Евгения
«Сегодня не жди. Задержусь на работе. Ночевать останусь у себя» - гласит смс-сообщение от моего жениха.
На столе стынет ужин. Две свечи медленно догорают, оставляя на поверхности стола застывшие капли воска. Я догораю вместе с ними. Дотла.
Наливаю бокал вина до краев и выпиваю залпом, даже не поморщившись. Горячий ком сотканный из алкоголя и боли, падает в желудок, опаляя огненной волной. Мне плевать. В самом деле, что такое какой-то бокал некрепкого алкоголя, по сравнению с мечтой, которая разбивается вдребезги, острыми осколками нанося порезы на сердце?! Сущие мелочи…
Я так старалась для него. Из кожи вон лезла, чтобы быть лучше, умнее, красивее. Лишь для того, чтобы он просто полюбил меня. Не на словах. По-настоящему.
Мечтала видеть в его глазах полыхающее пламя, а не ледяное равнодушие, которым он привык одаривать меня.
Я кукла в его руках. Послушная, необходимая. И не важно, что раз за разом я умираю на этих треклятых эмоциональных качелях. Куклы не должны чувствовать. Эта функция рудимент в пластмассовом организме.
Пальцы скованны, руки подрагивают, глаза застилает пелена слез, но я упрямо вожу по дисплею мобильного и нажимаю кнопку вызова, когда контакт моего жениха все же получается найти.
Каждый мерный гудок – выстрел. Автоматной очередью прямиком в грудь. Я все еще жива, хотя кажется дышу на чистом упрямстве. А потом наступит агония и биологическая смерть.
Хотя, казалось бы, ничего ведь страшного не случилось. Правда? Всего-то не приедет, в очередной раз. А я в очередной раз сделаю вид, что все у нас здорово и хорошо. Я же умею. Я же чертова гениальная актриса! Я ведь улыбаюсь, как по команде. Как вышколенная собака Павлова. Только бы Крылов был доволен.
Отшвыриваю телефон и он, не выдержав такого произвола, падает на пол, разлетаясь на несколько частей. Не страшно. Паша подарит новый. Он ведь именно так привык замаливать свои грехи. А грехов, очевидно, не сосчитать на пальцах. Шкатулка так и ломиться от украшений, а шкаф от дорогой брендовой одежды. Только мне ничего этого не надо, вот в чем проблема.
Ужин беспощадно летит в мусорное ведро. Во мне плещется злость наряду с отчаяньем, и я не понимаю, что из этого гложет меня сильнее. В попытках занять руки, выкидываю всё, вплоть до столовых приборов. А затем выдыхаюсь.
Делаю с горла бутылки несколько глотков и подхожу к окну. Лбом прислоняясь к холодному стеклу, обнимаю себя двумя руками, беззвучно глотая соленые слезы, что невольно стекают по щекам.
На улице становится совсем темно, а я так и не удосужилась зажечь свет в комнате. Впрочем, зачем?! Пусть окружающий мир отражает состояние моей души. Там точно такая же неприглядная темень.
Почему каждый раз так больно? И когда, наконец, станет легче? Я ведь знаю, что далеко не работа отвлекает моего жениха от вечера в моей компании. И знаю, что как ни в чем не бывало, он приедет завтра с очередным огромным букетом лилий. А я приму этот букет, хотя терпеть не могу эти вонючие цветы. Он так и не смог выучить, что я люблю розы. Банальные красные розы!
Зачем я терплю это? Позволяю вытирать об себя ноги и жду чуда. Но чудес не бывает. Только не в моей жизни.
Я выжата и испита до дна. Брошенная, одинокая, но с гордым статусом невесты самого Павла Крылова. Это ли не счастье?!
Евгения
- Прошу минуточку внимания.
Мужчина на сцене был совершенно спокоен. Уверенный взгляд, статная фигура, волевой подбородок. Ни грамма волнения, граничащего с паникой. Словно и не он сейчас стоит перед огромной аудиторией на сцене самого дорогого и фешенебельного ресторана нашего города.
Зал затих мгновенно. Еще минуту назад тут гремела громкая музыка, со всех сторон слышался смех посетителей, но стоило мужскому силуэту подняться на помост, как мир замер, внимая каждому его слову.
Он всегда был таким оглушающим. И беззастенчиво пользовался этим, как в работе, так и в личной жизни. Умело нес себя в массы и добивался всех поставленных целей, лавируя в бурном течении житейских проблем.
- Евгения, - мужская ладонь вытянулась в приглашающем жесте и меня, будто по указке умелого дирижера, ослепил свет софитов. - Составишь мне компанию?
