Волчьими тропами

ГЛАВА I

Я спешила.

Бежала так как не бегала даже на зачете по физкультуре, чтобы успеть до закрытия общежития.

Ночевать на лавочке под дверьми родного общежития мне не хотелось. Не для того я билет на самый ранний утренний поезд брала, чтобы на него опоздать, не успев собрать чемодан. Завтра меня ждала незабываемая поездка домой и целый месяц беззаботного веселья. Оптимистические планы счастливого студента, без жертв прошедшего сквозь сессионный период.

На деле же меня ждал незакрытый канализационный люк, который я банально не заметила и странный полет в неизвестность.

Просто в один миг нога не нашла опору, и я ухнула в холодную пустоту, даже не взвизгнув. Единственной панической мыслью было короткое: «сейчас что-нибудь сломаю».

Лучше бы, конечно, все закончилось простым переломом. Если бы даже открытым, не страшно. Пережила бы как-нибудь.

Но нет, я упала на что-то большое и мохнатое, мчавшееся вперед и почти сразу попытавшееся скинуть меня с себя. Мозг еще отказывался воспринимать творящийся кошмар, а я уже ухватилась за густую длинную шерсть и до судороги сжала пальцы, желая только удержаться.

Бешеный топот и тяжелое дыхание за спиной заставляли простейшие инстинкты работать на полную мощность. Только благодаря чувству самосохранения я не оказалась под копытами и лапами обезумевших от страха животных.

Мозг все так же не подавал признаков жизни, я не понимала, что происходит, где я нахожусь, как все так получилось, и когда мы уже остановимся, но отчаянно цеплялась за единственное, что отделяло меня от незавидной участи стать раздавленной лепешкой.

Руки мелко дрожали от усталости, а я упрямо сжимала густую шерсть, стараясь не особо смотреть по сторонам. Стены тоннеля, по которому мы мчались, пронизанные фосфоресцирующими синими нитями, светились над головой; то там, то здесь открывались голубоватые трещины, из которых кто-нибудь выпадал.

Прямо перед оседланным мною монстром из одной такой трещины вывалилась какая-то тощая туша с рыбьим хвостом и была безжалостно затоптана - очень мотивирующее зрелище, заставившее меня крепче сжать пальцы.

Камень стен стонал и мелко дрожал, а я начинала уже подумывать, что, кажется, слишком сильно ударилась головой при падении, и целостность моего рассудка под угрозой, когда впереди показалась светлая точка.

Кажется, мы приближались к выходу.

И именно в тот момент, когда я поверила, что самое страшное уже почти позади, нас подрезала длинная  тощая кошка, с раскрытым жаберным воротником, какой я видела только на фотографиях у всяких экзотических ящериц.

Оседланный монстр, напоминающий хорошо обросшего быка, вильнул в сторону, правая рука подвела меня и разжалась. Проехавшись по его жесткому боку и больно ударившись пятками о землю, но не разжав пальцев левой руки, я продержалась так еще метров сто, отчаянно цепляясь за свое единственно спасение, пока каменный выступ не сорвал меня с быка окончательно.

Животные пробегали мимо, не обращая внимания на вжавшуюся в камень меня. Ладони мои горели, мышцы рук сводило болезненной судорогой, и ушибленная спина больно ныла, вторя отбитым пяткам.

Закрыв голову руками, я тихо радовалась, что утром решила надеть кроссовки вместо нежно любимых мною новеньких босоножек.

Других поводов для радости у меня не было.

Обезумевшая от страха копытно-когтистая волна схлынула, топот затихал вдали, отдаваясь в висках молоточками боли. Зажав уши и зажмурившись, я пережидала острый приступ неконтролируемой паники, скрипя зубами и понимая, что вот-вот заору. Творилось что-то совершенно ненормальное, невозможное и страшное до чертиков.

Стук крови в ушах заглушал хриплое, поверхностное дыхание и тихое, полубезумное поскуливание, вырывавшееся из моей груди. Я была на грани, чувствовала, что готова переступить ее, окунуться в спасительный холод какого-то страшного и безысходного состояния.

Когда передо мной появился странного вида человек, я не заметила. Была чуточку занята, стараясь удержать быстро рассыпающуюся на части реальность, и не сразу осознада, что вместо пульсирующего шума в ушах я слышу свое срывающееся дыхание.

Ощущение чьего-то присутствия пришло с секундной заминкой.

Тонкий и белый, состоящий словно из одних костей, обтянутых кожей, он склонился надо мной прожигая взглядом белых, мерцающих глаз.

