Во власти чудовища

Пролог

Не о таком замужестве я мечтала, пусть и мой будущий муж невероятно красив, богат, могуществен и знатен. Сердце невесты герцога Майнстраха должно петь от счастья, тогда как моё кололо тупой ржавой иглой.

Первосвященник опустил взгляд, а я вдруг покачнулась. Вроде бы стояла, не двигаясь и почти не дыша в туго зашнурованном белом платье, но почему-то подвернулась нога.

Будущий муж ловко подхватил тело, готовое рухнуть на пол.

— Что с вами, Арианна? — тихо проговорил он, пытаясь разглядеть моё лицо под плотной вуалью.

— Что с ней? — раздались голоса. Среди них — рокочущий голос прокуратора, который я бы в любом шуме узнала: — Только притворных обмороков нам тут не хватало.

— Простите, со мной всё хорошо, — отвечая, я повысила голос.

— Магистр Теодориус, давайте скорей. День выдался тяжёлым для всех. Моя невеста почти не спала и чрезмерно переволновалась.

Последнее, что должно сейчас волновать Тордэла Майнстраха — душевное и телесное состояние навязанной ему невесты. Он явно говорил то, что не нужно, словно не понимал, что это вызовет ненужные домыслы и разговоры среди враждебно настроенных к нему людей.

— Не беспокойтесь, Ваша Светлость. Церемония продлится недолго, — пообещал первосвященник. — Элай, неси чашу с водой.

Помощник принёс каменную чашу, в которой полагалось омыть ладони. Закончив с этим, первосвященник повернулся к нам, а его помощник заменил чашу другой — с трепещущим в ней оранжевым пламенем. Две металлических спицы с деревянными рукоятями грелись в огне.

Голос просветлённого Теодориуса прозвучал неожиданно гулко, эхом отзываясь от высоких каменных стен:

— Сегодня по воле небес и с разрешения короля сын герцога Майнстраха и дочь графа, стёртого из списков благословенных родов, вступают в освящённый союз. Да смешается в чаше их кровь, да прольётся святое благословение на всех рождённых в браке детей, да одарят Дева и Муж не знающей увядания любовью.

По знаку первосвященника мы протянули руки вперёд, и острое лезвие коснулось наших запястий. В чашу жертвенника, где лежали приготовленные для церемонии кольца, полились две струйки крови, смешиваясь между собой.

Я отвела взгляд, едва в силах дождаться окончания варварской церемонии. И хотя знала, что будет, оказалась не готова к тому, что мою руку схватят и прижгут рану раскалённым металлом.

Мой крик эхом отразился от стен в то время, как у мужчины рядом со мной даже дыхание не сорвалось. Свою часть пытки он вытерпел молча.

— Лорд Майнстрах, в знак вашего согласия быть опорой и защитой жене наденьте ей на палец это кольцо, омытое в вашей с ней крови и святом пламени. Когда печати освящённой любви побелеют, оно останется знаком заключения союза и принадлежности жены мужу, а мужа жене.

Ещё тёплое кольцо село на мой палец, будто литое.

— Леди Майнстрах, — холодно произнёс первосвященник, — теперь ваша очередь. Но сначала произнесите клятву во всём слушаться мужа, быть ему верной супругой и хранить добродетель семьи до конца ваших дней.

— Клянусь.

Первосвященник вручил мне кольцо для супруга, и когда я дрожащими руками надела его на палец моего теперь мужа, церемония завершилась. Раны на наших запястьях закрыли белоснежными лентами, которые полагалось носить целый месяц, среди простых людей называемый белым.

— А как же первый поцелуй? — напомнил один из гостей.

Я закрыла глаза. Рука ныла, кровь пульсировала, ни на миг не позволяя забыть о поставленном на моём запястье клейме. Последнее, в чём нуждались люди в таком состоянии — поцелуи.

Оставалось надеяться, что нисколько не любящий меня муж поставит точку в этом затянувшемся фарсе.

*

Много читаю на Литнет, потому знаю, как легко из-за сбоя потерять заинтересовавшую книгу. Добавьте книгу в библиотеку прямо сейчас, так вы точно сможете продолжить её читать.

Добавив книгу в библиотеку, будьте так добры — поддержите на странице книги звёздочкой = "мне нравится" и комментарием. Там же можно подписаться на новинки автора.

Сердечно БлагоДарю за вашу поддержку и интерес.

Глава 1. Выйдешь замуж за палача

За сутки до свадьбы.

Мой брат — чудовище, я всегда это знала. Жаль, умудрилась забыть, каким жестоким и бессердечным Варг может быть.

В детстве больше всего я плакала из-за злого волчонка, отказывающегося играть с новой сестрёнкой. Когда из всей стаи остались в живых только мы, забыла обо всех обидах и разногласиях. Тянулась к нему, слушалась беспрекословно, прошла вместе с ним все испытания, старалась быть сильной, не подводить своего единственного защитника.

Когда Варг собрал новую стаю и стал альфой, я помогала ему всем, чем могла. Держала голову высоко поднятой — ещё бы, ведь я сестра альфы, самая верная, преданная, помощница всегда и во всём.

Сегодня услышала от него:

— Ты мне не сестра, и все это знают.

— Все?

— Все, у кого есть глаза.

Я небольшого роста, у меня тёмные волосы и тонкие черты лица. Варг огромный, сереброволосый и золотоглазый. У него лицо воина, мужественное и волевое. С первого взгляда видно, что он не простой человек. В волчьей форме он серошкурый красноглазый гигант, пугающий одним своим видом. С одного укуса валит оленя.

В человеческой форме он такой же опасный и сильный. Даже обращённые волки как противники ему нипочём.

Когда Варг злится, в золоте его глаз вспыхивают алые искры. Могут вылезти острые когти, удлиниться клыки — вот как сейчас, когда я наотрез отказалась исполнять его «замечательный» план.

— ...и тогда ты выйдешь замуж за герцога Майнстраха вместо неё.

— За кого? — Меня от услышанного аж затрясло.

— За Майнстраха. Того самого, ты всё правильно поняла.

Кто же в Тургундии не слышал про герцога Майнстраха? Золотоглазые, как мы, называли его мясником. Он многое сделал, чтобы навлечь на себя проклятье всех, в ком течёт хотя бы капля магической крови. Но и обычным людям было о ком посудачить — об изгнанном из столицы распутнике, возродившем на своих землях право первой ночи и не пропускающем ни одной юбки без того, чтобы её хотя бы разок ни задрать.

Какого замечательного супруга выбрал мне брат. Наверное, он так шутит.

— И ты выйдешь за него, Аринэ, по-настоящему.

— Я выйду за человеческого ублюдка, главнокомандующего стражами чистоты крови? Того самого Майнстраха? Ты, — я задохнулась, глядя в непреклонное лицо брата, — смеёшься надо мной?

Увы, но он не смеялся. Начал вновь мне всё объяснять. И про добытое в набеге письмо короля, и про девушку, которой уже не стать ничьей женой, и про меня — которая как раз таки женой Майнстраха обязательно станет.

Слушала Варга, а внутри билось: «За что он так со мной?»

За всё хорошее очевидно. За то, в том числе, что по крови я ему не сестра. За то, что Майнстрах — тот, кто уничтожил нашу первую стаю и тысячи других стай. За то, что месть сладка, и ради шанса стереть с лица земли такого врага — не жаль ничего и никого, включая меня.

Впрочем, лучше всё рассказать по порядку.

С предложением поговорить брат пришёл ко мне этим утром. После ночного набега все отдыхали, включая меня. Хотя я в набеги никогда не ходила, но в такие ночи от волнения никогда не спала.

Брат отвёл меня в лес подальше от стаи. И не начинал разговор, пока мы не дошли до реки.