Вселенная всего за секунду померкла и перестала существовать. Был только он и его рука, манящая меня идти вперед.
Обычный поход в ресторан не предвещал ничего такого. Признаться, я удивилась, когда Павел пригласил меня на торжественный ужин, подчеркнув, что желал бы видеть на мне то самое платье, подаренное им на годовщину нашего знакомства. Думалось ли мне, что спустя каких-то несколько часов я буду в центе внимания? Нисколько.
А сейчас лавируя в толпе, я шла к нему на встречу, вопреки бегущим по спине мурашкам и абсолютно негнущимся ногам. Как только не упала, запутавшись в шлейфе этого дурацкого алого платья, которое никогда мне не нравилось, но и выбросить его рука не поднималась. Все что связано с Пашей я всегда тщательно оберегала.
Было страшно. Сердце громко колотилось в груди, отдавая яростным набатом в висках. Руки било нервной дрожью, и чтобы хоть как-то скрыть свое состояние, я сжимала кулаки, вплоть до момента, пока моя ледяная ладонь не оказалась в его плену.
Кожа мужчины была обжигающе горячей. Иногда, ночами прижимаясь к его раскаленному телу, мне даже чудилось, что этот бушующий огонь внутри него, однажды выберется наружу и испепелит всех неугодных на своем пути, оставляя за собой неизгладимое впечатление. Ровно такое же, как и его властелин.
- Мы знакомы с тобой несколько лет. И все эти годы я безумно благодарен судьбе, что позволила мне быть рядом с такой умной, красивой и чертовски восхитительной женщиной! - Павел растягивает губы в очаровательной улыбке и достает из кармана пиджака небольшую квадратную коробочку.
Зал захлебывается вздохом восхищения. Только вот я не разделяю всеобщего ликования. Совершенно запутавшись в своих мыслях и страхах, я глупо хлопаю глазами, онемевшими губами пытаясь улыбнуться.
Хоровод мыслей кружится в моей голове. Тут и там вспышками перед глазами проносится наша совместная жизнь. Ссоры, минуты радости и огорчения. И в этих воспоминаниях, столько всего, что я едва держусь, дабы не расплакаться на потеху публике.
- Ты выйдешь за меня?
Павел и не думает опускаться на одно колено, как в сопливых романтических комедиях. Не в его характере прогибаться под обстоятельства. Он и так сделал слишком много, как для человека, который совсем недавно был явно не заинтересован в браке. Тем более со мной.
Крылов протягивает мне коробочку, предварительно откинув крышку. Тем самым давая повод для нового гула, выставив на обозрение многочисленной публики довольно-таки дорогое кольцо с изумрудом.
Все происходящее мне кажется сном. Я даже исподтишка больно щипаю себя за руку, свято веруя, что вскоре открою глаза и в сонном мареве исчезнут: Паша, кольцо, люди, взирающие на нас с толикой восхищением, но все больше с горькой завистью.
- Я...- губы пересохли.
Нервно облизываю их, наплевав на яркую губную помаду, которую почти съела, пока ни живая, ни мертвая шла на встречу к своему...Жениху?
Жениху, который так и не сказал главных три слова, таких необходимых каждой влюбленной по уши женщине.
Ах, да. Любовь - это не про Павла. Он не умеет любить, но мне, как и той маленькой девочке, живущей в каждой из нас хочется верить в сказку. И я верю....
Именно поэтому, окончательно прихожу в себя и, прочистив горло, довольно громко произношу:
- Я согласна!
***
«- Скучаете?
Высокий симпатичный брюнет, облаченный в черный смокинг, был безумно хорош. Из той самой породы гордых и красивых самцов, которые никогда не знали отказа. И пусть красота эта была слегка грубовата, но все же придавала ему какого-то неумолимого шарма, который сейчас тяжелой артиллерией был направлен в мою сторону.
Я сбежала от родителей в укромный уголок, чтобы передохнуть от творившейся вокруг них суеты и, наконец, перестать улыбаться, как красивая, но бесполезная игрушка. Собственно, именно так я себя и ощущала на этом празднике жизни.
«Женя, будь послушной!»
«Женя, не позорь меня!»
«Евгения! Улыбайся!»
А я не хотела улыбаться! Я хотела стащить, наконец, это тесное платье, скинуть туфли на шпильке, безумно красивые, но жутко неудобные. Я хотела оказаться где угодно, но только не в компании напыщенных снобов, снующих по залу.
Евгения
«Стойкий запах алкоголя сбивает с ног, стоит мне только переступить порог квартиры. Внутренности сжимает спазм и поздний завтрак грозится оказаться непосредственно на полу. Мне даже приходится остановиться и перевести дыхание, успокаивая взбесившийся организм.