Он казался ужасным и чужим, но паника затухала под его взглядом, продолжая тлеть слабым, неопасным костерком, несравнимо малым на выгоревшем пепелище.

Здесь было довольно темно, светящиеся нити на стенах истончались, уходя вглубь породы, скрываясь от света, льющегося сквозь разлом, что я приняла за выход. Но густой полумрак не мешал рассмотреть тонкие, резкие черты худого лица. Слабые серебристые линии, складывающиеся в рисунок, начинались под его глазами и сходили вниз по щекам и шее, теряясь между складок свободной, белой одежды. В нем было что-то невозможно знакомое и в то же время необычное, в одежде, в рисунках на белой коже, в широком браслете на тонком запястье.

Серебро и малахит, предположила я, глядя не на бледные пальцы протянутой ко мне руки, а на вытесненные на широкой основе браслета символы. Такие же, что украшали его лицо.

Он что-то спросил, продолжая держать протянутую руку на весу. Резкие короткие слова, колкие звуки, взлетающие до почти дребезжащей звонкости и быстро спадающие до глухого шепота.

Осторожно покачав головой, я медленно проговорила:

— Не понимаю. — внутри черепной коробки шли ремонтные работы, я слабо вздрагивала от несуществующего стука отбойных молотков, разминавших мой мозг в кашицу, и беспомощно смотрела на него, совершенно точно осознавая, что это не человек. Таких людей просто не бывает.

Первым делом на ум пришла восхитительная в своей бредовости мысль о пришельцах. Инопланетяне прилетели на землю. Ура!

ГЛАВА II

Яра, ужасная лесная нечисть, приятно познакомиться…

Обиднее всего, пожалуй, было то, что чуть ли не чудовищем меня считали оборотни, полузвери, в основе культуры которых лежало идолопоклонничество.

Они натурально поклонялись Белой Волчице, приносили жертвы, просили помощи или совета. На краю деревни, у быстроходной реки, даже было возведено ее именное капище. Идол их богини возвышался над водой, искусно вырезанная волчья морда скалилась и казалась совершенно недружелюбной, а выкрашенные красным глаза придавали ее облику особую жуть. Увидишь такое страшилище ночью – узнаешь, что такое сердечный приступ.

Но все опасались почему-то меня, а не этот первобытный языческий образчик резьбы по дереву.

Я боялась подходить к капищу и старалась, по возможности, находиться ближе к высокой, каменной стене, с трех сторон ограждающей деревню от выходцев и врезавшейся в несокрушимый камень нависающих скал, сходящихся в месте образования деревни. Такая себе встреча дикого камня с домашним вырубленным с любовью какими-нибудь суровыми бородатыми оборотнями.

С четвертой стороны наш покой стерегла река. И Волчица.

— Опять ты здесь?

Втянув голову в плечи, я невольно зажмурилась. На крепостную башню, упрямо и бесстрашно — а бояться было чего, Свер умел неплохо рычать даже в человеческом виде — я приходила почти каждый день, и не обращая внимания на дозорных бездумно таращилась вдаль. Даже понимая, что это мне ничем не поможет и я не смогу вернуться домой, все равно приходила, чтобы еще раз взглянуть на виднеющиеся невдалеке горы, вопреки здравому смыслу и запретам Свера.

Двое дозорных, что следили за дорогой, переглянулись и дружно вышли, оставив меня наедине со своим вожаком. Сдали меня этому зубастому и отбыли с чувством выполненного долга.

А ты, Ярочка, страдай, получай заслуженный нагоняй и топай к Ашше зализывать душевные раны.

Я знала, что некоторые особенно ранимые и впечатлительные жители даже приходили к Сверу с просьбой вернуть меня лесу. Проще говоря, хотели выставить за ворота, прикрываясь беспокойством о самочувствии нечисти, оторванной от своих.

Свер отказался и даже оставил в своем доме, когда Йола не поэелала забирать меня себе в качестве помощницы.

Лесная нечисть ей была не нужна. Со знахаркой были согласны многие, а я иногда даже подумывала действительно взять и гордо уйти из этой негостеприимной деревни всем назло. Останавливало лишь осознание того, что я-то на самом деле совсем не нечисть, и даже не Яра, я — Ярослава Волоцкая, студентка второкурсница, уже почти третьекурсница, исторического факультета, с пятнадцати лет закоренелый городской житель и одна в лесах не выживу. А если Свер не соврал и проход закрылся, выпустив в этот мир меня и еще какое-то количество зубасто-рогатого ужаса, то путь домой мне был закрыт. Не то, чтобы я сильно верила этому волчаре, но рисковать не хотелось. Воспоминания о монстромыши до сих пор отзывались тупой болью в быстро заживающем плече.