Здесь плавному течению воды мешали пороги. Река низвергалась с небольших уступов и так несколько раз. Из-за шума воды мало кому из волков нравилось здесь находиться. Тут преимущество острого слуха сходило на нет, и даже сильные оборотни слышали не больше меня.

И всё же Варг выбрал именно это место для разговора. Значит, хотел, чтобы нас не подслушали даже случайно.

— Я хотел поговорить с тобой о замужестве.

Заинтригованная, я улыбнулась. Улыбка пропала, стоило Варгу упомянуть герцога Майнстраха.

— Ты это серьёзно сейчас?

Он хотел выдать меня за невесту Майнстраха, и это не укладывалось в голове.

Варг потряс смятым письмом перед моим носом. Алая печать с королевской короной была сломана, небольшое послание начиналось с «Сим повелеваю...»

— Читай.

Король Артос, благословлённый Светозарным владыкой на царствование в Тургундии, приказывал герцогу Майнстраху незамедлительно обвенчаться с девицей Арианной, графиней Растор, подательницей сего письма... Тут я прекратила читать.

— Но я не графиня Растор.

— Сейчас никто не графиня Растор, — коротко ответил брат.

Я уставилась ему в глаза.

Варг даже бровью не повёл. Скоропалительная кончина молодой графини совершенно не трогала его сердце.

— Что ты так смотришь, сестра? Девка сопротивлялась, дралась, кричала, угрожала нам Майнстрахом и королём, попыталась порезать Медведя перочинным ножом. Я отдал её парням, чтобы приструнили и заодно развлеклись. — Варг сжал губы в тонкую нитку, с неохотой продолжил: — Они перестарались. Немного.

— Перестарались, — повторила я медленно.

— Меньше б орала, и голову бы ей никто не свернул. — Варг твёрдо посмотрел мне в глаза. — Эта девка наш враг, как и все они, с титулами, дворянчики. Теперь она мертва, и не мне лить по ней слёзы. И не тебе!

— И не мне, — эхом повторила я.

Ещё раз прочитала письмо о том, что герцогу Майнстраху надлежит немедленно обвенчаться с графиней Растор, холить и лелеять молодую жену, поскорей завести с нею потомство. После появления наследника герцог начнёт ежегодно получать от казны часть находящегося на попечении короны состояния Расторов. Пятьсот тысяч золотых тхиров ежегодно, притом что всё состояние Расторов корона оценивала в пять миллионов тхиров — баснословные деньги, с учётом того, что за пару тхир можно купить хорошую лошадь.

— Видишь это, — брат ткнул пальцем в абзац, где говорилось про деньги Расторов. — Король не хочет, чтобы Майнстрах быстро овдовел. Зная характер ублюдка, предосторожность не лишняя. И весьма выгодная для наших целей, будущая вдовствующая герцогиня.

С этими словами Варг отвесил мне шуточный поклон.

— Ты подберёшься к нему близко-близко, усыпишь его бдительность, ослабишь стражу, — в золотых глазах брата ярко вспыхнули алые искры, — а затем откроешь нам двери и поможешь лишить его головы.

Глава 2. Не могу сказать «нет»

Варг не оставил мне выбора. Я не смогла сказать ему «нет», пусть и понимала... Да всё понимала! Согласиться с ним — подвесить собственную жизнь на волосок, отказать — лишиться шанса на выживание.

Осень уже вступила в свои права, ночи становились всё холодней. Зиму и всем вместе пережить нелегко, а в одиночку остаться в лесу — это верная смерть для такой, как я, золотоглазой и при этом бессильной.

В первую зиму, оставшись одни, мы с Варгом выжили только чудом. Нас мучил голод и холод, болезни, на нас нападали дикие звери. Не будь со мной брата, я бы непременно погибла. Увы, но с тех пор я стала не намного сильней.

На чужую помощь такой, как я, надеяться невозможно. Выйти к людям — та же верная смерть. Пара тхир за бдительность или казнь всей семьи за укрывательство грязнокровок — в таких обстоятельствах людей в жестокости даже сложно винить.

В итоге получилось, что я могла выжить, лишь отправившись в замок Майнстраха. Шанс небольшой, даже крохотный, но это единственный путь, который Варг мне оставил. И я это признала.

В ответ услышала:

— Ну наконец-то, в тебе совесть проснулась.

Совесть? Кто б ещё о совести говорил.

— Пошли. Мы и так много времени потеряли, пока ты строила из себя непонятно кого.

У меня слёзы текли по лицу, и я сказала, что скоро приду, только умоюсь.

Он мог потащить меня за собой, но разрешил остаться одной. Уходя, сказал так:

— Не тяни время. Карету может кто-то найти. И лучше тебе оказаться сидящей в ней чудом избежавшей мучительной смерти графиней, чем той же графиней, бредущей как нищенка по краю дороги в поисках добрых людей.

Так умерла моя последняя надежда спастись. Как бы всё ни повернулось, Варг собирался заставить меня сыграть смертельно опасную роль невесты самого ненавистного человека на свете.

Оставшись одна, я думала, буду в голос рыдать. Но слёзы больше не шли, и я умылась водой из реки. Лицо горело, нос опух — наверное, из-за жалкого вида Варг и дал мне отсрочку от исполнения приговора.

Чтобы он ни говорил, все знали, кто мы друг другу. И я могла бы поклясться, этот гордец не хотел, чтобы его сестру увидели с красным носом. Потому и сюда для разговора привёл, чтобы не слышали, как я молю о пощаде.

Над лесом нависло серое, затянутое сизыми тучами небо. Дождь ещё не шёл, но, стоило сесть на землю, стылый холод пробрался под одежду, и меня бросило в дрожь.

Ещё утром у меня была стая, семья. А сейчас я осталась одна. Никто не вступится за меня. Никто не бросит вызов такому альфе как Варг. А он уже всё сказал и своего решения не изменит.

Он предал и продал меня и даже этого не заметил. Отказался от меня, словно все эти годы, которые мы провели вместе — ничто.

У нас разные родители, но связали нас кровные узы. От стражей чистоты крови спаслись только двое — я и Варг. Мама спрятала нас в подполе. Сама не пыталась скрыться, стояла там, где и умерла. Когда смерть забрала её, мама сделала для нас с Варгом последнее — закрыла люк в полу собственным холодеющим телом. Всё время, пока королевские ублюдки грохотали грязными сапогами по нашему дому, её кровь капля за каплей лилась на нас.

— Не реви, — шептал Варг мне на ухо, и я слышала в его рычании всхлипы. — Не реви, Ар-ри, слышишь.

Пространство под полом было крохотным, мы в нём едва уместились. Варг зажимал мне рот горячей мокрой рукой. Меня от беззвучных рыданий трясло, и у него по лицу текли кровавые слёзы.

Когда наш дом подожгли, Варг за руку вывел меня из огня. Прижимал к себе, не позволил взглянуть на мать, на отца. Когда мы оказались в лесу, наши лица, одежда, всё было в крови, хотя ни он, ни я не получили даже царапины.

А потом были годы лишений, разделённые на двоих. Своего первого человека Варг убил из-за меня. Защитил от насильника и, сняв с него сапоги, отдал их мне. И плащ тоже отдал. Себе взял арбалет и клинок, со мной ножом поделился.

С тех пор прошли годы, и вот, альфа Варг решил, что я больше ему не сестра. Настоящей сестре такого бы не предложил. Или хотя бы не стал настаивать. А меня он вычеркнул из тех, кем дорожил.

Когда я вернулась к стае, мои вещи уже растащили.

— Нам так альфа сказал, — всё, что я услышала.

Не думала, что будет так больно остаться ещё и без стаи. Смотрела на них, молодых и здоровых, и чувствовала мертвящий холод. Как будто я уже умерла, и с меня торопливо стаскивали ещё тёплые сапоги.

