Волчья невеста

ГЛАВА 1

Говорят, что у Владыки для каждого из нас своя роль. И что мы должны смиренно принимать все, что он нам дарует. Сносить все невзгоды и трудности, благодарить за радость, спокойствие и саму жизнь. Я благодарила. Благодарила искренне, от чистого сердца, от души. Но потом наши свободные земли попались на пути Альянса. Союза тринадцати сильнейших альф вервольфов, которые объединились для того, чтобы присвоить себе весь мир. Они уже завоевали Южный и почти весь Северный материки, осталась лишь Легория, где люди еще продолжали бороться, и часть Аринского леса, в глуши которого затерялась маленькая деревенька, в которой я жила.

Очевидно, я слишком мало молилась. Перестала верить во Владыку, когда появилась легорийская армия и согнала всех мужчин от стариков до совсем мальчишек в крепость Крайтон, защищать последний оплот свободного человечества. В том числе отца, старшего брата и Нико, моего жениха. Никто из них не вернулся. Пришлось научиться выполнять мужскую работу: охотиться, мастерить, поддерживать семью. Может, поэтому я больше не ходила в храм. То ли разочаровалась в своей вере, то ли просто времени не было на то, чтобы почитать бога, который нас бросил. У вервольфов было несколько божеств, и все они им благоволили.

А может, им благоволила сама природа.

Выше, сильнее, быстрее любого человека. Они видели лучше, слышали лучше, чуяли врага на огромном расстоянии. Они сращивали раны в мгновение ока, когда же обращались к своему зверю, то шансы на победу над чудовищем становились ничтожно малы. Чтобы убить зверя, требовалось человек десять. Нужно ли говорить, что мужчин среди людей становилось все меньше и меньше?

Я злилась на него, на Владыку. Признавалась в этом матери, заявляла, что он про нас забыл. Что благодаря ему она никогда не увидит мужа, а я никогда не стану женой, не познаю мужниной любви и ласки. Я бросала это в сердцах, и, кажется, прогневила этим своего бога. Потому что мой мир разом рухнул и превратился в ад.

Я попала в лапы вервольфа.

То была суббота — день, когда все в нашей деревне посещали церковь, чтобы поблагодарить Владыку и помолиться за жизни тех, кто защищал Легорию, и за души тех, кто пал, защищая. Но я не пошла, предпочла поохотиться в лесу, поймать кроликов или, если повезет, косулю. Я покинула деревню еще засветло, летнее утро было наполнено свежестью, и я вдыхала этот сладкий аромат, пока шла по тонкой, на одного, дорожке, петляющей мимо берез. Эта дорожка вела к реке, где на небольшом песчаном берегу женщины стирали белье.

Заслышав шум потока, я свернула в сторону чащи, ступая по зеленой траве. Чем дальше я уходила, тем гуще становились деревья. Оказавшийся здесь впервые человек мог легко заблудиться, но я бегала по этому лесу с детства и знала его как свои пять пальцев. Одинаковые на первый взгляд пейзажи на самом деле такими не были. Вот там покосившееся дерево, а тут еще мой отец оставил зарубку, чтобы никто из детей-непосед не потерялся.

При мыслях об отце сердце отозвалось болью: будто стрела вонзилась. Тогда я с силой наступила на сухую ветку, попавшуюся на моем пути, раскрошила ее и приказала себе о нем не думать. О нем, о Нико. Если бы можно было получить от них хоть какую-то весточку! Но в нашей деревне читать и писать могла только жена старосты. Да и то, за последний год зрение у нее стало ни к бесам, последнее письмо из Крайтона, пришедшее полгода назад, она даже не смогла разобрать. Это тоже злило. Я просила ее научить меня грамоте, но когда мне учиться? Надо семью кормить.

Хруст совсем близко нарушил уютную тишину леса, всполошил перекрикивающихся друг с другом птиц. Заставил меня пригнуться к земле и потянуться за луком. Судя по звуку, это был кто-то крупный. Косуля, а может, даже олень. Я слилась с холмом, дыша почти бесшумно и отмечая, что сегодня безветренная погода, и мне должно повезти. Тут ручей неподалеку, наверняка, зверь направится к нему попить, а я как раз…

Я уже потянулась за стрелой, предвкушая отличную охоту, как вместо пятнистой оленьей шкурки между деревьев мелькнуло ярко-синее знамя, а в следующее мгновение к ручью выбежала растрепанная девица. Синим знаменем оказалось ее платье, я таких нарядов в жизни не видывала: ярче лазури осеннего неба. Сама же девица была бледной, если не сказать блеклой: простоволосая, с белыми волосами и белой кожей, будто никогда не знавшей солнца. Она скатилась с холма и опустилась на колени, жадно зачерпывая воду ладонями, слизывая влагу с пальцев.

Чужачка? В наших лесах? Не к добру.

Мне бы дождаться своего оленя, не высовываться, обойти ее стороной, но меня то ли любопытство замучило, то ли беспокойство дернуло. Откуда она бежит? От кого? И куда? Дальше только моя деревня.

Я нахмурилась и поднялась.

Девица вскрикнула, вновь спугнув птиц, сначала рванула от меня, а затем — вдруг ко мне.

— Спасите! — пропищала она, вцепившись в мою руку словно клещ.

— От чего?

— От кого, — всхлипнула. — От них.

Кто такие «они» я спросить не успела, потому что со стороны леса раздались мужские голоса. Теперь уже я схватила девицу за локоть, толкнула за холм и прижала к земле. Приложила палец к губам. Каково же было мое удивление, когда у мужчин, вынырнувших из-за деревьев и явно разыскивающих кого-то, на одежде оказалось изображение ярко-зеленого трехлистника — знак не просто легорийской армии, такой носили вербовщики, приезжающие в последний раз в нашу деревню.

Больше всего было похоже на то, что они ищут дезертира, но эта дрожащая девица — дезертир? Впервые слышу, что за нашу армию сражаются женщины! Впрочем, в какой-то момент дрожать она перестала, а стоило мужчинам исчезнуть из поля зрения, выпрямилась.

ГЛАВА 2

Увиденное так меня поразило, что я не издала ни звука, пока зверь меня куда-то тащил. Только спустя некоторое время я будто очнулась, почувствовав солоноватый вкус крови на языке. Сама не заметила, как прикусила щеку. Но это меня отрезвило, привело в чувство, и дальше я занималась тем, что запоминала дорогу.

Это оказалось несложно, потому что зверь нес меня не больше часа, пока не вынырнул из леса на Тихое плато. Я знала, где мы, много раз бывала здесь. Но сейчас плато тихим не было: на нем разбили лагерь легорийские войска. Если, конечно, лагерем можно назвать шесть зеленых выцветших на солнце шатров, да еще несколько палаток поменьше. По лагерю сновали мужчины с украшающими их одежду трехлистниками, готовили еду на костре — тянуло ароматом мясной похлебки, чистили оружие, смеялись, что-то обсуждая. Осмотреться получше зверь мне не позволил, втащил в первый же шатер.

Внутри оказались длинный стол, пару матрасов сомнительной чистоты, сундук и растянутая на полстены коричневая бумага с черточками и красными крестиками. Больше я рассмотреть не успела, меня толкнули на ближайший матрас. На котором я крутанулась, чтобы смотреть зверю в лицо. Но он даже этого меня лишил, повернувшись ко мне спиной и отойдя к столам. Я сдунула выбившуюся из косы прядь и выплюнула зло:

— Предпочитаешь непорченых дев? Брезгуешь после других?

— Угадала, — хмыкнул он, откупорив какую-то бутылку и отпив прямо из горла. Когда он успел вытащить мои стрелы, я не знала, но пониже лопатки осталась лишь запекшаяся кровь, узором разрисовавшая бугрящиеся мышцы. — Обоняние берегу. Бабы смердят отвратно, если на них кто-то уже ездил. Мужиками и смердят. Тошно.

Не знаю, что тошно ему, а вот меня уже тошнило от подобных разговоров.

— Так я же тобой смердеть буду.

Для зверя у него оказался какой-то скрипучий смех. Явно веселящийся вервольф вернул бутылку на стол, а потом медленно подошел ко мне, склонился, положив ладони себе на колени, так, что наши лица оказались напротив друг друга.

— Нет, я бы тебя пометил, ты бы пахла мной, девка. И все другие волки знали бы об этом. — В полутьме шатра его глаза загорелись ярко-желтым, сам он пугающе оскалился, и я отшатнулась. — Впрочем, не для себя я тебя на спине тащил.

— А для кого? — Может, глупый вопрос, но я и до этого не понимала, почему он притащил меня сюда вместо того, чтобы взять там, прямо в лесу. Зверю всяко сподручнее. И сейчас медлил. А он, значит, не для себя. Поэтому и глупо о таком спрашивать. Лучше мне вовсе с этим кем-то разминуться.

— Скоро узнаешь. Лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать. Или куда-то торопишься?

Я сжала зубы и помотала головой. Чем дольше потяну время, тем больше шансов у меня сбежать и вернуться домой. Плохо, что они этот лагерь в лесах близ деревни разбили. Не к добру. На их стороне зверь, и мне придется хорошенько постараться, чтобы замести свои следы, когда буду убегать.

Пока я раздумывала, зверь подошел к сундуку, достал из него человеческую одежду и облачился в нее. Затем достал оттуда же веревку и связал мне еще и ноги.

