В давние времена, когда Европа была рваным плащом, сотканным из войн и раздоров, жил Хаос — великий и дикий зверь, что рычал в рощах и реках, сея семена вражды среди народов. Народы эти, как листья на ветру, кружились в вихре: французы с их огнём страсти, немцы с их сталью воли, итальянцы с их песнями красоты, и многие другие, каждый в своей роще, отгороженный шипами гордости. Хаос питался их разладом, и земля стонала под его лапами, где реки текли кровью, а поля горели, как костры забытых богов.
Но в сердце этого Хаоса, в самой тёмной роще, где ветви сплетались, как пальцы в молитве, родилась Она — Герцогиня. Не из чрева матери, не из семени отца, а из самого дыхания земли, из крика народов, жаждущих порядка. Она вышла из тумана, как утренняя звезда, с глазами, что сияли мудростью змеи, и рукой, крепкой, как волчья лапа. Волосы её были цвета золотых полей, а диадема на челе из звёзд, упавших в Хаос. «Я — Стража, — шепнула она ветру, — и я свяжу то, что разорвано».
Первым предстал перед ней Волк — дикий страж рощ, с шерстью красной, как кровь пролитая в битвах, и клыками, острыми, как мечи воинов. Волк рычал: «Я — сила народов, их ярость и голод! Каждый за себя, и пусть слабый падёт!» Он бросился на Герцогиню, желая разорвать её, но Она не дрогнула. Протянув руку, Она коснулась его морды, и в глазах Волка отразилась Её воля. «Твоя сила — не для разрушения, — сказала Она, — но для охраны. Стань моим стражем, и народы Европы будут стаей, единой в охоте на Хаос.» Волк склонил голову, и его рык стал гимном верности.
Затем явилась Змея — хитрая хранительница тайн, с чешуёй, переливающейся, как реки, и ядом, что сеял раздор. Змея шипела: «Я — мудрость разделения, каждый народ — в своей норе, с своими секретами! Единение — ложь, оно ослабит яд!» Она обвилась вокруг ног Герцогини, желая укусить и отравить, но Она поймала Змею за голову и прошептала: «Твоя мудрость — не для яда, а для связи. Обвей меч, и народы Европы станут цепью, крепкой и гибкой». Змея покорилась, и её шипение стало шепотом советов.
Тогда Герцогиня взяла Волка и Змею, слила их в один символ — Меч, обвитый Змеёй, серебряный и острый. «Из Хаоса рождается Порядок, — провозгласила Она, — и народы Европы, разрозненные, как листья, станут одним деревом. Я — их корень, кровь моя — сок, что питает ветви. Пейте от меня, и благосостояние расцветёт: поля плодородные, города сияющие, где француз делит вино с немцем, итальянец — песню с поляком. Но отвернитесь — и Хаос вернётся, сея голод и тьму».
И так Герцогиня вышла из рощи, ведя за собой народы, как мать — детей. Хаос отступил, рыча в тени, но Она сказала: «Помните: единение — ключ к благу. Разделитесь — и падёте. Служите мне, и Европа станет садом вечным».
Вольф сидел за массивным деревянным столом. Перед ним лежала карта мира, который представлял из себя одну сплошную огромную поверхность. Он был почти пятидесятилетним мужчиной под два метра ростом. С густой аккуратной бородой, карими глазами, волосами, уложенными назад. Одет в классический костюм.
Взяв карандаш, он провел им по территории Европейского союза. Остановившись у места, где границы союза заканчивались, и начинались свободные торговые земли, он перевел карандаш вправо, где на половину карты располагались земли Российской империи.
Тишину в комнате нарушил стук в дверь. В следующий миг в дверном проеме показалась длинноногая женщина средних лет, фигура острая, как шпага.
Одета она была с нарочитой строгостью, как и принято, по дресс-коду для всех сотрудниц корпорации: туфли с невысоким каблуком, блиставшие на свету, чулки, схожие по цвету с человеческой кожей, протянутые чуть ниже колен, темно-синяя юбка, плотно прилегающая к бедрам и ногам, белоснежная рубашка на пуговицах, заправленная под юбку и с карманом на ее правой части, пуговица которого была расстегнута и немного приподнята от заклепки.
Зрачки её были разных цветов: левый — голубого, а правый — красного. На голове покрашенные в желтоватый оттенок волосы были собраны на затылке в косичку, свисающую чуть ли не до самых колен — не столько дань моде, сколько привычка человека, который не может позволить себе роскошь распущенности.
Коса перехвачена лентой, представляющей из себя французский революционный триколор.
В руках она держала бумажный конверт.
— Как вы и просили, результаты голосования запечатаны и предоставлены вам, — монотонно проговорила она, протягивая начальнику конверт.
— Спасибо, Марвелла, я это ценю.
Передав конверт, она отошла на пару шагов назад, составляя ноги вместе и заводя руки за спину, в то время как Вольф стал раскрывать конверт с результатами выборов, от которых зависела его дальнейшая судьба, завернутая в бумагу.
Взяв и раскрыв лист, он быстро оглянул его и поднял голову на свою секретаршу, кивая ей с улыбкой. Положив лист на стол, перекрывая им часть карты, где находился Европейский союз, он взял стакан с водой и вылил ее в раковину, находящуюся в углу комнаты.
— Смени охрану, Кёрт должен отдохнуть. Повара пусть приготовят завтрак, а механики готовят машины, скоро будет отъезжать в штаб.
Марвелла вышла из комнаты и направилась в последнюю комнату по коридорам особняка. Внутри стены были обшиты панелями из красного дерева, отполированного до зеркального блеска. Пол выложен мраморными плитами в шахматном порядке. Справа от нее стояли бюсты уже почивших глав корпорации Сайрекс. У правого угла коридора находилось место под ещё один бюст, будто так и предназначавшееся для Вольфа.