Прохожу по коридору, по пути заглядываю на кухню, чтобы открыть окна и впустить в квартиру немного свежего сентябрьского воздуха, невольно отмечая устроенный Павлом бардак. Попойка была видимо действительно знатная и повод отменный. Не иначе.
Дохожу до спальни, толкаю дверь и выдыхаю. Волнение не дающие покоя с самого утра - отпускает.
С требованием немедленно отыскать его заместителя, мне позвонил отец. Я как раз выходила из университета в весьма приподнятом настроении. Мою диссертацию, благодаря которой последние несколько месяцев я почти не спала ночами, чтобы наконец получить свою степень кандидата исторических наук, одобрил научный руководитель. Это ли не счастье для человека, который в своё время бредил этим?!
Виктор Семенович неустанно повторял, что кандидатская – блажь. Зачем мне археология, какая-то ученая степень, если у отца есть связи и деньги. Я, как приличная представительница золотой молодёжи, должна прожигать молодость в клубах, а не в библиотеках. Сдается мне, что и при таком раскладе, я все равно бы осталась плохой дочерью для него.
- Павел пропал. Не отвечать на звонки. Срочно отыщи его, - выдал приказ отец и отключился.
Решив не паниковать раньше времени, я стала обрывать мобильный Крылова, но длинные гудки так и не внесли никакой ясности. Благо, уезжая с Дашей на моря, Павел оставлял мне ключи от своей квартиры, чтобы я присматривала за кошкой его обожаемой невесты. Теперь же они оказались как нельзя кстати.
Вопреки обещаниям самой себе не нервничать, я умудрилась накрутить себя до состояния близкого к истерике. Паша был фанат своей работы, он не мог пропустить её просто так, повинуясь мимолетной прихоти. А значит что-то случилось и сейчас это что-то висело дамокловым мечом над моей головой.
Я мчалась на красный, наплевав на пешеходов и возмущенные гудки других водителей. Мне нужно было удостовериться, что с ним действительно всё в порядке.
И все это было лишь для того, чтобы увидеть пьяное тело в мятой расстёгнутой рубашке, валяющееся в беспамятстве на огромном ложе.
-Паш...- окликаю тихонько, нерешительно потоптавшись на пороге.
Наши отношения сложно описать словами. Я люблю его. Давно и безоговорочно, а он любит Дашу. Вселенская несправедливость, разрывающая душу мне на куски.
Нет, я привыкла. Привыкла не вмешиваться, быть рядом, если понадоблюсь, верным оруженосцем защищая его покой. Этакая близкая подруга будущей семьи. Всегда готова прийти на помощь и ничего не просит взамен. Идеально ведь?!
Я сама взяла на себя эту роль и отыгрывала её безукоризненно. Мне было достаточно того, что иногда он смотрит в мою сторону, улыбается, шутит.
Мой Бог. Моя любовь…
Еще несколько раз пытаюсь окликнуть Крылова, но чётко понимаю, что все бесполезно. Слишком большой процент алкоголя в его крови.
Быстро строчу смс отцу, что Павел заболел, скидываю пальто на глубокое кресло в углу комнаты и со всей решимостью, распахиваю шторы на окнах, прогоняя прочь полумрак.
Где-то в задворках кухонных шкафов нахожу мусорные пакет и планомерно скидываю туда опустошенный бутылки из-под дорогой коллекционной выпивки, припасенной явно для особого случая. Случай был действительно особый, раз Павел Александрович так наплевательски отнеся к своим непосредственным обязанностям.
Пока Паша спит я успеваю прибраться в квартире, заказать доставку еду, обнаружив пустой холодильник и сварить куриный бульон, опасаясь, что Крылов проснется голодным.
- Даша...- хриплый посаженый голос летит в спину, ровно в тот момент, когда я наливаю из графина воды в стакан, чтобы, вместе с таблеткой от головной боли, отнести в его спальню.
Рука от неожиданности дергается и часть я все же проливаю на пол, чертыхаясь тихо себе под нос.
- А…Это ты...- в его голосе сквозит сплошное разочарование. - Всё из-за тебя...
Оборачиваюсь, чтобы тут же с размаху врезаться в дикий, полный омерзения и ненависти взгляд.
Паша стремительно приближается, заставляя меня испуганно пятиться назад, пока бедрами я не упираюсь в кухонную тумбу.
Он пугает меня сейчас до чертиков, и я упрямо сжимаю графин, который становится некой преградой между нами.
