… По просёлочной дороге, тянувшейся длинной асфальтированной лентой вдаль мимо бесконечных полей и пролесков, шагал молодой человек. Был он невысок, строен и довольно худощав, настолько, что одежда - старые, потёртые джинсы и простая клетчатая рубашка с расстёгнутым воротом и подвёрнутыми до локтей рукавами - сидели на нём немного мешковато; на ногах — разношенные, покрытые дорожной пылью кроссовки. Его длинные волнистые рыжевато-русые волосы собраны в хвост, взор больших ясных ярко-голубых глаз мечтателен, устремлён куда-то за горизонт, где небо соприкасается с землёй... При первом взгляде на молодого путника, а точнее — на объёмный рюкзак за его плечами - можно было предположить, что это студент, отправившийся в пешее путешествие, или, может, в деревню, погостить у родственников, ну а обтянутый зеленоватой, похожей на змеиную, кожей скрипичный футляр за спиной юноши наводил на мысль о его весёлом характере и о том, что он непрочь помузицировать в свободное время.
Да так, в сущности, оно и было. Вот только цель путешествия молодого человека находилась куда дальше, чем можно было бы предположить...
Словно по заказу, денёк выдался на диво погожим и ясным, и по выражению открытого, красивого лица юноши, его радостно сияющим глазам было понятно: прогулка по свежему воздуху доставляет ему величайшее удовольствие.
Изредка по дороге проносились машины; водители некоторых сигналили молодому путнику, принимая его, вероятно, за автостопщика, но, видя, что тот не обращает на них внимание, уносились восвояси. А тот шел дальше, тихонько насвистывая под нос какую-то незатейливую мелодию и время от времени чуть заметно улыбаясь своим мыслям...
... Покосившийся придорожный камень похоже, торчал на обочине с таких незапамятных времён, что полуоблупившуюся надпись:
London
70 Miles
уже едва можно было разобрать на его тёмной замшелой поверхности. Здесь же по соседству рос высокий клён, наверное, такой же древний; его густая крона отбрасыва на придорожный столб ажурную тень... Надпись на камне давно потеряла актуальность, но столб почему-то не выкопали...
Поравнявшись с этим каменным памятником прошлому, молодой путник приостановился, бросил короткий взгляд на надпись и, вздохнув, свернул с просёлочной дороги на узкую, едва приметную тропинку, огибающую клён и косо уходящую куда-то в поле, извиваясь юркой веретенницей меж высоких зелёных колосьев, колышащихся на ветру, точно морские волны.
"Настоящий тропический лес для насекомых! — подумал юноша и невльно усмехнулся, вдруг живо вообразив, что он вдруг сделался совсем крохотным и должен теперь жить в мире жуков, червей и гусениц. — Любопытно, каково им..."
Вскоре вдали замаячила цель: огромный дуб, высящийся над морем колосьев, как старинный фрегат. Этот гигант, наверное, скоротал не одно столетие — так необъятен был его ствол и так раскидиста крона, почти не пропускавшая солнечный свет. Под её сенью мог бы преспокойно укрыться отряд скаутов в полном составе, вместе с палатками. Остановившись у теневой границы, юноша оглянулся чтобы убедиться, что пространство вокуг пустынно.
"Однако, следует поторопиться, — подумал он, поглядев на небо; солнце уж начало меденно склоняться к горизонту. — Было бы неплохо прибыть на место ещё сегодня..."
"Да уж, мессир, — не замедлил откликнуться в его мозге тихий, тоненький голосок. — Смеем надеяться, что Вы не забыли, что там может возникнуть проблема с транспортом?"
"О нет, сэр, — мысленно откликнулся молодой человек, слегка усмехаясь. — Благодарю Вас, за напоминание."
(Что это? Внутренний голос? Нет-нет, это были... впрочем, об этом позже.)