— Я запретил тебе сюда приходить, — когда Свер злился, в его голосе все отчетливее прорывалось звериное ворчание, давая понять даже самым тугодумным, что вожак не в настроении и лучше к нему не лезть.

Но я-то к нему не лезла, просто пришла тихонечко полюбоваться горами и помечтать о том, что в один прекрасный день попаду домой. Ничего противозаконного, а он на меня рычал так, словно я его врагам планировала ворота открыть.

— Запретил, — негромко подтвердила я, разглядывая серебряные браслеты на его руках. В половину длины обычных наручей, они крепко обхватывали запястья и были усеяны защитными рунами, — а почему так и не объяснил.

Свер раздраженно вздохнул, сглотнув вертевшиеся на языке ругательства.

— Я не нечисть.

— Знаю, — отрубил он.

Я молчала, желание демонстративно прямо сейчас, у него на глазах гордо уйти в лес, стало почти нестерпимым. Меня бы никто не останавливал, даже на прощание платочками бы помахали, а потом еще и соль перед воротами рассыпали, чтобы пути назад не нашла.

Жаль, все-таки, что я не нечисть.

Тяжелую тишину разбило решительное:

— Пойдем.

Не оборачиваясь и не проверяя, следую ли я за ним, Свер покинул башню.

Состроив постную морду, я подтянула штаны, выданные мне вместе с простой белой рубахой без всякой обережной вышивки, и неохотно вышла из прохладной тени в горячий солнечный день.

Где-то рядом размеренно рубили дрова для бани. Оборотни, как звери чистоплотные, очень любили париться и даже летом, в сорокоградусную жару, прохладе речной воды многие предпочитали банную духоту.

Мне в этом плане повезло, в доме Свера имелся и водогрей, и целых две ванных комнаты на первом этаже. Большие медные ванны меня полностью устраивали.

Сначала мы пошли в дом вожака, который служил и трактиром, и постоялым двором до кучи, поражая воображение своей многофункциональностью.

На кухне, где трудилось две девушки и одна властная медведица в человеческом обличье, Свер, проигнорировав горячие любопытные взгляды, взял большой пирог с ягодами и полную крынку молока.

Заинтригованная, я поспешила за ним, не смотря даже по сторонам. Каменные дома, высокие заборы, многие из которых были укрыты разросшейся зеленью, и редкие недружелюбные лица я и так видела каждый день.

Чем ближе мы подходили к воротам, тем меньше становилось мое желание идти за ним. И уж совсем оно затухло, когда Свер преодолел укрепления и, не замедляя шага, прошел в быстро открытые при его приближении ворота.

Я застыла на месте, не спеша следовать за оборотнем. Подумалось почему-то, что я Сверу совсем надоела, и он решил лично меня в лес увести. Вернуть, так сказать в естественную среду обитания на радость своим нелюдям.

Парень, стоявший на воротах, смотрел на меня с интересом, но вопросов не задавал и даже не сильно удивился, когда с той стороны раскатисто рявкнули:

ГЛАВА III

Йола была человеческой женщиной.

Тридцать лет, ранняя седина, почти невидная в светло-русой толстой косе, въевшийся в руки запах трав и тяжелый, холодный взгляд голубых глаз. Словно две льдинки на белом гладком лице, с единственной суровой морщинкой между прямых бровей.

— Чего тебе?

Грудной, сильный голос отдавался нервной дрожью в пальцы рук.

— Ашша послала, — стоя на крыльце ее дома, одноэтажного и маленького, находящегося на краю деревни, ближе всего к капищу, я уже жалела, что сама не послала змеевицу, когда узнала, что ей от меня надо, — за корзиной. Мы в лес идем, травы собирать.

В доме Свера имелось множество корзин, разного размера и формы, но Ашше почему-то понадобилась именно корзина Йолы, будто других на свете не существовало. Это не выглядело странным, пока я не оказалась втянутой в эту подозрительную, нелогичную причинно-следственную цепочку. Но спорить с созданием, способным разорвать меня на мелкие кусочки голыми руками было боязно, и я без вопросов и возмущений отправилась выполнять поручение.

Йола несколько мгновений молчала, смущая меня странным взглядом. Показалось даже, что она сейчас просто закроет дверь перед моим носом, и уйду я ни с чем, не имея понятия как объяснять свой провал Ашше.