Ну а что, стыдиться им нечего. На тот свет, как известно, ничего с собой забрать не получится.

Рывком сняла заячью шубку, сунула в руки слепой Саре. Все украшения, кольца, серёжки — всё это тоже сняла. Сняла бы и рубаху последнюю, но наблюдающий за мной Варг сказал:

— Это лишнее, Аринэ. Тебе ещё до места надо дойти. А так да, с собой ничего нельзя брать, ни одной вещи. Тебе всё вернут, когда придёт время.

— Или не вернут, — пробормотала себе под нос слепая Сара, кутающаяся в мой, верней, уже её заячий полушубок.

Она права. Не всё можно вернуть. Что-то разбивается раз и уже навсегда.

* * *

Мы вышли из лагеря впятером. Варг остался со мной, а Медведь, Ревнивец и Рыжий сразу же обратились и убежали вперёд.

Золотой цвет глаз — единственное, что отличало меня от обычного человека. А значит, мне предстояло не легко-быстро бежать на четырёх лапах, а идти, временами по щиколотку увязая в рыхлой земле.

Последние дни зарядили дожди, и местами земля влажно плюхала под ногами. Лес здесь рос густой, по земле стелился черничник. То и дело приходилось перелазить через поваленные деревья, часто скользкие, покрытые мхом.

Варг шёл впереди, я за ним следом.

— Не отставай, не плетись. Что ты тащишься, будто улитка?

Он будто задался целью каждым следующим шагом и словом рвать на клочки моё сердце.

Нечестно, несправедливо! Я ведь и правда делала всё, что в моих силах. Старалась не отставать, хотя чем дальше мы отходили от лагеря, тем тяжелей становилось у меня на душе.

Глава 3. В карете

По крыше барабанил усилившийся дождь, влажным холодом тянуло изо всех щелей. Обнимая озябшее тело руками, я забилась в угол кареты. Клетки — так верней. Запертое снаружи, с решётками на окнах, моё нынешнее пристанище выглядело тюремной камерой на колёсах.

Обыскав тесное пространство, включая ящики под сидениями, я не обнаружила ничего, чем могла бы укрыться.

Нашедшая последнее упокоение в реке бедная девочка и при жизни страдала от холода. Что бы Варг ни говорил, мне было её искренне жаль. Хотелось надеяться, что графиня-послушница не мучилась перед смертью, что с ней не успели, как Варг выразился, поразвлечься.

При мысли о том, что распалённые битвой оборотни могли с ней делать, тошнило. Разорванное платье, покрытое грязью и пятнами крови, намекало, что мои надежды так же глупы, как и я сама — слепая и наивная дурочка, жившая в уверенности, что Варг и стая меня защитят.

Медведь в этом точно участвовал, кстати. Второй прекрасный супруг, которого выбрал мне брат.

Забравшись с ногами на сидение, я обняла колени руками и так замерла. Зубы стучали, тело трясло. Левая часть лица страшно ныла, не давая забыть, что вдобавок ко всему прочему Варг меня ещё и избил.

Справедливость требовала признать, что с его физической силой он мог не ограничиваться двумя ударами и по всему телу наставить мне синяки. Мог кости переломать — тоже для достоверности. В одном я не могла его обвинить — моя смерть не входила в его бесчеловечные планы.

Я вытирала лицо и клялась себе, что буду сильной. Вспоминала случившееся и снова, будто в трясину, проваливалась в душевную боль. Дождь шумел, капли дорожками текли по стеклу, слёзы — по горящему, как в лихорадке, лицу.

Сдавшись, я упёрлась макушкой в колени и позволила себе раствориться в дожде. Спина содрогалась под жалкие всхлипы, от жалости к своей глупой загубленной жизни мне едва удавалось дышать. Больше я не боролась с собой — во всём оказалась слаба. Будто камень, брошенный в воду, я видела лишь черноту. Отчаяние засасывало, лишало сил и дыхания.

Стояла глухая чёрная ночь. Не знаю как, но я оказалась на поле. Надо головой хлопала крыльями и галдела огромная стая ворон, галок, грачей. Они летали, образуя воронку. Я видела только их и круг чёрного беззвёздного неба. В самом центре — луна, будто белый зрачок чёрного глаза. И вдруг я поняла: это бездна. Сама первозданная чернота явилась сюда, чтобы посмотреть на меня...

Рык и шмяк.

Кто-то дёргал дверцу кареты. Заглянул внутрь, приплюснув нос к стеклу, и я, испугавшись со сна гнезда нечесаных волос и бледной, как недожаренный блин, физиономии, чуть не свалилась на пол.

— Эй, тут есть кто живой?

Так вот почему мне вороны приснились. Услышав условленный знак, мне следовало закапать глаза. А я всё проспала.

Нашедший меня с любопытством смотрел сквозь стекло. Не солдат, по виду — крестьянин. От сердца отлегло.

Встряхнув волосами так, чтобы они упали на лицо, я поторопилась сказать:

— Какое счастье, что вы меня нашли! Я графиня Растор, ехала в замок герцога Майнстраха, когда на карету напали. Умоляю, добрый человек, поскорей сообщите герцогу, что я здесь, и я жива.

При упоминании герцога патлатый крестьянин аж от кареты отпрянул. Боится, и хорошо — меньше будет пялиться. Для надёжности я тоже отсела подальше.

— Прошу вас, умоляю, помогите! — продолжила я, повысив голос. — Герцог хорошо заплатит вам за помощь в моём спасении. Я его невеста, будущая жена. Пожалуйста, помогите. Поскорей сообщите герцогу, где нашли меня.

— Так, может, я вас отвезу? — Патлатый, наконец, догадался, как открыть дверцу кареты, и только попытался её распахнуть, как я схватилась за ручку со своей стороны.

Стояли сумерки, лес прятался в серой дымке, в карете и вовсе было темно. Плохо то, что мои глаза в это время суток начинали светиться. Мне пришлось говорить, старательно глядя в пол, играя смущение. Свободной рукой я прикрыла лицо.

— Прошу, не смотрите на меня. Это может оказаться опасно для вас. Нельзя, чтобы кто-то видел меня в таком виде.

— В каком это? — послышался озадаченный голос.

Бросив взгляд на себя, я схватилась за обрывки платья. Дверца кареты тотчас скрипнула, открываясь. Меня ожёг чужой взгляд.

— В таком. — Одной рукой пряча лицо, второй я попыталась удержать расходящееся на груди платье. — Скажите герцогу, чтобы привёз мне одежду. Я не одета. Не полностью. — У меня вырвался всхлип. — Моё платье порвано. И лучше вам на меня не смотреть. Герцог может из-за этого разозлиться.

— Ещё бы. — Крестьянин почесал голову, отводя взгляд. — Ну ладно, леди. Я телегу пока распрягу, верхом к замку съезжу. Может, вам нужно что-то?

— Еда, вода, а может быть, у вас есть одеяло? Умоляю, мой будущий супруг вас за доброту непременно вознаградит.

Спаситель требуемое предоставил, но старался не за награду.

— Хорошо бы шкуру не снял, — проворчал он, когда я многословно благодарила его за доброту.

Я тоже сомневалась, что Майнстрах сильно обрадуется навязанной короной невесте. Хотя пятьсот тысяч тхиров в год могли немного смягчить камень, который Майнстрах называл своим сердцем.

— Он обязательно вознаградит вас, поверьте!

— Да съезжу я в замок, не переживайте вы так. До полуночи надеюсь вернуться с подмогой. А вы пока дверцу заприте и Светозарному помолитесь, чтоб отвёл от вас злых людей. Может, и пронесёт. — Он вздохнул. — Тут сейчас мало кто вечером ездит. Я вот сено от кума везу, будь это хлеб, не поехал бы на ночь глядя. Проклятые желтоглазы последние недели страсть как лютуют, хоть из дома не выходи.