- Паш…
- Заткнись, Женя, - рычит раненным зверем мужчина, а после делает резкий бросок вперед и вжимает меня в шкафчики.
Его руки выдергивают многострадальный графин, отшвыривая тот в сторону. Хрупкое стекло разбивается вдребезги, брызги разлетаются во все стороны, окропив ноги, но это мало меня волнует.
- Ты же этого хотела, да?! – мужская ладонь зарывается в мои распущенные волосы, сжимает в кулак, оттягивая назад, заставляя запрокинуть голову. – Трахнуть тебя? Прямо на этой тумбе, а? Этого ты добивалась???!
Евгения
- Что ты здесь делаешь? – мужские пальцы больно впиваются в локоть.
Шиплю, сквозь сжатые зубы, но вырвать руку не предпринимаю попыток. Паша и так зол, доводить его до состояния бешенства я не хочу.
Он вталкивает меня в кабинет, рычит на секретаршу, требует его не беспокоить. А затем громко хлопает дверью, отрезая мне все пути отступления.
Нет, я не боюсь. Я настолько свыклась с ним таким, что даже пытаюсь улыбаться, пряча руки за спину, чтобы скрыть нервную дрожь. Этот вечный тремор доставляет мне безумно много неудобств.
- Я тебе обед принесла. Знала, что ты заработаешься и забудешь поесть.
На самом деле мне просто жизненно необходимо было увидеть его. После всех новостей, которые принесла мне его мать, после накатившей в машине истерики, после предложения Вики пойти к психологу.
Я не больна! Мне не нужен врач. И я прекрасно понимаю, что любви у Павла ко мне нет, я лишь удачный стартовый проект. Просто…Просто я боюсь, что не выживу без него. Вот так банально, но настолько больно, что хочется истошно орать. Да только я улыбаюсь, как примерная девочка.
- Черт, - Крылов трет ладонью лицо, а затем кивает, идет к своему креслу, чтобы в него опуститься и вперить в меня взгляд своих ледяных глаз. Да так, что холод моментально окутывает всё тело. Не спасает ни теплое шерстяное пальто, ни выпитая ранее чашка кофе.
Я знаю, что стоит ему посмотреть на Дашу вновь и этот лед растает. Превратиться в голубую гладь озер, обретет теплоту.
Он изучает меня. Подобно ученому, что подобрал привычную, набившую оскомину, мошку. И препарируя её, он в безуспешных попытках пытается найти для себя что-то новое. Эксклюзивное. Но мошка всё та же. Несчастная и глупая.
- Много работы, да? Я не хотела тебе мешать.
- Но ты помешала, - недовольно тянет мужчина. – Я же просил не приходить без предупреждения.
- Хотела сделать тебе приятное, - выставляю на стол контейнер с едой из его любимого ресторана и, немного замявшись, все же решаюсь подойти и присесть на край его рабочего стола. – И я соскучилась. Мы так давно не виделись.
- Много работы, - коротко отвечает, крутанувшись на кресле, чтобы лучше меня видеть.
О, нет. Ответного признания я и не жду, но горькая обида разливается по телу, касаясь спрятанных где-то глубоко внутри, осколков моего бедного истерзанного сердца. Меня измотала эта любовь. Но и найти в себе сил прервать порочный круг я не могу. И не хочу.
Чтобы что?! Существовать в этом чертовом мире без его глаз?! Дышать с ним одним воздухом и не сметь прикоснуться?! Опять слушать, какая я никчемная?! Да, миллион раз! Я никчемная! Слабая, ничтожная, да какая угодно. Только бы он был рядом.
Одному Богу известно, как панически я боюсь его потерять. Знать, что он где-то рядом, но так невыносимо далеко. Я жила в этом страхе, барахталась в нём, как лягушка в том молоке, но масла взбить так и не смогла. И вот опять…Моя жизнь рухнет, если Даша вновь станет центром его Вселенной. И из-под этих завалов целой и невредимой я уже точно не выберусь.
- Паш, - тянусь к его руке, прикасаюсь кончиками пальцев, вырисовывая незамысловатые узоры, даря невесомую ласку. – Давай поужинаем вместе? Только ты и я. Мне так тебя не хватает. Ты постоянно работаешь!
- Ради нас, если ты не заметила, - отрезает он и тяжело вздыхает. – Ладно, Жень. Прости. Тяжелый день, да еще и ты с этим обедом!
- Угу, - киваю, отводя взгляд к окну. – Хотела как лучше, а получилось как всегда.
- Ну что ты начинаешь?!
Мне не надо смотреть на него, чтобы понять насколько он возмущен. Волнами его недовольство накрывает меня плотным одеялом, оглушая и делая совершенно беспомощной.