Непонятно зачем вновь оглядевшись по сторонам, - ведь вокруг не было ни души! — юноша снял со спины рюкзак; растегнув один из его карманов, он извлёк из него тонкую чёрную палочку примерно около тринадцати инчей длиной и, шагнув назад, легко взмахнул ею в воздухе. Казалось бы, ничего не произошло, лишь воздух вокруг заколебался — как бывает при разнице температур...
Крупный зелёный кузнечик, совершив отчаяннейший прыжок, красиво спланировал точно на один из мощных дубовых корней, выпирающих из-под земли, словно застывшие гигантские змеи, и затрещал весьма довольно и деловито — ни дать ни взять, свежеиспеченный оратор в Хайд-Парке!
Юноша усмехнулся.
— Ну вот, — промолвил он негромко, подходя поближе и присаживаясь на корточки перед "певцом", — добрался-таки до дерева! Но а что же ты станешь делать, когда барьер вновь закроется, э?
Кузнечик мгновенно перестал стрекотать и уставился выпуклыми коричневыми глазами на нечаянного свидетеля своих откровений, затем медленно развернулся, перебирая длинными суставчатыми ногами, и собравшись с духом, совершил огромный, поистине непостижимый прыжок в изумрудное колышащееся на ветру море трав.
Юноша от души расхохотался — настолько забавным выглядело бегство зелёного музыканта!
— Ещё один рекорд Гиннеса, — заметил он вслух. — Жаль только, что этого не видел никто, кроме меня.
"Время, мессир!" — лаконично напомнил ему тоненький голосок.
… Дуб был не настоящим. Будучи лишь копией настоящего дерева, он скрывал внутри себя пространственно-временной портал. Дуб окружала незримая, но прочная преграда, и если кто-нибудь, человек ли, зверь ли, оказавшийся поблизости, завидев огромное дерево, росшее среди поля, вздумывал подойти к нему, то вскоре оказывалось, что он шагает в противоположном направлении — ну точь-в-точь как Алиса в Зазеркальи! Только четыре человека знали о секрете гигантского дерева и имели доступ к порталу. Одним из них был главный герой этой повести.
Барьер восстановился, скрыв юношу с рюкзаком и скрипкой от глаз любого случайного наблюдателя, окажись он случайно поблизости от дуба и незримой стены, его окружающей. Лёгкий взмах тонкой палочки в руке юноши — и необъятный древесный ствол разверзся перед ним, будто приглашая его войти в тёмное, слегка флуорисцирующее чрево. Тот не заставил себя ждать. Щель на коре тотчас же затянулась — теперь это было лишь гигантское дерево, возвышающееся посреди заросшего высокой травой поля, точно страж-великан, и ничего больше...
… А там, по другую сторону временной пропасти, разделяющей две эпохи, ствол дерева, как две капли воды походившего на то, что было описано выше, развезся, "выпуская" из себя... молодого джентлмена; на плечи его поверх простого, но элегантного костюма, сшитого по моде 40-х годов ХIX-го века, был наброшен лёгкий дорожный плащ, в правой руке - потрёпанный чёрный кожаный саквояж. Если бы не футляр со скрипкой за его плечами и не запоминающиеся черты, едва ли в нём можно было бы узнать того самого юношу-студента, любителя пеших прогулок — нашего с вами недавнего знакомого.
Проделав все необходимые манипуляции с барьером, молодой человек спрятал палочку в потайной карман в рукаве плаща и только тогда огляделся.
"Как будто эти места заколдовали!.. — подумал он, окидывая глазами широкое поле, заросшее высокой сорной травой. — Пейзаж точно такой же, как... там."
"Это, конечно, весьма удобно — чтобы не заблудиться, — продолжал он вести мысленную беседу с самим собой, шагая по тропинке, петляющей среди зелёных травяных колосьев, и невольно усмехаясь. — Полагаю, скоро я смогу находить путь с закрытыми глазами!"
"В том нет ничего удивительного, мессир, — вклинился в его мысли тоненький, отдающий холодком пренбрежительный голосок. — Для телепатов это обычно не представляет особого труда."