— Это они, проклятые звери, напали на нас, перебили солдат, — с дрожью в голосе поделилась я. — Мне вот, — шумно сглотнула, — платье порвали.

— Голову не оторвали, и то хорошо, госпожа. Боги сохранили вам жизнь, так и знайте. Наверное, вы в молитвах Светозарному Защитнику хорошо потрудились.

— Я воспитывалась в монастыре Светлой Девы Ирайды.

Глава 4. Графиня Растор

Вежливое обходительное поведение не могло обмануть. На руках этого человека столько смертей, сколько не сосчитать. Моя в этом океане станет не больше чем каплей.

Я опустила голову и закрыла глаза, молясь, чтобы они оказались чёрными до края радужки. Если из-за огня возле лица зрачки сократятся, меня ждёт смерть.

— Уберите огонь, — взмолилась я, когда, судя по звуку, дверца открылась. Руками я сжимала платье на груди и одеяло. — Умоляю вас, пощадите, я не могу в таком виде показываться мужчинам.

— Уберите огонь, — приказал тот же голос — абсолютно уверенный в своём праве повелевать. С неожиданной мягкостью мужчина спросил: — Кто вы, миледи?

— Графиня Растор. Я ехала в поместье герцога Майнстраха с письмом короля. Должна вручить его лично в руки Его Светлости. Милорд, заклинаю именем Светлой Девы, назовите мне своё имя. Достигла ли я порученной мне цели?

— Да, миледи. С этой минуты вы находитесь под защитой герцога Тордэла Майнстраха и его людей. На вас, как я понимаю, напали?

— Проклятые желтоглазы прошлой ночью окружили нас. Убили всех приставленных ко мне для защиты солдат, меня заперли здесь. Дорога так пустынна, ни одной повозки мимо за весь день не проехало. Я едва не потеряла надежду дождаться хоть кого-нибудь. Слава Светозарному Защитнику и Деве Ирайде, вы, милорд, пришли мне на помощь.

Факел больше не светил мне в лицо, и я позволила себе поднять взгляд на человека, из-за которого моё сердце пыталось выпрыгнуть из груди.

Сначала заметила высокие чёрные сапоги, чёрный костюм из искусно выделанной кожи, расшитую серебром перевязь, кинжал в дорогих ножнах, шпагу с усыпанными драгоценностями эфесом и рукоятью. Герцог носил плащ с подбоем цвета пролитой крови. Если сравнивать его с Варгом, то в массивности, ширине плеч герцог проигрывал, выигрывая в стройности, при полном отсутствии болезненной изнеженности или сухощавости. Ростом они были равны, возвышаясь надо мной больше чем на голову.

Удовлетворяя любопытство, я разглядела сильную шею с заметным кадыком, волевой подбородок, высокие скулы, кожу, смуглее моей. Над верхней губой и щеках пробивалась небольшая щетина, скорей даже лёгкая синева, появившаяся не больше чем за сегодняшний день.

В глаза герцогу я посмотреть не осмелилась. Мне хватило и быстрого взгляда, чтобы понять: слухи не врали. Я никогда не видела настолько привлекательного мужчину. Шрам на левой щеке, длиной не больше моего мизинца, делал красоту этого человека даже более совершенной, чем если бы его лицо не носило оставленных жизнью следов.

Пока я разглядывала его, он смотрел на меня, и разорванное платье не ушло от внимания.

— Я вижу, что солдаты мертвы. Но что же именно случилось с вами, миледи? Вы в состоянии об этом рассказать или предпочтёте беседовать с духовным лицом?

— Понимаю, что вас интересует, когда я нахожусь здесь в столь жалком виде. Мою честь спасло ваше имя, милорд. — Я протянула ему мятую бумагу со сломанной печатью. — И вот это письмо. Меня выволокли из кареты, я кричала, но эти звери не испытывали ко мне никакой жалости. Они убили всех, кто сопровождал меня из монастыря. Я была вынуждена сломать печать и показать им письмо. И только тогда они меня пощадили. Очевидно из уважения к вам.

— Из страха, так будет верней... Посвети, — бросил герцог одному из своих людей, и к нему тотчас приблизили несколько факелов.

Я откинулась на подушки, предпочитая наблюдать за происходящим из глубины кареты.

Герцог прочитал письмо как минимум трижды. Когда читал первый раз — позволил себе проявить чувства. Я видела, как дёрнулся уголок его губ, и как жилка забилась на виске. В остальном он выглядел совершенно невозмутимым. Словно ему каждую неделю присылали невест под королевским конвоем.

Наконец он поднял взгляд на меня.

— Божественное провидение спасло вас, графиня. Видно, вы были прилежной послушницей.

Он снял с себя плащ и подал мне.

— Закутайтесь в это. Я отдам необходимые распоряжения, и тогда мы уедем. А пока отдыхайте. Как королевская посланница вы в полной безопасности среди добрых людей и верных подданных короля.

Герцог принял решение сообщить о случившемся королевскому прокуратору. Беседовал с назначенным гонцом человеком неподалёку от кареты, пока другие, за исключением вооружённых арбалетами сторожевых, переносили лежащие тут и там тела ближе к карете.

— Сообщишь подробности случившегося королевскому прокуратору в Бристафе. Скажешь, что дело чрезвычайной важности, так как затрагивает интересы короны. В карете находилась королевская посланница, и прокуратору надлежит приступить к делу, не дожидаясь рассвета. Просветлённый Теодориус также будет добрым гостем Майнстрахов. Скачи так быстро, Юлий, чтобы седло под тобою дымилось. Настаивай... — он понизил голос, и дальнейших распоряжений герцога я не расслышала.

Мне и тех хватало, чтобы понять — допрос ещё не окончен, это лишь начало расследования. Уже этой ночью я попаду в лапы прокуратора и просветлённого главного храма Бристафа — судьи-обвинителя и инквизитора. Хуже этого ничего невозможно представить.

— Господин, — раздался радостный крик сбоку от кареты. — У нас тут живой.

— Иду. — Отпустив гонца, бросившегося бегом к лошади, герцог тоже скрылся с моих глаз.

Приоткрыв дверцу, чтобы расслышать хоть какие-то звуки за разговорами множества человек, я от усердия зажмурилась.

Кто-то и правда стонал. А это значило, что к моим противникам, помимо герцога, прокуратора и просветлённого, добавился солдат, наверняка видевший настоящую Арианну Растор. Для поддельной, то есть меня, с его чудесным спасением всё ухудшилось многократно.

Длинный плащ герцога полностью скрыл моё тело от чужих глаз. Накинутый на голову, низко опущенный капюшон спрятал лицо. Ткань загораживала часть обзора, но так я могла не бояться, что капли белладонны меня подведут.

Выбравшись из кареты, я поежилась и поплотней закуталась в плащ. С первым же выдохом перед лицом появилось облачко пара.

Глава 5. Майнс-хаус

Дорогу из-за дождей развезло, и, хотя лошадь шла не слишком быстро, телегу шатало то вправо, то влево. Временами она подпрыгивала на кочках и проваливалась в ямы. Из-за тряски почти сразу повязки на груди и животе раненого пропитались кровью настолько, что не осталось ни клочка светлой ткани.

Он стонал и метался, и я держала его за неестественно горячую руку. Честно пыталась хоть как-то помочь. Лекарством из фляжки Гривза смачивала платок и так поила беднягу.

Королевский солдат, он по одному званию являлся для золотоглазых заклятым врагом. Но, глядя на его страдания, я никак не могла заставить себя его ненавидеть. В силу возраста он никак не мог быть тем, кто убивал мою мать и других, сжигал наши дома.