— Чтобы точно никуда не торопилась, — сказал с противной ухмылкой.

А я даже обрадовалась: со связанными ногами меня можно оставить одну. Но он не оставил, сел на сундук и принялся ждать. Или рассматривать меня. Я то и дело ловила на себе его цепкий изучающий взгляд. Особенно внимательно он скользил по разорванным лохмотьям туники, там где было видно мою грудь. Отчего я дико злилась.

— Может, дашь мне прикрыться? — не выдержала этой неприкрытой похоти.

— Обойдешься, деревенщина.

Вот почему все ненавидят вервольфов. Потому что они не люди, а скоты!

Я набрала в легкие воздуха, чтобы ему ответить, но тут в шатер шагнул тучный седовласый мужчина.

— Это как понимать, Лиам? — потребовал он вместо приветствия, едва не брызжа слюной от злости и почему-то указывая на меня пальцем. — Что это значит?

— Это значит, что Айра сбежала, Дорсан.

Дорсан? Это и есть генерал Дорсан?

Я уставилась на освободителя человечества во все глаза и, если честно, сразу разочаровалась. Возможно, потому что он мне представлялся величественнее, а еще я ценила в мужчинах сдержанность.

— И ты ее не поймал? — Генерал даже покраснел как перезрелый помидор в своей истерике.

— Поймал, — поморщился Лиам, — но слегка задел красивое личико. Она нашим принцам больше не подойдет.

— А кто подойдет? — Дорсан перевел изумленный взгляд со зверя на меня. — Это?

— Я прежде всего человек, генерал, — вклинилась я в этот странный, раздражающий разговор, но меня проигнорировали.

— Брось, — зверя, кажется, забавлял кипятящийся Дорсан. — Отмоешь ее, оденешь в роскошное платье.

— Отмоешь? А с ее волосами что предлагаешь делать? Ульрам ясно дал понять, что альфы хотят тринадцать наложниц-северянок. У девок должны быть белые волосы, на крайний случай рыжие. Но никак не черные! Не говоря уже о хоть какой-то красоте…

Он бы, наверное, дальше вопил, но Лиам шагнул вперед и навис над генералом.

— Она подходит, Дорсан. Девственница, пахнет приятно, что для волка важнее смазливого личика, к тому же, владеет оружием. Она подходит для нашей миссии.

ГЛАВА 3

«Скоро» растянулось на час или даже больше: серое небо, что просматривалось в прорехе шатра, заволокло дождевыми облаками, и было сложно понять, время движется к обеду или перевалило за середину дня. Мать до вечера меня не хватится, я иногда надолго уходила. Вот если затемно не вернусь, может и деревню поднять, меня искать. А нельзя, пока лагерь генерала здесь стоит, нечего женщинам по лесу шастать! Значит, я должна вернуться вовремя.

К осколку бутылки я так и не притронулась, чувствовала, что еще рано. К тому же опасалась, что зверь вот-вот вернется. Я уже поняла, что перемещается он бесшумно. Если честно, я не знала ни одного человека, кто двигался бы настолько беззвучно. Но Лиам не человек. Он вервольф. А этот небольшой осколок — моя единственная возможность спастись из плена.

Мне нужно точно знать, что зверь занят. Не сможет меня перехватить или выследить. Как сделал это с Айрой. Мы с ней перекинулись всего парой слов, но я чувствовала сожаление по поводу того, что у меня не получилось ей помочь. Спрятать ее, защитить. Отец всегда говорил, что это в моем характере — защищать. Что я маленький воин, боец. Правда, при этом добавлял, что девке с таким нравом придется тяжко. Может, и прав был. Не полезь я к этой Айре, уже вернулась бы в деревню. Но пройти мимо для меня означало предать саму себя. Я не умела так.

Только где теперь Айра? И где я?

Словно в ответ на мой вопрос полы шатра разошлись, и один из тех уродов, кто держал меня на берегу реки, втолкнул внутрь мою беловолосую подругу по несчастью.

— Жди здесь, — рявкнул он, Айра же, заметив меня, метнулась к стене, отворачиваясь и пряча заплаканное лицо за завесой длинных волос.

Мужик, мазнув по мне похотливым взглядом, нехотя вышел, а я обратилась к девушке:

— Айра, что происходит?

Она так долго молчала, что я думала, не ответит.

— Я больше не волчья невеста, — наконец, сдавленно просипела она.

— Это же хорошо. Ты же этого хотела, — напомнила я.

Девушка даже перестала плакать, повернулась ко мне. Я уже видела ее лицо, но мне едва удалось не вздрогнуть и не отвести взгляд. Следы от когтей зверя сейчас воспалились и выглядели особенно жутко. Очевидно, я все-таки себя выдала, моргнула, показала чувства, потому что Айра выпалила:

— Я не хотела становиться уродиной!

— Понимаю, — пробормотала я.

Слабое утешение. Я бы никому не пожелала такой участи, особенно такой смазливой девице, как эта. Она такая слабая и хрупкая, что красота для нее как оружие и как способ выжить. Я бы тоже ревела, лишившись руки. Если бы не смогла больше охотиться. Но у меня не было времени, чтобы успокаивать девицу в ее горе. Да и не сильна я в этом. В сочувствии, в поддержке. Это мать могла так обнять, что, казалось, тепло всей земли в ее объятиях. А я…

Я помотала головой. Нет времени раскисать. Задумаюсь — и начну сопли жевать вместе с ней.

— Айра, кто такие волчьи невесты?

Она открыла было рот и тут же закрыла, потому что в шатер явился Лиам и ответил вместо нее:

— Дань для альянса альф. Слышала о таком?

Об альянсе не слышали только глухие, поэтому я кивнула, настороженно следя за каждым его шагом. За каждым движением. Рядом со зверем невозможно было расслабиться, спокойно дышать. Айра так вообще вся сжалась.

— В прошлом году альфа Ульрам придумал забавную шутку, — продолжил Лиам, поставив на стол новую бутылку. — Каждый завоеванный альянсом народ должен прислать тринадцать дев. Прекраснейших, нежных и обязательно невинных, ведь вервольфы не любят ни с кем делиться своими игрушками.

С этими словами он в пару шагов оказался рядом с Айрой. Одной рукой перехватил ее за талию, другой приподнял за подбородок, заставляя смотреть на себя. Она всхлипнула, вцепилась ногтями в его запястье, но под звериным взглядом быстро сдулась, опустив руки.

— Айра была одной из них. — В его голосе, наверно, должно было прозвучать сожаление, но я расслышала лишь насмешку и еще щепотку предвкушения. Он отпустил ее подбородок и рванул не девушке платье. Она вскрикнула от страха и неожиданности, попыталась прикрыться руками. Я инстинктивно дернулась, чтобы помочь, раздираемая двумя чувствами: злостью на вервольфа и жалостью к девушке. Но я была по-прежнему связана по рукам и ногам.

— Самой красивой, пожалуй. Но теперь ты займешь ее место.

Один взгляд на меня — и внутри все перетряхнуло от омерзения.

— Смотри и учись тому, что от тебя потребуется.

Лиам сорвал тряпки с Айры, полностью обнажив стройное девичье тело. Белую и нежную кожу, которую теперь прикрывали разве что ее длинные, до бедер, волосы. Девушка шарахнулась в сторону, но он перехватил ее за горло.

— Подчиняйся, — прорычал зверь, подтянув ее к себе так, что Айре пришлось подняться на носочки, чтобы не задохнуться. — Если, конечно, тебе по-прежнему нужна моя защита.

Она едва заметно кивнула, а Лиам ее отпустил и приказал:

— На колени. Задницей вверх.

Айра быстро подчинилась, почти рухнула на четвереньки, будто знала, что за промедление ее накажут. Или придумают что-то гораздо хуже того, что предлагал зверь. Хотя куда уж хуже?!

ГЛАВА 4

Я бы дернулась, но он практически распял, раскатал меня по себе. Еще и когти вдавил в шею, пока не больно, предупреждающе. А ведь дом был так близко, даже отсюда я видела первые строения, край моей родной деревни. Мне стало страшно, что он меня выследил, и обидно, что я не успела дойти. Эти чувства вспыхнули во мне с одинаковой силой, пока до моего ума наконец-то не дошел смысл звериных слов.

— Ждать? — выдохнула я, все понимая. — Ты не спал? Ты все подстроил!

Лиам рассмеялся, погладил меня по животу, прикрытому тряпьем: все, что осталось от разорванной туники. Воспоминания о том, что он делал с Айрой, были еще свежи, поэтому я сжала зубы, злясь на себя еще больше. Дуреха! Он же со мной играет, как кошка с мышкой.

— Думала меня обхитрить? — подтвердил мою догадку Лиам. — В этой игре тебе меня не победить. Я сильнее. Опытнее. И бескомпромисснее. Я умею ломать таких девочек, как ты. Или делать их шелковыми.

Каждое свое слово он сопровождал движением по моему телу: то поднимаясь вверх и до боли сминая мою грудь, то спускаясь вниз, касаясь меня между бедер через плотную ткань штанов. Вот только каждое его прикосновение чувствовалось так, будто на мне никаких штанов не было.

— Скажи, — он носом коснулся моей шеи, вдыхая мой запах, словно желал его впитать, — тебе понравилось то, что я делал с порченной тринадцатой, да? Захотела оказаться на ее месте?