В комнату Кёрта она вошла без стука. Первым делом почувствовала сильную прохладу и, посмотрев в сторону Кёрта, стоящего на против распахнутой двери на балкон, откуда виднелись Альпы, поняла, в чем дело.
— Замёрзнешь, — тихо произнесла она, — мы скоро выезжаем в штаб, пока Том тебя сменит.
Кёрт повернулся к ней, представ в своем повседневном обличии: кожаные перчатки, комбинезон, пальто, противогаз с алыми линзами, берцы.
Марвелла сделала пару шагов от Кёрта к письменному столу, стоящему напротив кровати. Обхватив спинку деревянного стула, задвинутого под стол, потянула на себя, устанавливая его перед Кёртом. Она села нога на ногу, прижимаясь к спинке стула. Кёрт обошел стул и сел на кровать, заставляя тем самым Марвеллу развернуться к себе.
— Я ведь тоже была такой, как и ты, раньше. — Она ткнула указательным пальцем Кёрту в область груди, надавливая наращенным ногтем, — держала в руках, вместо стопок бумаги и ручки, оружие, командовала своими людьми, теряла их, находила новых, всегда находилась в пылу сражения, — она наклонила голову на бок, — тебе ведь это все не по нраву, такая работа.
Кёрт перевел взгляд на рисунок на ее ногте, где была изображена пышная красная роза на голубом фоне, став будто зачарованным засматриваться на это изображение.
— Так к чему это все ты?
— К тому, что ты, — делая акцент на местоимении, сказала Марвелла, берясь рукой за его подбородок и приподнимая его, — такой же, как и я, ты жаждешь сражений, испытаний, твое место не в офисе или рядом с очередным бюрократом, а на поле боя.
— Если Вольф хочет втянуть меня в очередную авантюру, то пусть это будет поближе к России, там хотя бы всегда тепло, — ответил Кёрт, убирая от себя руку Марвеллы.
— Если бы Вольф тебя хотел куда-то втянуть, то он бы уже сделал, не спрашивая тебя.
— И то верно, но я там, где я есть, значит, на то воля Герцогини.
— На все её воля, — добавила Марвелла.
Она встала со стула и задвинула его обратно за стол, покидая комнату.
— Значит, о том, что он стал главой, она решила мне не рассказывать, ну, как знаешь, — тихо прошептал Кёрт, натягивая перчатки.
Направляясь к главному входу, Кёрт встречал сопартийцев Вольфа, сотрудников охраны, каждый из них приветствовал его и пожимал руку. Также он встречал помощниц Марвеллы, которые были одеты в точности как она, с одним лишь отличием, что они носили колготки, вместо чулков, как Марвелла.
Прибыв к главному входу, он завернул на лестницу. Её венчали перила из чёрного дерева, а ступени, выточенные из мрамора, были неровными. На каждой третьей ступени виднелись выбоины.
У вершины лестницы стоял Том — его сменщик, похожий на плюшевого медведя с потёртым носом. Его пухлые пальцы теребили рацию, а глаза блестели, как у ребёнка.
— Том, — пожал ему руку Кёрт.
— Здравствуйте. Спешу вам сообщить что…
— Я уже знаю. — Прервал своего сменщика Кёрт.
И тогда из-за колонны появился Вольф. Не вышел, а материализовался, будто его высокая фигура всегда таилась в тени, ожидая момента. Рука в перчатке легла Кёрту на плечо, и пальцы впились в одежду, как когти хищной птицы.
На следующий же день Кёрт был экстренно вызван в ближайший штаб корпорации. Не успев закончить поминки по всем традициям, он был вынужден отправиться обратно в черты города, где его уже ждали с кортежем охраны.
Рядом с тремя бронированными автомобилями стояла кайзерская охрана, но без самого кайзера. Внутри одного из автомобилей с приоткрытой дверцей сидела девочка по имени Эмма, кузина Вольфа. Хрупкая, лет одиннадцати, с бледным лицом и большими глазами, одетая в чёрное платье с белым воротником, напоминавшее школьную форму. Её волосы были заплетены в две косы, а на шее висел медальон с гербом Сайрекс. Она смотрела на Кёрта без страха, но с любопытством.
— Ты мой страж? — Тихо спросила она, когда Кёрт сел рядом. Гвардейцы расселись вокруг, и машина тронулась, урча двигателем.
— Да, — коротко ответил он через противогаз, не зная, что ещё сказать. Расписание лежало на сиденье: первым пунктом значился Закрытый Корпоративный Храм.
Корпоративный Храм Сайрекс возвышался на окраине Берлина, скрытый за стеной из чёрного мрамора и колючей проволоки, увитой плющом с шипами, как будто сама природа охраняла его секреты.
Кёрт шёл рядом с Эммой, его рука в перчатке лежала на её плече, не ласково, скорее как мера предосторожности, дабы в случае угрозы увезти ее за себя. Девочка не сопротивлялась, но её глаза, большие и тёмные, казались старше возраста, будто в них отражалась древняя тьма.
Они прошли через ворота, где стражи, фигуры в чёрных робах с масками змей, поклонились им, пропуская процессию. Внутри храм был лабиринтом коридоров, освещённых тусклым красным светом от газовых ламп, встроенных в стены.
В центре зала стоял алтарь: круглый постамент из чёрного обсидиана, окружённый кольцом из двенадцати жрецов в красных мантиях, их лица скрыты капюшонами. В воздухе висел низкий гул, это паровые механизмы под полом вращали шестерёнки, имитируя биение сердца.
Гвардейцы встали по периметру, их карабины наготове. Жрецы запели на древнем языке, смеси латыни и немецкого, слова о «крови, что связует» и «порядке, что вечен».
Эмму подвели к алтарю. Она не дрожала, только сжала кулачки. Главный жрец, высокий мужчина с глазами, как у змеи, поднял чашу из серебра, украшенную рубинами. Внутри плескалась жидкость, тёмно-красная жидкость, густая, как вино, но с металлическим блеском.