"Благодарю за комплемент, м-р Тик-Так," — парировал юноша, слегка усмехаясь, и, негромко насвистывая какую-то весёлую мелодию, крутившуюся в его голове с самого утра, продолжил свой путь более быстрым шагом.
Дойдя до просёлочной дороги, молодой человек остановился, будто на перепутьи. Некоторое время он стоял, глядя куда-то вправо; взгляд его был слегка рассеян, какой бывает у тех, кто находится мысленно где-то очень далеко, затем, вздохнув, встрепенулся. Бросив нечаянный взгляд на торчащий у обочины придорожный столб — тот же самый, что и в будущем, только не такой облупленный, он перехватил саквояж другой рукой и быстро зашагал прочь, туда, где дорога исчезала за пеленой густого тумана.
...Путь его лежал мимо старого двухэтажного сельского коттэджа, стоящего особняком от других строений, видневшихся вдали. Высокий, кое-где покосившийся деревянный забор окружал старый дом; несколько деревьев, росших за ним, казались пленёнными лесными духами, которые, лишившись возможности двигаться, могли только с печалью взирать на дорогу, мечтая о свободе.
Молодой человек невольно замедлил шаги. "Словно призрак прошлого!.. — подумал он, неотрывно глядя на дом. — Видение, сотканное из сырости и тумана..."
Вот и калитка, — ноги, казалось, помимо его воли подвели к ней молодого путника. Он стоял, вцепившись в заржавленные прутья калитки с такой силой, что кожа побелела на костяшках его длинных тонких пальцев, взгляд его широко открытых горящих глаз прикован к тёмным окну чердака, и — о сколь выразителен был этот взгляд! Но что это?! Нечаянный вскрик едва не вырвался из груди юноши: ему вдруг показалось, что дверь дома осторожно приоткрывается и маленькая хрупкая фигурка, змейкой выскользнув из-за неё, бежит по узкой мощённой серым булыжником садовой дорожке, мимо запущенных, заросших сорняком овощных грядок к нему!..
-Ха-а-р-р-рррр! Ха-а-р-р-р-рррр!
От резкого звука вороньего карканья где-то у него над головой юноша содрогнулся. Видение, такое яркое — и такое удивительно реалистичное! — развеялось без следа, словно от внезапно налетевшего резкого порыва ледяного ветра. Из груди его вырвался тяжкий вздох.
«Увы, прошлое невозможно изменить. Но что поделать, если разум отказывается от принятия?..» — подумал странник; проведя рукавом по влажным глазам, он тряхнул головой и зашагал прочь, всё ускоряя и ускоряя шаг.
...Какой густой туман!.. В рано сгущающихся сумерках с трудом можно разглядеть путь. Деревья, росшие вдоль придорожных обочин, очертаниями своими походили на унылых долговязых призрачных великанов в странных одеяниях, материализовавшихся из воздуха, и молчаливо приветствующих одинокого путешественника, как старинного приятеля. Но тот, будучи погружён в собственные думы, не обращал внимание на пейзаж вокруг него...
Вдалеке, полускрытый зыбким клубящимся туманом, маячил тёмный силуэт старой часовни. Казалось, острый шпиль, венчающий её крышу, силится прорвать пасмурное сумеречное небо и приоткрыть звёзды... С трудом отринув свои размышления, молодой путник, встрепенувшись, вскинул голову и замедлил шаги; на бледном измождённом лице юноши появилась грустная улыбка. «Я снова здесь», — проговорил юноша мысленно, сворачивая с дороги на узкую, раскисшую от частых дождей тропинку, ведущую к старому приходскому кладбищу.
За покосившейся проржавевшей оградой виднелись тёмные силуэты крестов. Остановившись, молодой человек вгляделся в темноту. Приоткрыв калитку, скрипнувшую так жалобно и протяжно, как будто она искренне оплакивала всех тех, кто здесь когда-либо был здесь погребён, он вошёл внутрь.