Я зарычала, безуспешно попыталась его лягнуть, а он снова засмеялся.

— Зачем это представление? — прохрипела я.

— Проверка, — хмыкнул Лиам. — Тест. Который ты, милашка с осколком бутылки, не прошла.

Он и про осколок знает? Конечно, знает!

— Почему ты решила меня не убивать, деревенщина? У тебя же было оружие и даже мотив. Разве такое чудовище, как я, не заслуживает смерти?

— Самой ужасной, — зло призналась я. — Не думай, что я тебя пощадила! Не захотела руки марать.

— Струсила, — скучающе заключил Лиам. Разговаривать, не видя его лица, было сложно, но он не спешил разворачивать меня к себе. — А я ведь на тебя поставил. Вступился за тебя. Поручился перед Дорсаном. Ты мое разочарование, деревня.

Разочарование? В том, что я сбежала? Он безумный, если считал иначе, буквально сам вручив мне осколок! Или в том, что не попыталась его прирезать? Тогда я совсем ничего не понимаю в мотивах его поступков.

— Я убиваю только для того, чтобы есть. — Подумала, что это звучит странно и добавила: — Животных.

— А я то еще животное. — Я почувствовала улыбку Лиама. Или, скорее, его оскал. — Видишь ли, генерал хочет не просто так отправить Альянсу волчьих невест. Он хочет крови альф. Жаждет сократить их количество. А лучше убрать их всех. И самый простой способ это сделать — через постель.

Мои глаза, наверное, еще никогда не были такими большими. Я даже рот приоткрыла от изумления.

— Ты хочешь сказать…

— Что тебе нужно быть покорной, послушной и дождаться, пока твой альфа уснет. А после использовать стекло или что-то вроде для того, чтобы одним из нас, зверей, стало меньше.

Убить альфу. Он говорит о том, что я должна убить одного из вервольфов альянса. Того, кому достанусь. Кто для начала будет истязать мое тело…

— Я не стану, — сказала твердо, а Лиам устало вздохнул.

— Вот я и говорю. Разочарование.

Он сжал мой подбородок и повернул его в сторону домиков.

— Поэтому я решил найти кого-то получше. Может, у тебя есть храбрая сестренка. Или такая же смелая подруга. Один мой приказ — и в деревню войдут гвардейцы в поисках самой красивой и способной девицы.

Лиам говорил, а у меня темнело перед глазами. Особенно он выделил определение «способная». Невинная. Та, что сможет убить, сначала раздвинув ноги.

— А что с остальными? — за каким-то бесом спросила я, пытаясь справиться с дурнотой.

— С остальными как получится. Парни соскучились по ласке, а ваше бабье царство наверняка обрадуется мужчинам. Кто не обрадуется — сама виновата.

Я попыталась сделать вдох, и у меня не получилось. Зато получилось представить, что отряд вооруженных и голодных мужчин способен сделать с беззащитными женщинами. Да, кто-то из нас умеет охотиться, но мы не воины. Поэтому свой выбор я сделала быстро. Особо не раздумывая.

— Из женщин-охотниц я единственная не познала мужчину. Остальные дети или не способны управляться с оружием.

Лиам все-таки крутанул меня, заглядывая мне в лицо.

— Не врешь? — поинтересовался он. — А то я бы проверил.

— Никто из них настолько сильно не ненавидит зверей, — выпалила я в ненавистную морду. Пусть он сейчас выглядел человеком, видеть его не могла. Но придется, если я хочу спасти своих родных.

— Удивила, — вновь хмыкнул он, проведя по моим волосам. — Думал, что скажешь, что краше тебя нет.

— Ты меня не ради красоты с собой берешь, — напомнила я.

— Ради красоты тоже, но с дерзостью твоей что-то надо сделать. Ни один вервольф не поверит, что ты его хочешь. Иначе…

Он снова посмотрел в сторону деревни, а я обхватила его голову ладонями и повернула к себе.

ГЛАВА 5

Лагерь снялся со стоянки в тот же день, двигаясь на юг. Чем дальше мы отходили от деревни, тем больше отпускало меня беспокойство по поводу родных, но тем тяжелее становилось на сердце. Потому что пока Лиам жив, он всегда сможет послать за ними. Я не собиралась давать ему эту возможность. Но зверь сам сказал, что остановить его может только смерть. Что ж, если так, я должна буду его убить. Ради себя. Ради близких.

Зверь словно читал мои мысли, потому что не пытался показать себя лучше, чем он есть. Наоборот, Лиам будто дразнил меня. А может, не старался вовсе, просто был таким мерзавцем.

Подготовкой Лиам называл свое насилие над Айрой. Он ловил девушку, когда она приносила поесть или приводил ее сам, и совокуплялся с ней почти по-звериному, брал ее так, как ему заблагорассудится и заставлял меня наблюдать за всем этим. Иногда это было резко, стремительно, иногда его первобытные игры затягивались на час и больше. В отличие от того, первого раза, я могла закрывать глаза или отворачиваться. Но тогда зверь вел себе особенно шумно, брал Айру жестко, чтобы та кричала громче, в общем, это не спасало ни меня, ни его игрушку, в которую она превратилась.

Меня он почти не трогал. Не считая того удушливо-мерзкого лапанья, когда он нагнал меня возле деревни, Лиам касался меня от силы пару раз, проводил по спине или по руке. Но, чем больше проходило времени, чем ближе мы приближались к месту, куда следовали, тем меньше становилось этих касаний. В последние три дня он перестал меня лапать совсем. С одной стороны, это успокаивало, потому что я, несмотря на страх за жизни и благополучие моей семьи, изо всех сил старалась принимать правила игры, но все равно дергалась и чувствовала себя грязной там, где оставался невидимый след его пальцев. С другой — заставляло сердце тревожно сжиматься в ожидании того, что должно случиться дальше. Моей встречи с Альянсом, а затем и с альфой, для которого я всего лишь стану такой же игрушкой.

Я старалась смириться с мыслью, что совсем скоро окажусь на месте Айры. Не под Лиамом, так под другим зверем. Но разница невелика, зверь он и есть зверь. Видит, Владыка, я очень старалась, убеждая себя днями, пока ехала в повозке вместе с Айрой и собранными палатками, и ночами, которые проводила на матрасе, забываясь беспокойным чутким сном. Такая у меня судьба. Зверь возьмет меня, как ему захочется, а я не стану противиться. Но принимать это у меня получалось с трудом.

Если бы от этого зависела лишь моя жизнь… Но Лиам знал, на что надавить, видел меня насквозь, нарочно оставлял рядом со мной оружие и то, из чего его можно соорудить. Я тоже знала, чего он от меня хочет, чего ждет. Чтобы я напала, попыталась убить. И также знала, что пока он этого ждет, пока готов к нападению, мне до звериной глотки не достать.

Поэтому продолжала его «разочаровывать». Особенно разочарованным и жестким Лиам стал, перестав ко мне прикасаться. Будто я была источником его силы, лакомством, которого он сам себя лишил. Но настроение его окончательно испортилось. Он срывался на Айре, на солдатах и даже на мне, и все больше мрачнел. Хотя, возможно, причина крылась вовсе не во мне, а в том, что я должна сделать. Я и еще тринадцать девушек.

Когда в один из таких дней мы остановились на стоянку, Лиам приказал мне идти за ним в лес. Скрывшись от любопытных взглядов, он протянул мне короткий кинжал и сказал:

— Нападай!

Я осторожно сомкнула пальцы на рукояти, подозрительно прищурившись.

— Смелее. Я должен знать, на что ты способна.

Во мне копилось столько ярости, что я перехватила кинжал как нож и сделала выпад без предупреждения. Лиам был готов, увернулся. Он уворачивался всякий раз, когда я наносила удар, двигался совершенно с иной скоростью. Нужно ли говорить, что я быстро выдохлась, а он даже не вспотел.

— Ну же, — подначивал он. — Хотя бы поцарапай меня разок!

Я бросилась на него с рычанием, целясь в грудь, но зверь легко выбил у меня из рук кинжал, как если бы я напала на него с детским деревянным мечом. Мне же сделал подсечку, от которой я запуталась в юбке и упала на траву. Сил во мне больше не осталось.

— Ты издеваешься? Мне тебя не достать!

— Не достать, — согласился он.

— Так как вы с Дорсаном собираетесь уничтожить Альянс? Хотите, чтобы мы их улюбили до смерти?

Я была серьезна как никогда. Я была в отчаянии. Но почему-то насмешила Лиама.

— Это называется затрахать, Ева. Вряд ли это получится хотя бы у одной человеческой женщины, аппетиты у вервольфов посильнее будут. А что насчет любви… Альянс не за что любить, деревенщина. Более того, даже не вздумай влюбляться в кого-либо из них.

— Зверя невозможно полюбить, — уверенно отчеканила я, вскидывая голову и глядя на Лиама снизу вверх.

Он же потянулся к моему подбородку, но, опомнившись, отдернул руку.

— Это ты зря. Альфы умеют очаровывать. Вдохновлять. Соблазнять. Не ведись.

— Паук тоже плетет паутину, прежде чем сожрать мошку.

— Умница, — хмыкнул Лиам.

— Можешь засунуть свою похвалу…

— У нас мало времени, Ева, — перебил он. — Я здесь для того, чтобы показать тебе очевидное.

— Что я не справлюсь?