— Кровь Герцогини, — прошептал он. — Пей, дочь крови, — нараспев сказал жрец, поднося чашу к губам Эммы. Она сделала глоток, её глаза расширились, зрачки вспыхнули красным.
Тело девочки задрожало, как от электрического разряда. Жрецы запели громче, паровые трубы под алтарём зашипели, выпуская пар, смешанный с ароматом крови. Эмма упала на колени, но не в агонии, а в экстазе, её маленькие руки сжались, вены проступили, как реки на карте.
Кёрт шагнул вперёд инстинктивно, но жрецы удержали его.
— Всё в порядке. Кровь скоро впитается. — Сказал один из них.
После того, как девочка пришла в себя, главный жрец увел ее в глубь помещения, не разрешив никому проследовав за ним. Кёрт стоял в ожидании, и вот, спустя минут пятнадцать, он вернул ему девочку, сказав, что молитва окончена.
На выходе из храма их ждала девушка: стройная фигура в белом платье с корпоративным гербом на груди, её волосы цвета меди были собраны на затылке, глаза —светло-зеленые. Она стояла у чёрного автомобиля, её осанка была идеальной, как у воспитанницы элиты, но в улыбке сквозила лёгкая нервозность.
— Господин Кёрт, фройляйн Эмма, — произнесла она мягко, по-немецки, с лёгким акцентом, намекавшим на британские корни. — Я Хизер, ассистентка лорда Вольфа. Он поручил мне сопровождать вас в галерею. Обряд... удался?
Её взгляд скользнул по Эмме, чьи глаза всё ещё мерцали красным, и Хизер кивнула, не дожидаясь ответа. Гвардейцы расселись в машины, и процессия тронулась, петляя по улицам Берлина к ближайшей корпоративной галерее, украшенной огромной статуей Герцогини.
Это здание было наполнено картинами и портретами самой Герцогини — бесконечными вариациями одной фигуры, высеченной в холсте и мраморе. Залы освещались лампами и светильниками.
Хизер вела группу по залам, её голос эхом отдавался:
— Здесь вся история корпорации — от рождения Герцогини и до вечного порядка, эпоху которого мы все с вами приближаем с каждым днем.
Они подошли к первой картине — огромному полотну в золотой раме, где Герцогиня изображена молодой женщиной в замке, окружённой семьёй.
— Вот Замок Эдельштейн, где Герцогиня жила с семьёй в юности, — комментировала Хизер, её палец скользнул по холсту. — Это был оплот древнего германского рода: башни из серого камня, окружённые рощами, где она училась мудрости природы. У нее была большая семья. Пятеро братьев, родители, дедушка, сестра.
Они перешли к следующей картине, тёмной, с языками пламени, где фигура Герцогини стояла в центре пылающего костра.
— Момент сожжения, но и момент вознесения её как мессии. — Тихо сказала Хизер, её голос понизился. — Враги, предатели из старого мира, решившие, что Герцогиня обладает потусторонними способностями, которые помогают ей зачаровывать людей, обвинили её в колдовстве и смогли пленить при помощи церкви, не принимавшей новый порядок, который Она уготовила для Европы, однако Её тело оказалось неподвластно огню, что сорвало все планы заговорщиков.
Хизер продолжила, ведя к другим картинам:
— Вот «Воскрешение в Роще» — После смерти она явилась в священной роще, сливая народы в один; «Триумф над Хаосом» — Где она ведёт армии, волк и змея по бокам, к единой Европе; «Кровный Дар» — Раздача эликсира. Каждый глоток её божественного эликсира осветлял все больше умов, ведя народы к процветанию.
Хизер остановилась у предпоследней фрески, где древние немецкие племена собирались в священной роще под лунным светом. Герцогиня парила над ними с распростертыми руками. Её диадема сияла.
Племена, ранее враждовавшие, слагали оружие у её ног: вожди в меховых плащах и рогатых шлемах жали руки, а фоне сидели волки и лежали змеи.
Торжественный гул толпы не стихал ни на секунду. По брусчатке маршировали отряды пехотинцев. Солдаты были облачены в темно-синие мундиры с красными выпушками на груди и рукавах. Высокие кивера с эмблемами корпорации Сайрекс блестели лаком, отражающими свет вечерних фонарей, а каждый штык винтовки Маузера был натерт до блеска.
Офицеры в белых перчатках четко передавали команды, и лязг металла на перевязках вторил их голосам. На бедрах портупеи из черной кожи, а через плечо свисали бинокли в кожаных футлярах. Пуговицы мундиров и аксельбанты сверкали холодным блеском, словно первые звезды в сумеречном небе.
Медные палаты военного оркестра исторгали торжественные марши, и под эту музыку на брусчатке проходили шеренги конных уланов в касках с пиками, сверкающими остриями вверх.
Толпы горожан выстроились вдоль тротуаров и их восторженные взгляды провожали каждую роту, каждый взвод. В воздухе жизненный дух гордости за свою армию — прекрасную, как часовой механизм, точную в его движении и неумолимую в своей силе.
Здесь же, над городом, висел дирижабль «Айнхайт» — огромное чудо техники и символ единства рабочих всей Европы, которые проектировали и создавали его вместе.
На борту дирижабля сейчас бурлила совершенно другая жизнь, нежели, чем на земле. Жизнь аристократов и правящей верхушки. Жизнь современной элиты, дарованной задавать политический курс своей страны, принимая решения за сотни миллионов.
Зал, куда ступили гости, был просторен, как собор, но холоден, как склеп. Полы его были выложены из черного мрамора.
Своды поддерживали массивные балки, покрытые золотой краской. В центре висели люстры из хрусталя, свет их мягкий, но яркий, отбрасывал тени на пол. Перед трибуной лежал ковер, тёмно-красный, с золотыми узорами, такие, как в старых дворцах. На трибуне стоял пюпитр из полированного дерева, рядом стоял стул с высокой спинкой, обитый чёрной кожей.
