Воин Света – Перерождение

Глава 1

Воздух в архиве городской библиотеки Намсуса был густым и сладким. Он состоял из аромата столетней бумаги, воска для паркета и тишины, которая казалась осязаемой, как бархат. Оливия провела тонкой мягкой губкой по корешку старого фолианта, смахивая пыль, которая, кружась в луче света от высокого окна, неизбежно приземлялась обратно. Работа ее успокаивала. Вот уже десять лет Лив трепетно ухаживала за фондом редких изданий. Здесь, среди полок, уходящих ввысь под самый купол, царил порядок. Каждая книга знала свое место. Каждая история была заперта в переплете и не могла вырваться наружу, чтобы причинить боль.

Именно этого Оливия и хотела после возвращения. Тишины. Предсказуемости. Она, привстав на цыпочки, потянулась к стеллажу, чтобы поставить книгу на верхнюю полку, до которой не доставала. Но как бы девушка не пыталась - последняя ступенька все же была недостаточно высокой, либо ей не доставало роста. Все же не модель!

Не задумываясь, Оливия щелкнула пальцами свободной руки и книга, на мгновение зависнув в воздухе, бесшумно вплыла в нужный промежуток между соседними томами.

— Опять? — прошептал тонкий укоризненный голос.

Оливия вздрогнула и обернулась. Ее коллега, и по совместительству подруга, Ивви, смотрела на нее со смесью восхищения и беспокойства, поправляя очки.

— Прости, — виновато улыбнулась Оливия. — Не сдержалась.

— А вдруг кто-то увидит? Наш милый Намсус не готов к такому. Они предпочитают, чтобы магия оставалась в сказках.

Оливия лишь пожала плечами. Она и сама предпочла бы, чтобы ее магия оставалась в сказках. Вернее, в той части ее жизни, которую она совершенно не помнила. Эти маленькие «проявления» были как нервный тик — неконтролируемые, бессознательные. Капля воды, просочившаяся через плотину, которую она так тщательно выстроила в своем сознании.

— Ты же знаешь, что в этой части библиотеки только ты и я. И больше ни-ко-го. — повернувшись вокруг себя, Оливия бросила губку и взяв новую стопку аккуратно сложенных книг последовала к стеллажу С. — Да и если увидит — не поверит. Ты же помнишь?

Ивви прыснула в кислотно-желтую перчатку.

— Ты о том старикашке? Да он полгода к врачу ходил после твоей невинной выходки!

— Он ходил потому, что ему нравится туда ходить. Дай нам волю и мы все отправимся в псих-диспансер, на постоянное лечение.

— А я-то думала, что все потому, что он увидел, как ты запрыгнула на дерево, чтобы достать кота! Это не лечится в диспансере.

На этот раз голос Ивви прозвучал приглушенно, отчего Оливия готова была поспорить, что коллега снова неожиданно переместилась, и в этот раз ест шоколадки за последним стеллажом, а стопку книг бездумно бросила неразобранной.

— Именно там это и лечится! — буркнула Лив, коря себя за то, что вообще вспомнила этот случай. — Ты же знаешь, что за последние десять лет — это единственный мой прокол. А ты, милая Ив, — она откатила лестницу в крайний правый ряд, чтобы получше видеть узкий проход. — Начинай расставлять книги, иначе придется слушать ворчание старого Биггарта.

— Я расставляю! — Ивви резко выпрыгнула из-за угла, с силой растирая розовые губки, на которых остался след от вишневой начинки.

Оливия рассмеялась. Ее коллега совершенно не умела врать. Стоило Ив начать врать, как все ее повадки и ужимки сразу же выплывали наружу. Необыкновенно чистой души человек! Если бы Лив знала, сколько всего приходится скрывать ее коллеге — она бы никогда не то, чтобы не поверила — даже слушать не стала бы такую несусветную чушь.