— Что грубой силой тебе вервольфа не одолеть. — Он поднял кинжал и засунул его в голенище своего сапога. — Единственное твое преимущество — внезапность. Для начала удовлетвори его, затем, когда отвлечется, нанеси точный удар. И ты свободна.

Глава 6

Казалось, те дни смазались для меня в один. Сплавились в единое ожидание. Ожидание чего-то нехорошего. Я больше не чувствовала себя в безопасности, но продолжала молится Владыке в перерывах между беспокойным сном и визитами Лиама.

Вервольф всегда приходил в разное время: иногда ночью, сверкая во тьме желтыми звериными глазами, иногда днем. Он больше ко мне не прикасался, не пытался прижать к койке, пугая насилием. Но в остальном все повторялось. Зверь приказывал снять платье, а затем портил его, изливаясь на ткань. Я ненавидела эти минуты, когда приходилось сидеть с раздвинутыми ногами, гладить себя по его приказу, касаясь груди. Последнее было особенно мерзким, потому что я всякий раз чувствовала себя грязной. Зато ненавидела его еще больше. Ненависть, гнев были для меня предпочтительнее страха. Я словно знала — стоит поддаться страху, и я сломаюсь. Забьюсь в холодный угол этой клетки и не смогу выполнять приказы Лиама. Не смогу их выполнять, он сожрет меня с потрохами. На этой мысли я и держалась.

Удовлетворив себя рукоблудием, зверь уходил и уносил мою одежду. Но спустя несколько минут один из безымянных монахов приносил мне чистое платье. В первый раз даже принес одеяло, в которое я смогла закутаться с головой. По приказу Лиама? Плевать! Главное, что тепло и можно хоть на несколько часов унять внутреннюю дрожь. Монахи же приносили мне еду и питье трижды в день. Обычно — кашу, ягоды и овощи, мятный отвар. Никакого мяса или яиц. То ли это было связано с тем, что едят сами служители Владыки, то ли такую пищу готовили для невест. Я не знала, а монахи оставались безмолвными.

За все время никто из них не посмотрел на меня с осуждением, но и участия в их глазах я тоже не встретила. Мне казалось, они вовсе предпочитали не смотреть на меня, ухаживая как за бессловесной скотиной, которую готовят на заклание. Возможно, им именно так это виделось. Хотя мне хотелось верить, что именно Лиам держит их в страхе, что не по своей вине они равнодушны ко мне и, наверняка, к другим девушкам. Не все настолько храбры и глупы как ты, Ева, чтобы спасать попавших в плен незнакомок!

Я не поняла, когда все закончилось. Или началось, сложно сказать. Но после одной ночи, когда Лиам проделал свой звериный ритуал, он не ушел сразу, а раздраженно сообщил:

— Завтра в монастырь прибывает Альянс.

Я сидела, обхватив свои колени и прикрывая обнаженное тело, но после этих слов вскинулась, посмотрела ему в глаза.

— Можешь радоваться, Ева, завтра тебя отдадут альфе. Или передумала и хочешь провести ночь со мной?

В душе растеклось облегчение. Я качнула головой, не скрывая того, что чувствую. Наконец-то Лиам не сможет приходить ко мне. А что там дальше — Владыка нашепчет.

Моя радость, естественно, разозлила Лиама: его лицо исказилось, проявляя звериные черты. Он качнулся ко мне. А я, кажется, слишком устала от напряжения последних дней, чтобы испугаться, потому что выпалила:

— Тогда я не смогу убить альфу.

— Бей в горло, — посоветовал зверь. — От подобного удара даже вервольф не выживет.

— Разберусь, — холодно ответила я, а он все-таки шагнул ко мне. Протянул руку, желая коснуться моей кожи, но все-таки не коснулся.

— И что, даже не станешь убеждать, что будешь скучать, деревенщина?

— Катись к бесам!

— Надеюсь ты выживешь, Ева, — пожелал он. — А после я найду тебя и трахну. Ты станешь моей. Это будет моей лучшей наградой.

Кажется, он верил в собственные слова.

Он ушел, а я от души помолилась о том, чтобы планы Лиама на меня никогда не сбылись. Уж лучше пусть альфа сдерет с меня кожу живьем, чем лечь под этого зверя. Но кто сказал, что другой зверь будет лучше этого?

В ту ночь я спала крепко, словно отсыпалась за все бессонные, но проснулась еще до рассвета, по привычке. Сидела возле окна, рассматривая светлеющее небо, и думала о свободе. Почувствую ли я ее снова? Увижу ли семью? Или моя жизнь оборвется сегодня? Я была готова и не готова одновременно. Разумом понимала, что все правильно, но другая часть меня, более слабая, металась в ужасе, заставляя до боли в пальцах стискивать края одеяла.

Я сильная. Сильная. Сильная.

Теперь я шептала эти слова вместо молитв, но молиться долго мне не пришлось, на рассвете дверь моей клетки распахнулась, и молчаливый монах велел мне следовать за ним. Он темными коридорами привел меня в бани — такой же каменный мешок, только с большим бассейном в полу, где оказалось еще несколько девушек, и велел всем нам мыться.

Я впервые встретилась с другими волчьими невестами, и судя по любопытным взглядам, которые мы бросали друг на друга, не только я одна. Все девушки были светлокожими и светловолосыми, как будто родными сестрами Айры, и необычайно красивыми. Одежды у них тоже были побогаче тех тряпок, что носила я и портил Лиам.

Я почувствовала себя так, словно попала на пир фей. Даже стало неловко за свои волосы, не знавшие мыла вот уже вторую неделю, и за собственную, отмеченную летним солнцем кожу. За волосы, которые были не настолько длинными. Но я тут же прогнала это чувство: искренне хотелось помыться. И не из-за приказа, если бы это спасло меня от притязаний Лиама или генерала Дорсана, я бы на год от мыла отказалась! Но я любила воду, любила нырнуть с разбегу в реку, любила чистоту. А если это еще и запах мой, сводящий зверя с ума, слегка смоет, то вообще красота.

ГЛАВА 7

Мы покинули зал в молчании, напряженном, гнетущем. Мне казалось, что я иду на казнь, хотя в какой-то мере так и было. Я добровольно шла в лапы врага. Мы все шли.

— Украшение, — сказал второй монах, застывший за дверью.

— Что? — растерянно моргнула я.

— Украшение на шею обязательно. Это требование Альянса.

Только после его объяснения вспомнила про зажатый в кулаке ошейник, который так и не надела. Пришлось повязать черную ленту и догонять остальных невест. Ткань была мягкой, но мне ошейник казался будто утыканным иглами изнутри. В середину его, видимо для красоты, был вшит бледно-зеленый камень, и он жал на горло всякий раз, когда я сглатывала слюну. Наверно, я слишком затянула ошейник. Наверное, нужно успокоиться, иначе страхом я только привлеку внимание зверей. Наверное…

Я сделала шаг, а меня будто бы прижало к земле. Чувство было такое, словно в грудь ударили тараном, вышибив весь воздух из легких. Да так, что на языке проявился соленый привкус крови, а в глазах на мгновение потемнело. Я едва устояла на ногах, ухватившись за холодный камень стен. Не всем так повезло: несколько невест осели на пол, одна из них вовсе потеряла сознание. Монахи тут же притащили какое-то средство и привели ее в чувство.

— Все в порядке, — объявил тот, что шел впереди. — Не каждой женщине дано выдержать силу Альянса.

Я широко раскрыла глаза. Сила Альянса? Так это сила тринадцати альф? Меня затрясло снова, как только я осознала, что могу не выдержать даже простого приближения к ним. Что уж говорить про плотские игры или убийство! Альфа, которому я обещана, выходит, может раздавить меня силой, не прикасаясь ко мне даже пальцем.

Кажется, об этом подумала не только я одна, потому что колонна невест замедлилась, все уже не шли, а крались, оттягивая неизбежное. Но чем ближе мы подходили к источнику силы, тем сильнее гудело в ушах. Давящее чувство все усиливалось и усиливалось, заставляя вставать волоски на коже, как шерсть на загривке у испуганного зверья. Все внутри требовало: «Беги!». Но позади меня шел монах, а впереди — еще тринадцать подруг по несчастью. По бокам и сверху же давили стены. Настолько сильно, что я даже выдохнула, когда коридор внезапно закончился, и я ступила в просторный зал.

Здесь был полумрак, потому что хмурое, угрожающее пролиться дождем небо едва проглядывалось в редкие узкие окошки. Этот зал монахи явно использовали для совместных молитв: на одной из стен был изображен большой знак Владыки, а в угол сейчас сдвинули подставки для локтей. Освободив место для торжественной встречи Альянса. Которую я бы на их месте устроила в поле. Потому что вервольфов было много, и исходящая от них давящая сила не выдерживала замкнутости стен. На какой-то миг я даже испугалась, что она попросту разрушит монастырь.

Волчьи невесты по одной расходились в стороны, пока не выстроились вдоль стены, и так получилось, что я оказалась в самом центре. Но теперь могла хорошо рассмотреть всех присутствующих. Откуда-то сбоку раздался удивленный возглас, и мне захотелось поддержать безымянную для меня девушку. Потому что альфы не просто давили силой, они еще и выглядели иначе. Высокие, мощные, будто вырезанные из камня. Я Лиама считала гигантом? Ненавистный мне зверь проигрывал на их фоне! Но дело было даже не в росте, к Лиаму я привыкла, временами он даже казался мне человеком, а вот в альфах Альянса виделось нечто первозданное, дикое, сильное и неукротимое. Живая мощь самой природы. В их телах. В их взглядах.