Тишина, царящая здесь, была абсолютной, потрясающей. Сторожа видно не было, в окошке его домика не горел свет: может отлучился куда-то по делам, или просто крепко выпил и спит...
Юноша медленно брёл по посыпаной мелким гравием кладбищенской дорожке, плутающей меж старых и свежих могил; тишина и жуткая, мрачная, загадочность этого места его не пугали, его воображение не рисовало никаких вымышленных призраков (наверное, потому, что ему приходилось иметь дело с настоящими?).
...Могила, перед которой остановился молодой путник, находилась в самом отдаленном и мрачном участке кладбища и выглядела совсем запущенной. Никакой — даже самый плохонький — памятник не венчал невысокий, засыпаный пожухлыми прошлогодними листьями, поросший сорной травой земляной холмик, лишь почерневший от плесени и потрескавшийся от времени замшелый деревянный крест торчал из рыхлого грунта, так криво, будто сам вот-вот готовился в неё лечь. Старый вяз возвышался над ней словно немой плакальщик.
— Мама!.. — едва слышно прошептал юноша, опускаясь на колени перед этим жалким подобием надгробия. — Я вернулся...
Он с нежностью провёл ладонью по влажной земле — словно это был живой человек... Внезапно налетевший резкий порыв холодного тлетворного ветра всколыхнул его светлые длинные волосы, качнул над его головой ветви старого вяза, зашелестел молодой листвой — будто зашептал о чём-то... и стих, так же внезапно. Юноша поднял голову; его широко открытые глаза глядели куда-то в пустоту...
— Ричард! Милый мой друг... — сорвалось сего губ; голос его звучал хрипло. — Я здесь, я помню о тебе, никогда, никогда не забывал. И не забуду!
Долгий прерывистый вздох вырвался из его груди...
— О!.. Если бы было возможно вернуть тебя к жизни!..
Это считалось бы ритуалом, если бы не шло от сердца — его дань памяти тем, кто быт похоронен здесь, в этой жалкой могиле много лет назад. Каждый раз, возвратившись в свою эпоху, он приходил сюда — и всегда у него возникало чувство, почти уверенность в том, что двое усопших — те, кто так дорог ему, слышат его, возможно, даже пытаются что-то сказать ему... да вот только он не может их услышать.
"Ах, как бы я хотел этого! Если бы ты вновь оказался рядом!.."
"Когда прийдёт время... Когда прийдёт время..."
Юноша вскинулся и прислушался. Казалось, эти слова прошептал ему в самое ухо какой-то незримый, бестелесый дух. Или он просто вспомнил, что говорил ему учитель?.. Или лишь порыв сырого ветра, заблудившись в чреве старого колокола в башне кладбищенской часовни, качнул его,заставив гулко пропеть: "КОГДА ПРИЙДЁТ ВРЕМЯ..."
"Когда прийдёт время... Но когда же? Да и прийдёт ли оно вообще?!.." О как же часто приходилось ему слышать эти самые слова!
...Он медленно брёл по дороге, ведущей в город.
Такое удивительное это было ощущение: каждый шаг словно возвращал его назад в прошлое. Картины, воскресавшие перед его мысленным взором одна за другой, были так живы и ярки! Будто и не было этих десяти лет счастливой, полной захватывающих приключений и новых открытий жизни, не было этих шести лет учёбы в школе магии, медицинского университета, а он снова маленький мальчик, одинокий как перст во всём белом свете...
...Толчок в левое плечо был так неожидан и резок, что, пошатнувшись, он едва устоял, инстинктивно выставив руку и оперевшись о стену какого-то дома.
— Ох... простите, сэр!..
Наваждение исчезло, словно чья-то незримая рука внезапно сдёрнула с глаз призрачную пелену, скрывающую от него окружающую действительность. Молодой странник ошарашено уставился на парня, неожиданно вынырнувшего из какой-то подворотни ему навстречу; тот, в свою очередь, уставился на него с едва ли ни ещё большим изумлением.