— А я тогда — единственная ведьма в мире! — пошутила Оливия. Ее руки, привыкшие к однообразной работе, с легкостью перелетали с одной книги на другую. Если бы она чуть повернула голову в сторону окна, то увидела бы, как после ее легкой шутки перекосилось лицо Ивви.

Но девушка так усердно была занята работой, что не заметила данную деталь. На самом деле Лив предпочитала не замечать многое — как сам по себе закипает выключенный чайник на газовой плите ее кухни, как вещи за секунду становятся сухими, а когда на душе грустно — идет неожиданно дождь. Но вот другие замечали. Старый Биггард часто, при виде Лив, щурил глаза и говорил, что она совершенно не изменилась за последние десять лет. Или тетушка Роззи, с соседней улицы, особенно часто подмечала замечательные светлые волосы Оливии. Узнавала про краску и частоту окрашивания, выпытывала про шампуни и маски по уходу. Оливия искренне отвечала, что волосы — ее личная гордость и, кроме, воды и шампуня из трав, она ничем более не пользуется. Однажды, тетушка Роззи скупила всю партию шампуня, но видимого эффекта все же не наступило. А в прошлом году, когда девушка была в отпуске, все решили, что она беременна. Ходило много слухов, нелепых предположений. Но время шло, и даже самые отъявленные недоброжелатели уставали судачить. Да и поводов Оливия не давала. Обыкновенная жизнь самой обыкновенной девушки.

Закончив уборку книжных полок, Лив скинула желтые латексные перчатки и вытерла вспотевшие руки о толстый серый рабочий спец-халат. Выглянув в высокое окно библиотеки, украшенное цветными витражами семнадцатого века, Лив приметила, что погода снова начала портиться. Яркое осеннее солнышко спряталось за темными тучами, словно намекая на скорый приход постоянных холодов.

Частая смена погоды на севере не редкость. Скорее, это одна из самых характерных черт норвежского климата, особенно в прибрежных регионах. Норвегия находится на пути атлантических циклонов, которые постоянно несут влажный и нестабильный воздух с океана. Это словно «магистраль для погодных систем». Местные шутят, что в Норвегии можно за один день наблюдать все четыре времени года. Утром — весна (прохладно, солнце), к обеду — лето (тепло и ясно), после полудня — осень (порывистый ветер, дождь), а к вечеру — зима (мокрый снег или метель). И это не преувеличение.

Глава 2

Раннее утро застало их у входной двери Оливии, где старый, видавший виды внедорожник Ивви был похож на перегруженного вьючного оленя, готового рухнуть под непосильной ношей. Багажник отказывался закрываться, и из-под приподнятой крышки упрямо торчал край оранжевого спальника и бухта альпинистской веревки, словно символы их внезапного бегства.

Сама Ивви, маленькая и юркая в ядовито-розовой куртке-пуховике, делала последние усилия. Она с азартом запрыгнула на задний бампер и всем весом налегла на крышку, пытаясь заставить замок защелкнуться. От напряжения девушка высунула кончик языка, и в этом движении была вся ее суть — отчаянная решимость, облеченная в нелепую, почти комичную форму.

— Так, палатки есть, газовые баллоны есть, еды на неделю вперед… Оливия, ты свой термос с имбирным чаем взяла? Тот, что с совиными лапками? Нет? Беги-бери, он же твой талисман! — Она практически подпрыгивала от возбуждения. — Представляешь, свежий горный воздух, сосны, тишина! Мы так отдохнем, я чувствую! Просто перезагрузим мозги! Снимем весь этот… городской налет.

Оливия стояла поодаль, словно призрачная фигура на фоне суеты. Ее тонкая фигура почти терялась в просторном свитере цвета темного угля, из-под которого выглядывали лишь кончики пальцев, кутавшиеся в длинные рукава. Свитер был таким большим, что, казалось, мог бы укрыть ее целиком, спрятать от надвигающегося утра и необходимости этого бегства. Ноги в облегающих черных легинсах тонули в высоких сапогах из мягкой, состаренной кожи. По их голенищам, от носка до колена, тянулся причудливый вышитый узор — не местный, не скандинавский. Сложные переплетения линий и рун, выполненные тусклой серебряной нитью, казалось, хранили тихую, уснувшую мощь. Они были древними, эти сапоги, и явно не для прогулок по городским улицам.