Особенно когда эти взгляды обратились ко мне.

Не ко мне, конечно, они скользнули по всем девушкам, но все равно стало не по себе. Потому что эти взгляды не сулили ничего хорошего.

— Где твой генерал, пес? — поинтересовался самый зрелый из альф. Только сейчас я заметила рядом с ними Лиама. Удивительно, что он здесь. Я-то считала, что он из тех, кто прячется в тени, а не лезет на передовую.

— Не лучшая тактика начинать переговоры с оскорблений, Ульрам? — ответил мой мучитель спокойно, хотя сильно сомневаюсь, что ему понравилось, как его называют. Пес. Собака бешеная. Ему идет.

— Для тебя — альфа Ульрам.

— Я не приносил тебе клятву верности, так что имею право называть по имени.

Мне показалось, что Ульрам или другие альфы просто порвут Лиама на куски. Один из них даже шагнул вперед, но Ульрам выставил ладонь, преграждая тому путь.

— Справедливо, — согласился он, почесав бороду. — Так когда мы увидим Дорсана? Мы ради него проделали долгий путь.

Вот вроде альфа вежливо говорил, а даже я почувствовала скрытую издевку.

— Не говоря уже о том, что невест нам должны были выдать уже в столице, — он еще раз посмотрел на меня. Теперь уже точно на меня, потому что наши взгляды встретились, и мне пришлось опустить глаза в пол, чтобы не бросать вызов хищнику. — А не в этом Предками забытом месте.

— Это монастырь святого Патрика, одна из главных человеческих святынь, — невозмутимо объяснил Лиам. — Генерал хочет, чтобы вы отдохнули, воспользовались своим правом на невест. Дорога действительно была долгой.

Я затаила дыхание, потому что на один миг показалось, что Ульрам или другие альфы все поймут. Что они догадаются, что задумал генерал руками невест. И тогда нас всех просто убьют. Уничтожат…

Ульрам неожиданно рассмеялся и с размаху ударил Лиама по плечу. Тот не покачнулся, наверное, только потому, что сам был вервольфом. Я бы от такого удара улетела.

ГЛАВА 8

Ева

Когда меня пожелал альфа Лихх, я впервые в жизни пожалела, что не могу просто лишиться чувств от страха, как Гора. Я просто стояла и смотрела, как альфы делят меня. Меня! Хотя в зале присутствуют двенадцать красавиц. Я совершенно ничего не понимала, пока сквозь сильные удары сердца, стучащего в висках, не начала прислушиваться к спору вервольфов. К счастью, они говорили на моем языке. То ли хотели, чтобы я все слышала, то ли дело было вовсе не во мне. Но я уловила самое важное — им нравится, как я пахну.

«Ты так пахнешь. Ни одна сучка так до тебя не пахла», — вспомнились мне слова Лиама. Вспомнились и тут же вылетели из головы, потому что двери зала с грохотом распахнулись, являя гигантского черного волка. Будто само чудовище из Преисподней шагнуло в обитель Владыки. В меня ударило такой силой, что я в первое мгновение решила, что все-таки потеряла сознание или свалилась замертво, а по мою душу пришел Собиратель жизней. Почему по мою? Потому что он смотрел прямо на меня. Будто хотел проглотить меня одним куском!

У меня даже колени подогнулись, когда он двинулся в мою сторону, прожигая потусторонним диким взглядом. Только впервые за длинные тягучие мгновения моргнув, я осознала, что шарю рукой по воздуху у себя за спиной — привычно тянусь к колчану со стрелами, и стою с открытым ртом. Который, кажется, приоткрылся еще больше, когда волк из Преисподней в один миг превратился в высокого молодого мужчину. Вот я снова моргнула, как передо мной стоял уже человек. Если бы, конечно, люди могли быть такими великанами!

Этот великан был суров лицом и силен телом. Я уже знала, что вервольфы не знают стеснения и стыда, как не знают их любые звери. Да и Лиам щеголял передо мной во всей красе. Только если в случае с Лиамом я испытывала ярость, раздражение, то от красоты вошедшего последним мужчины захотелось зажмуриться по другой причине. Потому что я даже впустила в свой разум богохульную мысль о том, что он похож на одного из бессмертных воинов Владыки. На стража небесных врат. Густые темно-каштановые кудри, резкие, будто выточенные из камня черты, бронзовая кожа, широкие плечи, очерченные мышцы, перекатывающиеся под ней, когда он двигался. Казалось, мое сердце просто не может биться сильнее, но по моим венам слово растеклось настоящее пламя.

Вместе с тем я сама же на себя разозлилась. Потому что передо мной все равно стоял зверь, даже если у него лик светлого рыцаря, он все равно остается моим врагом.

Поэтому я с возрастающим напряжением наблюдала за спором альф, которые делили меня словно пойманную добычу. Меня всю передернуло, когда Лихх заявил, что я всех не обслужу. Захотелось закричать: зачем вы просите невинных дев, если сойдет любая, у которой возникнет желание возлечь с вами? Глядя на нового зверя, я понимала, что среди женщин такие вполне найдутся. Конечно, не я. Но кто-то бы пошел на это добровольно. Или в этом смысл наказания людей и звериного удовольствия — брать ту добычу, что сопротивляется? Мерзавцы!

Такими мыслями я не позволяла себе скатиться в ужас, распаляя свой гнев больше и больше. Один из них даже мою честь назвал мелочью. А может, он вовсе имел ввиду мою жизнь. Но он же отдал меня Теодрику. Кажется, так они назвали того альфу. И все согласились.

Что там Рина говорила про то, что не видит в нашей миссии ничего плохого? Я уже не помнила, но понимала, что нужно было уходить с альфой Лиххом. Потому что он вызывал во мне лишь ненависть и отвращение. А что делать с тем, кто тебя спас от Лихха?

Не спас, Ева. Забрал себе.

Лихху же досталась Гора. Я знала, что мы с ней в одной лодке, но все равно не могла не жалеть девушку. Выдержит ли она эту ночь? А выдержу ли я? Или мы все обречены?

Мне лишь предстояло это узнать. Как и об альфе Теодрике. Может, он хуже другого. То, что в отличие от Лихха, вервольф не взвалил меня на плечо, а позволил идти самостоятельно, совершенно ни о чем не говорит. Идти пришлось долго, но я этой отсрочке радовалась, наслаждалась ветром и солнцем. Дышала, возможно, последним воздухом свободы. Альфа же не оборачивался и держался от меня на расстоянии, будто и не собирался драться за обладание мной ранее. Я даже было наивно подумала, что он меня не хочет. Может же такое быть?

Но, стоило нам войти в его шатер, и ему повернуться ко мне, я поняла, что все мои надежды тщетны. Поняла по его боевой готовности даже раньше, чем он приказал:

— Раздевайся.

Холодно, равнодушно, будто ему все это было в тягость. Или он на что-то злился. На что-то, на кого-то… На меня? Его голос настолько шел вразрез с ответом его тела, что я поначалу растерялась.

— Что стоишь? — поторопил он, нахмурившись. — Не понимаешь меня?

— Я не шлюха, чтобы раздеваться по первому требованию! — вырвалось у меня.

Альфа шагнул ко мне в долю мгновения: только что стоял в паре шагов, а теперь вжал меня в свое тело. Я ахнула, когда он зарылся ладонью в мои волосы на затылке и потянул назад, а второй рукой надавил на спину, не позволяя пошевелиться.

— Шлюха, раз так решил ваш генерал, — сказал-выплюнул мне губами в губы. — Шлюха, раз сегодня раздвинешь передо мной ноги.

Я не могла даже дернуться в его руках, но могла говорить, поэтому зло выдохнула:

— Генерал бы сам постарался, но вы требуете себе только непорочных девиц!

Дерзко? Возможно. Но и смолчать я тоже не смогла. Слишком много всего в душе скопилось: и гнева, и разочарования, и боли, и страха перед тем, что должно произойти. Альфа на это сощурился, его глаза сверкнули желтым, так, что я в первое мгновение решила, что он просто убьет меня прямо тут, на месте. Но тут он вдруг странно затрясся, а затем запрокинул голову и рассмеялся в голос.

ГЛАВА 9

Теодрик

Проклятая девка сравнила себя с волчицей! Учитывая, как она пахла, как благоухала, словно его истинная, то глаза Теодрика будто затмила красная полоса ярости. Кто она вообще такая, чтобы сравнивать себя с Лувой?! С его нежной любящей парой. Одна из безымянных генеральских шлюшек и возлюбленная луна! Это как земля и небо. Как грязь под ногами и яркие переливы звезд. Как скрип человеческих повозок и пение птиц. Лува — все святое, что у него когда-либо было, а в этой девке из приятного только ее аромат, который он скоро сотрет своим.

Последняя мысль вызвала в нем новую волну неконтролируемого возбуждения. Яркого и болезненного. Его зверь жаждал попробовать ее, присвоить себе, пометить. Оставить следы на нежной коже, смуглой на руках и шее и светло-розовой на груди и впалом, подтянутом животе. Кажется, ее аромат вовсе забрал разум Теодрика, потому что он на мгновение даже залюбовался ей. Ему казалось, что у генерала ужасный вкус на шлюх, разнеженные, слабые, они действительно ничуть не напоминали их женщин. До этого дня. До встречи с этой девкой.