Может, он делал что-то другое, такое же жуткое, злое, но этого я никак не могла знать. Смотрела в его бледное, без кровинки, лицо, и сердце ныло от жалости.

Нельзя, чтобы так мучился живой человек. Любой — обычный или золотоглазый.

Несколько раз к телеге подъезжал герцог. Гривз держался рядом, присматривал за больным. Когда измученный тряской бедняга впал в беспамятство, седоволосый мужчина сказал:

— Будет чудом, если он не преставится до Майнс-хауса.

Не выдержи раненый тягот пути, никто бы не удивился. Под прикрытием темноты, улучив время, я могла закрыть платком его нос и рот. Избавиться от единственного свидетеля, который мог опознать настоящую графиню Растор. У неё, конечно, были и другие знакомые, но они далеко. А солдат близко и едва дышит. И можно сказать себе: убить его милосерднее, чем заставлять мучиться дальше.

Мысль здравая, расчётливая, наверное, правильная, но не моя.

Узнай о моей нерешительности брат, не переставая, кричал бы:

— Королевского пса жалеешь? Совсем с ума сошла, принцесска сопливая?

Но я не могла вот так просто взять и собственными руками убить человека.

* * *

До поместья Майнстраха мы добрались глубокой ночью. Преодолели мост через неширокую реку, затем ещё один — уже перед толстыми замковыми стенами. Когда въехали в арку ворот, каждый звук усилился вдвое. И цокот копыт, и скрип колёс, и хриплое дыхание впавшего в беспамятство раненого.

Даже ради спасения собственной жизни, я не смогла убить бедолагу. А он оказался двужильным. Дотянул-таки до места, где ждала помощь. Горел в лихорадке, хрипел, кашлял кровью, но всё-таки жил.

Лекарь с помощниками подбежал к раненому, стоило нам остановиться. Мне помогли спуститься на землю, а дальше я присоединилась к наблюдающим за тем, как бесчувственное тело снимают с телеги. Уложив раненого на отрез плотной тёмной ткани, его быстро понесли к распахнутой боковой двери нижнего этажа.

— Всем разойтись. Горхал, останься.

Площадь перед замком тотчас опустела. Осталась лишь я и герцог с одним из своих людей. Приказ разойтись не коснулся и нескольких воинов, держащих в руках горящие факелы.

— Из Бристафа уже прибыли? — спросил герцог.

— Нет, господин.

— А Юлий?

— Если его не было с вами, то он ещё не вернулся.

— Как только появится, отправишь его ко мне. Когда приедут из Бристафа, найдешь меня сразу. Какой бы час ни был, понятно?

— Да, господин.

Теперь настала моя очередь.

Герцог остановился рядом со мной, подал руку.

— Позвольте проводить вас в Майнс-хаус, миледи.

Я осторожно коснулась его рукава кончиками пальцев.

Мы поднялись по лестнице к главному входу — высоким резным дверям, возле которых, склонив голову, стоял представительный мужчина в ливрее.

— Его Светлость ожидают в малой гостиной.

— А что Её Светлость?

— Отдыхают, мой господин, как и ваша сестра.

От числа упомянутых Светлостей мне что-то стало сложно дышать.

Отправляясь сюда, что я знала о Майнстрахе, кроме того, что он убийца? Да практически ничего. Его отец уже года три как преставился, мать, вроде бы, давно умерла. Наличие Её Светлости означало, что герцог женат.

А как же приказ короля?

Пытаясь понять, что происходит, и как-то подготовиться к тому, что меня ожидает, я без особого любопытства смотрела по сторонам. Мы прошли несколькими коридорами, причём в двух местах нам встретилась стража. Поднялись по небольшой лестнице в более новое, судя по виду, крыло. Установленные на стенах масляные лампы не без труда разгоняли ночной полумрак.

Я подумала, мы идём туда, где на страже стояли двое вооружённых людей, но герцог неожиданно остановился. На полу возле двери виднелась полоска яркого света.

— Прошу обождать меня здесь, — сказал он и скрылся внутри.

Дверь за ним закрылась, но не полностью. Узкий луч яркого жёлтого света остался разрезать полумрак коридора.

Герцог говорил тихо. Его собеседник — судя по голосу, молодой мужчина — значительно громче. А ещё, я могла бы поклясться, тот, кто нас ожидал, был не трезв.

— Ты прочёл его?.. И что же, девка не врала?..

Как же мне мешало сейчас отсутствие волчьего слуха. Несмотря на то, что в коридоре находилась охрана, я сделала шаг к приоткрытой двери. Зажмурилась в попытке разобрать слова герцога.

Слова другого мужчины я слышала от и до. Они путали меня, сбивали с толку.

— Он надо мной смеётся! И ты, Дани, издеваешься тоже! Зачем ты её сюда притащил? Или, думаешь, после Корделии я соглашусь на отродье каких-то Расторов?

В этот раз ответ герцога я услышала полностью:

— Король отдаёт графиню с приданым в полмиллиона золотых тхиров в год, в целом — пять миллионов. И разрешает тебе вернуться в столицу, когда родится ребёнок. Разве этого мало?

— Даниэль, да ты и правда издеваешься надо мной!

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге, облитый ярким светом десятков горящих свечей, появился высокий мужчина.

Глаза, привыкшие к темноте, не сразу разглядели его лицо, а когда это случилось — рядом с герцогом, одетым лишь в брюки и расстёгнутую на груди кружевную рубашку, растрёпанным, с ополовиненной бутылкой в руке, появился другой — исключительно в чёрном. У этого герцога на лице имелся приметный шрам. Плечи казались шире, рост — больше. И, в отличие от первого, от герцога в чёрном веяло силой.

Глава 6. Казарма

Надежды, что угрозы брата герцога спасут меня от солдат, рухнули сразу.

— Разворачивай подарок, не тупи.

— Хоть посмотрим, что нам досталось от господских щедрот.

— С чего бы ему делиться с нами хорошим? Старая наверняка или рябая.

— Какая ещё старая? Старший же сказал: нетронутая девица.

— Ну рябая, значит. С младшеньким нетронутой бы не осталась.

— А мне плевать, хоть старая, хоть рябая. Баба есть баба. Бабу хочу.

— Давай уже поглядим на господский подарок. Да раздевай ты её.

— Ну чё ты, дура, орёшь?

— Покричит-покричит, перестанет. Вы как дети малые, ну.

— Не хотел бы, чтобы её трогали, так бы и сказал. А раз не сказал...

— Раздевай её, чё так долго!

— Да заткнись ты уже, вот же дура. Не ценит, что к ней по-хорошему.

— Все демоны ада, ты глянь-ка, какая красавица. Чур я первый, ты гляди, какое лицо.

— Эх, засадить бы ей по самые...

— Засадишь, но сказали же, не этой ночью.

— До следующего вечера подождём. Пусть младший проспится, и если не передумает...

— Да ещё днём всё будет понятно.

— Не, ну какая сочная девка. Титьки как яблочки. Дайте хоть подержаться. Ой, х-хороши.

— Отвали от неё. Я своим хозяйством от того, что тебе невтерпёж, рисковать не хочу.

— Да ладно тебе, выискался просветлённый. Мы ж легонечко, смотри, только гладим.

— Поцелуем ещё.

— Приголубим.

— Как бык овцу.

У меня не было шансов отбиться от них, но я кричала, дёргалась и извивалась, пыталась по полу ползти. Дрожащего от ужаса и брезгливости тела касалось множество рук. Они сорвали с меня плащ, платье и всё остальное. Меня лишили даже обуви. Так я оказалась полностью голой и босой в окружении десятков распалённых мужчин.

— На койку её.

— Да выдвини в центр. Всем же хочется.

Ближайшую кровать со скрежетом отодвинули от стены.

Один солдат держал меня за руку, другой — за вторую, третий зажимал рот широкой потной ладонью. Я лягалась, что было сил, но это продлилось недолго.