Не нагнетай. Не дави. Молчи. Правила, которые я запомнила еще с детства. Оказывается, их нужно применять не только по отношению к родному отцу, но и к будущему мужу.
- Прости, - шепчу, прикрывая на секунду веки.
Мы молчим. Павел отходит к окну, засунув руки в карманы брюк. Смотрит на крыши города, но мыслями явно витает где-то далеко. Он насторожен и напряжен. И мне не нужно читать мысли, чтобы понять, как я его утомила. Своими разговорами, да и вообще присутствием в его жизни.
- Мама звонила, - говорит он, не оборачиваясь.
Сердце напряженно замирает, а затем начинает усиленно колошматить по ребрам. Страх заставляет цепенеть, и тонкая струйка холодного пота градом стекает вдоль позвоночника. Кусаю изнутри щеку, едва ли не до крови, но продолжаю молчать. Пусть скажет сам, если ему так угодно и поставит эту чертову точку.
- Почему ты не купила платье?
- Она только это рассказала? – интересуюсь хрипло, вне себя от бьющегося в ужасе сознания.
- Было что-то еще, что мне нужно знать?
- Нет, - облизываю сухие потрескавшиеся губы и продолжаю, пожав плечами: - Платье…Платье не знаю. Не понравилось ничего. Не моё.
- Свадьба совсем скоро. Нужно поторопиться, - вещает он, точно обсуждает какую-то незначительную сделку, а не наши судьбы.
Евгения
Он любит её. До сих пор. Тот, кто клялся мне, что не верит в любовь, постоянно отрицая её существование в этом давно прогнившем мире. Привязанность, долг, дружба, страсть. Что угодно, но не любовь.
Да и брак построенный на чувстве долга гораздо прочнее. Фундамент из инстинктов и химических процессов, которые принято называть любовью, развалится в ближайшие три года. Брачный договор же скрепит лучше всяких стальных канатов, едва ли не навечно.
Я слушала и старалась верить. А он оказывается всё это время просто искусно врал мне прямо в глаза. Для него не существует другой женщины. Только Даша.
Я завидовала ей самой черной завистью на всём белом свете. И дело было не в чувствах Крылова, которые он так явно сейчас проявлял. Может это глупо и банально, но я всегда восхищалась с какой легкостью она смогла оборвать их союз, сжигая за собой мосты и не оставляя даже горстки пепла. Она храбрая и сильная, а я…
Вот и сейчас, она обрубает всю его нежность на корню. Пятится, отбрасывает от себя мужскую руку, словно перед ней не любимый мужчина, а ядовитая змея.
Челюсть Павла плотно сжата. Он в ярости, но в глазах столько боли, что я дергаюсь. Щеки жгут невидимые пощечины, а глаза застилают слезы.
Тебе больно от того, что самый родной человек не хочет тебя видеть? Отталкивает? Больно тебе?! Больно, тварь ты бессердечная?!
Он не слышит моей проповеди. Никто не слышит. Лишь беснуется от этой агонии нутро и вздохнуть удается с трудом.
- Жень! – касание теплых пальцев к плечу раздражает.
- Не трогай меня, - рычу, сквозь сжатые зубы, не в силах оторвать глаз от сцены, что разворачивается за окном.
Даша уходит. Павел задумчиво смотрит вслед бывшей невесте. Гипнотизирует тонкую женскую фигуру и чего-то ждет. Наверное, что она обернется и ринется в его объятия. Но Дарья не оборачивается. Она выше этого.
Безусловно, она – королева. С гордо поднятой головой и абсолютно ровной спиной шагает в сторону, стоящей неподалеку машины такси. А верный паж тоскливо смотрит, чтобы спустя минуту побитой псиной отползти к своему седану зализывать раны. Сволочь! Какая же ты сволочь, Крылов.
Вскакиваю и несусь на выход из кафе, совершенно позабыв о своём спутнике.
Творю абсолютно дикие поступки и прекрасно это осознанию. От того, что я прослежу за передвижениями Дарьи ничего не изменится. Мир не перевернется, Паша не перестанет сохнуть по ней.
И все равно вылетаю на улице, хапнув ртом холодного воздуха. В кафе осталось пальто и сумочка. Я даже элементарно такси вызвать не могу, а моя цель уже ускользает, как вода сквозь пальцы.
- Женя!
Оборачиваюсь и вижу, как сломя голову, несется ко мне Глеб с моими позабытыми в спешке вещами.
- Ты на машине? – бегу ему на встречу, цепко пытаясь ухватиться за подброшенный судьбой шанс.