— Простите, сэр, - повторил парень извиняющимся тоном, - это у меня нечаянно вышло. Задумался — и, знаете ли...
— Ничего-ничего, — с улыбкой промолвил молодой путник, поглаживая ушибленное плечо. - Всё это - сущая ерунда...
— Но ведь я причинил вам боль! — возразил парень, явно ощущая неловкость. - Вы... вы хорошо себя чувствуете? Вы так бледны!.. — сказал он, наклоняясь и обеспокоенно заглядывая молодому человеку в лицо.
— Нет-нет! — возразил ему тот. - Со мною всё в порядке. Благодарю вас за участие, — добавил он, и, учтиво поклонившись, отправился дальше.
Машинально ответив на поклон, Парень какое-то время глядел ему вслед с рассеянным удивлением, затем, почесав затылок, в задумчивости продолжил свой путь...
Улочка, на которой произошло "столкновение", была, по всей видимости, безымянной — нигде не было указано её название. Дома, высившиеся по обе её стороны, стискивали её между своих обшарпанных, потемневших от времени и сырости стен, придавая ей невольное сходство с узким сумеречным тоннелем с обвалившимся потолком и полом, покрытым широкими грязными лужами. Стоя в одном конце её и глядя в противоположный, можно было бы предположить, что эта мрачная, тихая улочка заканчивается тупиком, однако это был лишь обман зрения. Дойдя до её конца, юноша свернул за угол и, оказавшись на другой, более светлой улице, огляделся по сторонам. Нет, он не сбился с пути. Разьве мог он заблудиться в городе, знакомом ему с детства?!
"Который же теперь час?.." — промелькнуло в его голове.
"Без пятнадцати десять, — немедленно откликнулся тоненький голосок. — Вам следовало бы поторопиться, мессир..."
"О да, благодарю Вас, — ответил молодой путник, быстро шагая вперёд. — Я знаю"
""Я знаю...", — ворчливо передразнил его тоненький голосок. — Понятное дело!"
***
... В тускло освещённой комнатушке небольшого трактира при постоялом дворе, такой маленькой и грязной, что наименование "обеденная зала" наверняка вызвало бы саркастическую улыбку у позднего посетителя, если бы тот был расположен к шуткам в этот вечер, было почти пусто: только трое крепко сложённых простоватых на вид парней в рабочих блузах в угрюмом молчании подкреплялись портером и чёрным хлебом с ветчиной, весьма тучный джентлмен с багровым лицом, блестящей лысиной и пышными рыжими бакенбардами, занимавшийся подкреплением своих сил солидным куском холодной говядины и кружкой портера, соответствующих размеров, да другой, не менее дородный джентлмен, выпив пиво и так и не дождавшись ужина, уснул,откинувшись на жёсткую деревянную спинку стула — из-под газеты, которой он накрылся, доносился его солидный храп. Приостановившись на пороге, молодой путник окинул беглым взглядом зальчик. "Вовремя!" — подумал он с невольной усмешкой и направился к тому из столиков, что стоял в тени, в самом дальнем углу.
— Молодой дже'лмэн что-нибудь желает? — тщательно изобразив учтивый поклон, оведомился лакей — долговязый рыжий увалень лет двадцати пяти на вид, с широким, изрытым оспой лицом, вздёрнутым веснушчатым носом и маленькими, близко посаженными "поросячьими" глазками под воспалёнными веками, "нарисовавшись" рядом.
— Чашечку чёрного кофе, — ответил молодой человек и, поглядев на лакея вупор, добавил: — Без сахара.
Возможно, заказ показался лакею странным — он открыл, было, рот, собираясь, по-видимому, высказать своё к нему отношение, однако с его губ не сорвалось более ни единого звука — он лишь расплылся в "ослепительной" широкой улыбке, демонстрируя желтоватые, криво выросшие зубы, и, кивнув, отправился выполнять заказ.
Молодой человек вздохнул и едва заметно покачал головой. Презрительная мина, возникшая на "дружелюбной" физиономии лакея, лишь тот повернулся к нему спиной, не укрылась от его глаз. От его внутреннего зрения.
