Волк на свадьбе

Давно это было, и никто уж не помнит, правда ли случилось такое или старики выдумали, да только рассказывают об этом по сей день.
По осени дело было. Жил на краю деревни парень по имени Алёшка. Сирота, но не одинокий – друзей у него хоть отбавляй. Вот и позвали Алёшку на свадьбу лучшего друга, Ивана. Невеста была первая красавица – Настенька. Собралась на праздник вся деревня: старики да молодые, все хотели повеселиться теплым вечерком. Песни лились рекой, гармонь смеялась, ноги сами в пляс просились. Девушки обступили Настю, шептались да расспрашивали, как она такого жениха заполучила. Иван женихом был завидным – черноволосый, статный, сильный. Настоящий красавец. Ходили даже слухи, что Иван однажды волка в лесу голыми руками поборол.
Алёшка-то правду знал. Ваня просто приврать был любитель. Весной ходили они вместе по грибы, забрели в самую глухомань и увидели на коряге кусок волчьей шкуры содранной.
– Наверное, медведь какой потрепал, – предположил Алёшка. А Ваня и говорит:
– Давай этот кусок себе возьмём? Расскажем всем, что волка одолели! Настенька меня за героя полюбит, и родители её нашу свадьбу благословят.
Алёшка покачал головой:
– Ври, коли охота, – говорит, – я тебя сдавать не буду. Но меня к своей лжи не приплетай.
Так и поступили, когда из лесу вернулись. Иван давай болтать: и волк страшенный, и схватка не на жизнь, а на смерть, и шрамы на руке – мол, от волчьих когтей. Сам же руку ветками исцарапал для пущей правды. Поверили многие. Поверила и Настя. А клок той шкуры Ванька далеко в сундук запрятал.
Вот и сейчас, на свадьбе, кто-то ту историю вспомнил.
– А ты же, Алёшка, с Ваней тогда ходил, – заметила Настенька, лукаво улыбаясь.
– Ну ходил, и что с того? – не любил Алёшка про это разговаривать. Хоть Ванька и был ему лучшим другом, его враньё Алёшке не нравилось. Боялся он, как бы от этой лжи чего плохого не вышло.
– Ты тоже волка видел? – загорелись любопытством девчонки.
– Мы с ним разминулись, – соврал Алёшка впервые в жизни, но совесть чиста – прикрывал лишь глупость друга. – Отстал я тогда. Историю ту знаю лишь с Ванькиных слов.
– Что мы всё про прошлое! – перебил жених, обнимая молодую невесту. – Давайте про будущее поговорим. Мы с Настюшкой своё счастье нашли. Теперь, Лёшка, твоя очередь!
Девчонки засмеялись, загалдели. Алёшка и впрямь был парень что надо.
Вдруг к столу подошёл старик. Жил он где-то в лесу, в одинокой избушке, и в деревне появлялся редко. Дети его побаивались, шептались, будто старик с нечистой силой дружбу водит, оттого звери его не трогают. Вид у него был диковатый: кожа в глубоких морщинах, волосы жёсткие, серые – точь-в-точь волчья шерсть. Одежда – сплошь заплаты да лохмотья. Молча сел за край стола, налил себе кружку вина и осушил залпом.
– Значит ты, Иван, по весне волка в лесу одолел? – спросил он глуховатым голосом, уставившись на жениха.
– Ну я, – неуверенно пробормотал Ваня. Неуютно ему было от присутствия этого незнакомца.
– Шёл бы ты отсюда, старик, по добру, по здорову. Тебя ведь никто на свадьбу-то не приглашал.
– А зря не позвали, – старик налил себе ещё кружку. Голос его прозвучал громче, заставил смолкнуть ближних. – Я же здесь давно живу, я вас всех ещё с детства помню. Настеньку-красавицу, что на полянке цветы рвала да с да с лягушатами играла. И тебя, Алёша помню, как зайчонка из капкана вызволил. Марусю с Аннушкой часто видел с корзинками на опушке. И тебя, Ванька, отлично помню, – старик пристально посмотрел на него. – Помню, как ты в моём лесу безобразничал. Нору ежовую разорил. Птенчика выпавшего мимо прошел – не поднял, не спас. А теперь выходит, и волка ты погубил?
Иван опустил глаза. Взгляд его скользнул по руке старика – и замер. От локтя до запястья тянулся старый страшный шрам, шириной в три пальца. Ваня поднял глаза – жёлтые, волчьи зрачки впились в него. От необъяснимого ужаса онемел.
Старик допил вино и, не сказав больше ни слова, растворился в темноте за околицей.
Расходились поздно. Молодые удалились в дом, гости тоже разбредаться стали. Лишь дедок с гармонью да пара старушек еще тихонько подпевали у погасающего костра.