Вдоль стен стояли стулья с высокими спинками, обитые синим бархатом. На них сидели приглашенные: мужчины в смокингах, женщины в платьях с длинными рукавами. Лица их были серьезны, движения медленны, будто время здесь замедлилось.
В углу зала стояли столы с серебряной посудой: тарелки, бокалы, ножи с рукоятками из слоновой кости. На столах — свечи в бронзовых подсвечниках, пламя их дрожало.
В воздухе пахло ладаном и ржавчиной. Ладан из бронзовых кадил, что стояли в углах, а ржавчина из медных труб, тянущихся по стенам, будто вены этого чудовищного зала.
Пьедестал для Вольфа возвышался в центре. Он был вырезан из одного куска мрамора, и в его основании, как в глыбе льда, застыли цепи — тонкие, но прочные, как стальные жилы. Ступеньки к пьедесталу были облицованы бронзой.
Когда Вольф поднялся на трибуну, гости встали. Позади него на стене виднелись гравюры: сцены битв, переговоров, подписания договоров красовались флаги, над ними гербы европейских государств: французские лилии, немецкие орлы, шведские мечи, вышитые золотом, а прямо над ним развевался флаг корпорации Сайрекс.
Когда Вольф заговорил, его слова, будто ножи, рассекали воздух. Голос его был громок, словно гром в пустой церкви:
— Я благодарю вас всех за присутствие здесь, в этот знаменательный, не только для нас, нашего союза, но и для всего мира день. Мне было больно наблюдать, как буквально пару десятков лет назад, наши народы вели кровавые междуусобные войны, истребляя друг друга, но с созданием союза все изменилось. Теперь все мы являемся единой семьей, и с каждым годом наш союз лишь усиливается, но, как вы знаете, это устраивает не всех. Сейчас на востоке против нас строят козни и разрабатывают план по дестабилизации ситуации в нашем с вами непокорном регионе. Сорняки пробираются в сад, а что с сорняками надо делать? Правильно, друзья мои, вырывать. Причем вырывать быстро и беспощадно — все до единого. Мой… предшественник, к сожалению, не предпринимал решительных действий по укреплению обороны границы, что позволило России подойти к нашим границам вплотную и занять страны Балтии. Время для решения вопроса мирно уже прошло. Их народы взывают к помощи, и мы им поможем. Я приложу максимум своих усилий, чтобы укрепить наш союз и сделать его таким сильным, каким вы его не видели никогда. Я вас не разочарую, но и от вас тоже требуется… требуется полная самоотдача, преданность нашему делу, неподкупность, совестливость. Я уверен, что только держась вместе, нам удастся преодолеть эти трудные времена, поэтому сегодня мы продолжаем наш путь по воссоединению народов европы и освобождения их от угнетения. — Давал речь Вольф, говоря крайне громко и резко, постоянно сильно жестикулируя руками.
После завершения речи, все присутствующие в зале встали со своих мест и стали аплодировать Вольфу. Вольф также начал аплодировать и кланяться своим слушателем, но что-то привлекло его внимание в дали. Переведя взгляд, он увидел своего начальника безопасности Кёрта.
Он стоял у пятиметровой каменной статуи немецкой герцогини, которая находилась в конце зала, в дали от всех присутствующих в зале. Девушка, изображённая на статуе, была одета в наряд, который напоминал о величии и роскоши немецкого двора, также на ее головы была высечена диадема с драгоценными камнями, обличенными серостью камня. Кёрт оделся как всегда: он закрывал все свое тело кожаной черной одеждой, а лицо его было полностью прикрыто противогазом цвета черного сланца с большими ярко-красными линзами. Вольф смотрел в сторону его линз, сквозь дымку, создаваемую горящими в зале ароматизаторами из кадил. Кёрт стоял с расставленными врозь ногами, сложив обе руки в замок у живота. Его образ был пугающим и отталкивающим, да и выбрал Кёрт место позади всех и каждого не с проста. Отсюда было удобно наблюдать за гостями, прислугой, самим Вольфом, а открытый кармашек с приведенным наизготовку «глоком», был готов выполнить свое предназначение в любой миг, дай только повод.
Марвелла подошла к одной из своих воспитанниц, стоящей у окна на одном из балконов дирижабля.
Марвелла, заметив Мальта за одним из боковых столиков в компании Рекхема, решительно направилась к нему. Её платье мягко колыхалось при каждом шаге. Взгляд её холодных проницательных глаз был устремлён на молодого лейтенанта, который, погружённый в разговор со старшим оружейным магнатом, не сразу заметил её приближение.
— Лейтенант, — произнесла она, подходя ближе и слегка наклоняясь вперёд, чтобы её голос прозвучал достаточно отчётливо. Её губы, накрашенные ярко-красной помадой, изогнулись в игривой улыбке. — Вы позволите украсть вас на танец? Или предпочитаете продолжать обсуждать военные заказы?
Мальт вскочил на ноги, словно его ударило током. Его лицо покраснело, но он быстро взял себя в руки, поправляя броши на лацкане своего строгого костюма.
— Мадам, для меня это честь! — Выпалил он, кланяясь и протягивая ей руку.
Рекхем поднял бровь, явно недовольный тем, что их беседа была прервана. Однако он лишь хмыкнул, провожая взглядом пару, когда Марвелла, не дожидаясь ответа, уверенно повела Мальта в центр зала.
Оркестр как раз начал играть вальс, наполняя воздух мягкими волнами музыки. Марвелла легко скользила по полу, её движения были грациозными и точными, будто она знала эту мелодию наизусть. Мальт, хоть и чувствовал себя немного скованно рядом с такой величественной партнёршей, старался следовать её шагам.
— Чем я обязан вам такой честью? Разве не Вольф должен был с вами танцевать?