Я должна, нет, просто обязанная знать, зачем она снова вернулась в город?! Зачем вновь планомерно рушит мою жизнь!
О ней ведь не было слышно почти два года! Половину из которых Паша не прекращал её поиски. Обвиняя меня в её исчезновения. Меня и отца.
«- Пошла вон! – бутылка виски пролетает над головой и ударяется в стену, неподалеку от моей головы. Дергаюсь в сторону, падая на колени и закрываю голову руками, чтобы осколки не попали в лицо.
Мне страшно. Он безумен в своей всепоглощающей ненависти. Уже не осознавая, что причиняет вред не только близким людям, но и себе.
После ухода Даши, Павел совсем слетает с катушек. Пьет, зависает в каких-то сомнительных компаниях и клубах, меняет женщин как перчатки. От него прежнего остается только бездушная оболочка. Так больно видеть его таким. Уничтоженным, лежащим на самом дне.
Пылающие гневом глаза, прожигают в моей душе дыры. Затаиться бы где-то, залатать кровоточащие раны, но я упрямо встаю и иду дальше. Не ради себя - ради него.
Я же, черт возьми, просто хочу помочь! Ничего не требуя взамен, отдаю себя в жертву его демонам, только бы он снова стал прежним. Тем Павлом, в которого я по неосторожности умудрилась влюбиться, растворяясь в этой любви, как в соляной кислоте.
Не в силах видеть, как он разрушает себя, прихожу едва ли не каждый день. И каждый день натыкаюсь на каменную кладку из ненависти и боли. Он не слышит и не хочет слушать, а я попросту уже не знаю, что мне делать.
Руки опускаются. Глаза жгут невыплаканные слезы, и я беззвучно плачу, сотрясаясь всем телом. Внутренности гоняет центрифуга и сердце заходится в яростном ритме. Я больше не могу, не могу…
- Жень…Слушай, прости, - он опускается рядышком и, обнимая, накрывает горячим мужским телом. – Совсем что-то крыша поехала.
Невесело хмыкаю. Давно и прочно, Крылов. Давно и прочно.
Но я давлю эти слова в себе. Впервые за несколько недель своего кутежа, Паша общается со мной адекватно. А я не хочу спугнуть этот момент. Если нужно, буду молчать всю свою жизнь. Пусть только не выпускает из своих объятий…»
Теперь же Даша снова здесь. В новом совершенно неподходящем для нее амплуа. Некая неприступная крепость, которую ринется покорять храбрый рыцарь. Ведь он не может иначе. А потом с разодранным в клочья сердцем он вновь станет моим. Покалеченный и убитый.
Павел
«- Как тебе Женька моя? Нравится? – Виктор Семенович разливает по пузатым бокалам янтарную жидкость. – Дурная девка, но на мордаху ничего такая.
Принимаю бокал из рук непосредственного начальства и пожимаю плечами.
Женька как Женька. Забавная в своей слепой любви ко мне. Наивная. Считает, что я ничего не вижу и не замечаю. А у самой едва ли слюна при видя меня не течет и глаза влажные-влажные. Даже занятно.
- Думал её в модельное засунуть сначала, - продолжает свой монолог Агапов, рассматривая на свету как бликами переливается алкоголь. – Но ты же знаешь: там одни шлюхи. Еще мне в доме бляди не хватало.
- Зачем Вы всё это мне говорите? – пить не хочется.
Внутри зудит неприятное чувство, и я всё сильнее хмурюсь, пытаясь понять зачем шеф меня позвал. Не просто же ему о жизни потрепаться захотелось. Еще и вискарь вытащил, который обычно для дорогих гостей бережет.
- А ты не догадываешься, Пашка? Ты же мне как сын стал за это время. Мы с тобой огонь и воду прошли. Вот и решил я, что неплохо бы породниться. Годы дают своё. Рано или поздно встанет вопрос, кому компанию оставлять. Женька – баба. С неё спрос какой?! Глазами хлопать, да жопой крутить. А мне толковый нужен специалист. Понимаешь?
- Виктор Семенович…Но у меня же есть невеста.
Дашка у меня, безусловно, золото. Но не поймет. Я бы и сам такую хрень никогда не понял.
- Невеста, - невесело хмыкает шеф. – Никто тебя клятвы любви и верности приносить не просит. Всего-то штамп в паспорт бахнуть. И вот ты уже в кресле генерального с контрольным пакетом акций в кармане. Заманчиво?
Галстук душит удавкой. Расслабляю узел и все же выпиваю виски залпом, занюхав разливающуюся по горлу горечь рукавом пиджака.
- А Женя? Вы у нее спросили? – тешу последнюю надежду.