Наутро на всю деревню раздался громкий крик из избы молодожёнов. Сбежались люди – и остолбенели. Сидит Настенька на кровати, бледная как полотно, вся в слезах. Простыни все в крови, на полу кровь, а Ивана нет нигде.
– Что случилось? – закричали подруги.
– Не знаю... Проснулась – а его нет... И крови... столько крови... – всхлипывала Настя.
Подняли на ноги всю деревню. Обыскали каждый угол, каждый дом. Даже в лес мужики решили пойти, мало ли зверь какой ночью забрался да уволок Ваньку в свою берлогу. Но нигде не было ни следа пропавшего парня. Дошли мужики до лесной избушки. Постучали. Вышел старик, все в тех же лохмотьях.
– Не видал тут Ивана, вчерашнего жениха? – спрашивают.
– Отчего не видать-то, конечно, видел, – ответил старик равнодушно. – Да вы заходите, мужики, я вас медовухой угощу.
Зашли. Повторили вопрос, рассказали про Настю, про кровь.
– Я этого безобразника ни раз в лесу видал, – хмыкнул старик. – То ветки у деревьев ломает, то по птицам камнями швыряет ради забавы. Поделом, знать, досталось.
– Настеньку-то пожалей! Вдовой в первую ночь!
– Настюша хорошая девочка, найдёт кого получше. А вруну да живодёру – там ему и место.
– Где же это "там"? – попытались мужики хоть что-то у деда выведать.
– Кто ж нынче знает... – пожал старик плечами и невольно потёр старый шрам на руке.
Вернулись мужики ни с чем. Настя рыдала, Аннушка с Марусей утешали:
– Найдётся твой Иван, он сильный парень.
– С волком справился – с лихим человеком и подавно сладит!
– А коль мёртв? – всхлипывала Настя. – Крови-то... река... Не выжить...
Алёшка молчал. Сердце ныло. Решил сам друга искать. Хоть тело, хоть кости – чтобы Настенька в неведеньи не горевала. Осмотрел дом. Под окном – капли запекшейся крови. Но не человечьи следы вели от них, а волчьи! Отпечатки крупных лап. До забора кровь была видна, дальше – лишь вмятины в сырой земле. Алёшка опустился на четвереньки, вглядываясь. След тянулся прямиком в лесную чащу. Там и потерялся.
Прошел день. Наступила ночь. Настя, трясясь от страха, ушла к родителям. А у Иванова дома мужиков сторожить поставили – вдруг зверь вернется. Но ночь прошла тихо.
Утром весть: на другом конце деревни волк козу загрыз. Одни кости да клочья шерсти остались. Страх сжал деревню. Мужики снова в лес, с топорами да рогатинами. Весь день топтали тропы, видели зайцев, белок – волка ни следа. Алёшка шел с ними, но сердце вело иначе. Едва углубились в чащу, он отстал. Нашел ту самую поляну, где весной нашли клок шкуры. И увидел: свежие следы! Кровь еще алела на листьях. Крадучись, пошел по ним. Следы вывели на тропинку... и пропали. Тропинка же вела к дому старика.
Дверь была распахнута.
– Здравствуй, дед, – сказал Алёшка, переступая порог. В избе тепло, в печи тлели угли. На столе – скромная еда. Старик стоял у окна, смотрел в лесную даль.
– И тебе, здорово, Алёшка. Давненько ты так далеко в лес не захаживал.
– Да, давно. Дед, ты же всё время тут живешь, всех в этом лесу замечаешь. А не видал ли ты недавно тут волка?
Старик медленно повернулся, потер шрам.
– Откуда волку взяться? Твой дружок его еще по весне прикончил.
– Коли ты про всё знаешь, то знаешь и то, что волка Иван не убивал. А вот волк его – похоже. Скажи мне, дед, где волка этого логово. Он ведь где-то недалеко от тебя живёт, там за деревьями, рядом с тропинкой волчьих следов много. Там мы шкуры кусок и нашли.
Лицо старика окаменело, голос стал жестким, как корявый сук. – Нет тут того волка. И не ищи Ивана. Мёртв он.
Вернулся Алёшка в деревню ни с чем. Снова ночь наступила. На этот раз караул не ставили. Каждый сам за своим двором смотрел, боялись, что именно к ним волк заглянет. Девки собрались у Насти, вином горе запивали.
– Коли жив был бы – давно объявился. – вздыхала Аннушка. – Смирись, Наська.
– Сама знаю. Не выжил бы. А коли б волк его всего не съел – за козой бы не пошел...