— Он мне ничего не должен, также как и я ему. Я девушка свободная, и вольна сама выбирать себе партнеров для танца. Он свой шанс упустил, предпочтя меня разговору со своим начальником безопасности.
Кружа в вальсе, Мальт пытался не словить взгляд Вольфа, поскольку чувствовал сейчас себя особо провинившимся перед ним за то, что выбор Марвеллы пал на него, хоть и в этом не было ничего криминального.
— Знаешь, — сказала она, наклоняясь чуть ближе и понижая голос до интимного шёпота, — мне кажется, вам стоит быть осторожнее с тем, кому вы доверяете свои мысли. Особенно здесь, — она кивнула в сторону Рекхема, который теперь наблюдал за ними, медленно потягивая вино из бокала.
— Я… я просто хотел понять, — запнулся Мальт, явно теряясь под её внимательным взглядом.
— Конечно, хотел, — мягко перебила она, улыбаясь так, что её слова звучали скорее как поощрение, чем упрёк. — Но иногда вопросы лучше задавать не вслух.
Тем временем Вольф, который только что подошёл к столику Рекхема, остался стоять в одиночестве. Он на мгновение замер, наблюдая за тем, как Марвелла танцует с молодым офицером. Его губы тронула лёгкая усмешка, но в глазах мелькнуло что-то холодное, почти змеиное. Он сделал вид, что ничего не заметил, и, повернувшись к Рекхему, заговорил о чём-то другом, делая вид, что всё идёт по плану.
А Марвелла, продолжая танцевать, словно забыв обо всём вокруг, бросила короткий взгляд через плечо Мальта. Её глаза встретились с глазами Кёрта, который наблюдал за этой сценой из тени колонны. На мгновение их взгляды замерли, словно между ними пробежала невидимая искра. Но уже в следующий момент она снова сосредоточилась на своём партнёре, продолжая вести его в ритме музыки.
Тем временем, на мостике, куда пришел Кёрт, царило особое оживление: четверо охранников в безупречной форме следили за экранами, на которых пестрели кадры с бала. Один из них, щуплый парнишка с острым носом, похожий на голодного воробья, вскочил при виде Кёрта и едва не опрокинул чашку кофе.
— Спокойно, Вильям, — произнес Кёрт, подходя к пульту управления. Его голос прозвучал мягко, но в нем угадывались стальные нотки, способные пронзить любую броню.
— Что у нас?
Старший смены, дородный детина с лицом, испещренным оспинами, подобно месту боевых действий, протянул ему свежий рапорт.
Вильям выпрямился, словно проглотил шомпол.
— За последний час на борту не зафиксировано никаких подозрительных движений. Все системы функционируют в штатном режиме. Пассажирские зоны проверены трижды лично мной и двумя другими наблюдателями. Особое внимание уделили техническим помещениям и вентиляционным шахтам.
Кёрт пробежал глазами по строчкам, и его губы тронула едва заметная усмешка, та самая, что появляется у человека, узнавшего ожидаемое, но не ставшее от этого менее забавным известие.
— Никаких внешних угроз также не обнаружено, — продолжил Вильям, чуть понизив голос, — радары чисты, воздушное пространство вокруг дирижабля контролируется. Дежурный оператор РПО доложил о трёх гражданских судах в радиусе десяти километров, но все они идут по заранее согласованным маршрутам.
— Доклад принят, можешь возвращаться за экраны.
Он сделал паузу, бросив взгляд на мониторы, где медленно проплывали изображения с камер наблюдения. Танцующие пары, официанты с подносами, карточные столики — всё выглядело безобидно, почти умиротворяюще. Но что-то в этой идиллии настораживало, царапало подсознание, как плохо замазанный след крови.
— Интересно, — произнес он, глядя на экран, где Марвелла совершала свой торжественный марш по залу. — Как муравьи к сахару, так и наши почтенные гости тянутся к этой удивительной женщине. Смотрите-ка, даже молодой Мальт осмелился к ней приблизиться.
Охранники переглянулись, и в их глазах мелькнуло понимание: начальник безопасности был в том особенном расположении духа, когда слова текут легко и свободно, а мысли обретают причудливые формы.
Кёрт продолжил смотреть запись бала, наблюдая за тем, как светские дамы в своих роскошных нарядах продолжали свой бесконечный танец под куполом летающего дворца. Взглянув на соседнюю камеру, он увидел, как Вольф подошел к Фионе.
— Мисс Франция, не окажете ли мне честь? — голос Вольфа прозвучал мягко, но с той непреклонностью, что не терпит отказа.
Её пальцы стали нервно теребить край ленты на букете, а взгляд то и дело скользил по залу - юная бабочка, впервые попавшая на яркий свет бала.
— Позвольте пригласить вас на танец, миледи. — Он протянул руку, и Фиона, словно завороженная его появлением, положила свои пальчики на его ладонь.
С высоты капитанского мостика голос Вольфа прорезал пространство, подобно тому, как серебряный луч рассекает сумрачное небо. Громкоговорители, подобно послушным стражам, разносили его слова по всем уголкам дирижабля.
— Друзья мои, — его голос звучал глубоко и проникновенно, словно отзвук далеких органов, — этот вечер еще не открыл всех своих даров. Среди нас сегодня очутился странник мелодий, чьё искусство способно растопить самые холодные сердца. В бальном зале нас ждёт встреча с тем, чей голос способен пробудить самые сокровенные чувства. Его музыкальные спутники, подобно верным ангелам—хранителям, сопроводят нас через тернии к звёздам. Я приглашаю вас на выступление настоящего певца, проделавшего долгий и тернистый путь, который он проделал, пробившись на парижские, а потом и на остальные европейские сцены, начиная свой путь аж с трущоб Демократической Республики Конго.