Это только добавило горсть углей в бочку ярости альфы. Что с ней не так? Сколько волчьих невест прошло через него, пресных и безликих. Все они приходили, дрожали, но все равно раздвигали ноги перед альфой сильнейшей на этой планете расы. Они не вызывали в нем и капли того чувства, что Теодрик испытывал рядом со своей истинной. Он изливался в них, на краткий миг ощущая расслабление тела. Болезненное короткое расслабление, даже не удовольствие. Удовольствие было только с Лувой. Божественное, жгучее, охватывающее все его существо. Больше он такого не испытывал.

И никогда не испытает, потому что истинную можно встретить лишь один раз.

А человеческие девки лишь для расслабления и облегчения. Чтобы лишний раз доказать это себе, Теодрик перехватил хрупкие запястья одной рукой и завел за ее голову, вклинился между девичьих бедер. Шлюха-не шлюха, сейчас она познает его во всех смыслах. Он потерся о вход в ее тело, и сквозь зубы вырвалось недовольное рычание: невероятный аромат вдруг стал ярче, но в него добавилась отвратительная горькая нота страха. Как ложка дегтя в бочке сладкого меда. Но даже это уже не могло его остановить.

Его зверя повело, опьянило, одурманило. И, глядя в широко распахнутые глаза девки, он с рычанием толкнулся в нее. Она вскрикнула, прогнулась в пояснице, но только сильнее насадилась на него. Если сначала он злился, хотел ее наказать, то теперь все мысли, все чувства будто бы исчезли, смылись этой тягучей волной наслаждения, что принесла ему теснота ее глубин. Теодрик врезался и врезался в нее, пока удовольствие не достигло своего пика, вспыхнуло в нем, как пламя от единой искры. Оно было таким ярким, что на миг потемнело перед глазами. Тогда он толкнулся в последний раз, сдерживая рычание и изливая семя.

А пришел в себя, уткнувшись лбом в матрас над ее плечом. Доставшаяся ему волчья невеста дрожала, и Теодрик решил, что она плачет. Большинство из них это делали после близости с ним, хотя он не издевался над ними и не истязал. И даже не стреножил как эту, чтобы не пыталась брыкаться или ускользнуть. Теодрик погладил большим пальцем синяки, оставленные им, даже поймал себя на совершенно дикой мысли утешить девушку, рядом с которой он впервые почувствовал себя живым, понял это, когда взял ее за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.

Но вместо слез обнаружил жгучую ненависть.

Взгляд зеленых глаз был таким, что, обладай человеческая девка способностью им сжигать, Теодрик бы вспыхнул костром. А так ярость прокатилась по его коже, вновь будоража получившего свое зверя. Волк внутри его оскалился и облизнулся, принимая вызов. Втягивая ее аромат, который, казалось, раскрылся только сильнее. Изменился, после того, как Теодрик сделал ее своей, смешался с девственной кровью, но при этом стал еще притягательнее. Настолько притягательнее, что кровь снова прилила к паху.

Предки, что с ним творится?

Он же только что трахнул эту девицу. Ненавистное человеческое отродье. Одну из сотен волчьих невест. Но чувствует себя так, будто никогда не знал женщины! То ли дело в том, как она пахнет, то ли в этом проклятом вызове, что горит в ведьмовских глазах.

Похоть вновь вспыхнула в нем, отравляя первобытным ядом, пробуждая дикие желания, о существовании которых он не то чтобы забыл, не знал вовсе. Лува вызывала в нем нежность, будила инстинкт защитника. Дрожащая под ним девка провоцировала в нем яростного охотника. Хищника, способного разорвать в клочья. Полакомиться плотью. Только совсем не так, как в людских сказках на ночь, где вервольфы — злобные монстры, любящие перекусить человечиной, а так, чтобы сломить острую на язык девку. Подчинить себе, пометить, заклеймить. Столько раз, сколько потребуется.

Эта внезапно возникшая тяга злила, но, вместе с тем, Теодрик давно не чувствовал себя настолько живым. И сейчас, когда он успел узнать, какая девка узкая и горячая, попробовать ее, он не собирался сдерживаться. Отказывать себе в желаниях, тем более что его плоть снова налилась кровью и затвердела, требуя нового соития и освобождения.

Девка тоже это почувствовала — еще бы ей не чувствовать, как он своей твердостью уперся в упругое девичье бедро! Ее глаза расширились, и, помимо ненависти, в них мелькнул страх. Она забилась в его руках, точнее, попыталась, потому что Теодрик по-прежнему был меж ее разведенных колен.

— Пусти! — зарычала она. — Иначе я убью тебя!

ГЛАВА 10

Ева

Я готовилась к боли. Ждала ее. Помнила, как это было с Айрой в первый раз. Как она кричала, как по ее щекам текли слезы. Себе я запретила плакать, даже если вервольф начнет рвать меня на куски.

Я готовилась к боли, к тому, что должно произойти. Может, поэтому не смогла прочувствовать ее в полной мере. Ярость затмила мне глаза, и все произошло слишком быстро. Мне будто горящим поленом в живот ткнули несколько раз, обжигающе-болезненно, но все прекратилось раньше, чем я опомнилась.

Меж бедер саднило, горело и ощущалась влага. Много-много влаги. Но при этом хотелось спросить: и это все?

Когда Лиам издевался на Айрой, он мог делать это часами, а этот альфа излился в меня за несколько толчков. И это, пожалуй, было самым отвратительным. Словно мы сношались будто животные. Никакой святости, никакой нежности, не по-человечески. Все закончилось, а я почувствовала себя испачканной. Использованной. Грязной водой из лужи.

И сделали меня такой вервольфы. Сначала Лиам, потом этот альфа.

Но оказалось, я ошиблась с тем, что все закончится так быстро. Стоило мне посмотреть на него зло, как эта махина со своим горящим бревном снова меня возжелала. Я сопротивлялась как могла, но он все равно вновь нанизал меня на себя. В глубине души даже какое-то дикое, ненормальное злорадство поднялось: пусть продолжает рвать на части, только бы моя ярость, моя решимость довести дело до конца не угасала. Пусть будет больно!

Но больно не было. Я почувствовала удивительную наполненность: его по-прежнему было слишком много. Вся же боль разом исчезла, я ощущала разве что ее отголоски. Ее затмил жар, что разнесся по всему телу, и мощные толчки. Звериное рычание и тяжесть мужского тела, когда все закончилось. Он накрыл меня собой, и перед лицом мелькнула сильная рука, в которую я впилась зубами. Возможно, во мне тоже прорвалось что-то звериное, но я сделала это, не задумываясь. В тот момент, когда он вновь излился в меня.

Почувствовав кровь на языке, я разжала сведенные челюсти и крепко зажмурилась. Не знаю, чего я ждала. Удара? Наказание за причиненную боль? Но альфа скатился с меня, поднялся и прошелся по шатру: я слышала его слишком мягкие для такого огромного хищника шаги. Когда он отошел к противоположной стене, я приоткрыла глаза и соскреблась с матраса. Тело ломило, оно меня совершенно не слушалось, в горле пересохло, а мерзкий соленый привкус вызывал тошноту.

Наконец-то у меня получилось сесть, от этого движения я почувствовала, как из меня вытекает его семя, и тут же свела ноги, чувствуя себя премерзко. Там, внизу, все по-прежнему горело, пылало жаром, но не от боли – тут зверь оказался прав. От чего-то еще, чему я не смогла придумать определения. Искала и искала, но не находила. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, так это помыться: снаружи и внутри. Чтобы стереть его прикосновения. Но разве это сейчас возможно? Альфа дал понять, что все так быстро не закончится. Еще добавил, что к концу ночи я запрошу его ласки!

Мерзавец! Зверь!

Все это омерзительно!

Разумом и вдалбливыми в мою голову советами Лиама я понимала, что надо изобразить послушание. Чтобы усыпить бдительность альфы, чтобы легче было зарезать это чудовище! Но ничего не могла с собой поделать. Меня трясло от презрения, от того, что он со мной сделал.

Поэтому не мольбы ему о продолжении будут, а клинком по горлу!

Я настолько увлеклась собственными думами, что едва не подпрыгнула, когда обнаружила подкравшегося зверя. Сердце испуганно затрепыхалось в груди, гулкими ударами отозвалось в ушах. Может, поэтому до меня не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел — кажется, его стук вовсе оборвался.

— Что задумал генерал? — переспросила хрипло, облизав безумно пересохшие губы, а зверь внимательно проследил за моим движением и нахмурился.

— Да, — подтвердил он. — Говори.

Вервольфы чувствуют ложь, я это знала и не могла ему лгать. Могла только изворачиваться.

— С чего ты это взял?

— С того, что из-за тебя чуть не передрались все альфы.

Я едва не вздохнула с облегчением, сдавливающие внутри тиски стали слабее. Он не знает, а я не знаю, почему они хотели передраться.

— Красивая, наверное, — ответила, задрав подбородок.

Он не купился на мою браваду. Я это поняла раньше, чем его ладонь снова легла мне на горло. Разве что не в удушающем захвате, как в прошлый раз, а пока ласково, с нежностью. Но я на эту нежность тоже не купилась: знала, чем это может закончиться. Вервольфу уже не понравился мой ответ. Не понравится второй — его пальцы украсят когти, и кровь появится не только между моих бедер.