Но нет, знахарка отмерла и сухо велела:

— Жди здесь.

Я была рада остаться на улице, под теплыми лучами солнца, и не заходить в пропахший полынью полумрак ее домика. Это жилище, как и сама его хозяйка, вызывали безотчетный страх. Словно ничего этого на самом деле нет. Вернее, есть, но не здесь. В другом мире. За какой-то невидимой чертой. Будто что-то странное и страшное притаилось за тонкой завесой, готовое в любое мгновение атаковать - оплести липкой паутиной и утянуть за собой в холод и тьму.

Наваждение развеялось, стоило только Йоле вернуться. Помимо корзины, ручка которой была причудливо оплетена красной лентой, она протянула мне вышитую рубаху.

— Завтра Стеречень, — ответила она на незаданный вопрос, — вожак принесет жертву праматери, много духов слетится на свежую кровь, одень это, чтобы тебя не забрали с собой.

— Но…

— Ты не носишь оберегов, не заговариваешь беды и часто зовешь лихо, поднимаясь на башню, — она неодобрительно хмурилась, — удивительно, как тебя до сих пор несчастья обходят стороной.

— Так я ж нечисть, — едко напомнила ей.

Йола покачала головой.

— Ты не нечисть, просто потерявшаяся девочка.

Ее слова должны были бы меня поразить — я привыкла к тому, что никто, кроме Ашши и Берна…ну и Свера еще, в деревне не видел во мне человека — а вместо этого разозлили.

— Тогда почему вы меня в помощницы не взяли, если знали, что я человек? — жить в ее доме, выполнять поручения, терпеть этот сырой дух другого мира, тяжелый и почти невыносимый, я не хотела и не считала важным знать причину, по которой она от меня отказалась, но все равно зачем-то спросила.

— В моем доме тебе не место. — грубовато отрубила она, негромко добавив: — Надень рубаху.

И эти последние слова, почти просьба, примирили меня и с непреклонностью ее заявления, и с закрытой перед самым носом дверью.

Прощаться со мной она не стала, но я не сильно опечалилась по этому поводу.

Стеречень… я толком и не знала, что это значит. Я и про мир этот почти ничего не знала. Не видела смысла спрашивать, а просто так никто не рвался меня просвещать.

Почему-то казалось, что чем больше я узнаю́ об этом месте, тем призрачнее становится возможность вернуться домой.

К маме. К проблемам с высшей математикой, которая мне совсем не нужна, но в учебном плане почему-то есть. К мечтам о великом будущем. К любимым книгам, фильмам, музыке. К своей скучной, совершенно обычной, тихой жизни. Без оборотней, без других миров, без всей этой никому ненужной сверхъестественности…

***

Ашша жила в доме Свера, через три двери от комнаты, что занимала я, рядом с дальней лестницей, ведущей не в общий зал, а сразу в ванную, что по умолчанию считалась женской.

И она очень удивилась, когда вместе с корзиной, я принесла кое-что еще.

— Йола правда велела тебе ее надеть завтра? — змеевица крутила рубаху в руках, гладила пальцами яркую вышивку, состоящую из геометрических фигур, в которые то там, то здесь были вплетены руны.

— Зачем бы мне врать?

— Не обижайся, — примирительно улыбаясь, она протянула мне рубаху, бережно удерживая ее двумя руками, — я просто удивилась. Йола никогда ничего не дает просто так.

— И это значит, что мне ее завтра придется надеть?

Ашша кивнула, мелодично звякнув вплетенными в темные волосы бусинами. Она, как и большинство оборотниц в деревне, украшала свои волосы, вплетая в косицы подвески и бусины, мягко позвякивающие в распущенных волосах при каждом резком повороте головы. В отличие от человеческих девушек, предпочитавших удобные косы, оборотницы выглядели особенно нарядными и очень красивыми каждый день.

В моей комнате, в плетеной шкатулке на столе уже лежало несколько бусин, что притащила Ашша, желая сделать меня красивее.

Я упрямо предпочитала косу, по неизвестным даже мне самой причинам, стремясь быть похожей на обычного человека.

— А может мне лучше вообще завтра на вашем этом празднике не присутствовать?

Мне с негодованием вручили лукошко, ощутимо ткнув его краем в грудь:

— Даже не думай, — подняв корзину, что я принесла от Йолы, Ашша подхватила меня под руку, и потащила в коридор, — ты теперь одна из нас. Должна просить праматерь о защите и поднести ей дар.

— И что я ей поднесу? Свой неугасимый оптимизм и веру в лучшее?