Дирижабль мягко покачивался в воздушных потоках, словно исполинский кит, плывущий по облакам. Его металлические переборки отражали тусклый свет ламп, установленных через равные промежутки вдоль коридоров. Воздух был насыщен запахом машинного масла и чего-то сладковатого, почти неуловимого — возможно, благовоний, которые источали люди, следовавшие за своим лидером.
Он шел первым. Высокий, статный, облаченный в безупречно белый костюм, который казался еще ярче на фоне серых стен корабля. На лице носил черные солнцезащитные очки, скрывающие глаза, но при этом будто излучающие холодное спокойствие. За ним следовала свита — десять фигур, закутанных в чёрную ткань так плотно, что невозможно было разглядеть ни лиц, ни даже силуэтов. Их движения были плавными, почти бесшумными, словно они парили над полом. Ткань колыхалась при каждом шаге, создавая ощущение, будто они призраки, случайно забредшие в этот мир. Лица их были полностью скрыты за повязками, оставляя лишь узкие щели для глаз. Но даже эти щели казались пустыми, будто за ними не было ничего живого.
Певец уверенно переступил порог бального зала. Все взгляды обратились на него. Его свита следовала за ним как единое целое, словно белый прилив, застывший на границе между светом и тенью. Они двигались так слаженно, что казались частью какой-то древней церемонии, исполняемой без единого лишнего движения. Когда певец взошёл на сцену в дальней части зала, они мгновенно рассредоточились вокруг него, образуя живой полукруг.
Сцена была скромной, но элегантной: небольшая платформа с резными перилами, украшенная живыми цветами и мягким освещением. За сценой виднелся огромный витраж, через который проникал мягкий свет заката, окрашивая все вокруг в теплые оттенки оранжевого и розового. Это место словно ждало своего часа, чтобы стать центром чего-то грандиозного.
Все присутствующие в зале будто на время отложили свои дела, дабы послушать певца, и развернувшись на своих стульях, стали выжидать выступления, перейдя, в основном, на шёпот.
Он поднял голову, и его черты приобрели какую-то необычную мягкость, будто он на мгновение отбросил маску власти и холодной решимости. Затем он сделал глубокий вдох, и первые ноты его голоса разлились по залу, заставив всех замереть:
— Beaucoup d'étoiles qu'on voit la nuit sont déjà mortes, et alors?
Его голос был высоким, чистым, почти неземным — он парил над головами присутствующих, обволакивая их, словно тонкая дымка. Каждая нота была исполнена такой силы и красоты, что у некоторых слушателей перехватило дыхание. Песня звучала на французском языке, плавные слова которого казались частью самой музыки. Никто из собравшихся не мог понять текста, но это не имело значения — эмоции, которые передавал певец, были универсальными: печаль, надежда, стремление к чему-то большему, чем этот мир.
Мальт сидел вполоборота к сцене, где певец выводил свою печальную балладу.
Стул рядом заняла Фиону, окинув взглядом Мальта.
— Мадемуазель Фиона! Какая честь...
Певец, между тем, закончил куплет, и в зале повисла пауза, наполненная предчувствием.
— Как вам исполнение?
— Нравится. — Улыбнулась уголками губ девушка. — Про него у нас ходит много легенд. Французы говорят, он продал дьяволу глаза, дабы обрести столь красивый голос, поэтому и скрывает лицо очками.
— Очень… занимательная история, а… вы не хотели бы поговорить в другой обстановке? Всегда хотел пообщаться с тем, кто хоть насколько то, да лучше знаком с Марвеллой, чем я.
— Я вам интересна, лишь потому что знакома с ней?
— Что вы, мадемуазель, вовсе нет.
— Знаете, здесь слишком душно, — проговорила она, и в её голосе послышались те особенные интонации, что появляются у женщин, когда они хотят сказать что-то большее, чем произносят вслух.
Мальт почувствовал, как по спине пробежал холодок — не то от волнения, не то от предчувствия чего-то необычайного. Он был достаточно молод и достаточно стар одновременно — как все те, кто только начинают понимать сложность человеческих отношений.
— Куда желаете? — Слово считывая мысли собеседницы, пробормотал Мальт, вставая с места и беря девушку за руку.
Их пальцы соприкоснулись, и этот контакт показался им обоим значительнее простого прикосновения. Они двинулись через зал, где гости уже начинали обсуждать выступление певца, образуя маленькие островки оживлённых бесед.
Двери на балкон оказались приоткрыты, и прохладный ночной воздух встретил их как долгожданных гостей. Луна заливала всё вокруг своим холодным светом, и в этом свете лицо Фионы показалось Мальту особенно прекрасным и загадочным.
Мальт стал осматривать сияющую алмазной крошкой Францию. Холодный ветер трепал полы их одежды, но ни один из них не спешил вернуться внутрь. В этой тишине, нарушаемой лишь далёкими звуками музыки из зала, было больше понимания, чем в любых словах.
— Знаешь… Мне кажется, что сейчас весь мир лежит у наших ног, и нас никто не сможет остановить.
— А мне кажется, что мы лишь как две песчинки, что застряли в этом огромном механизме, —привела метафору Фиона.
Когда Кёрт появился в конце коридора, Фиона подняла глаза, эти большие, наполненные тревогой глаза, которые сейчас казались ещё больше из-за обрамлявших их ресниц, влажных от сдерживаемых слёз.
Её взгляд последовал за каждым его шагом, пока он приближался к медблоку. В этом взгляде было столько безмолвных вопросов, сколько ответов она так боялась услышать.
Когда Кёрт поравнялся с диванчиком, она опустила голову, будто пытаясь спрятаться от его проницательного взгляда, который, казалось, видел всё — и её страх, и надежду, и ту глубокую печаль, что таилась в её сердце. Голова её была слегка наклонена вниз, волосы скрывали её лицо, но даже сквозь них можно было разглядеть легкую дрожь плеч.