Внезапно ночь расколол протяжный, леденящий душу волчий вой! Мужики повыскакивали со двора кто с чем: вилы, топоры, у кого-то старое ружьишко. И видят – огромный чёрный волк стоит возле Иванова дома на задних лапах, а передними в подоконник упирается да в окно заглядывает. Бросились на него, колотили вилами, палили из ружья. Волк лишь фыркнул, отмахнулся могучей лапой, сбив двоих с ног, и скрылся в темноте леса.
В ту ночь в деревне уже до рассвета никто глаз не сомкнул. Впервые такого большого волка видели. Да ещё и пули да вилы с топорами ему не страшны. И ушел, никого не тронув. Чудно.
Алёшка ночью видел всё, а потому пошёл снова к деду в лес.
– Почему ты меня обманул? – с порога начал Лёшка.
– Не обманывал, я тебе правду сказал. Того волка, чью шкуру вы с Иваном нашли, с весны тут нет.
– Того нет, зато другой появился. Огромный чёрный. Не мог ты, живя в лесу, его не заметить.
– Был тут по весне чёрный волк, но то кочевник. Он меня тогда хорошо потрепал, – дед снова потёр старый шрам. – Но того волка я самолично убил. Он мне след на руке оставил, а я ему прямо в сердце. Вон тем ножом его зарезал.
Указал дед на нож, который на полочке возле окна на подставке стоял. Блестящий нож.
– Серебряный, – пробормотал Алёшка.
– Ну да, – кивнул дед. – Конечно серебряный, как же иначе нечисть одолеть.
– Скажи, дед, а могу я нож этот у тебя одолжить? Тот волк, что вчера в деревню заходил, он ведь такой же как ты убил по весне. Его тоже ни пули, ни вилы не берут. Наверняка он нечисть. И это он Ивана и убил.
Протянул старик нож Алёшке да пожелал ему удачи в борьбе с оборотнем.
А вот мужики в деревне Алёшке не поверили. Хоть он им всё рассказал, что от деда в лесу услышал.
– Подумаешь огромный волк, с чего вдруг сразу оборотень. Нет их, это всё сказки. Старик живёт один в лесу, вот ему и мерещится всякое.
На ночь опять все дома позапирали. Стали каждый своё жилище охранять. Скотину всю по стайкам попрятали. А Лёшка же пошёл к Иванову дому. Зашёл во двор, сел на скамейку, а нож серебряный в руке зажал.
И вот после полуночи слышит шорох. Поднял Лёшка глаза и видит – тот самый чёрный волк прям перед ним в паре шагов стоит. Стоит и смотрит. Не нападает, не скулит, а просто смотрит. Лёшка ему прямо в глаза посмотрел, но злобы там не почувствовал. Только немую мольбу и тоску. Смотрели они так друг на друга пару секунд, а потом волк развернулся и побежал прочь.
Спрятал Лёшка нож, а сам за волком помчался. Бежал до самого леса, но только в лес вошёл, как волка след простыл. Не испугался Алёшка, а пошёл к избушке старика прямо среди ночи. Дошёл до избы и нашёл ту тропинку, возле которой волчий след был. И видит Лёшка – лежит волк за деревьями, на той самой полянке, да скулит тихонько так. Алёшка подкрался ближе. Волк услышал, вскочил, повалил его! Алёшка в ужасе выхватил нож. Увидев серебро, волк жалобно взвизгнул и стремглав бросился бежать, растворившись в чаще.
К рассвету вернулся Лёшка в деревню. А там шум стоит, все вокруг Настиного дома собрались. Пробился Лёшка сквозь толпу, навоображал себе сразу же всяких ужасов. Настя сидела на лавке, бледная, но живая.
– Видела я его ночью, – прошептала она. – Под утро глянула в окно – а он стоит. Страшный, огромный, черный. А глаза... глаза добрые. Смотрел... словно хотел что-то сказать...
– Да не может волк смотреть так, – мужики отвечают. – Он зверь, у него ни мыслей, ни чувств нету. Повезло тебе, что жива осталась.
– Он на меня не хотел нападать, он словно общаться хотел.
– Я тебе верю, – сказал вдруг Алёшка. – Я его тоже ночью видел. И я знаю, где он в лесу прячется.
Собрались снова мужики. Пошли за Алёшкой. До самой избы дедовой дошли.
– Зачем ты нас сюда привёл?
Алёшка молча указал на тропу меж деревьев. Мужики прошли – и расхохотались. На поляне сидел обычный серый волк, даже меньше среднего. Махнули рукой, повернули назад.
Алёшка глянул на волка – и замер. На передней лапе зверя был огромный, страшный шрам, словно кусок шкуры содрали. Тут-то Алёшка всё и понял. Рванул прочь, сжимая нож. Бежал, не разбирая дороги, споткнулся о корягу и кубарем скатился с пригорка прямо в грязную лесную лужу.