— Красивая, — хищно оскалился он. — Но мы это уже выяснили. Осталось выяснить, чем нас хотел удивить генерал Дорсан.

Его ладонь, та самая, на которой уже почти растаял след от моих зубов, сместилась ниже, на грудь, сжала сосок, ощутимо, до боли. Я вздрогнула, но заставила себя сидеть на месте. Чутье подсказывало, что если оттолкну его, побегу, то только порадую хищника отличной охотой. Я прочла это в его глазах. Я вообще там много всего прочла.

Будь вервольф чуть больше зациклен на моих прелестях, было бы легче, но в загоревшихся желтым звериных глазах горел недюжинный разум. Задурить ему голову не получится, по крайней мере, это будет непросто, и уйти от ответа тоже. Тут нужна была хорошая хитрость или обезоруживающая правда. Я выбрала нечто среднее:

ГЛАВА 11

Теодрик

Теодрик даже себе не мог объяснить, зачем ему понадобилось разделить удовольствие на двоих. Возможно, хотел почувствовать, как усиливается ее одуряющий аромат, как сжимаются ее внутренние мышцы в преддверии подступающего блаженства, услышать, как сбивается дыхание и срываются в полных губ несдерживаемые стоны. Первые разы он не мог себя контролировать, поэтому не заботился о ней, да и ни к чему это было. Просто взял девку, снял напряжение и забыл. Только напряжение не испарилось! Не прошло. Наоборот, будто усилилось. Так путник, долго бредущий по пустыне, припадает к ручью и не может напиться. Даже разговор о ненавистном Дорсане не отвлекал. Ему хотелось еще. Ласкать ее кожу, грудь, задницу, резко в нее вбиваться.

Может, наказать ее хотел таким образом. Сначала зализать все ее раны, оставленные им же. Показать, что она не мученица, приносящая себе в жертву человеческих, по факту же генеральских идеалов, а обыкновенная шлюшка, которой неважно, на чей член насаживаться. Сегодня она его, завтра Дорсана, после вовсе пойдет по рукам его хилой армии. Одна из многих.

Только девка удивила: когда он почти довел ее до оргазма, она укусила себя до крови. Сжала его при этом так, что у Теодрика заискрило перед глазами. Все тело скрутило в блаженной судороге, а когда эйфория прошла, его накрыло звериной тьмой.

— Значит, боли хочешь? — прорычал он. — Так я могу и не сдерживаться!

И Теодрик больше не сдерживался и не заботился о ее удовольствии: поворачивал ее, как ему было нужно. Гладил, где хотел, сжимал, как хотел. Губами, зубами пробовал ее так, как нравилось именно ему. Врывался в податливое тело, изливался в нее бесчисленное количество раз, пока сам полностью не обессилел.

Тогда он рухнул на матрас рядом с девкой, которая, кажется, то ли сознание потеряла от этого марафона, не выдержав его звериной страсти, то ли уснула от усталости. Ее дыхание и сердечный ритм были ровными, и Теодрик понял, что тоже проваливается в сон. Он подтянул девку к себе, заключая в объятия, чтобы не замерзла и никуда не делась. На задворках разума вновь мелькнула мысль, что завтра придется отправить ее к генералу.

Волку Теодрика такое будущее не понравилось. Впервые за долгое время в нем проснулись собственнические инстинкты, не позволяющие делиться своим. С каких это пор девка, имени которой он даже не знает, стала его? Наверное, с тех самых пор, как он вдохнул незабываемый аромат. Как познал ее тело, дарящее ему невиданное наслаждение, о существовании которого он давно позабыл. Нет, он ее так просто не отпустит. Даже ради того, чтобы узнать, что же придумал Дорсан. Он еще ей не насытился. Да и клятву, данную девке, собирался выполнить. Она будет стонать под ним от удовольствия. Хотеть его. Желать его. Вот до той поры и будет рядом с ним.

Теодрик всегда спал беспокойно, в снах своих всегда видел стену огня и семью свою в этом огне сгинувшую. Чувствовал жар костров, слышал крики. Но сегодня не видел и слышал ничего. Словно его темнота укрыла, будто покрывалом. И спал бы дальше, если бы что-то не его волк.

Проснулся он резко, на волчьих инстинктах, которые еще никогда его не подводили. И сейчас они сообщили о том, что его вожделенная добыча потихоньку ускользает. Девка выворачивалась из объятий тихо и умело, с аккуратностью охотника, не желающим потревожить добычу. Если бы не волк, зарычавший внутри, может, у нее бы это даже получилось.

Альфа своего волка приструнил, а сам решил за девкой понаблюдать и не выдать себя раньше времени. Она, затаив дыхание, села на матрасе. Он смотреть не мог, только чувствовать, вот и почувствовал ее взгляд на своем лице. Всматривалась она долго, сердце ее так частило, что девка выдавала себя с головой. Но потом расслабилась, облегченно выдохнула и поднялась.

Теодрик предположил, что она хочет сбежать, но вместо того, чтобы направиться к выходу, девка обошла шатер по кругу, шурша, словно мышь. Заглянула во все мешки, стоящие в углах. Альфа следил за ней из-под полуприкрытых век, закрывал их, когда девица оглядывалась, прислушиваясь к его дыханию. Он следил за ней, даже любовался красивой гибкой фигурой. Небольшая упругая грудь, которую она безуспешно прикрывала волосами, широкие бедра, крепкие ягодицы и стройные ноги. Все это открывалось ему во всей своей красоте. Все это распаляло вновь. Не будь ему интересно узнать, что она делает, не играл бы в спящего волка, поднялся бы и продолжил на то, на чем они закончили. А так пока следил и ждал. Пока девка не дошла до сундука и подняла крышку.

Если у Теодрика и были сомнения, что она это делает по приказу Дорсана, то они быстро испарились. Исчезли. Девка целенаправленно что-то искала. Знать бы еще, что? В этом шатре хранилось не так уж много вещей: альфа путешествовал налегке. А личных памятных вещичек благодаря генералу у него почти не осталось. Разве что кинжалы, подаренные Лихом, да оплавленное кольцо с кровавым камнем — все, что осталось в память об истинной. Он возил его с собой как напоминание о том, что должен сделать…

Едва слышно звякнула сталь, заставив Теодрика напрячься. Что ей пришло в голову? Ограбить его хочет, или… Пришедшее в голову «или» не понравилось ни ему, ни волку. А ведь он уже успел познакомиться с характером и безумностью шлюшки! Гордячка, для которой честь важнее жизни. Которая умирать будет, но не покорится. Не шлюшка она. Просто дурная девица. Так что помешает этой бешеной расстаться с жизнью?

Альфа уже готов был «проснуться», рассчитывал так, чтобы прыгнуть и не напугать эту безумицу, скрутить ее и не поранить, как она, взвесив в ладони смертоносный клинок, повернулась к матрасу, на котором он спал. Пришлось снова закрыть глаза, но он слышал, как с каждым шагом к нему ее сердце колотится все сильнее и сильнее, а шаги выдают неуверенность.

ГЛАВА 12

Теодрик

Теодрик никогда не сомневался в извращенности фантазии Дорсана, генерал не раз доказывал, что ему плевать и на женщин, и на детей. Только бы своей цели достичь! Но до этой ночи Дорсан вроде как был за людей. Видимо, волчьи невесты были вынужденной жертвой. Смерть во имя свободы. Теодрик не сомневался, что девушкам внушили — они действуют во благо. И умрут достойно, и попадут на Небеса, забрав жизни и души жестоких зверей. А кому-то вовсе не пришлось ничего внушать — они с радостью согласились продырявить волчьи шкуры. До судьбы подосланных шлюх ему не было никакого дела, Теодрика гораздо больше интересовали побратимы. Альфы, над которыми нависла угроза.

Поэтому он бежал быстро. Так быстро, как только мог. Поднимая в воздух пыль и комья грязи, перепрыгивая ручьи и поваленные деревья. Останавливаясь только для того, чтобы завыть: разбудить, предупредить об опасности. Вслушиваясь в ответ. Его стая бежала за ним по его следам. Самые сильные и быстрые волки. Пульс рокотал в ушах, дыхание сбивалось, но волк несся вперед, уводя их за собой.

Обычно альфы оставались в замке, некоторые вроде Лихха любили устроить оргии с невестами. Не делиться, но смотреть. Но Дорсан на этот раз все продумал: выбрал монастырь, где негде развернуться. К тому же, чтобы там люди себе ни думали, вервольфы уважали чужого бога и не оскверняли своей местью стены храмов Владыки. Этим генерал и воспользовался: альфы были вынуждены забрать волчьих невест в свои лагеря. Он их разделил. А еще воспользовался знанием о том, что вервольфы привыкли жить на отдалении от других стай.

Чтобы предупредить всех, нужно было тоже разделиться. Поэтому Теодрик остановился и отдал приказ своим волкам бежать на юг и на восток. Разбудить всех, поднять весь альянс, все стаи, сообщить о ловушке! А сам устремился к лагерю Дагольфа, который тот разбил ближе всего к монастырю. Не добежал немного, как ему друг ему ответил предупреждающим воем. Только спустя несколько минут коричневый волк перемахнул каменную ограду, разделяющую пастбища, и подбежал к нему.