Она не произнесла ни слова, лишь её пальцы, теребившие подол платья, рассказывали о том беспокойстве, которое охватило её душу.
Медблок представлял собой небольшое помещение с прохладной атмосферой. Стены были окрашены в светло-зеленый цвет, успокаивающий и придающий ощущение чистоты. На противоположных стенах висели две полки с аккуратно разложенными бинтами, марлей и другими медицинскими принадлежностями.
В центре комнаты стояло металлическое кресло для осмотров, покрытое белой кожзаменителем, которая отливала легким блеском под мягким светом люминесцентных ламп. На нем сидел Мальт, а Андриан же, колебался рядом с ним. Двое охранников стояли рядом с ними, внимательно наблюдая за происходящим. Они были готовы вмешаться в любой момент, если ситуация снова выйдет из-под контроля. Тут же находился маленький столик на колесиках с инструментами - стетоскопом, тонометром и другими необходимыми предметами.
У дальней стены располагался рабочий стол медсестры. Он был заставлен различными пузырьками с лекарствами, коробками с перевязочными материалами и папками с документами. За столом сидела молодая женщина в белом халате с голубой отделкой. Её темные волосы были собраны в аккуратный пучок. Она внимательно заполняла какие-то бумажки.
— Полагаю, вы за ними. — Кивнула в сторону пострадавшего и дебошира медсестра.
Мальт, одной рукой придерживавший ватку в носу, встал и пожал руку Андриану, после чего оба развернулись к нему.
— На мостик. — В привычной для него холодной, и даже отстраненной манере, сказал Кёрт.
Кёрт вышел из медблока первым. Его массивная фигура двигалась по коридору с той же неспешностью, что и всегда, но теперь в каждом шаге читалась усталость. За ним, прихрамывая, следовал Андриан - голова опущена, руки глубоко засунуты в карманы пиджака, будто он пытался спрятаться от всего мира.
Мальт замешкался у выхода, когда увидел Фиону. Она стояла чуть поодаль, словно боясь подойти слишком близко. Её глаза были полны тревоги, а пальцы безостановочно теребили края платья.
— Как ты себя чувствуешь? — её голос дрогнул, пока она подходила ближе. Вопрос повис в воздухе между ними, как невысказанный упрёк.
Мальт попытался улыбнуться, но получилось криво.
— Бывало и хуже, — пробормотал он, осторожно прикасаясь к разбитому носу.
Их взгляды встретились, после чего, уже казалось, что они прилипли друг к другу мертвой хваткой, не переставая вглядываться в души друг друга, не скрывая искренних улыбок, в то время как Кёрт с Андрианом уже достигли мостика.
Там их уже ждал Вольф. Его высокая фигура выделялась даже среди множества экранов и приборов. Он стоял у самого большого окна, греясь на солнце, глядя на проплывающие за бортом облака.
Андриан встал перед Вольфом, не опуская взгляда, словно между ними не было разницы в положении. Его осанка была слишком прямой, плечи расправлены слишком широко — всё его тело кричало об уверенности в собственной правоте.
— Итак, вы хотите поговорить? — произнёс Андриан, его голос звенел вызовом, будто он говорил не с главой корпорации, а с равным себе. Каждое слово выпархивало из его рта, как пощёчина, нарушая плотную атмосферу кабинета.
— Да, хочу. И что же это было?
— Господин Вольф, вы же знаете мое отношение… к неграм. Он ещё так посмотрел на меня, будто я его род проклял. Ну я и не сдержался, поддал негру, чтобы не подавно было.
— А за одно и лучшему выпускнику академии Марвеллы за всю историю корпорации? Где это было видано, чтобы на назначении нового главы лучший пилот корпорации избивал ее лучшего выпускника?
— Справедливости ради, он полез на меня. Как говорится: «двое дерутся, третий не мешает». — Искал оправдания Мальт, то и дело поправляя свисающую на лево челку.
— Мне это надоело. — Рассердился Вольф.
Андриан ответил на возглас своего начальника легкой насмешкой. Учитывая свой статус, и то, что все прежние выходки обходились ему без последствий, он считал этот разговор с Вольфом не более чем сотрясанием воздуха.
— Кёрт, ты будешь восстановлен в звании командира отряда Альфа-1, и в сотрудничестве с бюро внутренней безопасности, будете расследовать дело о пропаже вашей коллеги Эллен. Андриан, ты же, вернешься на Индонезийский фронт, в качестве пилота, а за малейшее неповиновение будешь отправлен под трибунал. К данным кадровым перестановкам меня подтолкнула Марвелла, хоть я и сам уже давно мыслил в этом русле. Андриан. Не смотря на твой вклад в обучение многих сотен ныне опытных пилотов корпорации и твое личное превосходное мастерство в воздухе, я не могу позволить этому продолжаться.
— Позвольте, — поднял руку Андриан.
— Это не обсуждается, — обрезал Вольф.
— Я даже не про себя, я-то выберусь, а Кёрт как же, он столько вам служил.
— Ему уже найдена временная замена.
Вольф включил рацию и сказал:
— Входи.
В следующий миг, на мостике, словно он ждал этого момента всю свою жизнь, появился Леонхард. Его фигура была столь внушительной, что казалось, будто он заполнил собой весь проём. Кёрт замер, его массивная фигура вдруг показалась даже более напряжённой, чем обычно. Противогаз всё ещё скрывал его лицо, но можно было почувствовать, как внутри него бушует целый спектр эмоций — от удивления до глубокого ошеломления.
Массивные чугунные ворота, увенчанные гербом корпорации Сайрекс, медленно открылись перед машиной Кёрта. За рулем своего черного «дворянского льва» он остановился у контрольно-пропускного пункта, где его уже ждали двое охранников. К его машине подошли оба охранника. Одетые в строгую черную форму, с закрытыми балаклавами лицами.
— Документы, — коротко бросил охранник, и Кёрт протянул ему кожаную папку с разрешением на въезд и удостоверением личности.
