Несмотря на казавшуюся заносчивость его несносных мыслей, в поведении ощущалось некое уважение ко всему окружавшему и всему происходящему. Даже к этим упавшим и успевшим высохнуть листьям!

Но еще он вдруг ощутил, что не может его вот так просто отпустить. Не получив хотя бы минимального удовлетворения в этой, как только что услышал, словестной дуэли».


*******

Дмитрий толкнул рукой стол. Толкнул то, что воплощало в данный момент нечто внезапно разбередившее его душу. Нечто, выползшее из глубины этого оцифрованного коллективного бессознательного. И так безжалостно заставившее на себя смотреть. Он оттолкнул все это, распространившееся перед ним на столе. Но стол, будучи приставленным вплотную к стене, вернул ускорение назад. Стул отъехал на середину комнаты и раскрутился. Рука сама собой стала исполнять уже привычный, в последнее время часто используемый жест, легла на глаза и стала с силой их тереть. А монитор размеренно раскачивался на своей тонкой ножке. Раскачивался так, словно, говорил, что-то … похожее …. Похожее на это:

- Выходит и ты не хозяин положения вещей …. Стало быть, не всегда и тебе решать, когда выбросить меня, или какую-нибудь другую ненужную тебе, с твоей точки зрения, уже ненужную вещь. И с тобой может то же самое произойти? И ты окажешься на свалку мироздания выброшенным.

Впервые пришло понимание, что, действительно, уже не он, Димка, может решить, что новый монитор, тот, который он увидел только что в интернет-магазине, будет выглядеть гораздо лучше на его рабочем месте, чем этот, уже по каким-то параметрам старый. Пускай даже, его тонкая ножка когда-то выглядела очень стильной.
Теперь, вполне возможно, это экранное техники чудо так и будет стоять и мерно раскачиваться в такт движению планеты, а он … Димка ….

Он подтянул себя к столу, взял, уже скорее машинально, свой смартфон и вспомнил те несколько часов, что радовали его этому новому приобретению. Вспомнил, как он гладил его гладкий экран, водил по нему пальцем, сидя на стуле в магазине. Потом вспомнил, как и эти впечатления уплыли, сделав все снова серым.

Посмотрел еще раз на цифры, которые ввел в напоминалку. Все произошедшее несколькими часами ранее, было очень похоже на сон. И скорее таковым и было, если не учесть такую мелочь, он действительно в тот момент на крыше был и через заградительный поручень перелез. И, по словам его друзей, пребывавших в ужасе от происходившего, Дмитрий уже начинал падать, как вдруг внезапно остановился и около минуты вихлялся туда-сюда, держась за какой-то кабель. Одна только неувязка была в их рассказе. Никакого странного господина, никакого человека никто не видел. Кроме Димки, разумеется. И странную табличку, стало быть, тоже. И очень все удивились, как их друг быстро протрезвел. На край лез в стельку пьяный, как впрочем, и все они, а вот спустился абсолютно трезвым. Вот бубнил, по их разумению, что-то непонятное. Что-то про минуты, секунды и часы.

«- Нет, это часы …, это часы …, часы»

И так, все еще пребывая в шоке от случившегося, он отсчитал семьдесят часов вперед, и завел в телефоне напоминание. В секундах и минутах, как ему казалось, действительно, смысла не было. Первые уже давно пролетели, а насчет вторых, если это было некое предупреждение, так отводили слишком мало времени, чтобы понять, в чем здесь смысл. За этот промежуток он домой едва успел добраться. Поэтому остановился пока на часах. Ведь это было первое, что пришло ему на ум.

И первым делом, влетев домой, открыл почту с тем загадочным письмом, открывавшем диалог двух людей в парке. Тот самый, что он вспомнил там на крыше. На краю, можно сказать, собственной бездны.
Вот только теперь, он прочитал уже следующий отрывок.
Но кто сделал эту рассылку? Этот почтовый ящик не знал никто. Он только что его создал. И письмо могло попасть только случайно. Абсолютно никто из его друзей, тем более знакомых не мог знать этот новый адрес. Даже Дэн, его самый закадычный друг. И теперь уже всерьез вставал вопрос, почему именно это письмо его алкоголем замутненное сознание, пребывая в состоянии подготовки к свободному падению, выудило из памяти? И отчего он оказался настолько ему близок? Будто слышал его раньше. В каком-то сне? Может в этом есть некая зацепка?

И Дмитрий погрузился в раздумье. Вернее ум его нырнул в некое пространство, где, возможно, мог находиться ответ. Вот только находиться ответ этот, по-видимому, совсем-совсем не собирался.
Из межкомнатного пространства долетел звук гремевших тарелок. И Светкин голос. Его законной жены. До какого-то недавнего момента родного человечка. Но ощущение радости этого единства неким странным образом также утратило былые краски и былую остроту.

Загрузка...