Агапов смеется, запрокинув голову назад. Словно ничего смешнее в своей жизни не слышал. Только мне совершенно не смешно. Я ведь сам прекрасно понимаю: Женя не будет против. Не удивлюсь, если она эту идею папочке в голову вложила и активно окучивала, пока та не проросла буйным цветом.
Черт! По-хорошему я должен отказаться. Ради Дашки. Она же не простит меня никогда в жизни. Иначе чем предательством назвать я это не могу. Но…Как бы просто всё было, если бы не это чертово «но».
Отказать Агапову – это потерять всё. Деньги, статус, перспективы. Более того, он не оставит от меня мокрого места. Я не смогу найти новую стабильную работу, обеспечить Даше будущее, какое она заслуживает.
- Женя умрет за тебя, - отсмеявшись, говорит он. – Её бы к врачу сводить, но вот эта одержимость тобой, не буду скрывать, сейчас мне на руку.
- Как Вы можете так спокойно об этом говорить?! – вскакиваю с места и начинаю мерять шагами кабинет шефа, ощущая себя загнанным в клетку зверем.
Ловушка захлопнулась за спиной, а я даже не заметил. Поплыл как пацан. Думал, что мир покорить могу, заручившись поддержкой Агапова.
- Сядь, - приказывает он.
Привычка выполнять его команды беспрекословно не оставляет мне шанса. Грузно опускаюсь обратно на кожаный диван, тянусь к бутылке и делаю большой глоток прямиком с горла, а затем пятерней в волосы зарываюсь, локтями упираясь в колени.
Сижу неподвижно. Сердце стучит в неровном ритме и дыхание рваное, сиплое.
- Баба твоя должна понять. Если хочет носить цацки дорогие и меха - пусть терпит. Перед Женькой можешь особо не шифроваться, а вот в остальном, чтобы ни одна живая душа о ней не знала. Понял меня?!»
Даша терпеть не захотела, собрав все свои вещи в тот же вечер, стоило мне обмолвиться о предложении шефа, которое я, скрипя зубами – принял. Сейчас я прекрасно понимаю: облажался тогда по-крупному. Струсил. Считал, что перейти дорогу Агапову, равносильно тому, что сломать свою жизнь собственными руками. Не понимал, что всё будет совершенно наоборот. Согласившись на его условия, я взорвал её к чертям собачьим.
На благо. Кому только?! Мне? Ни хрена. Полные слез глаза Даши снятся мне в страшных снах по ночам. Не могу отпустить и забыть. Мою маленькую светлую девочку. Я виноват перед ней. Очень виноват.
Я искал её как помешанный, но так и не смог найти. А теперь она снова здесь. На расстоянии вытянутой руки. Отталкивает меня, ершиться, но я вижу, что до сих пор небезразличен ей. Судьба вновь ставит меня перед выбором. На этот раз я не должен оплошать.
Самое сложное было приготовить пути отхода, не вызвав подозрения у Агапова. Я ненавидел этого старого маразматика так рьяно, что кажется будь у меня такая возможность, не задумываясь пустил бы ему пулю в лоб. Некая месть за все Дашкины слезы, что она проливала ночами в подушку.
Рано или поздно я бы вырвался. Я обещал это себе миллионы раз. И тогда стоя на сцене, когда сделал Жене предложение. И каждый раз целуя её сухие холодные губы. И в моменты одиночества, когда выть хотелось от этой раздирающей грудь боли.
Евгения
- А я и говорю ей, что розовые розы на свадьбе совершенно не будут сочетаться с салфетками! Нужны белые или кремовые.
- Не нужны, мам, - произношу устало, потирая переносицу.
Не спать всю ночь, а затем подвергнуть себя пыткой отцовского гнева – явно не самая лучшая моя идея. Но и действовать следовало без отлагательств. Пока решимость еще крепнет где-то в моей груди, не поддаваясь тому шквалу боли, который едва не плещется через край.
- Хочешь розовые, да? Или алые? Давай просто поменяем салфетки тогда, - мама идет по пятам, предлагая всё новые и новые варианты, а у меня попросту язык не поворачивается её остановить. Сказать, что все её старания просто-напросто бессмысленная затея. Ведь свадьба, может и будет, но точно не у меня и Павла.
- Не надо ничего менять, - клюю мать в щеку и толкаю дверь в отцовский кабинет, предварительно постучав и получив разрешения войти в святая-святых этого дома.
- Свадьбы не будет.
- Как не будет? – хватается мама за сердце.
- Ира, выйди, - нейтрально бросает отец, продолжая рассматривать бумаги, особо не обращая внимание на моё заявление.