— Невесты — ловушка, — прорычал Теодрик.

— Знаю, — ответил Дагольф, сверкнув желтыми глазами.

— Рад, что ты оказался проворнее девицы.

Все вопросы «как» и «откуда» пришлось отложить на потом.

— Я предупрежу Хора и Ерея, остальных, а ты расскажи все Ульраму, — сообщил друг и сорвался в другую сторону. А Теодрик волком добежал до лагеря альфы, что всегда брал на себя обязанности парламентера. Но, будучи совсем рядом, понял, что опоздал. По аромату крови, что разнесся над долиной: он перекрывал свежесть полей, укрытых росой. Но и спутать Теодрик его бы ни с каким другим не спутал. Слишком во многих сражениях ему довелось участвовать, чтобы отчетливо запомнить аромат человеческой крови и плоти.

Возле костра перед тремя шатрами на траве осталось то, что еще недавно было прекрасной волчьей невестой: стая Ульрама в своей боли и ненависти разорвала девушку на куски. Подбежав ближе, волк Теодрика теперь уловил запах смерти мудрого альфы и испытал искреннее сожаление. Он был вдвое старше его самого, поэтому Теодрик всегда воспринимал Ульрама если не как отца, то как дядю, что успел пожить, и к которому всегда можно обратиться за советом.

— Тварь порезала ему глотку, — прорычал-прорыдал один из волков. Вервольфы приносят клятву верности, поэтому неудивительно, что смерть вожака ударила по всей стаи.

Теодрик же только убедился, что нападение Евы не было ее идеей. И способ убийства у невест, наверняка, один.

Солнце уже встало, когда все альфы собрались возле лагеря Ульрама. Все, кто выжил. Оказалось, что Дорсану все-таки удалось проредить ряды альянса. Помимо Ульрама, Предки забрали души еще трех альф, в том числе Ерея. Остальным повезло больше: кто-то из них удачно проснулся, кто-то не спал вовсе. Альфа Кирей успел уклониться и тупой, откуда-то взявшийся нож попал ему в плечо. Рана уже зажила, тем не менее на своеобразном собрании альянса царило напряжение, сотканное из горечи, ярости и скорби.

Которое многим из них хотелось на ком-то выместить.

Наказать виновников этой кровавой ночи.

Половина волчьих невест погибло как девица, убившая Ульрама. Кто-то от рук альфы, кто-то от лап и зубов стаи. Выживших альфы притащили на собрание: дрожащие от ужаса комки плоти — вот на кого были похожи еще вчера прекрасные девы.

— Сжечь всех сук! — выкрикнул Кирей, когда напряжение стало почти невыносимым, а скорбь требовала выхода. Требовала мести.

— Всех? — шагнул из толпы альфа Лихх. Он вышел в центр круга: туда, где лежали тела их побратимов, завернутые в ритуальную белую ткань, и потряс зажатой в руке головой, судя по длинным светлым волосам еще недавно принадлежавшей невесте, что ему досталась. — Что-то я не вижу здесь всех волчьих невест. — Он ткнул головой в Теодрика и Дагольфа, что стояли рядом друг с другом. — Они живы, но их невест здесь нет. И человечьей крови я на них не чую. Значит, их девки тоже живы.

Всеобщее внимание теперь принадлежало им. Даже другие вервольфы отступили назад, отчего они с Дагольфом оказались в кругу перед Лиххом. Теодрик поморщился, от трофея светловолосого альфы тянуло ароматом смерти. Но больше всего раздражало не это. Он вступил в альянс ради того, чтобы найти и убить Дорсана, но он по-прежнему был альфой и не собирался ни перед кем отчитываться или оправдываться.

ГЛАВА 13

Ева

Убить оленя не тоже самое, что убить того, кто еще мгновение назад разговаривал с тобой.

Слова проклятого зверя по-прежнему звенели в ушах, хотя он давно скрылся из виду. Бесов вервольф оказался прав — я не смогла вспороть ему горло. Хотела, понимала, что должна, и силы бы у меня хватило. Ненависти тем более. Но как представила, как по моим рукам заструится кровь, что я отниму жизнь у существа, что думает и говорит… пусть даже он зверь, так эти самые руки опустились.

Я не убийца. Пусть даже Лиам и Дорсан поставили на меня.

Представить, что альфа со мной сделает после такого нападения, было тоже несложно. Поэтому я решила, что пусть лучше будет короткая смерть, чем длинная мучительная.

Тоже не получилось. Зверь оказался проворнее. Я даже засомневалась: действительно ли могла бы повредить ему глотку, если же он смог так легко отбить нож. Ждала мести, расправы над собой. Мой беспокойный разум рисовал картины одна страшнее другой, разрывая сердце напополам. Меня всю трясло. Но он ее отсрочил, убежал спасать альянс. А я осталась одна в шатре…

Осталась одна? Сердце бухало в висках настолько громко, что у меня не получалось толком расслышать, что происходит снаружи. До меня медленно доходило, что я жива, а зверь ушел. Я жива! На мне ни царапины, не считая поруганной чести. Только тогда я с отвращением сорвала с шеи ненавистный ошейник и бросилась к платью. Натянула его дрожащими непослушными пальцами.

Напряжение перед убийством альфы понемногу сходило на нет, и я почувствовала, как ломит все тело. Насчет отсутствия царапин я тоже погорячилась: ночью зверь не сдерживался и брал меня столько раз, что я потеряла им счет. Поэтому платье хотя бы частично скрыло синяки и ссадины, некрасивыми пятнами выделяющиеся на моей коже. Еще бы это как-то убрало эту ломоту! Собственные руки и ноги ощущались мной словно ветки. Разве что внутри не болело: тут зверь не солгал, его слюна и семя исцеляли лучше лекарских трав. И тем не менее я бы с огромнейшим удовольствием отказалась от подобного «лечения».

Воспоминания о случившемся казались мне каким-то сном, кошмаром, который и вспоминать не хотелось. Забыть-забыть поскорее. Но важнее чести сейчас была жизнь. Потому что, несмотря на самоубийственный порыв, умирать я не хотела. Поэтому натянула ботинки и подкралась к выходу из шатра.

Сам лагерь через крохотную прореху показался каким-то безлюдным, но перед самым входом расположился высоченный вервольф. Я мысленно выругалась и направилась к другой стенке. Ткань была плотно натянута, здесь бы пригодился тот кинжал, который зверь унес с собой. Но это не помешает мне пролезть внизу. Немного подумав, я стащила из сундука коричневый плед. Не знаю, зачем он альфе, но красное, как пламя, платье прикроет и получше меня спрячет.

Я старалась не пыхтеть и даже через раз дышать, и у меня получилось. На той стороне никого не оказалось. Поэтому, набросив плед на плечи, я осторожно направилась в сторону леса.

Когда мы пришли в лагерь ночью, я видела множество вервольфов, но сейчас в предрассветной дымке никого не заметила. Лагерь будто вымер, все куда-то подевались, а зверь словно нарочно дал мне сбежать. Я даже споткнулась на полпути к деревьям: что если все так и задумано? Один раз я уже попалась на подобную ловушку вервольфа. Лиам тоже отпустил меня, как кошка мышку, а затем поймал возле моей родной деревни. Может, и Теодрик тоже желает, чтобы я вывела его на Лиама и Дорсана? Так я с радостью! Знать бы еще, где их искать?

Единственное место, куда я могу привести зверя — мой дом. Чего я, конечно же, не стану делать. Приводить смерть к родным? Я знаю, что с человеческими городами и деревнями делали вервольфы. Тогда… тогда мне идти некуда.

И вместе с тем я не готова была сидеть и ждать смерти. Любая другая волчья невеста, наверное, так бы и поступила, а вот у меня был другой нрав. Я не могла сдаться! Поэтому, достигнув леса, побежала вперед, в обратную от монастыря сторону. Оглянулась на лагерь лишь однажды, чтобы убедиться, что погони нет, и тут же врезалась в грудь того самого вервольфа-гиганта.

От столкновения из меня вышибло дух, я едва на ногах удержалась, и то только потому, что его пальцы клещами сжались на моей руке. Запуталась бы в юбках и свалилась бы наземь. Все вервольфы статные, видные, но этот громила показался мне каким-то жутковатым. Может, из-за выражения морды: резкие суровые черты исказились, когда он принюхался и оскалился.

— Куда собралась? — прорычал он.

То ли от страха, то ли от досады, что меня все-таки выследили, то ли от всего вместе я рявкнула в ответ:

— Ночь закончилась! Я свободна и могу идти, куда хочу!

Вервольф так опешил, что даже отпустил меня. Я же отпрыгнула в сторону и остановилась: бежать означало пробудить его инстинкты, или что у них там, у хищников. Поэтому я бесстрашно посмотрела ему в глаза. По крайней мере, надеялась, что бесстрашно, потому что, казалось, все внутри меня умирает и возрождается каждый миг, чтобы заново умереть, и так по кругу.

К моему огромнейшему удивлению, зверь моргнул, а затем опустил голову и потряс ей. До этого я такое видела только у животных. Так соседские коты встречались взглядами, а затем один склонялся перед другим, принимая его волю. Его силу. Его право вожака. Но я вожаком не была!

Тем не менее вервольф отступил и склонился передо мной, хотя был недоволен этим.