— Давай за ноги её. Поднимай. В койку давай.

Они толкались, мешали друг другу, касались меня будто бы сразу все. Я дёргалась и извивалась. Страх давал силы, пусть и разум говорил, что нет ни единого шанса выстоять против своры человекоподобных зверей.

Когда мои ноги оторвались от пола, я выгнулась всем телом в отчаянной попытке спастись.

— Пожалуйста, боги!

«Дайте мне силу бороться или крылья спастись!»

Молись, не молись — мертвые живым не помогут. Старые боги молчали, когда солдаты громили наш дом, когда мать, истово верующую, убивали. И сейчас не откликнутся тоже.

— На кровать её, живо!

Меня швырнули на тонкий матрас. Теряющийся в темноте потолок тотчас загородило множество лиц — с жадной похотью и желанием сломать и унизить на уродливых рожах.

Видели бы они себя моими глазами. Злобные похотливые демоны, все как один.

Им не терпелось. Эти люди вели себя, словно псы, собравшиеся вокруг течной суки. Куда бы я ни посмотрела, натыкалась на жестокие лица и голод в глазах. Ни в одном из окруживших меня мужчин я не видела человека, только истосковавшихся по женскому телу самцов.

Я кричала, но это их лишь забавляло. Чужие грубые руки шарили по телу и тискали за всё открытое, позорно выставленное напоказ.

«Всё это лишь безумный кошмар. Нужно только проснуться, и всё это закончится. Ну же, Аринэ, давай же, очнись! Среди своих, под защитой стаи и брата...»

Кошмар продолжался. Невозможное, невыносимое прямо сейчас происходило со мной.

— Смотри, какие у нашей девочки сладкие губы.

Я изо всех сил сжимала зубы, но, после того как надавили снизу на челюсть, пришлось открыть рот. Чужой палец надавил на язык.

— Покажи нам, насколько ты послушная.

Укусила его, и этот урод с размаху хлестнул меня по лицу. От удара зазвенело в ушах.

— Хватит дёргаться. Веди себя хорошо, и никто тебя не обидит.

— Приголубит только, если ты будешь вести себя умно. Тебе ведь не хочется с зубами расстаться?

— Пожалуйста, отпустите! Сжальтесь...

На все мольбы они только смеялись.

Моё тело превратилось в кусок мяса, брошенный своре озабоченных псов.

Левую руку схватили, я даже не видела кто. Ощутила под пальцами тонкую ткань и жар напряжённого тела. Невзирая на сопротивление, мужчина продолжил гладить себя моею рукой. Попытки вырваться его впечатлили, но не так, как я надеялась.

— Ласковая какая, прямо огонь, — жарко выдохнул он.

— А она ничего.

— Давай хоть так, раз пока по-другому нельзя.

— Почему нельзя?

Отогнав остальных, на меня взгромоздился огромный полуголый мужчина — тяжёлый настолько, что вышибло дух.

— Да спокойно вы, я так только, чуток потрусь... Тю, какая у неё гладкая кожа.

Приподнявшись на руках, он принялся ёрзать туда и сюда.

Я задыхалась от его тяжести и омерзения. Извивалась и дёргалась — ему всё нипочём.

— Да, вот так. Не лежи бревном, девочка. Тю, как хорошо.

Не только этот медведь, они все хотели ухватить своё удовольствие. Один из мужчин спустил штаны. Придвинулся ближе, обнажив передо мной своё всё. А я до сих пор вот этого вот всего ни разу не видела с настолько близкого расстояния.

— Не надо, пожалуйста, не надо, прошу...

Мозолистая ладонь крепко сжала шею. Я захрипела. Как рыба, широко открывая рот, попыталась вдохнуть.

— Ты что это делаешь, Урис? — спросил кто-то другой.

— Что надо. Про её рот никто и полслова не говорил.

— Самый умный?

— А то! Потерпи, и тебе достанется, но я у неё буду первым.

Мужчина ослабил нажим, и я с шумом вдохнула. Клацнула зубами, уворачиваясь от нежеланного угощения.

— Ах ты дрянь непослушная.

Он схватил мою голову обеими руками. Намотал волосы на кулак и потянул к своему паху. Я не давалась, стиснув зубы, мычала и стонала от боли. А он всё тянул, пока я не ткнулась в него лицом. Отвернулась, но щекой всё почувствовала.

Глава 7. Чтобы выжить

Только утром, взглянув на своё отражение в зеркале над тазом для умывания, я поняла, о чём за всеми этими страхами позабыла.

— Господин Гривз, — я выглянула из комнаты. — Господин Гривз?

Казарма оказалась пуста. Шагая с чрезвычайной осторожностью, будто из воздуха мог соткаться дикий зверь и напасть на меня, я огляделась по сторонам. Нашла на стоящем у стены табурете своё разорванное теперь уже до конца несчастное платье. Ощупала карманы несколько раз и, не разгибаясь, закрыла глаза.

Флакончики с белладонной исчезли.

«Успокойся. Они, наверное, где-нибудь валяются на полу».

Исползала всю казарму, заглянула под каждую кровать. Собрала всю пыль плащом Даниэля.

Нашла один разбитый флакон. Но их было два!

Принялась искать снова.

Со двора доносились команды, солдаты могли вернуться сюда в любой миг. Когда раздались чьи-то шаги, пришлось сбежать в комнату Гривза.

Закрыв дверь на засов, я подошла к зеркалу. Золотые радужки, будто солнечные лучи, теперь светились ещё ярче, чем прежде.

Ударила кулаком по стене, согнулась, пытаясь дышать.

Мне представилось, что со мной сделают. Особенно после этой ночи.

Если Гривз перережет мне горло, посчитаю себя самой везучей на свете.

Прижала ладонь ко рту, распрямилась. Открыла глаза, смотрю, а в центре кровати на сером белье — мой флакон.

Огляделась по сторонам, но крохотная комната, как и прежде, оказалась пуста. Распахнула шкаф — прячущихся среди вещей людей не нашла.

Флакон всё ещё лежал на кровати. Как напоминание, что кто-то знал мою тайну и собирался играть со мной, будто кот с мышью.

После приёма настойки сердце стало биться, как у маленькой птички, попавшей в силки. Не в силах усидеть на месте, я принялась ходить от окна до двери. Пальцы подрагивали от волнения, и я сжала кулаки.

Зачем кому-то приносить сюда флакон с белладонной?

Этого я не понимала.

Если со мной кто-то решил поиграть, то в чём состоят цели и правила этой игры?

Этого тоже не знала.

Но если никто со мной не играл, придётся поверить, что флакон сам собой появился на этой кровати. А я ведь не спала на ней, даже на край не присела.

Резко остановившись, я уставилась на закрытую дверь. Света из узкого забранного решёткой окна не хватало, и видела я не так много — плотные тени по углам, царапины на плотно пригнанных серых от старости досках, обитые металлом углы, задвинутый засов и замочную скважину без ключа.

Чтобы не отвлекаться, я закрыла глаза.

Когда Гривз оставил меня в своей комнате этой ночью, я и правда не касалась его кровати ни рукой, ни ногой. Но мне требовалось смыть с груди кровь того здоровяка, да и следы других прикосновений тлели на коже. И тогда я сняла с себя плащ. Объёмный, тяжёлый и плотный, сшитый из гладкой ткани, он соскользнул на пол, стоило его устроить на табурете. Отряхнув от пыли, я положила плащ на кровать.

Где находились флакончики — в платье или в плаще? Хоть убей, я не помнила.

Но это оно, единственное объяснение, как флакон оказался на кровати. Он выпал из кармана плаща ещё ночью. Одевшись вновь, я не увидела, что на постели что-то осталось лежать. Как раз стояла спиной к огарку свечи. Ночью, даже на светлом, могла не заметить столь небольшую вещицу. Да и думала о другом. Тряслась от холода и переживаний, перед глазами стояли лица голодных мужчин.