ГЛАВА IV

Свер, ничего не знавший о моем самоотверженном желании просить у него прощения, на следующее же утро после моего пробуждения, отбыл в неизвестном направлении, покинув деревню на долгих три дня.

А на четвертый день, как сообщила Ашша, должны были вернуться переярки.

Каждый год, по весне, молодняк покидал деревню, чтобы в лесах и экстремальных условиях привыкать к своей второй ипостаси, а летом, после Стеречня, вожак возвращал их обратно.

И именно утром, с доброй улыбкой, змеевица мне об этом сообщила.

Беспокоиться не о чем, говорила она. Они тебя не обидят, говорила она. Они смирные, говорила она.

А потом вернулись эти смирные переярки, и я оказалась права, когда не верила Ашше и готовилась к страшному.

Я не хотела встречать Свера в компании недавно обретших вторую сущность, неуравновешенных подростов, возрастом от пятнадцати до семнадцати лет, я просто случайно вышла на улицу.

Не в то время, не в том месте, не в том мире.

Я только успела сойти с крыльца, как в воротах показался хозяин дома, а вслед за ним, радостно переговариваясь, во двор ввалилось еще около дюжины голов. Молодые, полные силы, в хорошем настроении, они заметили меня сразу. Замолчали.

А я почувствовала себя дичью, и когда ко мне бросилось несколько самых любопытных, малодушно попыталась спрятаться в доме. Но не успела.

Первой на меня налетела невысокая девушка, обхватила за талию сильными руками и прижалась носом к плечу, принюхиваясь. Потом подоспели остальные. Кто-то тыкался носом мне в шею, кто-то шевелил дыханием волосы, те же, кому не досталось места, недовольно ворчали и прыгали вокруг, надеясь пробраться ко мне поближе.

Сзади раздалось радостное бормотание:

— Новенькая. Новенькая появилась.

Я была в шоке, не понимала, что происходит, и как на это реагировать, но запаниковать не успела, очень вовремя по двору пронеслось раскатистое «Хватит!».

Всего одно слово, и меня тут же отпустили. Только продолжали смотреть с любопытством и водили носами, стараясь уловить запах.

— Чтооо сейчас произошло? — голос плохо слушался. Тело все ещё чувствовало чужое тепло и силу нечеловеческих объятий.

Берн, вышедший на шум, гулко хохотнул:

— Их можно понять, не часто у нас появляются новые лица.

— Все по домам, — скомандовал Свер, злым или раздраженным он не выглядел, но приказ был исполнен в кратчайшие сроки. Не прошло и десяти секунд, как во дворе не осталось ни одного общительного переярка.

Только уставший вожак, довольный Берн и ошалевшая я.

— А как же… — встретившись взглядом с Свером, шокированная и бесстыдно обнюханная, я растерянно спросила, — я же нечисть. Страшная лесная нечисть, разве нет?

Ответом мне была снисходительная усмешка:

— Они долгое время провели в звериной шкуре, зрение еще не успело вернуться в норму. Полагаю, они просто не заметили твоей… — Берн с заминкой произнес, — особенности.

Рука самостоятельно потянулась вверх, пригладить волосы. Ну, красные, ну странные, ну подумаешь.

— Это они все время, что в лесу провели, в зверьми ходили? — пока я ощупывала свою особенность, Свер как-то незаметно проскользнул мимо, и вопрос я задала уже ему в спину, встав в дверном проеме.

— Все время, — кивнул он, не оборачиваясь, — три дня назад впервые вернули себе человеческий облик.

— И что они делали все эти три дня в лесу в человеческом виде?

Свер на этот вопрос ответить мне уже не мог, он сбежал на кухню, зато все разъяснил Берн.

— Вспоминали, как быть людьми, — подтолкнув меня в спину, чтобы я вошла уже внутрь и прекратила загораживать проход, он зашел следом и вполне дружелюбно улыбнулся, хотя длинные клыки любую его улыбку делали больше похожей на оскал, — учились ходить на двух ногах, разговаривать, носить одежду и не рвать сырое мясо зубами.

— А Свер за всем этим следил? — воспользовавшись добродушным настроением обычно угрюмого медведя, я решила кое-что для себя прояснить. Например, стоит ли мне впредь прицепиться хвостом к нашему ответственному вожаку, чтобы не быть занюханной в каком-нибудь милом, укромном уголке, или молодняк скоро придет в себя и больше не будет бросаться на незнакомых людей в желании их обнюхать и, что уж скрывать, потискать.