"Ваша способность читать чужие мысли причиняет вам немало неприятностей, мессир, — заметил тоненький голосок "менторским" тоном, вновь вклиниваясь в мысли молодого путника. — А вы будто нарочно не желаете от них защищаться!"
"Всё это так, м-р Тик-Так, — откликнулся тот, краем глаза наблюдая за лакеем и полноватой хозяйкой трактира (внешний вид которой так же, как и вид её заведения, не отличался особой опрятностью ) — как та, из-под тишка поглядев на молодого путника, захихикала, когда лакей шепнул ей несколько слов, — но... иногда это играет мне на руку."
"Ваша воля, мессир," - вздохнул тоненький голосок.
Немного помедлив, юноша быстро и осторожно огляделся вокруг, и, убедившись, что никому нет до него дела, украдкой приподнял левый рукав своего дорожного сюртука и, улыбнувшись, с нежностью, едва дотрагиваясь самыми кончиками пальцев, провёл по слегка выпуклому стёклышку циферблата старинных серебрянных часов, охватывающих его запястье браслетом-змеями. И часы тотчас же — будто маленькое, привязанное к хозяину живое существо — откликнулись на ласку: мелкие камешки, украшавшие их, сверкнули, переливаясь разноцвеиными искорками, и потускнели вновь; глаза серебряных змеек вспнули яркими алыми огоньками. Часы были живыми. Они имели длинное вычурное имя, но их хозяин звал их попросту: м-р Тик-Так. Имя молодого человека до сих пор не упоминалось и теперь настал момент сообщить его любезному читателю: Оливер Флеминг. И был он вошебником.
"Полгода пролетели как один миг... — вздохнув, подумал он, отстранённо глядя на дрожащий, колышащийся от сквозняка огонёк сальной свечи, медленно оплывающей в простом подсвечнике; его зыбкий отблеск высвечивал размытый желтоватый овал на грубо отёсаных досках стола, от чего щели между ними казались ещё чернее и шире. — Целые полгода я исправно вёл себя как самый ординарный студент-медик. Полгода без магии... Зато теперь! — усмехнувшись, Оливер покачал головой. — Теперь у меня появится масса возможностей наверстать упущенное! Когда такое было, чтобы наш всемогущий магистрат позволял своим "кадрам" просто так вот отлынивать от работы?! — улыбка, появившаяся на его губах, была саркастической. — Даже если эти самые "кадры" возвращаются домой на каникулы. И совсем не обязательно быть провидцем — наверняка на нашей лондонской квартире меня дожидается какое-нибудь... дельце!"
"Судя по вашим мыслям, мессир Оливер, можно предположить, что благородное ремесло волшебника вам не по душе..." — деликатно вклинился тоненький голосок Часов.
"Напротив, мр. Тик-Так, — возразил молодой маг, — Но полагаю, вы не станете спорить о том, что поручения Магистрата доходят, порой, до абсурда?"
В ответ раздалось лишь какое-то неопрелелённое мычание, сопровождавшееся мыслеобразом нежно-розового облака ввиде зайчика, и Оливер невольно усмехнулся. Да, Часы были с ним солидарны, однако они отчего-то питали страх перед Магистратом и, в отличие от их хозяина, не могли решиться на открытые высказывания — даже мысленно!
Нет, Оливер Флеминг по-настоящему любил свою профессию и всегда относился к работе более чем неформально, считая своим долгом помогать другим, используя своё мастерство. Но теперь он всеми мыслями и душой стремился к тем, кого он сам любил беззаветно, к кому был привязан всем сердцем. Туда, где его ждали. Его семья, которую он обрёл так неожиданно семь лет назад — и которую ему доводилось видеть так редко! Любая непредвиденная задержка в пути была для него досадной...