Да-да, именно так всё и было. Я могла не заметить флакон.

А уж напридумывала! Голову едва не сломала, кому бы в доме бывшего главнокомандующего стражами чистоты крови могло прийти на ум помогать желтоглазой.

Шумно выдохнув от облегчения, я подошла к туалетному столику и тщательно умылась и расчесала волосы. Чёрные из-за расширенных зрачков глаза в отражении казались огромными на всего за день осунувшемся бледном лице. Удары, нанесённые Варгом, к утру проявились тёмными синяками. Левая часть лица припухла, и я приложила к коже тряпку, смоченную холодной водой.

Её, кстати, в кувшине осталось немного, на самом дне.

Жизнь продолжалась. Живот требовал пищи. За окном становилось светлей. Я ждала решения своей судьбы с нетерпением, пусть и опасалась того, что дальше случится.

Гривз сказал, что я ещё могу стать герцогиней. Даниэль говорил своим солдатам об этом же, но другими словами. Жаль, его не поняли. Верней, не пожелали понять.

Варг недооценил того, с кем мы связались. Я тоже думала, что страшней всего оказаться раскрытой. А здесь всё оказалось не так. То, что брат задумал сделать — безумие. Этот огромный замок, охрана на всех углах, десятки солдат, а может, и сотни, если казарм больше одной. Люди здесь жестокие даже к своим. И против таких врагов он хочет выступить своей маленькой стаей?

Я так задумалась, что не сразу услышала осторожный стук в дверь.

— Миледи, вы проснулись?

— Да, господин Гривз.

Взялась за засов, и подумалось вдруг, а стоит ли мне выходить? Сейчас, за запертой дверью, я в безопасности. Но что если уже всё решилось и не в мою пользу?

— Его Светлость дал распоряжения обо мне? — спросила я осторожно.

— Его Светлость сейчас ничего не решает. На рассвете в замок прибыл прокуратор из Бристафа, с ним первосвященник Храма Архангела Люциана, просветлённый Теодориус. Они уже допросили выжившего, теперь ваша очередь, леди Растор.

Значит, тот бедолага выжил. И дал показания, возможно, против меня.

— Прошу поспешить, вас все ждут, миледи.

Звучало угрожающе, но что в этом замке мне не угрожало?

Натянув капюшон пониже, я открыла дверь.

Гривз пришёл в сопровождении двух рослых солдат в кроваво-красных мундирах с шевронами королевской гвардии. За их широкими спинами находился ещё один человек. Серый цвет хламиды до пят и низко надвинутый капюшон превращал его в неприметную тень.

Из четверых явившихся за мной мужчин этот — невысокий, худощавый, скромно одетый — представлял собой самую большую опасность.

Глава 8. Высокий суд

Под конвоем меня проводили на первый этаж. Гривз и королевские гвардейцы остались в холле, просветлённый последовал за мной в комнату, где у стола собрались трое мужчин.

Света, льющего из высоких стрельчатых окон, хватало, чтобы обойтись без свечей. Мягко потрескивали угли в камине, из приоткрытого окна тянуло уличной сыростью. Шкафы с книгами по стенам подсказывали, что для расследования случившегося судьи выбрали не гостиную, а кабинет.

Герцог расположился в торце стола. Сидел, скрестив руки на груди, на моё приветствие не ответил. Даже толком не посмотрел на меня. Майнстрах казался зверем, загнанным в угол, испуганным и потому смертельно опасным. Верхняя губа капризно вздёрнута, кончики ушей тёмные, лицо бледноватое. Он находился в собственном доме, но не он здесь хозяйничал, а его гости.

— Графиня Растор, ну наконец-то. Мы ждём вас уже полчаса.

Входить и занимать место у стола меня пригласил высокий плотный мужчина — прокуратор, судя по тому, что второй из присутствующих незнакомцев носил одежду служителя культа.

— Прошу прощения, — негромко проговорила я, поклонившись.

Попросила благословения у первосвященника Бристафа, и тот, будто нехотя, коснулся моих рук и скороговоркой произнёс положенные слова. Высокий худощавый мужчина лет сорока напоминал аиста, охотящегося на лягушек. Его взгляд был внимательным, цепким, а терпение не имело пределов.

Ритуал занял не больше минуты, но прокуратор успел разозлиться из-за задержки и чуть ли не с ненавистью уставился на меня.

Черты его лица казались грубыми, будто вырубленными топором, голос — хриплым и громким, с надрывом, взгляд — пристальным, изучающим, полным подозрений. Прокуратор повадками напоминал старого кабана, а в лесу нет опасней этого мощного животного с бешеным нравом.

— Предупреждаю вас о наказании за лжесвидетельство перед королевским судом. А это лишение головы для лжеца любого сословия.

Кивнула, но этого прокуратору оказалась мало. Вслух заявила, что предупреждена, и он приказал просветлённому, забиравшему меня из казарм, внести соответствующую запись в протокол разбирательства.

— Согласно известному мне приказу короля, да хранит великого Артоса Светозарный и Дева, вы, миледи, должны были остановиться на ночь в Бристафе. В Майнс-хаус вам следовало отправиться в сопровождении охраны и священника, готового провести брачный обряд. Уже известно, что вы объехали Бристаф по дорогам, идущим через небольшие сёла и деревеньки. По какой причине вы нарушили приказ короля?

К такому вопросу герцогиня меня не готовила.

— Вы обвиняете в нарушении приказа меня?

— А кого же ещё?

— Но, господин прокуратор, я всего лишь находилась в карете. Те, кто ею управлял, получали приказы не от меня.

— Вы графиня, вокруг вас одни простые солдаты. И вы не знали, куда держите путь?

— Боюсь, когда в карете решётки на окнах, титул не имеет такого значения. В моих руках находилось письмо короля, но я лишь в общих чертах знала о его содержании. На пути ничего не решала, дороги не знала. А что же, вы получили из столицы приказ меня защищать?

— Здесь не вы задаёте вопросы, миледи.

Прокуратор переглянулся с первосвященником, и допрос продолжился.

— Мы знаем, что уже здесь, в Майнс-хаусе, был нарушен королевский приказ в отношении вас. Наказание падёт либо на вашего будущего супруга, либо на вас. Его Светлость утверждает, что вы категорически отказались от заключения брака с ним. Умоляли отпустить вас назад в монастырь замаливать перед Девой потерю девства. Кричали и плакали, не пожелали провести ночь в одном доме с назначенным королём женихом. И потому пришлось отправить вас спать в крепостную стену, под охрану солдат.

Я взглянула на герцога, но лживый мерзавец даже не посмотрел в мою сторону.

— Минувшие дни выдались для меня крайне тяжёлыми. Когда этой ночью герцог спросил о моей готовности к заключению брака, я находилась в полном смятении чувств. Мужчины срывали с меня одежду, будто дикие звери, разглядывали моё тело и касались так, как я не смею вам рассказать. От испытанного ужаса я едва не лишилась рассудка. Казалась себе такой грязной, такой испачканной ими. И уж, конечно, недостаточно чистой для того, чтобы войти в церковь в платье, символизирующем непорочность. Его Светлость сказал вам чистую праву — я так сильно плакала из-за того, что случилось со мной. Могла наговорить ему что угодно, такой страх мной владел.

Майнстрах наконец соизволил посмотреть на меня. Чем дольше я говорила, тем ярче сверкали его синие, будто холодные стекляшки, глаза.