Укромных уголков в деревне было прискорбно много, и эта проблема встала для меня особенно остро.

— Яра, — Берн как-то очень показательно тяжело вздохнул, — как ты думаешь, сможет ли молодой оборотень, впервые сменивший шкуру и проходивший в облике зверя несколько месяцев, самостоятельно перекинуться?

Я пожала плечами. Медленно, но неотвратимо, мы приближались к стойке, а значит и к двери на кухни, за которой скрылся вожак, и все детали мне бы хотелось прояснить до того, как мы туда войдем. А Берн тут мне какие-то непонятные вопросы задает. Зачем?

— Свер, как вожак, имеет большое влияние на каждого в стае, в том числе и на перекинувшегося оборотня. Он уходит в лес, чтобы вернуть переярков домой. Только Свер может заставить их принять человеческий облик.

— И зачем такие сложности? — пробормотала я себе под нос.

И вот вроде бы бормотала тихо, но ответ все равно получила:

— Чтобы принять свою сущность, оборотень должен привыкнуть к зверю.

— Чего?

Берн закатил глаза. И это очень забавно смотрелось на его суровом, бородатом лице.

— Мы рождаемся с осознанием своей сущности, живем, понимая, что внутри нас так же растет зверь, но даже знание не спасает от боли и ужаса первого превращения, — замолчав, он открыл дверь, пропуская меня вперед.

На кухне было тихо и пусто, и только вожак сидел за столом, перед тарелкой вареного без соли и приправ мяса, которое я не могла есть.

ГЛАВА V

Что-то плохое пришло с юга.

Солнце незаметно, но быстро затянуло тучами, по земле, расстилаясь мутным ковром, тянулись влажные щупальца тумана, а воздух стал холодным и колючим, заставляющим ежиться и невольно оглядываться.

— Это что такое? — пробормотала я, медленно поднявшись со скамьи, на которой сидела, прячась в тени дома от солнца. В то время, как Ашша стояла посреди двора, и всего мгновение назад запрокинув голову к небу  принимала солнечные ванны.

— Нужно предупредить Свера, — поежившись, змеевица убежала в дом. Никаких объяснений, снисходительных улыбок и заявлений, что это в порядке вещей и так часто бывает.

Происходило что-то нехорошее.

Я не знала что, но видела, как несколько человек, которых непогода застала на улице, поспешили прочь, невольно втягивая головы в плечи и ускоряя шаг, а оборотни, большие и хмурые, наоборот, стекались во двор вожака, в ожидании его слова.

Вжавшись в белую стену, я постаралась стать как можно незаметнее. Предчувствие серьезных неприятностей не отпускало, интуиция требовала бежать в дом и прятаться, но я ее не слушала и стояла на месте, жадно разглядывая сосредоточенные лица оборотней.

Первым на порог вышел Берн, и его озадачили гневными требованиями позвать вожака.

— Ведьмы совсем страх потеряли! — зло прогудели в толпе.

— Тихо! — раскатистый рык Берна оборвал недовольный гул голосов, во дворе воцарилась тяжелая тишина, и именно в этот момент дверь открылась, выпуская Свера.

Вожак вышел.

Я ждала вдохновительного монолога, каких-нибудь слов, объясняющих, что происходит… хотя бы один маленький намек. Но нет, Свер молча спустился с крыльца, глядя куда-то вперед, сквозь оборотней, и те расступались, пропуская его.

Молча и поразительно слаженно они покинули двор, следуя за Свером, туда, где стояла совсем не несокрушимая, но высокая и мощная, бревенчатая стена. Я, идя на поводу у своего любопытства, поспешила за ними, понимая, что мое присутствие никого не обрадует и потому чуть подотстала, чтобы не оказаться замеченной раньше времени.

Когда я только начинала здесь обживаться, то наивно полагала, что стена защищает оборотней лишь с трех сторон, в то время как четвертую они халатно оставили под защитой своей праматери. Многим позже до меня дошло, что все несколько сложнее, чем казалось сначала.

Оборотни просто не ждали нападения с тыла. По южной дороге к ним прибывали только странные люди в темных одеждах, да посыльные соседних князей, периодически прибывавшие с какими-то бумагами и опасливым любопытством – стоит ли еще пограничная деревня, не померли ли все оборотни, не вырвалось ли жуткое, но не имеющее определенного облика зло?

О том, как выглядят выходцы эти лощеные, вызывающие безотчетную брезгливость, самодовольные люди знали прискорбно мало. В соседних княжествах о выходцах рассказывали страшные сказки, в которых от правды остались лишь общие факты, да назидательный страх перед сильным врагом.