Ее лицо, бледное и хрупкое без косметики, выражало легкую оторопь. Она смотрела на внедорожник, набитый до отказа, на Ивви в ее кричаще-розовом пуховике, и в ее широких глазах читалось недоумение ребенка, разбуженного посреди ночи и готового бежать, не понимая зачем. Внешне — она была готова к дороге, одета практично и даже защищенно, но всем своим существом словно сопротивлялась шагу, который предстояло сделать.

— Ивви, ты говоришь, как будто мы едем в спа-отель, а не в дикие горы на неделю, — Лив скептически окинула взглядом гору снаряжения. — И зачем нам три упаковки веганских батончиков? И еще коробка мармелада?!.. Мы же не идем в кругосветку пешком.

— Эй, включи позитивчик! — Ивви ткнула в ее сторону пальцем в яркой перчатке. — Это не веганские батончики, это — концентрат хорошего настроения! И да, это именно кругосветка — кругосветка для нашей заскорузлой городской души!

В этот момент из дома вышла Анника. Ее темные волосы, коротко стриженные в каре, лежали безупречными линиями, словно только что от парикмахера, а не в шесть утра перед спонтанными сборами в горы. На ней была элегантная куртка из технологичной мембранной ткани, без единой лишней складки, и такой же безупречный, мягко драпирующийся шарф — все фирменное, дорогое, собранное с тем профессионализмом, который превращал походный наряд в униформу для выживания. В одной руке она несла аккуратную, жесткую аптечку, в которой, можно было не сомневаться, все было разложено по порядку, а не просто брошено внутрь. В другой — свою походную папку с вложенными по отдельным файлам картами, каждая пометка на которых была выверена. Ее движения были точными и продуманными, но взгляд, который она бросила на всю эту суматоху — на Ивви, борющейся с багажником, и на потерянную Оливию, — был тяжелым, полным молчаливого осуждения и тревоги.

— Ивви, если ты так нагрузишь машину, мы доедем только до подножия, и то на спущенных колесах, — ее голос прозвучал суховато. Она прошла к багажнику и начала молча перекладывать вещи, находя более рациональный способ их упаковки. — Спальный мешок Оливии не должен лежать рядом с едой. И убери, пожалуйста, эту гитару. Ты что, собираешься у костра баллады петь?

— А что? Создавать атмосферу! — не сдавалась Ивви.

— Мы создадим атмосферу вывихнутой лодыжки, если будем тащить на себе лишние десять килограмм, — парировала Анника, защелкивая замок рюкзака с таким щелчком, будто запирала не его, а собственное беспокойство.

Она на мгновение задержала взгляд на Оливии, которая все так же нерешительно переминалась с ноги на ногу, словно ее темные сапоги с древними рунами приросли к земле. Этот взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по ее бледному лицу, по огромному свитеру, в котором она тонула, будто сверяя хрупкость подруги с суровостью предстоящего пути. В углублении у рта Анники залегла едва заметная складка — не раздражения, а скорее сосредоточенной досады, будто она мысленно перебирала варианты, как заставить эту нерешительность испариться. Затем ее взгляд, холодный и ясный, как утренний воздух, метнулся к Ивви, снова безуспешно плюхавшейся на крышку багажника, и вернулся обратно, к Оливии, уже твердый и не терпящий возражений.

— Ты уверена, что хочешь ехать? — тихо спросила Анника, делая вид, что проверяет крепление в багажнике. — Никто не осудит, если передумаешь. Но, ты, и правда, выглядишь… уставшей.

В ее голосе сквозила не забота, а осторожность. Как будто она спрашивала: «Ты уверена, что готова остаться наедине с самой собой?»