Солнце стояло высоко над Берлином, заливая все вокруг холодным светом. Вдалеке виднелись строгие здания казарм и учебных корпусов, построенных в характерном немецком — с белыми фасадами и коваными балконами.
— Если бы нас не предупредили из главного штаба о вашем визите, я бы заставил вас снять противогаз. Все в порядке, проезжайте.
Кёрт коротко кивнул и тронулся. По обеим сторонам дороги тянулись аккуратно подстриженные липовые аллеи, между которыми виднелись спортивные площадки и полосы препятствий. На одной из них группа оперативников в серых мундирах отрабатывала приемы рукопашного боя.
Дальше начиналась техническая зона. Ангары с новейшими образцами вооружения соседствовали с ремонтными мастерскими. Оттуда доносились звуки работающих станков и запах машинного масла, смешанный с ароматом свежей краски.
Над всем комплексом возвышалась массивная башня связи, увенчанная антеннами и прожекторами.
Кёрт припарковал машину у указанного корпуса в теньке. Выбравшись наружу, он огляделся. Фасад здания украшала лепнина в виде переплетенных мечей и факелов.
Когда двери главного входа распахнулись, на ступенях появился Каспер. Высокий, подтянутый парень с коротким ежиком светлых волос выглядел так, будто только что сошел с армейского плаца. Его форменный комбинезон цвета хаки безупречно сидел на атлетической фигуре, а на груди поблескивал значок связиста. Улыбаясь и смотря на Кёрта, он спустился по мраморным ступеням пожал командиру руку:
— Рад вас видеть.
— Где остальные?
— Пройдёмте.
Проходя мимо тренировочных площадок, Кёрт отметил про себя, как Каспер старается держаться чуть впереди, словно щенок, жаждущий одобрения. Молодой связист явно нервничал, но старался этого не показывать.
— Так где Эрик и остальные?
— Вон, — указал жестом Каспер в сторону тренажерного зала.
Тяжелая металлическая дверь зала открылась с характерным скрипом. Кёрт вошел первым, за ним следовал Каспер, чья атлетическая фигура казалась почти хрупкой на фоне массивного оборудования.
В центре зала, под потолком с облезлой краской, располагался силовой стенд. Один мужчина делал жим лежа, а второй страховал.
«Эрик как всегда» - подумал Кёрт.
Когда они подошли к штанге, Эрик закончил делать подход и сел на скамье.
— С возвращением, старина, — поднимаясь, поприветствовал своего нового-старого командира Эрик, заслоняя своим массивным телом Маркуса.
Пожав руку Маркусу, последнему из отряда, Кёрт поинтересовался:
— Сколько пожал?
— Сто шестьдесят.
— На сорок больше, чем когда я ушел. Хороший прогресс. Так, а кто-то вообще помнит вечер поминок?
— Нет, — синхронно ответил каждый.
— Значит, хорошо посидели, покойся, Кэл.
— Кёрт, нам сказали привести тебя, когда появишься. У нас объявился агент из бюро внутренней безопасности, значит, что-то крайне серьезное, - докладывал Каспер, - лично я имею с ними дело второй раз в жизни.
— У меня в этом опыта больше, да и, ко мне будут вопросы, как к командиру, так что, ведите.
Лифт мягко остановился, и створки дверей разошлись в стороны, открывая неожиданно просторный кабинет. Весь отряд Альфа-1 вышел из лифта.
У массивного дубового стола, заваленного бумагами и папками, стоял хозяин кабинета — высокий мужчина лет шестидесяти. Его безупречно белая форма контрастировала с серебристыми волосами, зачесанными назад. Лицо избороздили глубокие морщины.
На его груди красовалась единственная награда - маленькая эмблема бюро внутренней безопасности в виде золотого щита с выгравированным глазом посередине. Темные проницательные глаза внимательно осмотрели вошедших сквозь толстые линзы очков в тонкой металлической оправе.
— Господа, располагайтесь, — развел руками офицер, — Я полковник Штейн и мне поручили курировать ваш отряд.
— То есть? —спросил Кёрт.
— То есть вы подчиняетесь мне. На дирижабле я провел содержательную беседу с господином Вольфом, и он ввел меня в курс дела. Я ознакомился с делом, вашими досье, и готов приступить к работе.
Кёрт и Эрик заняли места перед столом полковника, а Каспер с Маркусом встали позади них.
— Больница святой Елизаветы, где Эллен работала врачом, по декларациям закупала на голову выше требуемого количества медикаментов. Даже в условиях участившихся случаев столкновений с террористами из армии старого мира, такие горы лекарств им уж точно бы не пригодились. Чтобы это не значило, но на это решили закрыть глаза в отделе логистики и закупок. Начнем с малого, и так, гляди выйдем на целую коррумпированную цепочку. Ордер на арест главврача будет утром. Завтра с рассвета выезжаем, подготовьтесь.
Сумерки опускались на Берлин, окрашивая небо в темно-серые тона. Отряд расположился прямо на бордюрном камне напротив гауптвахты - кто-то сидел, подогнув колени, кто-то развалился, опершись локтями о прохладный камень.
Маркус стоял чуть поодаль, выпуская колечки дыма от своей сигареты. Красноватая вспышка зажигалки время от времени освещала его сосредоточенное лицо.
— Все равно не верю, что она могла так взять и свалить, — нарушил тишину Каспер.
— А куда она денется? Подруга наша. Пусть вернется, обсудим что по чем. Вступимся за нее, глядишь, без особых последствий обойдется.
— Эрик, а целого, мать его, полковника из бюро нам прислали для красоты? Кажется, Эллен погрязла в чем-то, где уже простыми разговорами не обойтись.
— Возможно, мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле, но уже завтра, мы сделаем, потенциально, первый шаг к тому, чтобы узнать правду, — поднимаясь с бордюра, сказал Кёрт.