Он поднялся, отряхнулся – и перед ним, как тень из ночи, возник черный волк.
Алёшка инстинктивно выставил нож вперед.
Волк не нападал. Он медленно опустил голову, а в его глазах не было угрозы, только глубокая, нечеловеческая печаль и... понимание. Он протянул вперед могучую лапу.
Взял Лёшка волка за лапу, нож аккуратно к шкуре приставил и проколол её. Три алые капли упали на черную землю. Волк не дернулся, не зарычал. Он стоял смирно, и в его взгляде читалось... облегчение.
– Иван?
Мгновение – и волчий облик словно сгорел в лунном свете. Через него перекатилась волна, ломая кости, меняя форму. И в луже, на четвереньках, дрожащий, грязный, с капающей с запястья кровью и слезами на лице, сидел Иван.
– Алёша!.. Спас!.. – он попытался встать, пошатнулся, и Алёшка подхватил его.
– Погоди радоваться, надо нам ещё с одной проблемой разобраться.
Накинул Лёшка на дрожащего друга свою рубаху и пошли они обратно на холм взбираться. Добрались до избушки старика. В избе было пусто, но чувствовалось недавнее присутствие.
– Он-то тебя и обратил, – говорит Алёшка. – Это его шкуру ты у себя дома в сундуке припрятал.
– То-то волк серый мне знакомым показался. Он меня в ту ночь, после свадьбы укусил…
За спиной хрустнула ветка. Они обернулись. В дверях стоял старик. Его лохмотья теперь казались не жалкими, а древними, как сама чаща. В его желтых глазах не было удивления, лишь холодная оценка.
– Смотрю не стал ты друга убивать, – произнес он, шагнув в избу. – А ведь я тебе и нож дал, и намекнул как следует.
– Это ты был тем волком в лесу, – сказал Алёшка, вставая между стариком и Ваней.
– Конечно, – старик снова прикоснулся к своему шраму. – А ты, Ванька, был тем, кто мою шкуру украл и чужие заслуги себе присвоил.
Старик выпрямился в полный рост. Сейчас он не выглядел чудаком в лохмотьях. Напротив, он был похож на пожилого богатыря, закалённого не одной битвой.
– Того молодого волка я убил, как и говорил. Но неужто вы думаете, что вдвоём вам по силам убить меня?
Алёшка бросился вперед с ножом. Но старик был быстр и силен, как ураган. Одним движением он швырнул Алёшку через всю избу. Тот ударился о стену и рухнул без сознания. Нож выпал из его руки.
– Не тронь его! – заревел Ваня. Какая-то нечеловеческая сила влилась в него. Он рванулся, подхватил нож на лету и, прежде чем старик успел среагировать, всадил серебряное лезвие ему прямо в сердце.
Старый оборотень замер. Желтые глаза широко раскрылись – в них мелькнуло нечто, похожее на... уважение? Или просто удивление? Он рухнул на пол без звука. Тело его на глазах начало темнеть и рассыпаться, как трухлявое дерево, пока не превратилось в кучку серого пепла да старых лохмотьев.
Вернулись Ванька с Лёшкой в деревню. Настенька, увидев Ваню живым, заплакала от счастья. Рассказали парни про старика-оборотня, а вот про то, что он Ваньку волком сделал, умолчали.
Вечером Ваня вышел за околицу, встретился с Алёшкой. Месяц висел над лесом, большой и холодный.
– Я одно понял, побывав в волчьей шкуре – не так уж и легко зверю в лесу живётся. Каждый день – борьба. Каждый зверь – не просто дичь. Они... помогали мне. Выводили к воде, когда я заблудился. Никогда больше... ни дерева зря не сломаю, ни зверя без нужды не трону.
– А я вот понял, что зря ты ту ложь затеял. Может дед бы и не разозлился так и не случилось бы этого всего.
– Тут ты, конечно, прав, Алёшка. Больше я врать никогда не стану.
На том и разошлись. Стал Ванька жить с Настюшкойдуша в душу, вскоре деток нарожали – Васютку и Захара. Лёшка вскоре на Аннушке женился. Свадьбу опять на всю деревню гуляли. И Маруся жениха себе на той свадьбе сыскала.
Только стал Ваня с тех пор раз в месяц, на полную луну, уходить в лес. Дня на три обычно. И в те ночи, кто не спал, слышали далекий, тоскливый волчий вой, доносившийся из глухой чащи. Но на деревню никто не нападал, ни скотина не пропадала. Люди жили спокойно. Лишь Настенька тревожилась: «Как бы он, ненароком, с волком не встретился...»
А Лёшка-то знал, что что кроме самого Ваньки, волков в их лесу больше не водилось.

Загрузка...