Оливия вздохнула, и ее дыхание превратилось в маленькое облачко на холодном воздухе.

— Нет, не уверена. Но сидеть в четырех стенах и чувствовать, как по мне ползают мурашки от чего-то, чего я не помню… это еще хуже. Может, ты права, Анни. Смена обстановки поможет. По крайней мере, физическая усталость выгонит из головы всякую… ерунду.

Глава 3

Машина покинула знакомые окрестности Намсуса и Цвиртаго, унося их вглубь более диких, менее обжитых ландшафтов. Прямая, как стрела, трасса Е6 убаюкивала монотонностью. За окном мелькали темные еловые леса, у подножия покрытые бледно-зеленым ковром мха, и бесчисленные зеркала озер, в которых отражалось низкое свинцовое небо.

Ивви, наконец, расслабившись за рулем, нарушила тишину, которая становилась все более тягостной.

— Кстати, наш новый заведующий библиотекой чуть не плакал, когда я сказала, что мне срочно нужен отпуск за накопленные отгулы, — засмеялась она, ловко обгоняя грузовик. — Я сказала, что у меня семейный кризис и только поход в горы спасет мое психическое здоровье. Ну, знаете, классика. Он такой: «Ивви, вы же единственная, кто разбирается в наших графиках!» А я ему: «А вы, Мортен, единственный, кто может спасти отдел обработки книг от моего неминуемого выгорания!» В общем, отпустил.

Она самодовольно хмыкнула. Анника на заднем сиденье мысленно отметила, что Ивви даже вранье превращала в искрометный спектакль.

— А тебя, Олив? — Ивви бросила взгляд на подругу. — Старый Биггарт из архива не стал устраивать сцен? Не требовал справку от психиатра?

Оливия, до этого молча смотревшая на убегающую за окном белую разметку, медленно повернула голову.

— Нет, — ее голос прозвучал неестественно тихо. — Я сказала, что у меня обострение астмы и врачи рекомендовали сменить воздух. Он кивнул, сказал «Выздоравливайте, мисс Трой», и все. Он даже не посмотрел на меня по-настоящему. Словно моя внешность ему была неприятна.

В ее словах не было обиды, лишь констатация факта, от которого стало еще холоднее.

— Биггарт — хороший человек, — сухо прокомментировала Анника, глядя в свое боковое окно. — Он не станет лезть в душу. В отличие от некоторых.

— Эй, это комплимент? — фыркнула Ивви.

— Это констатация. Людям, которые не лезут в душу, не приходится врать. Или уворачиваться от вопросов.

Тишина снова повисла в воздухе. Оливия закрыла глаза, делая вид, что дремлет, чтобы избежать продолжения разговора. Ей не хотелось обсуждать, почему она выбрала именно такую, медицинскую отмазку. Она и сама не до конца понимала эту тягу выглядеть обычной в глазах других. Возможно, потому, что это было ближе к правде, чем она сама готова была признать.

Вскоре они свернули с Е6 на трассу 82-ю. И тут пейзаж преобразился. Дорога сузилась, вжавшись между скалистых склонов и темно-синих, почти черных вод Тронхеймс-фьорда. Давление в салоне, казалось, изменилось. Монотонность сменилась постоянным напряжением: крутые повороты, короткие тоннели, вырубленные в скале, и мгновенные смены освещения — из яркого серого дня в искусственную тьму, а затем снова на ослепительную, залитую влажным светом гладь воды.

— Ох, — выдохнула Ивви, ее бойцовский настрой на мгновение угас, уступив место благоговению перед суровой мощью природы. Она инстинктивно сбросила скорость.

Анника почувствовала, как сжались ее собственные мышцы. Ее внутренний голос зашептал: «Вот и началось. Открытое пространство. Глубина. Отсутствие укрытий. Идеальное место для того, чтобы почувствовать себя маленькой и уязвимой. Идеальное место, чтобы что-то внутри дрогнуло».