Неожиданно мысли мага изменили направление: ему вдруг почему-то вспомнился тот парень, с которым он сегодня столкнулся — в буквальном смысле — на одной из улочек этого города. Странно, но его лицо запомнилось Оливеру до мельчайшей чёрточки. Почему?.. Или может в этом был какой-то знак?..
— Ваш кофе, сэр!
От неожиданности волшебник вздрогнул и с некоторым недоумением уставился на стоящую перед ним маленькую чашку, над которой поднимался ароматный дымок, будто он не совсем понимал, каким образом эта чашка очутилась на столе перед ним. Затем вскинул глаза: лакей, уже знакомый читателю, улыбался так широко, что Оливер невольно ощутил оторопь.
— Мистер желает ещё чего нибудь? — осведомился лакей, склняясь и нависая над Оливером Флэмингом точно каланча, готовая вот-вот свалиться на несчастную жертву и, по-видимому, искренне полагая, что тем самым он выражает учтивость к клиенту. — Чего-нибудь горячительного? Для сугреву, э? Или закусить? Перед дальней дорогой? Хозяйка зажарила поросёнка…
— Вы очень любезны, сэр, — ответил Оливер и отрицательно покачал головой. — Благодарю вас, но я не голоден. Не окажете ли вы мне ещё одну услугу и не принесёте ли вы мне свежую газету?
Помедлив, лакей кивнул и удалился. Пододвинув поближе чашечку с горячим кофе, Оливер сделал маленький глоток и невольно зажмурился: дрожь пробрала его с головы до ног.
Вскоре вернувшись, лакей положил перед ним слегка измятый "Таймс"; отступив на шаг, остановился и, оглянувшись назад, быстро кивнул парням в рабочих блузах, шушукавшимся и пересмеевающимся друг с другом. Затем скрстил на груди руки и принялся глазеть на волшебника, будто он был диковенной зверушкой, выставленной в цирковом зверинце для обозрения и потехи. Стоит ли говорить, какие чувства испытывал сам объект такого повышенного внимания?
Ни одна чёрточка на лице Оливера не выдавала его мыслей. С полной невозмутимостью допив кофе и, с лёгким стуком поставив чашечку на блюдце, он вопросительно взглянул на лакея, высоко приподняв светлые брови.
— Что-нибудь не так, дружище? — осведомился Оливер с лёгкой улыбкой.
— Молодой джен'лмэн изволит ехать в Лонодон? — спросил лакей, качнувшись вперед.
— Вы усматриваете в этом что-либо необычное, сэр? — парировал Оливер.
Лакей лишь неопределённо хмыкнул и, развернувшись, отправился за стойку.
Откинувшись на спинку стула, Оливер с шорохом развернул печатные листки. "Ничего нового, — пробегая глазами мелко набранные столбцы, — ничего из ряда вон выходящего... Приходский Совет выпустил новый отчёт о проделанной... гм.. работе. О! Здесь, кажется, что-то интересное: "Выборы бидла!" — Оливер криво усмехнулся. — Мало надежд на то, что это принесёт что-нибудь позитивное. Или это я такой уж прожжённый скептик и пессимист... "Мр. Биггинс, 73-х лет женится! Невеста..." Фу ты, чепуха какая!"
— Как пооживаете, сэр? — вопрос, прозвучавший столь неожиданно, — равно как и появление нового лица за его столом, — заставило Оливера, невольно вздрогнув, опустить газету.
Непрошенным соседом оказался один из рабочих, наблюдающих за Оливером Флэмингом — кряжестый коренастый малый с грубым плохо выбритым лицом и тёмными клочковатыми волосами, напоминающими воронье гнездо. От одежды его — простой холщёвой куртки, накинутой поверх грязной ситцевой рубахи и коротких вельветовых штанов, сильно потёртых на выпирающих местах — несло не меньше, чем от него самого.
— Чем обязан, сударь? - спокойно осведомился волшебник.