— Всю ночь я просила Деву Ирайду очистить мой разум и указать правильный путь. Когда утро настало, пережитый ужас поблек, и я вдруг поняла, что Дева и Защитник уберегли меня, и самого страшного со мной не случилось. Я осталась такой же, как при рождении, и вправе надеть в церковь белоснежное платье. И принесу брачные клятвы, если, конечно, Его Светлость согласен исполнить королевский приказ.

Ножки стула с противным звуком проехались по каменному полу, Майнстах вскочил из-за стола.

Пряча улыбку, я опустила глаза.

Ну, и что ты на это скажешь, мерзавец?

Неровный лихорадочный румянец проступил на щеках герцога. Его лицо раскраснелось, как если бы он получил две сильные оплеухи. Губы побледнели и сжались в тонкую нитку. Ноздри гневно раздулись, засверкали глаза.

В ожидания вихря слов и града эмоций я затаила дыхание, но Майнстрах, к моему удивлению, молча смотрел то на прокуратора с первосвященником, то на меня.

Напряжение быстро сгущалось. Первосвященник откинулся на спинку кресла и замер, не сводя с Майнстраха взгляда. Прокуратор не поленился подняться из-за стола. Крупная ладонь будто невзначай легла на рукоять короткого меча, когда мужчина, больше похожий на бригадного генерала, чем на дознавателя, остановился напротив взбешённого герцога.

— Желаете что-то сказать нам, Тордэл?

— Ваша Светлость Тордэл. Извольте обращаться ко мне официально, Корней.

Глава 9. Во исполнение приговора

Когда суета с приходом лекарей, а также осмотром, унижающим достоинство женщины, было покончено, радость Майнстраха превратилась в бешенство, которое он не смог, либо не пожелал скрыть.

Я держалась от разъярённого мужчины подальше, пока он громил кабинет.

Прокуратор наблюдал за происходящим с нескрываемым удовлетворением. А когда ярость Майнстраха поутихла, сказал:

— Кстати, Тордэл, хочу предупредить: если в ближайший год ваша молодая жена внезапно погибнет, следствие даже проводиться не будет. Вы и никто иной сразу же отправитесь под конвоем в тюрьму.

В синих глазах Майнстраха плескалась чистая ненависть. Грудь часто вздымалась, костяшки на руке оказались разбиты.

— Хватит уже угроз. Вы используете королевский приказ, чтобы досадить мне, и откровенно наслаждаетесь происходящим, Корней.

— Как верный слуга короля я всего лишь обеспечиваю исполнение его воли. Но, не скрою, вижу в этом деле награду, о которой и не мечтал. Редкое наслаждение — стать руками, опускающими наглого выскочку на грешную землю.

— Всё ещё не можете простить мне леди Эмилию, генерал? — оскалился герцог.

Прокуратор расплылся в притворной улыбке.

— Что вы, Тордэл. Я не злюсь на вас из-за сорванной помолвки, я даже вам благодарен.

— Серьёзно?

— Конечно. Не затащи вы вовремя эту потаскуху в постель, я бы женился на ней. Вы спасли меня от злой участи стать мужем бесчестной жены. Когда поползли слухи о вашей связи с моей невестой, каюсь, хотел голову вам оторвать. Помнится, даже на дуэль вызывал. Злился страшно, когда сам Артос прикрыл вас от моего гнева и вместо возвращения к войскам отправил сюда — поостыть, как он выразился.

— Если бы не королевский запрет, я бы принял ваш вызов, Корней.

— А я бы вас с наслаждением убил, выпотрошил бы, как оленя, и оскопил. Тогда я был страшно зол, но сейчас изменил мнение. Король прав, как и всегда. Своим распутством вы делаете для нашего общества благое дело. Отделяете жемчуг верности и чистоты от гнилых подделок.

— Пытаетесь сказать, что все девицы, которые одарили меня своим вниманием, лишены достоинства и чести?

На лице прокуратора появилась широкая ухмылка. В глазах затаилась лютая злоба, ну точно как у готового к нападению кабана.

— С женщинами вы, Тордэл, как волк среди овец. Те, кто добровольно ложатся под вас, достойны, чтобы содрать с них шкуру и ославить на весь белый свет грязными лживыми потаскухами.

— Вы понимаете, кого, в том числе, сейчас оскорбили? С нами Теодориус, он моё свидетельство против вас подтвердит. В столице ваши слова много кому не понравятся.

Выражение лица прокуратора не изменилось, как и его тон, полный издёвки:

— Кстати, о столице. Возможно, вам будет любопытно узнать о дошедших до меня слухах. Артос, да благословят боги нашего любимого короля, отдаёт свою сестру за наследника Вирандеи. Делегация оттуда, поговаривают, уже прибыла. На следующей неделе начинаются торжества по случаю помолвки леди Корделии и принца Вираса. Жаль, что вас, Тордэл, в столице не ждут. Сейчас там соберутся овечки со всей Тургундии, самое время поохотиться на сочных и вкусных. Главный приз всё равно уйдёт Вирасу, но яблочек с подгнившим бочком при дворе всегда будет хватать.

Майнстрах отвернулся от прокуратора, не дослушав его речь до конца. Я, как и другие, теперь видела лишь его напряжённую спину и сжатые кулаки.

— Почти уверен, друг мой Тордэл, что по случаю торжеств Артос простит вас и разрешит вернуться в столицу. Если, конечно, вы выполните его приказ.

С вырвавшемся из груди почти звериным рычанием герцог схватил стоящую на подставке вазу и швырнул её в стену. Под грохот та разлетелась фонтаном осколков.

— Вижу, новости не оставили вас равнодушным.

Когда Майнстрах повернулся, по его лицу щедро текла кровь от одного отлетевших от стены острых осколков.

— Ещё новости будут, Корней?

— Нет, это всё.

— Тогда покончим со всем этим цирком. Вы победили, а я проиграл, признаю. Сейчас же отдам приказ готовить храм и невесту. А вы диктуйте письмо королю, что герцог Майнстрах выполнил королевскую волю и желает как можно скорей получить награду за послушание. И это не деньги, я желаю как можно скорей вернуться в столицу. Понятно?

— Будет исполнено, мой генерал, — прокуратор шутливо отдал честь, и улыбка исчезла с его лица. — Мне казалось, родовая честь вам дороже, Тордэл. Посадил бы вас под замок, приходил бы каждый день любоваться. После свадьбы леди Корделии вас, конечно же, отпустили бы. Не желаете изменить решение и вместо позорного мезальянса побыть гостем моих подземелий?

Майнстрах даже не стал отвечать. Широкой поступью направился к выходу из кабинета. Проходя мимо меня, коротко бросил:

— Можешь начинать молиться Деве, жена.

Распахнув дверь так, что та с грохотом ударилась о стену, он заорал:

— Даниэль!

На вопль, очевидно, никто не откликнулся, и Майнстрах приказал кому-то:

— Немедленно найдите маркиза Кристалэн и передайте, что я жду его в своём кабинете. И передайте матушке, что мне нужна её помощь и её гардероб. И Беллу найдите и отправьте ко мне. Выполнять!

От него веяло мощью и яростью. Отдавая команды, он словно сбросил с себя неудобную маску изнеженного аристократа. Под ней скрывался куда более резкий, сильный и пугающий человек.

Я выполнила всё в точности так, как приказывала Её Светлость, но, очевидно, прощения за сам факт существования мне от её сына не получить. Ни мне, ни настоящей графине Растор не удалось бы стать женой герцога на длительный срок. Пережить этот день уже будет счастьем. А потом я сбегу, если мне помогут двуликие боги, или умру в попытке сбежать.

* * *

Меня наряжали, готовя к обряду. На то, чтобы ополоснуться едва тёплой водой, времени почти что не дали. С остальным тоже не тянули — будто куклу, крутили туда и сюда. Приказания вдовствующей герцогини выполняли без возражений и с такой скоростью, словно за каждой из прислуживающих девушек стоял надзиратель с кнутом.