Оливия открыла глаза. Она смотрела не на дорогу, а на воду, на противоположный берег фьорда, терявшийся в дымке, и ее лицо было странно безмятежным.

— Как будто край света, — тихо произнесла она, и никто не понял, было ли это восхищением или констатацией собственного ощущения.

— Давай остановимся на «Хеллан», — ровным голосом предложила Анника, словно это была не запланированная точка маршрута, а внезапное решение. — Вид того стоит. И кофе из термоса будет кстати.

— А еще я бы хотела сделать несколько фотографий, — неожиданно бросила Оливия.

Ивви, все еще сосредоточенная на серпантине, с облегчением кивнула. Через несколько сотен метров они свернули на аккуратную парковку, нависающую над фьордом. Вид и впрямь был захватывающим: бескрайняя свинцовая гладь воды, обрамленная темными лесистыми склонами, уходила в туманную даль. Воздух был влажным, холодным и свежим, пахло хвоей и морской солью.

Девушки вышли, чтобы размять ноги. Оливия, кутаясь в черную огромную куртку, подошла к самому краю ограждения и замерла, вглядываясь в горизонт. Казалось, она искала в этих суровых пейзажах ответ на незаданный вслух вопрос.

Ивви, достав термос, с любопытством посмотрела на Аннику.

— Кстати, а как твой начальник отреагировал на твой внезапный побег? Ты же там у них… какой у тебя чин-то? Старший эксперт? Звучит солидно и скучно.

Анника, прислонившись к бамперу машины, взяла предложенный стаканчик с дымящимся кофе. Ее лицо оставалось невозмутимым.

— Я не просила разрешения. Я уведомила о том, что беру внеплановый отпуск по личным обстоятельствам. И да, «старший эксперт» — это официальное название.

— И все? Он просто сказал: «Хорошо, мисс Вестргор, желаю хорошо провести время»? — не поверила Ивви.

— Нет, — Анника сделала небольшой глоток. — Он спросил, связаны ли эти «обстоятельства» с «проектом на севере Испании, над которым я сейчас работаю».

Ивви замерла с подносом с печеньем в руках. Даже Оливия обернулась, слушая разговор подруг.

Глава 4

Оливия проснулась раньше всех. Не от звука, а от ощущения — давящей, абсолютной тишины, которая казалась громче любого шума. Сквозь щели в ставнях не пробивалось ни луча света. Она тихо поднялась, натянула темные спортивные леггинсы, термобелье и ветровку, и, не будя подруг, выскользнула из домика.

Воздух снаружи был ледяным и влажным, он обжигал легкие как игристое вино. Весь мир исчез. Его заместил густой, молочно-белый туман, настолько плотный, что казалось, будто можно резать его ножом. Деревья, всего в десяти шагах от крыльца, были лишь призрачными силуэтами, растворяющимися в этой белизне. Ветви елей, облепленные каплями влаги, поникли под тяжестью непроглядной пелены. Не было ни звука птиц, ни шороха листьев — лишь гулкая, абсолютная тишина, нарушаемая хрустом гравия под ее кроссовками.

Оливия сделала первые несколько неуверенных шагов, и туман сомкнулся за ней, поглотив домик. Она была совершенно одна в этом белом, беззвучном мире. Это не пугало, а наоборот, чувствовалось… правильно. Как будто она возвращалась в какое-то первозданное состояние.

Девушка побежала. Сначала медленно, по едва заметной тропинке, ведущей вверх по склону. Ее дыхание рваными клубами вырывалось в ледяной воздух, тут же сливалось с туманом. С каждым шагом тело разогревалось, а сознание, наоборот, прояснялось. В этой монотонной нагрузке, в ритмичном стуке сердца было освобождение. Не нужно было ни о чем думать. Только бежать. Только чувствовать, как напрягаются мышцы, как холод щиплет щеки.

Она поднялась выше, и тут случилось чудо. Туман начал редеть. Из сплошной стены он превратился в клочья и разрывы, сквозь которые проглядывали очертания скал и черные стволы сосен. А потом она выбежала из него совсем.