Деревня закупоривала единственный проход в мир, скрепляя сходящиеся у ее границ скалы, что кругом охватывали долину и упирались в каменную стену, возведенную оборотнями и являющуюся искусственным заслоном для выходцев.

О том, что враг может прийти не только из другого мира, я раньше как-то не задумывалась. Как выяснилось, очень зря….

Ворота уже были приоткрыты.

Неясная, но набирающая силу тревога погнала меня ближе, чтобы выглянуть из-за могучих спин и хотя бы попробовать увидеть неприятеля.

Пока оборотни оценивали густоту выползающего из леса тумана, я прокралась следом и, вытягивая шею, опасливо разглядывала темные провалы между застывшими, словно помертвевшими деревьями.

— Яра! — стоило только начать вглядываться в лес, пытаясь понять, правда ли там что-то есть или это воображение играет со мной злую шутку, как меня заметили. — Почему ты здесь?

Свер был зол, Берн мрачен, остальные оборотни просто не рады меня видеть.

— Посмотреть… пришла, — робко пробормотала я, чувствуя себя очень неуютно под тяжелыми взглядами. Лучше бы они все отвернулись и опять туман разглядывали.

— Ее не клеймили, — тихо заметил Берн. Очень хорошее, а главное своевременное замечание. Мне тут и так страшно, а он о клеймении говорит. За что меня клеймить? Я же ничего настолько ужасного еще не сделала. К чему такие суровые меры?

— В деревне четверо не клейменых, — озабоченно поддакнул парень, которого за все время пребывания здесь я видела лишь один раз. Тогда в лесу, в мой самый первый день в этом мире.

— Собери их и запри где-нибудь, — бросил Свер, вдохновленно добавив, — а лучше свяжи.

Затейник, блин.

— Не нужно меня связывать!

— Пойдем, — меня аккуратно взяли за плечи, увлекая прочь от ворот, — Яра, верно?

— Да.

— Я Áлис.

Я, как исключительно невоспитанная особа, ничего на это не ответила, продолжая оглядываться, выворачивая шею. Свер вернулся к делам насущным и, тихо переговариваясь с Берном, напряженно вглядывался в лес.

— Мне показалось, там что-то есть, — доверительно шепнула я Áлису, когда мы прошли первые дома, находившиеся сразу за стеной, — в лесу.

— Не показалось, — угрюмо отозвался он, — они уже пять лет не появлялись, многие начали надеяться, что после смерти Андред гадины успокоятся.

— Кто они?

На улицах было совершенно безлюдно, только туман стелился по земле, да бледно светились защитные символы, выжженные на калитках. Где-то там, за высокими заборами, на дверных косяках мягко горели такие же знаки. Люди и нелюди в этой деревне очень ответственно относились к своей безопасности.

ГЛАВА VI

Ведьмы — результат насилия и смерти. Проклятые дети выходцев. Болезнь этих земель.

А еще они тощие и стремные, но мужиков для продолжения рода из деревень уводят на раз…

И это, пожалуй, поражало меня больше всего.

— Да они же страшные! — бледные, темноглазые, очень похожие на иссохшие трупы… Будь я мужиком, ни за что бы к такой и близко не подошла.

— Яра, — Свер тяжело вздохнул и на несколько секунд отвлекся от своего занятия, чтобы приласкать меня усталым взглядом, — напомни-ка мне, зачем тебя недавно клеймили?

— Чтобы эти гадины не сварили мне мозг вкрутую, — охотно ответила я.

— Немногие готовы, а главное хотят получить столь болезненную защиту от ведьм, которых, вполне возможно, никогда не встретят. К тому же, все мужчины, как правило, потом возвращаются домой.

— Могли бы придумать что-нибудь не такое болезненное, — проворчала я, невольно потерев поясницу. Клеймо уже не доставляло особых неудобств, но каждый раз, как я о нем вспоминала, казалось, что оно опять начинает болеть.

— Другого способа нет, только клеймо держится на обеих наших шкурах, — Свер сидел на крыльце своего дома и на меня почти не смотрел, увлеченный своим занятием.

Ашша любила вышивать и плести, Берн обожал рыбачить, а Свер видел какую-то непонятную прелесть в резьбе по дереву.

Я же, попав в этот странный мир, открыла в себе склонность к старческому брюзжанию и нездоровую любовь виртуозно нудеть.

