Void

Он очнулся в тишине. Ни потолка, ни пола — лишь серый, равномерный мрак, лишённый глубины. Ни ветра, ни запахов. Только он — и пустота. Она была не пугающей, а ровной, почти заботливой, как если бы кто-то обернул его в мягкое, бесконечное одеяло, лишённое цвета и времени.

Он не чувствовал тела. Но знал — он существует. Мысль стала единственным подтверждением бытия. Он — это осознание. Простой, голый факт, что «я — есть». Без доказательств. Без нужды в форме.

Тело парило, подчиняясь не законам физики, а какой-то инерции чуждого бытия. Он не чувствовал страха. Лишь странное спокойствие, словно всё уже давно случилось и теперь остаётся только наблюдать. Пространство не изменялось. Или, возможно, менялось с ним. Оно не давило. Оно позволяло.

Перед ним, на высоте, висел скелет. Не мёртвый — не живой. Он был будто застывшим символом. Что-то между временем и его отсутствием. Он не падал, не рос, не двигался. Лишь присутствовал. Как память о боли, которую не успели прожить. Или о теле, которое не принадлежало никому.

Над ним медленно, беззвучно вращался мир — или его иллюзия. Обломки воспоминаний, образов, невыраженных мыслей. Он видел фрагменты — лицо матери, огонь свечи, руку в чьей-то ладони, последний вдох. Они не были связаны. Не складывались в историю. Лишь напоминали, что история была. Когда-то.

Он не знал, кто он. Ни имени, ни формы. Только ощущение: я — есть. Но этого хватало, чтобы чувствовать что-то ещё — зов. Призыв из глубины. Не голос, не звук. Просто знание: дальше нужно идти.

Внизу каменная плита. Она будто ждала. Как сцена перед началом действия. Вокруг — силуэты. Наблюдатели. Или судьи. Он не знал, откуда они, но чувствовал их взгляды. Тишина между ними была тяжелей слов. Они не дышали. Не двигались. Их существование было не доказательством, а утверждением. Они знали, зачем он здесь.

Он опустил взгляд. Плита пульсировала слабым светом. Ни холодным, ни тёплым. Как внутренний пульс чего-то древнего, чего-то, что ждёт — но не просит. Он сделал шаг, и пустота под ним не разрушилась, а уступила. Принимая его не как нарушителя, а как часть.

И тогда голос. Без источника. Без направления. Но внутри:

“Ты здесь, потому что дошёл до грани. За гранью — ты. Или ничто. Что ты выбираешь?”

Он не ответил. В этой тишине слово было бы слишком громким. Он просто закрыл глаза. Не в знак страха, а как жест принятия. Он вспомнил всё — не своей памятью, но чужой: чужими ошибками, чужими победами. Он был частью всего. И в тот момент — всего не осталось.

Когда он открыл глаза, скелет исчез. Камень под ним раскрылся, и он ступил вперёд. Не вверх, не вниз — вглубь. Внутрь Пустоты.

Он не падал. Он создавал. Каждый шаг рисовал реальность. Из пустоты — что-то. Из молчания — смысл. Из себя — мир. Он шёл по несуществующему мосту, строя его шаг за шагом. Он больше не был один. За ним следовали те, кто давно потерял себя, но не перестал искать.

Тени превращались в людей. Плита — в путь. Пустота — в пространство.

И где-то, в самом конце, он понял: пустота — это не конец. Это начало. Если ты осмелишься говорить с ней. А она, в ответ, начинает говорить тобой.

Потому что Пустота — это зеркало. Оно не отражает — оно показывает, кем ты мог бы быть, если забудешь всё, что тебе навязали.

И если ты не испугаешься — ты станешь собой. Настоящим. Бесконечным. Тихим. Полным.

И это — самое страшное, что может случиться с человеком.