Лив стояла на остром каменном выступе, а под ней простиралось бескрайнее море из ваты — плотный слой тумана, заполнивший долину до самого горизонта. А над головой… над головой пылало небо. Солнце еще не показалось из-за пиков, но его лучи уже поджигали край небосвода, окрашивая его в ослепительные оттенки розового, золота и пурпура. Вершины дальних гор, как острова из другого мира, плыли в этом огненном море.

Оливия замерла, переводя дух. Вид был настолько величественным, что перехватывало дыхание. Она потянулась было за телефоном, чтобы сделать снимок, но оставила эту затею. Никакой кадр не смог бы передать это ощущение.

Именно в эту секунду абсолютной тишины и бескрайней свободы в ее сознании снова что-то дрогнуло. Не образ. Не звук. А чувство. То самое, что грызло ее изнутри все эти месяцы. Только сейчас оно было не болью, а… тоской. Острой, пронзительной, физической тоской по чему-то, что было больше этой красоты. По кому-то, с кем можно было бы разделить это небо.

Она закрыла глаза, пытаясь поймать ускользающее ощущение, но оно растворилось, как клочок тумана в ее руках. Осталась лишь пустота, еще более зияющая на фоне этого величия. Оливия глубоко вздохнула, развернулась и побежала обратно, в молочную пелену, оставив горящее небо позади.

Когда Оливия, запыхавшаяся и с румянцем на щеках, вернулась в домик, ее встретила картина полной готовности. Воздух был густ от аромата свежезаваренного чая и жареного хлеба. Вещи, которые вчера вечером лежали в живописном беспорядке, были теперь упакованы в рюкзаки с армейской аккуратностью — несомненно, работа Анники. Ивви, уже одетая в походную одежду, доедала последний кусок тоста с медом.

— А вот и наша бегунья! — воскликнула она, но ее обычный энтузиазм был приглушенным, деловым. — Мы уж думали, ты решила марафон по долинам устроить.

Оливия, все еще находясь под впечатлением от утреннего зрелища, лишь покачала головой, переводя дыхание.

— Там... там наверху... — она сделала глубокий вдох, непроизвольно продолжая тыкать себе за спину — было море из облаков. И все горело. Как в печке.

— Повезло с утром, — коротко прокомментировала Анника, выходя из спальни с тремя спальниками в компрессионных мешках. — Туман в долине — хороший знак. Значит, выше будет ясно. Но ветер может подняться к полудню. Нам нужно выходить в течение часа. — Она оценивающим взглядом окинула Оливию. — Ты как? Готова? Или может, в душ, перед дорогой? Так сказать — очиститься.

Вопрос повис в воздухе, наполненный множеством смыслов. Готова к тяжелому подъему? Готова к тому, чтобы остаться наедине с собой и с горами? Готова к тому, что можешь вспомнить?

Оливия лишь кивнула, отводя взгляд. Она подошла к своему рюкзаку, который Анника уже собрала для нее, и потрогала лямки. Все было идеально подогнано. Эта предупредительность одновременно согревала и вызывала легкий озноб.

— Я быстро, — бросила она, исчезая за деревянной резной дверью самой маленькой комнатки.

Пока вода шумно лилась за пластиковой шторкой, Анника и Ивви молча и слаженно догрузили машину. Действия их были уже отточены до автоматизма: рюкзаки — в самый низ, продукты — так, чтобы можно было легко достать, фотоаппарат Оливии — на сиденье, в безопасное и доступное место. Тишину нарушало лишь шипение воды и гулкий скрежет гравия под колесами, когда Ивви переставляла машину для удобства погрузки.

Когда Оливия вышла, с влажными светлыми прядями волос, прилипшими ко лбу, и запахом мыла, машина была уже полностью готова к отправлению. Ее кожа горела от горячей воды, а внутри появилось странное ощущение чистоты и обновления, будто она смыла с себя не только пот пробежки, но и часть гнетущей тревоги.