И пока Свер увлеченно выстругивал морду волчка из какой-то деревяшки, наслаждаясь прохладой раннего вечера, я бродила по двору и лениво доставала его вопросами.

Я как раз хотела узнать, зачем клеймили меня, если я не оборотень, второй шкуры у меня в принципе нет, и можно было бы придумать для таких как я что-то более гуманное, но низкий, трубный вой, тяжелый и густой, будто прижимающий к земле, прервал мой допрос. Он забивал уши и почему-то сжимал сердце в предчувствии чего-то страшного.

Тревожный звук резко оборвался, отдаваясь тонким звоном где-то внутри черепа, а Свер уже подорвался с насиженного места. Бросив нож на крыльце, он всучил мне свой недовырезанный шедевр и побежал к стене.

Я, как человек с недавно отключенным инстинктом самосохранения, кинулась за ним. Просто такого страшного лица я у нашего белобрысого вожака раньше еще не видела. Даже когда на поляне ему хамила, не видела.

Тогда он был просто злобствующим страшилищем, а после этого воя стал страшилищем собранным, решительным и… каким-то смертоносным что ли.

И когда нормальные слабосильные люди и нелюди спешили прятаться, я бежала за вожаком в совсем небезопасное место. Потому что в безопасное место с такой рожей не бегут.

Труба провыла еще дважды, пока мы добирались до стены. Я, как бегун со стажем, выступавший на всех соревнованиях сначала за школу, а потом и за родной университет, могла считать себя выносливой и крепкой, но все равно по крутой лестнице поднималась, держась за стеночку и тяжело дыша, в то время как Свер легко взлетел на стену.

Пытаясь отдышаться, я доковыляла до смотровой башни, откуда раньше любовалась проходом, что привел меня в этот мир.

Трещина светилась холодным белым светом, а из нее, напуганные, но все равно устрашающие в своем непривычном виде, выбегали, а пару раз и вылетали, существа из других миров.

— Так вот как оно со стороны выглядело, — выдохнула я, завороженная невиданным прежде зрелищем. С такого расстояния детали невозможно было разглядеть, но даже так картина впечатляла.

Свер мое восхищение проигнорировал. Раздавая приказы, он не отводил взгляда от прохода, и я его понимала. Поразительный вид, заставлял поджилки трястись.

Хотя, вряд ли у нашего вожака что-то тряслось. Он очень спокойно, с задевающим равнодушием, готовился к бою. Почему к бою, я не понимала, но чувствовала, что все эти приготовления ведутся не для встречи дорогих гостей, а для их жестокого умерщвления.

Оборотни спешили, но в их спешке не было суетливости, хотя я, напуганная давящей атмосферой неизбежной беды, наверное, сейчас металась бы по стене, не зная за что хвататься.

Когда разлом ярко вспыхнул и будто бы потух, а в свет заходящего солнца выскочили новые чудовища, именно этого мне очень хотелось. В смысле, желание-то мое было вполне героическим: пойти и помочь оборотням готовиться к сражению — поворачивать метательные машины и стрелометы в нужную сторону, разводить костры под специально притащенными сюда чанами, продуманно прикрепленными к двум железным балкам, для большего удобства (что находилось в этих чанах я не знала, но прекрасно понимала, что эту разогретую гадость полагалось лить на головы неприятелей), собирать камни для метания — но зная себя, что все это  вылиться в непредусмотренную катастрофу. Я бы вполне могла все испортить из самых благих побуждений.

Лучники занимали бойницы, оборотни растягивались вдоль стены, вооруженные топорами, мечами и огромными ножами, очень похожими на кухонные тесаки, только с характерной для оборотничьего оружия, резьбой на рукояти.

Алис принес Сверу его топор.

Взвесив оружие в руке, вожак вышел на стену, и я, как привязанная, поплелась за ним.

Что поразительно, мое здесь присутствие никого не удивляло. Всех больше поражала безоружность Пограничной Огневицы..

Один из оборотней, кареглазый и мощный, с орлиным профилем и сломанным правым клыком, даже предложил мне свой нож.

Я машинально взяла, не до конца понимая, что буду с ним делать.

Оборотни готовились к битве, а из прохода выбиралось все больше странных существ, но в отличие от первой волны, эти не спешили разбегаться, толпились у прохода, будто ждали главного.

И чем больше чудищ выходило, тем неспокойнее мне становилось. Здесь, кроме меня, присутствовали еще несколько женщин, но они-то точно были крутыми воительницами, и очень не хотелось бы, чтобы меня с позором прогнали со стены, потому я мужественно молчала, не озвучивая своих опасений.