— Это нехорошо-о, не-хо-ро-шо-о особняком держаться, мистер! — сообщил ему этот интересный малый, кладя ладонь с коричневыми заскорузлыми пальцами поверх газеты и подаваясь вперёд; от него разило таким сильным перегаром, что Оливер невольно отстранился назад. — Вот! — со стуком поставив на стол весьма вместительную тёмную бутыль, он вперил в волшебника пьяный взгляд налитых кровью глаз. — Выпьем! Эй, хозяйка!.. — обернувщись он, присвиснув, махнул рукой. — Неси сюда кружки!.. Ну?
— А я- то тебя сразу признал! — сообщил парень, снова поворачиваясь к Оливеру фасадом и придвигаясь ещё ближе. — Это ведь ты был тогда. Инспекторишка плюгавый! Ты настучал на брата!
Трактирщица кивнула, однако с места не двинулась.
— Простите, но... — Оливер ощутил некоторую неловкость, — боюсь, вы меня с кем-то путаете. Я...
— Ха! Боится он! А ты знаешь, что моего брата в тюрьму упекли? Жена его от голода умерла, детей их вместе с бабкой сумасшедшей в работный дом упекли! Ты...
Внезапно он умолк, замер неподвижно. Будучи не в силах пошевельнуться, он лишь таращился на Оливера выпученными глазами; капля тягучей слюны вытекла из уголка его рта и скатилась на доски стола.
Как тихо стало в зале — только сейчас Оливер это заметил! Трактирщица и лакей притихли за стойкой, друзья несчастного парня сидели за своим столом, не смея шелохнуться; багроволицый джентлмен замер с кружкой в руке, словно собрался произнести тост, глаза его расширились от испуга. Лишь тучный джентльмен так же храпел на своём стуле, накрывшись газетой.
"Бедняга! — подумал волшебник. — Он меня принял за того, кто принёс горе в его семью. А я... Да, это всё, что я могу для него сделать."
Устремив на парня пронзительный пристальный взгляд своих больших синих глаз, он провёл перед его лицом раскрытой ладонью — будто дымок развеял.
— Ох!.. — простонал парень, медленно распрямляя спину и сонно озираясь вокруг. — Что это?.. Что...со мной?!..
Взгляд его, вновь устремлённый на Оливера, расфокусировался; кое-как он поднялся на ноги, едва не опрокинув стол, и, неуклюже, пошатываясь, двинулся к выходу во двор; вскочив, Оливер, подоспев к нему, подставил ему своё плечо. По пути, споткнувшись, он толкнул ненароком один из столиков — тот, за которым почивал джентлмен, накрытый газетой. В результате остатки эля выплеснулись из стоящей перед ним кружки прямо на добротный дорожный костюм джентлмена, которым он (судя по гневной тираде, исторгнутой им спросонья) весьма дорожил.
Оба друга бедного малого тут же поднялись и вышли следом.
— Эй! — окликнула Оливера хозяйка трактира, высовываясь из-за стойки, когда то вернулся. — С ним всё в порядке?
— Теперь - да, — коротко ответил тот. — Друзья отведут его домой.
"Всё, хватит! — мысленно сказал себе Оливер, вновь усаживаясь в свой укромный угол. — Приключения — это замечательно, однако... Чем меньше буду здесь светиться, тем лучше."
"Вот уж любопытно! — подумал он, вновь принимаясь за свой недопитый кофе. — Оказывается, именно о горячем кофе со сливками я мечтал всю дорогу! А приходится довольствоваться холодным... и без сливок! Какая досада!"
Распахнувшаяся настежь дверь трактира и появление на пороге извозчика, громко и хрипло объявившего во всеуслышание, что "Карета подана!", прервали словоизвержение облитого элем тучного джентлмена, заставив того резко обернуться и вытаращиться на вновь прибывшего.
Возница — крепкий коренастый малый с добродушной красной физиономией — стойко выдержал испепеляющий взгляд пострадавшего джентлмена с полнейшей невозмутимостью и равнодушием, делавшими ему честь, залпом осушил кружку эля, предложенную ему трактирщицей, повернулся и вышел вон. Немногочисленные пассажиры последовали за ним...