Мама послушно семенит к выходу, не смея вставит слово поперек. Она слишком привыкла быть для него на вторых ролях, тенью следовать за ним, дышать им и жить.
Я смотрела на нее как в зеркало. Вот же я, только немного старше. С глазами загнанного в угол зверя, который больше не может укусить. Слишком прикипел к своему мучителю, привык ходить на строгом ошейнике и тявкать по команде. Мы все так привыкли.
- Что случилось? – некогда голубые, а теперь пустые водянистые глаза смотрят холодно.
- Я хочу отменить свадьбу.
Гляжу твердо, когда как поджилки трясутся от дикого страха. Я безумно боюсь собственного отца и этот бунт, который я готовлюсь устроить, ничто иное как тупая безысходность.
- С чего вдруг такие мысли? Мне казалось ты любишь Павла, - бесцветный тон обманчив. Мне ли не знать, сколько эмоций бушуют сейчас в этом мужчине. Они ждут удобного часа, чтобы броситься, если я скуля не отползу в угол и покорно не склоню голову. Он хочет именно этого от меня. Это незыблемо. Так было всегда. Его авторитет давил гранитной плитой, разрушая до основания тех, кто смел перечить.
- Люблю, - кусаю щеку изнутри в попытках не застонать от бьющейся в агонии души. Потерпи, родная. Осталось совсем немного.
- Евгения, - отец упирается кулаками в крышку дубового стола и тяжело поднимается с кресла, заставляя внутренности сжиматься в один сплошной ком. – Ты пришла тут характер показывать? Не слишком ли поздно?
- Он не любит меня, - выдавливаю из себя, сдерживая дребезжащие на ресницах слезы.
- И? – хмуро уточняет Виктор Семенович. – Дальше то что? Раньше тебя это не смущало. Течной сукой бегала за ним.
- Прекрати, прошу, - не выдерживаю. Слезы градом катятся по щекам. Я вытираю их дрожащими ладонями, ощущая какой жалкой выгляжу сейчас в отцовских глазах. – У него есть ребенок. От другой.
- Надо же, - кажется отец нисколько не удивлен.
Он выходит из-за стола и засунув руки в карманы брюк, проходится по комнате, останавливаясь аккурат напротив меня. И я душу в себе инстинктивное желание сделать несколько шагов назад, чтобы увеличить расстояние между нами.
- Не вижу никаких проблем. Я поговорю с Павлом. Помнится, однажды у нас был похожий диалог. Тогда он принял правильное решение. Не переживай. Готовься спокойно к свадьбе и не занимаю свою голову всякими глупостями, - его улыбка похожа на звериный оскал.
Сердце испуганно мечется в грудной клетке, не в силах вырваться за её пределы. Тело колотит мелкая дрожь и инстинкты вопят, что есть мочи бежать прочь. Но я упрямо стою. Позади меня сгоревшая дотла жизнь. Что может быть страшнее?! Терять уже нечего.
- Нет, - говорю, чуть дыша. – Я не хочу.
- Не хочешь? – моментально взрывается он. – Да кто тебя спрашивает? Ты забыла, кому обязана всем, что у тебя есть?! Дом, машина, шмотки. Всё это моё, тварь ты неблагодарная! Рот закрыла и молча пошла делать то, что я тебе сказал! И чтобы я больше и писка от тебя не слышал!
Каждое слово – удар плетью. Раскаленным железом по истонченным нервам. И уже бессмысленно вытирать мокрые щеки. Хоть в этом я оправдываю его ожидая. Реву беззвучно, ощущая будто почва уплывает из-под ног. Выдержать бы эту пытку и не свалиться прямо к его ногам, чтобы не дать нового повода для истязательств.
- Я не выйду за него замуж, - произношу я, тем самым подписывая себе приговор.
Широкая мужская ладонь вздымается в воздух. Щеку обжигает диким огнем, а сила удара настолько велика, что, не удержавшись, я все же падаю на пол.
Наверное, гораздо позже я пойму, что именно это была точка невозврата. Что-то внутри меня ломается с болезненным хрустом. Я больше не чувствую абсолютно ничего к этому человеку. Он сам убил во мне всю ту дочернюю любовь, которую я когда-то смела испытывать. Ничего нет. Пустошь.
Из последних сил, поднимаюсь с пола, вопреки негнущимся коленям. Не хочу его видеть. Никогда в своей жизни. Ни его, ни Павла. Пусть продолжают свой цирк, но уже без меня. Женятся, разводятся, сватаются. Жрут друг друга за спиной, фальшиво улыбаясь в глаза.